выложит он все, что думает, еще посмотрим, как себя гипофет после этого
разговора будет чувствовать! А то повадились, видите ли, Вечный Странник то,
Вечный Странник се - а вот выкуси!.. Так застращать надобно, чтоб дюжину
дюжин раз подумал: что Киммерия России? И что Россия Киммерии?..



    25



...так я похвалю и такой вкус, когда щи с сахаром кушать будут, чай
пить с солью, кофе с чесноком, и с молебном совокупят панафиду.

Александр Сумароков.
Предисловие к трагедии "Димитрий Самозванец"

Его длинные, прямые, закрывающие уши волосы все еще не были прорежены
ни единой серебряной нитью, но оставались светлей, чем кожа - кожа
вест-индского креола с острова Доминики, немного отливающая коричневым,
немного синим, почти черная - не кожа настоящего негра, но... кожа
чернокожего. Возраст его был тем, что с трудом и натяжкой называют "от
сорока до пятидесяти", хотя выражение глаз, чуть зеленых, чуть голубых,
порою могло ввести собеседника в обман, убавляя их обладателю два десятка
лет или же прибавляя. Он был профессионально сдержан, и восторг выдавала
лишь левая рука: пальцы с беспокойной нежностью гладили кожаный переплет
рукописной книги, полученной, пусть через секретаря-посредника, но не от
кого нибудь, а от законного императора Всея Руси (и Далеко Не Только
Таковой, как рисковали писать немногочисленные заграничные газетчики из
числа претендентов на обладание чувством юмора).
- Его Величество также сообщает вам, что рад будет принять вас в
неофициальной обстановке завтра в двадцать два ровно, в резиденции "Царицыно
- 6". Это довольно далеко, так что машина для вас и вашей супруги будет
подана в двадцать сорок пять. Костюм по вашему выбору, но ни смокинг, ни
фрак... нежелательны. Государь хотел бы принять вас в домашней обстановке. -
Секретарь сложил руки перед собой и слегка кивнул, давая понять, что никаких
иных сообщений для господина Долметчера нет, а подарок сделан именно сейчас
для того, чтобы к завтрашнему ужину гость изучил и оценил его.
Прославленный ресторатор отлично знал дипломатический протокол, он
ухитрился встать на сотую долю секунду раньше, чем дьяк-секретарь. Приглашен
был ресторатор с супругой, тогда как царь, вопреки упорным и порою даже
истерическим требованиям со стороны народа, оставался холост: о его прежнем,
гражданском и к тому же бездетном браке, никто не вспоминал. Всем было
отлично известно, что бесплодием государь не страдал: по меньшей мере один
его беспутный незаконный сынок уже больше десяти лет пребывал в удалении от
двора в роли уездного губернатора. Даровав Ивану и свою фамилию, и отчество,
царь тем не менее лишил его права передачи титула "великого князя" по
наследству, и оба "Ивановича", Гавриил и Михаил, бегали по родной вилле с
титулами князей Аудешитанских - даже титула князей Мальтийских пожалел царь
для приемных внуков. Впрочем, власти губернатора все-таки хватило на то,
чтобы переименовать виллу в "Архангельское", тут он отца обставил: не
поспоришь, имена у внуков были архангельские.
Давешняя гражданская жена царя, Екатерина, видимо, вполне была довольна
нынешним своим положением царицы Американского Царства Аляска: мужу, царю
Иоакиму, она подарила двух дочерей, а следом и наследника, - будущего, надо
думать, царя Иоакима Второго. Император ограничивался поздравлениями, визит
в столицу Аляски, Ново-Архангельск, нанес только раз, дабы убедиться, что
все там правильно и крепко, английский язык бесповоротно переведен на
кириллицу, а государственные посты заняты потомками креолов с русскими
фамилиями, - чисто по-русски посидел вечер за большой бутылкой с аляскинским
царем, погулял по набережной Баранова, в местный "Доминик" глянул только
через дверь и улетел в Москву: нечего российское время тратить, если и без
него тут порядок. Да и Кате, похоже, свое доцарское положение вспоминать
лишний раз не хотелось. А подарки Аляски возил в Москву царь Иоаким, бывший
Джеймс, иной раз дважды в год, иной раз ежемесячно. Он-то был всего лишь
царь, он не экономил. Уж какая там из Аляски империя, всего-то втрое больше
Калифорнии площадью.
Впрочем, о том, что император скуповат, знал весь мир. Тем выше ценил
Долметчер нынешний подарок, загадочный сборник рецептов приготовления
змеятины, переплетенный к тому же в змеиную кожу цвета спелой лососины, - а
узоры змеиных кож, хоть и по складам, ресторатор был обучен читать с
детства. Впрочем, в свите его и по сей день состоял глубокий старик
Марсель-Бертран Унион: в давние годы он служил в ресторанах Доместико
вышибалой, позже исполнял обязанности чрезвычайного и полномощного колдуна,
а в последнее время годился уже только в консультанты по вопросам тайных
знаний великой религии вуду; впрочем, тот, кто обозвал бы старика дармоедом,
был бы с одной стороны - не прав, с другой - обречен, ибо во гневе старик
все еще мог наколдовать кучу неприятностей.
Но не тому, кому был предан телом и душой, не своему знаменитому
хозяину. Хотя одна шестьдесят четвертая часть крови Долметчера и не была
истинно креольской (подпортил родословную пращур из крымских татар), отчего
ресторатор не мог быть посвящен в последние таинства родной религии, в
высшие ее жрецы, Унион по первому требованию раскрыл бы ему все
сокровеннейшие секреты и тем обрек бы себя на вечные муки в чешуйчатых лапах
загробных тонтон-макутов. Но, к счастью для всех заинтересованных сторон,
никакими подобными секретами Долметчер не интересовался, а много лет был
увлечен лишь собиранием неизвестных кулинарных рецептов, каковые среди
главных и сокровенных тайн вудуистов не значились. Сам Унион много лет
питался одними сухими вафельными трубочками да тонкими ломтиками вяленой
айвы, иные яства были ему строго запрещены во избежание селезеночных
трансмутаций, что не мешало ему объезжать весь мир в свите хозяина, оказывая
ресторатору неоценимые услуги. В частности, письмена змеиной кожи были для
старика одним из любимых видов развлекательного чтения - эдакая вест-индская
Агата Кристи, выражаясь популярно.
Доместико Долметчер не особенно был привязан к родному острову,
главное, что связывало его с ним, содержалось в названии принадлежащих ему
ресторанов в разных частях света - все до единого назывались "Доминик", - и
тот, что в Сан-Сальварсане, и тот, что в Ново-Архангельске, и тот, что в
Екатеринбурге. В Москве ресторан с таким названием Долметчер открыть не
решался, хотя в перспективе, конечно, подумывал - однако царь допускал
чуждые инвестиции в русскую экономику весьма неохотно.
Долметчер возвратился из приемной государя в гостиницу "Яр", где
останавливался в Москве всегда, разве только в первый приезд гостиница эта
звалась как-то иначе, не то "Золотой кoлос", не то "Золотой колoсс" - у
пресс-секретаря записано, как именно, но спустя столько лет уже неважно -
как. В углу снятого ресторатором этажа, в двухкомнатном "люксе" с наглухо
занавешенными окнами коротал часы зябнущий даже среди жаркого московского
лета колдун. Долметчер вошел к нему и без единого слова выложил на
журнальный столик государев подарок.
Старик недоверчиво осмотрел книгу со всех сторон, напялил сильные очки
для близоруких, и осмотрел в них книгу еще раз, после чего достал бинокль,
перевернул и снова глянул на книгу: ему требовался еще и вид издали. Глаза
Униона то щурились, то округлялись. Долметчер встревожился: ну, как текст
змеиной кожи окажется слишком труден и чтение повредит здоровью
экс-вышибалы? К счастью, дело было не в этом.
- Рецепты, конечно, подлинные, восходят к временам хазар, чья мудрость
общеизвестна и сопоставима разве что с нашей. Мне думается, эти кушания были
бы исключительно вкусны. Но, к сожалению, тут лишь полтора рецепта, а
первый, записанный целиком, относится к вымершему виду змей: во всяком
случае, я еще ни разу не встречал рецепта приготовления мозгов скитала
исполинского. О змеиная мудрость! Хранить в письменах кожи запись рецепта
приготовления собственных мозгов для императорского стола! Но боюсь, что
скиталы все-таки вымерли... Неужели придется вызывать их призрачную плоть?
Тут придется использовать маргарин мечты, яд хитрокозненности - насытит ли
все это желудок тела? Да и где бы мы ныне нашли семь сортов соды?
- Дорогой учитель, эта книга и без тайнописи содержит около тысячи
рецептов приготовления змеиного мяса, она позволит нам наконец-то открыть
для посетителей дегустационный зал "Анаконда" на улице Кироги, - и я
надеюсь, мы сумеем приспособить рецепты приготовления мяса вымерших змей к
современным нуждам и возможностям. Жаль, если скиталы вымерли
окончательно... Может быть, хотя бы некоторым удалось избежать этой участи?
Унион закрыл глаза, прижал подушечки всех десяти пальцев к переплету
книги, долго молчал, затем ответил:
- Да. Одному удалось. Жив до сих пор. Но он настолько стар... Да и
последний к тому же... Мы с ним в чем-то сродни... Согласитесь, дон
Доместико - целое море соуса не сумело бы сделать меня съедобным!..
Унион перевернул книгу. Выражение лица его переменилось: теперь он
ощупывал небольшой кусок переплета, явно принадлежавший другой змее. Кусок
был не больше одной десятой от общей поверхности кожи, пошедшей в дело, но
был другого цвета, к тому же совершенно не похож на остальную часть: его
испещряли мелкие черточки, впрочем, выцветшие.
- Невероятно! - пробормотал Унион. Долметчер откинулся в кресле и
терпеливо ждал, его квалификации определенно не хватало, он и вставку-то эту
в переплет не заметил. - Позвольте! Начало оборвано, а дальше совсем ясно:
"Всем был прекрасен принц,
и чертами лица, и сложением тела,
и мощью чресел, и мудростью помыслов,
одним лишь отличался он от людей:
вместо пупка была у него золотая гайка.
Рос принц понемногу,
приходили мудрецы ко двору отца его шаха,
но никто из них не знал секрета -
зачем всемогущий Аллах, мир ему,
содеял чудо, что вместо пупка
у принца - золотая гайка.
И огорчался принц,
когда юные шемаханские девы,
лаская его нежными перстами и устами,
ощутив неземную прохладу и жар его тела,
жаждали ласкать также и его пупок,
а находили лишь странную,
ни с чем не сообразную,
пусть даже и золотую гайку.
И когда слышал принц вопрос:
"О мой повелитель что это?.." -
чресла его слабели, дух тоже падал,
и он отсылал шемаханских дев... "

- Отсылал?.. - с интересом спросил Долметчер внезапно смолкшего
колдуна. Тот искал по корешку продолжения и недовольно шевелил губами.
- Тут не сказано, куда отсылал. Впрочем, ладно, вот какой-то кусок
дальше:
"И когда принц миновал
полчища рыкающих львов Катхиявара,
он вступил на Малабарское побережье Индии,
где, как он знал, его должны встретить
полчища разъяренных и голодных лоном
малабарских красавиц, которых ему
предстоит или победить,
или обмануть иным способом,
и лишь тогда вожделенный берег
заветной Тапробаны..."

Долметчер перестал слушать: кажется, помимо змеиного рецептурника он
теперь получил еще и сверхплановую шахерезадную ночь. "Чего только эти змеи
на себе не пишут: нет бы объяснить, с чем их лучше подавать - с молодым
лучком или с юным пастернаком, с черемшой, а тут все про одно
несъедобное..."
- Дальше ничего нет. Есть ли возможность найти оставшуюся часть
переплета? Возможно, ее хранят в своих библиотеках местные графы, герцоги,
бароны, виконты, или даже видамы? - вдруг оборвал свое чтение колдун.
- Нет уж, на фиг, на фиг, как, думаю, выразились бы в этом случае...
графы, герцоги и остальные. - Долметчер хотел взять книгу у колдуна, но тот
вцепился в переплет мертвой хваткой, давая понять, что покуда не прочтет
книгу целиком - не отдаст. Ресторатор нащупал в кармане жилетки серповидный
ножичек для вскрывания устриц и решил пойти на крайние меры. Собственно, в
отношениях с вудуистами никакие иные меры обычно не годились.
Резать книгу было жалко, но она требовалась для дела - и срочно:
Долметчеру полагалось к завтрашнему вечеру прочесть ее и дать о ней отзыв, -
похождения же Принца Золотая Гайка сюжета для разговора с императором не
сулили, к тому же нынешние границы Южной Армении, добровольно вошедшей в
состав Российской Империи, были слишком близки к Катхиявару и прочим районам
Западной Индии: эдак подашь царю идею, а завтра Иран без выхода к морю
останется, а там и еще что-нибудь случится, - уж по крайней мере за перевод
языка хинди на кириллицу Долметчер нести ответственности не хотел. Нет, он,
конечно, мог подложить другу-покровителю гремучую змею - но уж никак не в
постель, а разве что на тарелку. То же можно сказать и о свинье. На
угождении клиенту Долметчер давно собаку съел. Эдакую Вилю-Баскервилю.
Взмахнув ножичком, Долметчер одним движением вырезал книгу из
переплета. Колдун притих, бумага ему, видимо, только мешала, осторожно
разложил осиротевший переплет на журнальном столике и углубился в руны. А
ресторатор унес к себе в "люкс" (в другом конце коридора) собственно
рецептурник, и углубился в тонкости профессии. До сих пор ему он знал лишь
около десятка рецептов приготовления змеятины. На первой же странице книги
рецептов было десятка два - и ни одного знакомого.
Долметчер читал допоздна, потом сбросил с ног меховые полусапожки и
задремал прямо в кресле. Много сна ему не требовалось, да и ел он мало, не
любил этого занятия вне искусства. Народы, устраивающие чемпионаты по
обжорству, вызывали у него легкую брезгливость, хотя, - что поделаешь, - по
долгу политической своей службы всем господам сразу, приходилось стряпать и
для таких народов. И далеко не худшее это было из того, чем приходилось
заниматься Доместико Долметчеру.
Москва, которую Долметчер не очень-то любил, тоже по большей части
спала, но далеко не вся. В самом разгаре была игра за сотней столов
знаменитого казино "Мускус", где кроме привычных блэкджека, покера, канасты
и фараона можно было попытать счастья и в знаменитые "Тринадцать поросят",
лицензию на которые владелец "Мускуса" откупил эксклюзивно для всей России.
Игра эта, учебник которой выдавался бесплатно каждому новому посетителю
"Мускуса", была настолько сложна, что шанс надуть даже самого ловкого крупье
просто лез в глаза. Неделя, две, три изучения шестисотстраничного пособия -
и новичок смело входил в двери "Мускуса", рассчитывая, что раз уж он -
блондин, да фамилия у него заканчивается на гласную, да сядет он лицом на
запад, да день недели сегодня нечетный, в названии месяца есть буква "я",
луна в Скорпионе, снег пойдет едва ли, плюс еще триста-четыреста
модификаторов - и выигрыш ему обеспечен. Чаще всего так и случалось,
выигранные империалы сгружались в фирменные портфели "Мускуса", а охрану
казино обеспечивало вплоть до размещения денег там, где укажет клиент (хоть
в банке "Устричный", хоть в чемодане под тахтой - без разницы), а газеты
трубили наутро о новых убытках "Мускуса". Однако до следующего подобного
сочетания выигрышных модификаторов могло пройти не одно столетие, о чем
выигравший в "тринадцать поросят" начинал подозревать лишь к концу взятого в
"Устричном" кредита. Казино процветало, и сорок девять процентов прибыли
уносилось на счет малоизвестного отставного полковника с украинской
фамилией. Остальные проценты делились между сотнями акционеров, одним из
которых, не стыдясь, признавал себя молодой предиктор Гораций Аракелян. Но
кроме императора да нескольких с потрохами купленных
техников-компьютерщиков, никто не знал, что патент на изобретение этой игры
принадлежит именно Горацию.
Как всегда чисто, но неохотно выбритый, в неизменном ненавистном
галстуке и в привычной шелковой рубашке, слегка раздавшийся в талии Стасик
Озерный вступил в зал "Тринадцати поросят" в то самое мгновение, когда
Долметчер скинул с левой ноги сапожок и откинулся в кресле. Рабочая ночь
Озерного только начиналась, крупье смотрели на него как на едва знакомого -
хотя у каждого в эту минуту между лопаток стекала струйка холодного пота.
Озерный знал правила "поросят" настолько досконально, что мог бы закрыть
игру на любом столе в неполный час: хотя Гораций и придумал эту игру, но
учебник по ней сочинил именно Озерный, и лишь он сам знал - на какой ее
странице таится не тринадцатый, а страшный четырнадцатый поросенок, отпрыск
мохнатого и беспощадного вепря, сеющий страх и отчаяние одним своим
появлением: а ну как ретроградный Меркурий в сочетании с Цербером в Псах
увеличивает стоимость каждой красной восьмерки вдвое, - это крупье помнили
не хуже таблицы умножения, - но Харон, проклятый спутник Плутона, вошел
нынче в Рака, и удвоенную стоимость предстоит делить натрое, а из-за Черной
Луны в сердце Солнца окажется, что это и не восьмерка вовсе, а двойка -
вспотеешь!.. Или еще какая-нибудь небесная пакость влияет на монопольные
Е.И.В. Мануфактур игральные карты, брошенные нынче на зеленое сукно? Можно
было, конечно, прервав игру, набрать номер Сусана Костромича, платного
консультанта "Мускуса", но кто ж не знал, что Озерный и Сусан в одной сворке
ходят, и помимо точного знания насчет положения Харона вынырнет еще
какая-нибудь корова через ять, из-за коей все ставки полетят в тартарары?
Нигде в мире поэтому не рисковали начать игру в "тринадцать поросят": один
визит Озерного разорил бы любое казино. В него, конечно, стреляли. Но Сусан
одним глазом глядел в небо, другим - в дела напарника, и тот вечно
оказывался предупрежден загодя, так что впору было открывать для
покушающихся на Озерного отдельное кладбище. А за всеми этими спинами маячил
и вовсе невозможный человек, государев предиктор Гораций - акционер казино
"Мускус", как раз входившего к этому часу в полный вкус поросячьей игры. Ибо
раньше половины первого Озерный не приезжал: тут все было, конечно,
схвачено, но поди не присмотри одну ночь, и все тринадцать поросят взмоют в
распахнутое небо, обернутся чудищами и сделают отсюда ноги, копыта и все
модификаторы.
Впрочем, пусть изредка, но имелась у Озерного возможность встретиться с
Горацием, а Гораций часто виделся с государем, Сусан же ненароком мог
попасть в поле зрения (или в ресторан во время гастролей, скажем, в Париже)
Долметчера, а Долметчер ежедневно посещал Марселя-Бертрана Униона; но ни при
каких обстоятельствах эти люди не могли бы собраться вместе, лишь одно
существовало у них общее - ночь, простертая над Москвой. А в ней было так
много интересного и без них - чего стоили одни только синемундирные
гвардейцы на серых в яблоках и белых лошадях, объезжавшие Кремль; чего
стоили круглосуточные бистро, где уж хоть лапши-то с грибами под сто грамм и
серенаду Шуберта на губной гармонике, всегда можно отхватить за сущие
копейки; чего стоили тащившиеся из аэропорта "Шереметьево-3" цистерны,
прозванные в народе "осьминожниками", - в них каждую ночь доставлялась в
Москву морская живность с Бермудских островов, которым решительно нечем было
заплатить за русский газ и русскую нефть, кроме как осьминогами,
каракатицами, трепангами, мидиями и мясными барракудами!.. Блистали также и
лучи прожекторов на стройплощадке в том самом месте, где некогда можно было
от перил обозреть Москву с Воробьевых гор: теперь строился тут никогда не
воплощенный в жизнь храм архитектора Витберга в честь победы России над
войсками Наполеона. Впрочем, много было в Москве строек и помимо этой:
империя переживала наконец-то экономический бум, тот самый, о котором так
долго блеяла коза Охромеишна, неизвестный миру точнейший козий Нострадамус.
Ночные строители почему-то считали своим профессиональным блюдом осьминога,
тушеного с сахаром. Никто уже давно ничему не удивлялся. Но за хорошим
вкусом все-таки следили, а гарантом хорошего вкуса в России выступал
государь. Высказал кто-то в газете мнение, что мало России двуглавого орла,
нужен трехглавый - и пошли споры. Шуму было!.. Особенно по телевизору. А
потом сказал государь, что третья голова хороша только для Змей-Горыныча,
всем прочим это вроде как соли в кофе насыпать - и кончились споры, осталась
Россия о двух головах.
"Филе Змея-Горыныча требует известной ловкости и тренировки" - произнес
голос с кавказским акцентом, и Долметчер проснулся. Книги он не дочитал и до
середины, а на часах было утро, и чашка кофе, сваренного женой, уже стояла
рядом на столике. Жена сидела напротив и допивала свою чашечку. Долметчер
любил и жену, и кофе. Жену - всегда и как угодно, а кофе - только на завтрак
и по-доминикски: с солью. Ни в одном из ресторанов такого не подавали, и
никто, кроме прекрасной Лаппорос Долметчер, не умел его правильно готовить.
Долметчер, путь к сердцу которого с утра пораньше лежал через кофейник, в
этом пункте был однолюбом. Конечно, попроси император угостить его любимым
напитком, он не отказал бы императору, но надеялся., что император, как
белый человек, истинно тонкого вкуса все-таки лишен, а потому не попросит. И
боялся, что зря он надеется: уже много раз действительность слишком даже
превосходила любые его, самые тайные, надежды.
Цветом кожи Лаппорос напоминала хорошую греческую маслину: так и
хотелось положить ее в коктейль. Но дальнейшие аналогии могли увести
ресторатора во фрейдистские образы, глубоко ему чуждые, и он, поцеловав жену
взглядом, вернулся к суровой материи жизни: углубился в змеиный рецептурник.
К трем часам дня книга была дочитана, к четырем - Долметчер уже выбрал
десяток наиболее эффектных рецептов, чтобы ненавязчиво предложить их
императору в любом из своих ресторанов. И Доместико, и Лаппорос готовы были
съесть две трети каждой гадюки - если государю будет угодно угоститься
остальной ее частью. А "питоновый балык" Долметчер готов был приготовить
хоть сегодня. Дайте питона! Выньте из Красной Книги - и дайте.
В половине девятого Долметчер был готов полностью: глубокая уверенность
креола в том, что элегантней метрдотеля в природе никого нет и быть не
должно, в полной мере иллюстрировалась его костюмом: однако же приглашает
император не метрдотеля! Дипломат воспользовался сложной комбинацией нового,
весьма дорогого материала "чертова кожа" с вошедшими в моду в этом сезоне
темным шелком и светло-серым галстуком. Запонки пришлось по той же моде
ввинчивать - тяжелые, платиновые, с брильянтами, хотя можно бы и с топазами,
прием все-таки неофициальный, и такой же заколкой украсить галстук.
Брильянты - в точности такого размера, чтобы не казаться искусственными.
Хотя хрен их знает - может, на самом деле это топазы? В любом варианте
годится: только не царские рубины, на этом можно и без головы остаться,
невзирая на дружбу и дипломатический иммунитет (которого, кстати, у
Долметчера в России не было: Павел упразднил этот обычай как идущий вразрез
с русскими традициями). Трудно все же выдумать дипломатический костюм для
ресторатора. Одно хорошо, что прием в "домашней обстановке" как бы позволяет
явиться вовсе без галстука. И даже небритым. Но борода у креола-мулата росла
плохо, клочками, а поэтому брился он иной раз и по три раза за день.
Лаппорос... Лаппорос... О, она тоже была одета. Лучше, изящней, чем
Долметчер. Только черное и белое Ресторатор поймал себя на мысли, что не
помнит, где он, собственно говоря, нашел себе жену. Помнит, что в своем же
ресторане. И уже давно. А когда? А в котором из?.. Вспомнить, конечно,
можно, но... пора ехать к императору. Лаппорос, как и самого Долметчера,
порой спрашивали - зачем она красит кожу: ясно ведь, что она белая. Лаппорос
весело смеялась и объясняла, что родилась сразу крашеная, и с тех пор никак
не может отмыться от этого вопроса. Не было случая, чтобы разговор тут же не
закончился. Ну, а чернокожий ЗИП последней модификации, на эфирном топливе,
тронул от "Яра" и понес супругов на север. Мимо "Сокола", влево по
Волоколамке, потом еще куда-то, куда-то и, наконец, еще куда-то.
Усадьбу "Царицыно-6" Долметчер признал с первого взгляда: прежде она
носила название "Архангельское" и располагался в ней, кажется, музей, однако
император конфисковал для своих нужд не только поместье и дворец, но и титул
Юсуповых: как говорили в народе, что, мол, ежели появится новый Распутин, то
титул этот достанется кому-то сходу, чтоб знал новый Юсупов, чем дальше
заниматься. Ну, а переименовал усадьбу из-за гнусных происков незаконного
сына; негоже царю иметь "Архангельское-2", или даже "Архангельское-1", раз
уж необратимо (из-за Мишки и Гаврюшки) существует еще одно. Кстати, всем
сплетникам отчего-то было хорошо известно, что именами незаконных внуков
император недоволен в высшей степени. Ну, признай он внука Гавриила - кто в
перспективе станет наследником престола? Будущий царь Гаврила? Еще не
хватало...
Стол в маленькой угловой гостиной был накрыт на троих; над столом
оказалась нелепая французская картина позапрошлого века - "Опыт
электрического месмеризма", с маэстро в пудреном парике и падающими в
обморок девицами: неаппетитный сюжетец. "А что, "Натюрморт с арбузом" лучше
тут смотрелся бы?" - укорил себя Долметчер. Император сам решает, что ему
потребно для аппетита, да и сядет к этой картине наверняка спиной...
Что немедленно и сбылось, - властитель пятой части планеты был без
галстука, в рубашке и в джинсах. Впрочем, если б он вышел в индейском пончо,