Волвертон Дэйв. Властители Рун

   Чем внимательнее он вглядывался в то, что его окружало, тем сильнее его охватывал ужас. Никогда в жизни не приходилось ему видеть таких ужасных разрушений; и это всего за несколько часов!
   — Как вам удалось уцелеть? — ослабевшим голосом спросил он.
   Капитан покачал головой, как бы затрудняясь с ответом.
   — Радж Ахтен захватил нескольких из нас в плен. Он… убил всех остальных. А меня оставил в живых как свидетеля.
   — Для чего? — спросил Габорн. Темпест кивнул в сторону башен.
   — Первыми нанесли удар его Пламяплеты. Вызвали каких-то тварей из преисподней, обрушили на замок свои заклинания, которые плавили железо, и закидали его огненными шарами. Они взрывались над воротами, расшвыривая людей, точно ветки.
   — Но это было еще не самое страшное. Потом Радж Ахтена криком своего Голоса разрушил даже основание замка. Он убил сотни людей!
   — Я… У меня в шлеме толстая кожаная прокладка, но я до сих пор не слышу правым ухом, а в левом не прекращается звон.
   Габорн онемел, глядя на замок.
   Ему представлялось, что Радж Ахтен привез с собой какие-то ужасные сооружения, чтобы обстреливать эти стены; он допускал также, что его Пламяплеты могли пустить в ход свои невыразимые словами заклинания. Он видел огромный огненный «гриб», вознесшийся в воздух.
   Но чтобы стены могли осыпаться просто от крика… Солдаты медленно бродили по полю сражения, надеясь обнаружить хоть какие-то проблески жизни.
   — Где… Где мой отец? Темпест кивнул на тропу.
   — Он побежал вот этой дорогой на Тор Ломан, догоняя Радж Ахтена. Прямо перед тем, как началось сражение. Габорн развернул коня, но капитан Темпест опередил его и рухнул на колени.
   — Простите меня! — воскликнул он.
   — За что? За то, что вы уцелели? — Габорн и сам испытывал чувство вины перед теми, кто погиб. Очень тяжелое чувство. — Я не только прощаю, — я хвалю вас за это.
   Конь рысью понесся по заснеженному полю под рыдания Темпеста, несмолкающий вой волков и позвякивание кольчуги Габорна. Вначале он сомневался, что скачет в правильном направлении, поскольку снег скрыл от него тропу. Однако спустя примерно полмили, оказавшись под осинами, он заметил грязь и опавшие листья. Следы, оставленные неестественно большими шагами людей, владеющих огромным метаболизмом; шагами, вдесятеро превышающими шаг обычного человека.
   Теперь потерять тропу было уже невозможно. Тем более, что она поддерживалась в хорошем состоянии; все кусты были срублены. Скакать по ней было легко, почти приятно.
   И все время Габорн видел оставленные отцом следы. Добравшись, в конце концов, до голой вершины Тор Ломана, он обнаружил на мысу древнюю обсерваторию герцога. В снегу — здесь его слой достигал уже трех дюймов — валялся шлем Радж Ахтена.
   На нем образовалась глубокая вмятина, но сам шлем был великолепен. Над глазными щелями и выступом, защищающим нос, его украшал сложный рисунок из переплетенных огненных лент, которые Пламяплеты притягивают с небес. На лбу между глазами сиял огромный бриллиант. Габорн взял шлем как военный трофей, связал разорванный ремень и прикрепил шлем к седлу, стараясь не помять белые перья.
   Привязывая его, он принюхивался к холодному воздуху. Снег в большой степени очистил его, впитал в себя все запахи, и все же Габорн уловил слабый запах масла, которым отец смазывал доспехи. Да, отец где-то здесь, неподалеку. Может быть, живой, хотя и раненый.
   Поднявшись на обсерваторию, Габорн посмотрел вдаль. Минут десять назад снегопад прекратился, видно было хорошо, хотя он обладал всего двумя дарами зрения, и никто не назвал бы его дальновидцем. В десяти милях к востоку через пустошь скакали Иом и се люди. Они приближались со стороны Даркинского тракта.
   В южном направлении, на пределе зрения Габорна, отступала армия Радж Ахтена. Расстояние приглушило яркость их цветов, красного и золотого.
   Среди них он заметил некоторых людей, которые остановились и, повернувшись назад, смотрели, казалось, прямо на него. Возможно, это были дальновидны, которые заинтересовались тем, кто стоит на обсерватории. Возможно, в числе них был сам Радж Ахтен.
   — Я уничтожу тебя, Радж Ахтен, — прошептал Габорн.
   И поднял кулак в знак того, что бросает вызов. Но разглядеть, ответил ли ему кто-нибудь из людей на далеком холме, он не смог. Они просто развернули коней и скрылись за гребнем холма.
   Будь в моем распоряжении какая угодно армия, подумал Габорн, сейчас Радж Ахтен для меня недостижим.
   И все же в глубине души он почувствовал некоторое облегчение. Он, так же, как и отец, любил эту страну. Оба они добивались одного, — чтобы Радж Ахтен ушел отсюда, предоставив ей быть самой собой, прекрасной и свободной. Пусть на время, но им это удалось.
   Да, но какой ценой?
   Габорн перевел взгляд вниз. Снег пошел уже после того, как Радж Ахтен покинул Очи Тор Ломана, и все же в воздухе до сих пор ощущался металлический привкус крови.
   Итак, рассудил Габорн, Радж Ахтен поднялся сюда, увидел вдали облака пыли под ногами множества людей, коров и… ушел; .так или иначе, военная хитрость сработала.
   Это открытие порадовало Габорна; выходит, Радж Ахтена можно обмануть. Значит, его можно и победить.
   Габорн обошел башню, пытаясь заглянуть вниз. Воображение подсказывало ему такую картину: противники боролись здесь, на башне, а потом Лорд Волк сбросил отца с кручи.
   И в какой-то момент он увидел то, чего больше всего опасался: руку, торчащую среди камней у основания обсерватории. Мертвая ладонь была полна снега.
   Габорн сбежал по ступеням, нашел труп отца и потряс его, сбрасывая снег.
   То, что он увидел, разбило ему сердце. На закоченевшем лице отца застыла широкая улыбка. Может быть, в самый последний момент какое-то мимолётное воспоминание заставило его улыбнуться. Или, может быть, то была гримаса боли. И все же Габорну хотелось думать, что отец улыбался ему, — точно поздравляя с победой.

57. Вот теперь я и вправду — смерть

   Габорн уже ускакал вперед, когда к Иом вернулось ее обаяние. Она понятия не имела, как именно погибла женщина, служившая вектором Радж Ахтену, но ощутила внезапное облегчение. Как и Иом, эта несчастная женщина была всего лишь орудием в руках Лорда Волка, среди множества других, которых он использовал.
   Как бы то ни было, к Иом вернулась ее красота. На сердце стало легче, она почувствовала себя гораздо уверенней. Точно распустившийся цветок.
   Однако это была не та противоестественная, заимствованная красота, которой она обладала с самого рождения. Кожа на руках разгладилась, морщины исчезли. На щеках заиграл румянец юности. Впервые в жизни она стала сама собой, без того преимущества, которое давало обладание дарами.
   Этого было достаточно. Ей ужасно захотелось, чтобы Габорн оказался здесь и смог увидеть ее. Но, увы, он был уже далеко впереди.
   Хотя гонцы, прискакавшие из Лонгмота, описали то, что ей предстояло увидеть, и рассказали, как Радж Ахтен почти полностью разрушил замок одной лишь силой своего Голоса, Иом оказалась неподготовленной к тому, что открылось се взору.
   Сейчас за ней следовали всего десять тысяч человек из замка Гровермана и окрестных селений. Многие женщины уже повернули назад, торопясь к своим близким, в свои дома. Они сделали свое дело.
   Но многие и остались. В особенности, те, которые прежде жили в Лонгмоте. Им хотелось увидеть, что осталось от их жилищ.
   Увидев разрушенный замок и опустевшие поля, по которым рыскали волки, многие женщины и дети залились слезами, поняв, чего они лишились.
   Всего три дня назад они покинули свои дома, но эти несколько дней, проведенные под обрывками одеял вокруг замка Гровермана, показали со всей определенностью, как трудно им придется без крова. В особенности, с учетом того, что уже начал падать снег.
   Конечно, большинство из них надеялись, что, вернувшись домой, отстроятся заново. Но сейчас, когда в любой момент снова могла разразиться война, в первую очередь нужно было восстанавливать хотя бы некоторые фортификационные сооружения.
   Замок лежал в руинах. Огромные каменные блоки, устоявшие под натиском двенадцати столетий, сейчас развалились на части. Почти на уровне подсознания Иом стала прикидывать, что потребуется для восстановления крепости. Пятьсот каменщиков из Эйремота — они считались самыми лучшими. Возчики для растаскивания камней. Фрот великаны из Лонгнока, которых придется нанять, чтобы укладывать камни на место. Люди для очистки рва. Дровосеки для спиливания деревьев. Повара и кузнецы. Строительный раствор, зубила, пилы, шила, топоры и… Этот перечень можно было продолжать без конца.
   Но к чему все труды? Если Радж Ахтену достаточно закричать, чтобы замок снова развалился на части?
   Оглянувшись, она увидела на поле, неподалеку от замка, Габорна. Он стоял на коленях в снегу, над телом отца, которое он перенес под дуб. Рядом с ними лежала огромная ветка.
   Вокруг в землю были воткнуты копья, как бы создавая заслон от волков.
   Над трупом отца Габорна на дереве висел его щит, а шлем лежал в ногах короля — знак того, что отец пал в бою.
   Повернув коня, Иом поскакала к ним, ведя в поводу коня Сильварреста. За ними следовали три Хроно: ее самой, отца и Габорна. Всего несколько минут назад король Сильварреста спал мертвым сном прямо в седле, но сейчас проснулся и широко улыбался, глядя еще затуманенными глазами на снег. Ну, просто дитя, которого все приводит в восторг.
   Габорн поднял взгляд на Иом; лицо у него было мрачное, опустошенное. Иом поняла, что нет слов, которые смогли бы успокоить его. Ей нечего было предложить ему. За последние несколько дней она потеряла почти все — дом, родителей, красоту… и многое другое, чему не было названия.
   Смогу ли я когда-нибудь снова спокойно заснуть, подумала она? В ее сознании безопасность всегда ассоциировалась с замком; в мире, насыщенном опасностью, он казался единственно надежным, спокойным местом.
   Которое больше не существовало.
   Она чувствовала, что и детство, и присущая ему невинность — все это осталось позади. Часть жизни у нее безжалостно украли.
   И дело было не только в том, что ее мать умерла, а один из замков сейчас лежал в руинах. Еще утром она задумалась о том, что же, собственно говоря, с ней произошло. Вчера ее пугала мысль о том, что Боринсон проскользнет в замок Сильварреста и убьет Посвященных. В глубине души она догадывалась, что именно это он и собирается сделать.
   И что же? Она не стала возражать, не стала с ним спорить, фактически одобрив его действия. Озноб ужаса со вчерашнего дня то и дело пробегал у нее по спине, когда она вспоминала об этом. Сейчас Иом чувствовала себя совершенно беззащитной. Она не спала уже две ночи и часами испытывала такое сильное головокружение, что боялась свалиться с коня.
   Возникло ощущение, как будто огромный невидимый зверь, таившийся прежде в глубине се сознания, внезапно выпрыгнул оттуда и захватил власть над ней.
   Собираясь сказать все же несколько утешительных слов Габорну, Иом внезапно ощутила, как слезы заструились по ее замерзшим щекам. Она попыталась вытереть их и почувствовала, что дрожит.
   Усилиями Габорна король Ордин выглядел хорошо — насколько это возможно для мертвого. Волосы расчесаны, на бледном лице — печать смерти. Красота покинула его вместе с жизнью, и тот человек, который лежал сейчас перед Иом, очень мало напоминал сильного, царственного короля Ордина, каким он был при жизни.
   Сейчас он выглядел как какой-нибудь престарелый землевладелец — со своим широким лицом и обветренной кожей. На губах застыла загадочная улыбка. Он лежал на деревянной доске, одетый в доспехи и накрытый своим мерцающим парчовым плащом.
   Руки сжимали бутон голубой розы, скорее всего, сорванной в саду герцога.
   Увидев выражение лица Иом, Габорн медленно поднялся, как будто это усилие причиняло ему боль. Подошел к ней, обнял за плечи, как только она соскользнула с коня, и прижал к себе.
   Она подумала, что он поцелует ее, скажет: «Не грусти».
   Вместо этого глухим, мертвым голосом он прошептал:
   — Поплачь вместе с нами. Поплачь.
   Боринсон ворвался в Лонгмот, как вихрь. Еще с расстояния в пять миль, поднявшись на хребет очередного холма и увидев развалины замка и множество людей вокруг, он понял, что новости окажутся дурными. Люди в толпе были одеты по-разному, но цветов Радж Ахтена он не заметил.
   Трепеща от ярости, какой он никогда не испытывал прежде, Боринсон жаждал сразиться с Радж Ахтеном, жаждал убить его.
   В таком настроении он с севера прогалопировал в Лонгмот и увидел тысячи оборванных новобранцев; никто из них не был одет в цвета Ордина.
   Боринсон проскакал мимо пары подростков, которые обшаривали труп солдата Радж Ахтена. Одному было лет четырнадцать, другой выглядел постарше. Сначала Боринсон подумал, что юные грабители охотятся за кошельками или кольцами, и собрался пристыдить их. Но потом разглядел, что один из парней поддерживал труп, а другой в это время стягивал с него доспехи.
   — Хорошо. Они искали доспехи и оружие, на покупку которых у них, конечно, не было денег.
   — Где король Ордин? — спросил Боринсон, пытаясь сдержать свои эмоции.
   — Умер, как и все остальные слабаки в этом замке, — ответил тот, что был помоложе.
   Он стоял спиной к Боринсону и не видел, с кем разговаривает.
   Из горла Боринсона вырвалось что-то вроде рычания или хрипа.
   — Все?
   Его голос, должно быть, все-таки задрожал от боли, потому что парень обернулся и со страхом посмотрел на него. Уронил тело и отскочил назад, вскинув в салюте руку.
   — Да… Да, сэр, — осторожно подбирая слова, объяснил старший. — В живых остался только один человек, — чтобы рассказать, что произошло. Все остальные умерли.
   — Один? Уцелел мужчина? — сдержанно спросил Боринсон, хотя больше всего ему хотелось закричать, позвать Мирриму по имени и услышать, как она откликается.
   — Да, сэр, — продолжал старший парнишка. И сделал шаг назад, очевидно, подумав, что Боринсон может ударить ею. — Вы… Ваши люди храбро сражались. Король Ордин сформировал «змею» и сцепился с Лордом Волком один на один. Они… Мы никогда не забудем этой жертвы.
   — Чьей жертвы? — спросил Боринсон. — Моего короля или этих слабаков?
   Младший парень повернулся и дал деру, словно боясь, что Боринсон вот-вот набросится на них. И он так и сделал бы, но злость на них быстро испарилась.
   Он оглядел окрестные холмы, как будто ждал, что на одном из них стоит Миррима и машет ему рукой. Вместо этого взгляд его наткнулся на высокий дуб и Габорна под ним.
   Принц положил тело короля Ордина на землю, окружив его кольцом копий погибших воинов, как это было принято в Мистаррии. Сам он стоял рядом с мертвым отцом, обнимая Иом. На принцессе был плащ с капюшоном, но ошибиться Боринсон не мог — он узнал контуры ее фигуры. В нескольких ярдах в стороне сгрудились три Хроно, наблюдая за происходящим с заученным терпением.
   Безумный король Сильварреста слез с коня, вошел внутрь кольца копий, наклонился над Ордином и с потерянным видом оглядывался по сторонам, как бы умоляя о помощи.
   Ужас и отчаяние захлестнули Боринсона с такой силой, что он вскрикнул.
   Замок пал. Король погиб.
   Может быть, это я убил его, мелькнула у Боринсона дикая мысль. Убил своего собственного короля. Ордин сражался с Радж Ахтеном один на один и потерпел поражение. Я имел возможность выполнить приказ моего короля — убить всех Посвященных. Если бы я в точности выполнил его приказ, может быть, это что-то и изменило бы. Может быть, сейчас на месте короля лежал бы мертвый Радж Ахтен.
   Я допустил, чтобы мой король умер.
   Чувство вины, терзавшее Боринсона, приняло совершенно невероятные размеры — буря, обрушившаяся неизвестно откуда и проникшая до самых глубин его существа.
   Древний закон в Мистаррии гласит: последний приказ короля должен быть выполнен, даже если король пал в сражении. Последний приказ короля должен быть выполнен.
   Воздух, казалось, сгустился вокруг Боринсона. Он взял наизготовку копье, быстрым движением подбородка опустил забрало шлема и пришпорил коня. Из его горла вырвался хриплый смех, больше похожий на карканье.
   Он крепко, стиснул зубы.
   Что-то белое, легко падающее с серых облаков. Мягкий мороз. Застывшая красота, искрящаяся под лучами солнца.
   Король Сильварреста изумленно оглядывался, иногда постанывая от восхищения при виде какого-нибудь нового прекрасного явления — корки льда на лужице или комка подтаявшего снега, упавшего с дерева. В его лексиконе отсутствовало слово «снег», он не помнил его.
   Все казалось восхитительно новым. Он чувствовал, что очень устал, но не мог уснуть с тех пор, как прискакал к замку.
   Здесь было слишком много странных людей. И они плакали, точно от боли. Взглянув в сторону замка, он увидел разрушенные башни. Даже они выглядели для него как чудо.
   Какая-то женщина повела его коня в поводу, направляясь в сторону огромного дерева, где кружком стояли воткнутые в землю копья.
   Поначалу Сильварреста попытался прислушаться к тому, что молодой человек говорил этой женщине, но потом поднял взгляд на дерево. На ветке, глядя на него, сидел оранжевый кот, полудикий мышелов из тех, какие обычно живут на фермах. Он встал, выгнув спину дугой и помахивая хвостом, а потом медленно пошел по огромной ветке над головой Сильварреста. Издавая голодное мяуканье, кот пристально глядел на что-то, что лежало на земле.
   Проследив за его взглядом, король Сильварреста заметил человека, лежащего на земле и накрытого мерцающим зеленым плащом. Он узнал этот королевский плащ, тот самый, который очаровал его еще сегодня утром. И узнал лежащего под ним человека.
   Король Ордин. Его друг.
   И в тот же самый миг он отчетливо понял, что что-то в происходящем было не так. Ордин не двигался, его грудь не вздымалась и не опускалась. Он лишь стискивал в пальцах голубой цветок.
   В одно мгновенье прекрасный, новый мир Сильварреста рухнул. Он вспомнил, что все это означало; воспоминание всплыло из самых глубин его сознания, где оно затаилось вместе с другими ужасными воспоминаниями.
