Кавеля, либо Кавель Кавеля? Это же не киммерийский вопрос, а русский - ради
этого вопроса люди у Киммерии молясины покупают, на этом вопросе вся наша
экономика стоит, нам не до него - покуда на молясины спрос есть. А спрос
растет с каждым годом, офени даже стали на грыжу иногда жаловаться, а этого
не было раньше. Впрочем, при Евпатии никто себе трех японских телевизоров за
одну ходку тоже представить не мог. Раньше офеня что к нам тащил? Кофе. Чай.
Муку на куличи. Изюм-коринку на глаза печеным жаворонкам. От нас - пушные
товары шли. Семга. Лососина. Сиг. Ну, еще точильный камень. Безделушки
резные. А теперь - одни молясины, да еще сами с рисунками приходят.
Косторезы разбогатели. Предлагают мне звание Почетного Костореза. Приму:
термос дадут бесплатный, из мамонтового бивня. Буду с ним на работу ходить,
чтобы квас всегда горячий... Но все-таки: зачем бобрам знать: Кавель Кавеля,
или наоборот?"
Гаспар Шерош, единственный в Киммерии Почетный Бобер, не знал ответа на
этот вопрос. Не знали его и простые бобры, не почетные. Знали бы - не
спрашивали бы. А во Внешней Руси с тем же вопросом мыкались не бобры, а
люди. Ответа не предвиделось (хотя верующие знали, что по пророчеству ответ
будет обретен внезапно, как "Дзын-нь!"). Спрос на молясины рос. Все более
высокими куличами могли похвастать на Пасху киммерийские хозяйки.
Гаспар достал из кармана два крашеных яйца - синее и желтое.
Перекрестился, ударил одним яйцом об другое. Желтое треснуло. Гаспар очистил
его, съел и снова перекрестился, а скорлупу спрятал - не забыть положить под
иконы, как жена велела. Так в Киммерии делали всю пасхальную неделю. Жаль,
запить было пока нечем - в Почетные Косторезы Гаспара обещали принять только
на Красной Горке.
"Как время-то летит!" - подумал Гаспар, разглядывая двух золотых рыбок
на монументе Евпатия Оксиринха. Именно золотой рыбкой в минойском слоговом
алфавите записывалось слово "Виктория". Ну, а их у Евпатия было две.
Длинным свистком из верхней форточки размышления Гаспара были прерваны:
жена ждала его к ужину. С грустью сложил академик записки. Как же много
всего еще не было записано! Если бы старуха Европа не тратила свою жизнь на
сны - она, быть может, успела бы кое-что записать.
Но дура она старая, эта Европа.



    9



Владыко мой! К чему сии доносы?
Что в них завертывать?

Николай Лесков. Соборяне

- Вам давно не говорили, что вы старый дурак?
Анатолий Маркович Ивнинг, уже скоро пятый год бессменно управлявшийся с
делами Его Императорского Величества Личной Канцелярии, обращался с этой
фразой к своему платному конфиденту уже третий раз за аудиенцию, так что
Хохряков мог ответить точно: последний раз старым дураком его назвали минут
тому назад десять, одна-две плюс-минус.
- И в этом словосочетании слово "старый" прошу не считать
оскорбительным, это лишь констатация вашего трудового стажа на поприще,
которое указано вторым словом.
Они беседовали в кремлевском кабинете Ивнинга, единственном месте, где
стояла чудовищно дорогая глушилка для подслушивающих аппаратов. В России
таких и не делали, их собирали креолы вручную в Ново-Архангельске при дворе
царя Иоакима. Само собой, для Старшего Друга, для России, там делали все
самое лучшее. Но почти все глушилки государь забрал в личные покои. Ивнингу
досталась только одна, да и ту, видимо, могли в любой миг отнять. Новые
люди, которыми окружил себя государь, тоже хотели всевозможной защиты.
Государь следил за тем, чтобы они были хорошо защищены, - конечно, от всех,
кроме самого государя. А какая может быть защита от верховного дьяка
Кремлевского приказа, он же управляющий государевыми делами? Впрочем, данный
разговор до поры до времени был секретом даже от государя. Неизвестно ведь
еще, что из всего этого выйдет.
Уже пять лет прошло с коронации, уже отпраздновал весь мир сорокалетие
Белого Царя, но не светило даже малой надежды на то, что государь подарит
стране законного наследника. Ибо жениться он хотел на одной-единственной
женщине, и только эту женщину ни секретные службы, ни личная сеть агентов
Ивнинга найти не могли. Что хуже всего - это точно известный факт, что когда
она пропала - носила она под сердцем сына царя, до рождения всего-то месяц,
кажется, оставался. Ну, наследник получился бы "привенчанный", однако со
времен Петра Алексеевича ничего плохого в таком наследовании никому не
виделось: привенчанная дочь Петра, Елисавета, и по сей день числилась в
народе большой любимицей, упокой Господи ее любвеобильную душу, а другая
дочь, Анна, была матерью Петра Третьего, родного дедушки государя Александра
Павловича, который один только и обеспечил нынешний престол России законным
владетелем. Ну, проживет нынешний государь даже еще сорок лет. Даже
пятьдесят. А потом что? Опять самозванцы?
Самозванки на роль "временно отсутствующей невесты" царя, княжны
Антонины, появлялись регулярно. Однако государь даже не уделял им внимания,
все женщины делились для него на две категории - "невеста", будущая
императрица, мать наследника, будущего императора Павла III Антонина - и
прочие, причем для выяснения "подлинная" очередная Антонина или нет,
всего-то и нужно было снять телефонную трубку и спросить. Нет, вовсе не царя
спросить, а спросить Горация Игоревича; неизменно получить "Анатолий
Маркович, что вы меня все от дела отрываете? Не даете играть... Нет, вовсе
не Антонина..." Ивнинг с грустью отключал связь. Ну что стоит человеку,
видящему будущее, просто и ясно сказать: где потенциальная императрица?
Знает ведь небось... И ведь во что играет? Или на чем играет? Даже этого
знать не положено, потому как прямой приказ царя имеется: "Гораций Игоревич
мне сказал все, что мне нужно. А вам - все, что нужно вам. Так что не
предиктора спрашивайте, а Тоню мне найдите. Где? А вот где есть она,
уважаемый, там и найдите..." Ивнинг хорошо знал, что такие приказы государя,
да и всей его семьи, исполняются всегда. И еще вчера он понятия не имел о
том, как такой приказ исполнить. Сейчас начинала маячить кое-какая надежда.
Не очень ясная. Но те кусочки, что принес Хохряков, кое-какую надежду
сулили. Хотя какую?..
- И вот, Геннадий Павлович, мы с вами приехали туда, откуда начинали.
Вы принесли нечто. А где вы это нечто взяли - объяснить не можете.
- Отчего же! - не в первый раз, видимо, отбрыкнулся собеседник, - Все
мое казино, все казино имени великого Федора Михайловича Достоевского, может
подтвердить... Весь партком...
Ивнинг вынул из ларца на столе большой бильярдный шар: старинный,
кремового цвета, под мамонтовую кость, и подбросил на ладони.
- А шаров вы покупаете за один раз - шестьсот. Или все-таки восемьсот?
Кто, скажите, в вашем казино за последний месяц крупней всех продулся?
- Его высокопревосходительство генерал-губернатор Южной Армении...
Прилетал из Ново-Сейшельска...
Ивнинг слегка поперхнулся. В эти дела он предпочитал не лезть - он
вообще, как всякий нормальный гей, то есть по-русски - голубой, был
пацифистом. Разницы между двумя вариантами ислама он не понимал, и в толк не
мог взять, почему западный вариант такового признан в Империи чуть ли не
второй, "резервной" государственной религией, тогда как восточный -
анафематствован всеми мыслимыми способами. А вот следствие по делу о
бильярдных шарах передоверить было никому нельзя. Если только все это не
страшно премудрая подделка, похоже, впервые имелся какой-то пригодный к
оперативной разработке след пропавшей Антонины.
Следов на стежках-дорожках нынешней Российской Империи было слишком
много, никакая виртуальная гончая, мифическая Виля-Баскервиля не унюхала бы
на них след одного отдельно взятого человека. Чего только не случилось в
мире и в России со времен коронации императора! Орбитальная станция
"Москва-сортировочная" уже третий год висела в небе на геостационарной
орбите, и год назад император лично на ней побывал в сопровождении канцлера.
Император лично написал курс русской истории для шестого класса российских
гимназий. Император ввел закон о всеобщем и полном альтернативном высшем
образовании. Император одобрил постройку понтонного моста из Владивостока на
Гавайи. Император ликвидировал статус Санкт-Петербурга, Екатеринбурга и
Паульбурга (бывшего Кенигсберга) как городов, превратил их в города-спутники
Великой Москвы, - как и орбитальную станцию ("Москва-Орбитальная"), -
собирался проделать то же самое еще с десятком городов. Император то,
император се...
А совсем недавно, вопреки всякой логике, царь даровал независимость
Армянскому Царству. Два дня весь мир гадал на кофейной гуще, что бы это
означало, а на третий день генерал-полковник Аракелян уже стоял в
Эль-Кувейте в приемной у растерянного шейха с грамотами, гарантирующими
маленькому государству полную защиту и от персов, и от иракцев, ибо ровно
половина - западная и, конечно бoльшая половина - бывшего Ирана теперь
именовалась Южной Арменией. Аракелян спешил заверить, что никаких претензий
к кувейтским мусульманам (разумеется, только к суннитам) ни один человек во
всей Федерации Всех Армений претензий иметь не будет вовеки. Сперва никто
ничего не понял, но спутники всяких промышленно-переразвитых держав
подтвердили: ни Турция, ни Ирак, ни Кувейт больше не имеют общей границы с
Ираном. Ибо граничат они с новым государством - Южной Арменией,
расположившейся на большей половине Западного Ирана, со столицей в древнем
армянском городе Исфагане, - и с Западной Арменией, которая, в свою очередь
с юга защищает границы Священной Армении. Ирану, так и быть, пока позволили
существовать в границах восточней Исфагана и Йезда. Все иранское побережье
Персидского залива называлось теперь Армянским. А залив предполагалось с
общего согласия российского императора и царя Южно-Армянского Тимона Первого
переименовать в Армянский. Столицей новорожденной Западной Армении ко
всеобщему ужасу оказался Трапезунд, мимоходом откушенный у Турции, - но это,
как выяснилось, временная мера, лишь до тех пор, пока древняя столица
Армении - Ани - не будет перестроена в современный сейсмоустойчивый город.
Еще через два часа Тимон Первый присягнул на верность Российскому императору
и вернулся в Москву (не из Трапезунда вообще-то, а всего лишь с подмосковной
дачи, но это мелкие детали). Царь Западной Армении Грант Первый находился на
пути в Трапезунд, и от него никто ничего хорошего не ждал, ибо никто не
знал, кто он такой. А император милостиво разрешил недовразумленным персам
(проживающим на территории Южной и Западной Армении) пока что пользоваться
армянским алфавитом. Пока. Пока для персидского наречия не будет сложена
правильная кириллица...
"Тегераном больше, Тегераном меньше..." - кошмарные эти слова
принадлежали кому-то из южноамериканских президентов, в том смысле, что,
мол, далеко эта страна и не нас касается границами. В самом же Тегеране
фраза звучала страшненько. Куда девалось полстраны? - спрашивали себя шах и
его правительство. "Ты еси муж сотворивый сие!" - грозно рявкали на него из
Парижа духовные лидеры запрещенных разновидностей ислама. А как дело было
осенью, то спустя неделю Норвежский Нобелевский комитет присудил русскому
царю свою премию, а царь пожертвовал ее на восстановление разрушенного
Тегерана. Ужас подобного жеста дошел до народов лишь тогда, когда со
спутников проверили и убедились: Тегеран цел. Пока что. Но уже есть фонд на
его восстановление... Ну, а духовное управление персидскими мусульманами
правильного толка было теперь размещено в уездном городе Касимове Рязанской
губернии. Император ведал, что творил, делая именно такое забытое Аллахом
место, как Касимов, духовным центром персидских суннитов. Царь - историк:
это знают все. А кто еще не знает - "Тегераном больше, Тегераном меньше..."
Нет, ничего не подумайте, но мало ли какие бывают... стихийные бедствия.
Южная Армения признала себя частью Российской Империи. Западная тоже,
хотя позже. Северная, "Священная", почему-то осталась независимым
государством. Притом нейтральным, лихие газетчики немедленно назвали ее
"Закавказская Швейцария". "Гораздо лучше!" - откомментировал русский царь.
Но отдыхать в Армению пока что так и не приехал: ни в Священную, ни какую
другую. Отдыхать царь ездил в какое-то село на Брянщине, а чаще проводил
одинокие дни в пустом мемориальном особняке в Староконюшенном переулке, где
под ветками старой латании установил скошенную глыбу светлого мрамора, на
ней же написал золотом: "Здесь я был счастлив". Поглядел на этот камушек с
неделю, матернулся, велел убрать к чертовой матери - пошлятина! И
сфотографирует еше какая-нибудь сволочь... В особняк никого не пускали. Но
Анатолий Маркович слишком хорошо знал - что такое мокрые от слез щеки
железного императора, проведшего час-другой в этом доме. Иногда царь даже
напивался там. Впрочем, через день-другой, получив от Ивнинга SOS, прилетал
из дружественного Ново-Архангельска седеющий царь Иоаким, и император на
какое-то время обретал душевный покой. Не было покоя одному Анатолию
Марковичу Ивнингу; он обязан был найти царскую... м-м-м, невесту.
Спасало только то, что придворный предиктор, младший брат отрекшегося
царя Южной Армении, искать Антонину велел, но с нахождением - не торопил.
Царю он явно сказал на этот счет что-то такое, чего Ивнинг не знал, но путем
некоторой экстраполяции дьяк понял, что если уж сам царь не знает, где его
наследник, то покусители на здоровье наследника (и жизнь, пронеси Господи!)
уж и подавно ничего не знают. Или же предиктор сказал что-нибудь другое. Или
вообще ничего не сказал... Но меры-то принимать надо?
Царь в последние годы творил на Руси иной раз вещи как бы безобидные,
но совершенно непонятные. Мало того, что он запретил всю живопись художника
Репина и приравнял ее к в уголовном кодексе к сексуальной эксплуатации
малолетних, он давно убрал с Триумфальной площади памятник великому
пролетарскому поэту Маяковскому - но теперь перелил его в памятник своему
собственному любимому писателю, точней, писательнице - Тэффи. "А фер-то ке
мне было с ним делать? Смотреть противно" - только и отрезюмировал царь.
Лишь потом репортеры обнаружили, что царь умудрился перелить не простой
памятник, а гранитный. На ближайшем брифинге пресс-секретарь царя,
темнокожий краснобай из Вест-Индии, сообщил, что таинствами вуду давно
освоено переливание гранитных форм одна в другую. В данный момент изучается
вопрос о переливке известной горы Казбек в иные, более совершенные, более
удобные для туризма формы. На вершине горы Казбек предполагается установить
гранитный памятник известному подвижнику и просветителю Российской империи,
ее Вразумителю, известному в народе как Старец Федор Кузьмич.
Когда в мире "Тегераном больше, Тегераном меньше", Восточному Ирану
оставлен только узенький выход в море через Белуджистан, послы трех десятков
важнейших государств уже подобрали себе особняки под посольства в Трапезунде
и даже в Исфагане - пусть русский царь делает со своим Казбеком что хочет,
пусть хоть вовсе скомкает его и выбросит, ведь не курит! Ивнингу было не до
того. Но вот мелочи, мелочи - из них кое-что путное могло сложиться. Как
вот, например, из обрывков, числом одиннадцать, неизвестной газеты "Вечерний
Ким..." (остаток названия утрачен), в которые оказались завернуты бильярдные
шары из мамонтовой кости, закупленные столичным казино имени Достоевского,
хозяином которого числился купец первой гильдии, член партии с
тридцатилетним стажем Геннадий Павлович Хохряков. Именно его обозвал старым
дураком Ивнинг трижды в последние полчаса, и собирался еще обозвать,
чтобы... чтобы не был таким старым дураком, чертов дурак старый.
Бильярдные столы в этом казино большой роли не играли, бильярдный зал
выполнял роль курительной комнаты, куда можно зайти на часок перед тем, как
пересесть за "любишь-не-любишь", а потом если есть еще что проигрывать -
можно идти с Зал Славы Достоевского, ставить на черное и красное, даже еще
на какое-нибудь, если таковое отыщется, - все одно уйдешь из казино без
копейки. Именно этим было славно в Москве казино имени Достоевского. В нем
не выигрывал никто и никогда - поэтому посетители валили в него валом. Даже
Гиннес бесплатно поставлял в него свой бессмертный черный напиток: ну не
лестно ли потом иметь право написать на этикетке: "Наше пиво пьют у
Достоевского!" Народ пил - и, понятно, проигрывал еще больше.
- Так вот, два обрывка газеты из доставленных вами одиннадцати -
бесполезны, это одно и то же, стопку одинаковых газет разорвали разом и
завернули шары. Из девяти других большинство отдает неумной мистификацией,
однако на двух обрывках имеются куски рубрики "На родных островах". И
выходит так, что "на родных островах", в доме известного камнереза Романа
Подсе... - фамилия оборвана - живет, воспитывается и пребывает в добром
здравии известный всему городу знаменитый ребенок по имени Павел, чья мать,
Антонина, тоже неизменно пребывает в добром здравии. Ребенок растет
нормально и обнаруживает любовь к засахаренным каштанам. Из чего анонимный
читатель делает вывод, что это может подорвать добрые отношения с... - убить
вас надо, с кем? Дальше нет ни слова! Сволочь, сволочь, сволочь!
Ивнинг сорвался на крик. Он стоял, опираясь кончиками пальцев на стол
(о том, что это киммерийская поза вежливости, знать он не мог) и на одну
ногу (вторая была короче, оттого он как аист ее слегка поджимал). Предиктор
уже сказал ему по поводу упомянутой в газете Антонины: "Да, да, та самая.
Чего волнуетесь? Чего играть мешаете?" - и отключил связь.
- Значит, имеем: в городе Ким... живет невеста императора Антонина и
его будущий законный наследник, император Павел Павлович, растет нормально и
любит засахаренные каштаны! И после этого вы утверждаете, что в вашем казино
никто не выигрывает?
- Никто... - честно прошептал Хохряков. - Выиграть можно, но это очень
дурная примета, и выигрыш немедленно следует проиграть, все так и
поступают...
- А на бильярде? - Бильярд - олимпийский вид спорта... У нас только для
отдыха... При буфете, там курить можно...
- А что, в других местах курить нельзя?
- У нас везде курить можно, милости просим, засахаренные каштаны всегда
есть, из Парижа спецрейсами доставляем...- отчаявшийся Хохряков полировал
лысину носовым платком так, словно занимался шлифовкой крупного драгоценного
камня.
- Генуг трепаться, как говорит радиостанция "Голос Слобожанщины". Где
вы покупаете эти шары? Откуда газета? Если ответите на эти вопросы, выйдете
из кабинета просто так. Если нет - то выйдете несколько иначе. Не просто
так.
Под креслом Хохрякова раздалось журчание. На черном паркете стала
собираться дымящаяся лужица. Анатолий Маркович Ивнинг был известен как
человек, совершенно лишенный сентиментальности: он слишком за многое
отвечал, от хорошего настроения каждого из членов Августейшей семьи до
здоровья одиннадцати черных морских коньков, которых царь держал в своих
аквариумах вместо общепринятых золотых рыбок. К рыбкам был приставлен
специальный главный гиппокампист России, знаменитый Николай Васильевич,
которого западные рейтинги неизбежно включали в десятку самых влиятельных
людей России. Не царь, конечно, не канцлер, не предиктор, не Ивнинг и не
митрополит Крылатский и Свибловский Фотий. Эти пятеро всегда первые. Вторые
пять зависят от поставленных перед прессой задач. А задачи ставят люди
разные, когда Ивнинг, когда канцлер, а когда и сам император. У секретаря
совета по проблемам экономической рациональности - своя пресса. И свое
царство, экономическое, в него никто не лезет. Но Боже мой, какие же ему
приходится давать взятки, чтобы не попасть ни в один рейтинг! Король
молочный, король пивных и винно-коньячных... Чуть ли не владелец
контрольного пакета акций американской корпорации "Макрохард"... Хохол
чертов... Антисемит проклятый, морда его жидовская - даже в его службах
никто не знает ни про какой "Ким..." Нет бы порадеть своим же!.. Знай дарит
ежегодно царю на день рождения морского конька - и оба довольны. А за
нелегальное разведение морских коньков в уголовном кодексе статья есть.
Тьфу!.. Ненавижу бильярд ваш и вообще всю дурь игроцкую!
Все эти мысли строчкой пулеметной очереди пронеслись между ушами
Ивнинга, - серого вещества там было все-таки немало, иначе не усидел бы он
за последние пять лет в своем кресле.
- Я готов купить все имеющиеся шары на бильярдном рынке! Оплатить из
личных денег... Достоевского! Возможно, мы найдем иные фрагменты газеты
"Вечерний Ким"! - Хохряков почти сполз с кресла, почти стоял на коленях.
- Да провалитесь вы с "Вечерним"! Мне наследник нужен!
- ВАМ?
Человек, произнесший последнее слово, неслышно вышел из-за гардины,
скрывавшей одну из бесчисленных потайных дверей Кремля. Человек был
редковолос, курнос, лоб его был высок и немного морщинист. Одет человек был
в костюм для верховой езды, хотя кроме любимого бронированного мерседеса он
никогда и ни на чем не ездил.
- Это не вам нужен наследник. Это мне нужен наследник. Приятно,
любезнейший, что вы все-таки нашли его. А вам наследник совсем ни к чему.
Даже мне не нужен ваш наследник. Вы мне и так годитесь.

Ивнинг стоял по стойке смирно, руки по швам. Хохряков - тоже. Однако
из-за того, что давно сполз с кресла, по стойке смирно он стоял на
четвереньках, задрав голову к внезапно появившемуся императору. Тот, в свою
очередь, подошел к столу, небрежно бросил на него тонкую книгу в черном
коленкоровом переплете, сделал шаг в сторону.
- Ознакомьтесь, Толик. Вам будет очень полезно узнать, какое дерьмо
работает в качестве осведомителей в вашей конторе. И примите меры, чтобы
никаких больше бильярдных притонов бардачного типа.

Император столь же неслышно вышел - правда, через основную дверь.
Ошарашенный Ивнинг прочел заглавие книги. "Занимательная Киммерия". Ах, вот
что такое "Ким..."! Получается - "Вечерний Киммерия..." или как-то так, это
потом. Ивнинг ногой нажал на кнопку под столом. Гвардейцы появились
немедленно.
- Камера десять, - распорядился он, не глядя на Хохрякова. - И
пригласите... дознавателей.
Когда воющего Хохрякова увели, Ивнинг включил микрофон. Пресс-секретарь
довольно долго не появлялся, потом кратким гудком дал знать, что готов
принять официальное сообщение для прессы.
- Такого-то... какое там сегодня, проставьте. Известное казино имени
Достоевского сегодня ожидает новых гостей. Новый директор и владелец казино,
генерал-губернатор Ново-Сейшельска Порфирий Гордеевич Каламабарда лично
надеется, что никогда более репутация этого заведения не будет запятнана
сомнительной славой дома, "где разбиваются сердца" и где никто не
выигрывает. Конец сообщения.
В кабинете появился новый гость - точней, трое. Первым был знаменитый
Николай Васильевич, двое других были простыми рабочими. Под руководством
гиппокамписта они внесли и установили на письменный стол Ивнинга высокий
аквариум, в центре которого шахматной фигуркой висел черный морской конек.
- Подарок Его Величества, - почтительно сказал гиппокампист. Рабочие
вышли. Морской конек не двигался.
Ивнинг потрясенно переступил с длинной ноги на короткую.



    10



Помни, все хорошо, пока не становится плохо.
Эрнест Хемингуэй. Райский сад

В дверь на кухне постучали: четыре одинаковых удара. У того, кто сейчас
стучался в дом Подселенцева, похоже, была незаурядная нервная система. Доня
все же для спокойствия приоткрыла не дверь, а разговорное окошко. Беседы не
последовало: в щель вбросили кусочек картона с надписью по-русски:
ПОЛ ГЕНДЕР
СЕКСОПАТОЛОГ
Доня прыснула в кулак. Ну и гость пошел нынче!
- Вы подождите, я узнаю, - крикнула она в окошко и побежала узнавать у
старших - к кому такой странный гость. Хотя за прошедшие годы каких только в
доме гостей не перебывало!.. Старшими - из числа "вольных" обитателей дома
на Саксонской, понятно - для нее были все, кроме очень юного Павлика. Но и
гость, надо думать, пожаловал не к нему. В гостиной Доня нос к носу
столкнулась с Федором Кузьмичом и обрадовалась: пришел врач к врачу.
Федор Кузьмич на визитку и смотреть не стал, сказал просто:
- А что, зови. Мало ли какое дело у человека. Нужды разные бывают.
Проводи ко мне, в угловую.
Гость, впущенный Доней, был для киммерийца невысок, даже просто низок
был гость - на вершок, много на два выше Дони, - маленького роста киммерийцы
встречаются очень редко, надо сказать. Словно для того, чтобы казаться выше,
он носил нигде уже давно не модную прическу ежиком, к тому же имел нос
пятачком, а под носом носил аккуратную щеточку усов, и лишь пальцы выдавали
в нем киммерийца. Доня затворила за гостем дверь в покои Федора Кузьмича и
невероятным усилием погнала себя на кухню: просто ужас как хотелось
подслушивать.
- Рад познакомиться, - сказал обитатель комнаты, даже не делая попыток
приподняться от столика с неоконченным пасьянсом. - Рад буду узнать, чем
могу быть полезен. И рад киммерийскому прогрессу: я не знал, что здесь есть
сексопатологи. Присаживайтесь.
Гость присел и по местному обычаю положил кончики пальцев на край
стола. Он не удивился, что хозяин комнаты не стал знакомиться с его визитной