Византийский император Феодор I Ласкарис родился около 1175 года, до 1204 — деспот, с 1205 или 1206 — император никейский, умер в 1221 или 1222 году. Его зять Иоанн Дука Ватац родился около 1192 года, император никейский с 1221 или 1222, в 1224 или 1225 году разбил Алексея и Исаака Ласкарисов, в 1235 заключил союз с болгарским царем Иоанном II Асенем (Хасаном?). В 1242 году (?) власть Ватаца признала Фессалоника, в 1252 — Эпир. Умер в 1254 в Нимфее, когда судьба Латинской империи уже была предрешена. Почитается в Турции как святой.
   Гипотеза о том, что первый известен ныне как Чингисхан, а второй — как Батый, не хуже и не лучше других. В таком случае наша история приобретает следующий вид.
   Отойдя в 1204 году в малоазиатскую часть Византийской империи — румский султанат, Феодор I Ласкарис с помощью немногочисленного, но хорошо вооруженного и обученного войска создал на землях Иконии военное государство — Никейскую («монгольскую») империю и обратился за помощью к союзнику Византии — Киевской Руси. Однако вслед за Египтом и Сирией юго-западная Русь проводила в то время политику независимости.
   В 1223 году никейские войска перешли Кавказ, но были атакованы князьями Чернигова, Киева и Галича (возможно, их подговорили братья Ласкариса, перешедшие на сторону западных рыцарей). Греческие войска Ласкариса одержали победу, но потом были разбиты волжскими болгарами. Через десять лет преемник Ласкариса Иоанн III Дука Ватац (Батый) основал в низовьях Волги свою ставку. В 1235 году ему удалось взять г. Булгар.
   С войском, состоящим из татар и славян междуречья Дона и Волги, он подошел к границе Рязанского княжества. На требование подчиниться князья Рязани и Владимира ответили отказом. Ватац взял Рязань в 1237 году, а Владимир в 1238. На место Юрия Владимирского посадил его брата, суздальского князя Ярослава. Ярослав Всеволодович стал первым великим князем вне Киева. Ватац-Батый нашел верного союзника также в лице сына Ярослава, новгородского князя Александра. В 1240 Ватац взял Киев и двинулся на запад.
   В это время сын Феодора Ласкариса (известный нам как Угэдэй) утвердился в Хорасане, создав государство хулагуидов со столицей в Харахорине — Тегеране. Если отождествить эту столицу со столицей «монголов» Каракорумом, становятся достоверными легенды о поездках русских князей из Сарая-на-Волге в этот Карако-РУМ: ведь Тегеран в десятки раз ближе, чем неизвестно куда девшийся городок на реке Аргун в Забайкалье.
   Известный историк Г. В. Вернадский так и пишет:
   «Никейская империя традиционно находилась в дружеских отношениях с монголами в Иране».
   Мне представляется важным, что сохранившиеся документы «монголов», в частности письма ханов римским папам, написаны на персидском языке. Речь, скорее всего, следует вести не о «дружеских отношениях», а о государственном союзе и общей политике, где «монголами» — моголами, Великими, можно назвать разве что правящую верхушку.
   Ватац, пополнив свою армию русскими полками, разбил войско венгерского короля и прошел на Балканы. Здесь его власть признала Болгария и Фессалоника. Однако Галич и Эпир были покорены только в 50-е годы. В 1241 году мы имеем совпадение не только по имени (Ватац—Батый), но и по месту и времени, ведь в один и тот же год по традиционной же версии и Ватац и Батый находятся со своими армиями на Балканах, не мешая друг другу.
   Батыеведы обычно не интересуются византийской историей. Эллинофилы не обращают внимания на монгольские походы. А в результате греки и монголы, одновременно находясь в одном и том же месте «истории», не заметили друг друга!
   Кстати, моя версия [57]объясняет и уверенность турецкой верхушки, захватившей в 1453 Константинопольский престол, и объявившей себя наследниками Византии.
   Причины событий были сложными. Здесь смешались и экономика, и политика, и религия. Турки могли бы взять Константинополь полвеком раньше, но это помешало бы международной торговле, которую в основном держали венецианцы и генуэзцы. Ведь через территорию Малой и Передней Азии пролегали трассы Великого шелкового пути. И что же? В 1402 году пришел Тамерлан из Самарканда, и навел порядок в «монгольском» мире (историки забывают, что турецкие эмиры имели монгольские, а на самом деле византийские ярлыки), и таким образом не только спас Константинополь, но и защитил интересы европейских торговцев.
   А в 1453 году уже вовсю развилась морская торговля, корабли европейцев бороздили океаны, и это было стократно выгоднее торговли сухопутной. Константинополь как ворота в Азию потерял свое значение, и за его спасение некому было платить.
   На защиту Константинополя, кроме местных латинян, по призыву папы отправились войска лишь Польши и Венгрии.
   Что касается религиозно-политических причин событий XV века, надо помнить, что члены ромейской династии, оставшиеся на востоке империи после 1261 года, были правоверными мусульманами. И они, конечно, хорошо помнили, что именно заигрывание христиан восточных с единоверцами-христианами с запада привело к крестовым войнам и неисчислимым бедствиям на их земле.
   Наконец, правоверные члены правящей верхушки империи, скрывавшиеся «в тени» в качестве региональных руководителей, совершили государственный переворот в 1453 году, о котором М. М. Постников пишет:
   «На самом деле это „завоевание“ было, судя по всему, довольно спокойным „верхушечным“ переворотом, мало затронувшим массы. Пришедшие османы просто сбросили правящую верхушку и сами сели на ее место.
   …Считается, что имела место массовая иммиграция турок в Малую Азию, повлекшая полное изменение этнического состава этой страны. Однако не имеется никаких сведений о массовом бегстве ромеев или об их уничтожении турками… Надо полагать, что современные турки — это потомки средневековых ромеев, перешедших в мусульманство и воспринявших вместе с религией язык своих господ, подобно тому, как современные греки — это потомки тех же ромеев, но оставшихся верными христианству и родному языку».
   Что происходило двести-триста лет назад, полностью зависит в нашем сознании от интерпретации историка. Документы одного и того же времени, как правило, противоречат друг другу. Достаточно авторитетному лицу поверить лишь одной стороне и объявить о «турецком завоевании», на этом мнении сразу выстраивается историческая традиция, опровергнуть которую практически невозможно.
   XIII век сейчас представляют, как время бандитов (пришли монголы грабить русских), а на самом деле — это рассказ о торжестве справедливости. Но в XVII веке версия Скалигера — Петавиуса была востребована определенными кругами европейского общества, потому что была полезна им на тот момент.
   В настоящее время полезнее версия Морозова—Валянского, версия единой, цельной и последовательной истории, а потому разумной, а не самоубийственной. Но работу надо продолжать, выдвигая и рассматривая версии на предмет их непротиворечивости.
   Версия А. М. Жабинского представляется нам очень интересной. Мы не готовы согласиться с первой частью: что император Ласкарис «был» Чингисханом, а Дука Ватац — Батыем. Но безоговорочно согласны, что политическое значение византийских императоров во весь этот период явно недооценивается. И это, конечно, должно быть исправлено, прежде всего при рассмотрении противостояния между «монголом» Тимуром и «татарином» Тохтамышем.
   Очень вероятно, что конец XIV века ознаменовался переходом власти на Руси от крестоносцев западного толка к византийцам.

Тимур-крестоносец

   Чтобы понять историю Тимура (1336–1405), стоило бы вспомнить Гражданскую войну в России в начале XX века. Один из ее участников, барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг (1886–1921) с небольшим своим отрядом захватил Монголию, объявил себя императором, принял буддизм. Используя территорию Монголии как плацдарм, он совершал набеги на слабосильных соседей. Необходимость набегов была вызвана тем, что вояки хотели есть, а ресурсы Монголии никак не позволяли удовлетворять аппетиты чужой армии, по сути дела, нахлебников.
   Живи барон тихо и спокойно, продержался бы он достаточно долго. Может быть, дал бы начало новой династии. Но на свою беду решил он пограбить на территории России, а она обладает существенно б ольшим потенциалом, чем Монголия. Естественно, его армия была разгромлена, а сам он в конце концов расстрелян.
   Точно так задолго до неудачливого барона крестоносцы, прорвавшиеся на просторы Азии и соединившиеся с местными кочевниками, дали начала многим «императорам» Востока XIV–XV веков: Мамая, Тохтамыша, Едигея, Тимура… Много примеров, что эти правители не были безграмотными кочевниками, безбожниками или дикими, нецивилизованными людьми. Среди них особо ярко горит звезда Тимура, известного и под именем Тамерлан. Что интересно, все эти рассуждения ничуть не противоречат и гипотезе А. М. Жабинского, просто в таком случае Тамерлан — представитель византийских императоров.
   Рассмотрим его историю. Во введении к книге де Клавихо «Дневник путешествия в Самарканд ко двору [58]Тимура», которая является неким итогом его официальной истории, читаем:
   «На рубеже 14–15 веков в Европу стали доходить известия о могуществе правителя Средней Азии Тимура, подчинившего своей власти также огромные пространства Среднего Востока и Северной Индии. В начале 15 века, в канун решающей битвы Тимура с султаном Баязидом I под Анкарой ( 1402), к ставке Тимура в Малой Азии потянулись посольства европейских государств, рассчитывающих при поддержке столь могущественного государя повести борьбу против турок».
   Европейцы не иначе, как сошли с ума! Если Тимур сумеет разгромить турок и присоединит к своему могущественному государству еще и их ресурсы, кто остановит его при походе на Европу? Другое дело, если он сам вчерашний крестоносец и союзник Европы в борьбе с сарацинами. Тогда он, конечно, будет ей помогать.
   «В борьбе с Турцией Тимур рассчитывал на помощь европейских стран, располагавших значительным флотом».
   Интересно: откуда бы жителю пустынь иметь столько сведений о европейских делах, тем более о боевом значении флота? Опять выходит, что Тимур не безграмотный кочевник.
   «Иоанн VII, наместник императора Мануила II Палеолога в Константинополе, совместно с главой Генуэзской республики в предместье Пера, при посредничестве трапезундского императора, побуждали Тимура выступить против ( турецкого султана) Баязида, взамен помощи в войне и уплату податей, ранее вносимых туркам. Этим, видимо, объясняется посылка Тимуром посольства с подарками и письмами в Геную и Венецию, которую возглавил Иоанн Галонифонтибус, архиепископ всего Востока».
   А вот это уже прямое свидетельство того, что Тимур действительно идеологически и политически связан с двором Палеологов.
   «В 1402 году Тимур отправил письмо к Иоанну VII Палеологу ( оно сохранилось в итальянском переводе; подлинника нет и неясно, на каком языке было написано), в котором говорится, что константинопольские и трапезундские греки должны выделить по 20 галер для блокады турецкого побережья.
   Кроме того, есть свидетельства о переписке Тимура с французским королем Карлом VI Валуа ( 1380–1422), также заинтересованном в союзе со среднеазиатским завоевателем, так как генуэзская колония Галата ( предместье Константинополя) находилась под его покровительством. В этом письме, известном в персидском подлиннике и в латинском переводе, говорится о желании Тимура поддерживать торговые связи с королем франков путем обмена купеческими караванами.
   Другое письмо Тимура, писанное им Карлу VI и известное по латинской копии, извещало французского короля о победе над турецким султаном Баязидом. Ответ Карла VI Тимуру ( в латинской версии) полон благодарностей за разгром турок у Анкары и подтверждает согласие французского короля способствовать торговле между Францией и империей Тимура».
   С точки зрения традиционных представлений, это что-то невероятное! Как мог бы Тимур напрямую торговать с Францией, даже после разгрома турецкого султана? Да Генуя и Венеция умрут, но этого не допустят, ведь они держат в Малой Азии торговое первенство. И потом, почему прямые переговоры о торговле «кочевник» вел с Францией, а не, например, с Германским императором или каким другим европейским властелином, или хотя бы с теми же Генуей и Венецией? Ответ может быть один: Тимур («Железный») — европейски образованный дворянин, прекрасно разбирающийся в международной политике, знающий даже такие тонкости, как особые отношения французов и генуэзцев Галаты. Вот в таком случае он мог вести тонкую и грамотную политическую игру, сговариваясь о податях с генуэзцами, о помощи флотом с греками, о торговых отношениях с Францией. А будь он действительно скотоводом из племени джагатаев, выросшим в безлюдной пустыне Средней Азии, то, пожалуй, не мог бы.
   В самом деле! Европа вместо того, чтобы застыть в ужасе от нашествия очередных кочевников из глубин Азии (что она всегда делала, вспомните хотя бы жуткие сообщения о гуннах и прочих подобных), вдруг вступает с ними в переписку! Да ведь они должны быть поголовно неграмотными! — но нет, им знакомы европейские языки. Сговаривается о расчистке ТОРГОВЫХ ПУТЕЙ, — а где гарантия, что, разгромив более цивилизованных турок, кочевники займутся торговлей? Ведь в силу их меньшей цивилизованности у них и потребности меньше, какая уж там торговля! Скорее надо было бы поддержать турок против новых завоевателей.
   Но происходит как раз обратное. И мало того, Тимур участвует в войне против своих союзников, турок. Дело в том, что всегда и везде интересы политики следуют за интересами торговли и прибыли. Своей экспансией турки надеялись подорвать державшееся на международной торговле благосостояние европейских вождей, но эта «палка» другим концом ударяла по благосостоянию Тимура, которое держалось на той же самой торговле.
   Стоит обратить также внимание на то, что Тимура называют беком(тюркское слово) или эмиром(арабский эквивалент бека), и слово это означает князя-военачальника, но никак не императора. «Железный Хромец» (Тамерлан, Тимур-ланг), подобно тому, как это сделал барон Унгерн в XX веке, захватил власть на громадной территории, но для европейцев, знавших его место в дворянской иерархии, оставался лишь князем-военачальником.
   В книге де Клавихо показателен и тот факт, что имена одних и тех же персонажей постоянно меняются в написании. Так, например, Едигей носит имена Едигуй, Еденгуй, Едегуй; Тимур — Таморлан иди Тамурбек; Тохтамыш назван Тарамих, Тетани, Тотамих, Керамих, Корамих, и так по многим другим персонажам. Баязид назван еще и Баязетом, Баязитом, Байязетом, Вайситом; последнее интересно потому, что только в греческом вчитается и как русское «в», и как «б», и разночтения возникают лишь при переписке с письменного текста, а не с восприятия на слух.
   Мог ли ошибаться автор в написании имен, если он очевидец того, что описывает? Нет, все указывает на то, что книга его — результат поздней обработки и сведения воедино многих разных текстов.
   Тохтамыша называет он императором Тарталии, могущественным и доблестным человеком; Едигея — кавалером (вассалом) Тимура. Сам Тимур назван «великим синьором, убившим императора самаркандского и захватившим его земли, завоевателем всей земли Могальской» , — а ведь мы именно это и утверждаем.

Узурпатор Мамай

   В годы противостояния «императора Тарталии» Тохтамыша и «великого синьора Могальского» Тимура на Руси разыгралась одна из самых знаменитых битв XIV века, Куликовская битва, или Мамаево побоище (1380 год).
   Мамай был темником, то есть одним из полководцев Золотой орды, но на территории Руси он выступал как фактический руководитель этой организации. Он стал как бы сам по себе: и не «татарин», и не «монгол». Судя по событиям до и после битвы, он на неизвестных условиях пошел в наемники к генуэзцам, чтобы перекрыть в их интересах Дон, единственно по которому осуществлялась тогда международная торговля Москвы.
   Если бы авантюра удалась, генуэзцы становились монополистами на северном отроге Великого шелкового пути, а Мамай получал их безусловную и мощную поддержку, увеличив свое политическое господство по сравнению, например, с Тохтамышем. Можно было бы ожидать увеличения потока товаров, но и прибыль стал бы сгребать Мамай, а не «татарин» Тохтамыш, что повысило бы экономическое могущество Мамая. В общем и целом можно сделать вывод, что темник татарской Золотой орды Мамай действовал в интересах «монгола» Тимура. Мы показали в предыдущей главе, что немного позже генуэзцы прибегли к ему помощи, чтобы обеспечить беспрепятственную торговлю на южном отроге Шелкового пути; а пока они защищают свои интересы на севере. Не случайно Тохтамыш вышел на войну против Мамая, а Тимур затем — против Тохтамыша.
   Отвлечемся ненадолго от монголо-татарских разборок, и рассмотрим противостояние Мамай — Дмитрий Донской и значение Куликовской битвы в этом противостоянии. Для начала — о достоверности источников и о стереотипном понимании истории.
   Все ныне известные тексты о битве содержат очень разные оценки. Например, Псковская I летопись упоминает это сражение в одном ряду с утоплением в Чудском озере четырех «лодий». Новгородская I летопись рассказывает о нем, как о сугубо московском приключении, ничего не говоря о всенародном русском подъеме. А в Хронике Литовской и Жмойтской под 1380 годом значится:
   «Року 1380. В Литве и Руси, Польше была вельми строгая зима, же быдло домовое и зверы в лесах, также и птаство от зимна выздыхало, и дерево в садах овощное все посохло».
   О битве ни слова, хотя Ягайло, великий князь литовский, вроде бы тоже имеет к ней отношение.
   Знаменитая «Задонщина», воспевающая отвагу и мудрость князя московского и верных ему князей, написана с явным подражанием «Слову о полку Игореве». Только «Слово» рассказывало, как трудно воевать русичу одному, а «Задонщина» — как здорово русичам бить врага всем вместе. Мы здесь выступаем не против поэтического патриотизма, а против примешивания политических лозунгов к исторической науке. Ясно, что поэма написана много позже битвы.
   Один из красочных, всем известных эпизодов 1380 года — поездка князя Дмитрия к преподобному Сергию накануне битвы. Но об этой поездке намертво молчат Краткая летописная повесть 1408 года и Новгородская I летопись 1421 года. Пространная летописная повесть 1425 года упоминает лишь о послании Сергия, содержащем благословение князю, которое было получено Дмитрием на берегу Дона 6 сентября. «Житие» самого Сергия свидетельствует о посещении Дмитрием Троице-Сергиева монастыря. Разработанную версию этой легенды содержит написанное через сто лет «Сказание о Мамаевом побоище».
   Вот здесь уже дан очень живописный рассказ, что в преддверии битвы Дмитрий пришел в монастырь к преподобному Сергию за благословением и дал обет: в случае благополучного исхода поставить монастырь во имя Успения Богородицы. И в Никоновской летописи говорится, что Дмитрий Иванович был у Сергия в воскресенье, 18 августа 1380 года. Но такая дата прямо противоречит летописному сообщению о выступлении войск из Коломны 20 августа: Дмитрий не смог бы 18 числа находиться в Троице.
   Известный русский историк В. Н. Татищев, чье изложение событий пользуется наибольшей популярностью, использует «Сказание о Мамаевом побоище» в варианте Никоновской летописи. Но как? Он пытается реалистически осмыслить эти сообщения, особенно о военных действиях. Например, он уменьшил число воинов в 10 раз, по сравнению с этими источниками, чтобы стало похоже «на правду». Дал рациональное объяснение привлечению сурожских купцов к походу, как финансистов этого мероприятия, и т. д. Что это значит? А то, что первичная информация претерпевала изменения в процессе переписки. Что-то добавлялось, что-то убиралось. В результате можно говорить лишь о том, что битва была, но деталям верить нельзя.
   А как относиться к встречающимся в текстах многочисленным монологам и размышлениям? Никто не стенографировал разговоров, а тем более мыслей. Ясно, это поздние вставки, сделанные из каких-то идеологических соображений.
   Одно из названий «Сказания…»:
   «…о брани благоверного князя Димитрия Ивановича с нечестивым Мамаем еллинским».
   В самом тексте:
   «Попущением божиим за грехи наша, от навождениа диавола въздвижется князь от въесточныа страны, имянем Мамай еллинъ верою, идоложрец и иконоборец, злый христьянский укоритель».
   Комментаторы поясняют, что еллинзначит язычник, не православный. Так ли это? Ведь язычник — это поганый(от латинского поганин). Случайно ли применение эпитета еллинъ наряду с поганым, нет ли здесь дополнительного смысла? И как соотнести нам с этими утверждениями серебряный диск из православного монастыря в Гелати (Грузия), на котором изображен Св. Мамай с крестом в руке и нимбом над головой? [59]
   Вызывает сомнение локализация битвы на историческом Куликовом поле. Строго говоря, для столь грандиозного события, каким его представляют, до нас дошло исчезающе мало. Нет ничего специфического на том поле, которое сегодня считается за таковое. То есть находки на нем вполне совпадают со средним археологическим фоном всего региона.
   Надо также учитывать, что значительно позже, в августе 1542 года, после очередного набега крымчаков русские войска осуществили поход по Дону и дошли до татарских сторожей на этом Куликовом поле, и преследовали их до реки Красивая Меча. То есть воинские события поздних времен происходили ровно там же, где и Куликовская битва. Поэтому к находкам на поле надо вообще относится очень осторожно.
   Следует отметить, что конкретная локализация Куликова поля в XIX веке связана с именем С. Д. Нечаева. Он искрение считал, что битва произошла на его родовых землях, и обосновывал это названиями поселений. Возможно, он сам не знал, что эти названия (в частности, Куликовка) появились через два — три столетия после события.
   В 1984 году в журнале «Природа» была опубликована статья геохимика К. П. Флоренского, который на основе почвенных карт выяснил, что на правом берегу Непрядвы не было никаких лесов, а присутствуют они на левом. Более того, правый берег у нее высокий, а не болотистый. Он высказал гипотезу, что битва была не ниже Непрядвы, а выше. Сразу туда отправилась археологическая экспедиция, выяснившая, что в этом месте в те времена было не ровное поле, а поселения людей. Так что своей работой он поставил под сомнение стандартную локализацию битвы, но и новое место оказалось не идеальным. Впрочем, и нам на Поле довелось порыться: результаты нулевые.
   И захоронений павших на историческом поле нет.
   Самые знаменитые герои битвы — Пересвет и Ослябя. Это мирские имена, языческие. Можно предположить, что в те времена они были в ходу даже среди монахов, и попали в написанные позже документы вместе с христианскими именами, поскольку эти мирские прозвища героев были широко известны.
   В «Сказании»: «…игумен Сергий скоро избра двух братов, Пересвета да Ослябю». «Браты» они, видимо, по монашеству, а не родству, но христианские имена здесь не упомянуты. В «Житии» Сергия говорится, что князь Дмитрий просил отпустить с ним иноков-бояр Александра Пересвета, бывшего боярина Брянского, и Андрея Ослябу, бывшего боярина Любецкого. Так они названы и в древних синодиках Лавры. Но в некоторых летописях вместо Александра — Иродион, вместо Андрея — Адриан.
   А вот из словаря Брокгауза и Эфрона:
   «Ослябя ( Роман, в монашестве Родион) — боярин, инок Троице-Сергиевой Лавры… принимал участие в Куликовской битве, где и убит. Могила О. — Близ Симонова м-ря под Москвой».
   Полная путаница. То Пересвет — Иродион, то Ослябя — Родион.
   По сообщению Ю. М. Лощица:
   «С. К. Шамбинаго упоминает о рукописных святцах XVII в., в которых записано, что „воины Адриан Ослябя и Александр Пересвет, принесенные с битвы, были схоронены в Симоновом монастыре…“».
   Вся история Симонова монастыря связана с Куликовской битвой, а сам монастырь, считается, построен за два года до нее. Там же хранилась икона, бывшая на Поле.
   Сообщается, что разбор трупов на Поле шел 6 дней. По летописным оценкам, разбирать пришлось 110 тысяч тел только своих погибших. Как могли успеть? Куда дели? Разбирали еще и по знатности. Знатных увезли в Москву, остальных захоронили на месте. Остается выяснить, где это «место». И вспомнить, что даже в современных условиях идентифицировать погибшего удается не всегда. Насколько достоверно идентифицированы эти два героя?
   В. Н. Татищев, основываясь на неизвестном источнике, сообщает, что Пересвет пал в бою, а не на поединке. Про Андрея же Ослябю уже упомянутый Шамбинаго установил: он боярствовал и спустя 15–20 лет после битвы, а в 1397–1398 ездил в Царьград.
   Что явилось причиной битвы?
   Полагаем, сражение произошло из-за препятствий, чинимых Мамаем торговле Москвы с Крымом. Нам представляется очень важной история о десяти сурожских (крымских) купцах, которые пошли в поход с князем Дмитрием. Зачем их взяли? Как это ни парадоксально, подобные «нелепые» сообщения крайне важны. Если бы их придумали, то постарались бы как-то объяснить. А те моменты, которые просто «выпирают» из текста и никак не обоснованы, и представляют наибольший интерес. Так в чем же здесь дело? Дело в том, что если купцы финансируют войну, то, значит, они видят в ней выгоду для себя. И посылают с войском своих наблюдателей.