— Да, разделились. Но некоторые дела остались. Потому я и пришел.
   — А Бориса Алексеевича еще нет, — сообщила Людочка.
   — И очень хорошо. Я пришел не к Самойлову, Людочка. А к тебе.
   — Ко мне? — Людочка то ли испугалась, то ли растерялась немного. — А… по какому вопросу?
   — По очень важному для меня. Нам с тобой пора серьезно поговорить. Объясни, пожалуйста, откуда у Самойлова появилась моя генеральная доверенность? И как на ней оказалась моя подпись?
   — Виктор Гаврилович, я ничего не знаю про вашу подпись и вообще про генеральную доверенность! С чего вы взяли, что я могу вам что-то рассказать? — Людочка уже взяла себя в руки.
   — Во всей этой афере чувствуется женское коварство. Я уверен: без твоей помощи Борис не смог бы сделать то, что сделал, — объяснил Буравин.
   — Вы обвиняете меня в подлоге?
   — Скажем так: ты помогала любимому человеку. — Буравин хорошо понимал, почему именно Людочка могла такое сделать.
   — Я ничего такого не делала!
   — А я тебя ни в чем не обвиняю. Ради любви люди идут на что угодно. Мне просто обидно за тебя. Ты решилась участвовать в подлоге ради Бориса. Но, к сожалению, он не тот человек, который оценит твой поступок. Если ты думаешь, что с тобой он поступит честнее, чем со мной, ты ошибаешься. Борис использует тебя и бросит.
   — Перестаньте! Я не хочу больше ничего слышать! Я ничего не знаю! — Людочка сильно нервничала.
   — Я все равно докопаюсь до правды, — спокойно сказал Буравин.
   — Докапывайтесь! Только не здесь. Вам нельзя здесь находиться, уходите, оставьте меня в покое.
   — Ладно. Я уйду. Но если ты все же захочешь мне что-то рассказать, я сумею это оценить. Поверь.
   Буравин ушел, а Людочка даже расплакалась после пережитого напряжения. Когда она уже приводила себя в порядок, пришел Самойлов.
   — Что случилось, Людочка? Кто тебя обидел? — поинтересовался он.
   — Буравин… — ответила Людочка, и у нее на глазах снова появились слезы.
   — Он был здесь? Что он тебе сказал? — нахмурился Самойлов.
   — Он заходил буквально перед вами, стал задавать мне неприятные вопросы. О той доверенности…
   — Вот подлец! Он никакого права не имел сюда приходить и допрашивать тебя! Бедная девочка… Зачем ты с ним говорила? Нужно было сразу его выгнать! — Самойлов обозлился.
   — Я не ожидала… И растерялась.
   — Он еще ответит за это. Я с ним разберусь. Не плачь.
   Людочка кивнула.
   — И ты… ничего Буравину не рассказала? — осторожно спросил Самойлов о главном.
   — Нет. Хотя он убеждал меня, что все знает.
   — Молодец. Ты поступила правильно, — похвалил Людочку Самойлов.
   — Все, что я делаю, — это только ради вас, Борис Алексеевич, — заверила Людочка.
   — Я не слепой, я все понимаю и ценю твое отношение.
   — Вы и дальше всегда можете на меня рассчитывать, — тихо сказала Людочка.
   — Как редко в наше время встречаются преданные женщины, — улыбнулся Самойлов, — умеющие к тому же держать язык за зубами. Мне очень повезло с тобой. Я никогда не забуду такой неоценимой услуги, Людочка. И, увидишь, буду очень благодарным. Как только появится такая возможность.
   — Для меня — счастье быть рядом с вами, Борис Алексеевич. Больше мне ничего не нужно.
   — Я польщен. Но мне кроме красивой и умной девушки нужна в офисе деловитая и исполнительная секретарша. Ты как, готова поработать? Дел сегодня полно.
   — Конечно, готова, — улыбнулась Людочка. — Извините, что я так раскисла…
   — Ничего. Все в порядке. В следующий раз, если Буравин надумает снова сюда заявиться, сразу же вызывай охрану. А сейчас узнай, пожалуйста, когда корабль зайдет в порт. Я пойду к себе. Да, и дозвонись, пожалуйста, в больницу, узнай, как там Алексей. И сразу же сообщи мне.
   И Самойлов ушел к себе в кабинет.
* * *
   Алеша не только пришел в себя, но и заговорил.
   — Щиплет немного, — сказал он, когда ему делали укол. — А маму ко мне пустят?
   — Это как Павел Федорович решит, — ответила медсестра, делавшая ему укол.
   Но маме уже разрешили побыть с Алешей.
   — Как ты, сынок? — спросила Полина.
   — Ужасно, мам. Я опять в этой больнице…
   — Ты помнишь, что с тобой произошло?
   — Помню… Честно говоря, когда падал, подумал: это все, конец.
   — У тебя что-нибудь болит?
   — Болит. Даже не могу понять, что конкретно. Кажется, все тело. Мам, я домой хочу. Видеть не могу эту больницу.
   — Конечно, Лешенька. Ты обязательно выздоровеешь, и все будет, как прежде. — Полина была рада, что говорит с сыном.
   Катю и Костю в палату не пустили, и они остались в коридоре вдвоем.
   — А почему мне нельзя к Леше? Я тоже ему не чужой человек! — возмущалась Катя.
   — Конечно! Ты сюда надолго собралась. Халатик вон и тапочки прихватила. Все как надо, — с издевкой сказал Костя.
   — Перестань паясничать, — обиделась Катя.
   — А ты перестань строить из себя декабристку. Что я, тебя не знаю?
   — Да что такого ты знаешь?
   — Например, что ты никогда не пожертвуешь своим благополучием ради инвалида. Даже если этот инвалид — Леша.
   — Ничего ты обо мне не знаешь. Пожертвовала бы. Если бы в этом был смысл, — хмуро ответила Катя. — Ты слышал, он не меня звал. Он звал эту Машу!
   — Точно. Я слышал. Ты поняла намек?
   — Я не нужна ему, — с тоской призналась Катя.
   — Вот и я о том же. И в палату тебя не пускают. Думаю, Кать, тебе ловить здесь нечего.
   Но Кате не нравился Костин тон, она очень серьезно все воспринимала! Да, она не нужна. Это так. Катя понурила голову и молча пошла по коридору к выходу.
* * *
   Жора собирал вещи перед дальней дорогой. Он уже почти все уложил, когда в каморку пришел отец.
   — Все собрал? — спросил отец.
   — Почти. Не хочу ничего забыть. Чтобы никогда сюда не возвращаться.
   — Правильно, — похвалил отец. — Назад нам пути не будет. Наверное, уже не терпится уехать?
   — Конечно. Но, честно говоря, и страшно немного: как у нас там все сложится?
   — Гораздо лучше, чем здесь. Обещаю. Не веришь? А хочешь сам убедиться?
   — Как это? — спросил Жора.
   — Сынок, не ты ли всегда хотел увидеть мои сокровища?
   — Ты же запретил мне даже думать о них.
   — Пойдем, я покажу тебе, где они лежат, — предложил смотритель.
   — Опять подшучиваешь надо мной?
   — Идем-идем, я не шучу. Пришло время.
   Катакомбы были не самым приятным для Жоры местом. Он чувствовал страх и тревогу, пробираясь по этим закоулкам.
   — Батя, нам долго еще идти?
   — А ты куда-то торопишься? — буркнул смотритель, не оборачиваясь и не останавливаясь.
   — Да нет… Просто интересуюсь…
   — Когда нужно, тогда и придем. Что, жутковато?
   — Да я просто не ориентируюсь тут ни фига. Не люблю идти, не зная куда.
   — Не бойся, не заблудимся, — успокоил его отец. — Все. Пришли. Вот он, мой сундучок.
   — Слушай, ты что, опять его сюда поставил? На то же мест? — удивился Жора.
   — Да. Его место — только здесь.
   — Так близко от выхода, не перепрятал? Бать, ну ты даешь! А если бы его нашли?
   — Кто, ты? Да ты бы в жизни его не нашел. Тебе разве пришло бы в голову искать его второй раз на том же самом месте? А теперь скажи, разве я был не прав, что прятал его от вас с Толяном? Ты бы точно все в момент растратил, разбросал по мелочи.
