Страница:
Таня послушно раскрыла сумку и протянула мисс Миллер ее визитку. Та извлекла из верхнего кармана своего замшевого пиджачка прозрачную шариковую ручку, что-то нацарапала на карточке и протянула Тане.
— Это номер моего «кролика», то есть радиотелефона. По нему меня можно застать днем и ночью, если только я в Англии. Вот это — номер моего дома в Патни. Московский контракт истек, так что в ближайшие полгода я никуда не поеду. Разве что на уик-энд в Хландино, это такой чудный городок в северном Уэльсе. Поживите недельку, осмотритесь — и непременно позвоните мне.
Соседка накрыла Танину руку своей широкой ладонью и заглянула ей в глаза.
— И не стесняйтесь. Я, конечно, не босс и таких вопросов не решаю, но немножечко поднатаскать вас и устроить встречу с начальством я берусь...
— И что? — трепеща ресницами, спросила Таня.
— О, сущие пустяки! Первый канал Би-Би-Си, второй канал Би-Би-Си, четвертый канал... Репортаж вела Таня Дарлинг... С такой внешностью, с таким голоском да не работать на телевидении — это просто грех...
— О-о! — Таня ответила простодушно-восторженной улыбкой.
Мисс Миллер крякнула и нажала кнопку вызова стюардессы.
— Давайте разопьем бутылочку за знакомство? Я угощаю...
Таня мило повела плечами, выражая робкое согласие.
— Шампанского, уточка, — холодновато сообщила мисс Миллер мгновенно появившейся стюардессе. — Только не вашей газировки. Настоящую бутылку настоящего шампанского. У вас есть?
— «Мумм-брют», мэм. Пятьдесят три фунта, мэм.
— 0кэй! — Мисс Миллер посмотрела в спину уходящей стюардессы, шумно потянулась и с довольным видом посмотрела на Таню. — Дарлинг, вам случалось пробовать настоящее шампанское?
Каким-то чудом Таня не рассмеялась соседке в лицо, но вовремя сдержалась.
— Да. Только что. В таких миленьких бутылочках. Мисс Миллер смеха не сдерживала.
— Я вам искренне завидую — у вас впереди столько чудесных открытий...
— Да, я плохо представляю себе заграничную жизнь. Скажите, мисс Миллер...
— Соня. Моя бабушка родом из Крыжополя... Соня и Таня. Два русских имени. Это судьба! Мы непременно будем друзьями.
— Конечно... Соня. Скажите, что сейчас носят в Лондоне, что слушают, что едят, что пьют, что читают?
— О-о! Впрочем, — Соня посмотрела на часы, — еще полтора часа лету. Лекция номер один... Но для начала промочим горлышко.
Проворная стюардесса откупорила бутылку, налила немного в два стаканчика — ледяное шампанское почти не пенилось, а словно дымилось, — поставила бутылку на откидной столик перед Таней, получила с мисс Миллер деньги, пересчитала, поблагодарила и удалилась.
Соня подняла стакан.
— За тебя, my darling Darling!
— За тебя. Соня!
Рассказывала мисс Соня профессионально — четко, доходчиво, остроумно, останавливаясь на моментах, особенно непонятных для человека советского. И хотя Тайя никоим образом не относилась к типичным представителям этого биологического вида, она почерпнула из рассказа попутчицы много интересного — и многое отложила в своей цепкой памяти.
«Ну вот, — подумала она, когда чуть охрипшая Соня, извинившись, вышла облегчиться. — Не успела приземлиться, а уже кое-что прояснилось и открылись первые перспективы... Почему бы и не телевидение? Конечно, скорее всего, это просто лесбийские завлекалочки, но даже если и так, что с того? Нам не привыкать. Баба-то, похоже, небесполезная... Посмотрим, как и на что ее раскрутить».
Аполло Дарлинг, выспавшийся за время перелета, легко снял с полки увесистую багажную сумку и скомандовал Тане, которая ожидала его в проходе:
— Вперед!
Таня послушно двинулась к выходу — и невольно замерла у самой двери. Вместо привычного трапа на нее пялился извилистый черный туннель, образованный внутренними стенками гигантской кишки из гофрированной резины. По дну туннеля вдаль уходила блестящая металлическая дорожка, оборудованная перилами. Кишка, словно шланг неимоверного пылесоса, высасывала людей из чрева самолета, с тем; чтобы через сотню-другую метров (ярдов, поправила себя Таня) выплюнуть их в зал прибытия аэропорта Хитроу.
— До свидания, мисс! — На нее с выжидательной улыбкой смотрела безлико-смазливая стюардесса.
— До свидания! Спасибо за приятный полет!
— Anytime! — пропела стюардесса, и Таня, зажмурившись, ступила в черноту.
Она шла по дорожке и приговаривала про себя: «Коридоры кончаются стенкой. А туннели выводят на свет... Не дрейфь, Захаржевская, вот он уже и виден — свет в конце туннеля».
Пассажиры вышли в большой, ярко освещенный зал и очутились на узком пространстве, огороженном барьерчиками и перилами боковых лестниц. В конце этого коридора без стен позади металлического турникета сидел колоритный британец, лицом напоминавший добродушного старого бульдога, и невозмутимо командовал: «Left! Right! Left! Right!», разводя прибывших пассажиров по двум окошечкам паспортного контроля и включая соответствующие металлические дверцы. Таня остановилась, любуясь на этого дядьку и поджидая Дарлинга. Когда тот подошел, Таня крепко взяла его за руку. Дарлинг дернулся, как-то затравленно посмотрел на нее, но руки не убрал.
— Муженек, — ласково промурлыкала Таня. Замороженная девица в паспортной будочке ловко подцепила со стойки временный Танин паспорт, с ходу открыла на нужной странице, едва глянула на въездную визу, шлепнула туда штампик прибытия и, вывернув кисть, словно крупье при сдаче карт, подала паспорт Тане.
— Enjoy your stay! * — без улыбки сказала она.
Как ни странно, проверка паспорта Дарлинга оказалась более длительной и скрупулезной. Девица, поджав губы, листала его книжицу с «двуспальным левой», сверялась с каким-то списком, разложенным у нее на столе, потом вызвала по телефону молодого усача с хиповской прической, но в строгой униформе. Они оба вертели паспорт, потом усач что-то буркнул и ушел, а девица проштамповала наконец паспорт Дарлинга и отпустила его с миром.
— Хуже КГБ! — пробурчал Дарлинг, подойдя к Тане.
— Что искали-то? — спросила она.
— А черт его знает. Пошли.
По витой модерновой лестнице они спустились в белостенный зал, посреди которого вертелись два симметрично расположенных колеса. На резиновых ободах одного из колес крутились чемоданы, сумки, рюкзаки. Второе стояло. Таня направилась к крутящемуся колесу.
— Куда? — остановил ее Дарлинг. — Это с мадридского. А нам сюда.
И вновь у Тани, при всей ее удаленности от совкового менталитета, что-то дрогнуло в груди — с такой обыденной легкостью он произнес слово «мадридский». Словно речь шла не о заграничной столице, а о какой-нибудь Калуге или Можайске... Впрочем, отныне Калуга и Можайск — это все равно, что прежде был Мадрид, а Мадрид — что Калуга и Можайск... Все смешалось в "доме Облонских...
— Ах, вот вы где, — с придыханием проговорила мисс Миллер, протиснувшись к ним сквозь строй пассажиров, ожидающих багаж.
— Аполло Дарлинг. Соня Миллер, — представила их друг другу Таня.
Мисс Миллер протянула Дарлингу руку. Он вяло, с явной неохотой пожал ее.
— Вы отсюда в Лондон, мистер Дарлинг? — спросила Соня.
— Да, — лаконично и даже грубо ответил он.
— Может быть, сэкономим пару фунтов, возьмем одно такси на всех? — предложила Соня.
— Нам не по пути, — отрезал Дарлинг и отвернулся. Колесо пришло движение. Поплыли первые чемоданы.
— Не понимаю, что на него нашло, — шепнула Таня, подойдя вместе с Соней к транспортеру.
Та, вероятно, нисколько не обидевшись на Дарлинга, лукаво подмигнула Тане и прошептала в ответ:
— А я понимаю. Когда-нибудь поймешь и ты...
— Пошли, — сказал Дарлинг. Он толкал перед собой объемистую тележку с надписью «British Airways»; в тележке лежали все три чемодана и большая сумка. Они двинулись к выходу.
— До свидания, дарлинг! — крикнула Тане мисс Миллер и послала ей воздушный поцелуй. — Позвони мне!
— Непременно! — прокричала в ответ Таня. Дарлинг снял руку с поручня и потянул жену за рукав. Они выкатили багажные тележки на площадку перед аэропортом. Таня вдохнула — и испытала второе потрясение на английской земле. Воздух был поразительно, кристально чист. Пахло субтропиками — лавром, лимоном, приморским прибоем. В полосе деревьев стрекотали цикады. — Ты уверен, что это Лондон? — лукаво спросила Таня. — Точно не остров Маврикий? Ее вопрос оказался для Дарлинга, напряженного и чем-то озабоченного, полнейшей неожиданностью. Он посмотрел на нее, как на душевнобольную.
— С чего ты взяла?
— Просто мне Лондон запомнился совсем другим. Сырой, промозглый, воняющий глиной и мокрой шерстью...
— А-а, — с облегчением выдохнул он. — Ну, таким он тоже бывает.
— Кэб, сэр? — прервал их разговор вынырнувший из ниоткуда мордатый господин в желтой ливрее.
— Спасибо, — сказала Таня, намереваясь последовать за ним, но Дарлинг, дернув ее за локоть, пролаял:
— Нам на автобус!
— Может, все же возьмем такси? — За последние годы как-то отвыкла она от автобусов.
— За сорок квидов? Ты кто, миллионерша долбаная?
Однако! Слыхала она о крохоборстве буржуев, но что бы до такой степени?
— Ладно, я угощаю.
— А фунты у тебя есть?
— У меня есть доллары!
— Это долго.
— Не понимаю.
— Обменивать долго. Придется возвращаться в аэропорт, искать банковскую будку, стоять в очереди...
— А мы прямо ими расплатимся.
— Иностранные деньги никто в уплату не примет. Запрещено законом... Хотя знаешь что? — Его прежде безразличный голос дрогнул. — Давай я сам тебе обменяю... У тебя сотенные?
— Да.
— Дам по... по сорок... сорок два. Идет? «Надо же, спуталась на старости лет с мелким фарцовщиком. Али не знает, голубчик, что доллары на „квиды“ ихние идут по один-семь, максимум один-восемь? Ну что, сыграем в дурочку, сделаем муженьку последний свадебный подарок?»
— Идет, — безмятежно сказала Таня. — Как доедем, так и получишь сотню. Сдачу оставь себе.
Отказаться он даже не подумал.
Они вышли на стоянку, где бойко орудовали трое распорядителей в таких же желтых ливреях: один подгонял выстроившиеся неподалеку таксомоторы, другой рассаживал пассажиров, а третий — тот самый мордатый — откатывал в сторону освободившиеся тележки. Очередь двигалась весело, и уже минуты через две служитель распахнул перед нашими молодоженами дверцу коричневого такси.
Автомобиль был новый, но сработанный под довоенный «воксхолл-кабриолет». Пожилой сухощавый кэбмен через заднюю дверцу поставил их багаж за кресла, а Дарлинг поспешил плюхнуться на заднее сиденье, и не подумав пропустить Таню вперед. «Истинный джентльмен», — усмехнулась про себя Таня.
— По кольцевой едем, — предупредил кэбмен. — Трасса перекрыта. Гребаные мики<Ирландцы> опять грузовик взорвали.
К удивлению Тани, она без труда поняла его кокнийский говорок. Такси тронулось в путь. Таня смотрела на первые вечерние огоньки своего нового мира, на серую ленту прямой четырехполосной автострады, на черные силуэты английских деревьев на фоне темнеющего английского неба. Между прочим, шесть лет назад она въезжала в город с противоположной стороны...
...Та первая ее встреча с Лондоном получилась не очень удачной в смысле погоды. Утром их теплоход причалил возле какого-то безликого городка в дельте Темзы. Советских туристов сгрузили на берег, рассадили по трем авто — бусам и повезли сквозь пелену моросящего дождя в столицу ту манного Альбиона. В дороге Таня, насыщенная предыду — щими впечатлениями, просто отсыпалась. Автобусы остановились возле не особо внушительного трехэтажного домишка, в котором располагался семейный отель, чистенький, но явно не первоклассный, с номерами на троих и удобствами в концах кривых коридоров. Гид-англичанин, туберкулезного вида меланхолик, с жутким акцентом разъяснил, что господам с фамилиями от А до О надо быстро забросить вещи в номера и спуститься к стойке портье, откуда он отведет группу в брэкфэст-рум, тогда как господам от П до Я можно принять душ и передохнуть. Таня, попавшая в первую группу, вместе со всем стадом, ведомым гидом, спустилась в цокольный этаж и по длиннющему, гулкому подземному коридору вышла к широким стеклянным дверям, за которым и располагалась брэкфэст-рум, сильно напоминающая ресторан на Белорусском вокзале. Оголодавшие гости поспешно расселись, угостились «континентальными» крекерами с джемом, чаем из огромных черных термосов, кукурузными хлопьями из ярких пакетиков и начали было расходиться, сетуя на скудость английского стола, но тут пожилые официантки принялись разносить яичницу с беконом, так что не склонные к спешке туристы — в их числе и Таня — были должным образом вознаграждены.
Настырный дождь смазал автобусную экскурсию. Сквозь частый капельный узор на стеклах удавалось рассмотреть лишь самые ближние к окнам достопримечательности, средние воспринимались как неотличимые серые силуэты, а дальние — включая Бэкингэмский дворец — и вовсе терялись в свинцовой мгле. От выходов на дождь и променада под Биг-Беном группа большинством голосов отказалась и вернулась в отельчик несколько раньше предусмотренного. Танины соседки по комнате тут же завалились на кровати и от нечего делать принялись скакать по телевизионным каналам, забавляясь кнопками дистанционного управления, как малые дети. Естественно, не поняв ничего из увиденного, стали приставать к Тане, чтобы переводила. Вежливо отшив их, Таня извлекла из дорожной сумки предусмотрительно захваченный с теплохода плащик и пошла осматривать окрестности.
Отельчик оказался неподалеку от зеленой и замусоренной Рассел-Сквер. Таня перешла площадь и, пройдя по коротенькой улице, оказалась перед чугунной оградой, за которой виднелось не очень высокое, но внушительное здание. Британский музей. Таня подошла к запертым массивным воротам, прочла табличку «Closed on Mondays»* и повернула обратно, поспев в самый раз к обеду: на входе в пустую брэкфэст-рум толстая улыбчивая тетка выдавала каждому по пластмассовой коробочке, содержащей трехслойный бутерброд, булочку, яблоку шоколадный батончик и бутылочку кока-колы.
После обеда полагалась пешая экскурсия по историческому центру. Хотя дождь почти перестал, многие предпочли остаться в отеле, так что желающих набралась всего треть группы, да и те высказали пожелание осмотреть что-нибудь под крышей, только чтобы бесплатно .Первой достопримечательностью, отвечающей этим требованиям, был все тот же Британский музей, оказавшийся, как уже знала Таня, закрытым на выходной. У входа в Национальную Галерею вился людской хвост часа на три. Искушенный гид не растерялся и потащил группу в Кенсингтон, к знаменитому торговому центру «Хэрродз», на осмотр которого отводилось два часа, после чего предлагалась экскурсия в крупнейший супермаркет «Сентсбэри». Таня вышла вместе со всеми, подождала, когда все рассосутся по бесконечным залам, и вышла на волглую, малолюдную улицу.
Она в одиночестве бродила по площадям и улицам, жадно вычитывая названия, с детства знакомые по книгам и учебникам. Сделав большой круг, она, как и предполагала, вышла прямехонько к отелю. «Я еще вернусь, и тогда ты улыбнешься мне», — шептала она хмуро нахохлившемуся городу.
Те же слова она повторила на следующее утро, когда в одиночестве стояла на корме длинного прогулочного катера среди мокрых, обвисших флажков и смотрела на уплывающие башни Тауэрского моста. Остальные граждане сидели в салоне и от души угощались добрым английским пивом, стоимость которого входила в обслуживание. Катер отвозил их группу обратно к морю...
...Они уже въехали в Лондон. Мимо проносились уютные, ярко освещенные домики Кемдэна, потом такси вырулило на широкую улицу с оживленным, несмотря на поздний час, движением. «Юстон-роуд», — догадалась Таня и принялась высматривать знакомые места. А вот эта улочка другим концом упирается в тот самый отельчик... Когда слева пронеслась громада Сент-Панкрас, Таня повернулась к Дарлингу и сказала:
— По-моему, мы проскочили Мэйфэр. Тот стрельнул агатовыми глазами в невозмутимый затылок кэбмена и с жаром заговорил:
— Понимаешь, я распорядился по телефону, чтобы там провели легкую перепланировку и ремонт. Конечно, это можно было бы сделать заблаговременно, но я не предполагал, что вернусь из Москвы с женой. Это займет всего неделю, самое большее две. Конечно, есть еще домик в Кенте, но сейчас я не могу туда ехать — накопилось много дел. Мы немного поживем в Бромли-бай-Боу, у моей тети, если ты, конечно, не против. Она простая, веселая старушка. У нее там очень славный пансиончик. Тебе понравится.
— Конечно же, я не против. — Таня усмехнулась. — Так или иначе, у меня уже нет выбора. Только напрасно ты так расстарался из-за меня. — Она понизила голос. — Я ведь надолго у тебя не задержусь, скорее всего.
Дарлинг склонился к ее уху и зашептал:
— Но тебе ведь надо освоиться, получить гражданство, устроиться на работу, встать на ноги. На это уйдет не один месяц. И все это время ты будешь жить у меня. Это входит в нашу договоренность с твоим патроном. При прежней планировке тебе было бы там неудобно. — Он помолчал. — И мне тоже.
— С этого бы и начинал, — негромко ответила Таня. Вот зануда! Однако что-то он разболтался. И руки дрожат. Ох, не к добру это... Без толку дергаться не надо, но и бдительность терять не след. Ты одна и на чужой территории...
Машина, свернув с Олд-Стрит, поползла по узким неприглядным улочкам. Ветер проносил мимо них обрывки газет, целлофановые обертки, кожуру фруктов. Осыпающейся штукатуркой скалились длинные, неотличимые один от другого двухэтажные дома за низкими оградками. Их сменяли кварталы, опоясанные кричащими неоновыми вывесками: «Dehli-cious Indian Cuisine», «Sarani Jewelers», «Good Chow», «Bingo!», «Flea & Firkin». Под некоторыми из вывесок толпились люди. Под другими, в нишах у входа в темные, запертые лавочки, бесформенными кучами лежали и сидели на одеялах бездомные. Таню неприятно удивило большое количество пьяных. Поодиночке и группами они, пошатываясь, фланировали по мостовой так и норовя залезть прямо под колеса, без тени стыда мочились на стены, валялись в чахлых кустиках, а то и поперек тротуара. Через них индифферентно перешагивали прохожие.
— И после этого они еще смеют называть Россию страной пьяниц, — не удержалась Таня.
Дарлинг словно не слышал ее. Зато кэбмен согласно закивал головой.
— Yop, its a friggin shame, mate! — с чувством заявил он. — They outta be horsewhipped!
— Тебя не спросили! — огрызнулся Дарлинг. Таксист стоически пожал плечами и замолчал.
Далее пошли улочки в том же духе, только немножко по-пригляднее — совсем немножко: чуть меньше грязи, чуть меньше пьяных. В жилых кварталах монотонность вытянувшихся в версту викторианских бараков то и дело нарушалась вкраплениями современных ухоженных особнячков с лужайками, а в торговых — блистающих зеркальными стеклами поп-артовых павильончиков. «Париж, штат Техас», — подумала Таня: один особенно высвеченный и оживленный отрезок напомнил ей штатовский видик.
Переехав короткий каменный мостик, коричневый кабриолет завернул налево и остановился на узкой улице плотной старой застройки возле двухэтажного белого домика с крутой черепичной крышей, с обеих сторон стиснутого домиками побольше.
— Приехали! — с облегчением сказал Дарлинг. Пока он расплачивался с кэбменом и надзирал за тем, как тот вытаскивает чемоданы, Таня вышла и огляделась. Здесь воздух был потяжелее, уже не пахло лаврами и морским прибоем — скорее, речной грязью и торфом. Над двойной входной дверью с красной рамой и широким узорным стеклом, сквозь которое пробивался яркий свет, красовалась вывеска, освещенная затейливым фонариком в виде драконьей головы: «Ма Poppies Adults Rest Club»*.
— Нравится? — спросил подошедший Дарлинг.
— Пока не знаю, — почти честно призналась Таня. Первое впечатление было не очень благоприятным. Дарлинг взялся за бронзовый молоточек, приделанный сбоку от двери, и трижды стукнул им по вогнутой бронзовой пластине. Дверь моментально отворилась, и показался огромного роста чернущий негр в ослепительно белом фраке. Он широко улыбался.
— О, мистер Дарлинг, сэр! — Интересно, Тане только почудилась издевка в его хорошо поставленном, дикторском голосе? — Давненько, давненько... — Тут взгляд темнокожего гиганта упал на Таню. Он закатил глаза, изображая полный восторг. — С удачной обновкой вас!
— Заткни хлебало, Джулиан, — мрачно посоветовал Дарлинг. — Лучше подбери наши шмотки и оттащи к боковому входу — ни к чему тревожить гостей.
— Слушаюсь, сэр!
Слова Джулиана прозвучали как изощреннейшее оскорбление. Дарлинг, похоже, этого не почувствовал. Зато очень хорошо почувствовала Таня.
Джулиан вышел на улицу, с легкостью поднял два больших чемодана и скрылся с ними в арке соседнего дома. Дарлинг взял чемодан поменьше, а Таня — сумку, Они направились следом за негром.
А тот, отворив серую неприметную дверь, выходящую в небольшой глухой дворик, занес чемоданы в дом.
— Подними в третий или седьмой — который свободен, — крикнул вслед ему Дарлинг.
Он остановился перед дверью, повернулся к Тане и приглашающим жестом указал внутрь.
— Входи, дарлинг.
Она оказалась в узком и длинном вестибюле. Верхняя часть стен и потолок оклеены темно-зеленым линкрустом с блестками, нижняя — лакированное дерево, выкрашенное в черный цвет. Пол покрыт желтым ковролином. Слева от входа — огороженная барьером конторка, за которой никто не сидел. Прямо за конторкой небольшая сплошная дверь. Такие же двери слева и в дальнем торце, за начинающейся в левой дальней чещерти лестницей — черные перила, на ступеньках желтая дорожка, в конце первого пролета — еще одна дверь. Все двери закрыты, кроме одной, двойной, с красной рамой и большими стеклами в белых цветочных узорах, расположенной справа, позади конторки и прямо напротив подножия лестницы. . Та распахнута, оттуда льется яркий свет, нетрезвый гвалт, табачный дым и переливы отчетливо кабацкой, совсем не английской, а, скорее, цыганско-румынской скрипки. Все эти подробности цепкий Танин взгляд охватил и на всякий случай отпечатал в мозгу за те секунды, пока она, не отставая от Джулиана и Дарлинга, прошла по вестибюлю и поднялась по лакированной черной лестнице.
На втором этаже после небольшой площадки, украшенной пальмой в прямоугольной кадке, начался коридор, исполненный в той же манере, что и вестибюль, и освещенный тремя яркими, равномерно расположенными лампами. Он напоминал коридор небольшой гостиницы. Все двери, за исключением торцовой, были снабжены номерами и покрашены в тот же черный цвет. На круглой бронзовой ручке одной из дверей висела стандартная табличка «Do Not Disturb» *, из узенькой щелки над полом лился свет и слышались невнятные голоса — глуховатый мужской и женский, визгливо-кокетливый. За остальными дверями было тихо.
Джулиан остановился возле двери с номером 3, извлек откуда-то с пояса длинный желтоватый ключ и, раскрыв дверь, подхватил чемоданы и внес их внутрь. Дарлинг вошел вслед за ним. Тане оставалось лишь последовать их примеру.
Комната напоминала одиночный номер в гостинице средней руки. Небольшая прихожая — слева встроенный шкаф, справа белая дверь, очевидно в ванную, сама комната вытянутая, завершающаяся окном, прикрытым плотной темно-вишневой портьерой. Слева от окна — — высокий столик с телевизором, белым электрическим чайником и телефоном без циферблата. Справа — низенький журнальный столик с пепельницей и двумя стаканами на стеклянном блюде и два кресла. Прямо у входа — маленький холодильник. В противоположном переднем углу — треугольное угловое трюмо с высоким двойным зеркалом и пуфиком. Главенствующей частью обстановки была кровать — длинная, широкая, покрытая ярким пестрым покрывалом, она стояла поперек комнаты и занимала весь центр, оставляя лишь узкий проход к телевизору и столику. У нее была одна спинка — в головах, а над ней — ночное бра с красным китайским абажуром. Комната была оклеена розовыми обоями в цветочках, бородатых гномиках и Красных Шапочках. Все имело вид слегка потертый, но вполне гигиеничный.
Джулиан водрузил оба чемодана на кровать и, пролавировав между Дарлингом и Таней, вышел, отвесив на прощание преувеличенно-церемонный поклон. Дарлинг свой чемодан из рук не выпустил.
— Располагайся, — бросил он через плечо остановившейся у входа Тане. — Можешь пока освежиться, принять душ. Через полчаса зайду за тобой. Представлю тебя тете Поппи и поужинаем... Кстати, на счетчике было как раз сорок два фунта. Так что... — Он выразительно потер большим пальцем об указательный.
— Ах да, совсем забыла, извини.
Таня достала из сумочки сто долларов и помахала перед носом Дарлинга. Он протянул руку и выхватил у нее бумажку.
— Следующая поездка — за твой счет, дарлинг, — с безмятежной улыбкой проговорила Таня.
— Конечно, конечно... — рассеянно пробормотал он, пряча деньги в карман. — Разреши.
Он чуть отодвинул Таню и вышел, прикрыв дверь.
Таня посмотрела ему вслед, подошла к кровати, сняла сумку с плеча, положила поверх чемоданов и сама села рядом. Под ней мягко спружинил эластичный матрас.
Устала. Разбираться в ситуации начнем завтра. А сегодня — сегодня плыть по течению. Но, конечно, смотреть во все глаза.
Скинув сумку, она раскрыла верхний чемодан, черный, кожаный и стала вынимать оттуда и раскладывать барахлишко, попутно прикидывая, что же надеть к ужину.
— Это номер моего «кролика», то есть радиотелефона. По нему меня можно застать днем и ночью, если только я в Англии. Вот это — номер моего дома в Патни. Московский контракт истек, так что в ближайшие полгода я никуда не поеду. Разве что на уик-энд в Хландино, это такой чудный городок в северном Уэльсе. Поживите недельку, осмотритесь — и непременно позвоните мне.
Соседка накрыла Танину руку своей широкой ладонью и заглянула ей в глаза.
— И не стесняйтесь. Я, конечно, не босс и таких вопросов не решаю, но немножечко поднатаскать вас и устроить встречу с начальством я берусь...
— И что? — трепеща ресницами, спросила Таня.
— О, сущие пустяки! Первый канал Би-Би-Си, второй канал Би-Би-Си, четвертый канал... Репортаж вела Таня Дарлинг... С такой внешностью, с таким голоском да не работать на телевидении — это просто грех...
— О-о! — Таня ответила простодушно-восторженной улыбкой.
Мисс Миллер крякнула и нажала кнопку вызова стюардессы.
— Давайте разопьем бутылочку за знакомство? Я угощаю...
Таня мило повела плечами, выражая робкое согласие.
— Шампанского, уточка, — холодновато сообщила мисс Миллер мгновенно появившейся стюардессе. — Только не вашей газировки. Настоящую бутылку настоящего шампанского. У вас есть?
— «Мумм-брют», мэм. Пятьдесят три фунта, мэм.
— 0кэй! — Мисс Миллер посмотрела в спину уходящей стюардессы, шумно потянулась и с довольным видом посмотрела на Таню. — Дарлинг, вам случалось пробовать настоящее шампанское?
Каким-то чудом Таня не рассмеялась соседке в лицо, но вовремя сдержалась.
— Да. Только что. В таких миленьких бутылочках. Мисс Миллер смеха не сдерживала.
— Я вам искренне завидую — у вас впереди столько чудесных открытий...
— Да, я плохо представляю себе заграничную жизнь. Скажите, мисс Миллер...
— Соня. Моя бабушка родом из Крыжополя... Соня и Таня. Два русских имени. Это судьба! Мы непременно будем друзьями.
— Конечно... Соня. Скажите, что сейчас носят в Лондоне, что слушают, что едят, что пьют, что читают?
— О-о! Впрочем, — Соня посмотрела на часы, — еще полтора часа лету. Лекция номер один... Но для начала промочим горлышко.
Проворная стюардесса откупорила бутылку, налила немного в два стаканчика — ледяное шампанское почти не пенилось, а словно дымилось, — поставила бутылку на откидной столик перед Таней, получила с мисс Миллер деньги, пересчитала, поблагодарила и удалилась.
Соня подняла стакан.
— За тебя, my darling Darling!
— За тебя. Соня!
Рассказывала мисс Соня профессионально — четко, доходчиво, остроумно, останавливаясь на моментах, особенно непонятных для человека советского. И хотя Тайя никоим образом не относилась к типичным представителям этого биологического вида, она почерпнула из рассказа попутчицы много интересного — и многое отложила в своей цепкой памяти.
«Ну вот, — подумала она, когда чуть охрипшая Соня, извинившись, вышла облегчиться. — Не успела приземлиться, а уже кое-что прояснилось и открылись первые перспективы... Почему бы и не телевидение? Конечно, скорее всего, это просто лесбийские завлекалочки, но даже если и так, что с того? Нам не привыкать. Баба-то, похоже, небесполезная... Посмотрим, как и на что ее раскрутить».
Аполло Дарлинг, выспавшийся за время перелета, легко снял с полки увесистую багажную сумку и скомандовал Тане, которая ожидала его в проходе:
— Вперед!
Таня послушно двинулась к выходу — и невольно замерла у самой двери. Вместо привычного трапа на нее пялился извилистый черный туннель, образованный внутренними стенками гигантской кишки из гофрированной резины. По дну туннеля вдаль уходила блестящая металлическая дорожка, оборудованная перилами. Кишка, словно шланг неимоверного пылесоса, высасывала людей из чрева самолета, с тем; чтобы через сотню-другую метров (ярдов, поправила себя Таня) выплюнуть их в зал прибытия аэропорта Хитроу.
— До свидания, мисс! — На нее с выжидательной улыбкой смотрела безлико-смазливая стюардесса.
— До свидания! Спасибо за приятный полет!
— Anytime! — пропела стюардесса, и Таня, зажмурившись, ступила в черноту.
Она шла по дорожке и приговаривала про себя: «Коридоры кончаются стенкой. А туннели выводят на свет... Не дрейфь, Захаржевская, вот он уже и виден — свет в конце туннеля».
Пассажиры вышли в большой, ярко освещенный зал и очутились на узком пространстве, огороженном барьерчиками и перилами боковых лестниц. В конце этого коридора без стен позади металлического турникета сидел колоритный британец, лицом напоминавший добродушного старого бульдога, и невозмутимо командовал: «Left! Right! Left! Right!», разводя прибывших пассажиров по двум окошечкам паспортного контроля и включая соответствующие металлические дверцы. Таня остановилась, любуясь на этого дядьку и поджидая Дарлинга. Когда тот подошел, Таня крепко взяла его за руку. Дарлинг дернулся, как-то затравленно посмотрел на нее, но руки не убрал.
— Муженек, — ласково промурлыкала Таня. Замороженная девица в паспортной будочке ловко подцепила со стойки временный Танин паспорт, с ходу открыла на нужной странице, едва глянула на въездную визу, шлепнула туда штампик прибытия и, вывернув кисть, словно крупье при сдаче карт, подала паспорт Тане.
— Enjoy your stay! * — без улыбки сказала она.
Как ни странно, проверка паспорта Дарлинга оказалась более длительной и скрупулезной. Девица, поджав губы, листала его книжицу с «двуспальным левой», сверялась с каким-то списком, разложенным у нее на столе, потом вызвала по телефону молодого усача с хиповской прической, но в строгой униформе. Они оба вертели паспорт, потом усач что-то буркнул и ушел, а девица проштамповала наконец паспорт Дарлинга и отпустила его с миром.
— Хуже КГБ! — пробурчал Дарлинг, подойдя к Тане.
— Что искали-то? — спросила она.
— А черт его знает. Пошли.
По витой модерновой лестнице они спустились в белостенный зал, посреди которого вертелись два симметрично расположенных колеса. На резиновых ободах одного из колес крутились чемоданы, сумки, рюкзаки. Второе стояло. Таня направилась к крутящемуся колесу.
— Куда? — остановил ее Дарлинг. — Это с мадридского. А нам сюда.
