Страница:
Как ни странно, но я чувствовал себя, пожалуй, лучше всего за последние дни. Побаливала грудь и лицо, куда пришелся удар самеи, но в остальном — просто замечательно. И даже привычной горькой ярости, с которой раньше я встречал каждый рассвет, не было: словно свежий, сильный ветер выдул из сознания все то, что сжигало меня раньше. А самое главное — впервые с момента пробуждения у лазарета я смог нормально выспаться, не вскакивая от собственного крика. А сон… да, сон оказался малоприятным, загадочным — еще одна строчка в списке того, что я не мог понять.
Плащ Поющей, которым она укрыла меня, прежде чем раствориться в ночи, лежал рядом со стопкой чистой одежды: ту, в которой я приплыл на островок, Стражи Небес забрали с собой. Обычный военный мундир — разве что без герба Клана или знаков отличия: совсем, как любил носить Та'ах-сартар. Я пожал плечами, и принялся одеваться: какая собственно мне разница?
«Куда идти?» — вопрос не возникал: корабль не зря снижался над островом таким образом, чтобы я заметил его. Но прежде, чем направиться к месту посадки, я подошел к кромке берега, собирая в кулак всю свою волю.
Подходящее место нашлось почти сразу же: на вершине небольшой каменной скалы, полого уходящей в океан, оказалась неглубокая выемка, в которую я в два приема натаскал достаточно воды. Подождав, пока вода успокоиться, я склонился над ней и, чуть помедлив, взглянул в черные глаза своего отражения.
Что-то безвозвратно сломалось в душе. Сейчас, именно в этот миг: Стражи Небес помогли мне найти силы, чтобы выдержать поднимающийся из глубины сознания ужас, но они ничего не могли сделать с его причиной. То, что проклинали мои предки, то против чего много лет тому поднялась вся Империя, то, что заставило ее преступить считавшиеся нерушимыми законы. То, что породило огненный каток, прошедшийся по планетам Смотрящих в Ночь, без пощады выжигая каждую.
Я словно перенесся на много Оборотов назад, к сухим записям архивом, бесстрастно повествующих истреблении целого Клана. Я вновь слышал рассказ наставников о неожиданном сообщении от разведчиков Круга Хранителей, о внезапной атаке Смотрящих в Ночь: сперва на базу Круга, а потом и на соседние планеты — и учиненной там бессмысленной, жестокой бойне. Ответный удар Имперского Клана при поддержке Ищущих Свет. Переговоры, под прикрытием которых вели отчаянный бой остатки Круга, пытаясь вырваться из западни. Эвакуация соседних с территорией Клана Смотрящих в Ночь планет. Неожиданная — и лишь чудом отраженная — атака на Шенарот. Перехват Смотрящими в Ночь эвакуационного корабля и безжалостное его уничтожение на глазах подоспевших на сигнал тревоги крейсеров. Страшный последний сигнал с гибнущего корабля, сообщившей всей Империи, что на корабле было более двух тысяч детей, которых Круг пытался спасти.
И созванный Совет Кланов, на котором тогдашний Артх'хдеа Мезуту'а Холл призвал к полному истреблению Смотрящих в Ночь. Требование, поддержанное прежде, чем смолкло эхо слов Главы Стражей Небес. И в тот же день одна из планет Смотрящих в Ночь испытала на себе гнев Империи.
Их не брали в плен. Не пытались договариваться. Не задавали вопросов. Их просто уничтожали. На двадцать восьмой день, полностью зачистив территорию Клана, объединенные силы Империи нанесли удар по последней, главной планете. Смотрящие в Ночь пытались защитить ее, хоть не имели ни единого шанса. Они сражались мужественно, отчаянно — и в другой ситуации заслужили бы этим уважение. Но те, кто сражался с ними, хотели только одного: убить их, стереть до последнего с лица Вселенной, и меньше всего думали об уважении. Всего три часа прошло после появления в системе первых дивизий Империи — и на планету обрушился ливень антиматерии.
Остатки флота Смотрящих в Ночь настигли на самой границе действия ольфиратов: шесть крейсеров и флагман Клана. Ему удалось запустить гипердвигатель, но в самый последний миг сразу три преследователя ударили из главных орудий, пробив защитное поле. Подбитый флагман ушел таки в гиперпространство — и больше его никто не видел: свыше ста Оборотов его искали, просеивая пространство сантиметр за сантиметром. В конце концов, было решено, что он так и не вышел из гиперпространства, превратившись в ничто в момент прыжка.
Никто так и не узнал, что же на самом деле случилось со Смотрящими в Ночь. Круг Хранителей был полностью уничтожен, и что бы там они не разузнали — пропало с ним. Хранители выполнили свой долг до конца, предупредили Империю, закрыли в решающий момент собою Шенарот — и пали, чтобы навеки остаться в легендах и молитвах. Единственное, что вынесли потрясенные потомки: изображения нескольких Смотрящих в Ночь, переданных вместе с предостережением о готовящейся атаке. И у всех них без исключения была одна отличительная черта: лишенные зрачков глаза, как будто некто вырвал их и в опустевшие глазницы залил черной краской.
Точь-в-точь такие же, как те, что смотрели на меня с зеркальной глади воды.
С немалым усилием оторвав взгляд от самой страшной части отражения, я принялся внимательно рассматривать свое лицо. Чуть сдвинувшиеся скулы, чуть удлинившееся надбровные дуги, чуть сплюснувшийся нос, чуть более пушистая, точно соревнующаяся в насыщенности цвета с глазами, шерсть — каждое изменение по отдельности было едва заметно, но вместе они образовывали совершенно иную, непривычную картину. Из воды на меня смотрел незнакомец, и требовались все мои силы, все вновь обретенное спокойствие, чтобы понять и принять простую истину: этот незнакомец отныне — я сам. И каждый раз, когда я взгляну в зеркало, на свое отражение — я увижу вот это лицо.
За моей спиной негромко кашлянули. Я резко развернулся, едва не свалившись со скалы вниз: опять, в который раз им удалось застать меня врасплох!
— Я говорил им, что ты займешься этим в первую очередь! — Месстр кивнул в сторону воды, потом посмотрел на меня. Спокойно посмотрел, надо признать. — Тебя ждут.
Я спрыгнул на песок.
— Мне интересно, если бы я не направился к Храму…
— Тогда бы мы пришли к тебе. Не сегодня. И не завтра. Но пришли бы.
— И тебя не волнует…
— Ты уже задавал этот вопрос ночью! — оборвал меня Месстр. — Ты думаешь, у меня будет другой ответ?
— Тебя не было ночью здесь.
— А что еще ты мог спрашивать? Идем!
Я проглотил просящуюся на язык колкость: сейчас я готов был допустить, что меня пытаются намеренно вывести из себя. То ли в рамках обычной практики прислужников Дома Спокойствия, то ли по какой-нибудь иной причине. Так что, с обменом язвительными репликами я решил повременить.
И, кроме того, язвить в спину невозмутимо идущего Месстра отчего-то показалось не самой лучшей идеей.
Шли мы недолго. Островок действительно был совсем крохотным: чтобы выйти к противоположному берегу нам потребовалось не больше пятнадцати минут. Месстр больше ничего не сказал, даже ни разу не обернулся, а я не очень стремился разговорить его. Что-то подсказывало мне, что главный разговор у меня впереди.
Как я и предполагал, корабль опустился именно здесь: он покачивался на волнах в двадцати метрах от берега, на котором весело гудел костер. Раза в три-четыре больше Сункх'ха, он в то же время не производил впечатления обманчивой неуклюжести, как крейсер. Казалось, корабль наполнен ожиданием полета, стремительного прыжка в небо, к бесконечности, свободе космоса. Я восхищенно прищелкнул языком: кто бы ни проектировал корабль, он вложил в свое творение частицу души.
Спустившись со склона к костру, я без особого удивления увидел там Каш'шшода с Поющей; сам Месстр что-то негромко сказал и сел рядом с ними. Я посмотрел на брата с сестрой — и уже в полной уверенности в правильности своей догадки перевел взгляд на Артх'хдеа Мезуту'а Холл. На их отца.
— Месстр и Файрра рассказали мне о вчерашнем, — без предисловий сказал Каш'шшод. — Мы думали, ты придешь позже.
Значит, вот как ее зовут: Файрра!
— Я знал, что у вас есть дети, но не думал, что встречусь… вот так.
Каш'шшод обозначил краем губ намек на улыбку и глухо раскашлялся.
— Жизнь наша… полна неожиданностей.
— Вы плохо выглядите, Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Я слышал, вы заболели…
Каш'шшод отдышался, и вновь улыбнулся — только губами.
— Заболел я давно. А сейчас я умираю.
Мне показалось, что я ослышался — окаменевшие лица Файрры и Месстр и всплески боли в их ментальных полях подсказали обратное.
— Когда я дожил до пятисотого Оборота, то понял, что меня ждет. Первая стадия всегда малозаметна, но распознать болезнь можно. Отчетливо симптомы проявляются уже перед самым концом.
Я смотрел на Каш'шшода — и понимал, что он не шутит. Что один из величайших за всю историю Империи Артх'хдеа Мезуту'а Холл действительно умирает, и что от его болезни нет ни лекарства, ни спасения.
— Б'ясседа! — я услышал свой собственный голос. Каш'шшод кивнул:
— Последняя стадия. Распад нервных тканей с каждым днем идет все быстрее. Целители считают, я проживу максимум пол-Оборота. Я надеюсь, они преувеличивают раза в два!
— Б'ясседа творит странные вещи с разумом, — продолжил он в тишине, прерываемой лишь треском костра. — Сперва прекращают работать болевые центры — и ты возносишь хвалу Ушедшим, потому что твое тело больше не сгорает в беспощадном, терзающем тебя ежесекундно огне. Но потом ты понимаешь, что умерло еще что-то: что дает тебе ощущать сострадание, жалость, гнев. Нет боли, но нет и страсти, нет чувств — остается только голый, холодный рассудок. Я знаю, что должен чувствовать ветер, прохладу земли, вязкость песка — но для меня теперь это всего лишь слова. Я смотрю на своих детей и знаю, что должен чувствовать радость, любовь к ним, но не чувствую ничего.
Файрра и Месстр молчали.
— А вы не думали…
— Думал, — угадал мою мысль Артх'хдеа Мезуту'а Холл. — И Месстр предлагал мне то же самое. К тому моменту, когда ты прибыл, это решение казалось мне вполне подходящим. Возможно, когда мы разберемся с тобой, я так и поступлю: в один прекрасный день, на вот таком берегу встречу свой последний рассвет. Надеюсь, Ушедшие поймут мой выбор, — Каш'шшод негромко хмыкнул, вытирая губы белоснежным платком. — Думаю, с этим разобрались. Еще вопросы будут?
Я молчал — не знал, что говорить. Каш'шшод меньше всего походил на килрача, нуждающегося в сочувствии.
— Хорошо. Тогда первое: сегодня ты покинешь и Шенарот, и территорию Империи. Здесь тебе больше нельзя оставаться.
Чего-то подобного я подсознательно ждал еще с того момента, когда увидел спускающийся к острову корабль, но все равно вздрогнул.
— Это не обсуждается?
— Маршрут — не обсуждается; про причины поговорим позже! — подтвердил Каш'шшод. — Дальше: Файрра сказала тебе, что твою память сканировали. Все здесь с результатами сканирования знакомы — потому сэкономить время. Месстр?
Сын Каш'шшода сощурился, коснулся своего коммуникатора. Перед нами появилась голограмма р'руга, замерцала и лишилась обшивки. Рядом побежали столбики данных.
— Мы провели ряд экспериментов. Теоретически, р'руг может быть выведен из строя таким образом. Для этого не нужно много времени — достаточно заменить один из кристаллов в рабочем контуре стабилизатора. Если определенным образом отрегулировать новый кристалл, то крушение произойдет в точно определенный момент.
Я скрипнул зубами, уставившись Месстра. К его чести, взгляд он не отвел.
— У р'руга нет внешнего доступа к двигателю! — процедил я.
— Добраться можно с помощью массера. Если уметь обращаться с ним — без анализа на молекулярном уровне никто ничего не заметит. Другого способа нет. Разве что внести изменения в конструкцию непосредственно в Пещере синтеза.
— А заказ на синтез именно этого р'руга был?
— Нет.
Чем дальше, тем хуже: неужели то, во что я боялся поверить, таки окажется правдой?! Неужели… неужели Сенаш…
— Не делай преждевременных выводов, — впервые подала голос Файрра, чутко отреагировав на мои чувства: эмпатическая нити, связавшие нас ночью, еще не распались окончательно, позволяя ей чутче и быстрее других воспринимать мои эмоции — равно, как мне — ее. — Мы пока ничего не знаем наверняка.
— Не совсем так, — поправил ее Месстр. — Мы знаем, что р'руг был намеренно выведен из строя с таким расчетом, чтобы рухнуть в Леса горроп. Мы знаем, что в переданном дочерью Ургахейма футляре оказалась приманка для горроп. Мы знаем, что по какой-то причине, системы наблюдения «Сеннек-Айг» выдавали ложную информацию о полете р'руга.
— Ты уверен насчет р'руга? — посмотрел на сына Каш'шшод.
— Вероятность самопроизвольного резонанса стабилизаторов — ноль! — отчеканил Месстр. — При определенно подобранных условиях — чего-то подобного добиться можно. Но все равно — должна быть внешняя причина. У двух факторов есть общее звено — младшая дочь тушд-руала Ургахейма.
— Но с «Сеннек-Айг» она никак не связана, ведь так? — спросила Файрра. Я удивился: они что, только сейчас собрались обсудить все? Или… или это все для меня?
— Мы разделили обязанности, — пояснил Каш'шшод, заметив мое удивление. — Месстр занимался технической стороной, Файрра разбиралась с тобой. И, как ты понимаешь, свободного времени не имели для бесед. Продолжай, Месстр.
— По предварительным данным на «Сеннек-Айг» произошел конфликт в логической матрице ядра. Запись после последнего сеанса связи — это моделирование полета до точки назначения. Почему ядро запустило моделирование — неизвестно.
— Связи не было, — глухо произнес я, вспоминая мгновения шока, когда понял, что падаю в Леса горропы без связи и возможности позвать на помощь. — Сразу после отправки запроса о состоянии атмосферы над хребтом, все вышло из строя.
— Это знаешь ты, это знаем мы, — равнодушно заметил Каш'шшод. — Остальные такого удовольствия лишены.
Я почувствовал, что начинаю закипать:
— И вы не намерены ничего делать, чтобы разубедить их?
Мой гнев Каш'шшод проигнорировал:
— Что ты предлагаешь? Открыть тебе доступ в общеимперскую сеть — и что ты скажешь? Правду? А ты знаешь ее, правду?
— Я знаю… — рявкнул было я…
…полупрозрачная фигура передо мною, отшатывается, теряет равновесие… Впаянный бесчисленными тренировками и учебными боями разворот на месте, удар вслепую назад… Жесткий, тупой толчок, передавшийся через оружие в кисть, сдавленный стон из-за спины…
— Держи его! — резкий окрик Каш'шшода. Толчок в грудь. Удар спиною о песок. Слаженные ментальные потоки брата с сестрой, помогающие прийти в себя, сбросить дурман видения.
Как и ночью, во время танца с Файррой, я словно был в двух мирах: сидел у костра, собираясь высказать Каш'шшоду все, что я думал — и сражался, где-то, где все было красным и черным. Но ночью меня всецело захватил поединок, и магия танца оказалась сильнее прорвавшегося сквозь пелену забвения воспоминания. Сейчас же я чуть не свалился в огонь — пламя костра успело лизнуть лицо.
— Лежи спокойно! — прикрикнула Файрра, надевая мне на руку браслет-инъектор; ее брат жестко фиксировал меня, не давая шевельнуться. «Лежи спокойно!» — я бы с радостью, но кашель от дыма костра и не думал проходить.
Запястье кольнуло — и почти сразу же по руке вверх поползла приятная теплая волна. Файрра тем временем подсунула мне под нос какую-то мерзость: на минуту-другую ее запах вышиб из головы все мысли, но кашель почти сразу же прошел.
— Файрра? — все это время Каш'шшод неподвижно сидел на своем месте, наблюдая за нами.
— Воспоминания прорывают блокаду. После сегодняшней ночи процесс резко ускорился.
Я жадно глотал воздух, не делая особых попыток подняться.
— Что ж, этого стоило ожидать, — Каш'шшод помедлил, потом вздохнул. — Ты знаешь, что делать.
Файрра кивнула сперва отцу, потом Месстру; тот отпустил меня и вернулся на свое место. Она открыла небольшой контейнер, который я заметил только сейчас, и достала сверкающую зеркальными гранями пирамидку. Верх пирамиды раскрылся в руках девушки. Она осторожно поставила ее передо мною на песок.
— Ас-т'еда разрушит восстановленный нами барьер, — пояснила она, помогая мне сесть: после препарата стало намного лучше, но все еще кружилась голова. Смахнув с шерсти на моем затылке песчинки, она аккуратно вытянула из пирамидки бурый студенистый комок и быстро положила его мне на голову. — Постарайся не делать резких движений.
Пробудившаяся ас-т'еда растеклась по затылку. Я естественно этого не видел, но хорошо представлял, как превратившаяся в полупрозрачную лепешку ас-т'еда выпускает тонкие щупальца, осторожно раздвигающие шерсть; одно из щупалец поползло вниз, к позвоночнику. Затем всю заднюю часть головы и шею словно окатило ледяной струей: десятки почти невидимых нитей, без усилий пронзив кожу, дотянулись до черепа.
— Это займет какое-то время, — Файрра провела портативным сканером у меня над головой.
— Я все вспомню? — прислушиваясь к ощущениям, поинтересовался я.
— Не все и не сразу. Ас-т'еда снимет установленную нами психоматрицу, но ничего не сможет сделать с теми блоками, которые выставило твое подсознание. Ты будешь вспоминать постепенно, но уже без борьбы с самим собой. А второй блок… — она беспомощно пожала плечами. — Я уже говорила: это нечто непонятное. Возможно, ты никогда не вспомнишь, что с тобой случилось.
— А это очень сильно все меняет, — не дал мне ничего сказать Каш'шшод. — Я не буду играть с тобой и скажу прямо: сейчас нет ни одной возможности убедить Империю, что ты действительно Х'хиар.
Я пристально посмотрел на Главу Стражей Небес:
— Ни одного? А генетическая карта?
Каш'шшод хмыкнул. Файрра, вернувшаяся на свое место, молча коснулась своего коммуникатора. Голограмма р'руга исчезла: вместо нее появились три нити, закрученные в тугую спираль.
— Это данные из архивов: клеткооснова Х'хиара, — чуть ниже появилась вторая спираль, но в отличие от первой по ней были разбросаны зеленые отметины. — Это твоя клеткооснова.
Каш'шшод тяжело посмотрел мне в глаза и закончил:
— Они не идентичны.
Я ошеломленно перевел взгляд с него на голограммы. Хотя, удивляться было нечему: стоило немного подумать — и я сам бы сообразил, что генетический анализ покажет различие с архивами. Но что-то во мне, несмотря на все случившееся, несмотря на все слова, упрямо не желало верить, не желало мириться.
Но, как и с собственным отражением, мне ничего не оставалось иного, кроме как принять неизбежное.
— Есть так же изменения на клеточном уровне, — спокойно, не обращая внимания на мою реакцию, продолжил Каш'шшод. — Изменены хромосомы, гормональный баланс и есть отличия в нервной ткани. Большая часть этих изменений нам понятна — внешность, реакция, твои ментальные способности, — но есть кое-что, что ставит в тупик всех.
— И что же?
— Взгляни, — Файрра показала на сплошной зеленый участок ближе к середине голограммы. — В нормальной клеткооснове нервных тканей здесь расположены спящие гены — их предназначение до сих пор неизвестно. Остальные искажения твоей клеткоосновы носят частичный характер: они лишь корректируют те или иные параметры организма; эта же часть заменена полностью, — она помедлила, прежде чем закончить. — Стражи Небес видели такое однажды.
— Когда проводили вскрытие попавших нам в руки Смотрящих в Ночь, — добавил Месстр. — Примерно на 87% этот участок совпадает с архивными данными.
Мне вдруг стало трудно дышать, словно воздух сгустился прямо в горле. Этого не могло быть… это невозможно…
— Теперь ты понимаешь, что будет, если мы поступим так, как ты хочешь? Империя не забыла ничего и, я уверен, нескоро забудет. Девяносто шансов из ста, что скорее поверят в новое появление Смотрящих в Ночь, чем в твою историю.
— Но вы ведь видели результаты сканирования!.. — в отчаянии выкрикнул я, до боли стискивая кулаки. — Вы же знаете…
— Мы ничего не знаем! — резко оборвал меня Месстр. — То, что мы видели, ничем тебе не поможет. И не отвечает ни на один вопрос. А если мы попытаемся поддержать тебя, то сейчас, когда вся Империя скорбит о Х'хиаре и дочери Ургахейма… — он не договорил.
— Месстр считал, что риск от твоего дальнейшего существования превышает разумные пределы, — заметил Каш'шшод, искоса поглядывая на сына. — И в чем-то он прав, должен признать.
«Были сомнения. У многих…», — вспомнил я слова Файрры.
— Я и сейчас считаю, что Клан слишком многим рискует, — подчеркнуто бесстрастно произнес Месстр. — Один раз мы уже ошиблись. Страшно ошиблись. Нельзя чтобы это повторилось вновь.
Файрра, как ее отец только что, косо взглянула на брата, но ничего не сказала. Каш'шшод, задумчиво рассматривающий песок перед собой, вздохнул:
— Иногда я думаю, что было бы легче, если бы Ушедшие помогали нам или, хотя бы, обещали, что могут помочь. Ты никогда не думал, что Их величайший дар нам есть и величайшее проклятие? Мы свободны в своих поступках, но в тоже время скованы ответственностью за них. И нет никого, кто бы подсказал правильное решение, снял хоть часть груза — свою ношу мы несем от рождения и до смерти, лишь на «Морях Боли» осознавая, что утратили по пути, а что приобрели взамен.
Меня пробрала мелкая дрожь: несмотря на все слова, несмотря на все, что было раньше, моя судьба решалась по-настоящему именно сейчас. Сидящие передо мною килрачи отвечали за весь Клан, — и я знал, что на сочувствие или снисхождение рассчитывать не стоит.
— Уничтожить тебя… — Каш'шшод зачерпнул полную горсть песка и полюбовался, как он течет между пальцев, — …самое простое решение. Обычно, простые решения — самые верные, но сейчас слишком много непонятного происходит.
Последние песчинки просочились между шерсти Главы Стражей Небес, и он посмотрел на меня. Я вздрогнул: никогда и никто еще не смотрел на меня… так. Я даже не подозревал, что Каш'шшод способен на такой пронзительный, твердый как сталь взгляд.
— Слушай внимательно и запоминай — я не буду повторять. Примерно за пол-Оборота до атаки на Шенарот мы получили первое изображение Смотрящих в Ночь после… метаморфозы. Это встревожило очень многих, — но было решено молчать. Это и была наша ошибка. Ошибка, за которую расплатился Круг Хранителей.
— Почему? — хрипло спросил я: напряжение мало-помалу спадало — явно Артх'хдеа Мезуту'а Холл решил, что живым я ему пригожусь больше, — но не до конца. Кроме того, я никогда, ни в одном архиве не встречал даже намека на что-либо похожее, — а благодаря обеим гражданским специальностям я в архивах провел очень много времени.
— Пророчество Райеё, — бросил Месстр. По его лицу невозможно было понять, как он относиться к решению своего отца: и он, и Файрра полностью закрыли свой эмпатический фон. — То, что дошло до нас, то, что мы смогли отыскать за прошедшие Обороты.
— То, что удалось сохранить… — тихо добавила Файрра. — То, что не должно было быть забыто…
— То, что ты видел в своем сне — одна из причин, почему ты до сих пор жив. Ты не мог знать, не мог нигде слышать или читать про это. Только в архивах Клана и Круга Хранителей были записи о последних мгновениях анго-ра Райёё. И они слово в слово повторяют твое видение.
— Эти записи принадлежат анго Нуо'ору. После смерти учителя он долгое время удерживал общину от распада и был наставником Иррину-Вестнику. Но эту историю ты должен знать.
Еще бы. Попробовал бы кто-нибудь найти в Империи килрача, незнакомого с ней. Спустя двадцать Оборотов, после того как Нуо'ор возглавил общину, глас Ушедших коснулся его единственного ученика. Десять Оборотов ушло у него, прежде чем он закончил Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас-Асума и понес слово Ушедших остальным. Он проповедовал, убеждал, показывал путь истины — и заплатил за это своей жизнью, и жизнью своей спутницы. И в тот же день, когда их души пересекли Последнюю Черту, Ушедшие в первый и последний раз явили миру свою мощь, сурово покарав всех, кто был виновен в смерти их Вестника.
— О пророчествах Райёё известно только то, что написал в своих дневниках анго Нуо'ор, — продолжил за дочерью Каш'шшод. — Он достаточно подробно описал четыре пророчества — они все исполнились. О пятом пророчестве, том, которое он написал перед смертью, мы не знаем почти ничего. Нуо'ор оставил только один фрагмент — из части пророчества, в которой, как следует из его пояснений, говорится о «клинках», которым суждено стать последним бастионом на пути «Морей боли».
Наступила тишина. Возможно, мне показалось, но после этих слов поежилась и Файрра с Месстром. Пророчества Райёё действительно все исполнились, и предположить, что еще одно, предрекающее День Огня…
"…Взор, опутанный ночью, коснется небес,
И в паденье сольется перестук сердец,
Преградой последней их воздвигнет судьба
Против черного шторма на море без дна
По ту сторону времени, по ту сторону сна,
Место битвы последней им укажет судьба,
И в годину ненастья, в миг крушенья основ,
Суждено сим клинкам пасть на чашу весов…"
— нараспев, чуть глуховато проговорил Каш'шшод. Пожевал губами, хмыкнул:
Плащ Поющей, которым она укрыла меня, прежде чем раствориться в ночи, лежал рядом со стопкой чистой одежды: ту, в которой я приплыл на островок, Стражи Небес забрали с собой. Обычный военный мундир — разве что без герба Клана или знаков отличия: совсем, как любил носить Та'ах-сартар. Я пожал плечами, и принялся одеваться: какая собственно мне разница?
«Куда идти?» — вопрос не возникал: корабль не зря снижался над островом таким образом, чтобы я заметил его. Но прежде, чем направиться к месту посадки, я подошел к кромке берега, собирая в кулак всю свою волю.
Подходящее место нашлось почти сразу же: на вершине небольшой каменной скалы, полого уходящей в океан, оказалась неглубокая выемка, в которую я в два приема натаскал достаточно воды. Подождав, пока вода успокоиться, я склонился над ней и, чуть помедлив, взглянул в черные глаза своего отражения.
Что-то безвозвратно сломалось в душе. Сейчас, именно в этот миг: Стражи Небес помогли мне найти силы, чтобы выдержать поднимающийся из глубины сознания ужас, но они ничего не могли сделать с его причиной. То, что проклинали мои предки, то против чего много лет тому поднялась вся Империя, то, что заставило ее преступить считавшиеся нерушимыми законы. То, что породило огненный каток, прошедшийся по планетам Смотрящих в Ночь, без пощады выжигая каждую.
Я словно перенесся на много Оборотов назад, к сухим записям архивом, бесстрастно повествующих истреблении целого Клана. Я вновь слышал рассказ наставников о неожиданном сообщении от разведчиков Круга Хранителей, о внезапной атаке Смотрящих в Ночь: сперва на базу Круга, а потом и на соседние планеты — и учиненной там бессмысленной, жестокой бойне. Ответный удар Имперского Клана при поддержке Ищущих Свет. Переговоры, под прикрытием которых вели отчаянный бой остатки Круга, пытаясь вырваться из западни. Эвакуация соседних с территорией Клана Смотрящих в Ночь планет. Неожиданная — и лишь чудом отраженная — атака на Шенарот. Перехват Смотрящими в Ночь эвакуационного корабля и безжалостное его уничтожение на глазах подоспевших на сигнал тревоги крейсеров. Страшный последний сигнал с гибнущего корабля, сообщившей всей Империи, что на корабле было более двух тысяч детей, которых Круг пытался спасти.
И созванный Совет Кланов, на котором тогдашний Артх'хдеа Мезуту'а Холл призвал к полному истреблению Смотрящих в Ночь. Требование, поддержанное прежде, чем смолкло эхо слов Главы Стражей Небес. И в тот же день одна из планет Смотрящих в Ночь испытала на себе гнев Империи.
Их не брали в плен. Не пытались договариваться. Не задавали вопросов. Их просто уничтожали. На двадцать восьмой день, полностью зачистив территорию Клана, объединенные силы Империи нанесли удар по последней, главной планете. Смотрящие в Ночь пытались защитить ее, хоть не имели ни единого шанса. Они сражались мужественно, отчаянно — и в другой ситуации заслужили бы этим уважение. Но те, кто сражался с ними, хотели только одного: убить их, стереть до последнего с лица Вселенной, и меньше всего думали об уважении. Всего три часа прошло после появления в системе первых дивизий Империи — и на планету обрушился ливень антиматерии.
Остатки флота Смотрящих в Ночь настигли на самой границе действия ольфиратов: шесть крейсеров и флагман Клана. Ему удалось запустить гипердвигатель, но в самый последний миг сразу три преследователя ударили из главных орудий, пробив защитное поле. Подбитый флагман ушел таки в гиперпространство — и больше его никто не видел: свыше ста Оборотов его искали, просеивая пространство сантиметр за сантиметром. В конце концов, было решено, что он так и не вышел из гиперпространства, превратившись в ничто в момент прыжка.
Никто так и не узнал, что же на самом деле случилось со Смотрящими в Ночь. Круг Хранителей был полностью уничтожен, и что бы там они не разузнали — пропало с ним. Хранители выполнили свой долг до конца, предупредили Империю, закрыли в решающий момент собою Шенарот — и пали, чтобы навеки остаться в легендах и молитвах. Единственное, что вынесли потрясенные потомки: изображения нескольких Смотрящих в Ночь, переданных вместе с предостережением о готовящейся атаке. И у всех них без исключения была одна отличительная черта: лишенные зрачков глаза, как будто некто вырвал их и в опустевшие глазницы залил черной краской.
Точь-в-точь такие же, как те, что смотрели на меня с зеркальной глади воды.
С немалым усилием оторвав взгляд от самой страшной части отражения, я принялся внимательно рассматривать свое лицо. Чуть сдвинувшиеся скулы, чуть удлинившееся надбровные дуги, чуть сплюснувшийся нос, чуть более пушистая, точно соревнующаяся в насыщенности цвета с глазами, шерсть — каждое изменение по отдельности было едва заметно, но вместе они образовывали совершенно иную, непривычную картину. Из воды на меня смотрел незнакомец, и требовались все мои силы, все вновь обретенное спокойствие, чтобы понять и принять простую истину: этот незнакомец отныне — я сам. И каждый раз, когда я взгляну в зеркало, на свое отражение — я увижу вот это лицо.
За моей спиной негромко кашлянули. Я резко развернулся, едва не свалившись со скалы вниз: опять, в который раз им удалось застать меня врасплох!
— Я говорил им, что ты займешься этим в первую очередь! — Месстр кивнул в сторону воды, потом посмотрел на меня. Спокойно посмотрел, надо признать. — Тебя ждут.
Я спрыгнул на песок.
— Мне интересно, если бы я не направился к Храму…
— Тогда бы мы пришли к тебе. Не сегодня. И не завтра. Но пришли бы.
— И тебя не волнует…
— Ты уже задавал этот вопрос ночью! — оборвал меня Месстр. — Ты думаешь, у меня будет другой ответ?
— Тебя не было ночью здесь.
— А что еще ты мог спрашивать? Идем!
Я проглотил просящуюся на язык колкость: сейчас я готов был допустить, что меня пытаются намеренно вывести из себя. То ли в рамках обычной практики прислужников Дома Спокойствия, то ли по какой-нибудь иной причине. Так что, с обменом язвительными репликами я решил повременить.
И, кроме того, язвить в спину невозмутимо идущего Месстра отчего-то показалось не самой лучшей идеей.
Шли мы недолго. Островок действительно был совсем крохотным: чтобы выйти к противоположному берегу нам потребовалось не больше пятнадцати минут. Месстр больше ничего не сказал, даже ни разу не обернулся, а я не очень стремился разговорить его. Что-то подсказывало мне, что главный разговор у меня впереди.
Как я и предполагал, корабль опустился именно здесь: он покачивался на волнах в двадцати метрах от берега, на котором весело гудел костер. Раза в три-четыре больше Сункх'ха, он в то же время не производил впечатления обманчивой неуклюжести, как крейсер. Казалось, корабль наполнен ожиданием полета, стремительного прыжка в небо, к бесконечности, свободе космоса. Я восхищенно прищелкнул языком: кто бы ни проектировал корабль, он вложил в свое творение частицу души.
Спустившись со склона к костру, я без особого удивления увидел там Каш'шшода с Поющей; сам Месстр что-то негромко сказал и сел рядом с ними. Я посмотрел на брата с сестрой — и уже в полной уверенности в правильности своей догадки перевел взгляд на Артх'хдеа Мезуту'а Холл. На их отца.
— Месстр и Файрра рассказали мне о вчерашнем, — без предисловий сказал Каш'шшод. — Мы думали, ты придешь позже.
Значит, вот как ее зовут: Файрра!
— Я знал, что у вас есть дети, но не думал, что встречусь… вот так.
Каш'шшод обозначил краем губ намек на улыбку и глухо раскашлялся.
— Жизнь наша… полна неожиданностей.
— Вы плохо выглядите, Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Я слышал, вы заболели…
Каш'шшод отдышался, и вновь улыбнулся — только губами.
— Заболел я давно. А сейчас я умираю.
Мне показалось, что я ослышался — окаменевшие лица Файрры и Месстр и всплески боли в их ментальных полях подсказали обратное.
— Когда я дожил до пятисотого Оборота, то понял, что меня ждет. Первая стадия всегда малозаметна, но распознать болезнь можно. Отчетливо симптомы проявляются уже перед самым концом.
Я смотрел на Каш'шшода — и понимал, что он не шутит. Что один из величайших за всю историю Империи Артх'хдеа Мезуту'а Холл действительно умирает, и что от его болезни нет ни лекарства, ни спасения.
— Б'ясседа! — я услышал свой собственный голос. Каш'шшод кивнул:
— Последняя стадия. Распад нервных тканей с каждым днем идет все быстрее. Целители считают, я проживу максимум пол-Оборота. Я надеюсь, они преувеличивают раза в два!
— Б'ясседа творит странные вещи с разумом, — продолжил он в тишине, прерываемой лишь треском костра. — Сперва прекращают работать болевые центры — и ты возносишь хвалу Ушедшим, потому что твое тело больше не сгорает в беспощадном, терзающем тебя ежесекундно огне. Но потом ты понимаешь, что умерло еще что-то: что дает тебе ощущать сострадание, жалость, гнев. Нет боли, но нет и страсти, нет чувств — остается только голый, холодный рассудок. Я знаю, что должен чувствовать ветер, прохладу земли, вязкость песка — но для меня теперь это всего лишь слова. Я смотрю на своих детей и знаю, что должен чувствовать радость, любовь к ним, но не чувствую ничего.
Файрра и Месстр молчали.
— А вы не думали…
— Думал, — угадал мою мысль Артх'хдеа Мезуту'а Холл. — И Месстр предлагал мне то же самое. К тому моменту, когда ты прибыл, это решение казалось мне вполне подходящим. Возможно, когда мы разберемся с тобой, я так и поступлю: в один прекрасный день, на вот таком берегу встречу свой последний рассвет. Надеюсь, Ушедшие поймут мой выбор, — Каш'шшод негромко хмыкнул, вытирая губы белоснежным платком. — Думаю, с этим разобрались. Еще вопросы будут?
Я молчал — не знал, что говорить. Каш'шшод меньше всего походил на килрача, нуждающегося в сочувствии.
— Хорошо. Тогда первое: сегодня ты покинешь и Шенарот, и территорию Империи. Здесь тебе больше нельзя оставаться.
Чего-то подобного я подсознательно ждал еще с того момента, когда увидел спускающийся к острову корабль, но все равно вздрогнул.
— Это не обсуждается?
— Маршрут — не обсуждается; про причины поговорим позже! — подтвердил Каш'шшод. — Дальше: Файрра сказала тебе, что твою память сканировали. Все здесь с результатами сканирования знакомы — потому сэкономить время. Месстр?
Сын Каш'шшода сощурился, коснулся своего коммуникатора. Перед нами появилась голограмма р'руга, замерцала и лишилась обшивки. Рядом побежали столбики данных.
— Мы провели ряд экспериментов. Теоретически, р'руг может быть выведен из строя таким образом. Для этого не нужно много времени — достаточно заменить один из кристаллов в рабочем контуре стабилизатора. Если определенным образом отрегулировать новый кристалл, то крушение произойдет в точно определенный момент.
Я скрипнул зубами, уставившись Месстра. К его чести, взгляд он не отвел.
— У р'руга нет внешнего доступа к двигателю! — процедил я.
— Добраться можно с помощью массера. Если уметь обращаться с ним — без анализа на молекулярном уровне никто ничего не заметит. Другого способа нет. Разве что внести изменения в конструкцию непосредственно в Пещере синтеза.
— А заказ на синтез именно этого р'руга был?
— Нет.
Чем дальше, тем хуже: неужели то, во что я боялся поверить, таки окажется правдой?! Неужели… неужели Сенаш…
— Не делай преждевременных выводов, — впервые подала голос Файрра, чутко отреагировав на мои чувства: эмпатическая нити, связавшие нас ночью, еще не распались окончательно, позволяя ей чутче и быстрее других воспринимать мои эмоции — равно, как мне — ее. — Мы пока ничего не знаем наверняка.
— Не совсем так, — поправил ее Месстр. — Мы знаем, что р'руг был намеренно выведен из строя с таким расчетом, чтобы рухнуть в Леса горроп. Мы знаем, что в переданном дочерью Ургахейма футляре оказалась приманка для горроп. Мы знаем, что по какой-то причине, системы наблюдения «Сеннек-Айг» выдавали ложную информацию о полете р'руга.
— Ты уверен насчет р'руга? — посмотрел на сына Каш'шшод.
— Вероятность самопроизвольного резонанса стабилизаторов — ноль! — отчеканил Месстр. — При определенно подобранных условиях — чего-то подобного добиться можно. Но все равно — должна быть внешняя причина. У двух факторов есть общее звено — младшая дочь тушд-руала Ургахейма.
— Но с «Сеннек-Айг» она никак не связана, ведь так? — спросила Файрра. Я удивился: они что, только сейчас собрались обсудить все? Или… или это все для меня?
— Мы разделили обязанности, — пояснил Каш'шшод, заметив мое удивление. — Месстр занимался технической стороной, Файрра разбиралась с тобой. И, как ты понимаешь, свободного времени не имели для бесед. Продолжай, Месстр.
— По предварительным данным на «Сеннек-Айг» произошел конфликт в логической матрице ядра. Запись после последнего сеанса связи — это моделирование полета до точки назначения. Почему ядро запустило моделирование — неизвестно.
— Связи не было, — глухо произнес я, вспоминая мгновения шока, когда понял, что падаю в Леса горропы без связи и возможности позвать на помощь. — Сразу после отправки запроса о состоянии атмосферы над хребтом, все вышло из строя.
— Это знаешь ты, это знаем мы, — равнодушно заметил Каш'шшод. — Остальные такого удовольствия лишены.
Я почувствовал, что начинаю закипать:
— И вы не намерены ничего делать, чтобы разубедить их?
Мой гнев Каш'шшод проигнорировал:
— Что ты предлагаешь? Открыть тебе доступ в общеимперскую сеть — и что ты скажешь? Правду? А ты знаешь ее, правду?
— Я знаю… — рявкнул было я…
…полупрозрачная фигура передо мною, отшатывается, теряет равновесие… Впаянный бесчисленными тренировками и учебными боями разворот на месте, удар вслепую назад… Жесткий, тупой толчок, передавшийся через оружие в кисть, сдавленный стон из-за спины…
— Держи его! — резкий окрик Каш'шшода. Толчок в грудь. Удар спиною о песок. Слаженные ментальные потоки брата с сестрой, помогающие прийти в себя, сбросить дурман видения.
Как и ночью, во время танца с Файррой, я словно был в двух мирах: сидел у костра, собираясь высказать Каш'шшоду все, что я думал — и сражался, где-то, где все было красным и черным. Но ночью меня всецело захватил поединок, и магия танца оказалась сильнее прорвавшегося сквозь пелену забвения воспоминания. Сейчас же я чуть не свалился в огонь — пламя костра успело лизнуть лицо.
— Лежи спокойно! — прикрикнула Файрра, надевая мне на руку браслет-инъектор; ее брат жестко фиксировал меня, не давая шевельнуться. «Лежи спокойно!» — я бы с радостью, но кашель от дыма костра и не думал проходить.
Запястье кольнуло — и почти сразу же по руке вверх поползла приятная теплая волна. Файрра тем временем подсунула мне под нос какую-то мерзость: на минуту-другую ее запах вышиб из головы все мысли, но кашель почти сразу же прошел.
— Файрра? — все это время Каш'шшод неподвижно сидел на своем месте, наблюдая за нами.
— Воспоминания прорывают блокаду. После сегодняшней ночи процесс резко ускорился.
Я жадно глотал воздух, не делая особых попыток подняться.
— Что ж, этого стоило ожидать, — Каш'шшод помедлил, потом вздохнул. — Ты знаешь, что делать.
Файрра кивнула сперва отцу, потом Месстру; тот отпустил меня и вернулся на свое место. Она открыла небольшой контейнер, который я заметил только сейчас, и достала сверкающую зеркальными гранями пирамидку. Верх пирамиды раскрылся в руках девушки. Она осторожно поставила ее передо мною на песок.
— Ас-т'еда разрушит восстановленный нами барьер, — пояснила она, помогая мне сесть: после препарата стало намного лучше, но все еще кружилась голова. Смахнув с шерсти на моем затылке песчинки, она аккуратно вытянула из пирамидки бурый студенистый комок и быстро положила его мне на голову. — Постарайся не делать резких движений.
Пробудившаяся ас-т'еда растеклась по затылку. Я естественно этого не видел, но хорошо представлял, как превратившаяся в полупрозрачную лепешку ас-т'еда выпускает тонкие щупальца, осторожно раздвигающие шерсть; одно из щупалец поползло вниз, к позвоночнику. Затем всю заднюю часть головы и шею словно окатило ледяной струей: десятки почти невидимых нитей, без усилий пронзив кожу, дотянулись до черепа.
— Это займет какое-то время, — Файрра провела портативным сканером у меня над головой.
— Я все вспомню? — прислушиваясь к ощущениям, поинтересовался я.
— Не все и не сразу. Ас-т'еда снимет установленную нами психоматрицу, но ничего не сможет сделать с теми блоками, которые выставило твое подсознание. Ты будешь вспоминать постепенно, но уже без борьбы с самим собой. А второй блок… — она беспомощно пожала плечами. — Я уже говорила: это нечто непонятное. Возможно, ты никогда не вспомнишь, что с тобой случилось.
— А это очень сильно все меняет, — не дал мне ничего сказать Каш'шшод. — Я не буду играть с тобой и скажу прямо: сейчас нет ни одной возможности убедить Империю, что ты действительно Х'хиар.
Я пристально посмотрел на Главу Стражей Небес:
— Ни одного? А генетическая карта?
Каш'шшод хмыкнул. Файрра, вернувшаяся на свое место, молча коснулась своего коммуникатора. Голограмма р'руга исчезла: вместо нее появились три нити, закрученные в тугую спираль.
— Это данные из архивов: клеткооснова Х'хиара, — чуть ниже появилась вторая спираль, но в отличие от первой по ней были разбросаны зеленые отметины. — Это твоя клеткооснова.
Каш'шшод тяжело посмотрел мне в глаза и закончил:
— Они не идентичны.
Я ошеломленно перевел взгляд с него на голограммы. Хотя, удивляться было нечему: стоило немного подумать — и я сам бы сообразил, что генетический анализ покажет различие с архивами. Но что-то во мне, несмотря на все случившееся, несмотря на все слова, упрямо не желало верить, не желало мириться.
Но, как и с собственным отражением, мне ничего не оставалось иного, кроме как принять неизбежное.
— Есть так же изменения на клеточном уровне, — спокойно, не обращая внимания на мою реакцию, продолжил Каш'шшод. — Изменены хромосомы, гормональный баланс и есть отличия в нервной ткани. Большая часть этих изменений нам понятна — внешность, реакция, твои ментальные способности, — но есть кое-что, что ставит в тупик всех.
— И что же?
— Взгляни, — Файрра показала на сплошной зеленый участок ближе к середине голограммы. — В нормальной клеткооснове нервных тканей здесь расположены спящие гены — их предназначение до сих пор неизвестно. Остальные искажения твоей клеткоосновы носят частичный характер: они лишь корректируют те или иные параметры организма; эта же часть заменена полностью, — она помедлила, прежде чем закончить. — Стражи Небес видели такое однажды.
— Когда проводили вскрытие попавших нам в руки Смотрящих в Ночь, — добавил Месстр. — Примерно на 87% этот участок совпадает с архивными данными.
Мне вдруг стало трудно дышать, словно воздух сгустился прямо в горле. Этого не могло быть… это невозможно…
— Теперь ты понимаешь, что будет, если мы поступим так, как ты хочешь? Империя не забыла ничего и, я уверен, нескоро забудет. Девяносто шансов из ста, что скорее поверят в новое появление Смотрящих в Ночь, чем в твою историю.
— Но вы ведь видели результаты сканирования!.. — в отчаянии выкрикнул я, до боли стискивая кулаки. — Вы же знаете…
— Мы ничего не знаем! — резко оборвал меня Месстр. — То, что мы видели, ничем тебе не поможет. И не отвечает ни на один вопрос. А если мы попытаемся поддержать тебя, то сейчас, когда вся Империя скорбит о Х'хиаре и дочери Ургахейма… — он не договорил.
— Месстр считал, что риск от твоего дальнейшего существования превышает разумные пределы, — заметил Каш'шшод, искоса поглядывая на сына. — И в чем-то он прав, должен признать.
«Были сомнения. У многих…», — вспомнил я слова Файрры.
— Я и сейчас считаю, что Клан слишком многим рискует, — подчеркнуто бесстрастно произнес Месстр. — Один раз мы уже ошиблись. Страшно ошиблись. Нельзя чтобы это повторилось вновь.
Файрра, как ее отец только что, косо взглянула на брата, но ничего не сказала. Каш'шшод, задумчиво рассматривающий песок перед собой, вздохнул:
— Иногда я думаю, что было бы легче, если бы Ушедшие помогали нам или, хотя бы, обещали, что могут помочь. Ты никогда не думал, что Их величайший дар нам есть и величайшее проклятие? Мы свободны в своих поступках, но в тоже время скованы ответственностью за них. И нет никого, кто бы подсказал правильное решение, снял хоть часть груза — свою ношу мы несем от рождения и до смерти, лишь на «Морях Боли» осознавая, что утратили по пути, а что приобрели взамен.
Меня пробрала мелкая дрожь: несмотря на все слова, несмотря на все, что было раньше, моя судьба решалась по-настоящему именно сейчас. Сидящие передо мною килрачи отвечали за весь Клан, — и я знал, что на сочувствие или снисхождение рассчитывать не стоит.
— Уничтожить тебя… — Каш'шшод зачерпнул полную горсть песка и полюбовался, как он течет между пальцев, — …самое простое решение. Обычно, простые решения — самые верные, но сейчас слишком много непонятного происходит.
Последние песчинки просочились между шерсти Главы Стражей Небес, и он посмотрел на меня. Я вздрогнул: никогда и никто еще не смотрел на меня… так. Я даже не подозревал, что Каш'шшод способен на такой пронзительный, твердый как сталь взгляд.
— Слушай внимательно и запоминай — я не буду повторять. Примерно за пол-Оборота до атаки на Шенарот мы получили первое изображение Смотрящих в Ночь после… метаморфозы. Это встревожило очень многих, — но было решено молчать. Это и была наша ошибка. Ошибка, за которую расплатился Круг Хранителей.
— Почему? — хрипло спросил я: напряжение мало-помалу спадало — явно Артх'хдеа Мезуту'а Холл решил, что живым я ему пригожусь больше, — но не до конца. Кроме того, я никогда, ни в одном архиве не встречал даже намека на что-либо похожее, — а благодаря обеим гражданским специальностям я в архивах провел очень много времени.
— Пророчество Райеё, — бросил Месстр. По его лицу невозможно было понять, как он относиться к решению своего отца: и он, и Файрра полностью закрыли свой эмпатический фон. — То, что дошло до нас, то, что мы смогли отыскать за прошедшие Обороты.
— То, что удалось сохранить… — тихо добавила Файрра. — То, что не должно было быть забыто…
— То, что ты видел в своем сне — одна из причин, почему ты до сих пор жив. Ты не мог знать, не мог нигде слышать или читать про это. Только в архивах Клана и Круга Хранителей были записи о последних мгновениях анго-ра Райёё. И они слово в слово повторяют твое видение.
— Эти записи принадлежат анго Нуо'ору. После смерти учителя он долгое время удерживал общину от распада и был наставником Иррину-Вестнику. Но эту историю ты должен знать.
Еще бы. Попробовал бы кто-нибудь найти в Империи килрача, незнакомого с ней. Спустя двадцать Оборотов, после того как Нуо'ор возглавил общину, глас Ушедших коснулся его единственного ученика. Десять Оборотов ушло у него, прежде чем он закончил Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас-Асума и понес слово Ушедших остальным. Он проповедовал, убеждал, показывал путь истины — и заплатил за это своей жизнью, и жизнью своей спутницы. И в тот же день, когда их души пересекли Последнюю Черту, Ушедшие в первый и последний раз явили миру свою мощь, сурово покарав всех, кто был виновен в смерти их Вестника.
— О пророчествах Райёё известно только то, что написал в своих дневниках анго Нуо'ор, — продолжил за дочерью Каш'шшод. — Он достаточно подробно описал четыре пророчества — они все исполнились. О пятом пророчестве, том, которое он написал перед смертью, мы не знаем почти ничего. Нуо'ор оставил только один фрагмент — из части пророчества, в которой, как следует из его пояснений, говорится о «клинках», которым суждено стать последним бастионом на пути «Морей боли».
Наступила тишина. Возможно, мне показалось, но после этих слов поежилась и Файрра с Месстром. Пророчества Райёё действительно все исполнились, и предположить, что еще одно, предрекающее День Огня…
"…Взор, опутанный ночью, коснется небес,
И в паденье сольется перестук сердец,
Преградой последней их воздвигнет судьба
Против черного шторма на море без дна
По ту сторону времени, по ту сторону сна,
Место битвы последней им укажет судьба,
И в годину ненастья, в миг крушенья основ,
Суждено сим клинкам пасть на чашу весов…"
— нараспев, чуть глуховато проговорил Каш'шшод. Пожевал губами, хмыкнул: