Страница:
Не то было на юге. Колоссальную роль сыграли личные связи с западным миром, семейные, родственные узы. Для Даниила Галицкого Венгрия вовсе не была заграницей, он там бывал много раз, то же {стр. 46} самое было и в отношении Польши. Но поражает, что этот человек, изощренный политик, возглавлявший государство на протяжении практически всей своей жизни (он остался сиротой, когда ему было 4–5 лет, с этого времени он был фактически провозглашен князем), — так вот, человек этот не понял, что обещания, которые ему так щедро дают, ничего не стоят. Впоследствии он разорвал союз с Западом, но, как говорится, время ушло, северо-восточным князьям помогала Русская Церковь. Менялись митрополиты, менялись князья, а союз Церкви с государством оставался, независимо от того, был ли митрополит русским или греком, был князем Иван Калита или Семен Гордый. На юге все было по-другому. Полагаю, что именно здесь и лежит объяснение того печального факта, что Галицко-Волынская Русь не сохранила своей государственности, а распалась и по частям была захвачена литовцами и католической Польшей.
Конечно, мысль эта не обязательна для вас. Может быть, у кого-то будет другое мнение. Может быть, кто-то, прочитав Галицко-Волынскую летопись или другую литературу, придет к каким-то другим выводам. Но мне кажется, что возможность противостояния татарам и католической или литовской экспансии могла быть реальной только в случае союза государственной власти и власти церковной. Если такого союза, такой симфонии не было, то дело увенчаться успехом не могло. Русь была создана крещением, поэтому именно союз светской и церковной властей и был залогом развития, существования нашего государства.
Впоследствии, когда в 1385 году Кревская уния подтвердила политический союз Литвы и Польши, а в 1413 году на Городельском сейме вся литовская шляхта получила те права, которые были у польской шляхты, практически уже пошел процесс объединения двух государств, который со временем и привел к образованию единого государства, и здесь уже говорить о том, что Галицко-Волынское княжество могло как-то этому противостоять, не приходится. В 1337 году Галицкие земли были включены в состав Польши, а остальные Ольгерд позже включил в состав своего Великого княжества Литовского.
Итак, перейдем к следующему моменту. Население, которое жило в Литве и в Польше, было русским и даже православным. Утрачивалась государственность, но не вера. Литовцы были язычниками и стояли на очень, прямо скажем, низком уровне развития, их языческие верования были невероятно примитивны, и поэтому, как всегда бывает в таких ситуациях, завоевывая русские земли, литовские племена постепенно становились православными.
Литовские князья понимают, что коль скоро у них так много православного населения, а государство самостоятельно, значит, нужно иметь и главу Православной Церкви. Практически весь XIV век — это попытка Литвы создать собственную митрополию. Чему, естественно, препятствуют митрополиты русские, которые сначала называются киевскими, потом владимирскими, а потом московскими.
Здесь нужно разобраться в вопросе: может быть, было бы лучше, если бы укоренилась самостоятельная литовская церковь? Так ли уж необходима здесь конфронтация? Очевидно, митрополиты — и Кирилл, и, в большей степени, Максим, Петр, Феогност, Алексий — полагали, что хоть и нет уже там крепкой русской государственности, но русское население будет существовать, пока будет в религиозном отношении единым со всей остальной частью Руси. Это реально, потому что вся политика русских митрополитов была направлена на то, чтобы не допустить существования самостоятельной митрополии в Литве. И дело было, конечно, не в доходах, которые в таком случае получали или не получали бы митрополиты от литовского населения.
Речь шла о том, что, видимо, митрополиты Феогност и Алексий пытались все-таки сохранить возможность для дальнейшего объединения русских земель, то есть изъятия их у литовского государства, восстановления единства русской земли в его этнических границах, его этнической территории. И если иметь в виду развитие нашей истории, то именно такой взгляд оказался, конечно, самым правильным, потому что в дальнейшем так оно и вышло. Другое дело, что восстановление этнических границ произошло значительно позже, чем, вероятно, об этом думали в XIV веке. (Только при Екатерине II земли, на которых жило православное население, окончательно вошли в состав русской империи).
Но коль скоро митрополиты ставились, то нужно сказать несколько слов и о них. Гедимин пытался поставить своего митрополита, и около 1316–1317 года появляется на несколько лет митрополит Феофил. Но уже в 1328 году митрополит Феогност, едва приехав из Византии на Русь, поставляет своих епископов в Галич и во Владимир-Волынский. Но Гедимин не оставляет своих попыток. Очевидно, что митрополит долго на своем посту не пробыл — видно, митрополия не сложилась (Феогност принял меры), и в 1331 году появляется новый митрополит Галицкий, который, впрочем, тоже существует недолго (очевидно, тоже креатура Гедимина). И опять-таки, надо полагать, именно благодаря влиянию Феогноста и его авторитету в Константинополе новый ставленник Гедимина не задержался и не сумел создать самостоятельную Православную Церковь в Литве.
Около 1347 года фиксируется уже третья попытка, и в 1354–1356 годах ставится еще один митрополит — Роман, который умирает в 1361 году. В 1370 году, когда Галич уже окончательно вошел в состав Польши, Гедимин, сообразив, видимо, что уже значительное количество православных теперь живет на территории польского государства, добивается для Галича самостоятельной митрополии. И в 1375 году Киевским митрополитом (заметьте: Киевским, а не всея Руси) становится Киприан — тот самый, который в эти годы так интриговал против митрополита Алексия. Как известно, Дмитрий Донской никогда не мог простить Киприану, даже когда он стал митрополитом Московским, что он вел интриги против митрополита Алексия. Именно Дмитрию Донскому принадлежат слова, с которыми он обратился, видимо, в 1375 году к Киприану: «Ты почто ставишься при живом митрополите?» Потому и отношение Киприана к Дмитрию Донскому никогда не было хорошим.
{стр. 47}
О том, что собой представлял Киприан, очень непростой человек, мы сейчас говорить не будем. Но история его поставления вполне укладывается в политику литовских князей, которую он, видимо, использовал в своих целях.
И вот получается такая картина. На севере имеет место единство светских и церковных властей, они видят общую цель и работают для достижения этой цели, для восстановления независимости государства. А на юге государственность исчезает, и в течение целого столетия предпринимаются попытки создать самостоятельную митрополию, не зависящую от Москвы, приобрести самостоятельную юрисдикцию, которая на протяжении XIV столетия многократно может создаться, но не создается — очевидно, вследствие политики московских митрополитов. Надо представить себе этот процесс и понять: дальновидной была политика Москвы в этом вопросе или нет? Ведь огромное население, которое жило на польско-литовской территории, с одной стороны, могло быть самостоятельно окормляемым своим митрополитом, и кто знает, может быть, именно поэтому католическая экспансия, католическая пропаганда не была бы столь сильной, может быть, тогда эта церковь была бы более крепкой и удалось бы как-то это государство сделать православным. А может быть, и наоборот: именно потому, что не дали укорениться в XIV веке такой самостоятельности, не дали самостоятельной юрисдикции, и получилось, что русское население все время ориентировалось на Москву, видя в Москве своего защитника против католиков, и именно поэтому униатство удалось распространить только на сравнительно небольшой территории.
Этот вопрос не вполне ясен. Когда мы будем говорить о событиях XVII века, мы вернемся к сегодняшнему разговору, потому что речь тогда пойдет и об унии, и о проблемах, вставших тогда на территории, которая стала называть себя Украиной. Но здесь надо заострить внимание на этой проблеме в том ключе, в каком мы об этом беседуем. В учебниках обычно ничего не сообщается. Потому что, как ни взгляни, существовал все-таки определенный стереотип восприятия русской истории: кончился киевский домонгольский период — и начинается московский. При чем здесь Литва? Но потом, откуда ни возьмись, появляются поляки, литовцы, украинские проблемы, и откуда все это взялось, никто не знает. А ведь весь XV век — это непрерывная конфронтация с Литвой, да и XVI столетие приведет нас к смуте, а смута — это польско-литовская агрессия.
Мы должны четко представлять себе все эти очень не простые проблемы. Самое печальное заключается в том, что у нас нет практически никаких источников, которые бы говорили о том, как Москва поддерживала православное население в Литве в XIV–XV столетиях. Я имею в виду источники широкие: большие тексты, переписку, летописи. То единственное напоминание, которое содержится в частном письме (оно называется «Послание от друга к другу», где москвича просят прислать в Литву книг церковных), может только давать нам основание думать, что какие-то частные контакты были. Но именно частные. А что касается какой-то государственной политики, то этого нет. Почему так получилось, сказать трудно, но мне кажется, что в XIV–XV веке не использовали тот благоприятный момент, что все литовское княжество говорило по-русски, вся документация была на русском языке — русский язык был языком официальным. Половина населения состояла из чистокровных русских. Казалось бы, туда надо было устремить все свои силы — на эту проблему. Усиливать русское влияние и добиться слияния, соединения. Думаю, что не произошло этого потому, что наша политика в то время уже была четко сориентирована на Восток. У нас был главный враг, главная проблема — татары. Проблема эта еще не была решена, до окончательного уничтожения ига в 1480 году еще было жить и жить, а Литва была традиционно враждебна. Ольгерд приводил свои полки к Москве в 1367, 1368 и 1369 годах. В 1368 году, когда только-только была закончена первая каменная московская стена — белокаменная — он стоял под Москвой прямо у стен, а они проходили приблизительно там, где сейчас стоят красные кирпичные стены. Он стоял трое суток, естественно, разграбив окрестности. На следующий год нападение повторилось — «другая литовщина», как пишут наши летописи. На этот раз он стоял уже 8 дней. До литовских границ было очень близко — Ржев. Смоленск попадет в руки литовцев в начале XV столетия.
Литва в своей борьбе против Москвы ориентировалась на Тверь, потому что Тверь была последним конкурентом Москвы. Впоследствии литовцы стали мечтать о Новгороде, и он был присоединен именно потому, что новгородцы (разумеется, не население, а бояре), последние новгородские руководители из семейства Борецких, были в постоянных контактах с литовскими князьями.
Все это представляет большую сложность, поскольку в наших учебниках говорится об этом мало.
Что нужно прочитать: Брокгауза и Эфрона (статью об истории литовского княжества, там она чрезвычайно обстоятельно и последовательно изложена). У А. В. Карташева соответствующую главу, где речь идет о проблемах, связанных с возникновением митрополии в Литве в XIV веке. Материал изложен кратко, но обстоятельно. Было бы полезно посмотреть учебник для вузов под редакцией М. Н. Тихомирова, изданный в 40-е годы (кажется, «История СССР»). Галицко-Волынская летопись была издана в составе Ипатьевской летописи, а она состоит как бы из двух частей — Киевская летопись, которая вдруг обрывается, а потом Галицкая летопись, причем не с самого начала, поэтому о событиях Галицкой Руси, скажем, XII века мы знаем далеко не все, более ранние летописные источники не сохранились. Она была издана в серии «Памятники литературы древней Руси» в третьем выпуске, в томе за XIII век. Летопись эта очень сложна по составу, там практически четыре летописи, которые продолжают одна другую. В этой летописи есть и так называемые воинские повести, и небольшие рассказы о каких-то фактах, событиях. Там немало чисто литературных произведений, очень интересных. Знакомство с этим памятником ничего, кроме, пользы, не принесет. Но важно добавить еще одну мысль. Когда вам в дальнейшем {стр. 48} рано или поздно придется рассуждать о возникновении украинского государства, украинской культуры — именно украинской, а не литовской — вам придется столкнуться с мнением, которое имеет место (правда, в основном на Украине), о том, что государство украинское целиком происходит из Киевской Руси. Вопрос гораздо сложнее, чем может показаться. И дело не в национализме, а в том, что у нас все без исключения древние русские тексты — летописи, жития, сказания, слова, проповеди, переводы — все сохранились только на северо-востоке. И от киевского, и от татарского периода. У нас нет ни одного текста, который бы сохранился в XIV–XV веке на будущей украинской территории.
Конечно, очень многое пропало во время татарского нашествия. Но ведь литовцы-то говорили фактически по-русски, и там что-то могло быть. Ничего там не осталось — католическая экспансия уничтожала именно память. Поэтому когда в XIX веке заговорили о великом украинском государстве, то стали искусственно видеть, находить, искать корни этой государственности прямо в древней Руси. Но ведь между древней Русью и началом возникновения нового малороссийского этноса, который начал формироваться в XV веке, лежит пропасть XIII и XIV столетий. Сначала должна была погибнуть южная Русь как самостоятельное государство. Потом все это являлось объектом католической пропаганды. И вот в таких-то условиях начал возникать, складываться новый народ, новый этнос, который будет со временем называться Малой Русью. Они сами будут называть себя Русью. Ведь Украина — от слова «край». Русские, которые живут на окраине.
Украинская история очень трагична. Утрата прямых связей, прямых нитей, которые связывали ее с древней Русью, очень дорого обошлась Украине. Она утратила не только древние традиции, но и на долгое время утратила государственность (в сущности, государственность и по сей день там чрезвычайно непрочна). И, наконец, она стала неоднородной и в религиозном аспекте, потому что именно там было создано униатство. Что же касается польского национализма, то о нем вообще не нужно говорить всерьез, потому что национализм везде в своих крайних формах убог, смешон и отвратителен и сводится обычно к ругательствам, которые никогда доказательством не бывают. Но, к сожалению, вместо того, чтобы трезво представлять все эти очень не простые и часто невеселые проблемы, у нас к Украине отношение весьма скептическое, поверхностное. И если спросить любого среднего русского, что он знает об Украине, он скажет: Мазепа, Петлюра, Бандера. Конечно, такого отношения не должно быть у вас. Проблема очень сложная, и мы будем возвращаться к ней, когда речь пойдет об унии, о борьбе православного населения, казачества и против униатов, и против поляков. О политике российских императоров в этом непростом вопросе, о том, как этот вопрос стоит сейчас. Если, скажем, до 1917 года вопрос об униатах решался чрезвычайно удачно и количество униатов постепенно сокращалось, то в советское время было сделано все, чтобы это количество увеличить. И сейчас тот невероятный узел проблем, сплетение самых невероятных конфессий, юрисдикции и т. д. — это наследие тех очень далеких времен.
