«Ну что ж, снаружи ладно смотрится — осталось только глянуть, как оно все изнутри». Она хотела уже толкнуть ворота и въехать во двор, и тут твердая рука решительно ухватила поводья Ворона. Старший из гридней, Клёст, преградил ей дорогу и молча покачал головой. Не так, мол! И кивнул Твёрду. Тот лихо, прямо с седла перемахнул через забор и почти неслышно, по-кошачьи приземлился. Ловок!
   С конской спины было хорошо видно, как парень, осторожно, без шороха обнажив меч, обошел поначалу хозяйственные постройки, а уж затем, убедившись, что чужих нет, отворил дверь в дом. Исчез. Некоторое время Ярина тревожно вглядывалась в темный проем. Она вдруг поняла, что ее охраняют всерьез, и главное — неспроста! Женское сердце всегда заранее предвидит беду. Глядя на пустой двор и мрачно темнеющий вход в дом, она поняла — быть лиху!
   В этот самый миг Твёрд появился на пороге и крикнул:
   — Чисто!
   Ворота заскрипели, отворяясь перед всадниками и вьючными лошадьми, и Ярина вступила наконец в свое временное владение. Твёрд придержал ей стремя и помог сойти с коня.
   — Добро пожаловать, Ярина Богдановна!
   Она взглянула ему в лицо и отшатнулась. Темная тень скользнула через чистый юношеский лоб и страшным рубцом пересекла левую глазницу. «Боги Святые! Неужели и он?!» Парень заметил ее испуг, но ничего не сказал — погрустнел только, а Ярина опустила очи и неверной походкою прошла мимо него к крыльцу. Снова закружилась голова. «Ужель могучему Перуну не хватает воинов в его Светлой Рати? Почто хочет забрать и этого парня? Он же так молод! Зачем же торопиться ему вслед за отцом?» Неясно откуда, но она знала, что видела на челе Тверда тень смерти.
   Все-таки он справился. А может, это было просто везение. Обломок реи с датского драккара сунулся Сашке в руки, когда он уже почти захлебнулся. Пальцы намертво впились в твердое дерево, и следующая волна выметнула полумертвого человека на свой пенный гребень — «ЖИВИ, СМЕРТНЫЙ…».
   Водяные валы вскидывали Савинова вверх, как бык поднимает на рога неудачливого тореадора. Вскидывали и раздраженно швыряли вниз — «УМРИ, СМЕРТНЫЙ!».
   Руки заледенели и отказывались сжиматься, Сашка держался на одной лишь воле. «Хрена! — упрямо думал он, проваливаясь в очередную пропасть между волнами. — Не утону!»
   И снова — вверх-вниз, вверх-вниз, шальной всплеск волны — в лицо! Кажется, это продолжается вечно… Кашель раздирает горло. В глазах темно… Или уже ночь? Нет!
   Взлетая на очередной гребень, Сашка видел, как лучи солнца пронизывают толщу воды, делая ее похожей на жидкое зеленое стекло. А сам он, замурованный в этой изумрудной толще, был как мошка в янтаре. Железная мошка в зеленом янтаре.
   Солнце поджигает золотым пламенем гребень следующей волны. «Значит, на горизонте туч уже нет! Шторм уходит!» Савинов воспрял духом. «Теперь есть надежда! Правда, ветер гонит волны почти точно на юг. Значит, меня уносит дальше от берега, ведь мы перед штормом находились совсем недалеко от Борнхольма[96]… Это минус. Плюс — Балтика маленькая, если не замерзну насмерть, вынесет к славянским берегам… А вдруг вынесет еще кого-нибудь… Не может же быть, чтобы только я один выплыл…»
   Впрочем, ждать, пока его вынесет на побережье Поморья, Савинову не пришлось…
   Ярина едва успела чуть прибраться в доме и затопить печь, чтобы приготовить еду, как ей стало совсем худо. Тошнота подступила к горлу, ноги затряслись от слабости, и Ярине пришлось присесть на лавку, чтобы не упасть. Она сидела, тяжело дыша, привалившись спиной к бревенчатой темной стене, и ждала, когда перестанут плясать перед глазами болезненно яркие цветные пятна. «Да что же это со мною?» Ужасная слабость, охватившая все ее существо, могла быть началом некого неведомого недуга. Хотя Яра подозревала, что причина-то гораздо проще. Ведь в последние дни она почти ничего не ела. Может, и голова ее кругом идет просто от голода?
   «Надо бы поесть, — подумала девушка. — Разве можно себя так мучить. Вон уже все замечают, как похудела. Щек нету, а живот — ровно доска, твердый, будто и не женка вовсе. У мужей такие — плоские, с ровными выпуклыми клетками. Вот вернется Александр и смотреть не захочет на меня…» Ярина слабо улыбнулась этой мысли. Знала: муж станет любить ее, как бы она ни выглядела. Но жене даже для себя важно выглядеть справно — румяной быть да бодрой. А тут — кожа да кости!
   Пересидев головокружение, она осторожно поднялась с лавки и выглянула наружу. Солнце почти село. Лесные вершины темной зубчатой стеной темнели на фоне неба. Тихо. Даже ветер пропал, лишь мошкара радостно звенит. «И как это Всегорд, который сторожит за околицей, терпит этих маленьких кровопийц?» В конюшне, переступив копытами, фыркнула лошадь. Гридней нигде не видать: и вправду хорошо скрадывают! Ярина чувствовала, что они где-то рядом, но вот где? Появилось желание пойти поискать их, но она сдержалась и вернулась в дом.
   «Ну вот она, твоя желанная тишь. Что же с ней теперь делать?» Мысли сами собой перешли со своих забот на мужа. «Как он там? Здоров ли? Не заберет ли его чужой мир?»
   Ярина постелила себе на лавке и прилегла. В доме быстро темнело. Сквозь окошко, затянутое бычьим пузырем, проникали внутрь последние сполохи заката. Уснула она незаметно, и снилось ей, как она гуляет по лесу, а впереди, меж деревьев, то и дело мелькает Александрова спина. Она зовет его, но он почему-то не хочет ее подождать и уходит все дальше и дальше…

Глава 3
Среди волн

   Ваше благородие,
   Госпожа удача!
   Для кого ты добрая,
   А кому — иначе…
Булат Окуджава

 
   Откуда он взялся посреди штормового моря, этот проклятый драккар?
   С вершины волны Сашка увидел его черный, хищный силуэт на фоне заката. Парус просвечивал насквозь, и полосы на нем были заметны очень хорошо. Драккар под зарифленным парусом, идущий прямо к нему…
   Савинов огляделся в поисках укрытия. «Что за глупость! Какое может быть укрытие в открытом море… Но надо что-то делать! Если они заметят меня… Нет, только не плен! Я вооружен и…» Мысли прыгали, как гребешки волн, но на самом деле было ясно: даны кого-то ищут. Вероятно, своего вождя. Если догадка верна, то искать они будут усердно. И стоит им наткнуться на Савинова…
   Он прекрасно понимал, что сопротивляться не сможет. Уже сейчас тело почти не слушается. А что будет, когда его выволокут из воды? Скорее всего, он будет валяться, как медуза на песке, а то и попросту потеряет сознание… Отсюда следует, что на глаза «спасателям» попадаться нельзя.
   Драккар быстро приближался. Уже было хорошо видно, как по палубе «датчанина» снуют люди и что-то отблескивает в лучах заката. Сашка различал даже отдельные фигуры. Вот несколько человек столпились на носу, высматривая что-то в волнах. «Точно! Они ищут своего вождя! Да только зря стараются… В Вальхалле он! А может, и в аду, — черт его знает… Однако не пора ли нырять?»
   Даны были уже совсем близко, и Савинова пока спасало лишь то, что корабль данов был между ним и солнцем. Он подождал еще немного и, почуяв, что сейчас будет замечен, погрузился в воду с головой…
   …Потом Ярине почему-то приснилась вода. Целое море черно-зеленой соленой воды. Клочья облаков на безлунном ночном небе и яркие, острые звезды. Лес исчез бесследно, лишь одинокий ствол дерева служил игрушкой для волн. И Яра во сне остро почувствовала свое родство с этим безжизненным куском дерева, оказавшимся вдалеке от привычных мест, во власти враждебной стихии.
   Ярина удивилась: что может быть общего у нее с этой мертвой деревяшкой? Но чувство не проходило, наоборот — оно становилось все сильнее. И тут… «Это не плавник! Это обломок мачты! Александр!!!» И, будто в этом сне Ярине нельзя было произносить имя мужа, волны ринулись на нее бешеными псами и захлестнули. Она проваливалась куда-то в бездну. Пыталась вдохнуть, но воздуха не было. «Задыхаюсь! Дышать!» — билось в висках. Но сон неумолимо тянул ее на дно… Сон… «Сон! Это сон! Проснись, Ярина!» Она рванулась из последних сил и с судорожным вздохом открыла глаза.
   Сашка сумел вынырнуть и на этот раз. Обрывок каната, когда-то служивший для поворота рея под ветер, был крепко намотан на запястье Савинова.
   А ведь поначалу все шло неплохо. Драккар проходил буквально в полусотне метров. Света было еще достаточно, чтобы Сашку могли заметить. Он хоронился под обломком, изредка подвсплывая, чтобы глотнуть воздуха… Однако, всплыв очередной раз, Сашка глотнул вместо него холодной, соленой воды…
   Всякий, кто хоть раз в жизни захлебывался или тонул, знает, каково это. Внезапный удар волны. Вода наполняет рот и нос. Тело мгновенно слабеет. Легкие судорожно пытаются освободиться от попавшей в них воды. Ум мечется в панике: «Погибаю! Погибаю!» И если не совладать с паникой…
   Савинов совладал. Но потратил на это последние силы.
   Вынырнув, он, уже не скрываясь, уцепился за обломок и надсадно кашлял. Сашке казалось, что легкие сейчас вывернутся наизнанку. Хотелось заорать: «Стойте! Я здесь!» И пусть эти паршивые даны вернутся и заберут его. Пусть заберут, лишь бы не болтаться здесь, как дерьмо в проруби…
   «И чего я прятался? Это же не фашисты! В концлагерь не отправят, а свои не назовут предателем Родины… Вон Бранивоя как встречали из плена… А там можно выкупиться или бежать…» Мысли неслись вскачь, а какая-то маленькая, но очень крепкая частичка сознания Савинова смотрела на эти мысли с холодным любопытством.
   «Ах, вот оно как! Вот как, оказывается, все происходит! И ты такой же? Чуть поплохело — и в плен, строевым шагом! А ежели мешает мораль, уговорим себя: не ты первый, мол, не ты последний… Эх, „Герой“, шланг желторотый… Не фашисты? А про „кровавого орла“[97] слышал?»
   Сашке стало стыдно перед самим собой. И еще он разозлился. Злость придала ему сил, и Савинов приподнялся в воде, опираясь на верный обломок, чтобы оглядеться. Солнце село. Частые звезды, казалось, вонзаются в зрачки. Драккар ушел… Кругом темные гребни волн, правда, уже более пологие, чем раньше. И мучительно хочется пить. «Не смешно ли — посреди такого количества воды? А драккар все же ушел… Стоп! А это…»
   Черный борт корабля внезапно возник из темноты и навис над Сашкиной головой. Потом что-то с шумом рухнуло в воду. Крепкие руки схватили его и потащили куда-то вверх.
   В одном Сашка оказался прав — он действительно почти сразу потерял сознание.

Глава 4
«Неисповедимы пути…»

   В театре теней сегодня темно,
   Театр сегодня пуст.
   Ночные птицы легли на крыло,
   Выбрав верный курс…
Константин Кинчев

 
   «Беда! Беда приключилась!»
   Эта мысль возникла еще до того, как поутру Ярина открыла глаза. Она не знала, что случилось на самом деле. Но сон с корабельными обломками в бушующем море! Надо что-то делать!
   Яра чувствовала себя совершенно разбитой. Сон не прогнал усталость, а, наоборот, измучил. Но Ярина не могла просто взять и забыть о тревоге. Да и не выбросить из памяти грозно вздымающиеся водяные горы… Делать нечего, придется попытать счастья вновь. Может, удастся хотя бы узнать, жив ли?
   На этот раз даже начало оказалось трудным. Заговор Ярине прочесть пришлось аж трижды. Но наконец ей удалось воспарить над своим неподвижно лежащим телом и устремиться на закат. Становилось все темнее: солнце, нарушая свой вековечный обычай, не успев подняться из-за восходного окоема, погрузилось обратно. Навстречу полету Ярины катилась ночь. Волны моря мелькали внизу серебряной от звезд рябью. Ярина даже не сразу заметила темную тень на воде. Тень темнее, чем ночное море. Корабль! Но почему один?
   Не раздумывая, Яра устремилась вниз…
   Сашка открыл глаза.
   «… Почему так темно?.. Ночь? Или я ослеп?.. И где я?»
   Он помнил только, что даны выловили его таки из воды. «Кстати, вот еще загадка: как они меня нашли в такую темень, посреди моря?» Кроме этой загадки были и другие. Например, почему он не связан? Правда, нечто тяжелое довольно эффективно сковывало Сашкины движения. Судя по запаху и жесткому меху — звериная шкура. Скорее всего — медвежья.
   «Все повторяется! Первые мои ощущения в этом мире связаны с холодным купанием, теплой шкурой белого медведя и глотком меда… Сейчас присутствует два компонента. Мех и купание. А мед? Где мой мед?»
   Савинов попытался приподняться на своем ложе, чувствуя при этом, как оно летит куда-то в бездну. В животе — отвратительная пустота. Корабль трещит и скрипит, будто собирается немедля развалиться на части…
   И тут Сашка понял, почему так темно. Над его ложем кто-то заботливо натянул тент. «Что-то подозрительно заботливый пошел нынче дан. Ласковый, как сестра милосердия. Тент натянули, а сами снаружи мокнут… Чушь! Может, это не даны?»
   В этот миг у полога кто-то завозился, расшнуровывая клапан, а потом внутрь просочился бледный звездный свет и в открывшемся проеме возникла стриженная «под горшок» белобрысая голова. Сашка узнал бы ее из тысячи.
   — Рысенок!
   Стрелок кивнул и протянул Савинову что-то темное.
   — Выпей-ка, вождь! Здесь…
   — Мед, — продолжил за него Сашка. — Я выпью, а ты расскажи, где мы и что это за драккар…
   Рысенок кашлянул.
   — Какой драккар, вождь? Мы на «Медведе»… Ты что же, совсем ничего не помнишь?
   Спустившись ниже, Ярина сумела лучше разглядеть корабль и ужаснулась. Это, без сомнения, был «Медведь»: вон на палубе приметные мужнины придумки — пороки. Но что же произошло? Почему от мачты остался жалкий огрызок высотой всего в три человеческих роста? Где длинная рея, на которой поднимают парус? Теперь широкое ветрило просто привязано к мачте и закреплено на бортах. Сильный ветер надувает его, делая похожим на сорванный бурей шатер…
   Сорванный бурей… Не зря Ярине снился обломок мачты в волнах. «Медведя» сильно потрепало, но он плывет. Воины спят прямо на палубе. Седой кормщик все так же крепко держит тяжелое кормило… А где же Александр?
   Яра наконец заметила маленький навес рядом с мачтой. Возле навеса устроился спиной к борту Рысенок на пару с молодым, незнакомым парнем. «Раз стрелок здесь, значит, он — под навесом…» Ярина проскользнула под полог…
   Александр спал, накрытый тяжелой шкурой. Он показался Ярине очень уставшим и осунувшимся. И она, желая поддержать, коснулась его сна, как делала это раньше, еще в Западной стране…
   Все звуки куда-то пропали, и Ярине помстилось, что она вдруг оказалась где-то глубоко-глубоко под землей. Стена! Снова стена! Тишину, наверное, можно было потрогать руками. Попытка произнести хоть одно слово стоила неизмеримых усилий. Ярина попробовала — и отступилась. «Не выходит! Он не слышит! Мне не дозваться…» Не стоит даже пробовать, иначе, как в прошлый раз, ее унесет прочь неведомым вихрем…
   Любимый совсем рядом. Темнота — не помеха. Можно разглядеть каждую черточку лица, морщинки в уголках глаз, шрамик на щеке, густые ресницы, твердо сжатые губы и сурово сдвинутые брови…
   «Что-то снится ему? Может, переживает: как я там? А я здесь. Но он не слышит… Почему? Неужели его так тянет за Кромку? Как же быть?»
   Ярина явственно ощущала, что стена между ними стала толще и прочнее, чем в прошлый раз. Но это значит… «Нет!!!» Гнев вдруг всплеснулся в сердце, поднялся волной. Гнев на злую долю, что пытается разлучить их, гнев на собственную слабость. «Нет! Не может так все закончиться! Не верю! Не хочу! Не оставлю так! Должно получиться! Может — хитростью? Как-то подать знак?»
   Она с горечью вспомнила, что не властна здесь над вещами. Будучи бесплотной, Ярина не в силах сдвинуть весло или даже поднять маленькую деревянную ложку. Вот и в первый раз: ведь это Рысенок отворил перед ней двери в горницу, где лежал раненый Александр. Иначе она не смогла бы войти… «Погоди-ка! — сказала она себе. — Рысенок! Ведь он-то не спит…»
   Яра стремительно выскользнула из шатра.
   — Рысенок!!!
   Весин вскинулся, вытаращив от удивления глаза. Его левая рука вновь сотворила оберег от темных сил. Как и в прошлый раз, увидев действие знака, он сразу успокоился, улыбнулся и тихонько сказал:
   — Здравствуйте, Ярина Богдановна! Давно что-то вы к нам не заглядывали… А Олександр-то Медведкович спит сейчас. В воде холодной долго пробыл… Ну да худшее позади уж…
   Яра скользнула ближе, и молодой воин, что сидел рядом с Рысенком, вдруг встрепенулся и начал озираться по сторонам. Видимо, что-то почувствовал. Ярина с удивлением поняла, что воин этот — девушка!
   Захотелось спросить о ней у стрелка, но силы уже на исходе, и скоро волей или неволей, а придется возвращаться назад. Значит, надо поспешить.
   — Выручай, Рысеночек! Воеводу твоего силы злые за Кромку утянуть хотят! Не слышит он меня совсем! Подскажи, что делать, — ты ведь не прост, многое видишь…
   — Вот оно что! — Рысенок полез пятерней в волосы. — А я-то гляжу: сам не свой Олександр Медведкович! Вот откудова злые ветры дуют!.. А почто его тянет туда, ведомо ли?
   — Да как же… — И Ярина принялась рассказывать.
   Как ни странно, но наутро Савинов почувствовал себя почти в норме. «Неужели такое купание — и пройдет без последствий? Чудеса!» Ничего не болело, только руки и ноги слушались плохо. Будто отлежал…
   Сашка весь изматерился, пытаясь одеться. В конце концов это ему удалось, и штаны с рубахой были побеждены…
   Выйдя наружу, Савинов остановился, ошеломленный увиденным. «Впрочем, чего ты ожидал? Нас же накрыло — дай Бог! Странно, что вообще на плаву остались… Хотя с таким огрызком вместо мачты далеко не уедешь. Надо что-то придумать…»
   Он поковылял на корму. Ратимир приветствовал его взмахом руки. Голова седого варяга была обвязана тряпицей, сквозь которую проступали бурые пятна. Сашка кивнул на повязку и спросил:
   — Когда это тебя?
   Кормчий глянул на него с сомнением, будто подтвердились его худшие предположения.
   — Прав весин, ничего ты не помнишь. Волна, видать, тебе память отшибла.
   Сашка нахмурился:
   — Да что вы все загадками разговариваете? Ну не помню, так расскажи!
   — Отчего ж… Как нас в первый раз накрыло, волна сбила меня с ног. Кормило мотнулось — и прямо в лоб мне… Ты же подскочил, помог подняться, и мы вместе стали лодью носом к волне поворачивать. А потом нас накрыло второй раз. И смыло тебя… Воины к тому времени все крючья уже порубили, и драккар, что с нами сцепился, пошел ко дну… Потом мы гребли, ставили запасной парус. А посреди ночи Рысенок завопил, что чует тебя в волнах…
   — Понятно… — Савинов помолчал. — Много народу потеряли?
   — Нет, Медведкович. Вот если б не твой приказ держаться да сбросить брони — половина б утопла. Никто ведь ничего и сообразить не успел. В самый-то разгар боя… Потеряли всего шестерых, да с десяток человек поранено. И утонуло трое… Кстати, у нас полон. Пятеро данов, что у нас на палубе оставались, не успели обратно перескочить. Их счастье, а то бы утопли с остальными… Эти пятеро работали вместе со всеми, и на веслах, и с парусом.
   — Значит, по Правде, придется их отпустить, — решил Савинов. — Или, ежели захотят, взять в дружину… Куда сейчас правишь?
   Ратимир, прищурившись, посмотрел на солнце, встающее слева по корме.
   — Ночью ветер переменился, а то можно было на Волин пойти. Ольбард давно там, наверное. А нам придется в Рерик возвращаться. Ветер теперь туда, а с таким парусом только по ветру и ходить.
   Сашка усмехнулся про себя: «Действительно», однако вслух произнес другое:
   — Обломок реи, с которым я плавал, за бортом остался?
   — Нет, воевода, тебя ведь от него не оторвать было. Так вместе и выволокли…
   — А раз он здесь, почему бы нам не вернуть его на подобающее место? Обломок реи на обломке мачты — глядишь, и с парусом управляться понемногу сможем.
   Ратимир озадаченно поскреб в затылке:
   — И то верно! Как же это я проглядел…

Глава 5
Проба крыла

   Смотри мне в глаза,
   Мне нужен твой взгляд.
   Сегодня я способен дать бой,
   Сегодня я трезв.
   Я говорю тебе:
   Сделай шаг.
   Пока деревья спят,
   Ты можешь верить мне…
Константин Кинчев

 
   К полудню волнение на море почти успокоилось. Но ветер задувал неплохо. Искалеченную мачту «модернизировали» по Сашкиному проекту, и «Медведь» пошел быстрее. И это было совсем неплохо, потому что в шторм исчезло несколько бочонков с пресной водой и еще в нескольких вода оказалась подсоленной.
   Савинов проверил запасы продовольствия и попытался сделать расчет на оставшиеся два дня пути. Как закончил, к нему подошел Рысенок. По всему видно — хочет сообщить нечто важное.
   — Что у тебя?
   — Тут такое дело, — парень чуть замялся, подбирая слова, — я… В общем, Ярина Богдановна мне привиделася…
   — Когда?!
   — Да вот пока ты, Медведкович, спал, она и приходила.
   — И что? Она сказала что-нибудь? Здорова ли? Да не молчи ты!
   — Сказала: тянет тебя за Кромку. Сказала: можешь совсем уйти…
   — Почему же она ко мне не пришла, не сказала сама?
   — Не слышишь ты ее… — тихо сказал Рысенок. — Уж очень крепко держит тебя Кромка. Я думал: то думы твои… А вот оно как. Она ведь пыталась, звала… Не долетают ее слова…
   — Но ведь раньше я слышал! — Савинов вдруг понял, что ему страшно. Он тут носится, как дурень с писаной торбой, со своим выбором, а выходит, выбора уже и нет!
   — То раньше, Олександр Медведкович… Раньше совсем другое дело было. Ты лучше припомни: что случилось после того, как поранили тебя? Ведь тогда я тоже видел жену твою, Ярину Богдановну, как она ночью к тебе беспамятному приходила. Я ж тогда на страже у двери стоял, узнал ее да впустил… У нас дома многие так могут: кудесники или женщины-большухи, которые в роду старшинство имеют. Мать моя так же делала, когда отец на охоте пропал…
   «Так все-таки не сны это были! — На душе от этой мысли стало теплее. — Не сны… А что случилось с тех пор…» И Савинов вспомнил. Впрочем, тут и вспоминать нечего! Единственное, что было ну просто из ряда вон, так это когда его выбросило в Тот мир прямо с борта лодьи, посреди шторма. Наверное, это оно и есть — то самое усиление «тяги Кромки»! И если рассуждать логически, дальше будет еще хуже…
   — Ну и что присоветуешь? — мрачно спросил он.
   — Не знаю я, воевода, что тут присоветовать… — Рысенок почесал белобрысые патлы, испачканные оружейной смазкой. — Насчет Кромки — то дело твое. Я об этих вещах мало знаю. Хотя наш старый кудесник, сказывали, мог оттуда людей возвращать. Значит, как-то противиться тяге этой можно… А насчет того, что жены своей зова не слышишь, так, может, у нее просто сил недостает. Исхудала вся — видать, нездоровится ей… Может, ты сам позовешь? Глядишь, и вскроется стенка-то?
   — И как звать? — быстро спросил Савинов. Рысенок с сомнением посмотрел на него: не шутит ли воевода? Ужель сам не ведает?
   — Давай рассказывай, — подбодрил его Сашка. — Я и ваши методы, способы то есть, знать хочу. Чтобы не разминуться с ней где-нибудь в горнем Мире…
   Объяснение, видимо, парня устроило, потому что он деловито и обстоятельно принялся излагать свою методику. Она оказалась на диво простой. Садишься или ложишься так, чтобы тебе никто не мешал. Неплохо, чтобы рядом была вода, в которую можно глядеть, или костер, хотя можно использовать и облака и звезды. Садишься и вслушиваешься в себя, пока не услышишь каждую жилку и самые малые токи крови. Тут главное не уснуть, а смотреть на помощника, то есть на воду, огонь или ветер, и дать ему унести себя туда, куда желаешь. Занятие это опасное, поэтому неплохо сказать заговор или заклятие, чтобы стихия не занесла куда-нибудь за тридевять земель. Но если Силы много, тогда достаточно просто держать перед мысленным взором место, куда хочешь попасть, и человека, которого зовешь.
   — Значит, так. Сажусь в затишке, прислушиваюсь, потом представляю себе наш двор в Белоозере…
   — Нет-нет! Зачем в Белоозере? Да я ведь не сказал тебе… Ярина Богдановна с братом своим Жданом в Ладогу подалась. Надеялась, видно, что ближе будет к тебе и услышишь ты ее. И мы никак мимо Ладоги не пройдем! Вот вы пораньше и встретитесь…
   — Погоди-ка… Как же быть? Я ведь там никогда не бывал. Кто знает, где они остановятся?
   Рысенок в первый раз за весь разговор улыбнулся.
   — Так ведь, воевода, Силы тебе не занимать, коли бурю прогнал! Просто думай о жене, держи в мыслях — и донесет тебя к ней в единый миг.
   — Вот как… Ну, спасибо тебе, брат! А больше она ничего не просила передать?
   — Да вроде все я сказал… Видно, любит тебя крепко! У нас вот обычаи иные: жены сами мужей выбирают, и ежели какая вот так места себе не находит, значит, люб ей охотник до беспамятства. Бори, воевода, тягу ту! Сильнее бори! Верит она тебе. Ждет.