Он отказался от приглашения у Шарлотты Пальмгрен, но теперь, в прокаленной солнцем машине, ему все время мерещились запотевшие от холода стаканы с красноватым напитком, которые нес Мате Линдер. Он подумал было, не заехать ли домой что-нибудь выпить, но решил, что для этого время еще раннее и вполне можно обойтись холодной содовой. У Мартина Бека голод чуть приутих, когда он вошел в столовую. Пока еще не веря как следует своему желудку, он заказал омлет с ветчиной, помидоры и минеральную воду. Монссон повторил этот заказ. Усевшись за столиком, они увидели Бенни Скакке, который смотрел в их сторону взглядом отчаявшегося человека. Перед Бенни, спиной к ним, сидел Баклюнд. Он уже отодвинул свою тарелку в сторону и, грозя пальцем, что-то говорил Скакке. Слов не было слышно, но, судя по взгляду Скакке, Баклюнд его за что-то распекал. Бек быстро покончил со своим омлетом и подошел к их столику. Положив руку на плечо Баклюнда, он дружелюбно сказал: - Извини, я заберу у тебя Скакке. Мне с ним нужно кое-что обсудить. Баклюнд, хотя и был раздражен тем, что ему помешали, вряд ли мог возражать. Ведь этого напускающего на себя важность стокгольмца прислали из управления... Скакке поднялся с явным облегчением и последовал за Мартином Бёком. Монссон уже поел, и они втроем направились к выходу, провожаемые оскорбленным взглядом Баклюнда. Они устроились в кабинете Монссона, довольно прохладном и проветренном. Монссон уселся во вращающееся кресло, достал из карандашницы зубочистку и, сунув ее в уголок рта, принялся за бумаги. Бек закурил сигарету, а Бенни, сходив за своим блокнотом, сел рядом с ним и положил блокнот на колени. Мартин Бек заметил надпись на обложке и улыбнулся. Скакйц перехватил его взгляд и, покраснев, быстро прикрыл блокнот. Потом начал докладывать о показаниях новой свидетельницы. - А ты уверен, что ее фамилия Грснгрен? - с сомнением спросил Монссон. Когда Скакке кончил, Мартин Бек сказал: - Займись экипажем катера на подводных крыльях. Если на палубе стоял тот же человек, они, возможно, видели и коробку. Коли она была у него с собой. - Я уже звонид, - сказал Скакке. - У стюардессы, которая его видела, сегодня выходной. Но завтра она будет, и я с ней поговорю. Пришел черед Мартина Бека. Он рассказал им о телефонном разговоре с Мальмом и о приехавшем сюда новом коллеге. - Значит, его зовут Паульссон. Не его ли я видел по телевидению? - спросил Монссон. - Он, кстати, очень напоминает нашего местного парня из безопасности. Мы его называем "Секретчик Перссон", Тоже любит такие костюмы и всякие маскарады. Насчет экспорта сельди дело известное, а вот о сделках с оружием и прочем я никогда не слыхал. - Это и неудивительно, - сказал Бек. - Вряд ли кто хотел, чтобы такие дела имели огласку. Монссон сломал зубочистку и бросил ее в пепельницу. - Верно. Мне тоже так показалось, когда голая вдова рассказала, что в Португалии Пальмгрен ворочал большими делами. - Голая? - в один голос переспросили Бек и Скакке. - Я хотел сказать - веселая вдова. Но она не веселая. И не печальная. Она совершенно равнодушная. - Но голая, - сказал Мартин Бек. Монссон рассказал о визите к вдове Пальмгрена. - А она красивая? - спросил Скакке. - По-моему, нет, - коротко сказал Монссон. Потом, повернувшись к Мартину Беку, спросил: - Ты ничего не будешь иметь против, если я поговорю с этим Линдером? - Нет. Но я бы тоже хотел на него посмотреть. Так что давай им вдвоем займемся. Монссон кивнул. Немного помолчав, сказал: - А почему нет? Но сначала мне бы хотелось побольше узнать о зарубежных делах Пальмгрена. Любыми путями. Мате Линдер, вероятно, в них участия не принимал, ведал скорее всего этой селедочной фирмой. Кстати, а чем занимался датчанин? - Пока не знаю. Мы это выясним. В крайнем случае позвоню Иогансену - он наверняка в курсе дела. Они помолчали. Потом Скакке сказал: - Если стрелял тот же самый парень, который летел из Копенгагена в Стокгольм, то уже ясно, что он швед. И если это убийство по политическим соображениям, то он, значит, был против дел Пальмгрена в Родезии, Анголе, Мозамбике и где-то там еще. А раз так, он должен быть каким-нибудь фанатиком из левых экстремистов. - Ты рассуждаешь как секретчик Перссон, - сказал Монссон. - Тому за каждым углом чудятся фанатики-экстремисты. Но в твоих словах все-таки что-то есть. - По правде говоря, мне пришло это в голову еще до разговора с Мальмом. Поразительная схожесть с покушением по политическим мотивам. И странность с этим модус операнди... Мартин Бек резко оборвал себя, вдруг поняв, что он пользуется терминологией Мальма. Это его страшно разозлило. - Может, так, а может, и нет, - сказал Монссон. - У нас на юге большинство экстремистских группировок сконцентрировано в Лунде. Я всех их знаю, они в большинстве своем чертовски мирно настроены. Сено, понятное дело, это не нравится. - Ничто не указывает, что он здешний, - вставил Скакке. Монссон покачал Головой. - Хорошее знание местности, - сказал он. - Если история с велосипедом правда. - Вот бы нам найти этот велосипед, - с оптимизмом сказал Скакке. Монссон долго смотрел на него. Потом снова покачал головой и добродушно сказал: - Эх, мальчик ты мой, выследить велосипед... В дверь постучали, и в кабинет вошел, не дожидаясь приглашения, Баклюнд. В руках у него были очки, он усердно протирал их платком. - Все заседаете, - раздраженно сказал он. - Может, господа заседатели выяснили, куда девалась гильза? Мы искали повсюду, даже в еде. Я лично переворошил все картофельное пюре. Никакой гильзы просто нет. - Гильза есть, - устало вздохнул Монссон. - Стрелял-то он из револьвера, - в один голос сказали Мартин Бек и Скакке. Баклюнд ошарашанно смотрел на них.
Когда в воскресенье утром Бенни Скакке слезал с велосипеда у причала катеров на подводных крыльях, "Бегун" как раз входил в порт. Он уже опустился на киль ц медленно скользил к пристани. Погода стояла по-прежнему великолепная, и мало кто захотел провести весь путь через Зунд взаперти, сидя в салоне, больше похожем на самолетный. "Бегун" привез всего с десяток пассажиров. Выкарабкавшись из его чрева, они торопливо зашагали по мосткам к морскому вокзалу и скопом бросились к единственному такса, оказавшемуся на стоянке. Скакке ждал у трапа. Минут через пять на палубе показалась светловолосая девушка в форме стюардессы. Он подошел к ней, представился и показал свое удостоверение. - Но ведь я уже рассказывала об этом человеке полиции, - сказала она. - В Копенгагене. - Да, я знаю, - сказал он. - Но мне хотелось задать вам еще несколько вопросов. Вы случайно не заметили, держал ли он что-нибудь в руках? Наморщив лоб и закусив губу, стюардесса неуверенно сказала: - Знаете, вот когда вы спросили, я, кажется, припоминаю... По-моему... Да, по-моему, у него была какая-то коробка, черная, вот такой примерно величины. Она показала руками. - А вы не заметили, в салон он вернулся с коробкой или без нее? И на берег как выходил - с пустыми руками или нет? Она снова задумалась. Потом покачала головой и твердо сказала: - Нет, не могу вспомнить. Не знаю. Я видела только что он держал коробку под мышкой, когда стоял на палубе. - Ну что ж, спасибо. Это очень ценные сведения. После того разговора с полицией в Копенгагене вы ничего нового не припомнили об этом человеке? Она опять отрицательно покачала головой и улыбнулась профессиональной улыбкой. Скакке вернулся на Давидсхальторьет и поднялся в свой кабинет. Собственно говоря, дел у него никаких не было, но время подходило к одиннадцати: пора звонить Монике. Он охотнее звонил ей с работы, чем из дома. Отчасти это объяснялось тем, что он хотел сэкономить, отчасти тем, что хозяйка была излишне любопытна. А он не хотел, чтобы ему мешали, когда он говорит с Моникой. Она тоже была выходная и сидела одна в квартире, которую снимала вместе с подругой по работе. Проговорили почти час, но и что из того? Платить будет полиция, или, вернее, налогоплательщики. Когда Скакке положил трубку, он уже не думал о деле Пальмгрена: его занимали совсем другие мысли.
XI
Мартин Бек и Монссон снова встретились в полиции в понедельник в восемь утра не в лучшем расположении духа. Воскресенье не принесло ничего нового, разве стало еще жарче , и еще безлюднее на улицах, и, когда они сообщили вечерним газетам, что "в расследовании изменений нет", эта пустая и избитая фраза имела под собой все основания. Единственным светлым пятком были расплывчатые сведения, добытые Скакке у стюардессы. Июль - очень неудобный месяц для полицейских дел. Если к тому же стоит хорошая погода, то он неудобен ни для чего. Королевство Швеции закрыто, ничто не работает, и никого не найдешь по той простой причине, что люди уехали за город или за границу. Это касается большинства, от местных профессиональных преступников до работников государственных органов, и полицейские, которых в это время остается относительно мало, занимаются большей частью проверкой иностранцев да пытаются поддержать порядок на автомагистралях. Мартин Бек, к примеру, много бы дал за то, чтобы поговорить со своим бывшим сотрудником Фредериком Меландером, теперь инспектором уголовной полиции в Стокгольме. Тому было сорок девять лет, тридцать из них он прослужил в полиции, и его память надежнее, чем чья-либо, хранила имена, события, ситуации и другие факты, которые ему удалось добыть за все годы. Этот человек никогда ничего не забывал и был одним из тех, кто, может быть, сумел бы посоветовать сейчас что-нибудь дельное. Но Меландера не найдешь, он в отпуске и, как всегда, когда бывает свободен, сидит в своем домишке на острове Вэрмде. Телефона там нет, и никто из его коллеге знает точно, где этот дом находится. Его любимое занятие - заготовка дров, но в этот отпуск он решил заняться строительством нового, двухместного нужника. Кстати говоря, отпуска у Бека и Монссона начались как раз в эту неделю, и мысль о том, что отпуск приходится отодвинуть на неопределенный срок, действовала на нервы. Но, как бы там ни было, в этот понедельник придется провести допрос. Мартин Век позвонил в Стокгольм и после долгих "если" и "но" уговорил Кольберга заняться Хампусом Брубергом и Хеленой Ханссон. - О чем мне их спрашивать-то? - уныло сказал Кольберг. - Сам толком не знаю. - А кто же руководит расследованием? - Я. - И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми! - Нам не хватает мотива преступления. Или, вернее, у нас их слишком много, этих мотивов. Может быть, знание обстановки в пальмгреновском концерне поможет нам за что-то уцепиться? - Ну-ну, - недоверчиво сказал Кольберг. - А эта самая Ханссон, секретарша, она хоть симпатичная? - Говорят. - Ну тогда еще куда ни шло. Пока. Мартин Бек чуть не сказал "жду звонка", но в последнюю минуту сдержался. - Пока, - лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на Монссона и сказал: - Кольберг займется стокгольмским отделением концерна. Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали и пошли на улицу, к автомашине Монссона. Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не менее путь до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и где сейчас распоряжался Мате Линдер, занял не больше десяти минут. Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж нельзя, и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись "ПОЛИЦИЯ". Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной, пол которой был затянут светло-красным ковром, а стены обиты шелком, посредине стоял низкий стол и удобные кресла, на столе - груда журналов, большей частью иностранных, но были "Свенск тидскрифт" и "Векканс афферер", две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами, настольная зажигалка черного дерева и массивная ваза с красными розами. Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица лет двадцати и изучала свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней переговорный аппарат, два телефона, блокнот на металлической дощечке и позолоченное вечное перо. У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье. Чулки с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с серебряной обтяжкой. Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим. Серебряные серьги, белые как мел зубы, длинные приклеенные ресницы над глуповатыми голубыми глазами. "Безупречно сделано, если кому это надо", подумал Мартин Бек. Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем в свой блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте: - Вы из полиции, насколько я понимаю. - Бросила взгляд на свои миниатюрные часики и добавила: - Вы пришли почти на десять минут раньше. Господин Линдер сейчас говорит по телефону. "Господин, - подумал Мартин Бек. - Значит, Мате Линдер уже сделал шаг вперед, туда, где должность называть уже и не нужно". - Он разговаривает с Иоганнесбургом, - сказала девушка. - Как только он закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется? - Бек. - Хорошо, - равнодушно сказала она. Взяла ручку и стала небрежно чертить в своем блокноте. Потом снова посмотрела на них с плохо скрываемым отвращением и, кивнув в сторону стола с розами, хрусталем и сигаретами, сказала:-Курите, пожалуйста. Примерно так говорит зубной врач - сплюньте, пожалуйста. Мартин Бек чувствовал себя скверно в этой обстановке. Он взглянул на Монссона, на котором была мятая рубаха навыпуск, неглаженые брюки и сандалеты. Сам он выглядел ненамного элегантнее, хотя и положил на ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым. Он развалился в кресле, достал из нагрудного кармана зубочистку, за полминуты пролистал "Векканс афферер" и, пожав плечами, бросил журнал на стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами, кончил тем, что вытащил из кармана свою "Флориду", прикусил мундштук и чиркнул спичку. Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку. Бек загасил сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене, в которую был вделан большой аквариум с зеленой искрящейся водой. Он молча стоял, разглядывая пестрых рыбешек, пока жужжащий сигнал переговорочного аппарата не прервал это занятие. - Господин Линдер ждет вас. Сразу отворилась одна из дверей, и темноволосая женщина лет тридцати пяти пригласила их войти. Ее движения были быстрыми и точными, а взгляд пронизывающим. Типичная секретарша большого начальника, подумал Мартин Бек. Вероятно, именно она и делала всю работу, если только какая-то работа здесь была. Монссон тяжело поднялся и лениво двинулся за Мартином Беком через небольшую комнату с письменным столом, электрической пишущей машинкой, шкафом для документов и полками, которые пестрели переплетами. Темноволосая секретарша открыла следующую дверь и молча пропустила их вперед. Бек еще сильнее почувствовал, насколько они с Моиссоном неуклюжи, неприглажены и не вписываются в эту обстановку. Пока Монссон шел к письменному столу, из-за которого с печальной, но все же любезной и учтивой улыбкой поднялся Мате Линдер, Мартин Бек изучал по порядку три разных объекта: вид из окна, кабинет и человека, к которому они пришли. Он успел заметить все самое значительное, пока Монссон вынимал зубочистку изо рта, клал ее в пепельницу и протягивал руку Линдеру. Вид из окна открывался потрясающий. В гавани (вернее, в гаванях, ибо их было несколько) кипела жизнь: сутолока грузовых и пассажирских судов, буксиров, кранов, грузовиков, железнодорожных составов, нагромождения контейнеров. Где-то вдали лежали Эресунн и Дания. Видимость была великолепная, и он заметил по меньшей мере два десятка судов, тянувшихся по морской глади в Копенгаген или идущих оттуда. Эта панорама была лучше, чем вид из его окна в гостинице, хотя и тот был неплохим. Так и хотелось попросить хороший бинокль. На столе Линдера как раз лежал бинокль: морской, цейсовский. Стол поставили так, что Линдер сидел спиной к торцовой, без окон, стене. Всю стену от пола до потолка и из угла до угла занимала гигантская фотография, изображавшая рыболовный траулер во время шторма. Брызги пены, каскады воды, обрушивающиеся на палубу. Вдоль правого борта - люди в зюйдвестках и проолифенных робах, поднимающие трал. Контраст поразительный. Зарабатывать себе на пропитание неимоверным трудом в море или спокойно посиживать в роскошном кабинете и наживать состояние на тяжком труде других. Разница поразительная, как уже сказано, однако вряд ли фотографию здесь выставили умышленно: и цинизм должен иметь свои границы. На противоположной окну стене висели три литографии - Матисс, Шагал, Сальвадор Дали. В кабинете стояли также два кожаных кресла для посетителей и стол для переговоров с шестью стульями палисандрового дерева. По полученным данным, Матсу Линдеру было тридцать лет, и его внешность точно соответствовала его возрасту и положенею. Высокий, подтянутый, хорошо тренированный. Карие глаза, аккуратный пробор, сухощавое лицо с твердым профилем и решительным подбородком. Строгий костюм. Мартин Бек посмотрел на Монссона и почувствовал себя мятым и потным, как никогда. Он назвался и пожал руку Линдеру. Уселись в кожаные кресла. Линдер, поставив локти на стол, поднял руки. Кончики пальцев касались друг друга. - Ну, - сказал он, - вы взяли убийцу? Монссон и Бек одновременно покачали головами. - Чем я могу вам помочь? - У директора Пальмгрена были враги? - спросил Мартин Бек. Глупый и простой вопрос, но с чего-то надо начинать. Линдер тем не менее воспринял его с преувеличенной серьезностью и тщательно обдумывал свой ответ. Наконец сказал: - Когда человек ведет дело такого размаха, он едва ли может обойтись без недругов. - А кто бы конкретно это мог быть? - Слишком многие, - тускло улыбнулся Линдер. - Господа, деловой мир сегодня весьма жесток. Конъюнктура не оставляет места для благотворительности и сантиментов. Очень часто вопрос стоит так: убить или быть убитым. С точки зрения экономической, конечно. Но мы, деловые люди, пользуемся иными методами, чем стрельба друг в друга. Поэтому, я думаю, можно спокойно отложить в сторону теорию, согласно которой некий обиженный конкурент приходит в первоклассный ресторан с пистолетом в руках, чтобы лично, так сказать, подвести итог. Монссон шевельнулся. Казалось, ему в голову пришла какая-то идея, но он ничего не сказал. Бек продолжал спрашивать: - Вы имеете какое-нибудь представление о человеке, который стрелял в вашего шефа? - Я его, собственно говоря, и не видел. Во-первых, я сидел рядом с Викки так мы обычно называли его в узком кругу - и, следовательно, спиной к убийце. Во-вторых, я не сразу понял, что случилось. Я услышал выстрел, он был не слишком громкий и не вызвал у меня тревоги, потом Викки упал ничком на стол, я тут же встал и наклонился над ним. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что он серьезно ранен. Когда я посмотрел по сторонам, стрелявший уже исчез, к нам со всех сторон бежали люди. Впрочем, все -это я уже говорил полиции еще в тот вечер. - Знаю,-сказал Мартин Бек.-Возможно, я выразился не совсем ясно. Я хотел спросить, к какому, на ваш взгляд, типу людей принадлежал этот человек? - Он идиот, - сказал Мате Линдер, ни секунды не колеблясь. - Только душевнобольной способен на такие поступки. - Стало быть, Пальмгрена можно считать случайной жертвой? Линдер задумался. Потом улыбнулся своей тусклой улыбкой: - Это уж полиция должна выяснить. - Насколько я понимаю, Пальмгрен вел дела и за рубежом? - Верно. Круг его интересов был весьма широк. Но здесь, в Мальмё, мы занимаемся тем, с чего когда-то начиналась фирма: экспорт и импорт рыбы, частично консервная промышленность. Фирму основал старый Пальмгрен, отец Викки. С ним я никогда не встречался, слишком молод для этого. Что же касается зарубежных дел концерна, то тут я мало что знаю. Он сделал паузу. - Но весьма вероятно, что теперь мне придется познакомиться с этими делами поближе. - А кто теперь отвечает за деятельность... концерна? - Шарлотта, я полагаю. Она единственная наследница. Ни детей, ни родственников у Пальмгрена нет. Впрочем, это уже дело юристов. Главному адвокату фирмы пришлось срочно прервать свой отпуск. Он приехал в пятницу вечером и вместе со своими помощниками просматривал дела за последние дни. А пока мы работаем, как обычно. . - Рассчитываете ли вы занять место Пальмгрена? - вдруг спросил Монссон. - Нет, - сказал Линдер. - Не рассчитываю. У меня нет ни того опыта, ни тех способностей, которых требует дело такого размаха... Он остановился, а Монссон не стал развивать этой темы дальнейшими вопросами. Бек тоже молчал. Линдер продолжил сам: - Пока меня полностью удовлетворяет мое положение. Могу вас заверить, что и этой работой не так-то просто руководить. - А что, прибыльно это - торговля сельдью? - спросил Мартин Бек. Линдер снисходительно улыбнулся: - Но ведь. мы занимаемся не только сельдью. Во всяком случае, можете не сомневаться: экономическое положение фирмы весьма прочное. Мартин Бек решил начать наступление с другого фланга. - Я полагаю, вы лично знаете всех присутствовавших на ужине? Линдер на мгновение задумался. - Да. Кроме секретарши Бруберга. Не промелькнула ли тень неприязни по его лицу? Бек, чувствуя, что вот-вот что-то обнаружится, продолжал: - Директор Бруберг, кажется, старше вас и по возрасту, и по должности, которую он занимает в концерне? - Да, ему лет сорок пять. - Сорок три, - уточнил Мартин Бек. - А давно он работает на Пальмгрена? - С середины пятидесятых. Лет пятнадцать. Было очевидно, что Линдеру эта тема не по вкусу. - И все же вы находитесь в более привилегированном положении, чем он, не так ли? - Это зависит от того, что считать привилегиями. Хампус Бруберг сидит в Стокгольме, занимается недвижимостью. И акциями тоже. Линдер явно был не в своей тарелке. Надо бить в одну точку. Рано или поздно он проговорится. - Но ведь совершенно ясно, что директор Пальмгрен доверял больше вам, чем Брубергу. И это несмотря на то, что он работал у него пятнадцать лет, а вы только... Да, кстати, а сколько вы здесь работаете? - Почти пять лет, - сказал Мате Линдер. - А Пальмгрен не очень-то полагался на Бруберга? - Наоборот. Слишком полагался, - сказал Линдер и сжал губы, словно хотел взять свои слова обратно и вычеркнуть их из протокола. - А вы считаете Бруберга ненадежным?-быстро спросил Бек. - На этот вопрос я не хочу отвечать. - Бывали ли разногласия между ним и вами? Линдер помолчал. Казалось, он пытается взвесить ситуацию. - Да, - наконец сказал он. - По каким вопросам? - Это уж наше внутреннее дело. - Вы считаете его нелояльным по отношению к концерну? Линдер молчал. Но теперь это уже не имело значения, ибо он в принципе дал ответ на вопрос. - Ладно, нам ведь все равно придется говорить и с Брубергом, - небрежно сказал Бек. Линдер взял тонкую длинную сигару, снял целлофан и осторожно закурил ее. - Я совершенно не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству моего шефа. - Может быть, никакого, - пожал плечами Мартин Бек. - Посмотрим. - У вас есть еще вопросы ко мне? - спросил, затягиваясь, Линдер. - В среду днем у вас было заседание. В этом кабинете? - Нет, в конференц-зале. - О чем шла речь на этом заседании? - Внутренние дела. Я не могу и не хочу рассказывать о том, что там говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен был отключиться от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии. - Делались ли во время докладов выговоры кому-либо? Был ли Пальмгрен чем-нибудь недоволен? Ответ последовал после короткого колебания: - Нет. - Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать? Линдер не отвечал. - Вы, может быть, имеете что-нибудь против того, что мы поговорим с Брубергом? - Наоборот, - пробормотал Линдер. - Извините, я не понял, что вы сказали? - Ничего. - Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, чём Брубергу. - Может быть, - сухо сказал Ландер. - Так или иначе, к убийству это отношения не имеет. - Это мы посмотрим, - сказал Мартин Бек. В глазах Линдера сверкнул огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это. - Ну извините, мы и так уже отняли у вас много драгоценного временя, сказал Мартин Бек. - Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор кончим, тем лучше. И для меня, и для вас. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно и то же. - Что ж, согласен, - сказал Мартин Бек, поднимаясь. - Спасибо, - устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм. И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес: - Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить. - О чем же? - В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен? - Я с ней знаком. - Насколько хорошо? - Это, очевидно, мое личное дело. - Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен? Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного молчания он раздавил сигарету в пепельнице и сказал: - Да. - Б любовных отношениях? - В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно даже полицейскому. - И как долго эти отношения у вас продолжаются? - Два года. - Знал ли о них директор Пальмгрен? - Нет. - А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось? - Не уверен. Шарлотта и я - люди современные, достаточно широко мыслящие и без предрассудков. Виктор Пальмгрен был таким же. Их супружество основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах. - Когда вы ее видели в последний раз? - Шарлотту? Два часа назад. Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой. Посмотрел на нее и спросил: - А как она в постели, ничего? Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал: - Вы в своем уме? Когда садились в машину, Монссон сказал: - Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить правду тогда, когда знает, что на Браках мы его поймаем. Уверен, что Пальмгрену от него была большая польза. - Мате Линдер прошел, как видно, хорошую школу, - заметил Мартин Бек. - Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей.
Когда в воскресенье утром Бенни Скакке слезал с велосипеда у причала катеров на подводных крыльях, "Бегун" как раз входил в порт. Он уже опустился на киль ц медленно скользил к пристани. Погода стояла по-прежнему великолепная, и мало кто захотел провести весь путь через Зунд взаперти, сидя в салоне, больше похожем на самолетный. "Бегун" привез всего с десяток пассажиров. Выкарабкавшись из его чрева, они торопливо зашагали по мосткам к морскому вокзалу и скопом бросились к единственному такса, оказавшемуся на стоянке. Скакке ждал у трапа. Минут через пять на палубе показалась светловолосая девушка в форме стюардессы. Он подошел к ней, представился и показал свое удостоверение. - Но ведь я уже рассказывала об этом человеке полиции, - сказала она. - В Копенгагене. - Да, я знаю, - сказал он. - Но мне хотелось задать вам еще несколько вопросов. Вы случайно не заметили, держал ли он что-нибудь в руках? Наморщив лоб и закусив губу, стюардесса неуверенно сказала: - Знаете, вот когда вы спросили, я, кажется, припоминаю... По-моему... Да, по-моему, у него была какая-то коробка, черная, вот такой примерно величины. Она показала руками. - А вы не заметили, в салон он вернулся с коробкой или без нее? И на берег как выходил - с пустыми руками или нет? Она снова задумалась. Потом покачала головой и твердо сказала: - Нет, не могу вспомнить. Не знаю. Я видела только что он держал коробку под мышкой, когда стоял на палубе. - Ну что ж, спасибо. Это очень ценные сведения. После того разговора с полицией в Копенгагене вы ничего нового не припомнили об этом человеке? Она опять отрицательно покачала головой и улыбнулась профессиональной улыбкой. Скакке вернулся на Давидсхальторьет и поднялся в свой кабинет. Собственно говоря, дел у него никаких не было, но время подходило к одиннадцати: пора звонить Монике. Он охотнее звонил ей с работы, чем из дома. Отчасти это объяснялось тем, что он хотел сэкономить, отчасти тем, что хозяйка была излишне любопытна. А он не хотел, чтобы ему мешали, когда он говорит с Моникой. Она тоже была выходная и сидела одна в квартире, которую снимала вместе с подругой по работе. Проговорили почти час, но и что из того? Платить будет полиция, или, вернее, налогоплательщики. Когда Скакке положил трубку, он уже не думал о деле Пальмгрена: его занимали совсем другие мысли.
XI
Мартин Бек и Монссон снова встретились в полиции в понедельник в восемь утра не в лучшем расположении духа. Воскресенье не принесло ничего нового, разве стало еще жарче , и еще безлюднее на улицах, и, когда они сообщили вечерним газетам, что "в расследовании изменений нет", эта пустая и избитая фраза имела под собой все основания. Единственным светлым пятком были расплывчатые сведения, добытые Скакке у стюардессы. Июль - очень неудобный месяц для полицейских дел. Если к тому же стоит хорошая погода, то он неудобен ни для чего. Королевство Швеции закрыто, ничто не работает, и никого не найдешь по той простой причине, что люди уехали за город или за границу. Это касается большинства, от местных профессиональных преступников до работников государственных органов, и полицейские, которых в это время остается относительно мало, занимаются большей частью проверкой иностранцев да пытаются поддержать порядок на автомагистралях. Мартин Бек, к примеру, много бы дал за то, чтобы поговорить со своим бывшим сотрудником Фредериком Меландером, теперь инспектором уголовной полиции в Стокгольме. Тому было сорок девять лет, тридцать из них он прослужил в полиции, и его память надежнее, чем чья-либо, хранила имена, события, ситуации и другие факты, которые ему удалось добыть за все годы. Этот человек никогда ничего не забывал и был одним из тех, кто, может быть, сумел бы посоветовать сейчас что-нибудь дельное. Но Меландера не найдешь, он в отпуске и, как всегда, когда бывает свободен, сидит в своем домишке на острове Вэрмде. Телефона там нет, и никто из его коллеге знает точно, где этот дом находится. Его любимое занятие - заготовка дров, но в этот отпуск он решил заняться строительством нового, двухместного нужника. Кстати говоря, отпуска у Бека и Монссона начались как раз в эту неделю, и мысль о том, что отпуск приходится отодвинуть на неопределенный срок, действовала на нервы. Но, как бы там ни было, в этот понедельник придется провести допрос. Мартин Век позвонил в Стокгольм и после долгих "если" и "но" уговорил Кольберга заняться Хампусом Брубергом и Хеленой Ханссон. - О чем мне их спрашивать-то? - уныло сказал Кольберг. - Сам толком не знаю. - А кто же руководит расследованием? - Я. - И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми! - Нам не хватает мотива преступления. Или, вернее, у нас их слишком много, этих мотивов. Может быть, знание обстановки в пальмгреновском концерне поможет нам за что-то уцепиться? - Ну-ну, - недоверчиво сказал Кольберг. - А эта самая Ханссон, секретарша, она хоть симпатичная? - Говорят. - Ну тогда еще куда ни шло. Пока. Мартин Бек чуть не сказал "жду звонка", но в последнюю минуту сдержался. - Пока, - лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на Монссона и сказал: - Кольберг займется стокгольмским отделением концерна. Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали и пошли на улицу, к автомашине Монссона. Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не менее путь до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и где сейчас распоряжался Мате Линдер, занял не больше десяти минут. Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж нельзя, и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись "ПОЛИЦИЯ". Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной, пол которой был затянут светло-красным ковром, а стены обиты шелком, посредине стоял низкий стол и удобные кресла, на столе - груда журналов, большей частью иностранных, но были "Свенск тидскрифт" и "Векканс афферер", две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами, настольная зажигалка черного дерева и массивная ваза с красными розами. Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица лет двадцати и изучала свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней переговорный аппарат, два телефона, блокнот на металлической дощечке и позолоченное вечное перо. У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье. Чулки с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с серебряной обтяжкой. Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим. Серебряные серьги, белые как мел зубы, длинные приклеенные ресницы над глуповатыми голубыми глазами. "Безупречно сделано, если кому это надо", подумал Мартин Бек. Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем в свой блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте: - Вы из полиции, насколько я понимаю. - Бросила взгляд на свои миниатюрные часики и добавила: - Вы пришли почти на десять минут раньше. Господин Линдер сейчас говорит по телефону. "Господин, - подумал Мартин Бек. - Значит, Мате Линдер уже сделал шаг вперед, туда, где должность называть уже и не нужно". - Он разговаривает с Иоганнесбургом, - сказала девушка. - Как только он закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется? - Бек. - Хорошо, - равнодушно сказала она. Взяла ручку и стала небрежно чертить в своем блокноте. Потом снова посмотрела на них с плохо скрываемым отвращением и, кивнув в сторону стола с розами, хрусталем и сигаретами, сказала:-Курите, пожалуйста. Примерно так говорит зубной врач - сплюньте, пожалуйста. Мартин Бек чувствовал себя скверно в этой обстановке. Он взглянул на Монссона, на котором была мятая рубаха навыпуск, неглаженые брюки и сандалеты. Сам он выглядел ненамного элегантнее, хотя и положил на ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым. Он развалился в кресле, достал из нагрудного кармана зубочистку, за полминуты пролистал "Векканс афферер" и, пожав плечами, бросил журнал на стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами, кончил тем, что вытащил из кармана свою "Флориду", прикусил мундштук и чиркнул спичку. Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку. Бек загасил сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене, в которую был вделан большой аквариум с зеленой искрящейся водой. Он молча стоял, разглядывая пестрых рыбешек, пока жужжащий сигнал переговорочного аппарата не прервал это занятие. - Господин Линдер ждет вас. Сразу отворилась одна из дверей, и темноволосая женщина лет тридцати пяти пригласила их войти. Ее движения были быстрыми и точными, а взгляд пронизывающим. Типичная секретарша большого начальника, подумал Мартин Бек. Вероятно, именно она и делала всю работу, если только какая-то работа здесь была. Монссон тяжело поднялся и лениво двинулся за Мартином Беком через небольшую комнату с письменным столом, электрической пишущей машинкой, шкафом для документов и полками, которые пестрели переплетами. Темноволосая секретарша открыла следующую дверь и молча пропустила их вперед. Бек еще сильнее почувствовал, насколько они с Моиссоном неуклюжи, неприглажены и не вписываются в эту обстановку. Пока Монссон шел к письменному столу, из-за которого с печальной, но все же любезной и учтивой улыбкой поднялся Мате Линдер, Мартин Бек изучал по порядку три разных объекта: вид из окна, кабинет и человека, к которому они пришли. Он успел заметить все самое значительное, пока Монссон вынимал зубочистку изо рта, клал ее в пепельницу и протягивал руку Линдеру. Вид из окна открывался потрясающий. В гавани (вернее, в гаванях, ибо их было несколько) кипела жизнь: сутолока грузовых и пассажирских судов, буксиров, кранов, грузовиков, железнодорожных составов, нагромождения контейнеров. Где-то вдали лежали Эресунн и Дания. Видимость была великолепная, и он заметил по меньшей мере два десятка судов, тянувшихся по морской глади в Копенгаген или идущих оттуда. Эта панорама была лучше, чем вид из его окна в гостинице, хотя и тот был неплохим. Так и хотелось попросить хороший бинокль. На столе Линдера как раз лежал бинокль: морской, цейсовский. Стол поставили так, что Линдер сидел спиной к торцовой, без окон, стене. Всю стену от пола до потолка и из угла до угла занимала гигантская фотография, изображавшая рыболовный траулер во время шторма. Брызги пены, каскады воды, обрушивающиеся на палубу. Вдоль правого борта - люди в зюйдвестках и проолифенных робах, поднимающие трал. Контраст поразительный. Зарабатывать себе на пропитание неимоверным трудом в море или спокойно посиживать в роскошном кабинете и наживать состояние на тяжком труде других. Разница поразительная, как уже сказано, однако вряд ли фотографию здесь выставили умышленно: и цинизм должен иметь свои границы. На противоположной окну стене висели три литографии - Матисс, Шагал, Сальвадор Дали. В кабинете стояли также два кожаных кресла для посетителей и стол для переговоров с шестью стульями палисандрового дерева. По полученным данным, Матсу Линдеру было тридцать лет, и его внешность точно соответствовала его возрасту и положенею. Высокий, подтянутый, хорошо тренированный. Карие глаза, аккуратный пробор, сухощавое лицо с твердым профилем и решительным подбородком. Строгий костюм. Мартин Бек посмотрел на Монссона и почувствовал себя мятым и потным, как никогда. Он назвался и пожал руку Линдеру. Уселись в кожаные кресла. Линдер, поставив локти на стол, поднял руки. Кончики пальцев касались друг друга. - Ну, - сказал он, - вы взяли убийцу? Монссон и Бек одновременно покачали головами. - Чем я могу вам помочь? - У директора Пальмгрена были враги? - спросил Мартин Бек. Глупый и простой вопрос, но с чего-то надо начинать. Линдер тем не менее воспринял его с преувеличенной серьезностью и тщательно обдумывал свой ответ. Наконец сказал: - Когда человек ведет дело такого размаха, он едва ли может обойтись без недругов. - А кто бы конкретно это мог быть? - Слишком многие, - тускло улыбнулся Линдер. - Господа, деловой мир сегодня весьма жесток. Конъюнктура не оставляет места для благотворительности и сантиментов. Очень часто вопрос стоит так: убить или быть убитым. С точки зрения экономической, конечно. Но мы, деловые люди, пользуемся иными методами, чем стрельба друг в друга. Поэтому, я думаю, можно спокойно отложить в сторону теорию, согласно которой некий обиженный конкурент приходит в первоклассный ресторан с пистолетом в руках, чтобы лично, так сказать, подвести итог. Монссон шевельнулся. Казалось, ему в голову пришла какая-то идея, но он ничего не сказал. Бек продолжал спрашивать: - Вы имеете какое-нибудь представление о человеке, который стрелял в вашего шефа? - Я его, собственно говоря, и не видел. Во-первых, я сидел рядом с Викки так мы обычно называли его в узком кругу - и, следовательно, спиной к убийце. Во-вторых, я не сразу понял, что случилось. Я услышал выстрел, он был не слишком громкий и не вызвал у меня тревоги, потом Викки упал ничком на стол, я тут же встал и наклонился над ним. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что он серьезно ранен. Когда я посмотрел по сторонам, стрелявший уже исчез, к нам со всех сторон бежали люди. Впрочем, все -это я уже говорил полиции еще в тот вечер. - Знаю,-сказал Мартин Бек.-Возможно, я выразился не совсем ясно. Я хотел спросить, к какому, на ваш взгляд, типу людей принадлежал этот человек? - Он идиот, - сказал Мате Линдер, ни секунды не колеблясь. - Только душевнобольной способен на такие поступки. - Стало быть, Пальмгрена можно считать случайной жертвой? Линдер задумался. Потом улыбнулся своей тусклой улыбкой: - Это уж полиция должна выяснить. - Насколько я понимаю, Пальмгрен вел дела и за рубежом? - Верно. Круг его интересов был весьма широк. Но здесь, в Мальмё, мы занимаемся тем, с чего когда-то начиналась фирма: экспорт и импорт рыбы, частично консервная промышленность. Фирму основал старый Пальмгрен, отец Викки. С ним я никогда не встречался, слишком молод для этого. Что же касается зарубежных дел концерна, то тут я мало что знаю. Он сделал паузу. - Но весьма вероятно, что теперь мне придется познакомиться с этими делами поближе. - А кто теперь отвечает за деятельность... концерна? - Шарлотта, я полагаю. Она единственная наследница. Ни детей, ни родственников у Пальмгрена нет. Впрочем, это уже дело юристов. Главному адвокату фирмы пришлось срочно прервать свой отпуск. Он приехал в пятницу вечером и вместе со своими помощниками просматривал дела за последние дни. А пока мы работаем, как обычно. . - Рассчитываете ли вы занять место Пальмгрена? - вдруг спросил Монссон. - Нет, - сказал Линдер. - Не рассчитываю. У меня нет ни того опыта, ни тех способностей, которых требует дело такого размаха... Он остановился, а Монссон не стал развивать этой темы дальнейшими вопросами. Бек тоже молчал. Линдер продолжил сам: - Пока меня полностью удовлетворяет мое положение. Могу вас заверить, что и этой работой не так-то просто руководить. - А что, прибыльно это - торговля сельдью? - спросил Мартин Бек. Линдер снисходительно улыбнулся: - Но ведь. мы занимаемся не только сельдью. Во всяком случае, можете не сомневаться: экономическое положение фирмы весьма прочное. Мартин Бек решил начать наступление с другого фланга. - Я полагаю, вы лично знаете всех присутствовавших на ужине? Линдер на мгновение задумался. - Да. Кроме секретарши Бруберга. Не промелькнула ли тень неприязни по его лицу? Бек, чувствуя, что вот-вот что-то обнаружится, продолжал: - Директор Бруберг, кажется, старше вас и по возрасту, и по должности, которую он занимает в концерне? - Да, ему лет сорок пять. - Сорок три, - уточнил Мартин Бек. - А давно он работает на Пальмгрена? - С середины пятидесятых. Лет пятнадцать. Было очевидно, что Линдеру эта тема не по вкусу. - И все же вы находитесь в более привилегированном положении, чем он, не так ли? - Это зависит от того, что считать привилегиями. Хампус Бруберг сидит в Стокгольме, занимается недвижимостью. И акциями тоже. Линдер явно был не в своей тарелке. Надо бить в одну точку. Рано или поздно он проговорится. - Но ведь совершенно ясно, что директор Пальмгрен доверял больше вам, чем Брубергу. И это несмотря на то, что он работал у него пятнадцать лет, а вы только... Да, кстати, а сколько вы здесь работаете? - Почти пять лет, - сказал Мате Линдер. - А Пальмгрен не очень-то полагался на Бруберга? - Наоборот. Слишком полагался, - сказал Линдер и сжал губы, словно хотел взять свои слова обратно и вычеркнуть их из протокола. - А вы считаете Бруберга ненадежным?-быстро спросил Бек. - На этот вопрос я не хочу отвечать. - Бывали ли разногласия между ним и вами? Линдер помолчал. Казалось, он пытается взвесить ситуацию. - Да, - наконец сказал он. - По каким вопросам? - Это уж наше внутреннее дело. - Вы считаете его нелояльным по отношению к концерну? Линдер молчал. Но теперь это уже не имело значения, ибо он в принципе дал ответ на вопрос. - Ладно, нам ведь все равно придется говорить и с Брубергом, - небрежно сказал Бек. Линдер взял тонкую длинную сигару, снял целлофан и осторожно закурил ее. - Я совершенно не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству моего шефа. - Может быть, никакого, - пожал плечами Мартин Бек. - Посмотрим. - У вас есть еще вопросы ко мне? - спросил, затягиваясь, Линдер. - В среду днем у вас было заседание. В этом кабинете? - Нет, в конференц-зале. - О чем шла речь на этом заседании? - Внутренние дела. Я не могу и не хочу рассказывать о том, что там говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен был отключиться от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии. - Делались ли во время докладов выговоры кому-либо? Был ли Пальмгрен чем-нибудь недоволен? Ответ последовал после короткого колебания: - Нет. - Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать? Линдер не отвечал. - Вы, может быть, имеете что-нибудь против того, что мы поговорим с Брубергом? - Наоборот, - пробормотал Линдер. - Извините, я не понял, что вы сказали? - Ничего. - Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, чём Брубергу. - Может быть, - сухо сказал Ландер. - Так или иначе, к убийству это отношения не имеет. - Это мы посмотрим, - сказал Мартин Бек. В глазах Линдера сверкнул огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это. - Ну извините, мы и так уже отняли у вас много драгоценного временя, сказал Мартин Бек. - Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор кончим, тем лучше. И для меня, и для вас. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно и то же. - Что ж, согласен, - сказал Мартин Бек, поднимаясь. - Спасибо, - устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм. И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес: - Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить. - О чем же? - В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен? - Я с ней знаком. - Насколько хорошо? - Это, очевидно, мое личное дело. - Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен? Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного молчания он раздавил сигарету в пепельнице и сказал: - Да. - Б любовных отношениях? - В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно даже полицейскому. - И как долго эти отношения у вас продолжаются? - Два года. - Знал ли о них директор Пальмгрен? - Нет. - А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось? - Не уверен. Шарлотта и я - люди современные, достаточно широко мыслящие и без предрассудков. Виктор Пальмгрен был таким же. Их супружество основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах. - Когда вы ее видели в последний раз? - Шарлотту? Два часа назад. Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой. Посмотрел на нее и спросил: - А как она в постели, ничего? Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал: - Вы в своем уме? Когда садились в машину, Монссон сказал: - Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить правду тогда, когда знает, что на Браках мы его поймаем. Уверен, что Пальмгрену от него была большая польза. - Мате Линдер прошел, как видно, хорошую школу, - заметил Мартин Бек. - Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей.