– Здравствуйте, – говорю я – Вы – Анатолий? Я вам звонил насчет репетиции…
   – Да, помню, помню. Группа «Угроза жизни», да? Ну, проходите, давайте, сейчас ваше время пойдет.
   Мы идем за ним по коридору, упираемся в дверь, обитую дерматином. Анатолий отпирает ее ключом.
   – Так, поскольку вы здесь в первый раз, объясняю все популярно. Туалет – в конце коридора. Курить только там. На базе – никаких сигарет, алкоголя тоже быть не должно. Вы пришли репетировать, а не пить…
   – Даже пиво нельзя? – спрашивает Глеб.
   – А пиво – это что, не алкоголь?
   – Для кого‑то пиво – как вода.
 
   Глеб и Леха стоят у окна в туалете. Они курят, стряхивают пепел в жестянку. Я выхожу из кабинки, открываю кран, подставляю под воду руки.
   – Офигительно у нас получается, – говорит Леха. – Просто душа поет.
   – Да, прет, как надо. – Глеб улыбается во весь рот. – Только три часа – это мало. Что ты сделаешь за три часа? Я раньше в одной блюзовой банде играл – у нас репы были по ночам. Снимаем базу на ночь, ящик пива, шмаль, когда есть – и блюзуем потом. Вот это я понимаю…
 
   Анатолий сует мятые сотни в карман.
   – Ну как вам, ребята, понравилось здесь?
   – Нормально, – говорит Глеб. – Если б еще комната побольше была…
   – Ну, какая уж есть – расширяться здесь некуда. А вам, собственно, что за проблема? Вас же трое всего… Неужели не помещаетесь?
   – Не, пространства всегда маловато. – Глеб улыбается. – Музыка все заполняет!
* * *
   Небо над Комсомольским проспектом синеет. На ступеньках Дворца молодежи чуваки и девчонки пьют пиво. Я и Настя выходим из кино «МДМ на пуфиках».
   – Наркотики – гадость, – говорит Настя.
   – Смотря какие. В легких наркотиках нет ничего плохого. Это ничем не хуже, чем водка.
   – Как ты можешь такое говорить? Наркотики есть наркотики. Ты принимаешь любое количество, и твое сознание изменяется. А водки можно выпить чуть – чуть – и вообще ничего не почувствуешь.
   – Ты рассуждаешь, как врач. Это родители тебя агитируют?
   – А при чем здесь мои родители? Не надо их, пожалуйста, трогать.
   – Нет, просто странно. Слышать такое от тебя…
   – Если странно – можешь не слушать. У тебя интересная логика. По – твоему, употреблять наркотики, водить компанию с грязными панками – это нормально, а жить нормально, учиться, думать о будущем – это стыдно. Я тебя не понимаю, перестала вообще понимать.
   – А ты попробуй понять – может, получится…
   – Я и пытаюсь… Но что‑то не очень выходит.
   Мы идем по проспекту. Навстречу – парочки и компании молодежи. Все веселые, кто‑то пьет на ходу коктейли и пиво. У меня настроение мрачное – Настя меня напрягает. Не только тем, что сейчас говорила, а вообще – своими повадками и понятиями. Иногда мне с ней хорошо, а иногда не хочется видеть ее вообще. Скоро год, как мы с ней встречаемся, и сначала все было отлично. Потом я уехал в Америку, и мы писали друг другу «эсэмэски» и «мэйлы», и скучали друг по другу, и ждали момента, когда увидимся снова…
   – Саш, а скажи мне честно… Тебе правда нравится то, что ты делаешь? Твой музыкальный проект…
   – Я уже говорил много раз, что нравится.
   – Ну, все меняется. Может, тебе было нужно самовыразиться. Может, у тебя был период такой…Ведь в жизни бывают моменты… Кто‑то начинает заниматься альпинизмом, кто‑то чем‑то еще…
   – Ну, это разные вещи – музыка и альпинизм.
   – Это я так, для примера… Просто, мне это кажется чем‑то таким… Я тебе говорила уже… Для грубой неотесанной молодежи, для пэтэушников…
   – Мало ли, что может казаться? Вон ты вообще слушаешь техно, и я тебя никогда насчет этого не стебал.
   – А что здесь такого? Вся молодежь слушает техно. Хорошая танцевальная музыка.
   – Именно так – «вся молодежь». И ты тоже хочешь, как все?
   – Да нет, ничего я не хочу. Но если мне нравится…
   – Вот и мне моя музыка нравится.
   – А мне – моя.
   – Твое техно – развлекательная жвачка для людей с тупыми мозгами. Для тех, кому на все наплевать, кому не хочется думать.
   – Музыка вся развлекательная. Это такой же продукт, как сникерс или кола. Не надо только говорить, что у рока или у панка есть глубокий смысл.
   – У некоторых групп он есть.
   – Ну и у техно – групп тоже.
   – Ладно, с тобой бесполезно спорить.
   – И с тобой тоже.
* * *
   – Давайте, значится, передохнем, – говорит Глеб.
   Он снимает бас – гитару, ставит на подставку. Леха продолжает что‑то настукивать.
   – Перестань молотить! – кричит Глеб. – И так уши заложило. База какая‑то левая, бас вообще не звучит.
   – Да ладно, не так уж и плохо, – говорю я.
   Леха вылезает из‑за барабанов, подходит к окну. За желтыми деревьями – соседний дом и кусок улицы. Я окручиваю крышку у бутылки воды, делаю долгий глоток. Глеб протягивает руку, я даю ему воду. Леха подходит к столу в углу, выдвигает ящик, сует в него руку, достает бутылку без этикетки. В ней – немного прозрачной жидкости. Леха поворачивается к нам, улыбается.
   – Коллеги, кто‑нибудь желает присоединиться?
   – Нет, спасибо, – говорю я. – И тебе не советую тоже. Мало ли, что там внутри?
   Леха откручивает крышку, нюхает.
   – По моим ощущениям, вроде, водочка…
   – А если нет?
   – Ты меня обижаешь, Александр. Этот напиток я всегда определю по запаху.
   Леха пьет, высоко закинув бутылку, проливает на стол. Он морщится, улыбается, кладет бутылку на место.
   – Ладно, давайте играть, – говорю я. – Время тикает.
 
   Анатолий заходит в комнату.
   – Все, ребята, осталось пять минут. Следующая группа ждет… А что за запах такой, а?
   – Наверно, водкой пахнет, – улыбаясь, говорит Леха.
   – Какой еще водкой? Что за шутки такие?
   – Ну, у вас там, вроде, была…
   Анатолий подходит к столу, выдвигает ящик, достает пустую бутылку, смотрит на Леху.
   – И ты что, ее выпил?
   Леха кивает.
   – Ты что, блядь, охуел? По чужим столам лазишь? Ты что, не понимаешь, что ты здесь в гостях? Ты пришел ко мне в гости, можно сказать, и ты лазил здесь, как какой‑нибудь бомж… А если б там была бутылка коньяка? «Хенесси», блядь, какого‑нибудь, ты бы тоже все выжрал? Нет, это просто пиздец, маты сами сыплются с языка – так ты меня удивил. Я просто охуеваю… Вы, блядь, какие‑то ебанутые все – поколение «икс», поколение «игрек», хуй знает что. У нас такого не было никогда – тоже ведь музыканты, и покруче, чем сейчас. Я в «Землянах» играл на ударных. Приезжаем в какой‑нибудь город – гастроль десять дней. И каждый день – дворец спорта, причем полный всегда, под завязку. И чтобы кто‑нибудь водку там спиздил, такого не было, быть не могло…
 
   По фойе дома культуры бегают девочки лет по десять в балетных пачках. Мы проходим мимо них, стараясь не ударить инструментами, выходим на крыльцо.
   – Ну что, Леха, спасибо тебе, – говорю я. – Теперь новую базу надо искать.
   – Херня, – говорит Глеб. – Баз в Москве дофига. А эта параша уже надоела.
* * *
   Отмыкаю дверь, захожу в квартиру. Снимаю с плеча гитару, прислоняю к стене. Она падает, я ловлю ее за ручку чехла, осторожно кладу на пол.
   – Эй, есть здесь кто живой?
   – Я на балконе! – кричит мама.
   Я снимаю кроссовки, прохожу через комнату, выхожу на балкон. Мама курит. Она курит редко – только когда ее достают на работе. Она работает в турфирме – уже пять лет, а до этого вела географию в школе.
   Я спрашиваю:
   – Что, опять проблемы на работе?
   – Можно сказать и так.
   – А что случилось?
   – Так, ничего. Мелочи. Не хочу об этом. Все пройдет…
   – Вспоминать не надо…
   Мама тушит сигарету о поручень балкона, кладет окурок на карниз, чтобы потом выбросить. Она никогда не бросит окурок вниз. Говорит, что так делают только люмпены.
   – Как репетиция?
   – В общем, нормально. Но базе той больше не будем.
   – А почему?
   – Так, хозяин какой‑то странный. Очень странный. Кстати, барабанил когда‑то в «Землянах».
   – Группа моей молодости. А куда они делись потом?
   – Не знаю. Кому они на фиг нужны?
   – Как это – кому нужны? Их вся страна практически слушала. «Но снится нам не рокот космодрома…»
   – «Не эта ледяная синева…», – напеваю я, пародируя.
   – И все‑таки, лучше, чем официоз. Леонтьев, Пугачева, Кобзон…
   – А «Земляне» – не официоз?
   – Не настолько…
   – И тебе они правда нравились?
   – В общем, нравились. Только не эта песня, а другая. Ее реже крутили по телевизору. Называется «Путь домой». А потом появились итальянцы…
   – И ты слушала итальянцев…
   – Ну да, итальянцев. Челентано, Тото Кутуньо, кто‑то еще там был… Да черт с ними со всеми. Я музыкой не очень увлекалась. Так, слушала иногда. Поэтому удивительно, что ты вдруг так увлекся. Ты что, хочешь стать музыкантом, заниматься этим серьезно?
   – Не знаю, вряд ли. У нас музыка непопсовая, играем для себя.
   – Для самореализации?
   – Вроде того.
* * *
   Подхожу к окну. Серо и пасмурно. Над домами плывут тучи. На шоссе, в сторону центра – пробка.
   Первых двух пар по пятницам нет, а дома сидеть тоскливо. Я стаскиваю спортивные штаны и натягиваю джинсы.
 
   Перехожу Шипиловский проезд, иду вдоль зеленого забора. Над ним накручены петли колючей проволоки. Слева, за таким же забором – кирпичное строение с трубой. Вокруг него бегают собаки. Одна замечает меня, гавкает. Я не реагирую, собака замолкает.
   Забор кончается. Внизу – овраг, за оврагом – лес, еще дальше – микрорайоны одинаковых домов. Забор покрыт разноцветными надписями, большинство нечитаемы. Одна – явно свежая, черным фломастером: «Кто это прочитал тот пидарас».
   Под ногами – пачка от сигарет «L&M», раздавленная пластиковая бутыль от пива «Очаково». В землю впечатались пробки от «Клинского», «Балтики» и «Эфеса».
   Здесь по – прежнему тусуются тинэйджеры. Лет шесть – семь назад мы тоже тусовались на этом пятачке, между забором и оврагом, но редко. Чаще всего здесь сидели парни постарше, пили пиво или водку. А мы обычно сидели на трубах – две параллельные трубы теплотрассы проходят через весь овраг на высоте метров двадцать.
   Настроение говенное. Последняя репетиция была дурацкой. Глеб орал на Леху – он неровно стучал. Леха нервничал и играл еще хуже. Я пытался разрулить ситуацию, но Глеб меня не слушал. Он пришел поддатый и на репетиции выдул две бутылку пива.
   Не знаю, зачем все это надо? Зачем тратить время и деньги на «репы»? Может, ни фига не получится, никто не будет нас слушать? Может, нигде не сыграем вообще, никому не будем нужны?
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента