Окна на противоположной стороне комнаты были завешены портьерами. На ночном столике рядом с кроватью горел свет, в ванной — тоже.
   Один из трех чемоданов лежал в сетке для багажа, другие два стояли под ней на полу. Их вид мне не понравился. Он пробыл здесь не меньше десяти минут и не открыл ни одного чемодана? Значит, мог звонить по телефону А что, если он звонил Корел Блейн, чтобы сообщить о своем приезде? Мы рассчитывали на то, что он никому не позвонит из-за позднего времени. Но если все-таки позвонил, не сказал ли ей о письме Мэриан?
   Впрочем, в данную минуту я все равно ничего не мог сделать. Мне предстояло разрядить много других мин, прежде чем начать думать об этом.
   Я присел на кровать и потянулся к телефонной трубке. Дежурный администратор мог знать, что Чэпмен отлучился из мотеля. Возможно, он даже вызвал для него такси. В таком случае нужно было начать с этой стороны.
   Я снял трубку.
   — Пожалуйста, дежурного, — сказал я.
   — Хорошо, сэр… — Телефонистка тут же добавила:
   — О, это вы, мистер Чэпмен? Хотите, чтобы я еще раз попробовала связаться с Томастоном?
   Я подавил вздох облегчения.
   — Нет. Просто отмените заказ. Я позвоню утром.
   — Слушаюсь, сэр.
   Ночной дежурный снял трубку:
   — Дежурный слушает.
   — Это Чэпмен, — сказал я. — Из номера 226.
   Никаких писем на мое имя?
   — Гм… Сейчас посмотрю… Нет, сэр, ни одного письма.
   — О'кей! Пожалуйста, предупредите на коммутаторе, чтобы со мной никого не соединяли. Я не хочу, чтобы меня до полудня кто-либо беспокоил. Не забудьте, пожалуйста.
   — Хорошо, сэр. И повесьте на ручку двери дочечку, тогда никто из служащих к вам не войдет.
   — Благодарю, — сказал я.
   Вынув из шкафа дощечку с надписью: «Не беспокоить», я выключил свет и выглянул в коридор. Никого. Я повесил дощечку на ручку двери, удостоверился, что дверь заперта, и направился к лестнице. По дороге никого не встретил.
   Очутившись на тротуаре перед мотелем, я облегченно вздохнул. Еще одно препятствие было позади.
   Я развернул машину, направляясь на Коллинз-авеню, а затем свернул на дорогу, ведущую к аэропорту.
   Она сидела рядом со мной — прямая и спокойная. За всю дорогу Мэриан только один раз нарушила молчание.
   — Я воспользовалась тобой, — сказала она задумчиво. — Да простит меня Господь Бог… Прости и ты меня, Джерри.
   — Как это, воспользовалась мной? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду?
   Она промолчала.
   Мы подъезжали к аэровокзалу. Когда я остановил машину на обочине дороги, было без десяти три.
   — Какой сегодня день? — быстро спросил я.
   — Четверг, четырнадцатое ноября… И не надо, Джерри! Говорю тебе, со мной все нормально.
   Но я должен был убедиться в этом. Ведь с этого момента ей предстояло жить одной и полагаться только на себя.
   — Скажи мне, что ты будешь делать?
   — Я улечу отсюда в пять пятнадцать или в шесть тридцать. В любом случае уже к полудню буду в номере в Нью-Йорке. В час дня уеду из отеля и полечу в Новый Орлеан. В Томастоне буду в субботу утром. А дальше — все в точности так, как мы с тобой распланировали.
   — Хорошо, — одобрил я.
   — Ты не забудешь про магнитофонные записи? И ни при каких обстоятельствах не пытайся звонить мне.
   — О записях не беспокойся. И вообще не беспокойся ни о чем. Все будет О'кей! Мы простимся здесь. А потом я разверну машину, высажу тебя у аэропорта и умчусь. О'кей?
   — О'кей! — Она повернулась и приблизила свое лицо к моему.
   Я поцеловал ее, прижав на миг к своей груди, и шепнул, прикоснувшись губами к ее щеке:
   — Я не успокоюсь, пока опять не буду с тобой.
   Это все, что я хочу сейчас сказать. Точка. И поехали.
   Я развернул машину, подъехал ко входу в аэровокзал и помог ей выйти. Она подняла руку в знак прощания, повернулась и вошла в здание аэровокзала.
   Было тридцать пять минут четвертого, когда я, дав задний ход, доехал до нашего домика. За высокой тенистой изгородью он казался темным, улицы были безлюдны.
   Я остановился у гаража, выключил зажигание, фары и вышел из машины. Потом открыл багажник. Войдя в дом, прошел в спальню и переоделся как бы для рыбной ловли. Потом отправился на кухню и, не зажигая света, налил себе виски.
   Предстоявшая работа меня, понятно, не радовала.
   Я даже не был уверен, выдержу ли, но одно знал твердо — должен это сделать. Я весил сто восемьдесят, а он — сто девяносто пять. Но физически я был в весьма приличном состоянии.
   Открыв кухонную дверь, я подтащил его к краю крыльца и встал на колени, чтобы крепче обхватить его руками. Через три минуты багажник уже был закрыт, я опирался на него, весь дрожа от усталости и обливаясь потом, а также стараясь подавить подступающую к горлу тошноту. Говорят, что сумасшедшие не сознают своей собственной силы. Но и те, кто дошел до отчаяния, — тоже.
   Я снова проскользнул на кухню, закрыл и запер дверь, выключил в спальне свет и вышел через парадный вход. Открыв гараж, я выкатил и прикрепил к машине прицепную тележку с лодкой. Возможно, при этом и разбудил жителей соседнего дома, но это было не страшно. Флорида кишела любителями рыбной ловли, которые будили своим шумом соседей в четыре утра. Я вывел свою машину на улицу.
   Мне хотелось где-нибудь остановиться, чтобы выпить кофе, но я не осмелился это сделать. Я не знал, как скоро начнет светать. — Выехав из города и оказавшись на открытом шоссе, я увеличил скорость до семидесяти. Было десять минут шестого и еще темно, когда я приехал на остров Ки-Ларго. На перекрестке двух дорог свернул налево и через несколько минут был уже у первой бухты. Я осветил ее фарами, затормозил и, развернув машину, задним ходом спустился к воде. Один раз мне пришлось выйти из кабины, чтобы оценить расстояние.
   Потом я снял с прицепа лодку и спустил ее на воду, подтянув к берегу, носом на песок. Наконец выключил фары.
   Восток уже серел, и я впервые заметил, что море спокойно. Очень хорошо — можно будет уплыть далеко, оттуда меня не услышат.
   Вокруг моего лица звенели москиты. Я собрался с духом и отпер багажник. Уже собирался поднять крышку, как вдруг нечто приковало мой слух. Я весь напрягся, прислушиваясь. Приближалась машина. Я быстро захлопнул багажник. В следующее мгновение меня ослепил свет фар. Проходящая машина замедлила ход, но не остановилась, а покатила дальше. На ее прицепе тоже была лодка.
   Шум ее замер вдали. Я рывком рванул крышку багажника и вслепую схватился за брезент. Каким-то образом ненавистный тяжелый груз вновь очутился на моих руках, и я, шатаясь от непосильной ноши, отнес его в лодку. Потом сбегал назад, притащил бетонные блоки, по два сразу, и, как безумный, стал искать проволоку, инструменты. Наконец, все было сделано, я вывел машину за черту примыкающего к бухте пространства и поставил ее у дороги. Я как раз запирал ее, когда меня снова осветили фары машины.
   Автомобиль остановился. Он тоже был с прицепом и лодкой. Из кабины вышел человек и сказал:
   — Доброе утро!
   При этом направил на меня луч фонарика.
   От страха у меня пересохло во рту. Я с трудом заставил себя разжать губы и произнести подобающее приветствие. Потом двинулся к лодке. Человек давал какие-то указания водителю, направляя луч фонарика в сторону воды. Он осветил мою лодку.
   — Ого! — произнес он. — У вас отличное снаряжение. Забирайтесь на корму, а я оттолкну лодку от берега.
   — Спасибо, сам справлюсь, — отозвался я.
   Но он все равно приблизился ко мне со своим фонариком. Я схватил нос лодки, быстро приподнял его, и лодка тотчас же соскользнула в воду.
   Я перемахнул через борт, замочив ноги. Оставаясь на носу между пришельцем и Чэпменом, я схватил весло и поспешно оттолкнулся от берега футов на пятьдесят. Человек отвернулся и что-то сказал водителю. А я сел на корме и завел мотор.
   Меня била дрожь.
   Теперь на востоке посветлело, но видимость была еще очень ограниченная. Я направил лодку в море, не увеличивая скорости и высматривая возможные препятствия.
   Слева от меня вспыхнул огонь. В западном направлении шел танкер. К тому времени, когда я выбрался за линию рифов, совсем рассвело. Лодка лениво покачивалась на длинных волнах, бегущих с юго-востока. Я продолжал плыть вперед. Танкер отошел далеко на запад, и вокруг я не видел ни одной лодки. Теперь я был в открытом море совершенно один и, вероятно, недалеко от донной излучины, где глубина достигала сотни футов. Ки-Ларго остался где-то на горизонте, и я видел его только тогда, когда лодку поднимало на гребень волны.
   Я выключил мотор и взялся за проволоку, которой были обмотаны бетонные блоки.
   Лодка взметнулась на поднявшейся волне и зачерпнула воду, когда тюк с брезентом упал за борт.
   Всходило солнце.

Глава 8

   На обратном пути в город я остановился, чтобы сдать лодку и прицеп. Когда я возвратился в нашу квартиру, было уже четверть десятого. Еще раз хлебнув виски, я сварил кофе, принял душ и побрился. Я уже забыл, когда ел в последний раз, но голода тем не менее не чувствовал. Теперь я держался на одних нервах, но из-за крайнего напряжения и возбуждения не чувствовал усталости. Настоящее испытание было еще впереди.
   Часа через два я должен был позвонить Корел Блейн. Если я не выдержу этого экзамена, мы с Мэриан погибли. Легко себе представить, что она чувствует в эту минуту, зная, что все зависит от меня и что отныне между нами не может быть никакой связи!
   Я облачился в легкий шерстяной костюм, белую сорочку и традиционный галстук такого же фасона, какой был на Хэррисе Чэпмене. Положив в карман мои очки в роговой оправе, я убрал подальше пачку сигарет с фильтром, мундштук и зажигалку Чэпмена. А также его бумажник, чековую книжку, записную книжку с адресами, ключи от машины и от его номера в мотеле «Дофин».
   Но я должен был сделать и еще одну вещь от собственного имени — вернуть взятую напрокат машину.
   Вынув квитанцию из своего бумажника, переложил ее в карман.
   Соломенная шляпа была мне чуть-чуть велика, но я отрезал полоску газеты и подложил ее внутрь.
   Потом убрал все восемь кассет и другие информационные материалы в портфель, купленный Мэриан перед отъездом в Нассау, закрыл магнитофон, включил кондиционер и в последний раз оглядел комнату.
   Приехав в Майами, я вернул машину на прокатную станцию, прошел пешком один квартал, поймал такси и сказал шоферу адрес на Коллинз-авеню, неподалеку от «Дофина».
   Проехав на машине лишний квартал, я расплатился и отправился в обратную сторону, неся с собой магнитофон и портфель.
   Как и в прошлый раз, я вошел в мотель через черный вход. На этот раз в коридоре были люди, я прошел мимо одной из горничных и официанта, катившего перед собой сервировочный столик. Но на меня никто не обратил внимания. В коридоре, где находился номер 226, было пусто, если не считать толстого волосатого человека в плавках.
   Я отпер дверь номера и проскользнул внутрь, предварительно сняв с дверной ручки табличку с надписью: «Не беспокоить». ;
   Было десять минут двенадцатого, и я теперь был Хэррисом Чэпменом. Мне предстояло ходить, как канатоходцу, по канату в течение двенадцати дней — если я, конечно, не сорвусь на первом шагу.
   Я снял пиджак, сорочку, галстук, повесил их в стенной шкаф, сбросил с ног туфли и позвонил в отдел обслуживания. Я заказал апельсиновый сок, кофе и свежий номер «Майами геральд».
   Потом придал постели такой вид, будто только что встал с нее, пошел в ванную и вымыл лицо. Напустив в ванну горячей воды, чтобы она наполнилась паром, потер чистое банное полотенце о мокрые изразцы, чтобы увлажнить его, и небрежно повесил обратно на вешалку. Вынув из кармана очки, надел их. Это были слабые очки для чтения, так что приспособиться к ним не представляло большого труда… Мэриан убедила окулиста выписать эти очки ей, ссылаясь на головную боль. Очки удивительно изменили мою внешность. Я выглядел на несколько лет старше.
   Я открыл чемодан, лежавший в сетке для багажа. Он был набит сорочками, нижним бельем, носками, носовыми платками и подобными вещами.
   Я вынул из чемодана пижаму, смял ее и бросил поперек кровати. Среди белья уютно почивала бутылка с шотландским виски. Я вспомнил, что Мэриан назвала Чэпмена стареющим подростком. Трудно было поверить, что она действительно любила этого человека, но кто знает, может быть, раньше он был совсем другим, а потом внезапно увидел перед собой старость во всей ее наготе и впал в панику?
   В боковом отделении чемодана лежали какие-то бумаги. Я вынул их и в первом же конверте нашел то, что искал. Это был документ, присланный его маклерской фирмой «Уэбстер энд Эдкок» в Новом Орлеане, характеризующий собой состояние его счета на первое ноября. Я пробежал его глазами и присвистнул. Мэриан не преувеличивала: 1000 акций «Колумбия газ», 500 акций «Дю Пон», 100 акций «AT энд Т» в ценных бумагах, 500 акций «ПГ энд Е»… И так далее пункт за пунктом. Последней статьей были 22 376 с половиной долларов наличными.
   Другие три конверта содержали документацию, подтверждающую более поздние операции подобного рода. Я сложил их все обратно в чемодан.
   С изучением всех деталей можно было не спешить. Сейчас передо мной стояла более трудная задача — Корел Блейн. Именно ее мне нужно было перехватить в первую очередь.
   В конверте, помеченном «Марафон, Флорида», с почтовым штампом месячной давности, находилось письмо от капитана Уайлдера, владельца рыболовецкого судна «Голубая вода», который подтверждал, что судно будет представлено в распоряжение Чэпмена в сроки с 15-го по 17-е и далее с 21-го по 23-е ноября.
   Вспомнив о своей роли, я позвонил и попросил соединить меня с отделом обслуживания.
   — Алло? Отдел обслуживания? Говорит Чэпмен из номера 226! — произнес я с раздражением. — Куда же подевался официант с моим заказом? Вот как? О'кей! Благодарю вас…
   Официант постучал в дверь номера почти в тот момент, как я опустил трубку. Я впустил его вместе с его сервировочным столиком, тщательно проверил поданный мне счет, добавил «чаевые» и расписался.
   Официант удалился. Я налил в чашку кофе и продолжил свои исследования. Во втором чемодане обнаружил два легких костюма, спортивную куртку, несколько пар брюк и ряд других предметов одежды, а также с полдюжины бутылочек с разного рода таблетками и маленький кожаный несессер с туалетными принадлежностями. В третьем чемодане была в основном рыбацкая одежда, а также фотоаппарат и, очевидно, какой-то сувенир, завернутый в бумагу.
   По виду и на ощупь — книга. Я развернул пакет.
   Руководство по ловле морской рыбы, составленное Кином Фаррингтоном, и на титульном листе надпись: «С любовью. Корел».
   Я хотел было бросить книгу обратно в чемодан, но в этот момент из нее выпал листок белой бумаги всего с одним словом: «Остров». Это меня озадачило. Я потряс книгой в воздухе. Из нее выпал еще один листок, а также фотография четыре на шесть: молодая блондинка в купальном костюме, стоящая на цыпочках. Очень хорошенькая, но какая-то стандартная, словно девушка с рекламного плаката: поза, улыбка, фигура. Она невольно напомнила мне о картинках, которые составляются по частям. Я посмотрел на второй листок бумаги. На нем тоже было одно слово:
   «Обозрение». Я нахмурился, мысленно соединил оба слова и покачал головой: «Остров обозрения».
   И ради этого он бросил Мэриан Форсайт? Должно быть, сорокалетний возраст может иногда сыграть с человеком злую шутку.
   В его бумажнике было семьсот долларов с небольшим, еще две фотографии Корел Блейн, водительские права и другие деловые бумаги. Я исследовал дорожную чековую книжку. Чеков было сорок восемь, каждый по сто долларов. Нельзя сказать, что Чэпмен отправился в двухнедельный отпуск бос и гол. Ну что же, он ведь миллионер, а крупномасштабное рыболовство стоит дорого. Не говоря уже о девятнадцатилетних девицах определенного поведения.
   Я тянул время и сознавал это. Я уже осмотрел все его вещи, и, если сейчас придумаю повод, чтобы оттянуть предстоящий разговор, нервы мои начнут сдавать, и тогда я уж неизбежно все провалю.
   Я открыл бутылку с виски, щедро налил себе в бокал и протянул руку к телефону. Что-то сдавило мне грудь.
   — Междугородный, — произнес я, когда ответила телефонистка. — Томастон, штат Луизиана.
   Номер 6-25-25. Мисс Корел Блейн. Лично.
   — Хорошо, сэр. Прошу минуточку подождать.
   Я стал ждать.
   «Не забывай о двух ее ласкательных прозвищах. Не забывай, что она говорит с южным акцентом». Вот это мне как раз было на руку. Нечто персональное, так что можно не беспокоиться о том, что я спутаю голос какой-нибудь другой девушки с голосом Корел Блейн… «И помни: ты только что встал, не совсем пришел в себя. Устал сидеть за рулем…»
   Где-то далекий женский голос произнес:
   — «Чэпмен энтерпрайзес».
   "Секретарь в приемной, миссис Инглиш. Вдова.
   Шатенка. Симпатичная. Сын кончает школу…"
   — Мисс Корел Блейн, — сообщила телефонистка. — Вызывает Майами-Бич.
   — Одну минуту.
   "… Ненавидит Мэриан. Любит красивые вещи.
   Бранит Чэпмена за грубые слова. Спор о том, насколько пышной должна быть свадьба, решен в ее пользу. Медовый месяц — непременно Палм-Спринге. Акапулько исключается. Не терпит рыбной ловли. Заставь ее говорить о вечерах по случаю свадьбы. О вечерних платьях. О предполагаемых гостях…"
   — Говорите, соединяю!
   — Хэррис милый…
   — Ангел, как ты себя чувствуешь? — спросил я.
   — Просто прекрасно, милый, но я так беспокоилась. Вчера вечером ты не позвонил, и я уже вообразила, что с тобой что-то произошло, что ты попал в аварию, в ураган, в сети демонической женщины.
   — Я старался дозвониться до тебя сразу же, как только устроился здесь, в Майами-Бич. В час ночи по местному времени, то есть в полночь по-вашему. Но никто не ответил.
   — Я так и знала! Я говорила этой сумасшедшей Бонни Сью Уэнтворт, что в Майами время на час вперед…
   Мой мозг отметил: Бонни Сью!
   — Ты знаешь, что Генри в Чикаго? На съезде инженеров или что-то в этом роде. Так что после кино мы поехали в клуб, и я все время говорила ей, что должна вернуться домой, потому что ты должен мне позвонить, но она сказала, что в Майами время на час назад…
   — Хорошо, если Бонни Сью сможет отличить день от ночи, — заметил я. — И я не хотел бы, чтобы ты с ней ездила. Нельзя позволять такой легкомысленной женщине водить «тандерберд».
   — Но она не вела «тандерберд», Хэррис! Неужели ты забыл, что они его продали?
   «Вот так-то, не будь слишком самоуверенным!»
   — Ну ладно, к чертям Бонни Сью! Я хочу знать, как ты…
   — Хэррис, что за выражения?
   — Прости, мой ангел! — сказал я. — Но как ты себя чувствуешь? И как дела в конторе?
   — Просто прекрасно! И запомни: я же сказала, что не буду портить тебе отдых служебными делами. Единственно, что важно, это письмо от тех адвокатов в Вашингтоне, насчет радиостанции. Нужно заполнить еще какие-то бланки.
   — Понятно, — промычал я. — Это в связи с заявлением об увеличении мощности. Отошли-ка их к Уингарду. Если у него возникнут вопросы, я с ним свяжусь. Но, послушай, ангел, что, если я позвоню тебе еще раз вечером? Я только что проснулся, даже не успел одеться, а перед отъездом в Марафон мне еще нужно встретиться с агентом по продаже недвижимого имущества.
   — Чудесно, милый! Буду ждать твоего звонка.
   — Скажем, часов в восемь по вашему времени. И миллион раз спасибо за книгу! Очень хорошая книга!
   — Обманщик! Держу пари, что ты даже не развернул ее!
   — Смотри, как бы ты не проиграла! — Я передернул плечами. — И за «Остров обозрения» — тоже.
   — Ах ты мое сокровище! Значит, ты действительно ее листал.
   Повесив трубку, я сразу же налил себе еще виски и перевел дух. А я-то еще беспокоился из-за этого ничтожества! Но тут же словно холодная рука мертвеца сжала мне сердце, и я выбранил себя за легкомыслие. «Нельзя быть беспечным!» Конечно, она идиотка, но не забудь, что они были помолвлены. Их объединял целый мир общих переживаний, о которых тебе никто бы не мог рассказать — никто, кроме Мэриан Форсайт! Достаточно одного крошечного шага, достаточно одного неверного слова — и все пропало!
   Я посмотрел на часы. Было всего лишь начало первого. С отъездом лучше повременить — по крайней мере до часу дня. Пройдет ровно двенадцать часов с того момента, как я появился в мотеле «Дофин», и дежурить будет другая смена. А от этого может зависеть успех всего нашего плана.
   Теперь самое время позвонить Крису!
   Я выпил еще немного кофе и извлек из портфеля конверты фирмы «Уэбстер энд Эдкок». Разложив на столе бумагу с данными конца предыдущего месяца, внес некоторые поправки, сверив эту запись с записями последующих операций. Начиная с первого числа этого месяца — примерно после ухода Мэриан — он продал акций «Консолитейтед Эдиссон» на пятьсот долларов и в три приема купил по дешевке акции «Уорвик петролеум» на общую сумму в 10 000 долларов. Они были представлены на американской бирже и куплены по цене от 3,5 доллара до 8,1 доллара. У меня мелькнула догадка, что Крис недоволен этой сделкой.
   Мэриан убедила Чэпмена не выжидать, пока цены начнут падать, а переключиться на привилегированные акции и на акции солидных коммунальных предприятий. Но едва за ней закрылась дверь, как он пустился в денежные спекуляции.
   Я вычеркнул «Консолитейтед Эдиссон», вписал «Уорвик петролеум» и уточнил сумму наличных денег. Последняя составляла теперь 12 741 с половиной долларов. Раскрыв «Майами геральд» на финансовой странице, я просмотрел мой список, сверяя его со вчерашним курсом при закрытии биржи. Теперь на счету Чэпмена было примерно 187 тысяч долларов. Я тихонько присвистнул. И из них 175 тысяч — наши!
   Я принялся раздумывать о том, куда мы поедем.
   Афины, Стамбул, Майорка… И где можно ловить рыбу — Новая Зеландия, Капо-Бьянко… С паспортами не будет никаких проблем. Мы ведь не будем беглецами, спасающимися от преследования.
   А впрочем, какая разница, куда мы поедем, лишь бы быть с нею рядом!
   Я отбросил эти мысли. Пройдет по меньшей мере месяц, прежде чем мы снова увидимся, да и у меня не такое уж чудесное положение, чтобы предаваться мечтам.
   Я вернулся к телефону.
   — Мне хотелось бы заказать еще один междугородный разговор. С Новым Орлеаном…
   — Хорошо, сэр! Какой номер?
   Я назвал номер и добавил:
   — Вызвать лично мистера Криса Лундгрена.
   — Подождите минутку у телефона, пожалуйста.
   Я услышал голос телефонистки фирмы «Уэбстер энд Эдкок», а потом раздался голос Лундгрена.
   — Крис? — спросил я. — Говорит Чэпмен! Как сегодня поживает «Уорвик»?
   — О, мистер Чэпмен! Доброе утро! Девушка сказала, что вы уже в Майами-Бич…
   — Верно! — лаконично отреагировал я. — Но как насчет «Уорвика»? Никаких признаков повышения курса? Вчера, как я вижу, цена была два и семь восьмых.
   — Н-нет… — произнес он без всякого энтузиазма. — Почти тоже самое. Никакого движения. Сказать по правде, мистер Чэпмен, я все-таки смотрю на это иначе, чем вы. Слишком велик риск…
   Значит, моя догадка была верна. Я быстро прервал его:
   — Но, черт возьми, Крис, где риск — там и доход! Все, что я имею, я получил только потому, что шел на риск. Я же не какая-нибудь старушка, которая покупает несколько акций «AT энд Т», чтобы на дивиденды приобретать корм для своей кошки! Господи, да при таких налогах что толку в моих доходах! Мне нужны основательные и крупные выигрыши!
   — Конечно, мистер Чэпмен. Но я не вижу никаких перспектив у «Уорвик петролеум». При здоровом рынке это была бы в лучшем случае удачная спекуляция, хотя я предпочел бы видеть вас на более плодотворной ниве! Но именно сейчас рынок переживает период неопределенности и перестройки, и нам стоило бы подумать о собственной безопасности. Сейчас у вас прочное и надежное положение везде, кроме «Уорвика», и я должен согласиться с миссис Форсайт…
   — Миссис Форсайт — не единственный знаток биржевого рынка, — прервал я его с раздражением. — И поскольку она от меня ушла, я не понимаю, какое отношение она к нам имеет. Но вот что я вам скажу: я так же не люблю терять, как и вы. Давайте избавляться от этих акций. Попробуйте выбить семь восьмых; ну, если этого не получится, снижайте до трех четвертей.
   — Отлично! — Он был явно доволен. — Думаю, это мудрое решение. Миссис Форсайт…
   — Да при чем тут миссис Форсайт, черт побери! — зарычал я, а потом сказал помягче:
   — Простите, Крис, вы хотели что-то сказать.
   — Я хотел сказать и спросить, не желаете ли вы вложить выручку от «Уорвика» в какое-нибудь солидное коммунальное предприятие, хотя бы ненадолго?
   — Нет, — ответил я. — Оставьте все наличными. По правде говоря, я тут присматриваюсь к кое-какой земельной собственности. Тут такой ажиотаж по поводу.., впрочем, это не важно. Так разделайтесь с «Уорвиком». До свидания.