Страница:
Джеймс пока не понимал ровным счетом ничего, а вот Паладин оказался догадливее:
— Вы хотите сказать, что секторальный флот Дакоты выступал в роли такого шулера, убеждая килрачей, что до победы рукой подать? А тем временем, пока внимание килрачей полностью было сосредоточено на Дакоте, в остальных секторах готовились решительные удары, могущие кардинально переломить ход событий?
Ханнуан утвердительно кивнул.
— А когда килрачский флот понес серьезные потери после действий «Гетмана Хмельницкого» «коты» опомнились и перестали давить только на Дакоту? — капитан вновь кивнул; до Джеймса, наконец, тоже дошло, что пытался втолковать им капитан «Корнаолиса». Но такой расклад происходящего в зоне конфликта полностью противоречил всему, чему их учили, всем рассуждениям в Академии про важное, если не ключевое, значение сектора Дакота для обеих сторон. Поколебавшись, Джеймс задал вертящийся на языке вопрос вслух.
— Все, что ты говоришь, верно, но… — Соло задумался, словно не зная, как продолжить, — но для нас важнее сохранить связку Оркос-Ригель, а уже во вторую очередь — перекрыть путь к Энигме. Собственно говоря, после захвата Фито килрачи и так вышли к границам Энигмы, но соваться туда не спешат — им не выгодно растягивать линию фронта, имея под боком мощнейшие группировки Оркоса и Ригеля, да еще и Дакоту с «Гетманом Хмельницким»; пока что «коты» занимаются позиционной перестановкой своих сил и смотрят, как мы на это отреагируем. Килрачи может и нелюдь ублюдочная, но уважать себя они заставят любого — хочешь ты этого или нет.
— Что-то слишком многие говорят мне про уважение к килрачам в последнее время, — с внезапно нахлынувшим раздражением буркнул Джеймс. — За что их уважать: за «Спорный мир»? За Дакоту-1? За Годдах-2, что ли?
Капитан Ханнуан Соло несколько минут внимательно рассматривал Джеймса, словно ожидая продолжения гневной тирады. Затем он вдруг весело усмехнулся и заказал себе и юноше еще по чашке кофе.
— Ладно, давайте я расскажу вам, ребята, одну поучительную историю про килрачей, но для начала такой вопрос: что вы знаете про сражение в поселении Джулиана?
Паладин полурастерянно качнул головой, зато ответил еще не совсем отошедший от внезапной вспышки раздражения Джеймс:
— Там было сражение в сорок седьмом или сорок восьмом году, наши остановили прорыв «котов» и полностью разгромили их флот. Одна из крупнейших побед Конфедерации того периода… Что такое, сэр? — прерванный на полуслове странной улыбкой Соло осторожно спросил юноша.
— Победа… Ну, что ж, можно назвать это и так, — Джеймс открыл было рот, но капитан уже продолжал:
— Значит, началось это все, как ты и сказал, в сорок седьмом: тогда, как вы должны знать, после Цереры килрачи отступали по всему фронту, мы отвоевывали сектор за сектором. В Ригеле наши войска захватили почти все ключевые планеты, оставалось лишь выбить килрачей из приграничных колоний и маленьких поселений, когда вдруг дело застопорилось. То ли килрачи опомнились, то ли еще что, но продвинуться дальше Фурсана никак не удавалось. Я в то время был вместе со своими людьми на второй планете системы Аполлон; мы организовывали там концентрационные лагеря для пленных килрачей, пока начальство пыталось придумать, что с ними делать дальше. Толку от них было… ну совсем никакого: в переговоры Империя не вступала, против пыток и допросов у «котов» какая-то генетическая защита, сотрудничать даже по малейшим вопросам они отказывались — в общем, мы имели на руках почти десять тысяч пленных и уйму головной боли по этому поводу. Впрочем, по правде говоря, вели себя «коты» более-менее смирно: если не считать парочки мелких пакостей и простеньких провокаций, то с охраной мы справлялись без особых усилий. Но как-то в январе сорок восьмого года дальний патруль уловил килрачский сигнал бедствия из приграничной зоны, а по нему обнаружил дрейфующий транспортник с четвертью тысячи килрачских детей: самому старшему было около восьми наших лет. Как мы поняли, их спешно пытались эвакуировать из какой-то колонии в зоне конфликта, и что-то случилось с настройкой прыжковых ворот. В результате транспортник оторвался от конвоя, получил серьезные повреждения и оказался в наших руках.
— Уж не знаю, что рассчитывали обнаружить там ребята из патруля, — глотнув кофе, продолжал Соло; Джеймс же, напрочь забывший про недавний всплеск раздражения, словно и дышать забыл, слушая его, — но оказаться в роли нянек для них было полной неожиданностью, и из всех вариантов они выбрали самый простой — отбуксировали транспортник к нам, в Аполлон-2. Это была первая крупная ошибка: корабль был буквально нашпигован аварийными маяками, а мы нашли и отключили далеко не все. Так килрачи узнали, куда отвезли их детей, хотя они и так могли догадаться про это: сомневаюсь, что расположение нашей планеты-тюрьмы в Ригеле было для них таким большим секретом.
Короче, детей привезли на планету и поместили в хорошо изолированную зону возле главного поселения, что оказалось еще одной ошибкой: их нужно было прятать как можно дальше от гражданских, которые совершенно не умели держать язык за зубами. Пошли слухи, что мы держим под замком сотню-другую «кошачьих ублюдков» и, прежде чем мы сумели это прекратить, в лагерях узнали про детей, а заодно и с десяток досужих вымыслов про их дальнейшую судьбу. Сколько там правды килрачи, понятное дело, не знали, а значит, восприняли все достаточно серьезно.
Первые дни все было нормально: «коты» были паиньками, да и мы не считали, что случилось нечто особенное. Понимаете, для них, для всей их культуры, дети — нечто священное, то, ради чего можно с легкой душой отдать жизнь. Тогда мы не знали этого, как не знали и того, что килрачи, владея способностями к эмпатии и психокинезу, — надо сказать спасибо их биоинженерам, — могут взаимно усиливать передачу чувств и управление предметами на расстоянии. Но мы ни про что не догадывались…
Все началось на третий день после захвата детей, — медленно рассказывал Соло, а в глазах его все сильнее и сильнее разгорался мрачный огонь, словно он вновь переживал события такого далекого дня. — Все эти дни до нас доносились слухи о странной активности килрачского флота в контролируемой ими зоне, но мы считали, что они ищут пропавший транспортник, и не обращали на это внимание. А в тот день — это было воскресенье, как сейчас помню, — произошла последняя, ставшая роковой, ошибка: какой-то болван-охранник имел дурость на глазах у килрачей сказать напарнику, что скоро «этих щенят заберут отсюда и промоют мозги, чтобы из диких зверюшек сделать зверюшек цивилизованных…» Это и стало, похоже, последней каплей: через полчаса во всех до единого лагерях начался кромешный ад…
— Но как они могли узнать? — не удержался-таки восхищенный завораживающей историей Джеймс. — Всего за полчаса скоординировать массовое восстание…
— Они же все эмпаты и могут чувствовать чужие и передавать свои эмоции, — вздохнул Соло. — А еще, как я сказал, могут объединяться в нечто вроде кольца, и тогда их сила возрастает многократно. Правда за это приходится очень дорого платить: те, кто были «проводниками» совокупной энергии для передачи сигнала беды, и те, кто направляли психокинетический удар по нашим укреплениям, умерли спустя считанные секунды в жутких мучениях, но дело свое сделали: десять тысяч озлобленных и разъяренных до предела килрачей вырвались на волю, и с палками, камнями, а то и с голыми руками бросились на нас.
Описать то, что происходило в те часы практически не возможно: в килрачей словно бес вселился! Наши бойцы убивали их десятками, сотнями, но, в конце концов, гибли сами: их просто заваливали трупами и рано или поздно, но добирались даже до самых неуязвимых точек. Я лично видел, — голос Соло слегка задрожал — не от страха, — а от воспоминаний о том, что довелось пережить, — как около пятисот килрачей бросились по открытому полю на укрепленный дот. К тому времени шутки кончились, и никаких предупреждающих выстрелов не было: огонь велся на максимальное поражение. Из полутысячи до дота добралось штук пятьдесят. Сорок из них погибли при попытках прорваться внутрь. А десять все-таки смогли пробиться в дот и вырезали там наших ребят; чтобы им не досталось тяжелое вооружение, пришлось уничтожить дот со всеми, кто там находился: и живыми, и мертвыми. И так происходило везде, а к исходу третьего часа сражения, мы поняли, что проигрываем битву за планету. Килрачи отдавали семерых, а то и восьмерых за одного нашего, но для нас был губителен и такой размен.
Соло на минуту замолчал, переводя дух, и тяжелое молчание опустилось в каюте. Юноша и серигуанин сидели и пытались представить себе тот ужас, что творился на небольшой планетке сорок лет назад.
— А флот? — эта мысль пришла Джеймсу в голову неожиданно. — Разве флот ничем не мог помочь вам?
— Флот… — и опять странная усмешка капитана, саркастическая и в то же время снисходительная. — Флот в то время мчался на всех парах к поселению Джулиана, куда внезапно прорвались три дивизии Империи Килрач. Примерно за шесть часов до восстания в наших лагерях полторы сотни крейсеров уничтожили две наблюдательные станции, стерли в порошок попавшееся им под руку соединение и полным ходом рванули к поселению Джулиана. Сперва никто не мог взять в толк, что они там забыли: поселение не имело какой-либо стратегической или тактической ценности, закрепиться там они не могли, обороняло планету пара несчастных орбитальных спутников да неполное соединение легких крейсеров — говорить о каком-то существенном сопротивлении килрачам не приходилось. Где-то за час до восстания пришло последнее сообщение с колонии: килрачи полностью овладели пространством системы, уничтожили оборону планеты и перегруппировываются над колонией. Дальнейшие попытки установить связь с поселением ни к чему не привели.
— Вы хотите сказать, что килрачи с вашей планеты смогли как-то подать весть своим сородичам за десятки световых лет? — скептически поинтересовался Паладин. Почему-то серигуанин выслушивал рассказ Соло с едва уловимым неодобрением: словно повествование капитана открывало нечто такое о врагах, чего он предпочел бы не знать; этого Джеймс, слушавший капитана «Корнаолиса» с открытым ртом, понять не мог.
— Ну, на это они вряд ли были способны, — покачал головой Ханнуан. — Скорее, произошло одно из тех редких стечений обстоятельств, которые подчас называют рукой Судьбы. Килрачи просто воплощали в жизнь отчаянный план спасения детей и при этом не считались ни с чем. Когда основные наши силы прибыли в пространство поселения Джулиана, килрачи вышли на связь с командование ударной группы и ошарашили всех очень кратким ультиматумом: или в течение следующих десяти часов все до единого дети будут освобождены и переданы им, либо они выжгут антиматерией всю планету — а там, кстати, жило больше миллиона человек. И чтобы мы не посчитали это блефом, два корабля — запомните это, — капитан внушительно поднял вверх палец, — прицельно выстрелили из аннигиляторов по какой-то шахте и пищевому комбинату. Естественно, там не выжил никто!
После этих слов Паладин что-то неразборчиво буркнул, а Джеймс сглотнул вставший в горле комок гнева, машинально вытирая вспотевшие руки об штанины. Ударить антиматерией по планете! Худшего преступления и нарушения военной этики (если к килрачам вообще применимо это слово — военная этика) трудно было придумать. Никакие цели не могли оправдать такое… такое… хотя как-то тяжело вся это вязалось с образом трогательно заботящихся о своих детях килрачах.
— Таким образом, командование ударной группировки оказалось в тупике, — подытожил Соло. — Килрачи пришли не за победой — они пришли умирать, но с собой готовы были забрать сотни тысяч невинных людей, и это понимали обе стороны. Наносить удар бессмысленно — хватило бы одного залпа хотя бы трети или даже четверти «котячьей» флотилии, чтобы планета под ними стала братской могилой, а воспрепятствовать им мы могли лишь отдав детей.
Джеймс с горящими от волнения глазами подался вперед, не замечая, что из кружки в его руке на ковер капитанской каюты капают густые черные капли остывшего кофе:
— А что было на Аполлоне-2?
— А там было совсем худо, — признался Соло, осторожно вынимая из руки Джеймса чашку; заметивший, что он натворил на ковре, юноша побагровел, но капитан лишь махнул рукой. — К тому времени килрачей осталось не более тысячи, и около трех сотен из них прорвались в центральный город. Мы этому помешать уже не могли: сами еле-еле удерживали арсеналы и важнейшие энергетические и военные объекты. В городе килрачи столкнулись с местными силами безопасности и гарнизоном космопорта, но те охраняли административно-командный комплекс и сам космопорт, так что фактически полноправными хозяевами города остались «коты». И они поступили практически аналогично тем, кто сидел в поселении Джулиана: начали хватать заложников. Набрав с полтысячи мирных жителей, килрачи ворвались в здание городского совета, заняли там круговую оборону и выставили простое условие: освободить детей, предоставить транспортник для пути к килрачской территории и открыть каналы гиперсвязи. В противном случае каждые полчаса они будут убивать по пять заложников — а среди них были и женщины, и маленькие дети, — и для профилактики на глазах у всех расстреляли охранников совета, после чего вышвырнули тела наружу. Это был шах, а матом стало появление в системе пяти тяжелых крейсеров Империи, с которых продублировали Джулианский ультиматум: либо мы выдаем всех детей, либо можем петь отходную по миллиону человек. Про события на Аполлоне-2 они, понятное дело, ничего не знали, просто опять все так совпало…
— И вы уступили?
Соло пожал плечами с видом полного бессилия против судьбы:
— А что нам оставалось делать? На одной чаше было двести пятьдесят «котячьих» детей, а на другой жизни миллиона человек и кровавая каша на Аполлоне-2 в виде довеска. Так как причина всего этого бедлама — дети — находилась под рукой, то руководство колонии не долго колебалось с решением: быстро нашли транспортник, погрузили туда детей, а килрачи отрядили двух пилотов — нашим они не доверяли. Крейсера подобрали транспортник, дали сигнал по гиперсвязи и улетели — больше их мы не видели, да и не особо искали. Своих дел было по горло!
— А что с килрачами? — история явно близилась к завершению, но оставалось понять, каким образом жуткая и кровавая трагедия превратилась в «триумфальную победу сил Конфедерации», как про это говорили учебники истории. — Что было дальше?
— На Аполлоне-2 они начали сдаваться, едва крейсера прыгнули в гиперпространство. Ратушу покинули почти все, кроме тех, кто организовал все восстание, руководил им, и тех, кто расстрелял охранников здания совета. Они заперлись внутри и вышли на минуту в планетарный эфир, чтобы сказать всего два слова: «Это цена!» Затем они взорвали здание вместе с собой. То же случилось и в поселение Джулиана: корабли, которые бомбардировали колонию, отошли в сторонку, и отключили системы стабилизации реакторов, передав для всех опять же два слова: «Это цена!» Остальные пошли на прорыв, хоть и не имели особых шансов спастись: против них было около семи дивизий с тремя боевыми базами, но они, как я сказал, все равно с самого начала шли на смерть. Дрались «коты» отчаянно, положили полторы дивизии секторального флота, однако в конечном итоге никто из них не ушел от поселения Джулиана. На этом все и закончилось!
Он замолчал, и тишина затопила комнату. Притихший юноша смотрел на пол перед собой, прокручивая в голове рассказ Соло и особенно слова, с которыми килрачи совершили самоубийство: «это цена!» Цена за кровавое восстание, цена за убийство безоружных пленников, цена за бомбардировку антиматерией, цена за пролитую кровь… кровь человеческую, и килрачскую, но они заплатили за все разом, не делая разницы между своими и врагами.
— Простите, сэр, но зачем вы рассказали нам это? — Паладин, которого такие проблемы, очевидно, не волновали, решительно смотрел на Соло. — Вряд ли это укладывается в рамки официальной пропаганды Конфедерации…
— Конечно, не укладывается! — фыркнул Ханнуан. — Про события на Аполлоне-2 и поселении Джулиана, кроме непосредственных участников, знает только Военный Совет и высшее секторальное командование Ригеля; Конфедерация же знает про «блестящую победу над килрачами» или как там в учебниках пишется? А рассказал я вам потому, что вы должны понимать, куда летите, и с кем вам доведется иметь дело. Постарайтесь запомнить это и подумайте дважды, прежде чем называть килрачей тупыми кровожадными монстрами! Ну, а теперь, — он покосился на хронометр, — вам пора собираться. Мы уже практически прилетели!
Громкий голос диктора пронесся по коридорам, сообщая о выходе корабля на геосинхронную орбиту над поверхностью третьей планеты. Так же он предлагал всем, кто должен был высаживаться здесь, не мешкать с отправлением и как можно быстрее прибыть на посадочную палубу. Слегка прибавив шагу, Джеймс поравнялся с Паладином, который немного вырвался вперед, пока он вслушивался в сообщение по внутренней связи. Приблизившись к ближайшему лифту, пилоты остановились у стены, ожидая, пока он подойдет на их вызов.
— Соло сказал, чтобы мы были в ангаре через тридцать минут, — сказал серигуанин, взглянув на сложный механизм, мало напоминающий привычные для Джеймса наручные часы.
— Да, сказал, но еще двадцать минут, — откликнулся юноша, шагнув в распахнувшуюся перед ним створку лифта; шумный водоворот толпы в коридорах лайнера как-то отодвинул назад мрачные картины, навеянные разговором с капитаном Соло. — Успеем вполне, если не будем копаться. У меня лично багаж давно собран.
Лифт плавно скользнул вверх, едва заметно покачиваясь в суспензерном поле. Путь до нужного уровня, с момента отправления занял не более пяти секунд и, когда двери полностью открылись, Джеймс посмотрел на Паладина:
— Значит, встретимся около там?
— Конечно, — конец слова заглушил звук закрывающихся дверей, после чего платформа лифта поплыла вверх.
Свернув за угол коридора, он подошел к каюте 345-2432, ничем кроме номера не отличающийся от других, и небрежным жестом приложил ладонь к небольшой панели с левой стороны. Электронный замок тихонько пискнул, подтверждая идентификацию, и Джеймс, переступив порог, шагнул внутрь.
В миниатюрной каюте ничего не изменилось с того момента, как Джеймс покинул ее, откликнувшись на вызов капитана несколько часов назад. В левом угле ютился небольшой умывальник с санузлом, отгороженный от остального помещения легкой перегородкой. Прямо напротив двери располагалась узкая койка, рядом с которой стоял складной столик с металлическим стулом; коммуникационный экран, аптечка, термостат и кондиционер завершали обстановку комнаты. Свет падал из нескольких трубчатых ламп, протянувшихся на потолке в сложном узоре.
Как Джеймс сказал Паладину, сборы у него заняли не много времени: сложив в старую, потертую сумку ванные принадлежности и быстро переодевшись в форму, он поежился, чувствуя как жесткий материал приятно щекочет кожу, а кобура с бластером увесистым и успокоительным грузом висит на боку. До посадки оставалось всего восемь минут и потому, в последний раз окинув хозяйским взглядом каюту, Джеймс притушил свет, выключил кондиционер и закрыл за собою дверь, перекинув ремень сумки через плечо. Размашисто шагая обратно к лифту, он грустно думал, что за каких-то две недели оказался полностью сломанный прежний порядок его жизни, некогда столь размеренный и спокойный, а теперь мчащийся вперед наподобие урагана. Острая ностальгия по прошедшим годам его детства и друзьям, далекой родине, по тому, что ушло и уже никогда не вернется, охватила его с неожиданной силой. Спускаясь к посадочной палубе, он даже обнаружил, что с трудом сдерживает слезы.
Джеймс вошел во второй посадочный ангар «Корнаолиса» и остановился у входа, медленно рассматривая огромное помещение. Прямо по центру, невдалеке от эджекторов, возвышалась серо-голубая громада посадочного челнока, холодно блестящая в свете ламп. Мягкий, почти на пределе слышимости, гул доносился из-за решетчатых сопел челнока, смешиваясь с возбужденным говором толпы. Внимательно вглядываясь в людей, Джеймс разглядел высокого Паладина, облаченного в неизменный темно-алый костюм: серигуанин стоял рядом со Стефаном и что-то говорил ему, дополняя свои слова богатой мимикой. Вот он взмахнул правой верхней рукой, едва не задев стоящего позади него ригелианина, который выделялся в толпе серо-стальным цветом кожи и белоснежными волосами. При этом его глаза на миг оторвались от Стефана и, скользнув по окружающим, уперлись в Джеймса. Серигуанин что-то сказал собеседнику и призывно взмахнул рукой, приглашая юношу присоединиться к ним.
— Посмотри, Джеймс, — широким жестом Паладин охватил почти половину ангара. Обычно невозмутимые глаза сейчас яростно блестели, выдавая внутреннее напряжение, пальцы и кисти снова едва заметно подрагивали. — Посмотри, сколько людей собираются вниз. Интересно, а из них кто-либо отправиться в зону конфликта?
— Я же говорил тебе, — терпеливо сказал Стефан, бросив мимоходом короткий взгляд на окружающих. — В сектор Дакота Военный Совет опасается слать большие подразделения и ослаблять тыловые сектора, ведь не исключено, что килрачи готовят там массовое наступление. Поэтому большинство из них отправятся в соседние регионы с Дакотой: сектор Оркос и на приграничные посты Фито-2; некоторых, возможно, пошлют в Ригель. А на «Гетман Хмельницкий» отправляетесь только вы, после курса адаптационного обучения: ведь вы не прошли военной подготовки, так?
— Почти, — Джеймс вспомнил некоторые предметы в Академии, которые всем казались страшно нудными, и привлекали его да еще нескольких ребят со всего потока. — Нам преподавали основы выживания в экстремальных условиях и еще стрелковую подготовку, а так же пилотирование истребителей в сражении плюс тактика звездных боев.
— А у себя я прошел обычный курс подготовки, — сказал Паладин. — Как и Джеймс: понемногу всего.
Стефан хотел что-то сказать, но незаметно подошедший сзади Ханнуан опередил его:
— Как вижу, вы зря времени не теряли, — обратился он к Джеймсу и Паладину, едва заметно кивнув на сумки на их плечах. — Мне жаль прерывать вашу беседу, но посадка заканчивается и через пять минут посадочный модуль должен отчалить от корабля. Так что давайте попрощаемся и… и удачного пути, — добавил он, крепко хлопнув Джеймса по плечу.
— Спасибо, сэр, — кивнул в ответ юноша, ощутив внезапную печаль, при мысли о том, что с этим кораблем, где он провел неполных четыре дня придется расстаться. Наверно, это потому, что здесь с ним впервые обошлись не как с мальчишкой, которым, по большому счету, он еще был, а как с настоящим мужчиной, на которого полагались другие. Пусть его вклад был не большим, пускай он и выполнял, скорее, роль статиста, но…
Это и перевешивало все остальные соображения. Думая об этом, Джеймс внезапно понял, почему так странно вел себя Паладин — то, что у людей считалось признаком возбуждения, на самом деле было попыткой скрыть свои чувства под маской азарта и напускной веселости. Серигуанину тоже не легко доставалось расставание — и это делало его… ну что ли, более понятным и близким, а не просто представителем чужого и загадочного народа, недавно вошедшего в дружную семью Конфедерации.
— Всего хорошего Джеймс, — протянул руку Стефан, дружелюбно улыбаясь. Шум вокруг них постепенно стихал, по мере того как последние пассажиры скрывались в темных недрах челнока. Над входной дверью посадочного модуля замерцали красные огни, и пронзительный вой сирены рассек воздух: посадка заканчивалась и всем посторонним следовало покинуть зону старта. Тряхнув в прощальном жесте руку Стефана, Джеймс шагнул в сторону пандуса, и у люка остановился, ожидая Паладина. Подхватив двумя руками свой багаж, а остальными двумя опираясь о перила пандуса, серигуанин скользящим шагом приблизился к Джеймсу и, повернувшись, в последний раз посмотрел на стоящих у барьера безопасности Стефана и Соло. Затем с шипением створка люка скользнула вниз, отрезая друзей от ангара «Корнаолиса» и стоящих там.
Переглянувшись, и не говоря ни слова, молодые пилоты поспешили к своим местам, пробираясь среди багажа других пассажиров. Их места оказались в самом конце салона. И едва они уселись, челнок вздрогнул раз, другой, третий — и мягкий гул заполнил помещение: двигатели перешли из холостого в нормальный режим работы.
«Ну вот, еще одно путешествие черт знает куда», — подумал Джеймс, поудобнее устраиваясь в кресле. В этот момент посадочный модуль, отделившись от «Корнаолиса», по пологой дуге понесся вниз к третьему спутнику системы Мотор.
Глава 7.
Космопорт, в котором модуль с «Корнаолиса» совершил посадку, оказался не самым большим или технически оснащенным: ему было далеко до «Харстона» в Центральной Африке на Земле или знаменитого «Л-23» на Церере. Перед Джеймсом и Паладином простирался скромный региональный космопорт, пожалуй, чуть больше того, с которого Джеймс отправился сюда, и несколько оживленнее. Единственное, чего на земных или церерианских космопортах не было — так это огромного количества людей в военной форме и при оружии. О войне в Конфедерации знали все, но на материнской планете человечества или на достаточно удаленных от зон конфликта секторах, вроде Цереры или Тай-Сейна, старались не особенно вспоминать. На главной же тренировочной базе Конфедерации об этом забыть не было возможно при всем желании: казалось, даже воздух пропитан духом постоянной военной подготовки и напряжения.
— Вы хотите сказать, что секторальный флот Дакоты выступал в роли такого шулера, убеждая килрачей, что до победы рукой подать? А тем временем, пока внимание килрачей полностью было сосредоточено на Дакоте, в остальных секторах готовились решительные удары, могущие кардинально переломить ход событий?
Ханнуан утвердительно кивнул.
— А когда килрачский флот понес серьезные потери после действий «Гетмана Хмельницкого» «коты» опомнились и перестали давить только на Дакоту? — капитан вновь кивнул; до Джеймса, наконец, тоже дошло, что пытался втолковать им капитан «Корнаолиса». Но такой расклад происходящего в зоне конфликта полностью противоречил всему, чему их учили, всем рассуждениям в Академии про важное, если не ключевое, значение сектора Дакота для обеих сторон. Поколебавшись, Джеймс задал вертящийся на языке вопрос вслух.
— Все, что ты говоришь, верно, но… — Соло задумался, словно не зная, как продолжить, — но для нас важнее сохранить связку Оркос-Ригель, а уже во вторую очередь — перекрыть путь к Энигме. Собственно говоря, после захвата Фито килрачи и так вышли к границам Энигмы, но соваться туда не спешат — им не выгодно растягивать линию фронта, имея под боком мощнейшие группировки Оркоса и Ригеля, да еще и Дакоту с «Гетманом Хмельницким»; пока что «коты» занимаются позиционной перестановкой своих сил и смотрят, как мы на это отреагируем. Килрачи может и нелюдь ублюдочная, но уважать себя они заставят любого — хочешь ты этого или нет.
— Что-то слишком многие говорят мне про уважение к килрачам в последнее время, — с внезапно нахлынувшим раздражением буркнул Джеймс. — За что их уважать: за «Спорный мир»? За Дакоту-1? За Годдах-2, что ли?
Капитан Ханнуан Соло несколько минут внимательно рассматривал Джеймса, словно ожидая продолжения гневной тирады. Затем он вдруг весело усмехнулся и заказал себе и юноше еще по чашке кофе.
— Ладно, давайте я расскажу вам, ребята, одну поучительную историю про килрачей, но для начала такой вопрос: что вы знаете про сражение в поселении Джулиана?
Паладин полурастерянно качнул головой, зато ответил еще не совсем отошедший от внезапной вспышки раздражения Джеймс:
— Там было сражение в сорок седьмом или сорок восьмом году, наши остановили прорыв «котов» и полностью разгромили их флот. Одна из крупнейших побед Конфедерации того периода… Что такое, сэр? — прерванный на полуслове странной улыбкой Соло осторожно спросил юноша.
— Победа… Ну, что ж, можно назвать это и так, — Джеймс открыл было рот, но капитан уже продолжал:
— Значит, началось это все, как ты и сказал, в сорок седьмом: тогда, как вы должны знать, после Цереры килрачи отступали по всему фронту, мы отвоевывали сектор за сектором. В Ригеле наши войска захватили почти все ключевые планеты, оставалось лишь выбить килрачей из приграничных колоний и маленьких поселений, когда вдруг дело застопорилось. То ли килрачи опомнились, то ли еще что, но продвинуться дальше Фурсана никак не удавалось. Я в то время был вместе со своими людьми на второй планете системы Аполлон; мы организовывали там концентрационные лагеря для пленных килрачей, пока начальство пыталось придумать, что с ними делать дальше. Толку от них было… ну совсем никакого: в переговоры Империя не вступала, против пыток и допросов у «котов» какая-то генетическая защита, сотрудничать даже по малейшим вопросам они отказывались — в общем, мы имели на руках почти десять тысяч пленных и уйму головной боли по этому поводу. Впрочем, по правде говоря, вели себя «коты» более-менее смирно: если не считать парочки мелких пакостей и простеньких провокаций, то с охраной мы справлялись без особых усилий. Но как-то в январе сорок восьмого года дальний патруль уловил килрачский сигнал бедствия из приграничной зоны, а по нему обнаружил дрейфующий транспортник с четвертью тысячи килрачских детей: самому старшему было около восьми наших лет. Как мы поняли, их спешно пытались эвакуировать из какой-то колонии в зоне конфликта, и что-то случилось с настройкой прыжковых ворот. В результате транспортник оторвался от конвоя, получил серьезные повреждения и оказался в наших руках.
— Уж не знаю, что рассчитывали обнаружить там ребята из патруля, — глотнув кофе, продолжал Соло; Джеймс же, напрочь забывший про недавний всплеск раздражения, словно и дышать забыл, слушая его, — но оказаться в роли нянек для них было полной неожиданностью, и из всех вариантов они выбрали самый простой — отбуксировали транспортник к нам, в Аполлон-2. Это была первая крупная ошибка: корабль был буквально нашпигован аварийными маяками, а мы нашли и отключили далеко не все. Так килрачи узнали, куда отвезли их детей, хотя они и так могли догадаться про это: сомневаюсь, что расположение нашей планеты-тюрьмы в Ригеле было для них таким большим секретом.
Короче, детей привезли на планету и поместили в хорошо изолированную зону возле главного поселения, что оказалось еще одной ошибкой: их нужно было прятать как можно дальше от гражданских, которые совершенно не умели держать язык за зубами. Пошли слухи, что мы держим под замком сотню-другую «кошачьих ублюдков» и, прежде чем мы сумели это прекратить, в лагерях узнали про детей, а заодно и с десяток досужих вымыслов про их дальнейшую судьбу. Сколько там правды килрачи, понятное дело, не знали, а значит, восприняли все достаточно серьезно.
Первые дни все было нормально: «коты» были паиньками, да и мы не считали, что случилось нечто особенное. Понимаете, для них, для всей их культуры, дети — нечто священное, то, ради чего можно с легкой душой отдать жизнь. Тогда мы не знали этого, как не знали и того, что килрачи, владея способностями к эмпатии и психокинезу, — надо сказать спасибо их биоинженерам, — могут взаимно усиливать передачу чувств и управление предметами на расстоянии. Но мы ни про что не догадывались…
Все началось на третий день после захвата детей, — медленно рассказывал Соло, а в глазах его все сильнее и сильнее разгорался мрачный огонь, словно он вновь переживал события такого далекого дня. — Все эти дни до нас доносились слухи о странной активности килрачского флота в контролируемой ими зоне, но мы считали, что они ищут пропавший транспортник, и не обращали на это внимание. А в тот день — это было воскресенье, как сейчас помню, — произошла последняя, ставшая роковой, ошибка: какой-то болван-охранник имел дурость на глазах у килрачей сказать напарнику, что скоро «этих щенят заберут отсюда и промоют мозги, чтобы из диких зверюшек сделать зверюшек цивилизованных…» Это и стало, похоже, последней каплей: через полчаса во всех до единого лагерях начался кромешный ад…
— Но как они могли узнать? — не удержался-таки восхищенный завораживающей историей Джеймс. — Всего за полчаса скоординировать массовое восстание…
— Они же все эмпаты и могут чувствовать чужие и передавать свои эмоции, — вздохнул Соло. — А еще, как я сказал, могут объединяться в нечто вроде кольца, и тогда их сила возрастает многократно. Правда за это приходится очень дорого платить: те, кто были «проводниками» совокупной энергии для передачи сигнала беды, и те, кто направляли психокинетический удар по нашим укреплениям, умерли спустя считанные секунды в жутких мучениях, но дело свое сделали: десять тысяч озлобленных и разъяренных до предела килрачей вырвались на волю, и с палками, камнями, а то и с голыми руками бросились на нас.
Описать то, что происходило в те часы практически не возможно: в килрачей словно бес вселился! Наши бойцы убивали их десятками, сотнями, но, в конце концов, гибли сами: их просто заваливали трупами и рано или поздно, но добирались даже до самых неуязвимых точек. Я лично видел, — голос Соло слегка задрожал — не от страха, — а от воспоминаний о том, что довелось пережить, — как около пятисот килрачей бросились по открытому полю на укрепленный дот. К тому времени шутки кончились, и никаких предупреждающих выстрелов не было: огонь велся на максимальное поражение. Из полутысячи до дота добралось штук пятьдесят. Сорок из них погибли при попытках прорваться внутрь. А десять все-таки смогли пробиться в дот и вырезали там наших ребят; чтобы им не досталось тяжелое вооружение, пришлось уничтожить дот со всеми, кто там находился: и живыми, и мертвыми. И так происходило везде, а к исходу третьего часа сражения, мы поняли, что проигрываем битву за планету. Килрачи отдавали семерых, а то и восьмерых за одного нашего, но для нас был губителен и такой размен.
Соло на минуту замолчал, переводя дух, и тяжелое молчание опустилось в каюте. Юноша и серигуанин сидели и пытались представить себе тот ужас, что творился на небольшой планетке сорок лет назад.
— А флот? — эта мысль пришла Джеймсу в голову неожиданно. — Разве флот ничем не мог помочь вам?
— Флот… — и опять странная усмешка капитана, саркастическая и в то же время снисходительная. — Флот в то время мчался на всех парах к поселению Джулиана, куда внезапно прорвались три дивизии Империи Килрач. Примерно за шесть часов до восстания в наших лагерях полторы сотни крейсеров уничтожили две наблюдательные станции, стерли в порошок попавшееся им под руку соединение и полным ходом рванули к поселению Джулиана. Сперва никто не мог взять в толк, что они там забыли: поселение не имело какой-либо стратегической или тактической ценности, закрепиться там они не могли, обороняло планету пара несчастных орбитальных спутников да неполное соединение легких крейсеров — говорить о каком-то существенном сопротивлении килрачам не приходилось. Где-то за час до восстания пришло последнее сообщение с колонии: килрачи полностью овладели пространством системы, уничтожили оборону планеты и перегруппировываются над колонией. Дальнейшие попытки установить связь с поселением ни к чему не привели.
— Вы хотите сказать, что килрачи с вашей планеты смогли как-то подать весть своим сородичам за десятки световых лет? — скептически поинтересовался Паладин. Почему-то серигуанин выслушивал рассказ Соло с едва уловимым неодобрением: словно повествование капитана открывало нечто такое о врагах, чего он предпочел бы не знать; этого Джеймс, слушавший капитана «Корнаолиса» с открытым ртом, понять не мог.
— Ну, на это они вряд ли были способны, — покачал головой Ханнуан. — Скорее, произошло одно из тех редких стечений обстоятельств, которые подчас называют рукой Судьбы. Килрачи просто воплощали в жизнь отчаянный план спасения детей и при этом не считались ни с чем. Когда основные наши силы прибыли в пространство поселения Джулиана, килрачи вышли на связь с командование ударной группы и ошарашили всех очень кратким ультиматумом: или в течение следующих десяти часов все до единого дети будут освобождены и переданы им, либо они выжгут антиматерией всю планету — а там, кстати, жило больше миллиона человек. И чтобы мы не посчитали это блефом, два корабля — запомните это, — капитан внушительно поднял вверх палец, — прицельно выстрелили из аннигиляторов по какой-то шахте и пищевому комбинату. Естественно, там не выжил никто!
После этих слов Паладин что-то неразборчиво буркнул, а Джеймс сглотнул вставший в горле комок гнева, машинально вытирая вспотевшие руки об штанины. Ударить антиматерией по планете! Худшего преступления и нарушения военной этики (если к килрачам вообще применимо это слово — военная этика) трудно было придумать. Никакие цели не могли оправдать такое… такое… хотя как-то тяжело вся это вязалось с образом трогательно заботящихся о своих детях килрачах.
— Таким образом, командование ударной группировки оказалось в тупике, — подытожил Соло. — Килрачи пришли не за победой — они пришли умирать, но с собой готовы были забрать сотни тысяч невинных людей, и это понимали обе стороны. Наносить удар бессмысленно — хватило бы одного залпа хотя бы трети или даже четверти «котячьей» флотилии, чтобы планета под ними стала братской могилой, а воспрепятствовать им мы могли лишь отдав детей.
Джеймс с горящими от волнения глазами подался вперед, не замечая, что из кружки в его руке на ковер капитанской каюты капают густые черные капли остывшего кофе:
— А что было на Аполлоне-2?
— А там было совсем худо, — признался Соло, осторожно вынимая из руки Джеймса чашку; заметивший, что он натворил на ковре, юноша побагровел, но капитан лишь махнул рукой. — К тому времени килрачей осталось не более тысячи, и около трех сотен из них прорвались в центральный город. Мы этому помешать уже не могли: сами еле-еле удерживали арсеналы и важнейшие энергетические и военные объекты. В городе килрачи столкнулись с местными силами безопасности и гарнизоном космопорта, но те охраняли административно-командный комплекс и сам космопорт, так что фактически полноправными хозяевами города остались «коты». И они поступили практически аналогично тем, кто сидел в поселении Джулиана: начали хватать заложников. Набрав с полтысячи мирных жителей, килрачи ворвались в здание городского совета, заняли там круговую оборону и выставили простое условие: освободить детей, предоставить транспортник для пути к килрачской территории и открыть каналы гиперсвязи. В противном случае каждые полчаса они будут убивать по пять заложников — а среди них были и женщины, и маленькие дети, — и для профилактики на глазах у всех расстреляли охранников совета, после чего вышвырнули тела наружу. Это был шах, а матом стало появление в системе пяти тяжелых крейсеров Империи, с которых продублировали Джулианский ультиматум: либо мы выдаем всех детей, либо можем петь отходную по миллиону человек. Про события на Аполлоне-2 они, понятное дело, ничего не знали, просто опять все так совпало…
— И вы уступили?
Соло пожал плечами с видом полного бессилия против судьбы:
— А что нам оставалось делать? На одной чаше было двести пятьдесят «котячьих» детей, а на другой жизни миллиона человек и кровавая каша на Аполлоне-2 в виде довеска. Так как причина всего этого бедлама — дети — находилась под рукой, то руководство колонии не долго колебалось с решением: быстро нашли транспортник, погрузили туда детей, а килрачи отрядили двух пилотов — нашим они не доверяли. Крейсера подобрали транспортник, дали сигнал по гиперсвязи и улетели — больше их мы не видели, да и не особо искали. Своих дел было по горло!
— А что с килрачами? — история явно близилась к завершению, но оставалось понять, каким образом жуткая и кровавая трагедия превратилась в «триумфальную победу сил Конфедерации», как про это говорили учебники истории. — Что было дальше?
— На Аполлоне-2 они начали сдаваться, едва крейсера прыгнули в гиперпространство. Ратушу покинули почти все, кроме тех, кто организовал все восстание, руководил им, и тех, кто расстрелял охранников здания совета. Они заперлись внутри и вышли на минуту в планетарный эфир, чтобы сказать всего два слова: «Это цена!» Затем они взорвали здание вместе с собой. То же случилось и в поселение Джулиана: корабли, которые бомбардировали колонию, отошли в сторонку, и отключили системы стабилизации реакторов, передав для всех опять же два слова: «Это цена!» Остальные пошли на прорыв, хоть и не имели особых шансов спастись: против них было около семи дивизий с тремя боевыми базами, но они, как я сказал, все равно с самого начала шли на смерть. Дрались «коты» отчаянно, положили полторы дивизии секторального флота, однако в конечном итоге никто из них не ушел от поселения Джулиана. На этом все и закончилось!
Он замолчал, и тишина затопила комнату. Притихший юноша смотрел на пол перед собой, прокручивая в голове рассказ Соло и особенно слова, с которыми килрачи совершили самоубийство: «это цена!» Цена за кровавое восстание, цена за убийство безоружных пленников, цена за бомбардировку антиматерией, цена за пролитую кровь… кровь человеческую, и килрачскую, но они заплатили за все разом, не делая разницы между своими и врагами.
— Простите, сэр, но зачем вы рассказали нам это? — Паладин, которого такие проблемы, очевидно, не волновали, решительно смотрел на Соло. — Вряд ли это укладывается в рамки официальной пропаганды Конфедерации…
— Конечно, не укладывается! — фыркнул Ханнуан. — Про события на Аполлоне-2 и поселении Джулиана, кроме непосредственных участников, знает только Военный Совет и высшее секторальное командование Ригеля; Конфедерация же знает про «блестящую победу над килрачами» или как там в учебниках пишется? А рассказал я вам потому, что вы должны понимать, куда летите, и с кем вам доведется иметь дело. Постарайтесь запомнить это и подумайте дважды, прежде чем называть килрачей тупыми кровожадными монстрами! Ну, а теперь, — он покосился на хронометр, — вам пора собираться. Мы уже практически прилетели!
Громкий голос диктора пронесся по коридорам, сообщая о выходе корабля на геосинхронную орбиту над поверхностью третьей планеты. Так же он предлагал всем, кто должен был высаживаться здесь, не мешкать с отправлением и как можно быстрее прибыть на посадочную палубу. Слегка прибавив шагу, Джеймс поравнялся с Паладином, который немного вырвался вперед, пока он вслушивался в сообщение по внутренней связи. Приблизившись к ближайшему лифту, пилоты остановились у стены, ожидая, пока он подойдет на их вызов.
— Соло сказал, чтобы мы были в ангаре через тридцать минут, — сказал серигуанин, взглянув на сложный механизм, мало напоминающий привычные для Джеймса наручные часы.
— Да, сказал, но еще двадцать минут, — откликнулся юноша, шагнув в распахнувшуюся перед ним створку лифта; шумный водоворот толпы в коридорах лайнера как-то отодвинул назад мрачные картины, навеянные разговором с капитаном Соло. — Успеем вполне, если не будем копаться. У меня лично багаж давно собран.
Лифт плавно скользнул вверх, едва заметно покачиваясь в суспензерном поле. Путь до нужного уровня, с момента отправления занял не более пяти секунд и, когда двери полностью открылись, Джеймс посмотрел на Паладина:
— Значит, встретимся около там?
— Конечно, — конец слова заглушил звук закрывающихся дверей, после чего платформа лифта поплыла вверх.
Свернув за угол коридора, он подошел к каюте 345-2432, ничем кроме номера не отличающийся от других, и небрежным жестом приложил ладонь к небольшой панели с левой стороны. Электронный замок тихонько пискнул, подтверждая идентификацию, и Джеймс, переступив порог, шагнул внутрь.
В миниатюрной каюте ничего не изменилось с того момента, как Джеймс покинул ее, откликнувшись на вызов капитана несколько часов назад. В левом угле ютился небольшой умывальник с санузлом, отгороженный от остального помещения легкой перегородкой. Прямо напротив двери располагалась узкая койка, рядом с которой стоял складной столик с металлическим стулом; коммуникационный экран, аптечка, термостат и кондиционер завершали обстановку комнаты. Свет падал из нескольких трубчатых ламп, протянувшихся на потолке в сложном узоре.
Как Джеймс сказал Паладину, сборы у него заняли не много времени: сложив в старую, потертую сумку ванные принадлежности и быстро переодевшись в форму, он поежился, чувствуя как жесткий материал приятно щекочет кожу, а кобура с бластером увесистым и успокоительным грузом висит на боку. До посадки оставалось всего восемь минут и потому, в последний раз окинув хозяйским взглядом каюту, Джеймс притушил свет, выключил кондиционер и закрыл за собою дверь, перекинув ремень сумки через плечо. Размашисто шагая обратно к лифту, он грустно думал, что за каких-то две недели оказался полностью сломанный прежний порядок его жизни, некогда столь размеренный и спокойный, а теперь мчащийся вперед наподобие урагана. Острая ностальгия по прошедшим годам его детства и друзьям, далекой родине, по тому, что ушло и уже никогда не вернется, охватила его с неожиданной силой. Спускаясь к посадочной палубе, он даже обнаружил, что с трудом сдерживает слезы.
Джеймс вошел во второй посадочный ангар «Корнаолиса» и остановился у входа, медленно рассматривая огромное помещение. Прямо по центру, невдалеке от эджекторов, возвышалась серо-голубая громада посадочного челнока, холодно блестящая в свете ламп. Мягкий, почти на пределе слышимости, гул доносился из-за решетчатых сопел челнока, смешиваясь с возбужденным говором толпы. Внимательно вглядываясь в людей, Джеймс разглядел высокого Паладина, облаченного в неизменный темно-алый костюм: серигуанин стоял рядом со Стефаном и что-то говорил ему, дополняя свои слова богатой мимикой. Вот он взмахнул правой верхней рукой, едва не задев стоящего позади него ригелианина, который выделялся в толпе серо-стальным цветом кожи и белоснежными волосами. При этом его глаза на миг оторвались от Стефана и, скользнув по окружающим, уперлись в Джеймса. Серигуанин что-то сказал собеседнику и призывно взмахнул рукой, приглашая юношу присоединиться к ним.
— Посмотри, Джеймс, — широким жестом Паладин охватил почти половину ангара. Обычно невозмутимые глаза сейчас яростно блестели, выдавая внутреннее напряжение, пальцы и кисти снова едва заметно подрагивали. — Посмотри, сколько людей собираются вниз. Интересно, а из них кто-либо отправиться в зону конфликта?
— Я же говорил тебе, — терпеливо сказал Стефан, бросив мимоходом короткий взгляд на окружающих. — В сектор Дакота Военный Совет опасается слать большие подразделения и ослаблять тыловые сектора, ведь не исключено, что килрачи готовят там массовое наступление. Поэтому большинство из них отправятся в соседние регионы с Дакотой: сектор Оркос и на приграничные посты Фито-2; некоторых, возможно, пошлют в Ригель. А на «Гетман Хмельницкий» отправляетесь только вы, после курса адаптационного обучения: ведь вы не прошли военной подготовки, так?
— Почти, — Джеймс вспомнил некоторые предметы в Академии, которые всем казались страшно нудными, и привлекали его да еще нескольких ребят со всего потока. — Нам преподавали основы выживания в экстремальных условиях и еще стрелковую подготовку, а так же пилотирование истребителей в сражении плюс тактика звездных боев.
— А у себя я прошел обычный курс подготовки, — сказал Паладин. — Как и Джеймс: понемногу всего.
Стефан хотел что-то сказать, но незаметно подошедший сзади Ханнуан опередил его:
— Как вижу, вы зря времени не теряли, — обратился он к Джеймсу и Паладину, едва заметно кивнув на сумки на их плечах. — Мне жаль прерывать вашу беседу, но посадка заканчивается и через пять минут посадочный модуль должен отчалить от корабля. Так что давайте попрощаемся и… и удачного пути, — добавил он, крепко хлопнув Джеймса по плечу.
— Спасибо, сэр, — кивнул в ответ юноша, ощутив внезапную печаль, при мысли о том, что с этим кораблем, где он провел неполных четыре дня придется расстаться. Наверно, это потому, что здесь с ним впервые обошлись не как с мальчишкой, которым, по большому счету, он еще был, а как с настоящим мужчиной, на которого полагались другие. Пусть его вклад был не большим, пускай он и выполнял, скорее, роль статиста, но…
Это и перевешивало все остальные соображения. Думая об этом, Джеймс внезапно понял, почему так странно вел себя Паладин — то, что у людей считалось признаком возбуждения, на самом деле было попыткой скрыть свои чувства под маской азарта и напускной веселости. Серигуанину тоже не легко доставалось расставание — и это делало его… ну что ли, более понятным и близким, а не просто представителем чужого и загадочного народа, недавно вошедшего в дружную семью Конфедерации.
— Всего хорошего Джеймс, — протянул руку Стефан, дружелюбно улыбаясь. Шум вокруг них постепенно стихал, по мере того как последние пассажиры скрывались в темных недрах челнока. Над входной дверью посадочного модуля замерцали красные огни, и пронзительный вой сирены рассек воздух: посадка заканчивалась и всем посторонним следовало покинуть зону старта. Тряхнув в прощальном жесте руку Стефана, Джеймс шагнул в сторону пандуса, и у люка остановился, ожидая Паладина. Подхватив двумя руками свой багаж, а остальными двумя опираясь о перила пандуса, серигуанин скользящим шагом приблизился к Джеймсу и, повернувшись, в последний раз посмотрел на стоящих у барьера безопасности Стефана и Соло. Затем с шипением створка люка скользнула вниз, отрезая друзей от ангара «Корнаолиса» и стоящих там.
Переглянувшись, и не говоря ни слова, молодые пилоты поспешили к своим местам, пробираясь среди багажа других пассажиров. Их места оказались в самом конце салона. И едва они уселись, челнок вздрогнул раз, другой, третий — и мягкий гул заполнил помещение: двигатели перешли из холостого в нормальный режим работы.
«Ну вот, еще одно путешествие черт знает куда», — подумал Джеймс, поудобнее устраиваясь в кресле. В этот момент посадочный модуль, отделившись от «Корнаолиса», по пологой дуге понесся вниз к третьему спутнику системы Мотор.
Глава 7.
Космопорт, в котором модуль с «Корнаолиса» совершил посадку, оказался не самым большим или технически оснащенным: ему было далеко до «Харстона» в Центральной Африке на Земле или знаменитого «Л-23» на Церере. Перед Джеймсом и Паладином простирался скромный региональный космопорт, пожалуй, чуть больше того, с которого Джеймс отправился сюда, и несколько оживленнее. Единственное, чего на земных или церерианских космопортах не было — так это огромного количества людей в военной форме и при оружии. О войне в Конфедерации знали все, но на материнской планете человечества или на достаточно удаленных от зон конфликта секторах, вроде Цереры или Тай-Сейна, старались не особенно вспоминать. На главной же тренировочной базе Конфедерации об этом забыть не было возможно при всем желании: казалось, даже воздух пропитан духом постоянной военной подготовки и напряжения.