В четыре сорок пять мы уже были на берегу.
   Мы заплатили за лодку, и я отвез Мэриан обратно в мотель. Перед дверью с номером 17 она протянула мне руку и улыбнулась:
   — Это было восхитительно. Просто наслаждение — с первой до последней минуты.
   — Может быть, повторим завтра?
   — Пожалуй, не стоит два дня подряд жариться на таком солнце.
   — А как насчет того, чтобы пообедать вместе?
   И получил такой же прохладный и вежливый отказ, как накануне.
   — Честное слово, не могу! Но тем не менее большое спасибо!
   Я отправился в свой номер. Приняв душ, переодевшись в серые фланелевые брюки и легкую спортивную рубашку, я сел перед кондиционером, закурил сигарету и стал мысленно перебирать все, что произошло с той минуты, как я заметил, что она подслушивает. Зачем она приглядывалась ко мне? И чего ей нужно на самом деле? Приключений? Новых впечатлений? Но что бы это ни было, я в чем-то не дотянул…
   В этот момент зазвонил телефон.
   — Я как раз готовлю коктейли из мартини, — сказала Мэриан дружеским тоном. — Почему бы вам не прийти, мистер Гамильтон, и не выпить со мной за вашего парусника?
   Вот и пойми их, этих женщин, подумал я. Опустив трубку на рычаг, я в два прыжка очутился за дверью.
   Волнуясь, я переступил порог 17-го номера. На миссис Форсайт уже была черная плиссированная юбка и белая блузка. Она выглядела очень-очень нарядной и очень-очень привлекательной, начиная с гладкой прически и кончая плетеными домашними туфлями. На стеклянной поверхности туалетного столика стояло ведерко со льдом, и Мэриан размешивала мартини.
   Она с улыбкой пригласила:
   — Садитесь, пожалуйста, мистер Форбс!

Глава 2

   На секунду я оторопел, но по тому, каким тоном были произнесены эти слова, понял, что блефовать нет смысла. Я закрыл за собою дверь и прошел в комнату. Ее номер был абсолютно схож с моим: коричневые ковер и портьеры, две одинаковые кровати, накрытые желтыми покрывалами, туалетный столик и справа от двери — письменный стол со стеклянным верхом. Телефон стоял на письменном столе, а рядом с аппаратом лежали два листа фирменной бумаги мотеля, испещренные стенографическими значками. Среди этих закорючек и черточек мне бросились в глаза два имени, написанные нормальным шрифтом: Маррей и Форбс.
   Я взглянул на Мэриан:
   — Только что получили?
   Она холодно кивнула и разлила мартини по стаканам.
   — Несколько минут назад.
   — И все это время вы знали, кто я? Фактически вы мне сказали об этом еще в баре.
   Она улыбнулась:
   — Не могла устоять. Вы так невыносимо задирали нос… А мне хотелось посмотреть, как вы отреагируете на это.
   — Вы из полиции?
   — Конечно нет! — Она придвинула мне бокал с мартини и взяла свой. — За вашего парусника!
   Или, может, лучше выпить за живучесть мистера Маррея? Или за высокую цену, назначенную за преступника?
   — Что с Марреем? — — спросил я.
   — Разве вы не слышали?
   — Откуда? Я боялся связаться с кем-нибудь на побережье. А в газетах — тех, что я мог достать, — об этом не было ни слова.
   — Значит, вы все еще боитесь, что убили его?
   Я отпил мартини, внезапно почувствовав, что мне это просто необходимо.
   — Нет, я знал, что с ним так просто не разделаешься. Но избиение, спланированное заранее, уже само по себе чертовски серьезная вещь. Считается уголовным преступлением. Что вы об этом знаете?
   — Пожалуйста, передайте мне со стола записи.
   Я взял листки и протянул ей. Все это так обескуражило меня, что я теперь фактически ничего не чувствовал. А она прошла между кроватями, села на ту, что была подальше от меня, подвернув под себя ногу и аккуратно расправив на коленях плиссированную юбку.
   Сделав глоток мартини, Мэриан сказала что-то похожее на «гм-м» и начала читать стенограмму.
   Потом поставила бокал на ночную тумбочку и потянулась за сигаретой. Я поднес ей зажигалку.
   Она улыбнулась и кивнула в сторону кресла, стоявшего у изножья кровати.
   — Садитесь, пожалуйста.
   — Так что с Марреем? — нетерпеливо повторил я.
   — Перелом челюсти, — с готовностью ответила она, просматривая стенограмму. — Легкое сотрясение мозга, еще что-то с каким-то синусом, то есть, видимо, с решетчатой костью. Рваные раны на голове. Различные мелкие травмы. Ущерб: долларов сто пятьдесят — его кинокамера и двести — обстановка номера в мотеле. Сам он успешно поправляется, а муж той женщины, видимо, старается замять всю историю и избежать огласки. Попадись вы им в руки, они легко могли бы вас посадить, но состава особо тяжкого преступления нет. Ничего такого, за что вас могли бы объявить в розыск.
   Я вздохнул с облегчением.
   — Очевидно, вам не очень-то нравятся частные сыщики? — поинтересовалась она.
   — Откровенно говоря, я от них не в восторге, — отозвался я. — Рыскают повсюду, все высматривают, шельмы! Как бы то ни было, мне до зарезу нужен был этот фильм. А поскольку я никак не мог добиться, чтобы Маррей внес меня в график неотложных работ, оставил заявку на его голове.
   — Ваше счастье, что все кончилось именно так.
   Могло быть и хуже.
   Я закурил сигарету.
   — Может быть, вы мне все-таки скажете, кто вы и как все это понимать?
   — Я же говорила вам, кто я, — ответила она, отпив из своего бокала. — Меня зовут миссис Мэриан Форсайт.
   — Личный секретарь какого-то бизнесмена из Луизианы, — продолжил я, — Только прошу вас, не заливайте!
   — Но я действительно личный секретарь. Или, точнее, была секретарем… Однако дайте мне закончить с этим досье. И поправьте меня, если у меня будут неточности. Ваше полное имя — Джером Ленгстон Форбс. Обычно вас называют Джерри, вам двадцать восемь лет, и вы действительно из Техаса. Во всяком случае, там родились.
   Вы холостяк, пьете умеренно, но слишком предаетесь азартным играм и дважды были замешаны в истории с замужними женщинами. Учились в юридическом институте и в Техасском университете, но не закончили ни того, ни другого. Насколько я понимаю, в институте у вас были неприятности из-за азартных игр, а университет вы оставили, когда ушли на флот во время войны с Кореей. Мягко говоря, вы, по-видимому, не из тех, кто изо дня в день трудится в поте лица, чтобы заработать себе на жизнь. После увольнения из армии в 1953 году держали бар в Панаме, сочиняли рекламы для двух или трех агентств в Сан-Франциско, были «жучком» на ипподроме, а во время этой последней истории в Лас-Вегасе пропагандировали какого-то дельца по части подержанных автомобилей в Лос-Анджелесе. Ну как, все правильно?
   — Кроме одной незначительной детали. Я не был «жучком». Просто человеком, который стоял за «жучком». Я его создал. Так, небольшой опыт в области общественных отношений. Впрочем, какое это имеет значение?.. Как вы все это обнаружили?
   Она улыбнулась:
   — С помощью частного сыщика.
   — Но зачем?.. И где я видел вас раньше?
   — В Майами-Бич. Шесть дней назад.
   — Так, значит, вы остановились…
   Она кивнула:
   — Да, в том же самом мотеле, что и вы. В «Золотом роге».
   «Золотой рог» был одним из сверхмодных мотелей в северной части Майами-Бич, и, по существу, вовсе не мотель — разве что при желании там можно поставить машину.
   Я перебрал в памяти все детали моего пребывания там, стараясь вспомнить, где и когда ее видел.
   — Это было возле бассейна, — напомнила она. — Вы старательно клеили какую-то девушку.., кажется, из Ричмонда.
   Я нахмурился:
   — Как же, помню! Серебряная блондинка со словарем из семи слов. Бесценный, веселый, истеричный — остальные четыре забыл. Но не знаю, почему я вас не запомнил. Такую привлекательную…
   — Возможно, из-за конкуренток, — усмехнулась Мэриан. — В бассейне я не смотрюсь. Так же как и на пляже. Я слишком худая.
   — Можете думать о себе все, что хотите, но только не пытайтесь сбить меня с толку. Повторяю: я непременно вас заметил бы. Линии вашей головы и прически я разглядел бы за сто ярдов.
   — А я как раз зачесала волосы наверх и надела купальную шапочку, — заявила она тоном, исключающим всякие сомнения. — А теперь, если вы кончили обсуждать, насколько я заметна или незаметна, может, вам будет интересно узнать, что я там делала?
   — Это я уже сообразил — вы слушали.
   Она бросила на меня одобрительный взгляд.
   — Верно.
   — Но зачем? Что такого особенного вы нашли в моем голосе? Если вы агент по розыску талантов, то говорю сразу — я не смогу без фальши спеть ни одной ноты.
   — В данный момент, скажем так, ваш голос имеет некое уникальное свойство, которое меня интересует, А вам оно могло бы принести кучу денег.
   — Каким образом? — удивился я.
   — Сейчас я не могу этого сказать. И может быть, никогда не скажу. Не знаю. Но как бы то ( ни было, теперь вам известно, почему я стала следить за вами — особенно после того, как узнала, что на самом деле вы не Джордж Гамильтон.
   — А почему вы решили, что меня могут звать иначе? Мне казалось, я был достаточно осторожен.
   — О, это вышло чисто случайно. Дело в том, что в мотеле был зарегистрирован еще один человек по фамилии Форбс…
   — Ах вот оно что! Ну конечно! Теперь я вспомнил. Его вызвали по громкоговорителю у бассейна. Но, черт меня побери, вот уж никак бы не подумал, что мое замешательство было так очевидно!
   — Оно совсем не было очевидным, — возразила Мэриан. — Напротив, вы сразу же взяли себя в руки. И если бы я не смотрела на вас в тот момент, то ничего не заметила бы. Естественно, я удивилась, поскольку слышала, как вы сказали девушке, что вас зовут Гамильтон. А потом уточнили, что ваш отец — председатель правления компании «Инленд-Стил».
   — Мог бы и не говорить, — буркнул я. — Она одна из тех девушек, которые подбираются к самым истокам. Охотится за самим председателем…
   Ну а вы? Что вы делали дальше?
   Миссис Форсайт допила мартини и хотела встать, но я упредил ее.
   — Позвольте мне, — попросил я и разлил в стаканы остатки спиртного. — Так что же было дальше?
   — Я вернулась к себе в номер. Он был на втором этаже, с окнами во внутренний дворик и на бассейн, так что я могла наблюдать за вами из окна. Потом позвонила администратору и попросила вызвать мистера Гамильтона.
   — Гм… Помню этот вызов. Так, значит, вы — та самая назойливая особа с восточных аэролиний, которая упорно доказывала, что нашла мой багаж, которого я никогда не терял?
   Она холодно кивнула:
   — Та самая.
   — Но что вас заставило все это проделать?
   — По разным причинам. Во-первых, хотелось выяснить, действительно ли вы зарегистрировались под этим именем или просто солгали девушке, исходя из принципа, что девушкам всегда можно врать с три короба. Во-вторых, я хотела услышать ваш голос по телефону.
   — Так же, как и вчера вечером? — полюбопытствовал я. — Ну, когда вы задавали мне самые разные вопросы относительно рыбной ловли?
   — Конечно. — Ее тонкая ручка сделала нетерпеливый жест. — Но вернемся к теме. Главное, я хотела понаблюдать за вами, когда вас вызывали.
   — Понятно… — А она умна, подумал я и добавил:
   — И я провалился, как жалкий двоечник.
   — Да, вы провалились. Дежурный вызывал вас трижды с противоположного конца бассейна, и только после этого вы вдруг вспомнили свою фамилию…
   — Да, но ведь возле меня вертелся такой пышный купальный костюм, в который была втиснута блондинка.
   — Я сделала скидку на вашу так называемую увлеченность. И все равно ваше подсознание должно было бы вас предостеречь. Я, например, поняла, что вы стали мистером Гамильтоном совсем недавно.
   Я кивнул:
   — И тогда напустили на меня ваших ищеек?
   Знаете, у меня иногда возникает чувство, что я нечто вроде резерва для всей этой проклятой индустрии.
   — Возможно, если бы вы прилично себя вели…
   — Если вы имеете в виду последний эпизод, то эта женщина уверяла меня, что развелась с мужем. Что я должен был делать? Потребовать справку? Ну, да это не важно! Интересно, как ищейки догадались, где копать? После того как я разделал того типа с кинокамерой, уверяю вас, я бежал в страхе. Уж очень плачевный был у него вид. И по-моему, я использовал три разных имени, после того как оставил Лас-Вегас. В Лос-Анджелесе, Чикаго и Майами указывал, что я из Техаса.
   — Узнать обо всем оказалось проще простого.
   Я прочитала ваше настоящее имя и ваш адрес в Лос-Анджелесе на вашей собственной визитной карточке…
   — Что?!
   — Когда вы выдаете себя за другого, следует проверить, что у вас лежит в бумажнике.
   — Я не бросаю бумажник где попало…
   — Конечно… Но и не берете его с собой, когда идете купаться…
   Я начинал чувствовать себя абсолютным болваном. Эта девочка обставила меня как дурачка на сельской ярмарке.
   — Послушайте, — проговорил я почти сердито. — Уходя в бассейн или на пляж, я оставлял бумажник в номере, а номер запирал на ключ.
   — Знаю. Но у вас дурная привычка — не сдавать ключ от номера дежурному, а забирать его с собой. Так вот, на другой день вы пошли на пляж.
   Помните? Пока вы купались, я вынула ключ из вашего халата и сходила в ваш номер.
   Я покачал головой:
   — Ну и хладнокровие же у вас! Разве вы не понимаете, что это уголовное преступление, даже в том случае, если вы ничего не взяли?
   — Я ничем не рисковала. Ваше окно выходило на пляж, так, что мне все время было вас видно. И вообще, все это заняло каких-то пять минут.
   — Вы не останавливаетесь ни перед чем, не так ли?.. Ну, а потом?
   — Потом я позвонила в сыскное агентство.
   Они поручили это дело своему отделению в Лос-Анджелесе и, когда вы покинули «Золотой рог», сообщили мне, что вы прибыли сюда. Я тоже приехала на Ки-Уэст. Я хотела держать вас в поле зрения, может быть, даже встретиться с вами, но ничем себя не связывать, пока не получу сообщений из Калифорнии и не узнаю о вас немного больше. Вскоре после приезда на остров я позвонила в Майами. Они, наконец, получили некоторые сведения и сообщили мне их тут же, по телефону. Кое-что показалось мне весьма интересным — вот тогда-то я и позволила вам со мной познакомиться.
   — Что вам от меня надо? — спросил я напрямик.
   — Прежде всего, я хотела узнать вас поближе.
   Узнать о ваших планах. У вас есть планы?
   — Не знаю, — ответил я. — Если ваши сведения насчет Маррея точны, то надо думать, я могу вернуть себе свое настоящее имя и заняться поисками работы. Возможно, в Нью-Йорке.
   — У вас много денег?
   — Четыреста с небольшим.
   — Не очень-то много. А хорошую работу в двадцать восемь лет, да еще с вашим прошлым, найти не легко. Позвольте вам предложить кое-что?
   — Валяйте!
   — Только отложим это на несколько дней. У меня есть одно предложение, но я не могу сказать какое, пока не удостоверюсь в некоторых вещах.
   Вы лично ничего не потеряете. Если дело сорвется, останетесь при своих четырехстах долларах.
   А все, что потеряете и потратите, я вам возмещу.
   — Какого рода предложение? — поинтересовался я.
   — Я бы предпочла пока не говорить об этом.
   Но скажите, вы, например, согласились бы вернуться в Майами-Бич?
   — Когда?
   Она поднялась:
   — Прямо сейчас. Я жду одно очень важное известие, и, кроме того, утром мне нужно кое-что купить, так что я намеревалась отправиться туда сегодня вечером.
   Я поднялся с кресла:
   — Звучит заманчиво. — Взяв ее за руку, я сказал:
   — Дело в том, что у меня в голове промелькнула удивительная мысль…
   Синие глаза смотрели на меня холодно и насмешливо.
   — В этом я ничуть не сомневалась. Нет!
   — Но вы еще не слышали…
   — А мне и не нужно… Суть дела в том, что за мной еще сохраняется мой номер в «Золотом роге» и я должна получить важное сообщение, посланное туда на мое имя. Я бы предложила вам восстановиться там под именем Джорджа Гамильтона. В конце концов, они вас, наверное, еще помнят…
   — Но…
   — Я высажу вас на окраине Майами-Бич, и вы возьмете там такси. Я бы предпочла, чтобы о нашей связи никто не знал.
   — Связи?! — удивился я. — Только бы мне не лопнуть от смеха!
   Она улыбнулась, но ничего не ответила.
* * *
   Мы пообедали в Марафоне, так что высадила она меня на окраине Майами-Бич уже в начале двенадцатого.
   — Встретимся утром, — сказала она. — Позвоните мне в номер 316.
   — Обязательно, — ответил я и, забрав свою сумку из машины, убил в баре около десяти минут за стаканом мартини. Потом взял такси, которое доставило меня в «Золотой рог». В ноябре в Майами затишье, так что я не беспокоился насчет номера. И действительно, мне предложили комнату с видом на океан, если я ничего не буду иметь против.
   — Третий этаж, если можно, — попросил я.
   Заполнив регистрационную карточку, я последовал за рассыльным через внутренний дворик, мимо иллюминированного бассейна и пальм, увешанных гроздьями разноцветных лампочек.
   Мы вошли в коридор левого крыла и поднялись по лестнице на третий этаж.
   Мой 312-й находился за углом от ее номера.
   Он напоминал мне тот, что я занимал раньше, — стены бирюзового цвета, бежевый ковер, слишком длинная кровать. Покрывало на ней было цвета хурмы — так же, как и портьеры, от потолка до пола обрамляющие эркер. Душ и ванна были облицованы изразцами все того же цвета.
   Посыльный положил мою сумку на полку для багажа, находившуюся справа от туалетного столика, включил кондиционер, поблагодарил за чаевые и ушел.
   Я выждал минуты три, йотом вышел в коридор и постучал в дверь номера 316. Дверь слегка приоткрылась, и Мэриан выглянула в коридор.
   — Так и знала! — заявила она.
   — Я вспомнил еще кое-какие автобиографические данные, о которых вам следовало бы знать, — сказал я. — Знаете, где я впервые заинтересовался ловлей рыбы? В Панаме, и…
   — Ясно. И вы испугались, что до завтра забудете об этом?
   — И это была бы огромная потеря. Но мне совсем не обязательно входить к вам в номер. Я могу сообщить об этом и стоя в коридоре. Или даже через дверь.
   Мэриан вздохнула. Я не знал точно, действительно ли она рассердилась.
   — Одну минутку! — До меня донесся какой-то шорох, а потом открылась дверь, и я вошел. Дверь закрылась.
   Ее номер был обставлен так же, как и мой, и выдержан в той же красочной гамме. Мэриан уже успела смыть с себя всю косметику и надела довольно обычную ночную сорочку, поверх которой теперь старалась накинуть халатик. Тем не менее она меня очень взволновала — сам не знаю почему.
   — Большей частью это пустяки, — сконфузился я. — Но они тем не менее проливают свет. Например, когда я был ребенком, все другие недотепы бросали свои монетки в рождественскую копилку, а я имел настоящий текущий счет с двумя процентами годовых…
   — Можете говорить со мной без обиняков… — перебила она.
   Я поцеловал ее, и это взволновало меня еще больше, хотя ей было совершенно безразлично, какие чувства я испытываю. В конце концов она сдалась, бросив равнодушно: «Ну ладно!» — словно покупала картофелечистку у бродячего торговца, лишь бы избавиться от него. Но к этому моменту мне было уже безразлично, на каких условиях я тут.
* * *
   Она была спокойной, ловкой, опытной и во всем шла мне навстречу. После этого я лежал в горячей неподвижной тьме, стараясь найти точный эпитет, которым можно было бы охарактеризовать ее поведение. Напоследок я решил, что уместнее всего было бы употребить слово «любезная». Она вела себя как любезная хозяйка, в совершенстве знающая законы гостеприимства.
   Мэриан что-то сказала, но я не расслышал. Я все еще думал о ней, пытаясь в точности вспомнить, как она выглядела…
   — Ты даже не слушаешь…
   — Что?
   — Я к тебе обращаюсь. Возможно, это ускользнуло от твоего внимания, но люди уже давно научились общаться…
   — О, прости! О чем ты говорила?
   — Ты упоминал о сцене. Может, это не правда?
   — Правда. Только я играл на любительской сцене. В школе. Профессионалом никогда не пытался стать. Не тот талант.
   — А текст наизусть тебе легко давался?
   — Вполне, — ответил я. — Обычно я знал свою роль уже к концу репетиции. Я почему-то все запоминаю легко и быстро. Думаю, мне просто повезло с памятью.
   — Расскажи мне о своей семье.
   — Я и есть семья, не считая отчима. Моя мать и отец развелись, когда мне было около пяти. Отец был геологом, большую часть времени проводил в Южной Америке, обычно в горах. Мать моя отказалась так жить. А на следующее лето он погиб.
   Фургон, в котором отец ехал, сорвался с дороги в пропасть. Через пару лет мать снова вышла замуж.
   За вдовца старше ее на несколько лет, компаньона маклерской фирмы в Хьюстоне. Теперь он на пенсии, живет в большом поместье недалеко от Хантсвилла и разводит породистый скот. А мать умерла, когда я служил на флоте во время войны с Кореей. Она оставила мне немного денег, вот тогда-то я и купил бар в Панаме.
   — И что же случилось с баром?
   — Там произошли две-три драки. После этого военнослужащим запретили ходить в мой бар, и я его продал.
   — С убытком?
   — Нет, мне повезло. Молодчик, который купил его, явился из Штатов и не знал, что значит такой запрет. Мне вообще кажется, что он хотел превратить его в притон для педерастов.
   — И что ты сделал с этими деньгами, когда вернулся в Штаты?
   — Большую часть потерял в Лас-Вегасе.
   — Расскажи про твою сделку с «жучком».
   Я вытянул руку и зажег лампу на ночном столике. Она вопросительно взглянула на меня.
   — Зачем это?
   — Не знаю, — признался я. — Просто устал разговаривать с тобой в темноте. Хочу тебя видеть.
   — Зачем?
   — Это ты мне должна сказать — зачем. — Я приподнялся на локте и провел пальцами по ее щеке. — Ты — красивая. Может быть, поэтому?
   — Не говори глупостей.
   — Никогда не был дальше от этого. А может, ты обладаешь удивительной способностью волновать мужчин? Это ведь особое сочетание — хрупкая, элегантная, невозмутимо-твердая и соблазнительная. И это все в одно и то же время. Или ты ; считаешь, что такой комбинации нет? Раньше я полагал, что нет.
   Она с раздражением покачала головой, но в конце концов не выдержала и улыбнулась:
   — О, Боже ты мой! А я-то считала, что с тобой можно говорить!
   — Мы и так говорим.
   — Разговоры какие-то идиотские. К чему теперь все это?
   — Не будь такой циничной.
   — Погаси свет.
   Я погасил свет, обнял ее и поцеловал. Она охотно пошла мне навстречу и снова была такой же ловкой и милой, как и раньше. Если это единственный способ наладить спокойный и разумный разговор, то, ради Бога, я не возражал.
   — Так что же это за сделка с «жучками», поясни, пожалуйста, — попросила она через некоторое время.
   — Так, пустячок, — ответил я. — Ты же знаешь, как они действуют: дюжинами раздают свои листки у входа на ипподром. Хронометрист Джо, конюх Мэгайр, тренер Бой. Никакого воображения и размаха, конкуренция друг с другом, и все это за гроши. Вот я и заключил сделку с одним из этих типов: он отдавал мне половину дохода, а я за это устраивал ему выступление по радио. Мы выдали себя за агентов телеграфной службы, и я купил для него время на радиостанции Тихауана.
   Это была настоящая массированная атака перед началом скачек Санта-Анита: множество рекламных сообщений и четверть часа фольклорной чепухи с нашими вставками через одну-две минуты.
   Вот, пожалуй, и все. Да, еще я убедил его повысить цену за свои сведения. Ведь понятно, что никто не поверит — я имею в виду играющих на скачках, — если это сведения стоят слишком дешево. Чтобы нам поверили, надо было драть как можно больше. Одно время мы с ним заколачивали две тысячи в неделю.
   — И что же потом случилось?
   — Он не вынес процветания — запил. Стал путаться в своих записях, так что не мог вспомнить, какая лошадь вчера выиграла. А без записей — вы ничто, это как дважды два.
   — Понятно, — задумчиво произнесла она.
   Среди ночи я один раз проснулся. Мэриан лежала рядом со мной тихо и неподвижно, но я со странной уверенностью подумал, что она не спит.
   Я положил ей руку на бедро. Оно было напряженное и твердое. Такими же были и руки. А когда я коснулся ее кисти, то почувствовал, что они сжаты в кулак.
   — В чем дело? — спросил я.
   Мэриан не ответила. Я повторил свой вопрос.
   Она снова промолчала. Я отступился и через некоторое время снова заснул.

Глава 3

   Я проснулся в девятом часу. Нащупал сигарету, закурил и повернулся, чтобы взглянуть на Мэриан.
   Она спала спокойным сном. Темные волосы были словно пятна чернил на белой подушке. У нее был плоский живот и узкие бедра, как у манекенщицы. Довольно маленькие груди тоже казались плоскими, оттого что она лежала на спине.
   Я всматривался в темное аристократическое лицо с длинными ресницами, как будто прочерченными сажей на бледной коже. Волевое лицо, подумал я. Оно не выглядело худым, а мягкий утренний свет особенно подчеркивал гармоничность и изящество черт. Мэриан отнюдь не была тощей, но напоминала мне что-то очень тонкое и дорогое, созданное в те времена, когда высокое мастерство еще не вышло из моды.
   Что же ей все-таки от меня нужно?
   Ее сумка лежала на туалетном столике. Может быть, она мне подскажет что-нибудь? — подумал я.
   В мгновение ока я очутился у столика и раскрыл сумку. В тонком портмоне я обнаружил одиннадцать стодолларовых чеков. Я вынул бумажник и проверил водительские права. Видимо, то немногое, что она рассказала о себе, было правдой.