Страница:
Обе стороны – Литва и Москва – готовились к возобновлению войны. Сигизмунд Август продолжил свою пропагандистскую войну, тайно посылая московитским боярам предложения бежать с царской службы в Литву. Он обещал им достойное содержание. В 1567 г. четыре выдающихся московских боярина, князь Иван Бельский, князь Иван Мстиславский, князь М.И. Воротынский и Иван Федоров, получили подобные приглашения от Сигизмунда Августа и гетмана Григория Ходкевича. Каждый из них немедленно доложил об этом царю и заверил его в своей верности. Иван IV приказал им послать назад оскорбительные ответы с отказом, которые он подготовил лично,
264что они и сделали. (Ивана Федорова все равно казнили). В других случаях получатели хранили письма в тайне и готовились к побегу, во всяком случае, старались не лишить себя такой возможности.
Как мы видели, при учреждении в 1565 г. опричнины духовенство обещало отказаться от своего традиционного права защищать тех, кто потерял расположение царя. Несмотря на это, митрополит Афанасий продолжал отстаивать подозреваемых перед царем. И поскольку царь редко удовлетворял его петиции, Афанасий 16 мая 1566г. ушел в отставку.
Иван IV выразил желание (при сложившихся обстоятельствах являвшееся приказом), чтобы на митрополичью кафедру был избран архиепископ Казани Герман Полев. Царь помнил, что Герман был одним из следователей по ереси Башкина в 1553 г. В 1555 г., когда была создана архиепископская кафедра в Казани, Герман был одним из ближайших помощников первого архиепископа Казани Гурия. После смерти Гурия Герман сменил его.
Гермаи был стойким защитником православия от еретиков (как показало дело Башкина), но он был глубоко религиозным человеком, а не раболепным искателем царского благоволения. Он был возмущен жестокостями опричнины. Сперва он отказался от кафедры митрополита. Когда же церковный Собор, несмотря на его нежелание, избрал его, он отправился к царю и увещевал его прекратить расправы. Царь разгневался, и Герман не был рукоположен. Он умер в Москве 6 ноября 1567 г., согласно официальной версии, от эпидемии. Курбский говорит, что он был либо задушен, либо отравлен. 265
После устранения Германа царь и церковный Собор предложили Эфедру митрополита настоятелю Соловецкого монастыря Филиппу, который принадлежал к боярской семье Колычевых. В качестве соловецкого настоятеля Филипп показал себя талантливым администратором. Он был приглашен в Москву, но, подобно Герману, не хотел принимать приглашение. Он последовательно настаивал, чтобы царь прекратил ненужные казни и уничтожил опричнину. Несмотря на это, царь согласился на рукоположение Филиппа. Филипп должен был пообещать не вмешиваться в дела опричнины, а царь разрешил бы ему давать советы. Это было подтверждением традиционного права высших иерархов вступаться за угнетаемых и преследуемых. Предположительно, царь дал секретное обещание Филиппу воздержаться от злоупотреблений. 20 июля 1566 г. Филипп был рукоположен в сан митрополита. 266
На протяжении года после этого террор был не столь жесток. Царь продолжал подозревать существование предательства или, по крайней мере, предательских намерений среди бояр. Ему никогда не приходило в голову, что он своей непомерной жестокостью раздражал служилых людей и толкал их на измену или побег. Получение же в 1567 г. четырьмя видными боярами писем от короля Сигизмунда Августа повело к новой волне террора. 267
К осени 1567 г. митрополит Филипп понял, что для него настало время вмешаться. Сперва он увещевал Ивана IV наедине с ним, а когда это не возымело результата, он стал взывать к нему публично в Успенском соборе в марте 1568 г. Чтобы найти повод избавиться от Филиппа, Иван IV стал искать клириков, которые могли бы выступить обвинителями митрополита. Духовник царя Евстафий и три епископа (одним из них был архиепископ Новгорода Пимен) начали плести против Филиппа интриги. Пимен жаждал кафедры митрополита для себя.
Монах того же Соловецкого монастыря, настоятелем которого Филипп был раньше, с одобрения властей предоставил информацию о предполагаемом неверном поведении Филиппа в период его настоятельства. В начале ноября совет епископов постановил сместить Филиппа с должности. Карташев называет этот совет «наиболее позорным из всех церковных соборов во всей истории России». 268
Филипп был вывезен в Отроч монастырь в Твери, где около двадцати лет (до 1553 г.) держался в заключении Максим Грек (который умер в 1556 г.). Ожидания Пимена не оправдались. Царь избрал в качестве наследника Филиппа архимандрита Троицкого монастыря Кирилла. Совет епископов согласился; ничего более не следовало ожидать. Кирилл был рукоположен митрополитом 11 ноября 1568 г. Он возглавлял русскую церковь все время расцвета опричнины – 1569-1570 гг. (он умер в 1572 г.) – и никогда не осмелился поднять против нее свой голос.
VII
VIII
Как мы видели, при учреждении в 1565 г. опричнины духовенство обещало отказаться от своего традиционного права защищать тех, кто потерял расположение царя. Несмотря на это, митрополит Афанасий продолжал отстаивать подозреваемых перед царем. И поскольку царь редко удовлетворял его петиции, Афанасий 16 мая 1566г. ушел в отставку.
Иван IV выразил желание (при сложившихся обстоятельствах являвшееся приказом), чтобы на митрополичью кафедру был избран архиепископ Казани Герман Полев. Царь помнил, что Герман был одним из следователей по ереси Башкина в 1553 г. В 1555 г., когда была создана архиепископская кафедра в Казани, Герман был одним из ближайших помощников первого архиепископа Казани Гурия. После смерти Гурия Герман сменил его.
Гермаи был стойким защитником православия от еретиков (как показало дело Башкина), но он был глубоко религиозным человеком, а не раболепным искателем царского благоволения. Он был возмущен жестокостями опричнины. Сперва он отказался от кафедры митрополита. Когда же церковный Собор, несмотря на его нежелание, избрал его, он отправился к царю и увещевал его прекратить расправы. Царь разгневался, и Герман не был рукоположен. Он умер в Москве 6 ноября 1567 г., согласно официальной версии, от эпидемии. Курбский говорит, что он был либо задушен, либо отравлен. 265
После устранения Германа царь и церковный Собор предложили Эфедру митрополита настоятелю Соловецкого монастыря Филиппу, который принадлежал к боярской семье Колычевых. В качестве соловецкого настоятеля Филипп показал себя талантливым администратором. Он был приглашен в Москву, но, подобно Герману, не хотел принимать приглашение. Он последовательно настаивал, чтобы царь прекратил ненужные казни и уничтожил опричнину. Несмотря на это, царь согласился на рукоположение Филиппа. Филипп должен был пообещать не вмешиваться в дела опричнины, а царь разрешил бы ему давать советы. Это было подтверждением традиционного права высших иерархов вступаться за угнетаемых и преследуемых. Предположительно, царь дал секретное обещание Филиппу воздержаться от злоупотреблений. 20 июля 1566 г. Филипп был рукоположен в сан митрополита. 266
На протяжении года после этого террор был не столь жесток. Царь продолжал подозревать существование предательства или, по крайней мере, предательских намерений среди бояр. Ему никогда не приходило в голову, что он своей непомерной жестокостью раздражал служилых людей и толкал их на измену или побег. Получение же в 1567 г. четырьмя видными боярами писем от короля Сигизмунда Августа повело к новой волне террора. 267
К осени 1567 г. митрополит Филипп понял, что для него настало время вмешаться. Сперва он увещевал Ивана IV наедине с ним, а когда это не возымело результата, он стал взывать к нему публично в Успенском соборе в марте 1568 г. Чтобы найти повод избавиться от Филиппа, Иван IV стал искать клириков, которые могли бы выступить обвинителями митрополита. Духовник царя Евстафий и три епископа (одним из них был архиепископ Новгорода Пимен) начали плести против Филиппа интриги. Пимен жаждал кафедры митрополита для себя.
Монах того же Соловецкого монастыря, настоятелем которого Филипп был раньше, с одобрения властей предоставил информацию о предполагаемом неверном поведении Филиппа в период его настоятельства. В начале ноября совет епископов постановил сместить Филиппа с должности. Карташев называет этот совет «наиболее позорным из всех церковных соборов во всей истории России». 268
Филипп был вывезен в Отроч монастырь в Твери, где около двадцати лет (до 1553 г.) держался в заключении Максим Грек (который умер в 1556 г.). Ожидания Пимена не оправдались. Царь избрал в качестве наследника Филиппа архимандрита Троицкого монастыря Кирилла. Совет епископов согласился; ничего более не следовало ожидать. Кирилл был рукоположен митрополитом 11 ноября 1568 г. Он возглавлял русскую церковь все время расцвета опричнины – 1569-1570 гг. (он умер в 1572 г.) – и никогда не осмелился поднять против нее свой голос.
VII
Некоторое время после создания опричнины царь Иван IV чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку верил, что сломал хребет боярской оппозиции. Поддержка, оказанная Ивану IV земским Собором 1566 г. для продолжения Ливонской войны, не могла не дать ему удовлетворения. Однако он должен был заметить подозрительно скрытое несогласие Ивана Висковатого.
Вскоре начало ощущаться общее неудовлетворение продолжающимися казнями, изгнаниями и злоупотреблениями опричников против людей земщины. Пропагандистская кампания короля Сигизмунда Августа и литовских князей, которая настраивала московитов против политики Ивана IV, таким образом обрела подходящую почву.
Царь должен был знать обо всем этом от своих агентов и шпионов, которые, вне сомнения, преувеличивали опасность, чтобы подчеркнуть полезность опричнины и получить новые милости. Царь теперь начал верить, что среди бояр и дьяков существовал заговор против него. В достоверных источниках не существует указания, что какой-либо организованный заговор действительно имел тогда место. Вне сомнения, многие люди должны были быть напуганы и готовы бежать, что многие и делали. Разумеется, атмосфера была натянутой. Новые преследования лишь увеличивали число недовольных.
Царь ощущал, как почва уходит из-под его ног. В панике он начал думать о побеге за границу. В ноябре 1567 г., дав английским купцам широкие новые привилегии, Иван IV потребовал в своих переговорах с Дженкинсоном, чтобы королева Елизавета согласилась на военный союз между Англией и Московией против Польши. В дополнение он послал через Дженкинсона секретное послание к Елизавете, предлагая соглашение о взаимном предоставлении политического убежища в случае необходимости. 269
В июне 1568 г. Елизавета послала нового посла, Томаса Рандольфа, в Россию. Он должен был добиться новых привилегий для английских купцов, но избежать обсуждения вопроса о политическом союзе. Однако Елизавета велела передать царю, «что, если какое-либо несчастье приключится в его владениях,...мы заверяем его, что он будет дружественно встречен в наших владениях». 270
По прошению Рандольфа Иван IV принял английских купцов в России в опричнину (20 июня). Одновременно Иван IV послал к Елизавете для конфиденциальных переговоров своего посланника Андрея Совина. 271
Кажется очевидным, что причиной жестокого обращения царя с митрополитом Филиппом были его недоказуемые подозрения, что митрополит связан с воображаемым заговором.
Даже более уязвимым, нежели Филипп, был царский двоюродный брат князь Владимир Андреевич Старицкий. Следует вспомнить, что в течение болезни Ивана в 1553 г. группа бояр попыталась сделать Владимира его наследником. Царь не мог забыть этот эпизод, равно как не могли его забыть и его противники.
В действительности, сам Владимир никогда не стремился к власти. Это его интриганка-мать, княгиня Евфросиния, урожденная княжна Хованская, мечтала сделать своего сына царем. Но она была вынуждена в 1563 г. уйти в Белоозерский монастырь, жила там под строгим надзором и, таким образом, была лишена возможности вести какую-либо дальнейшую политическую деятельность.
В 1566 г., при опричнине, Владимира заставили поменяться землями с царем Иваном IV. Он потерял Старицу и всю основную территорию владений своего отца. Люди на полученных им взамен землях не были связаны с ним патриархальными традициями. 272
Таким путем были поколеблены основания его авторитета и власти, и он сделался абсолютно зависимым от царской воли. При подобных условиях Владимир не мог бы согласиться возглавить заговор против царя Ивана IV, даже если бы стремился к этой роли. Тем не менее, в глазах противников царя Ивана Владимир продолжал быть потенциальным кандидатом на трон. Этого не могли не знать агенты Ивана IV, и его подозрения насчет Владимира вспыхнули вновь.
Весной 1569 г. ситуация стала для России опасной. В Люблине совместный польско-литовский сейм обсуждал объединение между Польшей и Литвой. Литовские князья неохотно согласились на объединение, поскольку силы одной лишь Литвы были недостаточными, чтобы справиться с армией московитов. Поляки отказались помочь без того, чтобы окончательно связать Литву с Польшей. Дабы увеличить польское преобладание, король Сигизмунд Август в противовес возражениям литовских князей издал два декрета (5 марта и 6 июня), передающие украинские области Великого княжества Литовского (Волынскую, Киевскую, Брадлавскую) Польше. 1 июля 1569 г. был подписан акт объединения. 273В результате Люблинской унии военный потенциал Литвы более чем удвоился.
Тем временем в Каффе турки готовились к кампании против Астрахани. Ни турки, ни крымские татары не признавали присоединения к России в 1556 г. Для турецкой стороны важное стратегическое значение имела Астрахань. Она была стержневой точкой, которая позволила бы туркам использовать Каспийское море для нападения на Персию и сохранить дружественные отношения с центрально-азиатскими тюркскими ханствами. Кроме того, турки не могли смириться с русским наступлением на Северный Кавказ, который поддерживался кабардинскими князьями, опиравшимися на Астрахань. Наконец, те астраханские и казанские вельможи, которые уехали в Турцию и Крым, чтобы избежать русского правления, продолжали побуждать султана и крымского хана вытеснить русских из региона Средней и Нижней Волги.
В политике султана и хана, однако, существовало различие. Хотя крымские ханы были вассалами султана, они старались поддержать свою автономию и избежать прямого турецкого вмешательства в татарскую политику. Они не желали заменять русский контроль над Астраханью контролем османских турок. В то же время хан Девлет-Гирей не решался открыто противостоять султану и вынужден был с ним сотрудничать.
В 1568 г. султан Селим II и его советники решили предпринять кампанию против Астрахани. Эта экспедиция была щедро оплачена турецким великим визирем Мехматом. Подготовка к ней началась летом 1568 г. Было решено послать войска, пушки и снаряжение вверх по Дону на судах до места, где восточный изгиб Дона подходит наиболее близко к западному изгибу Волга. Донские казаки в этом месте перетаскивали свои легкие суда из одной реки в другую. Турки решили прорыть здесь канал, чтобы дать возможность флотилии войти в Волгу и добраться до Астрахани по реке. 274
Турецкий экспедиционный корпус под командованием Касым-паши был собран в Каффе весной 1569 г. и подошел к Азову (по-турецки – Азаку) в июне. Согласно А.Н. Курату, турецкие вооруженные силы насчитывали пятнадцать тысяч воинов и ожидали примерно столько же крымских татар, малых ногайцев и черкессов. Кроме того, на галерах насчитывалось около двух с половиной или трех тысяч гребцов, в основном военнопленных, среди которых было около ста пятидесяти казаков и московитский посланник к ногайцам, Семен Мальцев, который позднее написал отчет об экспедиции.
Армия Касым-паши достигла пространства между Доном и Волгой 15 августа. «Но, поскольку почва была холмиста и две реки разделяло около сорока миль, Касым-паша и его помощники поняли,...что любая идея канала исключалась. Вместо этого они решили тащить некоторые из судов волоком по суше». 275
В течение пятнадцати дней тысячи людей работали киркой и лопатой, выравнивая землю, но когда они попытались тащить суда, поставленные на колеса, колеса начали ломаться, и эту затею оставили. Флотилия была отослана назад в Азов со всеми пушками, за исключением нескольких легких полевых орудий. Донские казаки, которые не решались противодействовать турецким силам на их пути по Дону, преследовали отступающую флотилию, но урона ей не нанесли.
Армия Касым-паши не имела альтернативы, кроме похода на Астрахань, следуя по линии правого берега Волги через песчаную пустыню. Они достигли полуразрушенного города Астрахань 16 сентября. Русская крепость и новое поселение вокруг нее тянулись на десять миль на юг по острову у левого берега Волги.
Тем временем московское правительство послало к Астрахани для усиления гарнизона по Волге лодки с соединением войск и запасом военного снаряжения. Экспедиционным корпусом командовал князь Петр Серебряный. Поскольку у турок не было подходящих судов, они не могли помешать экспедиции прибыть в Астрахань.
Турецкий обстрел крепости оказался неэффективным (у турок были лишь легкие полевые пушки). Попытки турецких саперов взорвать стены крепости также не удались. Турки оказались в трудной ситуации. Крымские татары не желали оставаться на зиму, турки тоже начинали роптать. Касым-паша был вынужден дать приказ отступать. Его войска начали отступление 26 сентября.
Турецкое возвращение к Азову (около пятисот миль) заняло почти месяц. Солдаты и кони умирали от голода и жажды. «Лишь относительно малое число прибыло в Азак (Азов) невредимыми». 276
Через Афанасия Нагого, своего посланника в Бахчисарае, московское правительство было осведомлено о подготовке турок к астраханской кампании. Но Нагого когда качалась кампания заключили в тюрьму, и после этого Москва могла рассчитывать по части информации о перемещении турок только на донских казаков.
Московское правительство собрало в Нижнем Новгороде войска, несколько подразделений были посланы вниз по Волге, чтобы помочь гарнизону Астрахани. Одновременно были усилены оборонительные войска вдоль Оки. 277
Царь назначил Владимира Старицкого командующим военными силами, собранными в Нижнем Новгороде. Но этот факт ни в коем случае не может рассматриваться как свидетельство доверия царя к княию. 278Посылая его в Нижний Новгород, Иван IV, очевидно, надеялся убрать его из Москвы, по крайней мере на время. Таубе передает, что когда князь Владимир остановился в Коломне на пути в Нижний Новгород, местные власти и все население с воодушевлением приветствовали его. 279
6 сентября 1569 г. умерла вторая жена Ивана IV Мария, черкесская княгиня. Она никогда не была популярна среди князей и бояр земства; ее брат, князь Михаил Темрюкович Черкасский, был одним из наиболее влиятельных людей опричнины. Поэтому Иван IV предположил, что она была отравлена заговорщиками, и что следующей жертвой будет он. Эти опасения стоили жизни князю Владимиру. По приказу царя он был схвачен и доставлен в Александровскую слободу. 9 октября царь обвинил Владимира в организации покушения на его жизнь и приказал ему принять яд. Жена Владимира и младшая дочь погибли с ним. Одиннадцать дней спустя мать Владимира, княгиня Евфросинья, была задушена. 280
Царь подозревал, что у Владимира много сочувствующих в Новгороде, и теперь он обратил свое внимание на этот город, где не умерли традиции былой политической свободы, и жители пользовались остатками административной автономии. Его подозрения усилились, когда он получил секретную информацию от некоего Петра Волынца (или Волынского), что архиепископ Пимен, бояре и весь город Новгород желают выйти из-под власти царя Ивана IV и перейти на сторону короля Сигизмунда Августа. 281
Из каталога царских архивов, составленного около 1572 г., нам известно, что среди документов 1569 г. была анонимная петиция, в которой докладывалось, что Петр Волынский слышал «подстрекательские слова» против царя от Федора Новосильского. 282Это, очевидно, относилось к предполагаемому предательству новгородцев.
Существует ли зерно правды в этом обвинении – трудно сказать. Кажется возможным и даже естественным, что многие новгородцы хотели избавиться от Ивана IV и предпочли бы автономию при Сигизмунде Августе режиму опричнины, но нет достоверных свидетельств о существовании организованного с такой целью заговора. Принимая во внимание строгий надзор опричников за страной, лишь малые тайные группы заговорщиков могли существовать без немедленного их обнаружения.
Другое секретное сообщение информировало Ивана IV о предполагаемой измене псковичей, Псковский летописец говорит, что злые люди клеветнически донесли царю Ивану, будто как Новгород Великий, так и Псков хотят перейти на литовскую сторону. 283
Последствием всего этого было то, что царь Иван IV начал готовиться к карательной экспедиции против Новгорода и Пскова. Для гарантии он решил наказать и Тверь, поскольку боялся, что традиции былой независимости могли сохраниться и в этом городе.
Тем временем царь должен был обратить свое внимание и на ливонские дела. С апреля 1569 г. Иван IV рассматривал план создания в Ливонии буферного государства, возглавляемого датским принцем, герцогом Магнусом в качестве вассала царя. Предположительно, автором плана был Иван Висковатый. Магнуса этот проект заинтересовал, и в сентябре он отправил своих посланников в Москву. Было достигнуто предварительное соглашение, и 27 ноября посланники получили от царя в Александровской слободе грамоту, содержащую условия для создания вассального Ливонского государства. 284
К этому времени все было готово для начала кампании против Твери и Новгорода. В ней приняли участие только опричные войска. Но некоторые первоначальные лидеры опричнины, подобные боярину Алексею Даниловичу Басманову и князю Афанасию Вяземскому, были против этого предприятия. За свое противостояние Басманов в 1569 г., до начала кампании, был казнен; Вяземский погиб предположительно в 1570г. 285
Появление недовольных среди опричников должно было глубоко потрясти царя. Он не отменил кампании, но в качестве меры предосторожности решил взять с собой стрелецкий полк.
Экспедиция была подготовлена в Александровской слободе с большой секретностью. Опричники запланировали нанести первый удар при достижении Клина, первого на их пути города бывшего Великого княжества Тверского. Им дали перечень лиц, рассматриваемых как потенциально опасных. Они должны были быть схвачены или сразу же на месте убиты. В определенных монастырях и церквах следовало конфисковать для царской казны деньги и драгоценности. Опричникам разрешалось грабить собственность жителей, рассматриваемых как предателей. 286
Убийства и грабежи начались в Клину и продолжились в Твери. Не только бояре и их служилые люди, но также купцы и ремесленники, фактически люди из всех социальных групп были в числе жертв. Точное количество погибших неизвестно, но в одной лишь Твери оно предположительно составило около девяти тысяч убитых. 287
Царь использовал общее замешательство, чтобы избавиться от бывшего митрополита Филиппа. По его приказу палач Малюта Скуратов, один из наиболее безжалостных опричников, задушил Филиппа в его собственной келье в Отрочем монастыре 23 декабря.
2 января 1570 г. авангард опричной армии достиг Новгорода. Они немедленно выставили стражу вокруг города, чтобы ни один человек не смог бежать. 2886 января прибыл царь с полутора тысячами стрельцов и главной силой опричных войск. Царь арестовал митрополита Пимена, названного в секретном донесении 1569 г. главой заговора. Иван IV, однако, не казнил Пимена, а заключил в монастырь для последующего суда над ним.
Но он считал ответственным за действия Пимена новгородское духовенство и приказал конфисковать собственность новгородских монастырей. Дабы еще более наполнить казну, царь также приказал захватить имущество новгородских купцов. Опричникам был разрешен грабеж в пределах и вокруг города по их усмотрению.
Немецкий опричник Генрих фон Штаден рассказывает: «Я был с великим князем (царем) (в новгородской кампании) с одним конем и двумя слугами... Я возвратился в мое имение с сорока девятью конями, из которых двадцать два были запряжены в сани с добром. Все это я отправил в мой дом в Москве». 289
Всеобщий разбой и убийства продолжались около месяца. Согласно Альберту Шлихтингу, другому немецкому опричнику, 2770 выдающихся и богатых людей было убито в Новгороде в это время, «не считая людей меньшего социального статуса, равно как и бесчисленной массы простых людей». 290Ливонец Иоанн Таубе заявляет, что было убито двенадцать тысяч богатых новгородцев (мужчин и женщин), а также более пятнадцати тысяч бедных ремесленников и простых горожан. 291Этот подсчет кажется надежным. Цифра в шестьдесят тысяч, отмеченная псковским летописцем, вероятно, преувеличена. Сам летописец ссылался на слухи. 292
От Новгорода царь повел опричников на Псков, куда он прибыл, согласно Псковской летописи, в первую неделю февраля (между 6 и 13 февраля). Псков, однако, избежал всеобщего разграбления. В церквах и монастырях были конфискованы иконы и ценности, но опричникам воспрещалось грабить собственность священников. Они должны были удовлетвориться коротким грабительским набегом на псковских купцов. Летописец приписывает смену настроения Ивана IV во Пскове – от желания все уничтожить до прощения – двум причинам: находчивости псковского воеводы князя Юрия Токмакова, который убедил псковичей принять царя как почетного гостя и одарить его подарками; и религиозному пылу юродивого, благословенного Николая Салоса, который угрожал Ивану IV божьей карой, если он продолжит резню. 293
У царя Ивана IV могли быть и другие соображения, чтобы не задерживаться во Пскове. Его отношения со Швецией стали натянутыми, и он нуждался в мире или, по крайней мере, перемирии, с Польшей и Литвой. К тому времени как он прибыл во Псков, Иван IV, возможно, получил известие, что польско-литовские послы были на пути к Москве (они прибыли туда 3 марта). Псков избежал дальнейшего разорения, и царь увел опричников в Александровскую слободу.
Вскоре начало ощущаться общее неудовлетворение продолжающимися казнями, изгнаниями и злоупотреблениями опричников против людей земщины. Пропагандистская кампания короля Сигизмунда Августа и литовских князей, которая настраивала московитов против политики Ивана IV, таким образом обрела подходящую почву.
Царь должен был знать обо всем этом от своих агентов и шпионов, которые, вне сомнения, преувеличивали опасность, чтобы подчеркнуть полезность опричнины и получить новые милости. Царь теперь начал верить, что среди бояр и дьяков существовал заговор против него. В достоверных источниках не существует указания, что какой-либо организованный заговор действительно имел тогда место. Вне сомнения, многие люди должны были быть напуганы и готовы бежать, что многие и делали. Разумеется, атмосфера была натянутой. Новые преследования лишь увеличивали число недовольных.
Царь ощущал, как почва уходит из-под его ног. В панике он начал думать о побеге за границу. В ноябре 1567 г., дав английским купцам широкие новые привилегии, Иван IV потребовал в своих переговорах с Дженкинсоном, чтобы королева Елизавета согласилась на военный союз между Англией и Московией против Польши. В дополнение он послал через Дженкинсона секретное послание к Елизавете, предлагая соглашение о взаимном предоставлении политического убежища в случае необходимости. 269
В июне 1568 г. Елизавета послала нового посла, Томаса Рандольфа, в Россию. Он должен был добиться новых привилегий для английских купцов, но избежать обсуждения вопроса о политическом союзе. Однако Елизавета велела передать царю, «что, если какое-либо несчастье приключится в его владениях,...мы заверяем его, что он будет дружественно встречен в наших владениях». 270
По прошению Рандольфа Иван IV принял английских купцов в России в опричнину (20 июня). Одновременно Иван IV послал к Елизавете для конфиденциальных переговоров своего посланника Андрея Совина. 271
Кажется очевидным, что причиной жестокого обращения царя с митрополитом Филиппом были его недоказуемые подозрения, что митрополит связан с воображаемым заговором.
Даже более уязвимым, нежели Филипп, был царский двоюродный брат князь Владимир Андреевич Старицкий. Следует вспомнить, что в течение болезни Ивана в 1553 г. группа бояр попыталась сделать Владимира его наследником. Царь не мог забыть этот эпизод, равно как не могли его забыть и его противники.
В действительности, сам Владимир никогда не стремился к власти. Это его интриганка-мать, княгиня Евфросиния, урожденная княжна Хованская, мечтала сделать своего сына царем. Но она была вынуждена в 1563 г. уйти в Белоозерский монастырь, жила там под строгим надзором и, таким образом, была лишена возможности вести какую-либо дальнейшую политическую деятельность.
В 1566 г., при опричнине, Владимира заставили поменяться землями с царем Иваном IV. Он потерял Старицу и всю основную территорию владений своего отца. Люди на полученных им взамен землях не были связаны с ним патриархальными традициями. 272
Таким путем были поколеблены основания его авторитета и власти, и он сделался абсолютно зависимым от царской воли. При подобных условиях Владимир не мог бы согласиться возглавить заговор против царя Ивана IV, даже если бы стремился к этой роли. Тем не менее, в глазах противников царя Ивана Владимир продолжал быть потенциальным кандидатом на трон. Этого не могли не знать агенты Ивана IV, и его подозрения насчет Владимира вспыхнули вновь.
Весной 1569 г. ситуация стала для России опасной. В Люблине совместный польско-литовский сейм обсуждал объединение между Польшей и Литвой. Литовские князья неохотно согласились на объединение, поскольку силы одной лишь Литвы были недостаточными, чтобы справиться с армией московитов. Поляки отказались помочь без того, чтобы окончательно связать Литву с Польшей. Дабы увеличить польское преобладание, король Сигизмунд Август в противовес возражениям литовских князей издал два декрета (5 марта и 6 июня), передающие украинские области Великого княжества Литовского (Волынскую, Киевскую, Брадлавскую) Польше. 1 июля 1569 г. был подписан акт объединения. 273В результате Люблинской унии военный потенциал Литвы более чем удвоился.
Тем временем в Каффе турки готовились к кампании против Астрахани. Ни турки, ни крымские татары не признавали присоединения к России в 1556 г. Для турецкой стороны важное стратегическое значение имела Астрахань. Она была стержневой точкой, которая позволила бы туркам использовать Каспийское море для нападения на Персию и сохранить дружественные отношения с центрально-азиатскими тюркскими ханствами. Кроме того, турки не могли смириться с русским наступлением на Северный Кавказ, который поддерживался кабардинскими князьями, опиравшимися на Астрахань. Наконец, те астраханские и казанские вельможи, которые уехали в Турцию и Крым, чтобы избежать русского правления, продолжали побуждать султана и крымского хана вытеснить русских из региона Средней и Нижней Волги.
В политике султана и хана, однако, существовало различие. Хотя крымские ханы были вассалами султана, они старались поддержать свою автономию и избежать прямого турецкого вмешательства в татарскую политику. Они не желали заменять русский контроль над Астраханью контролем османских турок. В то же время хан Девлет-Гирей не решался открыто противостоять султану и вынужден был с ним сотрудничать.
В 1568 г. султан Селим II и его советники решили предпринять кампанию против Астрахани. Эта экспедиция была щедро оплачена турецким великим визирем Мехматом. Подготовка к ней началась летом 1568 г. Было решено послать войска, пушки и снаряжение вверх по Дону на судах до места, где восточный изгиб Дона подходит наиболее близко к западному изгибу Волга. Донские казаки в этом месте перетаскивали свои легкие суда из одной реки в другую. Турки решили прорыть здесь канал, чтобы дать возможность флотилии войти в Волгу и добраться до Астрахани по реке. 274
Турецкий экспедиционный корпус под командованием Касым-паши был собран в Каффе весной 1569 г. и подошел к Азову (по-турецки – Азаку) в июне. Согласно А.Н. Курату, турецкие вооруженные силы насчитывали пятнадцать тысяч воинов и ожидали примерно столько же крымских татар, малых ногайцев и черкессов. Кроме того, на галерах насчитывалось около двух с половиной или трех тысяч гребцов, в основном военнопленных, среди которых было около ста пятидесяти казаков и московитский посланник к ногайцам, Семен Мальцев, который позднее написал отчет об экспедиции.
Армия Касым-паши достигла пространства между Доном и Волгой 15 августа. «Но, поскольку почва была холмиста и две реки разделяло около сорока миль, Касым-паша и его помощники поняли,...что любая идея канала исключалась. Вместо этого они решили тащить некоторые из судов волоком по суше». 275
В течение пятнадцати дней тысячи людей работали киркой и лопатой, выравнивая землю, но когда они попытались тащить суда, поставленные на колеса, колеса начали ломаться, и эту затею оставили. Флотилия была отослана назад в Азов со всеми пушками, за исключением нескольких легких полевых орудий. Донские казаки, которые не решались противодействовать турецким силам на их пути по Дону, преследовали отступающую флотилию, но урона ей не нанесли.
Армия Касым-паши не имела альтернативы, кроме похода на Астрахань, следуя по линии правого берега Волги через песчаную пустыню. Они достигли полуразрушенного города Астрахань 16 сентября. Русская крепость и новое поселение вокруг нее тянулись на десять миль на юг по острову у левого берега Волги.
Тем временем московское правительство послало к Астрахани для усиления гарнизона по Волге лодки с соединением войск и запасом военного снаряжения. Экспедиционным корпусом командовал князь Петр Серебряный. Поскольку у турок не было подходящих судов, они не могли помешать экспедиции прибыть в Астрахань.
Турецкий обстрел крепости оказался неэффективным (у турок были лишь легкие полевые пушки). Попытки турецких саперов взорвать стены крепости также не удались. Турки оказались в трудной ситуации. Крымские татары не желали оставаться на зиму, турки тоже начинали роптать. Касым-паша был вынужден дать приказ отступать. Его войска начали отступление 26 сентября.
Турецкое возвращение к Азову (около пятисот миль) заняло почти месяц. Солдаты и кони умирали от голода и жажды. «Лишь относительно малое число прибыло в Азак (Азов) невредимыми». 276
Через Афанасия Нагого, своего посланника в Бахчисарае, московское правительство было осведомлено о подготовке турок к астраханской кампании. Но Нагого когда качалась кампания заключили в тюрьму, и после этого Москва могла рассчитывать по части информации о перемещении турок только на донских казаков.
Московское правительство собрало в Нижнем Новгороде войска, несколько подразделений были посланы вниз по Волге, чтобы помочь гарнизону Астрахани. Одновременно были усилены оборонительные войска вдоль Оки. 277
Царь назначил Владимира Старицкого командующим военными силами, собранными в Нижнем Новгороде. Но этот факт ни в коем случае не может рассматриваться как свидетельство доверия царя к княию. 278Посылая его в Нижний Новгород, Иван IV, очевидно, надеялся убрать его из Москвы, по крайней мере на время. Таубе передает, что когда князь Владимир остановился в Коломне на пути в Нижний Новгород, местные власти и все население с воодушевлением приветствовали его. 279
6 сентября 1569 г. умерла вторая жена Ивана IV Мария, черкесская княгиня. Она никогда не была популярна среди князей и бояр земства; ее брат, князь Михаил Темрюкович Черкасский, был одним из наиболее влиятельных людей опричнины. Поэтому Иван IV предположил, что она была отравлена заговорщиками, и что следующей жертвой будет он. Эти опасения стоили жизни князю Владимиру. По приказу царя он был схвачен и доставлен в Александровскую слободу. 9 октября царь обвинил Владимира в организации покушения на его жизнь и приказал ему принять яд. Жена Владимира и младшая дочь погибли с ним. Одиннадцать дней спустя мать Владимира, княгиня Евфросинья, была задушена. 280
Царь подозревал, что у Владимира много сочувствующих в Новгороде, и теперь он обратил свое внимание на этот город, где не умерли традиции былой политической свободы, и жители пользовались остатками административной автономии. Его подозрения усилились, когда он получил секретную информацию от некоего Петра Волынца (или Волынского), что архиепископ Пимен, бояре и весь город Новгород желают выйти из-под власти царя Ивана IV и перейти на сторону короля Сигизмунда Августа. 281
Из каталога царских архивов, составленного около 1572 г., нам известно, что среди документов 1569 г. была анонимная петиция, в которой докладывалось, что Петр Волынский слышал «подстрекательские слова» против царя от Федора Новосильского. 282Это, очевидно, относилось к предполагаемому предательству новгородцев.
Существует ли зерно правды в этом обвинении – трудно сказать. Кажется возможным и даже естественным, что многие новгородцы хотели избавиться от Ивана IV и предпочли бы автономию при Сигизмунде Августе режиму опричнины, но нет достоверных свидетельств о существовании организованного с такой целью заговора. Принимая во внимание строгий надзор опричников за страной, лишь малые тайные группы заговорщиков могли существовать без немедленного их обнаружения.
Другое секретное сообщение информировало Ивана IV о предполагаемой измене псковичей, Псковский летописец говорит, что злые люди клеветнически донесли царю Ивану, будто как Новгород Великий, так и Псков хотят перейти на литовскую сторону. 283
Последствием всего этого было то, что царь Иван IV начал готовиться к карательной экспедиции против Новгорода и Пскова. Для гарантии он решил наказать и Тверь, поскольку боялся, что традиции былой независимости могли сохраниться и в этом городе.
Тем временем царь должен был обратить свое внимание и на ливонские дела. С апреля 1569 г. Иван IV рассматривал план создания в Ливонии буферного государства, возглавляемого датским принцем, герцогом Магнусом в качестве вассала царя. Предположительно, автором плана был Иван Висковатый. Магнуса этот проект заинтересовал, и в сентябре он отправил своих посланников в Москву. Было достигнуто предварительное соглашение, и 27 ноября посланники получили от царя в Александровской слободе грамоту, содержащую условия для создания вассального Ливонского государства. 284
К этому времени все было готово для начала кампании против Твери и Новгорода. В ней приняли участие только опричные войска. Но некоторые первоначальные лидеры опричнины, подобные боярину Алексею Даниловичу Басманову и князю Афанасию Вяземскому, были против этого предприятия. За свое противостояние Басманов в 1569 г., до начала кампании, был казнен; Вяземский погиб предположительно в 1570г. 285
Появление недовольных среди опричников должно было глубоко потрясти царя. Он не отменил кампании, но в качестве меры предосторожности решил взять с собой стрелецкий полк.
Экспедиция была подготовлена в Александровской слободе с большой секретностью. Опричники запланировали нанести первый удар при достижении Клина, первого на их пути города бывшего Великого княжества Тверского. Им дали перечень лиц, рассматриваемых как потенциально опасных. Они должны были быть схвачены или сразу же на месте убиты. В определенных монастырях и церквах следовало конфисковать для царской казны деньги и драгоценности. Опричникам разрешалось грабить собственность жителей, рассматриваемых как предателей. 286
Убийства и грабежи начались в Клину и продолжились в Твери. Не только бояре и их служилые люди, но также купцы и ремесленники, фактически люди из всех социальных групп были в числе жертв. Точное количество погибших неизвестно, но в одной лишь Твери оно предположительно составило около девяти тысяч убитых. 287
Царь использовал общее замешательство, чтобы избавиться от бывшего митрополита Филиппа. По его приказу палач Малюта Скуратов, один из наиболее безжалостных опричников, задушил Филиппа в его собственной келье в Отрочем монастыре 23 декабря.
2 января 1570 г. авангард опричной армии достиг Новгорода. Они немедленно выставили стражу вокруг города, чтобы ни один человек не смог бежать. 2886 января прибыл царь с полутора тысячами стрельцов и главной силой опричных войск. Царь арестовал митрополита Пимена, названного в секретном донесении 1569 г. главой заговора. Иван IV, однако, не казнил Пимена, а заключил в монастырь для последующего суда над ним.
Но он считал ответственным за действия Пимена новгородское духовенство и приказал конфисковать собственность новгородских монастырей. Дабы еще более наполнить казну, царь также приказал захватить имущество новгородских купцов. Опричникам был разрешен грабеж в пределах и вокруг города по их усмотрению.
Немецкий опричник Генрих фон Штаден рассказывает: «Я был с великим князем (царем) (в новгородской кампании) с одним конем и двумя слугами... Я возвратился в мое имение с сорока девятью конями, из которых двадцать два были запряжены в сани с добром. Все это я отправил в мой дом в Москве». 289
Всеобщий разбой и убийства продолжались около месяца. Согласно Альберту Шлихтингу, другому немецкому опричнику, 2770 выдающихся и богатых людей было убито в Новгороде в это время, «не считая людей меньшего социального статуса, равно как и бесчисленной массы простых людей». 290Ливонец Иоанн Таубе заявляет, что было убито двенадцать тысяч богатых новгородцев (мужчин и женщин), а также более пятнадцати тысяч бедных ремесленников и простых горожан. 291Этот подсчет кажется надежным. Цифра в шестьдесят тысяч, отмеченная псковским летописцем, вероятно, преувеличена. Сам летописец ссылался на слухи. 292
От Новгорода царь повел опричников на Псков, куда он прибыл, согласно Псковской летописи, в первую неделю февраля (между 6 и 13 февраля). Псков, однако, избежал всеобщего разграбления. В церквах и монастырях были конфискованы иконы и ценности, но опричникам воспрещалось грабить собственность священников. Они должны были удовлетвориться коротким грабительским набегом на псковских купцов. Летописец приписывает смену настроения Ивана IV во Пскове – от желания все уничтожить до прощения – двум причинам: находчивости псковского воеводы князя Юрия Токмакова, который убедил псковичей принять царя как почетного гостя и одарить его подарками; и религиозному пылу юродивого, благословенного Николая Салоса, который угрожал Ивану IV божьей карой, если он продолжит резню. 293
У царя Ивана IV могли быть и другие соображения, чтобы не задерживаться во Пскове. Его отношения со Швецией стали натянутыми, и он нуждался в мире или, по крайней мере, перемирии, с Польшей и Литвой. К тому времени как он прибыл во Псков, Иван IV, возможно, получил известие, что польско-литовские послы были на пути к Москве (они прибыли туда 3 марта). Псков избежал дальнейшего разорения, и царь увел опричников в Александровскую слободу.
VIII
В слободе царь организовал учет своим трофеям. Они хранились в специальном строении, хорошо защищенном от огня.
294Иван IV приказал после этого воздвигнуть две новые каменные церкви и наполнить их ценными иконами, сосудами и драгоценностями, конфискованными в новгородских и псковских церквах и монастырях. «После этого, – отмечал Иоанн Таубе, – он уверовал, что господь Бог простил все его грехи».
295
Иван IV, однако, не считал дело о предполагаемом заговоре законченным. Он еще не разобрался с новгородским архиепископом Пименом, которого информаторы назвали главой заговора. Царь нуждался в нем для расследования дела. Ивана IV преследовал страх, что главный виновник заговора, находящийся за Пименом, так и не установлен и что главы кружка заговорщиков будут обнаружены среди московских бояр и дьяков. Прежде чем нанести по ним удар, он тайно собирал информацию о главных лицах правительства. Ни малейшее свидетельство не ускользало от Ивана IV, если оно могло быть использовано для суда над подозреваемыми. Таким путем был подготовлен специальный процесс: дознание по поводу измены архиепископа новгородского Пимена и других. 296
Пимен и новгородские официальные лица, купцы и сыны боярские были обвинены в подготовке перехода Новгорода и Пскова по власть короля Сигизмунда Августа. Московскими сообщниками Пимена и новгородцев назвали трех высокопоставленных опричников: Алексея Басманова, его сына Федора и князя Афанасия Вяземского, а также нескольких земских дьяков, включая Ивана Висковатого.
По результатам секретного расследования царь лично решал, кого из обвиняемых казнить или наказать иным образом, а кого простить. Имя архиепископа Пимена было упомянуто в последней категории. Факт прощения предполагаемого главы заговора демонстрирует шаткость обвинений и относительно других подозреваемых.
Алексей Басманов был казнен еще до разбоя в Новгороде, поскольку противостоял этому предприятию. Федор Басманов (любовник Ивана IV), очевидно, не был казнен, но умер в 1570 или 1571гг. 297
Будучи озабочен обеспечением своей личной безопасности, Иван IV в то же время остро ощущал необходимость обращения к серьезным проблемам, встающим перед Московией в сфере международных отношений. Он желал достижения мира с Польшей, чтобы иметь возможность воевать со Швецией. По той же причине очень нужна была нормализация отношений с Турцией. Царь боялся, что турки предпримут еще одну кампанию против Астрахани.
Иван IV, однако, не считал дело о предполагаемом заговоре законченным. Он еще не разобрался с новгородским архиепископом Пименом, которого информаторы назвали главой заговора. Царь нуждался в нем для расследования дела. Ивана IV преследовал страх, что главный виновник заговора, находящийся за Пименом, так и не установлен и что главы кружка заговорщиков будут обнаружены среди московских бояр и дьяков. Прежде чем нанести по ним удар, он тайно собирал информацию о главных лицах правительства. Ни малейшее свидетельство не ускользало от Ивана IV, если оно могло быть использовано для суда над подозреваемыми. Таким путем был подготовлен специальный процесс: дознание по поводу измены архиепископа новгородского Пимена и других. 296
Пимен и новгородские официальные лица, купцы и сыны боярские были обвинены в подготовке перехода Новгорода и Пскова по власть короля Сигизмунда Августа. Московскими сообщниками Пимена и новгородцев назвали трех высокопоставленных опричников: Алексея Басманова, его сына Федора и князя Афанасия Вяземского, а также нескольких земских дьяков, включая Ивана Висковатого.
По результатам секретного расследования царь лично решал, кого из обвиняемых казнить или наказать иным образом, а кого простить. Имя архиепископа Пимена было упомянуто в последней категории. Факт прощения предполагаемого главы заговора демонстрирует шаткость обвинений и относительно других подозреваемых.
Алексей Басманов был казнен еще до разбоя в Новгороде, поскольку противостоял этому предприятию. Федор Басманов (любовник Ивана IV), очевидно, не был казнен, но умер в 1570 или 1571гг. 297
Будучи озабочен обеспечением своей личной безопасности, Иван IV в то же время остро ощущал необходимость обращения к серьезным проблемам, встающим перед Московией в сфере международных отношений. Он желал достижения мира с Польшей, чтобы иметь возможность воевать со Швецией. По той же причине очень нужна была нормализация отношений с Турцией. Царь боялся, что турки предпримут еще одну кампанию против Астрахани.