— Я останусь, — сказал он. — Когда доберетесь до храма, замолвите за меня слово перед Гилфигом, объясните, что волшебное очарование лишило мое тело сил.
   Гарстанг хотел остаться с ним и попытаться уговорить, но Кьюджел указал на заходящее солнце.
   — Если мы дождемся темноты, мы погибнем. Завтра у нас совсем не останется сил!
   Субукул взял Гарстанга за руку.
   — Мы должны уйти до наступления ночи.
   Гарстанг в последний раз обратился к Гасмайру.
   — Друг мой и сподвижник, наберись сил. Мы пришли вместе — от самой долины Фолгус, на плоту по Скамандеру и через эту ужасную пустыню. Неужели мы должны расстаться на самом пороге храма?
   — Идем, к храму! — хрипел Кьюджел.
   Но Гасмайр отвернулся. Кьюджел и Субукул увели Гарстанга, по его высохшим щекам бежали слезы; пошатываясь, они пошли на юг по берегу, отворачиваясь от спокойного моря.
   Старое солнце село, отбрасывая веер цветов. На спокойном высоком небе желтовато-бронзового оттенка виднелись небольшие облачка. Снова появился город; никогда он не казался величественнее, когда его шпили уловили огни заката. По променаду шли юноши и девушки с цветами в волосах, иногда они останавливались и смотрели на троих идущих по песку. Закат потемнел, белые огни загорелись в городе, музыка поплыла над водой. Долгое время следовала она за тремя пилигримами и наконец стихла вдали. Пустое море расстилалось на запад, отражая последние отблески заката.
   Примерно в это время пилигримы набрели на ручей с пресной водой, поблизости росли ягоды и дикие сливы. Здесь они провели ночь. Утром Кьюджел поймал рыбу и нескольких крабов на берегу. Подкрепившись, трое снова двинулись на юг, все время надеясь увидеть храм. Даже Кьюджел почти поверил в него, настолько неистовой была вера Гарстанга и Субукула. Но проходили дни, и Субукул начал отчаиваться, сомневаться в приказании Гилфига, сомневаться в добродетельности самого Гилфига.
   — Чего мы добились этим мучительным путешествием? Разве Гилфиг сомневался в нашей преданности? Мы доказали ее своим присутствием на Светлом обряде. Зачем он послал нас так далеко?
   — Пути Гилфига неисповедимы, — отвечал Гарстанг. — Мы пришли так далеко, но нужно идти дальше!
   Субукул остановился и посмотрел назад, туда, откуда они пришли.
   — Вот мое предложение. На этом месте воздвигнем каменный алтарь, который станет нашим храмом; исполним перед ним обряд. Удовлетворив требования Гилфига, мы сможем повернуться лицом на север, к деревне, где остались наши товарищи. Там мы отыщем вьючных животных, возобновим припасы и направимся в пустыню. И, может быть, сумеем вернуться в Эрзу Дамат.
   Гарстанг колебался.
   — Твое предложение здравомысляще. И все же…
   — Лодка! — воскликнул Кьюджел. Он указал на море, где в полумиле плыла рыбачья лодка под квадратным парусом на длинной гибкой рее. Она прошла мимо мыса в миле к югу от того места, где стояли пилигримы, и Кьюджел указал на деревню дальше по берегу.
   — Прекрасно! — объявил Гарстанг. — Там должны жить гилфигиты, а деревня находится вблизи храма! Идемте!
   Но Субукул не решался.
   — Неужели знание священных текстов распространилось так далеко?
   — Осторожность — наш девиз, — сказал Кьюджел. — Нужно очень осторожно провести разведку. — И он провел их через лес тамариска и лиственницы в такое место, откуда сверху они могли рассмотреть деревню. Хижины были грубо сооружены из камня, и жил в них свирепо выглядевший народ. Черные волосы обрамляли круглые, цвета глины лица, на плечах росла жесткая щетина, как эполеты. Изо рта мужчин и женщин торчали клыки, и все говорили низкими хриплыми голосами. Кьюджел, Гарстанг и Субукул отступили с величайшей осторожностью и, спрятавшись среди деревьев, стали негромко совещаться.