И вновь у Тани, при всей ее удаленности от совкового менталитета, что-то дрогнуло в груди — с такой обыденной легкостью он произнес слово «мадридский». Словно речь шла не о заграничной столице, а о какой-нибудь Калуге или Можайске... Впрочем, отныне Калуга и Можайск — это все равно, что прежде был Мадрид, а Мадрид — что Калуга и Можайск... Все смешалось в "доме Облонских...
— Ах, вот вы где, — с придыханием проговорила мисс Миллер, протиснувшись к ним сквозь строй пассажиров, ожидающих багаж.
— Аполло Дарлинг. Соня Миллер, — представила их друг другу Таня.
Мисс Миллер протянула Дарлингу руку. Он вяло, с явной неохотой пожал ее.
— Вы отсюда в Лондон, мистер Дарлинг? — спросила Соня.
— Да, — лаконично и даже грубо ответил он.
— Может быть, сэкономим пару фунтов, возьмем одно такси на всех? — предложила Соня.
— Нам не по пути, — отрезал Дарлинг и отвернулся. Колесо пришло движение. Поплыли первые чемоданы.
— Не понимаю, что на него нашло, — шепнула Таня, подойдя вместе с Соней к транспортеру.
Та, вероятно, нисколько не обидевшись на Дарлинга, лукаво подмигнула Тане и прошептала в ответ:
— А я понимаю. Когда-нибудь поймешь и ты...
— Пошли, — сказал Дарлинг. Он толкал перед собой объемистую тележку с надписью «British Airways»; в тележке лежали все три чемодана и большая сумка. Они двинулись к выходу.
— До свидания, дарлинг! — крикнула Тане мисс Миллер и послала ей воздушный поцелуй. — Позвони мне!
— Непременно! — прокричала в ответ Таня. Дарлинг снял руку с поручня и потянул жену за рукав. Они выкатили багажные тележки на площадку перед аэропортом. Таня вдохнула — и испытала второе потрясение на английской земле. Воздух был поразительно, кристально чист. Пахло субтропиками — лавром, лимоном, приморским прибоем. В полосе деревьев стрекотали цикады. — Ты уверен, что это Лондон? — лукаво спросила Таня. — Точно не остров Маврикий? Ее вопрос оказался для Дарлинга, напряженного и чем-то озабоченного, полнейшей неожиданностью. Он посмотрел на нее, как на душевнобольную.
— С чего ты взяла?
— Просто мне Лондон запомнился совсем другим. Сырой, промозглый, воняющий глиной и мокрой шерстью...
— А-а, — с облегчением выдохнул он. — Ну, таким он тоже бывает.
— Кэб, сэр? — прервал их разговор вынырнувший из ниоткуда мордатый господин в желтой ливрее.
— Спасибо, — сказала Таня, намереваясь последовать за ним, но Дарлинг, дернув ее за локоть, пролаял:
— Нам на автобус!
— Может, все же возьмем такси? — За последние годы как-то отвыкла она от автобусов.
— За сорок квидов? Ты кто, миллионерша долбаная?
Однако! Слыхала она о крохоборстве буржуев, но что бы до такой степени?
— Ладно, я угощаю.
— А фунты у тебя есть?
— У меня есть доллары!
— Это долго.
— Не понимаю.
— Обменивать долго. Придется возвращаться в аэропорт, искать банковскую будку, стоять в очереди...
— А мы прямо ими расплатимся.
— Иностранные деньги никто в уплату не примет. Запрещено законом... Хотя знаешь что? — Его прежде безразличный голос дрогнул. — Давай я сам тебе обменяю... У тебя сотенные?
— Да.
— Дам по... по сорок... сорок два. Идет? «Надо же, спуталась на старости лет с мелким фарцовщиком. Али не знает, голубчик, что доллары на „квиды“ ихние идут по один-семь, максимум один-восемь? Ну что, сыграем в дурочку, сделаем муженьку последний свадебный подарок?»
— Идет, — безмятежно сказала Таня. — Как доедем, так и получишь сотню. Сдачу оставь себе.
Отказаться он даже не подумал.
Они вышли на стоянку, где бойко орудовали трое распорядителей в таких же желтых ливреях: один подгонял выстроившиеся неподалеку таксомоторы, другой рассаживал пассажиров, а третий — тот самый мордатый — откатывал в сторону освободившиеся тележки. Очередь двигалась весело, и уже минуты через две служитель распахнул перед нашими молодоженами дверцу коричневого такси.
Автомобиль был новый, но сработанный под довоенный «воксхолл-кабриолет». Пожилой сухощавый кэбмен через заднюю дверцу поставил их багаж за кресла, а Дарлинг поспешил плюхнуться на заднее сиденье, и не подумав пропустить Таню вперед. «Истинный джентльмен», — усмехнулась про себя Таня.
— По кольцевой едем, — предупредил кэбмен. — Трасса перекрыта. Гребаные мики<Ирландцы> опять грузовик взорвали.
К удивлению Тани, она без труда поняла его кокнийский говорок. Такси тронулось в путь. Таня смотрела на первые вечерние огоньки своего нового мира, на серую ленту прямой четырехполосной автострады, на черные силуэты английских деревьев на фоне темнеющего английского неба. Между прочим, шесть лет назад она въезжала в город с противоположной стороны...
...Та первая ее встреча с Лондоном получилась не очень удачной в смысле погоды. Утром их теплоход причалил возле какого-то безликого городка в дельте Темзы. Советских туристов сгрузили на берег, рассадили по трем авто — бусам и повезли сквозь пелену моросящего дождя в столицу ту манного Альбиона. В дороге Таня, насыщенная предыду — щими впечатлениями, просто отсыпалась. Автобусы остановились возле не особо внушительного трехэтажного домишка, в котором располагался семейный отель, чистенький, но явно не первоклассный, с номерами на троих и удобствами в концах кривых коридоров. Гид-англичанин, туберкулезного вида меланхолик, с жутким акцентом разъяснил, что господам с фамилиями от А до О надо быстро забросить вещи в номера и спуститься к стойке портье, откуда он отведет группу в брэкфэст-рум, тогда как господам от П до Я можно принять душ и передохнуть. Таня, попавшая в первую группу, вместе со всем стадом, ведомым гидом, спустилась в цокольный этаж и по длиннющему, гулкому подземному коридору вышла к широким стеклянным дверям, за которым и располагалась брэкфэст-рум, сильно напоминающая ресторан на Белорусском вокзале. Оголодавшие гости поспешно расселись, угостились «континентальными» крекерами с джемом, чаем из огромных черных термосов, кукурузными хлопьями из ярких пакетиков и начали было расходиться, сетуя на скудость английского стола, но тут пожилые официантки принялись разносить яичницу с беконом, так что не склонные к спешке туристы — в их числе и Таня — были должным образом вознаграждены.
Настырный дождь смазал автобусную экскурсию. Сквозь частый капельный узор на стеклах удавалось рассмотреть лишь самые ближние к окнам достопримечательности, средние воспринимались как неотличимые серые силуэты, а дальние — включая Бэкингэмский дворец — и вовсе терялись в свинцовой мгле. От выходов на дождь и променада под Биг-Беном группа большинством голосов отказалась и вернулась в отельчик несколько раньше предусмотренного. Танины соседки по комнате тут же завалились на кровати и от нечего делать принялись скакать по телевизионным каналам, забавляясь кнопками дистанционного управления, как малые дети. Естественно, не поняв ничего из увиденного, стали приставать к Тане, чтобы переводила. Вежливо отшив их, Таня извлекла из дорожной сумки предусмотрительно захваченный с теплохода плащик и пошла осматривать окрестности.
Отельчик оказался неподалеку от зеленой и замусоренной Рассел-Сквер. Таня перешла площадь и, пройдя по коротенькой улице, оказалась перед чугунной оградой, за которой виднелось не очень высокое, но внушительное здание. Британский музей. Таня подошла к запертым массивным воротам, прочла табличку «Closed on Mondays»* и повернула обратно, поспев в самый раз к обеду: на входе в пустую брэкфэст-рум толстая улыбчивая тетка выдавала каждому по пластмассовой коробочке, содержащей трехслойный бутерброд, булочку, яблоку шоколадный батончик и бутылочку кока-колы.
После обеда полагалась пешая экскурсия по историческому центру. Хотя дождь почти перестал, многие предпочли остаться в отеле, так что желающих набралась всего треть группы, да и те высказали пожелание осмотреть что-нибудь под крышей, только чтобы бесплатно .Первой достопримечательностью, отвечающей этим требованиям, был все тот же Британский музей, оказавшийся, как уже знала Таня, закрытым на выходной. У входа в Национальную Галерею вился людской хвост часа на три. Искушенный гид не растерялся и потащил группу в Кенсингтон, к знаменитому торговому центру «Хэрродз», на осмотр которого отводилось два часа, после чего предлагалась экскурсия в крупнейший супермаркет «Сентсбэри». Таня вышла вместе со всеми, подождала, когда все рассосутся по бесконечным залам, и вышла на волглую, малолюдную улицу.
Она в одиночестве бродила по площадям и улицам, жадно вычитывая названия, с детства знакомые по книгам и учебникам. Сделав большой круг, она, как и предполагала, вышла прямехонько к отелю. «Я еще вернусь, и тогда ты улыбнешься мне», — шептала она хмуро нахохлившемуся городу.
Те же слова она повторила на следующее утро, когда в одиночестве стояла на корме длинного прогулочного катера среди мокрых, обвисших флажков и смотрела на уплывающие башни Тауэрского моста. Остальные граждане сидели в салоне и от души угощались добрым английским пивом, стоимость которого входила в обслуживание. Катер отвозил их группу обратно к морю...
...Они уже въехали в Лондон. Мимо проносились уютные, ярко освещенные домики Кемдэна, потом такси вырулило на широкую улицу с оживленным, несмотря на поздний час, движением. «Юстон-роуд», — догадалась Таня и принялась высматривать знакомые места. А вот эта улочка другим концом упирается в тот самый отельчик... Когда слева пронеслась громада Сент-Панкрас, Таня повернулась к Дарлингу и сказала:
— По-моему, мы проскочили Мэйфэр. Тот стрельнул агатовыми глазами в невозмутимый затылок кэбмена и с жаром заговорил:
— Понимаешь, я распорядился по телефону, чтобы там провели легкую перепланировку и ремонт. Конечно, это можно было бы сделать заблаговременно, но я не предполагал, что вернусь из Москвы с женой. Это займет всего неделю, самое большее две. Конечно, есть еще домик в Кенте, но сейчас я не могу туда ехать — накопилось много дел. Мы немного поживем в Бромли-бай-Боу, у моей тети, если ты, конечно, не против. Она простая, веселая старушка. У нее там очень славный пансиончик. Тебе понравится.
— Конечно же, я не против. — Таня усмехнулась. — Так или иначе, у меня уже нет выбора. Только напрасно ты так расстарался из-за меня. — Она понизила голос. — Я ведь надолго у тебя не задержусь, скорее всего.
Дарлинг склонился к ее уху и зашептал:
— Но тебе ведь надо освоиться, получить гражданство, устроиться на работу, встать на ноги. На это уйдет не один месяц. И все это время ты будешь жить у меня. Это входит в нашу договоренность с твоим патроном. При прежней планировке тебе было бы там неудобно. — Он помолчал. — И мне тоже.
— С этого бы и начинал, — негромко ответила Таня. Вот зануда! Однако что-то он разболтался. И руки дрожат. Ох, не к добру это... Без толку дергаться не надо, но и бдительность терять не след. Ты одна и на чужой территории...
Машина, свернув с Олд-Стрит, поползла по узким неприглядным улочкам. Ветер проносил мимо них обрывки газет, целлофановые обертки, кожуру фруктов. Осыпающейся штукатуркой скалились длинные, неотличимые один от другого двухэтажные дома за низкими оградками. Их сменяли кварталы, опоясанные кричащими неоновыми вывесками: «Dehli-cious Indian Cuisine», «Sarani Jewelers», «Good Chow», «Bingo!», «Flea & Firkin». Под некоторыми из вывесок толпились люди. Под другими, в нишах у входа в темные, запертые лавочки, бесформенными кучами лежали и сидели на одеялах бездомные. Таню неприятно удивило большое количество пьяных. Поодиночке и группами они, пошатываясь, фланировали по мостовой так и норовя залезть прямо под колеса, без тени стыда мочились на стены, валялись в чахлых кустиках, а то и поперек тротуара. Через них индифферентно перешагивали прохожие.
— И после этого они еще смеют называть Россию страной пьяниц, — не удержалась Таня.
Дарлинг словно не слышал ее. Зато кэбмен согласно закивал головой.
— Yop, its a friggin shame, mate! — с чувством заявил он. — They outta be horsewhipped!
— Тебя не спросили! — огрызнулся Дарлинг. Таксист стоически пожал плечами и замолчал.
Далее пошли улочки в том же духе, только немножко по-пригляднее — совсем немножко: чуть меньше грязи, чуть меньше пьяных. В жилых кварталах монотонность вытянувшихся в версту викторианских бараков то и дело нарушалась вкраплениями современных ухоженных особнячков с лужайками, а в торговых — блистающих зеркальными стеклами поп-артовых павильончиков. «Париж, штат Техас», — подумала Таня: один особенно высвеченный и оживленный отрезок напомнил ей штатовский видик.
Переехав короткий каменный мостик, коричневый кабриолет завернул налево и остановился на узкой улице плотной старой застройки возле двухэтажного белого домика с крутой черепичной крышей, с обеих сторон стиснутого домиками побольше.
— Приехали! — с облегчением сказал Дарлинг. Пока он расплачивался с кэбменом и надзирал за тем, как тот вытаскивает чемоданы, Таня вышла и огляделась. Здесь воздух был потяжелее, уже не пахло лаврами и морским прибоем — скорее, речной грязью и торфом. Над двойной входной дверью с красной рамой и широким узорным стеклом, сквозь которое пробивался яркий свет, красовалась вывеска, освещенная затейливым фонариком в виде драконьей головы: «Ма Poppies Adults Rest Club»*.
— Нравится? — спросил подошедший Дарлинг.
— Пока не знаю, — почти честно призналась Таня. Первое впечатление было не очень благоприятным. Дарлинг взялся за бронзовый молоточек, приделанный сбоку от двери, и трижды стукнул им по вогнутой бронзовой пластине. Дверь моментально отворилась, и показался огромного роста чернущий негр в ослепительно белом фраке. Он широко улыбался.
— О, мистер Дарлинг, сэр! — Интересно, Тане только почудилась издевка в его хорошо поставленном, дикторском голосе? — Давненько, давненько... — Тут взгляд темнокожего гиганта упал на Таню. Он закатил глаза, изображая полный восторг. — С удачной обновкой вас!
— Заткни хлебало, Джулиан, — мрачно посоветовал Дарлинг. — Лучше подбери наши шмотки и оттащи к боковому входу — ни к чему тревожить гостей.
— Слушаюсь, сэр!
Слова Джулиана прозвучали как изощреннейшее оскорбление. Дарлинг, похоже, этого не почувствовал. Зато очень хорошо почувствовала Таня.
Джулиан вышел на улицу, с легкостью поднял два больших чемодана и скрылся с ними в арке соседнего дома. Дарлинг взял чемодан поменьше, а Таня — сумку, Они направились следом за негром.
А тот, отворив серую неприметную дверь, выходящую в небольшой глухой дворик, занес чемоданы в дом.
— Подними в третий или седьмой — который свободен, — крикнул вслед ему Дарлинг.
Он остановился перед дверью, повернулся к Тане и приглашающим жестом указал внутрь.
— Входи, дарлинг.
Она оказалась в узком и длинном вестибюле. Верхняя часть стен и потолок оклеены темно-зеленым линкрустом с блестками, нижняя — лакированное дерево, выкрашенное в черный цвет. Пол покрыт желтым ковролином. Слева от входа — огороженная барьером конторка, за которой никто не сидел. Прямо за конторкой небольшая сплошная дверь. Такие же двери слева и в дальнем торце, за начинающейся в левой дальней чещерти лестницей — черные перила, на ступеньках желтая дорожка, в конце первого пролета — еще одна дверь. Все двери закрыты, кроме одной, двойной, с красной рамой и большими стеклами в белых цветочных узорах, расположенной справа, позади конторки и прямо напротив подножия лестницы. . Та распахнута, оттуда льется яркий свет, нетрезвый гвалт, табачный дым и переливы отчетливо кабацкой, совсем не английской, а, скорее, цыганско-румынской скрипки. Все эти подробности цепкий Танин взгляд охватил и на всякий случай отпечатал в мозгу за те секунды, пока она, не отставая от Джулиана и Дарлинга, прошла по вестибюлю и поднялась по лакированной черной лестнице.
На втором этаже после небольшой площадки, украшенной пальмой в прямоугольной кадке, начался коридор, исполненный в той же манере, что и вестибюль, и освещенный тремя яркими, равномерно расположенными лампами. Он напоминал коридор небольшой гостиницы. Все двери, за исключением торцовой, были снабжены номерами и покрашены в тот же черный цвет. На круглой бронзовой ручке одной из дверей висела стандартная табличка «Do Not Disturb» *, из узенькой щелки над полом лился свет и слышались невнятные голоса — глуховатый мужской и женский, визгливо-кокетливый. За остальными дверями было тихо.
Джулиан остановился возле двери с номером 3, извлек откуда-то с пояса длинный желтоватый ключ и, раскрыв дверь, подхватил чемоданы и внес их внутрь. Дарлинг вошел вслед за ним. Тане оставалось лишь последовать их примеру.
Комната напоминала одиночный номер в гостинице средней руки. Небольшая прихожая — слева встроенный шкаф, справа белая дверь, очевидно в ванную, сама комната вытянутая, завершающаяся окном, прикрытым плотной темно-вишневой портьерой. Слева от окна — — высокий столик с телевизором, белым электрическим чайником и телефоном без циферблата. Справа — низенький журнальный столик с пепельницей и двумя стаканами на стеклянном блюде и два кресла. Прямо у входа — маленький холодильник. В противоположном переднем углу — треугольное угловое трюмо с высоким двойным зеркалом и пуфиком. Главенствующей частью обстановки была кровать — длинная, широкая, покрытая ярким пестрым покрывалом, она стояла поперек комнаты и занимала весь центр, оставляя лишь узкий проход к телевизору и столику. У нее была одна спинка — в головах, а над ней — ночное бра с красным китайским абажуром. Комната была оклеена розовыми обоями в цветочках, бородатых гномиках и Красных Шапочках. Все имело вид слегка потертый, но вполне гигиеничный.
Джулиан водрузил оба чемодана на кровать и, пролавировав между Дарлингом и Таней, вышел, отвесив на прощание преувеличенно-церемонный поклон. Дарлинг свой чемодан из рук не выпустил.
— Располагайся, — бросил он через плечо остановившейся у входа Тане. — Можешь пока освежиться, принять душ. Через полчаса зайду за тобой. Представлю тебя тете Поппи и поужинаем... Кстати, на счетчике было как раз сорок два фунта. Так что... — Он выразительно потер большим пальцем об указательный.
— Ах да, совсем забыла, извини.
Таня достала из сумочки сто долларов и помахала перед носом Дарлинга. Он протянул руку и выхватил у нее бумажку.
— Следующая поездка — за твой счет, дарлинг, — с безмятежной улыбкой проговорила Таня.
— Конечно, конечно... — рассеянно пробормотал он, пряча деньги в карман. — Разреши.
Он чуть отодвинул Таню и вышел, прикрыв дверь.
Таня посмотрела ему вслед, подошла к кровати, сняла сумку с плеча, положила поверх чемоданов и сама села рядом. Под ней мягко спружинил эластичный матрас.
Устала. Разбираться в ситуации начнем завтра. А сегодня — сегодня плыть по течению. Но, конечно, смотреть во все глаза.
Скинув сумку, она раскрыла верхний чемодан, черный, кожаный и стала вынимать оттуда и раскладывать барахлишко, попутно прикидывая, что же надеть к ужину.