   Он закричал — без слов, потому что не знал, как это называется — и спрыгнул с коня. Ударился о землю, завозился в снегу, оскальзываясь в грязи. Потом, наконец, поднялся на ноги и, прорвавшись сквозь ограду из копий и свалив некоторые из них, схватил Ордина за руку.
   Пальцы Ордина стискивали единственный цветок, голубой, как небо. Сильварреста схватил эти холодные пальцы, потянул вверх и попытался заставить их двигаться. Дотронулся до щеки Ордина, погладил се — такую же холодную, как и рука, которую он сжимал.
   Сильварреста заплакал и повернулся к остальным, чтобы выяснить, известна ли им эта ужасная, мрачная тайна, знают ли они, что за зверь подкрадывался ко всем ним.
   Заглянув в глаза молодого человека и женщины, он увидел в них ужас.
   — Да, — мягко сказал молодой человек. — Смерть. Он умер.
   Да, им была известна эта тайна.
   Женщина произнесла с грустью и как бы отчитывая его:
   — Отец… Ох, пожалуйста, уйди оттуда! Из полей прямо на них мчался рыцарь на огромном коне, летел, точно стрела, опустив забрало шлема и держа наизготовку копье. Так быстро он скакал! Так быстро.
   Крик вырвался из груди Сильварреста; одно-единственное слово, в котором была заключена ужасная тайна, только что вновь открывшаяся ему:
   — Смерть!

58. Сломанные судьбы

   Габорн услышал цоканье копыт, звон пластинок кольчуги, который они издавали, соприкасаясь друг с другом. Он подумал, что это скачет какой-то местный рыцарь — и вдруг услышал горловой смех, звук, наполнивший его сердце ужасом.
   Принц смотрел на короля Сильварреста, потрясенный и огорченный тем, что этот несчастный, почти ничего не понимающий человек был вынужден столкнуться с проявлением смертной природы человека. Точно смотришь на ребенка, разорванного на части собаками.
   Все, что Габорн успел сделать, это оттолкнуть Иом себе за спину, повернуться, поднять руку и закричать:
   — Нет!
   Потом, звеня доспехами, Боринсон на своем мышастом жеребце пронесся мимо. Огромный. Неудержимый.
   Боринсон держал копье так низко, что его черный стальной кончик едва не касался снега. У Габорна мелькнула мысль броситься вперед, оттолкнуть копье, но Боринсон уже промчался мимо.
   Габорн стоял в тридцати футах от короля Сильварреста, испытывая ощущение, будто время внезапно замедлилось.
   Сотни раз ему приходилось видеть, как сражается Боринсон. У этого человека была твердая рука. Он прекрасно владел оружием, мог пронзить копьем сливу, подложенную на столбик забора, даже сидя верхом на коне, скачущем со скоростью шестьдесят миль в час.
   Боринсон развернулся и поскакал обратно, держа копье все так же низко и согнувшись в седле, точно у него болел живот. Потом Габорн увидел, как копье немного приподнялось, нацелившись прямо в сердце Сильварреста.
   Сам Сильварреста, казалось, не осознавал происходящего. Лицо короля исказила гримаса, — он только что вспомнил то, с чем, как надеялся Габорн, ему никогда не придется столкнуться. И, вспомнив, он закричал:
   — Смерть!
   Хотя, конечно, он не имел в виду свою собственную.
   Потом конь оказался рядом с Сильварреста. Боринсон слегка передвинул копье, как будто не хотел задеть одно из тех копий, которые Габорн водрузил вокруг тела отца.
   Конь рванулся вперед, сметая одни копья, растаптывая другие. И почти в то же самое мгновенье кончик копья Боринсона коснулся Сильварреста чуть пониже грудины.
   Король откинулся назад, вскинув ноги.
   Ломая ребра, копье вошло в грудь Сильварреста на десять футов, а потом Боринсон внезапно выпустил его из руки.
   Конь перепрыгнул через труп отца Габорна, пронесся сквозь стену копий и дальше, мимо ствола огромного дуба.
   Какое-то время король Сильварреста стоял, с недоумением глядя на пронзившее его копье, на кровь, стекающую на снег. Потом его колени подогнулись, голова упала, и он завалился влево,
   Умирая, он смотрел на дочь и слабо стонал.
   У Габорна не было при себе оружия — боевой молот так и остался притороченным к седлу.
   Рванувшись вперед, он выдернул из земли копье и окликнул Иом. Подгонять ее не было нужды. Ее конь испуганно заржал, услышав крик Габорна.
   Иом побежала вслед за Габорном. Он подумал, что она понимает, какая опасность ей угрожает и готова положиться на его защиту. Но очень скоро стало ясно, что об этом она думала меньше всего и побежала в ту же сторону просто потому, что таким путем могла добраться до своего отца.
   Боринсон развернул коня, вытащил из ножен боевой топор и поднял забрало шлема. А потом на мгновение замер, просто глядя перед собой.
   В его голубых глазах застыла боль и это была боль безумия. Лицо пылало, он яростно скрипел зубами. И не смеялся больше.
   Забежав вперед, Таборн сорвал с ветки дуба щит Ордина, поднял его, защищая Иом и Сильварреста, и не много отступил в сторону, оказавшись в пяти футах от остывшего трупа отца.
   Он не сомневался, что Боринсон не посмеет перепрыгнуть через труп короля Ордина, понимая, что это было бы оскорблением по отношению к покойнику. Однако в том, что Боринсон не нападет на него, уверенности у Габорна не было. Боринсона принудили совершить кровавое убийство Посвященных в замке Сильварреста. Он оказался перед выбором — либо убить короля Сильварреста и его людей, среди которых было немало друзей самого Боринсона, либо сохранить им жизнь, предоставив возможность служить Радж Ахтену.
   Жестокий выбор, рождающий вопрос, на который не было четкого ответа. Точнее говоря, не было такого ответа, с которым можно было бы надеяться жить дальше.
   — Отдай ее мне! — закричал Боринсон.
   — Нет! — ответил Габорн. — Она больше не Посвященная.
   Взглянув на Иом, которая сейчас откинула капюшон, Боринсон увидел, что морщины на ее лице исчезли. Увидел ее ясные глаза. И удивился. Ужасно удивился.
   Мимо Габорна с невероятной скоростью промчался один из рыцарей Сильварреста с огромным метаболизмом и кинулся к Боринсону. Тот уклонился в сторону, взмахнул молотом и хватил им воина по лицу. Кровь брызнула во все стороны, умирающий воин налетел на коня Боринсона и упал.
   Свидетелями убийства Сильварреста стали сотни людей. До сих пор все внимание Габорна было сосредоточено на Боринсоне и только сейчас он осознал присутствие других.
   Выхватив оружие, по склону холма бежал герцог Гроверман в сопровождении сотни рыцарей, за ними спешили новобранцы. Одни выглядели разъяренными, другие испуганными. Некоторые до сих пор не могли поверить в случившееся. До Габорна донеслись крики:
   — Убийство, подлое убийство!
   — Смерть ему!
   Лица молодых парней, вооруженных лишь прутьями и косами, были перекошены от ужаса.
   Иом упала на снег, положила голову отца себе на колени и, всхлипывая, закачалась из стороны в сторону. Из раны на груди Сильварреста хлестала кровь — точно из молодого бычка, зарубленного мясником. Кровь собиралась в лужу, смешиваясь с подтаявшим снегом.
   Все произошло так быстро, что Габорн все это время просто стоял и смотрел, ничего не предпринимая. Его собственный телохранитель убил отца женщины, которую он любил. А теперь еще и жизнь самого Габорна оказалась в опасности.
   Он закричал, стараясь использовать всю силу своего Голоса: