На исходе третьей недели обретает имя. Встретились на далеком полустанке, в тамбуре вагона для глухонемых: беженцы без документов, солдаты с церковными ресницами, кожаный том раскрыт на книге Иова. Phra — ангел, сведущий в перемене мест. Шестнадцать из шестнадцати, дроби юности, пришел срок решений: облизал палец, посмотрел на игрушечный череп с рябиновыми глазами, погладил фигурку дракона. Орё, я готов.
   15 января 1947 года — труп найден на задворках, губы отрезаны, горло забито дерьмом. Малькут! Подозревал, что норны высасывают мозг. Утром — муравьиный пожар кожи, крошечная москва дрожит под лунным сапогом, печать короля бабабела нашлась в столовой: пятна на досках, рюмки опрокинуты, лужица у прошлогоднего камина. Как до тебя добраться?
   — Записывай адрес. Покажу, где мы тут и что.
   Тайным молотом в лоб, циркулем в висок, угольником в нежную шею. Они боятся тех, кто много ебется, кто знает вкус бандитского хуя. Доставай аусвайс.
   — Маринус ван дер Люббе, к вашим услугам.
   Понедельник, первое ноября.

78

   Бергхоф, поместье F. Выборы канцлера позади, лед обнимает лужи, рукопись ежится в саду. В два тридцать ночи мы с Работником начали труд, отмеченный печатью неудачи. Под бедным окном в одночасье вырос розовый куст, плоские бутоны, торт в иглах похоронных стружек.
   — Повторяй: I am a slave, an ape, a machine, a dead soul.
   — Мне нравится твой подбородок, совсем немецкий.
   Бродили вокруг дорогого пруда, как в «Порчери». Zamorit' — заразить. Tatan — полынь. Karmara — повелитель планетарных князей. День памяти пророков, надо бить по спине веревкой в знак скорби, царапать лоб особым гвоздем. Отель "Воспоминания о Голландии" рядом с аэропортом, сигаретный ожог под левым соском, двенадцать имен следует произносить нараспев, точно мантру. Словарь распахнут на Sch, можно искать директивы, как в китайской гадательной книге. Рукописи нашлись под старой грушей, нетронуты огнем. Шестнадцать из шестнадцати, возраст перемен, магистра сослали на Липари, дождь триста дней в году, чечевичный суп с солониной. Бросил палочки из яшмы. Бросил три мускатных ореха. Перевернул наперсток, погладил щуп. "Ты пишешь мне, как Ястреб. Все эти лукавые переносы, расцепленный стержень, депеши из Вевельсберга, точки в пьяных глазах". Start transmission now.
   Хынек-бис, пойманный и прирученный. Уши австралийской лисы, ящерица хребта, синяк чуть выше левого локтя, "стой, куда ты", решил не спорить, остался на ночь. "Здесь такой район, нельзя выходить". Криптозоология нищеты, масляные плошки освещают лезвия пыльных стекол, слюдяные пузыри, отрубленную бычью ногу, гниющую в арабской луже. Пьяные голоса в придорожной кнайпе, тусклый луч карманного фонаря, сдохла батарейка. Он сосет чужие пальцы, разрешает дышать в ухо, вылизывать уголки глаз. Черный рынок детских гениталий, пестики и тычинки, брахманская точка на лбу, зал затрепетал, когда живого младенца бросили в Ганг, а мертворожденный остался в вагоне.
   — Я могу потрогать?
   — Можешь.
   Руна смерти Eoh на черном шнурке. Изгнан из дома (I sheltered him too much and I think there's a little resentment from that), шлялся по стогнам, ловил похотливых туристов у тынского колодца. "Видели алхимического дракона?" — "Нет, а где он?" — "Вон там, серо-зеленый, как мои глаза, загляните поглубже". Их кардиостимуляторы, кассеты, прищепки для банкнот. Доктор открывает саквояж, бренчат медные слезы. "Давите ему на грудь". Так мы развлекались в июне. Первое солнцестояние, древний луч в ирландском саркофаге, купили билеты в прошлом году. Девяносто три счастливца, автомобили, тревожные голоса. Для избранных играл струнный квартет, мышата пляшут в буром футляре. Пан пробежал по тропинке среди наглой листвы, по пути в Брэ, щелкнул брегетом, мигнул брусничным глазом.
   Zamorit' tatan — заразить полынь.
   Жан Донет, слепленный из эдемской глины, опутанный жирными стеблями кувшинок, распорот Новым Иродом в канун дня святого Иоанна, 24 июня 1438. Мать и еще шесть крестьян из прихода Нотр-Дам-де-Нант свидетельствовали о пропаже. Задушен в "Отеле де ля Сюз", над телом надругались в подвале шато Machecoul. Среди песков, за волнами этиров, растет ХНД. Пустой постамент над финальной аркой.
   — Мое имя — Меркурий, я — гонец, мой повелитель — Робин-Красная-Шапка. Мчался из Ньюкастлтона, стер семь пар железных сабо. В правом верхнем углу — раскрытая лилия, в левом — пятнистая змея.
   — Ложись, братец, согрейся.

79

   "Евреи" и «Сестра». Таинство химической свадьбы, на ленте лопаются белые пузырьки, пятница ползет по мраморному полу. Swallow this acid! Плотность! Прибавить плотность! Химический поцелуй, кольца, благословение кюре в громоздкой колбе. Повернул вентиль до отказа. Дневной сон не принес утешения: обрывок левитации, враг, взлетающий над железнодорожным снегом, происшествие в индийском поезде, по ошибке швырнули в Ганг живого ребенка. У подушки программа прискорбного французского клуба: аукцион невольников, скачки на табуретах, анальный маскарад. Лето, проведенное в воде, выпяченные ребра июня, малые антильские острова, подмышки пахнут жареным луком. Демон А. держит в руке крошку-куклу, дергает за ноги, жир капает в пасть пиштако. Расчленение предательских сыновей, тайный праздник за темными шторами, для надежности воткнули булавки.
   — Прочитали досье?
   — Да. Странные колени, я бы хотел посмотреть через лупу.
   — Мы заметили его на опушке, герр Хаусхофер. Думали, австралийская лисица, но потом узнали вашего сына. Вообразите: на четвереньках, лицо в коросте, странно тявкал, тут легко обознаться. Пришлось накинуть лассо, слегка покалечился, к несчастью. Видно, пришлось ему натерпеться.
   — Он пришел в себя?
   — Да, от разговорной машинки. Им занимается Прелати. Вот, справа налево.
   — "Отец сломал печать простую, и дьявол изувечил мир". А колени?
   — Стер, пока бегал по снегу.
   — Они напоминают мне детство. Школьная раздевалка, шорох мячей, предатель в огненных шортах.
   Помнишь, Ю-ю, как мы встретились в Бергхофе, как ты подошел неслышно, тронул тайную ранку на моем затылке? Как шепнул, коснувшись языком уха: тебя ждет слава, Маринус, ты спалишь рейхстаг, будешь кувыркаться саламандрой?
   "Отрубленный Бог", сангина (деталь). Центральные врата помечены: Ibah. Бутсы футболиста, клетчатые гетры, волоски на предплечье. Случайно заметил, что люди за соседним столиком подслушали разговор про способы устранения тел: газовые конфорки, крысиный яд, запечатанные соломой ямы, гарроты и рыболовные крючки. Выездной dios de las muertas, процессия обогнула остров: сахарные черепа на лотках.
   Создатель скудных историй про изуверство вермахта, желтые лампочки, освещающие холодную камеру, стук оловянных мисок по утрам, отбой и подъем, червивое мясо, запах мочи. "Мне — тридцать семь, я мудр, как змея, меня пощадила монсерратова лава, я ходил по священной золе, дышал нефтью, ебал пакистанских подростков, поклонялся голове Бафомета, вступал в поединок с моряком у чертогов элементарного короля, видел горящую цифру 12, провел ночь в "Отеле де ля Сюз"".
   — Ты посмотри, сколько у него там спермы!
   Пришлось перейти на шепот.

80

   Jour de lenteur, воскресенье, открылась выставка малайской жести. "Дорогой господин Маркопулос, сердечно благодарю вас за предсмертную поэму Грифа. Там столько животной страсти: все эти вулканы, гроты, распятые индейцы. Однажды в Мавритании я выторговал колдовскую статуэтку в духе Генри Мура — знаете эти эпические изгибы, словно недопизда вышла на берег и расплела косу? Говорят, там особые микробы в краске, пришлось протереть спиртом. Отчего-то я думал о Грифе в те секунды, как он корчится в палате, гладит выцветшую кожу, смотрит в мокрое стекло, видит отражение капельницы в грозовых тучах. Здесь можно пустить небольшую молнию, как символ ужаса. Каждый из нас, прошедших инициацию в А-е, знает эти страсти метемпсихоза. Представьте, я из своих никудышных африк вдруг перенесся в его полумертвое тело. Теперь его поэма напомнила мне эту странную секунду. Помните станс, посвященный бунту младшего Хаусхофера против канцлера? Эти строки про дьявола, точно из посредственной оперы?".
   Мы не знали, куда он делся. Телефончик не откликался, письма возвращались в разъяренных конвертах, пепел испятнал скатерть, у черного крыльца пингвинами терлись молочные бутылки. "Появись во вторник, наша годовщина", послали мы сигнал, но он не пришел, схваченный чужеродным вихрем, билетами на родео, темными стеклами лимузинов, крупицами льда в пластиковых конвертах. Он знал, что шаткое богатство далось нам не по праву и будет отобрано в любой момент, что акции валятся, как имперский снег, а ломбард распахнул похотливую пасть. Пришли нам его в последний раз, молили мы Донпу, ангела, искусного в смешении природ, но все было тщетно. Как измученная зловредным оводом Ио, метались мы, не зная, что предпринять.
   — Хочу посадить виноград, чтоб слетались прожорливые синицы.
   — Где?
   — Вот здесь и вот здесь.
   Вышел на веранду, потер озябшие плечи.
   — А потом?
   Взглянул на постылого мальчишку, тот качался на плетеном стуле, выцарапывал вензеля. HH, 88, пакостные знаки самодурства.
   — Погасить световое тело!
   Налетели хищные поварята, стул перевернут, магниевый столб летит в утреннюю синьку, плачут ивы. Вернулся в гостиную, шприц на малахитовой доске, графинчик с сонными каплями, трубка мира. Подошел к карте полушарий: где тут Храм Невинных Душ?
   — Блядь, ты совсем спятил! — Зеботтендорф скрючился на канапе, хохот в тесных пружинах. — Это же симулякр, там волшебный ключик.
   И вправду: ткнул пальцем в набухшие Азоры, почувствовал круговорот металла, щелкнула перепонка, сошлась резьба. Это был тайный ход в прискорбный французский клуб, безо всякой белой кнопки; уже слышен скрип табуретов, перебранка невольников, звон алькатраза.

81

   Танцевали в полумраке на верхней палубе, под вопли ледяных рыбок. Рюмка мадейры, и вечер дрожит, как жабры. Майский паром из синтры, в требухе прячется белый кабриолет. Предчувствие игорных домов, серенад, буйства зондеркоманды.
   — Его избили до полусмерти, несчастный старик.
   Выдавал себя за ветерана тантрической битвы, носил овальный кулон под желтой майкой, фальшивый хронометр утопшего пилота. Кто знает про язву, выпавшие волоски, мокрые пятна на карамельном сатине? Кто помнит, как он ходил в редакцию «Вольфшанце», стриг линии электропередач, дрочил пиратам? Там все это тянулось, щелкало, и вот — порвалось. Хотел купить черно-белую пленку, не смог найти, все разобрали на dios de las muertos. Два сплюснутых сахарных черепа на дне картонной коробки, c'est tout. Благополучный магический поток уходит, оставляя росу и тину. Лег спать в полдень, проснулся, когда звали на ужин, в силках мигрени.
   Показания СемьСемьСемь, отпечатаны в трех экземплярах, протокол подписан De Touscheronde: "Один из них любил заманить подростка, прятать в храмовом погребе, где тлеют белые корешки, кормить из космических тюбиков, следить за превращениями. Держал у себя коллекцию деревянных пробок, которыми в Нормандии закупоривают склянки с сидром".
   Посмотрел: тут надо остановиться, он вполне подходит. Идеальный рост, привычки, глаза. Разрешает обсасывать пальцы, запускать в ухо теплый язык. 10:02, intercursus, иная динамика, отметил в ужасной тетрадке натяжение и градус. Дьявол выползает из деталей, прячется под голландской простыней с тюльпанами. Привилегии юности: фыркнуть "жидовская подстилка", стряхнуть пепел на ковер, измазать наволочку ореховым маслом. Ему не нужна помощь, там уже светит лас-вегас, статуя ундины, прыгающий в фонтанных струях шар, привратник в душной ливрее. "Я всех люблю. Люблю всех". Догадался, что нет настоящего шика, бывает намного круче. Ебля азбукой морзе: два длинных, три коротких, свистать всех наверх.
   — Увы, он погиб под Брэ. Эти бельгийские камни.
   — Расплескал мартини прямо здесь, где лилия и корона.
   — Do the angels come to us from the watchtowers? Or do we visit them within ourselves?
   — Расстрелять гниду. Световое тело смялось, как бантик.
   — Это чувство, что вот-вот и все закончится. Золотые плоды.
   — Циркуляр Lv-Lux-Light оказался лживым.
   — Кончил, когда читал, как спящей девственнице залили в ухо расплавленный свинец. И второй раз, когда изнасиловали отца четырех детей на глазах у семьи, а затем проткнули штыком младенца.
   — Говорят, вы сведущи в рунах.
   — Видели, как в Веймаре вскипела глина? Слышали, как погибла Andrea Doria?
   — Купил картину Спее "Бегство Пана".
   — Встречались по вторникам. Еблись в прихожей. Даже не спрашивали, как зовут. В доме — дети, прислуга, Shedona~Babalon.
   — There is a theory that claims that high and low magick can't be jointed, but this theory is rubbish I think.
   — Вот твоя канистра, Маринус. Будь молодцом.

82

   Погасить световое тело! В остатке — десять, едкий дым выползает из колбы. Malkut! Serpent! Destroyer! Работал на холодильном комбинате, сторожил мертвую рыбу. Всегда минус двадцать, нежные руки исколоты чешуей. Ебаный в рот, как выдержать такое? Решил вставить палки в колеса.
   Сентябрь 1438 г. — убийство сына Перонна Лёссарта. Новый Ирод обещает отцу, что десятилетний мальчик, один из самых красивых в округе, сможет учиться в ангельской школе. Предлагает сто су на новое платье. Отец согласен, слуги Ирода сажают юного Л. на пони и увозят в Machecoul. В тот же вечер мальчишке перерезают горло. Через год паж Н. И. сообщает П. Л. о гибели сына: "Он ехал по нантскому мосту, ветер сдул его в реку".
   Кто наградит хирурга? Генерал оставил растение, гнутые болотные листья, широкие, как у папоротника. В прихожей не хватало света, мы перенесли цветок в спальню, поближе к террасе, там он видоизменился: параболы, мосты, стрелы. Эти пальцы созданы для наслаждений, нехуй тут делать, мы отвезем тебя в тайное место. "Убежище хлорофилла", закрытое членство, в день Доктора — маскарад. Разложи столовое серебро, пусть дышит.
   — Хорошо, Ю-ю.
   — Да, вот еще, правду ли говорят, что ты девственник?
   На холме, недалеко от Пропасти, разыграли пантомиму "Мой отец — мельник". Сон э люмьер, вертятся жернова. Думали, он позвонит, попросится в трапецию, но он застыл в неизвестном, адреса нет, телефона нет. Сволочь, ведь уже вторник, вторник.
   Вторник, второе ноября.
   Записаны рассказы свидетелей казни. Весь его реморс. СемьСемьСемь поднимает провод, находит ловкое место, куда агенты воткнули булавку. Потрогай мексиканского идола, он на тебя похож.
   Это было испытание — поманить и оставить. Тест на выносливость, казарма. Чтобы ждал, как бирманская храмовая кошка. Есть еще 191644, на крайний случай. "Я интересуюсь хынеком-альфа, воспылал, нельзя ли доставить к сроку?" — "Он выпал из сетей, теперь не сыщешь" — "А нет ли замены?" — "Белая кнопка" — "Но ее ободрали агенты А-е" — "Тогда ничего не попишешь". Так мы развлекались на исходе марта.
   Цифры слиты, получилось 25, ни то ни сё. Еще раз — 7. Это уже ближе, «Колесница». В упряжке — телец, лев, человек, орел. Возница готов к скачке, но пока размышляет, всматриваясь в грааль. Теперь — правило левой руки, «Приобретение», девятка дисков. Планеты расходятся, венера в деве. Семь! Девять! Заметил, точно зеленый хвост в тынском колодце: пояс Поллукса, грозит виселица, дачный посвист гарроты. There are no bones in the ice-cream. Погибли: поперечно-остистая мышца, подвздошно-реберная, задняя атлантозатылочная мембрана, межпоперечные мышцы поясницы. И паховое кольцо над лобковой костью. Весь наш джеймсдин погиб, как дикая дивизия.
   А надо было просто потереть с утра blue dot.

83

   Никуда не ходить, ни с кем не встречаться. Крушение биржи, на асфальте пляшут бумажки: эротические телефоны, пятна счастья, снимки магрибских танцовщиц, шарф безымянного сына Перонна Лёссарта. Красавчик погиб от скарлатины накануне химической свадьбы, отправлен к Atogbo Ocbaa, повелителю воздушной воды. Девятка мечей — жестокость.
   Познакомились на полустанке, прожили вместе таинственный год, по вечерам ходили в «Са-Ва», полоскали беременную посуду, менялись одеждой. Larz и Lasben, покровители трансмутаций. Младший, заподозренный в измене, изгнан, сосет в опиумных курильнях, замышляет наказать старшего, изъять дублоны. Старший сопротивляется, младший кромсает его альпийскими ножами, бросает торс в ванну, заливает кипятком, варит всмятку. Вмешиваются посторонние — Xgazd, искусный в постижении человеческих секретов, и его компаньоны Gzdx, Zdgx, Dxgz. Какое им дело? Младший не думает, что виновен. Это была обычная игра, купец и половой, с розгами и горчицей, и потом дружок сам не хотел стареть. Что бы он делал через четыре года, смотрел тайные пленки рока хадсона? Так решили покровители: Olpazed на востоке, Ziracah на юге, Hononol на западе, а в северном протекторате — Zarnaah. Вот их подписи, хотите взглянуть? Извлек неприятный сверток.
   Среда, день альтернативной ботаники. Удивился цветущей хорде: "Что это? Что значит?". Отравление спорыньей, сковала края языка. Постыдная хворь, приходится разрезать горло, вставлять стеклянную трубку в трахею, отсасывать пленки. А если от испуга двинуть ланцетом чуть вбок? На два-три дюйма? А потом назад, вверх и вниз, чтобы вышло распятие?
   — There is no difference, only in perception.
   "Дорогой Маркопулос, я нашел профессионального переводчика, так что мы сможем вскоре поместить — надеюсь! — всю правду о греции в ужасных тетрадках. Сейчас я подчиняюсь яду, он рвет сухожилия, как веревки на Липари, но чувствую: темный поток иссякает. Вчера вытащил принцессу дисков, следом «Приобретение», будут почести, деньги, очки в золотой оправе, связки молодых хуев".
   Потер переносицу: правда?
   Клацнул портфелем: не врешь?
   Каналы левитации, железнодорожный снег, осколки пивной бутылки, распахнутый чемодан. Зашли с дружком за пакгауз, поймали гавроша, хочешь заработать сраную копейку? Кивнул, рейтузы, дутая куртка, "как заяц". Стержень расцеплен.
   Причина гибели — tumor. Прыгал в долине смерти, вступил в элитный отряд сатаны, таращился на мистера лэма, варил бульон из мексиканских костей, шепнул коменданту: "Сожри свои глаза". Главный приз — голос Баррона, глыба берилла, восставшая за кладбищенской ивой на похоронах Гвидо фон Листа. «Евреи» и «сестра».
   Март 1440, убийство шестнадцатилетнего Гийома ле Барбье. Его отец, портной, запутался в датах: Гийом столовался в Machecoul и исчез в пасхальные дни. Одновременно пропал и сын бедной вдовы Кергюэн из Сент-Круа, пришедший просить милостыню у ворот шато.
   В правильное чистое тело можно воткнуть деревянную спицу, нож суконщика, семинольскую стрелу, верхушку рождественской елки. Красный словарь, страница "Осуждение и погребение демонов". Выйди из операционной, сними потную маску, читай вслух.

84

   Созданная для рождения лунного младенца, она застыла на кушетке бесстыжим шлаком, цирковым хрюканьем природы, гусеницей, сожравшей ботву бытия. Элизабет Шорт, мать лунного младенца. Хынек-альфа, ты знаешь все мои тусклые тайны, догадался, что я просто "один из этих". Очнулись в полдень, полизали подмышки, сплясали в ванной. "Прежде у вас работал один блондин". — "Теперь он пьет айдесскую прохладу". — "Когда исчез?" — "В день доктора".
   — Помнишь, как тот мужик из дорогого дома, полного цветов и конфет, смотрел на нас в окно и дрочил?
   — Видел, как тонула Andrea Doria? Матросы хуячили веслами беременных пассажирок, капитана придушили шелковым шнурком.
   — Семь знаков, печать истины, колокольчик на мизинце.
   — Им отрезали головы?
   Верно. И прятали во дворе "Отеля де ля Сюз". Там был амбар, Прелати носил ключ на шнурке. Это цепная реакция. Ребенок, наблюдающий, как избивают его товарища, испытывает Ablehnung. Некоторые готовы были отрезать головы односельчанам, сами просили ножи. Баррон, кажется, не был против. Появлялся в круге берилловой глыбой, порой возникал в измороси на бычьих пузырях, однажды возник десять или двенадцать раз в нижнем зале Тиффожского замка.
   Лето 1439 года, хроника G. B. открыта на специальной странице, 112–113. Прелати и П. останавливаются в поле в километрах от Тиффожа, рядом заброшенный дом. Благовоние, магнит и книга. Чертят круг, кинжалом обводят контур гримуара. Встают в круге, Прелати несколько раз громко произносит "Баррон!", отклика нет. В ту секунду, когда они входят в круг, начинается ливень, неистовый ветер, тьма тормошит глаза.
   112: Прелати прячет письмо, написанное Н.И. и адресованное Баррону: "I am the power of 333 of the 10th aether mighty in the parts of the heavens I was raped by three noble horsemen I say with darkness the lower beneath let them vex upon the heavens I have been paying Arian lads for the sex we all enjoy I prepare to govern the earth come at my bidding and I will give you whatever you want except my soul and the curtailment of my life". Они возвращаются, и на следующий день повторяют церемонию в замке. Наконец Баррон является в обличье пригожего молодого человека двадцати трех лет, левая ступня из прозрачного камня.
   113: Новый Ирод слышит доносящиеся из запертой комнаты Прелати звуки ударов и стоны. Слуги проникают в окно. Прелати избит: на него набросились бесы, недовольные тем, что он называл их никчемными и слабосильными. П., ученый молодой человек, любимец Ирода, проводит в постели пять дней, оправляясь от побоев.
   Дрочил на полу, кончил в черную пепельницу: окурки с золотыми ободками, спичка с вензелем прискорбного клуба, дохлая телефонная карта. Хорошо знал латынь, интересовался дьяволом и сицилией. Start at Call One and move upward one at a time.
   6 ноября: известия от х-альфа, у него новые кости 05721199, просит колдовской порошок, готов на поблажки. Вибрация сторожевых башен. Копыта топчут траву, магнетический круг продавлен в поле сурепки, лассо натирает шею. Доктор: стоячий воротник, на мизинце перстень с синим камнем, книги нашлись под краковской грушей. Белые корешки неудачи тянут бронхиальную слизь, утренняя тяжесть в запястьях, элизабет шорт на окровавленной простыне, чулок спущен, подвязка, черные туфли, уилсон сжимает нож, смуглое лицо, белая рубашка, широкополая шляпа, голубка и ворон поднимают ленту: unos cuantos piquetitos! пять скромных уколов!

85

   Сосновая шишка, найденная влюбленными в лесу. Гипсовый мексиканский демон, случайно купленный на курорте. Распятие с крестьянскими забавами: жатва, молитва, зикр. Пугливый глаз в центре правой ладони, пламя бьет из мизинца; морда мелкого барана застыла на указательном пальце. Мавританская маска: половина лица разъедена муравьями, торчат два верхних зуба. Тибетский лунный камень, шествуют быки. Череп из Гватемалы. Бронзовая голова дуче, каска с орлом. Обугленная черепица из Тиффожа. Пятница, день волнений.
   — Ты много ходишь? Видел метромост?
   — J'ai pas sommeil. За холмом военный аэродром, жужжат турбины.
   Двадцать три из двадцати трех. Арестован, избит батогами, отпущен. Ужасы трибунала: плаха с ржавыми гвоздями, жидкое олово в горле, носатая маска, тиски для шейных позвонков. Предметы, которыми жонглирует меркурий: монеты, огонь, жезл, стрела, свисток, крылатое яйцо, чаша со змеей, меч. Справа грозит кулаком обезьяна, посланница Тота. Список тем: "Доктор, англия, венера", "О церемонии ЭИ", "Нагота элементарного короля", "18-ый этир".
   Думал, это копье центуриона, а это была минутная стрелка. Вложил персты в восковую рану, коснулся ребра. Твои сети, Маринус."…Квадратные клинья в круглую дырку. Только ЭИ, думал я, не отвечает на призывы. Но что-то должно быть там, под шкуркой. Тогда я решил отказаться от системы ЗЗ". — "They don't really act like energies you suck from the rentboys, but rather they come in, activate some part of you which changes you in some way or another, activate another part of you which changes you in some way or another and from then on this part acts as a knot of instant communication (no rituals needed or anything like that)".
   И все же мы не поверили, распустили черное покрывало с алым кругом, поставили свечи, разложили купола, прицепили колокольчики к мизинцам. Это был чистый секс, секс в таблетках. Наваждение хынека-альфа остывает ночной сковородкой, подгибаются края белка, темнеют ногти, расплелась тесьма. Микробы, поселившиеся в итальянском дерьме, дохлом китеже, мертвом море. Нефтяная вышка торчит из непонятной воды, наткнулись, когда придумали плыть наперегонки до острова-буяна. Сережа ебнулся лбом о ржавый шест, захлебнулся.
   — Помнится, у вас был тут один блондин, знал толк в Идоиго.
   — Ушел гулять с друзьями, не вернулся. Знаете эти нравы. Теперь ищем замену. Звоните в понедельник.
   — Но у меня iliac passion!
   — Не можем помочь, простите.
   Понедельник, 10 ноября. Германский день пропущен, выдернут из колоды, на окне "Отеля де ля Сюз" вспыхивает бальзамин. Можно заглянуть в невидимую базилику, пощупать мокрые стены. Молотом в лоб, циркулем в висок, угольником в нежную шею.
   — Такие заказы мы не берем.
   Напутствие Баррона: "Ты — ноль, живи партизанской лимфой, лови сигналы элементарного короля, ходи на службу, каждое утро — малая пентаграмма. В дни равноденствия, солнцестояния, праздничный вечер девятого ноября — пентаграмма гранде. Ве-хедура, ве-хебула, итоговый малькут". Рассмеялся в перекошенное лицо. Пароль: В Экстернштайне погасли огни. Отзыв: Падает ртуть.
   Скудная зима 1439-го, вдова отправила сыновей за хлебом. По дороге вырезали крючки на белых стволах, 88, когда-нибудь следы расползутся, вырастут, как гитлерюгенд. Заблудились, решили заночевать в лесу. В полночь к костру подсел святой франциск, покровитель белочек и медвежат. Попросил младшего братца пощупать ладонь. Звездочка на втором суставе среднего пальца — меланхолия. Линия бедствия, от линии жизни вверх на большой палец, предвестие насильственной смерти. А вот и лошадка Прелати, слышишь, — скрипит валежник?