   — Я не идиот. Я бы подумал про будущее.
   — А если бы не подумал? Я рисковать не люблю… И на черный день всегда откладываю.
   — Ты к нему готовился, вот он и наступил… — печально заметил Жора.
   — Но с таким добром его же легче переживать. А, сын?
   — Легче, — согласился Жора.
   — Подставляй спину.
   — Так он тяжелый!
   — Жить захочешь — донесешь.
* * *
   Толик пришел к Маше с важным для него разговором. Его встретила расстроенная Зинаида.
   — Добрый день, Зинаида Степановна. А Маша дома? — с замиранием сердца спросил Толик. Ему очень хотелось, чтобы Маша была сейчас дома.
   — Да, Маша недавно пришла с работы.
   — Она у себя? Можно к ней?
   — Знаешь, Толик, она пришла сама не своя от усталости. Даже со мной разговаривать не стала, ушла в комнату. Наверное, легла поспать.
   — Разрешите, я к ней загляну? — робко попросил Толик. — Если она спит, будить не буду, а если нет… Мне очень нужно с ней поговорить.
   — Ладно, зайди тихонько. Толик, ты поговори с ней о работе. Чтобы она так не выкладывалась. Может, она тебя послушает. Скажи, что ее силы нужны ей самой. Нельзя все отдавать другим. А если не может равномерно усилия распределять, пусть уходит с этой работы. Не нужны нам такие деньги. Нам нужна она сама, здоровая и веселая.
   Толик кивнул. Он заглянул к Маше в комнату и спросил:
   — Привет, Маш. Не спишь?
   — Толик? Привет, проходи, — откликнулась Маша.
   — Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? — спросил Толик, присаживаясь рядом с кроватью на стул.
   — Просто устала.
   — На работе? Зачем ты так выкладываешься? Так и заболеть недолго… а нам ты нужна здоровая и веселая, — Толик честно выполнял просьбу бабы Зины.
   — Это бабушка попросила тебя со мной поговорить? Узнаю ее слова, — улыбнулась Маша.
   — Честно говоря, да. Но мне тоже не нравится, что ты так устаешь.
   — Ничего. Я отдохну, и все будет в порядке. У тебя как дела?
   — Помнишь, мы говорили о путешествиях? О том, что ты тоже хочешь посмотреть мир. Так вот: я скоро уезжаю…
   — Правда? Надолго? Куда?
   — Пока точно не знаю. Но, похоже, навсегда.
   — Навсегда? Почему?
   — Не могу пока сказать… Я уезжаю завтра, но скоро обязательно вернусь и увезу тебя с собой. Там мы будем счастливы, у тебя будет все, что ты захочешь. И тебе совсем не придется работать. Ты будешь меня ждать?
   — Толик, спасибо большое. Но… я не могу принять твое предложение, — отказалась Маша.
   — Но почему? Ты ведь говорила, что тоже хочешь посмотреть мир!
   — Но ты же мне другое предлагаешь?
   — Да. Я предлагаю тебе быть со мной. Всегда.
   — Поэтому я и не могу с тобой никуда поехать. Толик, я не твоя судьба, не твоя суженая.
   — Почему ты так в этом уверена?
   — Я знаю.
   — Откуда? Давай хотя бы попробуем, может, ты поймешь, что не права. А если не понравится, ты всегда сможешь отказаться.
   — Но я… я не люблю тебя, Толик.
   — Зато я тебя очень люблю! — горячо сказал Толик. — Любил и буду любить всегда! Моей любви хватит на нас обоих.
   — Толик, когда ты встретишь девушку своей жизни, ты поймешь, что твои чувства ко мне — это не любовь, а просто симпатия. Любовь может быть только взаимной. Мы с тобой просто хорошие друзья. И навсегда ими останемся.
   — Маша, я пришел позвать тебя с собой, потому что я не представляю, как я буду жить без тебя, — обреченно сказал Толик.
   — Толик, я понимаю, что для тебя это много значит… Но я уже дала тебе ответ…
   — Да, я слышал. Я скоро уеду и больше никогда тебя не увижу… От этого мне очень больно.
   — Но если ты действительно не хочешь ехать, останься! — посоветовала Маша.
   — Я не могу…
   — Почему? Скажи.
   — Есть одна очень большая проблема. Очень. Я не хозяин сам себе. У меня есть отец, брат. Я еду вместе с ними. Они меня никогда не отпустят.
   „ — То есть ты уезжаешь не по своей воле? Это они так хотят?
   — Да, — вздохнул Толик.
   — Но ты же самостоятельный человек. Ты вправе сам принимать решения!
   — С одной стороны, вроде так…
   — Скажи им об этом.
   — Нет. Надо ехать. Ты даже представить себе не можешь, насколько тесно мы связаны. Я не хочу… Но я должен… мне придется… На это есть причины, Маша! Есть…
   — Ты говоришь так, как будто за твоими словами скрывается что-то ужасное. — Маша вдруг стала ощущать тревогу.
   — Что ужасное?
   — Как будто ты скрываешь какую-то страшную тайну.
   — Да, так и есть, — признался Толик.
   — Ты не хочешь мне рассказать об этом?
   — Не могу. Но мой отец и мой брат никогда меня не отпустят. Я должен ехать с ними. Дело даже не совсем в них… Дело во мне. Я и сам не могу больше оставаться в этом городе… Я очень виноват… Очень! И никогда не смогу этого искупить!
   — Перед кем ты виноват, Толик?
   — Перед тобой… И перед Лешей.
   — Я ничего не понимаю. Ты меня совсем запутал. Почему ты считаешь, что виноват перед нами?
   — Это очень тяжелый вопрос, Маша… Я виноват… виноват… потому что… я…
   — Не волнуйся, Толик. Я выслушаю тебя. Говори, — попросила Маша.
   — Наверное, оттого что я очень часто поступал… плохо.
   — Не обманывай меня. Я не могу поверить, что ты способен на плохие поступки, — Маша искренне верила в это.
   — И тем не менее. Я сделал ужасную вещь. За которую, мне кажется, ты никогда не сможешь меня простить.
   — Да что ты! Я всегда смогу тебя понять… И, конечно же, простить. Мне кажется, ты винишь себя напрасно. Ты не способен на подлости, Толик. Ты очень хороший… Только… немного нескладный…
   — Ты так считаешь? Серьезно? — посветлел Толик.
   — Конечно. Я же тебя с детства знаю.
   — Ты любишь Лешу? — неожиданно спросил Толик.
   — Да… Я его люблю, — тихо ответила Маша. — Я так переживала, когда его похитили.
   — А знаешь, кто его похитил? Я!
   — Так, значит, ты похитил Алешу? Этого не может быть!
   — Может.
   — Нет, я не верю! Зачем ты говоришь неправду?
   — К сожалению, это чистая правда, Маша.
   — Но это чудовищно! Зачем ты это сделал?
   — В первую очередь… из-за тебя… — признался Толик.
   — Из-за меня? — изумилась Маша.
   — Я так тебя ревновал. Места себе не находил. Я очень хотел вас разлучить.
   — Но почему? Леша собирался жениться на Кате! При чем здесь я?
   — Маша, я не слепой. Ты его любишь, и он… Он тоже любит тебя.
   — Тебе показалось… Господи, какой же ты глупый! Что ты наделал?
   — Маша, я и сам все понимаю. Но теперь этого уже не исправишь. Теперь я преступник… И поэтому я вынужден бежать из города. Что сделано, то сделано. Единственное, что меня пугает… это то, что я никогда больше тебя не увижу…
   Маша задумалась и вдруг сказала:
   — Мне кажется, я знаю, как тебе помочь! Нет! Есть один выход… Ты должен пойти в милицию "и во всем признаться! Ведь ты на самом деле добрый, чудный человек! Я никогда не поверю, что ты мог желать Леше зла…
   — Да. Если честно, я не хотел всего этого… Меня заставил отец…
   — Вот видишь! Потому что сам ты не способен на такое! Они использовали тебя! Ты был всего лишь инструментом в их руках!
   — Но я делал это осознанно. Я прекрасно понимал, что я делаю.
   — Послушай меня! Ты еще можешь прийти с повинной!
   — А они? Мой отец и мой брат? Это моя семья. У меня больше никого нет. Даже тебя. Нет, Маша! Я не пойду в милицию. Я не могу их предать.
   — Толик, подумай сам: это единственный выход. Да, ты сядешь в тюрьму, но твоя совесть будет чиста. Это очень важно. Ты не представляешь себе, сколько вы страданий доставили Леше. А его семье? Ты знаешь, как они переживали? Они-то в чем виноваты?
   — Они ни в чем… — согласился Толик.
   — Но тебе тяжело, и им тяжело. Ты покаешься, а они будут знать, что преступник наказан.
   — А отец и брат будут считать меня предателем, — уверенно сказал Толик.
   — У них своя судьба. Подумай о себе. Ты должен снять груз, который лежит у тебя на сердце.
   — Зачем? Можно жить и с ним.
   — Тебе только так кажется. Ты будешь чувствовать это до конца своих дней. Ты будешь мучиться этим! Это будет сниться тебе в кошмарах…
   Маша знала, что говорила правду. Толик молчал. Выхода из ситуации он не видел, и Маша ни в чем не могла ему помочь.
* * *
   Ирина и так была женщиной красивой, а тут она постаралась, как могла. На ней было красивое черное платье, выглядела она сногсшибательно. Вся эта красота предназначалась Самойлову, в офис к которому она направлялась.
   Зайдя в приемную, Ирина едва глянула на секретаршу и сразу направилась в кабинет к Самойлову.
   — Постойте! Вы куда? — растерялась Людочка.
   — Я к Борису, — просто ответила Ирина.
   — Но я прежде должна ему о вас доложить!
   — Не стоит. Он меня ждет, — заверила ее Ирина.
   — Нет, встреча с вами у него не назначена! Борис Алексеевич занят, работает!
   — Борис будет рад меня видеть в любое время суток. Без всех этих записей и ваших докладов, — улыбнулась Ирина и зашла в кабинет.
   Самойлов действительно был ей рад:
   — Молодец, что зашла. Как ты? »
   — Честно говоря, не очень, — Ирина чуть добавила грусти в свой голос. — Спать не могу, есть тоже не очень получается…
   — Но выглядишь ты неплохо, — сообщил ей Самойлов, приглашая жестом присесть на диван.
   — Я считаю, не нужно обременять других своими переживаниями. А на душе так тяжело… Никак не могу осознать, что Яши нет.
   — Да. Такая неожиданная смерть.
   Оба помолчали, помня предыдущий разговор.
   — Завтра кремация. Я очень прошу тебя и Полину быть рядом со мной в этот момент.
   Самойлов обнял Ирину:
   — Конечно, мы придем. Я понимаю, тебе нужна поддержка.
   Ирина положила ему голову на плечо. Они снова посидели молча, уже обнявшись. Такими их и увидела заглянувшая в кабинет Людочка.
   — Борис Алексеевич, я получила необходимую вам информацию… — начала она и замолчала.
   — Я рад, что ты так оперативно работаешь, — холодно заметил Самойлов. — Но почему ты входишь без стука в кабинет начальника?
   — Извините, Борис Алексеевич… Но я думала… У меня очень важное известие!
   — Такое, что нельзя было подождать с докладом и десяти минут?
   — Вы сказали сразу доложить, — извиняющимся тоном объяснила Людочка. — Я дозвонилась в больницу, ваш сын пришел в себя.
   — Лешка? Пришел в себя? — Самойлов резко встал с дивана. — Ира, я должен ехать в больницу.
   — Конечно, Боря. Ты сейчас должен быть рядом с сыном.
   — Может, поедешь со мной?
   — Нет, Боря, я не могу. Пойми меня. Лучше я пойду домой. Я вас жду завтра.
   — Конечно, родная. Мы обязательно придем. Пойдем, я тебя подвезу.
   Ирина кивнула, и они вместе вышли из офиса. Ирина прошла мимо Людочки, как мимо пустого места.
* * *
   На следующий день, узнав, что Алексей пришел в себя, следователь Буряк поспешил к нему в больницу. Он нашел врача и обратился к нему:
   — Добрый день. Павел Федорович, здесь лежит Алексей Самойлов?
   — Добрый день, Григорий Тимофеевич. Он лежит здесь, а мне уже сообщили, что вы намерены его допросить.
   — Я бы сказал, поговорить.
   — Как лечащий врач, я возражаю против подобных разговоров. Алексей ещё слишком слаб, ему нельзя волноваться.
   — Поверьте, я действую в его интересах и постараюсь быть деликатным.
   — Через пару дней — пожалуйста.
   — Нет, поговорить мне нужно сейчас! — стал настаивать следователь. — Поймите, те, кто похищал Лешу, сейчас, скорее всего, уже сматывают удочки и заметают следы! Я должен их перехватить!
   — Я не могу вам дать больше трех минут.
   — Я задам ему только один вопрос.
   Когда Буряк зашел в палату, то Полина поднялась и подошла к нему:
   —: Здравствуй, Гриша. Тебе уже позвонили?
   — Позвонили. И я поспешил проведать. У меня есть три минуты для этого.
   — Хорошо, не буду вам мешать, — поняла его Полина. Она вышла из палаты.
   — Не буду тебя утомлять, Леша, — сказан Буряк, присаживаясь на стул радом с кроватью. — Ответь мне только на один вопрос: ты знаешь, кто тебя похитил?
   — Знаю. Это смотритель маяка и его сыновья. Я хорошо помню.
   — И где они тебя держали?
   — Где-то в заброшенном доке. Там была вентиляционная шахта. Они меня хотели убить.
   — Убить?
   — Да. И если бы я не убежал, они бы это сделали…
   — Ты очень слаб. Они тебя не кормили?
   — Нет. Но труднее всего было без воды. Я все время хотел пить.
   — Скажи, похитители пытались что-нибудь узнать? Они о чем-нибудь тебя спрашивали?
   — Они… — начал Алеша и потерял сознание.
   В этот момент в палату вошел врач и сразу оценил ситуацию:
   — Вы что, с ума сошли? Немедленно покинуть палату! Не видите, в каком он состоянии?
   — Извините… — сказал Буряк, вставая.
   — Вы говорили, что всего один вопрос. Так что давайте на сегодня закончим. — Врач занялся своим делом, а следователь вышел в коридор. Там к нему подошли Самойлов и Полина.
   — Что он сказал? Он знает, кто это был? — спросила Полина.
   — Алеша говорит, что его похитил смотритель маяка. Вместе с сыновьями.
   — Это точно? — Самойлов сжал кулаки.
   — Я думаю, да. Он слаб, но говорит, что все отлично помнит.
   — Что ты намерен делать?
   — Будем их брать по горячим следам. Я сейчас все организую.
   — Я хочу принять участие! — потребовал Самойлов. — Я хочу посмотреть им в глаза!
   — Нет, Борис, это наше оперативное мероприятие. Оставайся с семьей, ты им нужнее.
   И следователь ушел. Костя, который слышал весь разговор, тоже тихонечко выскользнул из больницы.
   Полина посмотрела на Самойлова, который так и кипел от ненависти, и спросила:
   — Теперь ты понимаешь, что это не Витя?
   — Да. Теперь понимаю. Но все так складывалось, что я не мог подумать иначе! — он понимал, что был не прав, но не хотел вслух говорит об этом.
   — Нам нужно было бы пойти к Ирине. Поддержать ее… — напомнила Полина.
   — Ах, да. Сегодня же должны кремировать Якова… Я совсем забыл.
   — Ей будет тяжело одной. Это так ужасно, потерять любимого человека.
   — Ирина просила нас прийти, — сказал Самойлов.
   — Конечно. Я совсем забыла о сестре. Но после того что случилось с Лешей…
   — Ирина все понимает, Поля. Пойдем?
* * *
   Катя пришла домой в расстроенных чувствах.
   — Мама, Леша пришел в себя! Это ужасно! — сказала она, почти плача.
   — Но почему ужасно? Разве ты не этого хотела?
   — Этого! Но знаешь, что он сделал? Стоило ему открыть глаза, сразу же позвал Машу. А не меня! У нас все было так хорошо. Он говорил, что любит меня, мы снова собрались пожениться… А оказалось, он думает об этой Маше!
   — Дочка, остынь, — попросила мать.
   — Не могу. Мама, мне так обидно! Я же из больницы не выходила, сидела под дверью, ждала, надеялась…
   — Ты все правильно делала. И теперь нужно не плакать, а спокойно подумать, как быть в этой ситуации.
   — Да что мы можем решить, мама? Кажется, он меня разлюбил…
   — Ты добьешься всего, чего хочешь. Мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверила ее Таисия.
   — Правда? — с надеждой спросила дочь.
   — Но действовать мы должны наверняка.
   — Мама, ты так говоришь, будто знаешь, что мне делать.
   — Конечно, знаю. Всегда нужно пользоваться тем, что данная ситуация тебе преподносит.
   — Эта ситуация преподнесла мне соперницу! Как я могу ее использовать?
   — Кто нам мешает — тот нам и поможет, — загадочно ответила Таисия.
   — Чем Маша мне поможет? Только жениха может Увести. Как я ее ненавижу!
   — Зря. Тебе нужно с ней подружиться, чтобы войти к ней в доверие, — посоветовала Таисия.
   — Мама, ты с ума сошла! Да я даже видеть ее не могу спокойно!
   — Катенька, твоя цель — выйти замуж за Лешу. Желательно, за здорового и сильного. А Маша способна тебе в этом помочь. Один раз она уже поставила Алешу на ноги. Значит, сможет это сделать и сейчас. На этот раз — для тебя.
   — Ты права, мама. Как всегда. Но вдруг они с Лешей сблизятся?
   — Ты должна действовать аккуратно, не допускать этого.
   — Я все время буду рядом с ними, не допущу, чтобы они оставались наедине.
   — А когда Маша поможет Леше, мы ее мягко отстраним, — завершила Таисия.
   План был готов, можно было приступать к его выполнению, но Катя не спешила этого делать.
   — И все-таки твоя идея кажется мне немного странной, мама.
   — Ничего странного в этой идее нет. Это проверено годами, и наверняка должно сработать.
   — То есть я должна сама пойти и привести Машу к Алешке? — спросила Катя.
   — Да! — подтвердила Таисия. — Ты пойми, на данном этапе Маша тебе нужна, просто необходима. Только она может поставить Алешу на ноги.
   — Нет, не хочу, — не соглашалась Катя.
   — Но если ты не усмиришь свою гордыню, твой жених может оказаться навсегда прикованным к постели. Это лучше? — спросила Таисия.
   — Это хуже. И не надо пытаться поймать меня на слове. Но эта Маша меня раздражает.
   — Успокойся! Главное — воспринимай ее не как соперницу, а просто как медперсонал… — гнула свою линию Таисия.
   — Она уже была сиделкой… И сумела влезть к нему в душу!
   — А ты не позволяй! Контролируй ситуацию. Сама же сказала, что всегда будешь рядом.
   — Когда он открыл глаза, мамочка, Маша была первой, кого он позвал. Несмотря на то, что я была рядом!
   — Это произошло инстинктивно. Он чувствовал, что ему нужна помощь. Реальная помощь его здоровью. Это никак не связано с отношениями между тобой и Лешей.
   — Ненавижу! По-твоему, я не поняла, что он имел в виду?
   — Попытайся отбросить в сторону эмоции.
   — Хорошо, он ее позвал, я ее приведу к нему, он ее увидит и про меня вообще забудет! Это называется: отдай жену дяде… Так, кажется?
   — Катя, послушай меня… Я понимаю, что тебе страшно и горько… Но это необходимо сделать.
   — Я могу собственными руками все разрушить! И потерять жениха!
   — Маша — это единственный человек, который может поставить Алешу на ноги. Если ты ее не приведешь, тогда ты действительно можешь его потерять! В конце концов, его состояние может ухудшиться, и он просто умрет!
   — А что, эта Маша — панацея от всех бед? — взвилась Катя.
   — Я думаю, да. Ты знаешь, что о ней говорят в городе?
   — Подумать только! О ней уже говорит весь город! Прямо звезда местного значения!
   — Ты зря смеешься. Я слышала, что Маша вылечила, нашего вице-мэра!
   — От насморка? — с издевкой спросила Катя.
   — Я точно не могу сказать, знаю только, что от какой-то неизлечимой болезни. Рак или еще что-то.