— Да.
   На этом пресс-конференция закончилась.

IX

   Прошла минута, прежде чем все заметили, что пришел Рённ со списком. Мартин Бек, Колльберг, Меландер и Гюнвальд Ларссон склонились над столом, заваленным фотоснимками, сделанными на месте происшествия, когда между ними внезапно протиснулся Рённ и сказал:
   — Ну, в общем, список уже готов.
   Рённ родился и вырос в Арьеплуге и, несмотря на то, что уже двадцать лет жил в Стокгольме, говорил на норландском диалекте.[4] Он положил лист бумаги на стол, сделал шаг назад и сел.
   — Не пугай людей, — сказал Колльберг.
   В кабинете так долго было тихо, что он вздрогнул при звуке голоса Рённа.
   — Ну-ну, поглядим, — нетерпеливо сказал Гюнвальд Ларссон и взял список. С минуту он его разглядывал, потом вернул Рённу. — Впервые вижу такой бисерный почерк. А сам-то ты можешь это прочесть? Надеюсь, ты отдал его напечатать?
   — Да. Отдал. Через пару минут получите копии.
   — Ладно, — сказал Колльберг. — В таком случае мы послушаем тебя.
   Рённ вынул очки, откашлялся и еще раз просмотрел свои записи.
   — Из восьми убитых четверо жили недалеко от конечной остановки; тот, который остался в живых, — тоже.
   — Давай по порядку, — сказал Мартин Бек.
   — Ну, начнем с водителя. Две пули попали ему в шею и одна в затылок, он умер, вероятнее всего, мгновенно.
   Мартину Беку не нужно было смотреть на фотографию, которую Рённ вытащил из кипы снимков, лежащих на столе. Он слишком хорошо помнил, как выглядел мужчина в кабине водителя.
   Водителя звали Густав Бенгтсон. Сорок восемь лет, женат, двое детей, жил на Инедальсгатан, дом № 5. Семье сообщили. Это был его последний рейс в тот день. Высадив пассажиров на конечной остановке, он должен был поставить автобус в парк на Линдхагенсгатан. Касса цела, в бумажнике у него было сто двадцать крон. — Рённ посмотрел поверх очков на остальных. — Это пока все, что о нем известно.
   — Дальше, — сказал Меландер.
   — Следующий по порядку согласно схеме Оке Стенстрём. Пять выстрелов в спину. Один в правую руку сбоку, возможно, рикошет. Ему было двадцать девять лег, он жил…
   Гюнвальд Ларссон перебил Рённа:
   — Это можешь опустить, мы знаем, где он жил.
   — Я этого не знал, — возразил Рённ.
   — Дальше, — сказал Меландер.
   Рённ снова откашлялся.
   — Он жил на Черховсгатан с невестой…
   Гюнвальд Ларссон снова его перебил:
   — Они не были обручены. Я недавно спрашивал у него.
   Мартин Бек раздраженно посмотрел на Ларссона и кивнул Рённу, чтобы тот продолжал.
   — С Осой Турелль, двадцати четырех лет, служащей туристического бюро.
   Он взглянул на Ларссона и добавил:
   — Они жили в грехе. Не знаю, сообщили ей уже или нет.
   Меландер вынул трубку изо рта и сказал:
   — Ей сообщили.
   Ни один из сидящих за столом мужчин не посмотрел на фотографию, на которой было изображено изрешеченное пулями тело Стенстрёма. Они уже видели его, и одного раза им вполне хватило.
   — В правой руке он держал служебный пистолет. Пистолет был снят с предохранителя, но Стенстрём ни разу из него не выстрелил. В кармане у него лежал бумажник, в котором были тридцать семь крон, удостоверение, фотография Осы Турелль, письмо от матери и несколько квитанций. Кроме того, в карманах у него находились водительские права, записная книжка, шариковая ручка и колечко с ключами. Нам все это пришлют, как только эксперты в лаборатории закончат работу. Можно переходить к следующему?
   — Давай, — сказал Колльберг.
   — Рядом со Стенстрёмом сидела Бритт Даниельсон. Двадцать восемь лет, не замужем, работала в Саббатсберге. Была квалифицированной медсестрой.
   — Интересно, были ли они вместе, — сказал Гюнвальд Ларссон. — У него могли быть кое-какие делишки на стороне.
   Рённ неодобрительно посмотрел на него.
   — Нужно будет проверить, — заметил Колльберг.
   — Она снимала квартиру на Карлбергсвеген, 27, вместе с еще одной медсестрой из Саббатсберга. По словам ее сожительницы, которую зовут Моника Гранхольм. Бритт Даниельсон возвращалась из больницы. В нее выстрелили только один раз. Пуля попала в висок. В нее единственную в автобусе выстрелили только один раз. В сумочке у нее обнаружили всякую мелочь, всего тридцать восемь предметов. Перечислить?
   — Да на черта это надо, — сказал Гюнвальд Ларссон.
   — Под четвертым номером в списке и на схеме значится Альфонс Шверин, тот, который остался в живых. Он лежал навзничь на полу между сидений в задней части автобуса. Вы уже знаете, какие он получил ранения. Выстрел в живот и пуля в области сердца. Вам уже известно, что он одинокий. Адрес: Норра-Сташенсгатан, 117. Ему сорок три года, работает в фирме, занимающейся ремонтом улиц. Кстати, как он?
   — По-прежнему без сознания. Врачи говорят, что шансы на то, что он придет в сознание, минимальны. Но даже в этом случае неизвестно, сможет ли он говорить и вспомнит ли что-нибудь.
   — Ранение в живот мешает говорить? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — Шок, — ответил Мартин Бек.
   Он встал со стула и потянулся. Потом закурил и подошел к схеме.
   — Ну, а тот, в углу, — сказал он, — номер пять? Он показал на правый задний угол автобуса. Рённ заглянул в свои записи.
   — В него попало восемь пуль. В грудь и живот. Это араб, его зовут Мохаммед Бусси. Гражданин Алжира, тридцать шесть лет, родственников в Швеции нет. Жил в пансионате на Норра-Сташенсгатан. Работал в «Зигзаге», ресторане на Васагатан; вероятнее всего, возвращался оттуда. Пока что больше о нем ничего сказать нельзя.
   — Араб, — произнес Гюнвальд Ларссон. — Кажется, это у них имеют привычку по любому поводу поднимать стрельбу?
   — Твоя осведомленность в политике нас просто поражает, — сказал Колльберг. — Тебе нужно попросить, чтобы тебя перевели в ОБ.
   — Правильное название: отдел безопасности управления полиции, — пояснил Ларссон.
   Рённ встал, порылся в кипе фотографии, вытащил оттуда несколько штук и положил их отдельно, одну возле другой.
   — Этого парня мы не смогли идентифицировать, — сказал он. — Номер шесть. Он сидел возле средней двери. В него попало шесть пуль. В карманах у него были спички, пачка сигарет, автобусный билет и одна тысяча восемьсот двадцать пять крон в мелких банкнотах. Больше о нем ничего не известно.
   — Много денег, — заявил Ларссон.
   Склонившись над столом, они рассматривали фотографии неизвестного. Он сполз с сиденья и полулежал на спинке, рука у него свисала, а левая нога была вытянута в проход. Его плащ спереди был пропитан кровью. Лица у него не было.
   — Ах ты черт, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Кто же это может быть? Да его бы родная мать не узнала.
   Мартин Бек продолжил изучать схему, висящую на стене. Он поднял руку к лицу и сказал:
   — Я размышляю над тем, не было ли их двое.
   Все уставились на него.
   — Кого двое? — спросил Гюнвальд Ларссон.
   — Тех, которые стреляли. Обратите внимание, как спокойно все сидят на своих местах, кроме того, который остался жив, но ведь упасть на пол он мог уже позднее.
   — Двое сумасшедших сразу? — недоверчиво спросил Гюнвальд Ларссон.
   Колльберг подошел к Мартину Беку.
   — Ты хочешь сказать, что если бы стрелял один, то кто-нибудь успел бы среагировать? Возможно, ты и прав. Но ведь он их словно косой скосил. Это произошло очень быстро, а если учесть, что их застигли врасплох…
   — Может, пойдем дальше по списку? Так или иначе мы скоро узнаем, сколько было орудий убийства, одно или два.
   — Да, конечно, — согласился Мартин Бек. — Продолжай, Эйнар.
   — Под седьмым номером значится Юхан Кельстрём. Слесарь. Он сидел рядом с тем, которого не смогли идентифицировать. Пятьдесят два года, женат, жил на Карлбергсвеген, 8. По словам его жены, он возвращался из мастерской на Сибюлегатан, работал посменно. Образ жизни вел размеренный, без всяких неожиданностей.
   — Если не считать того, что кто-то нашпиговал ему живот свинцом, когда он возвращался с работы, — заметил Гюнвальд Ларссон.
   — У окна возле средней двери сидел номер восьмой, Гёста Асарсон. Сорок два года. Полголовы у него снесено. Жил на Тегнергатан, 40, где также находится офис торговой фирмы, которой он руководил совместно с братом. Его жена не знает, почему он ехал в этом автобусе. Она сказала, что муж должен был находиться на Нарвавеген, на собрании какого-то общества.
   — Ага, — сказал Гюнвальд Ларссон, — решил съездить налево.
   — Да, определенные следы указывают на это. В портфеле у него была бутылка виски «Джонни Уокер — Блэк Лейбл».
   — Ничего себе, — сказал Колльберг, который был эпикурейцем.
   — Кроме того, он хорошенько запасся презервативами, — добавил Рённ. — У него их было семь штук во внутреннем кармане. В карманах у него также обнаружили чековую книжку и более восьмисот крон наличными.
   — Почему именно семь? — задумался Гюнвальд Ларссон.
   Дверь открылась, и в кабинет заглянул Эк.
   — Хаммар просит, чтобы вы все через пятнадцать минут явились к нему на совещание. Точнее говоря, без четверти одиннадцать.
   Он исчез.
   — Ладно, поехали дальше, — сказал Мартин Бек. — Так на ком мы остановились?
   — На том, у которого было семь презервативов, — напомнил Ларссон.
   — Еще что-нибудь можешь о нем сказать? — спросил Мартин Бек.
   Рённ заглянул в свой исписанный листок.
   — Да вроде бы нет.
   — Тогда давай дальше, — сказал Мартин Бек, садясь за письменный стол Гюнвальда Ларссона.
   — Впереди Асарсона сидела фру Хилдур Юхансон, номер девятый. Шестьдесят восемь лет, вдова, жила на Норра-Сташенсгатан, 119. Выстрел в спину, вторая пуля прошла навылет через шею. Она возвращалась от своей замужней дочери, проживающей на Вестмангатан; туда она поехала, чтобы присмотреть за детьми.
   Рённ сложил список вчетверо и положил его в карман.
   — Это все, — сказал он.
   Гюнвальд Ларссон вздохнул и разложил фотографии на девять аккуратных кучек.
   Меландер положил трубку, что-то пробурчал и вышел в туалет.
   Колльберг, раскачиваясь на стуле, сказал:
   — Ну, и что же из всего этого следует? То, что однажды, в ничем не примечательный вечер в самом обычном автобусе девять самых обыкновенных человек без какой бы то ни было причины были убиты выстрелами из автомата. Не считая того парня, которого не удалось идентифицировать, я не могу заметить ничего необычного в ком-либо из них.
   — Я не согласен с тобой, — сказал Мартин Бек. — А Стенстрём? Что он делал в том автобусе?
   Никто ему не ответил.
   Часом позже этот же вопрос Хаммар задал Мартину Беку.
   Хаммар собрал специальную группу, которая с этой минуты должна была заниматься только убийством в автобусе. Группа состояла из семнадцати опытных специалистов криминальной полиции под началом Хаммара. В руководство входили также Мартин Бек и Колльберг.
   Они обсудили все известные факты, попытались проанализировать ситуацию и обменялись мнениями. Когда совещание закончилось и все, кроме Мартина Бека и Колльберга, вышли из кабинета, Хаммар спросил:
   — Что Стенстрём делал в том автобусе?
   — Неизвестно, — ответил Мартин Бек.
   — Нисколько я понял, никто не знает даже, чем он занимался в последнее время. Может быть, кому-нибудь из вас это известно?
   Колльберг развел руки в стороны и пожал плечами.
   — Не имею понятия, — сказал он. — У него был свой план работы, наверное, ничего особенного.
   — В последнее время у нас было мало работы, — сказал Мартин Бек. — Он часто брал отгулы, потому что раньше ему приходилось много работать сверхурочно, так что тут все в порядке.
   Хаммар забарабанил пальцами по столу. Он несколько секунд о чем-то размышлял, потом сказал:
   — Кто сообщил его невесте?
   — Меландер, — ответил Колльберг.
   — Вам следует как можно быстрее поговорить с ней. Вероятнее всего, она должна была знать, зачем он вышел из дому. — Он замолчал и добавил: — Если, конечно, это… — Он снова замолчал.
   — Если что? — спросил Мартин Бек.
   — Ты хотел сказать, если конечно, это не связано с той медсестрой из автобуса? — произнес Колльберг.
   Хаммар ничего не ответил.
   — Или если он не вышел из дому по какому-нибудь другому делу в том же духе, — добавил Колльберг.
   Хаммар кивнул.
   — Выясните это.

X

   Перед зданием Главного управления полиции на Кунгсхольмене стояли два человека, которые наверняка предпочли бы находиться в каком-нибудь другом месте. Эти два человека были в форменных фуражках, кожаных куртках с блестящими пуговицами, в портупеях, с пистолетами и резиновыми дубинками на поясе. Звали их Кристианссон и Квант.
   Элегантно одетая пожилая дама подошла к ним и спросила:
   — Извините, вы не скажете, как пройти на Йернегатан?
   — Не знаю, — ответил Квант. — Спросите у полицейского. Вон он стоит.
   Дама в изумлении уставилась на него.
   — Мы тут не совсем у себя, — попытался смягчить впечатление Кристианссон.
   Женщина продолжала смотреть им вслед, когда они поднимались по ступенькам к входной двери.
   — Как ты думаешь, чего им нужно от нас? — испуганно спросил Кристианссон.
   — Конечно, они хотят, чтобы мы дали показания, — сказал Квант. — Ведь это мы сделали то открытие.
   — Это правда, — согласился Кристианссон. — В самом деле, так оно и было, но…
   — Никаких «но». Заходит в лифт.
   На втором этаже они встретили Колльберга. У него был угрюмый вид, и он рассеянно кивнул им. Потом открыл какую-то дверь и сказал:
   — Гюнвальд, пришли те двое из Сольны.
   — Скажи им, чтобы они подождали, — донесся голос изнутри.
   — Подождите, — сказал Колльберг и ушел по своим делам.
   После десяти минут ожидания Квант пошевелился и сказал:
   — Что они себе позволяют, черт возьми! Ведь у нас сегодня выходной. Я обещал Сив присмотреть за детьми, потому что ей нужно сходить к доктору.
   — Да, ты уже это говорил, — буркнул Кристианссон, который прямо на глазах падал духом.
   — Она говорит, что у нее какое-то странное ощущение в…
   — Да, это ты тоже уже говорил.
   — Она снова разозлится, — сказал Квант. — С ней трудно сладить. Она начинает ужасно выглядеть. У твоей Керстин задница тоже так раздалась?
   Кристианссон не ответил.
   Керстин была его женой, и он не любил говорить о ней.
   Квант не проявлял понимания в этом деле.
   Через пять минут Гюнвальд Ларссон открыл дверь и лаконично пригласил их:
   — Входите.
   Они вошли и сели. Гюнвальд Ларссон критически оглядел полицейских и сказал:
   — Прошу садиться.
   — Мы ведь уже сидим, — тупо сказал Кристианссон.
   Квант остановил его нетерпеливым жестом. Он уже понял, что впереди их ожидают неприятности.
   Гюнвальд Ларссон минуту стоял молча. Наконец он занял место за письменным столом, тяжело вздохнул и спросил:
   — Вы давно служите в полиции?
   — Восемь лет, — ответил Квант.
   Гюнвальд Ларссон взял в руку лист бумаги и принялся его изучать.
   — Читать вы умеете? — поинтересовался он.
   — Конечно, — ответил Кристианссон, прежде чем Квант успел его придержать.
   — В таком случае, прочтите это, — сказал Гюнвальд Ларссон и подвинул лист бумаги в их сторону. — Вы понимаете, что здесь написано, или я должен вам объяснить?
   Кристианссон покачал головой.
   — Охотно вам объясню, — заверил Гюнвальд Ларссон. — Это рапорт о результатах предварительного осмотра места преступления. Из него следует, что два человека, у которых сорок шестой размер обуви, оставили в том чертовом автобусе около ста отпечатков подошв как наверху, так и внизу. Как по-вашему, кто были эти люди?
   Ответа не было.
   — Для того, чтобы вам стало понятнее, добавлю, что минуту назад я беседовал с экспертом из лаборатории и он сказал, что место преступления выглядело так, словно там несколько часов носился табун жеребцов. Эксперт считает абсолютно невероятным, чтобы группа человеческих существ, причем группа, состоящая всего лишь из двух индивидуумов, могла уничтожить почти все следы так основательно и за такой короткий срок.
   Квант уже начинал терять терпение. Он с упрямством и злостью смотрел на человека, сидящего за письменным столом.
   — Разница лишь в том, что жеребцы и другие животные не бывают вооружены, — спокойно продолжил Гюнвальд Ларссон. — Тем не менее кто-то стрелял в автобусе из «вальтера» калибра 7,65. Точнее говоря, стрелял вверх, с передней лесенки. Пуля срикошетировала от крыши и застряла в кожаном сиденье одного из мест на первом этаже. Как вам кажется, кто бы это мог стрелять?
   — Мы, — сказал Кристианссон. — Вернее, это я стрелял.
   — Что вы говорите? В самом деле? И в кого же вы стреляли?
   Кристианссон с растерянным видом почесал затылок.
   — Ни в кого, — сказал он.
   — Это был предупредительный выстрел, — объяснил Квант.
   — И кому же он предназначался?
   — Мы полагали, что убийца, возможно, еще в автобусе и прячется наверху, — произнес Кристианссон.
   — Ну и как, он там был?
   — Нет, — ответил Квант.
   — А откуда вам это известно? Что вы сделали после этой канонады?
   — Поднялись наверх и посмотрели, — объяснил Кристианссон.
   — Там никого не было, — дополнил Квант.
   Гюнвальд Ларссон примерно полминуты испытующе смотрел на них, потом грохнул кулаком по столу и заорал:
   — Поднялись наверх! Оба! Черт бы вас побрал, какая безнадежная тупость!
   — Мы поднялись с противоположных сторон, — попытался оправдаться Квант. — Я сзади, а Калле по передней лесенке.
   — Так, чтобы тот, кто был наверху, не смог убежать, — поддержал его Кристианссон.
   — Да ведь там никого не было, черт возьми! Вам удалось только одно — уничтожить все следы во всем автобусе! Я уж не говорю о том, что вы наделали снаружи. И зачем вы болтались возле трупов? Чтобы натоптать там еще больше грязи?
   — Чтобы проверить, может, кто-то еще был жив, — сказал Кристианссон, при этом он побледнел и громко сглотнул.
   — Только не вздумай снова блевать, Калле, — обеспокоено предупредил его Квант.
   Дверь открылась, и вошел Мартин Бек. Кристианссон сразу же встал, Квант через несколько секунд последовал его примеру. Мартин Бек кивнул им и вопросительно посмотрел на Ларссона.
   — Это ты так кричишь? Думаю, вряд ли стоит ругать этих ребят.
   — Ничего подобного, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Еще как стоит.
   — Почему?
   — Потому что эти два идиота… — Он осекся и попытался подобрать другие слова. — Эти двое наших коллег являются единственными свидетелями. Слышите, что я говорю! В котором часу вы прибыли на место преступления?
   — В тринадцать минут двенадцатого. Я проверил время по хронометру.
   — Если говорить обо мне, — сказал Гюнвальд Ларссон, — то я сидел на том же месте, что и сейчас. Мне сообщили в восемнадцать минут двенадцатого. Пусть манипуляции с рацией заняли у вас полминуты, а центральному пульту связи понадобилось еще пятнадцать секунд, чтобы позвонить мне. Остается еще более четырех минут. Что вы делали все это время?
   — Ну, как бы это сказать… — начал Квант.
   — Вы метались, как угорелые, растаптывали кровь и мозговое вещество, передвигали трупы и вовсе не спешили сообщать о случившемся.
   — Действительно, вы поступили не совсем верно… — начал Мартин Бек, но Гюнвальд Ларссон сразу же перебил его:
   — Подожди, еще не все. Хотя эти четыре минуты они потратили на то, чтобы уничтожить все следы на месте преступления, нужно признать, что прибыли они туда действительно в тринадцать минут двенадцатого. Однако поехали они туда не по собственной инициативе: им сообщил о происшествии человек, который обнаружил автобус. Так это было?
   — Да, — ответил Квант.
   — Это был мужчина с собакой, — добавил Кристианссон.
   — Вот именно! Им сообщил о происшествии человек, фамилии которого они не знают, потому что не позаботились о том, чтобы спросить, как его зовут, и наверняка мы не смогли бы установить его личность. К счастью, этот человек оказался настолько любезен, что сам явился к нам. В котором часу вы увидели человека с собакой?
   — Ну, как бы это сказать… — ответил Квант.
   — Приблизительно за две минуты до того, как подъехали к автобусу, — уставившись на свои ботинки, сказал Кристианссон.
   — Вот именно! Потому что, по его словам, вы по меньшей мере минуту сидели в машине и тратили время на бесполезную болтовню. О собаках и еще кое о чем. Я прав?
   — Ага, — буркнул Кристианссон.
   — Когда вам сообщили о происшествии, было приблизительно десять-одиннадцать минут двенадцатого. На каком расстоянии от автобуса остановил вас тот человек?
   — На расстоянии около трехсот метров, — ответил Квант.
   — Верно, — подтвердил Гюнвальд Ларссон. — А поскольку тому человеку было семьдесят лет и он тащил за собой больную собаку…
   — Больную? — удивился Квант.
   — Вот именно. У того песика был поврежден позвоночник, и задние лапы почти не двигались.
   — Наконец я начинаю понимать, куда ты клонишь, — сказал Мартин Бек.
   — Ну да! Я попросил сегодня того старика снова пробежать там. Вместе со псом. Он проделал это трижды, потом пес совсем выбился из сил.
   — Это издевательство над животным, — возмущенно сказал Квант.
   Мартин Бек с любопытством и изумлением посмотрел на него.
   — В любом случае старик с собакой никак не мог пробежать это расстояние быстрее, чем за три минуты. Значит, он должен был заметить неподвижный автобус самое позднее в семь минут двенадцатого, а нам известно наверняка, что бойня была устроена тремя-четырьмя минутами раньше.
   — Откуда вам это известно? — одновременно спросили Квант и Кристианссон.
   — А вам зачем знать? — отрезал Гюнвальд Ларссон.
   — Часы Стенстрёма, — объяснил Мартин Бек. — Одна из пуль пробила ему грудную клетку и застряла в запястье. Она разбила корпус часов «Омега», которые были у него на руке. Экспертиза установила, что часы остановились именно в тот момент. В три минуты и тридцать семь секунд двенадцатого.
   Гюнвальд Ларссон неодобрительно посмотрел на Мартина Бека.
   — Мы знаем, что Стенстрём был очень аккуратным человеком, — с грустью сказал Мартин Бек. — Что же касается времени, то, как говорят часовщики, он был настоящим маньяком. Это значит, что его часы показывали время с невероятной точностью. Ну, давай дальше, Гюнвальд.
   — Этот человек шел по Норбакагатан в направлении Карлбергсвеген. Автобус проехал мимо него в начале улицы. Для того, чтобы дотащиться до конца Норбакагатан, ему понадобилось около пяти минут. Автобусу для преодоления этого отрезка потребовалось приблизительно сорок пять секунд. Пешеход по дороге никого не встретил. Дойдя до угла, он увидел автобус на противоположной стороне улицы.
   — Ну и что из этого? — поинтересовался Квант.
   — Молчать, — ответил Гюнвальд Ларссон.
   Квант сделал резкое движение и уже открыл было рот, но посмотрел на Мартина Бека и воздержался от комментария.
   — Он не обратил внимания на то, что окна разбиты. Кстати говоря, эти два гения тоже этого не заметили, когда туда наконец доползли. Однако он сразу увидел, что передняя дверь открыта. Он подумал, что произошла авария, и решил позвать на помощь. При этом он совершенно справедливо рассчитал, что быстрее дойдет до конечной остановки, чем вскарабкается под гору на Норбакагатан, и поэтому пошел по Норра-Сташенсгатан в юго-западном направлении.
   — Почему он пошел именно туда? — спросил Мартин Бек.
   — Он полагал, что на конечной остановке будет еще один автобус. Однако его там не было. Вместо автобуса он, к сожалению, наткнулся на полицейский автомобиль.
   Гюнвальд Ларссон окинул Кванта и Кристианссона уничтожающим взглядом своих ярко-голубых глаз.
   — Это был патрульный автомобиль из Сольны, выехавший за пределы своего участка, до которого оттуда можно было добросить камнем. Сколько времени вы стояли на границе города?
   — Три минуты, — сказал Квант.
   — Скорее четыре или даже пять, — опроверг его Кристианссон.
   Квант смерил его неблагодарным взглядом.
   — Вы видели каких-нибудь прохожих?
   — Нет, — сказал Кристианссон, — никого, кроме того старика с собакой.
   — Это доказывает, что преступник не мог удалиться ни по Норра-Сташенсгатан, то есть на юго-запад, ни по Норбакагатан, на юг. Если предположить, что он не скрылся на территории товарной станции, остается только одна возможность — по Норра-Сташенсгатан в противоположном направлении.
   — А откуда… откуда вы знаете, что он не сбежал через двор товарной станции? — спросил Кристианссон.
   — Потому что это единственное место, где вы не натоптали и где можно было что-то разглядеть. Вы забыли перелезть через забор и там тоже все затоптать.
   — Ладно, Гюнвальд, — сказал Мартин Бек, — готов признать, что ты прав. Правда, тебе понадобилось ужасно много времени, чтобы все это изложить.
   Услышав эту реплику, Квант и Кристианссон немного осмелели и с облегчением обменялись понимающими взглядами. Однако Гюнвальд Ларссон тут же бросил:
   — Если бы в ваших тупых башках была хоть капля здравого смысла, вы сели бы в автомобиль, догнали убийцу и задержали его.
   — Или он нас тоже уложил бы, — пессимистично заметил Кристианссон.
   — Когда я возьму преступника, то вызову вас сюда, — со злостью сказал Гюнвальд Ларссон.
   Квант взглянул на настенные часы и спросил:
   — Мы уже можем идти? Моя жена…