   Гарстанг наконец упал духом и потерял всякую надежду.
   — Я истощен, духовно и физически; здесь я умру.
   Субукул посмотрел на север.
   — Я попробую перебраться через Серебряную пустыню. Если все пройдет хорошо, вернусь в Эрзу Дамат или даже в долину Флогус.
   Гарстанг повернулся к Кьюджелу.
   — А ты? Мы ведь не нашли храма Гилфига.
   Кьюджел указал на пристань, где было причалено несколько лодок.
   — Я направляюсь в Олмери, через Сонганское море. Предлагаю конфисковать лодку и плыть на запад.
   — Тогда прощай, — сказал Субукул. — Гарстанг, идешь со мной?
   Гарстанг покачал головой.
   — Слишком далеко. Я, несомненно, умру в пустыне. Я пересеку море вместе с Кьюджелом и понесу Слово Гилфига народу Олмери.
   — Ну, тогда прощай и ты, — сказал Субукул. Он быстро повернулся, чтобы скрыть выражение лица, и двинулся на север.
   Кьюджел и Гарстанг смотрели, как его крепкая фигура уменьшается на расстоянии и исчезает. Потом повернулись и принялись рассматривать причал. Гарстанг сомневался.
   — Лодки кажутся пригодными для моря, но «конфисковать» значит «украсть» — это действие особенно осуждается Гилфигом.
   — Никаких затруднений, — ответил Кьюджел. — Я положу на причал несколько золотых монет, это больше стоимости лодки.
   Гарстанг наконец неуверенно согласился.
   — А как же пища и вода?
   — Взяв лодку, мы поплывем вдоль берега, пока не припасем достаточно, а потом двинемся на запад.
   Гарстанг согласился с этим, и они снова принялись рассматривать лодки, сравнивая их друг с другом. Наконец выбрали прочное судно десяти или двенадцати шагов длиной, с небольшой каютой.
   В сумерках они двинулись к пристани. Все было тихо, рыбаки вернулись в деревню. Гарстанг поднялся на борт и сообщил, что все в порядке. Кьюджел начал отвязывать чалку, но в это время с пристани послышался свирепый крик, и появился десяток крепких рыбаков.
   — Мы пропали! — крикнул Кьюджел. — Спасайся, беги, а еще лучше плыви!
   — Невозможно! — провозгласил Гарстанг. — Если это смерть, я встречу ее с достоинством. — И он встал на палубе.
   Вскоре их окружили жители деревни всех возрастов, привлеченные шумом. Один из них, старшина деревни, спросил строгим голосом:
   — Что вы делаете на нашем причале и зачем собираетесь украсть лодку?
   — Наша причина проста, — ответил Кьюджел, — мы хотим пересечь море.
   — Что? — взревел старшина. — Как это возможно? На лодке нет ни пищи, ни воды, она плохо оборудована. Почему вы просто не обратились к нам и не сказали, что вам нужно?
   Кьюджел замигал и обменялся взглядом с Гарстангом.
   — Буду откровенен. Ваша внешность внушила нам такой страх, что мы не решились.
   Его слова вызвали большое веселье и удивление в толпе. Старшина сказал:
   — Мы все удивлены: объяснись.
   — Хорошо, — ответил Кьюджел. — Могу ли я быть абсолютно откровенным?
   — Конечно!
   — Некоторые особенности вашей внешности кажутся нам грубыми и варварскими: ваши выступающие клыки, черная грива. окружающая лица, какофония вашей речи — это еще не все.
   Жители деревни недоверчиво рассмеялись.
   — Что за ерунда! — восклицали они. — У нас длинные зубы, чтобы мы могли разрывать рыбу — нашу основную пищу. Волосы мы носим так, чтобы защититься от ядовитых насекомых. И так как мы глуховаты, то, очевидно, кричим. А вообще-то мы добрый и мягкий народ.
   — Совершенно верно, — сказал старейшина. — И чтобы продемонстрировать это, завтра мы снабдим продовольствием нашу лучшую лодку и отправим вас с нашими добрыми пожеланиями. А сегодня в вашу честь будет пир!
   — Вот истинно святая деревня! — провозгласил Гарстанг. — Вы случайно не приверженцы Гилфига?
   — Нет, мы поклоняемся богу-рыбе Иобу, который кажется нам не менее действенным, чем другие. Но идемте в деревню. Надо подготовиться к пиру.
   Они поднялись по лестнице, высеченной в скале утеса, и оказались на площадке, освещенной десятками горящих факелов. Старшина указал на хижину, более просторную, чем остальные.
   — Здесь вы проведете ночь; я буду спать в другом месте.
   Гарстанг снова начал хвалить святость и милосердие жителей деревни, на что старшина наклонил голову.
   — Мы стараемся добиться духовного единства. Его символизирует главное блюдо наших церемониальных пиров. — Он повернулся и крикнул, сложив руки: — Готовьтесь!
   На треножнике повесили большой котел, приготовили блок и подъемник, и каждый житель деревни подходил, отрезал себе палец и бросал в котел.
   Старшина объяснил:
   — Этим простым обычаем, к которому вы, несомненно, присоединитесь, мы демонстрируем наше общее наследие и взаимную доверенность. Давайте встанем в ряд. — И Кьюджелу и Гарстангу ничего не оставалось, как тоже отрубить по пальцу и бросить в котел.
   Пир продолжался почти всю ночь. Утром жители деревни выполнили свое слово. Особенно пригодную для морских путешествий лодку снабдили большим запасом продовольствия и воды, включая то, что осталось от ночного пира.
   Все собрались на пристани. Кьюджел и Гарстанг высказали свою благодарность, затем Кьюджел поднял парус, а Гарстанг отдал причал. Ветер наполнил парус, и лодка двинулась по поверхности Сонганского моря. Постепенно берег растаял на расстоянии, и они вдвоем остались одни, и со всех сторон виден был только черный металлический блеск воды.
   Наступил полдень; лодка продолжала двигаться в пустоте: вода внизу, воздух вверху, тишина во всех направлениях. День был долгим и вялым, нереальным, как сновидение. За печальным величием сумерек последовала темнота цвета разведенного вина.
   Ветер усилился, и всю ночь они двигались на запад. На рассвете ветер стих, парус обвис, и Кьюджел и Гарстанг уснули.
   Восемь дней повторялся этот цикл. На утро девятого дня впереди появилась береговая линия. К середине дня через невысокий прибой они направили лодку к берегу.
   — Это Олмери? — спросил Гарстанг.
   — Я так считаю, — ответил Кьюджел, — но не знаю, какая именно часть. Азеномай может лежать на севере, востоке и юге. Если вон тот лес окружает Восточный Олмери, нам придется пройти через него, а живущие там медведи пользуются ужасной репутацией.
   Гарстанг указал вниз по берегу.
   — Смотри: еще одна деревня. Если тут такой же народ, что и на том берегу, нам помогут. Идем, расскажем им, что нам нужно.
   Кьюджел задержался.
   — Может, разумнее разведать сначала?
   — Зачем? — спросил Гарстанг. — В прошлый раз это привело только к недоразумению. — Он пошел по берегу к деревне. Когда они приблизились, им стали видны люди на центральной площади: прекрасные золотоволосые люди, голоса которых были подобны музыке.
   Гарстанг весело приблизился к ним, ожидая еще более радушного приема, чем на том берегу, но жители деревни побежали к ним и набросили на них сети.
   — Зачем вы это делаете? — спросил Гарстанг. — Мы путники и не причиним вам вреда!
   — Вы чужаки, вот и все, — ответил самый высокий из золотоволосых. — Мы поклоняемся неумолимому богу Данготту. Чужаки — это всегда еретики, и их полагается скармливать священным обезьянам. — И с этими словами они потащили Кьюджела и Гарстанга по острым камням берега, а прекрасные дети радостно плясали вокруг.
   Кьюджел умудрился достать трубку, взятую у Войонда, и направить на жителей деревни синий концентрат. В ужасе они попадали на землю, и Кьюджел смог выпутаться из сети. Обнажив меч, он освободил Гарстанга, но жители пришли в себя. Кьюджел еще раз применил трубку, и они бежали в страхе.
   — Иди, Кьюджел, — заговорил Гарстанг. — Я старик, во мне не осталось сил. Торопись, ищи спасения, желаю тебе добра.
   — Обычно я так и поступаю, — признался Кьюджел. — Но эти люди вызвали у меня приступ донкихотства. Выбирайся из сети, пойдем вместе. — Он снова внес в ряды противников замешательство трубкой, а Гарстанг в это время высвободился, и они побежали по берегу.
   Жители деревни преследовали их, бросая гарпуны. Первый же гарпун попал в спину Гарстангу. Он упал без звука. Кьюджел повернулся, нацелил трубку, но волшебство истощилось, и появилось только несколько капель прозрачной жидкости. Жители деревни приготовились к второму залпу; Кьюджел выкрикнул проклятие, увернулся, и гарпуны пролетели мимо и вонзились в береговой песок.
   Кьюджел в последний раз погрозил кулаком и убежал в лес.



6. ПЕЩЕРА В ЛЕСУ


   Кьюджел шел через Старый Лес. Он двигался осторожно, часто останавливался и прислушивался, ожидая услышать треск ветки, звуки шагов или даже шум дыхания. Его осторожность, хотя и замедляла продвижение, не вызывалась теоретическими соображениями и не была непрактичной: другие существа бродили по лесу, и их стремления противоречили стремлениям Кьюджела. Весь вечер он бежал и наконец убежал от пары деодандов; в другом случае он остановился на самом краю поляны, на которой стоял размышляющий лейкоморф; с тех пор Кьюджел стал еще осторожнее, перебегал от дерева к дереву, осматривался и вслушивался, легкой походкой перебегал открытые пространства, как будто прикосновение к земле жгло ему ноги.
   В середине дня он оказался на небольшой влажной поляне, окруженной высокими и мрачными, как монахи в капюшонах, черными деревьями. Несколько косых красных лучей, пробившись на поляну, осветили изогнутое айвовое дерево, на котором висел кусок пергамента. Оставаясь в тени, Кьюджел осмотрел поляну, потом осторожно подошел к дереву. На листке витиеватыми буквами было написано:
   Мудрец Зараидес делает щедрое предложение! Тот, кто найдет и прочтет это послание, может бесплатно получить час консультаций. В ближайшем холме — вход в пещеру; мудрец находится внутри.
   Кьюджел удивленно рассматривал пергамент. Большой вопрос повис в воздухе: зачем Зараидесу отдавать свои знания с такой необычной щедростью? Вряд ли можно рассчитывать на истинное бескорыстие: в той или иной форме проявится закон равновесия. Если Зараидес предлагает совет — мысль об абсолютном альтруизме нужно отбросить, — значит он ожидает чего-то в обмен: благодарность и словесную оценку своего благородства, или рассказ о каких-нибудь событиях в отдаленных местностях, или вежливое прослушивание каких-нибудь текстов или од, или какая-нибудь другая служба. Когда Кьюджел перечел послание, его скептицизм еще усилился. Он бы отбросил пергамент, если бы не срочная и настоятельная потребность в информации, особенно знание наиболее безопасного и быстрого пути к дому Юкуну, а также способа сделать Смеющегося Волшебника беспомощным.
   Кьюджел осмотрелся, отыскивая холм, упоминаемый Зараидесом. Напротив, по другую сторону поляны, местность поднималась; подняв голову, Кьюджел заметил искривленные ветви и спутанную листву нескольких даобадов.
   С величайшей осторожностью Кьюджел двинулся по лесу и вскоре остановился у скалы, поросшей деревьями и вьющимися растениями. Несомненно, это тот холм, который упоминается в послании.
   Кьюджел стоял, держась за подбородок, оскалив зубы в выражении сомнения. Он прислушался: тишина, абсолютная и полная. Держась в тени, он двинулся вокруг холма и вскоре подошел к входу в пещеру — круглому отверстию в скале высотой с человека и шириной в расставленные руки. Над ним висела надпись тем же почерком:
   ВХОДИТЕ: ВСЕМ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
   Кьюджел посмотрел туда, сюда. Ни звука, ни движения в лесу. Он сделал вперед несколько осторожных шагов, всмотрелся в пещеру и увидел только темноту.
   Кьюджел отступил. Несмотря на искренность надписи, он не чувствовал желания идти туда и, присев на корточки, принялся внимательно разглядывать пещеру.
   Прошло пятнадцать минут. Кьюджел переменил положение; и тут справа он увидел человека, приближавшегося не менее осторожно, чем он сам. Вновь прибывший был человек среднего роста, в грубой крестьянской одежде: серых брюках, рубашке цвета ржавчины, шапке с козырьком. У него оказалось грубое круглое лицо, с коротким носом, маленькими широко расставленными глазами, тяжелым подбородком, заросшим темной щетиной. В его руке был зажат пергамент, подобный тому, что прочитал Кьюджел.
   Кьюджел встал. Вновь прибывший остановился, потом подошел.
   — Ты Зараидес? Если так, то я Фабельн, травник. Ищу заросли дикого лука. Там дальше моя дочь; она вянет, бродит как во сне и не носит больше корзин, поэтому…
   Кьюджел поднял руку.
   — Ты ошибаешься; Зараидес находится в пещере.
   Фабельн хитро сузил глаза.
   — А кто же ты?
   — Я Кьюджел; подобно тебе, я ищу знаний.
   Фабельн кивнул.
   — Ты советовался с Зараидесом? Он достоин доверия? И действительно не берет платы, как говорится в надписи?
   — Верно во всех подробностях, — ответил Кьюджел. — Зараидес, по-видимому, всеведущ и испытывает радость, передавая знания. Все мои затруднения разрешены.
   Фабельн искоса посмотрел на него.
   — А чего же ты тогда ждешь у пещеры?
   — Я тоже травник и формулирую новые вопросы, особенно относительно находящихся поблизости богатых зарослей дикого лука.
   — Вот как? — воскликнул Фабельн, возбужденно щелкая пальцами. — Формулируй тщательно, а пока ты составляешь фразы, я пройду внутрь и спрошу о причине апатии моей дочери.
   — Как хочешь, — ответил Кьюджел. — Но если подождешь немного, я скоро кончу формулировать свой вопрос.
   Фабельн сделал жизнерадостный жест.
   — Скоро я выйду из пещеры, потому что я человек быстрый и решительный, вплоть до бесцеремонности.
   Кьюджел поклонился.
   — В таком случае проходи.
   — Я скоро. — И Фабельн скрылся в пещере. — Зараидес? — позвал он. — Где мудрец Зараидес? Я Фабельн; хочу задать несколько вопросов. Зараидес? Будь добр, выходи. — Голос Фабельна звучал глухо. Кьюджел, внимательно прислушиваясь, услышал, как открылась и закрылась дверь, потом наступила тишина. Он приготовился терпеливо ждать.
   Проходили минуты… прошел час. Красное солнце передвинулось по небу и скрылось за холмом. Кьюджел начал беспокоиться. Где Фабельн? Он наклонил голову: снова открылась и закрылась дверь? Да, это Фабельн: все в порядке!
   Фабельн выглянул из пещеры.
   — Где травник Кьюджел? — Он говорил резким хриплым голосом. — Зараидес сидит за накрытым столом и не желает обсуждать местоположение дикого лука, пока ты не присоединишься к нему.
   — Банкет? — с интересом спросил Кьюджел. — Неужели так далеко простирается щедрость Зараидеса?
   — Да; ты разве не видел украшенный шпалерами зал, резные кубки, серебряную супницу? — Фабельн говорил мрачно, и это удивило Кьюджела. — Но идем: я тороплюсь и не хочу ждать. Если ты уже пообедал, я так и скажу Зараидесу.
   — Ни в коем случае, — с достоинством ответил Кьюджел. — Я сгорел бы от стыда, если бы пренебрег приглашением Зараидеса. Иди вперед: я за тобой!
   — Тогда пошли. — Фабельн повернулся; Кьюджел прошел за ним и ощутил отвратительный запах. Он остановился. — Мне кажется, я чувствую вонь; она очень неприятно на меня действует.
   — Я тоже заметил, — отозвался Фабельн. — Но за дверью никакого запаха нет.
   — Поверю на слово, — раздраженно сказал Кьюджел. — Такой запах испортил бы мне аппетит. Где же…
   И в этот момент на него обрушился поток маленьких быстрых тел, тощих и испускающих именно такое зловоние. Послышалось множество высоких голосов; дверь открылась; Кьюджела втолкнули в низкую нору. В колеблющемся желтом свете он рассмотрел своих похитителей: они ему по пояс, с бледной кожей, с заостренной мордой, с ушами на верху головы. При ходьбе они слегка наклонялись вперед, и колени у них как будто располагались в противоположном направлении, чем у настоящих людей; ноги в сандалиях казались очень мягкими и тонкими.
   Кьюджел удивленно смотрел на них. Поблизости присел Фабельн, глядя на него со смесью злорадства и удовлетворения. Теперь Кьюджел рассмотрел, что на шее Фабельна надето металлическое кольцо, а от него отходит тонкая цепочка. У дальней стены норы сидел старик с длинными седыми волосами, тоже с кольцом и цепочкой. В это время крысиные люди надели такое же кольцо на шею Кьюджелу.
   — Подождите! — в ужасе воскликнул Кьюджел. — Что это значит? Я отвергаю такое обращение!
   Крысолюди подтолкнули его и убежали. Кьюджел увидел, что от их острых задов отходит длинный чешуйчатый хвост, высовывающийся из черных комбинезонов.
   Дверь закрылась, три человека остались одни.
   Кьюджел гневно повернулся к Фабельну.
   — Ты меня обманул; ты заманил меня в ловушку! Это серьезное преступление!
   Фабельн горько рассмеялся.
   — Не более серьезное, чем то, что ты совершил, обманывая меня! Меня захватили из-за твоего мошеннического трюка; поэтому я позаботился, чтобы и ты не ушел.
   — Это бесчеловечная злоба! — взревел Кьюджел — Я позабочусь, чтобы ты получил то, что заслуживаешь!
   — Ба! — отозвался Фабельн. — Не раздражай меня своими жалобами; во всяком случае я заманил тебя в пещеру не из-за одной злобы.
   — Нет? У тебя были еще какие-то причины?
   — Очень просто: крысолюди умны! Тот, кто завлечет в пещеру двух других, обретает свободу. Ты номер один на моем счету; мне нужно заманить еще одного, и я свободен. Разве я не прав, Зараидес?
   — Только в широком смысле, — ответил старик. — Ты не можешь засчитывать этого человека на свой счет; если бы существовала абсолютная справедливость, вы оба были бы на моем счету. Разве не мой пергамент привлек вас к пещере?
   — Но не в нее! — заявил Фабельн. — Вот тут-то и разница! Так считают крысолюди, и значит ты не свободен.
   — В таком случае, — сказал Кьюджел, — я считаю тебя номером один на своем счету, потому что именно я послал тебя в пещеру для проверки того, что там находится.
   Фабельн пожал плечами.
   — Этот вопрос ты должен решить с крысолюдьми. — Он нахмурился и замигал маленькими глазками. — А почему я не должен засчитывать тебя на свой счет? Это нужно обсудить.
   — Не так, не так! — послышался резкий голос из-за решетки. — Мы засчитываем только тех, кто привлечен после заключения. Фабельна нельзя относить ни на чей счет. У него самого на счету есть один — а именно Кьюджел. У Зараидеса на счету нуль.
   Кьюджел потрогал кольцо на шее.
   — А что если я не смогу раздобыть двоих?
   — Тебе дается месяц, не больше. Если не справишься, тебя сожрут.
   Фабельн заговорил трезвым расчетливым голосом.
   — Считайте, что я уже свободен. Поблизости ждет моя дочь. У нее страсть к дикому луку, она больше не приносит пользы в моем хозяйстве. С ее помощью я освобожусь. — И Фабельн удовлетворенно кивнул.
   — Интересно было бы рассмотреть твои методы, — заметил Кьюджел. — А именно: где точно она находится и как ее позвать.
   Выражение лица Фабельна стало хитрым и злым.
   — Я тебе ничего не скажу! Если хочешь привлекать людей, сам изобретай способ!
   Зараидес указал на стол, где лежали обрывки пергамента.
   — Я привязываю привлекательные послания к крылатым семенам, и потом их выпускают в лесу. Таким образом я могу привлечь прохожих к входу в пещеру, но не дальше. Боюсь, что мне осталось прожить только пять дней. Если бы у меня были мои книги, мои фолианты, мои руководства! Какие заклинания, какие заклинания! Я разрыл бы этот муравейник из конца в конец; я превратил бы каждую крысу в язык зеленого пламени. Я наказал бы Фабельна за то, что он меня обманул… Гм… Вращатель? Отчаянная Чесотка Люгвилера?
   — Чары Одиночного Заключения имеют свои преимущества, — предложил Кьюджел.
   Зараидес кивнул.
   — Да, в этом что-то есть… Но это все пустые мечты: у меня отобрали заклинания и унесли в какое-то тайное место.
   Фабельн фыркнул и отвернулся. Из-за решетки послышалось резкое предостережение:
   — Сожаления и извинения не заменят вашего счета. Соревнуйтесь с Фабельном! У него уже есть один на счету, и он собирается завтра получить второй. А ведь мы захватили его случайно!
   — Я его привлек! — возразил Кьюджел. — Разве вы не знаете честности? Я послал его в пещеру, он должен быть занесен на мой счет!
   — Все остается, как прежде! — последовал строгий ответ.
   Зараидес развел руками и принялся лихорадочно писать на пергаменте. Фабельн скорчился в углу на стуле и сидел неподвижно. Проползая мимо, Кьюджел пнул ножку стула, и Фабельн упал на пол. Он поднялся и бросился на Кьюджела, который швырнул в него стул.
   — Порядок! — послышался резкий голос. — Порядок, или будете наказаны!
   — Кьюджел выбил стул, я из-за него упал, — жаловался Фабельн. — Почему его не наказывают?
   — Чистая случайность, — заявил Кьюджел. — По моему мнению, вспыльчивый Фабельн должен содержаться в одиночке в течение двух, а еще лучше трех недель.
   Фабельн начал плеваться, но резкий голос из-за решетки потребовал тишины.
   Вскоре принесли пищу — грубую похлебку с неприятным запахом. После еды всем приказали проползти в нору на нижнем уровне, там их приковали к стене. Кьюджел спал беспокойным сном и проснулся от голоса из-за двери, обращенного к Фабельну:
   — Послание доставлено, оно прочитано с большим вниманием.
   — Хорошая новость! — послышался голос Фабельна. — Завтра я выйду в лес свободным человеком!
   — Молчание! — прохрипел в темноте Зараидес. — Неужели целыми днями я должен писать пергаменты, а по ночам слушать ваше подлое злорадство?
   — Ха, ха! — насмехался Фабельн. — Слушайте, что говорит бессильный волшебник!
   — Увы мне! Где мои книги? — простонал Зараидес. — Ты пел бы тогда по-другому!
   — А где можно найти эти книги? — осторожно спросил Кьюджел.
   — Спроси этих грязных мюридов: они захватили меня врасплох.
   Теперь Фабельн поднял голову и начал жаловаться:
   — Вы собираетесь всю ночь обмениваться воспоминаниями? Я хочу спать.