Лекция 10
ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ
Итак, обзор источников по истории Руси в домонгольский период и период татарского ига. Строго говоря, источниками можно назвать любые памятники, которые дошли до нашего времени от прошедших времен. Но мы должны все-таки их классифицировать, и по этому вопросу ведутся даже определенные споры — какую предпочесть классификацию. Общеупотребительной является та, по которой все источники делят на вещественные, этнографические, лингвистические, устные и письменные.
Под вещественнымиисточниками обычно подразумевают то, что исследователь получает в результате археологических раскопок — остатки фундаментов или, скажем, черепки, наконечники, монеты и т. д. Это нас, строго говоря, касается не впрямую, потому что мы строим обычно изучение русской истории в первую очередь на источниках другого рода. Что касается этнографическихисточников, то они касаются быта, обычаев жизни народов: «этнография» — описание народов, описание племен. Это то, что записывают обычно исследователи, наблюдая за жизнью тех или иных племен, поэтому здесь не всегда можно говорить о каких-то исторических критериях. Разложить бытование тех или иных обычаев во времени не всегда просто.
Лингвистическиеисточники — это нормы языка, зафиксированные чаще всего в каких-то письменных сочинениях. Здесь есть, конечно, определенная сложность, потому что лингвистические источники очень часто являются одновременно и письменными источниками.
{стр. 49}
Устныеисточники. Всякие устно передававшиеся легенды, сказки, так называемые плачи, предания, сказания рано или поздно, конечно, записывались, но все-таки на протяжении многих сотен лет существовали в устной традиции.
И, наконец, источники письменные — это главные для нас источники, самые важные, все остальные являются вспомогательными. Здесь следует назвать, во-первых, летописи, во-вторых, юридические памятники, актовые материалы, жития святых, а для более поздних времен (XVIII–XIX века) — эпистолярное наследие, мемуарную литературу, документы, связанные с делопроизводством и т. д.
Здесь сразу возникает вопрос: источниковедение — что это такое? Откуда взялась эта дисциплина (она существует, ее преподают), какую она сыграла роль? До XX века (точнее, до конца XIX) специальных работ, где источник был бы проанализирован сам по себе, в точном соответствии с другими источниками, — таких работ не было совсем пли их было очень мало. Такие выдающиеся историки, как Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, всегда опираясь на источники, оставляли как бы за пределами изложения материала свою работу с ними, свой анализ их. В своих лекциях они уже формулировали те выводы, к которым пришли, работая с источниками. Сам процесс этой работы они не показывали.
В конце XIX — начале XX века положение стало меняться. Чрезвычайно сильно стали развиваться филологические науки, и в первую очередь лингвистика, сравнительное языкознание, больших успехов добилась археология. Поэтому анализ именно источников стал чрезвычайно важным, к тому же и количество источников стало резко возрастать.
Когда произошло «самое великое в мировой истории событие» в 1917 году (так его квалифицировали советские историки), вся русская историческая наука была объявлена буржуазной, и, следовательно, недоброкачественной. А значит, и труды великих историков не надо было переиздавать. Но ведь предки наши не все были сразу казнены и не все сразу уморены голодом, все-таки русские ученые успевали оставить учеников, да и каждый толковый гимназист был в конце концов образованным человеком. И вот оказалось, что заниматься формальным анализом источников все-таки можно. Нельзя писать больших обобщающих трудов по истории, потому что классовый подход, естественно, не позволял отклоняться от указаний очередного высокопоставленного товарища. А формальный анализ источников давал возможность эти указания как-то обойти.
Допустим, анализируя какую-то грамоту, выясняли, когда она написана, что в ней написано, правдиво ли написано, подложна она или не подложна, на каком она написана материале, какие существуют параллели среди других грамот, какие списки, редакции. Это стало распространяться, и возникла дисциплина, которую и называют источниковедением.
В 1940 году вышел первый двухтомный учебник, который так и назывался — «Источниковедение истории СССР». 1-й том — это источниковедение истории с X по XVIII век (написал его Михаил Николаевич Тихомиров, академик, замечательный источниковед), а 2-й том написал тоже замечательный ученый — Сергей Александрович Никитин, который долгое время заведовал кафедрой в Московском университете. Оба этих ученых, разные люди, хотели достичь одной цели: дать возможность студентам хоть что-то узнать. Поэтому, естественно, цитируя положенное число раз указания товарища Сталина, они тем не менее довольно тщательно, насколько это было возможно по тогдашним временам, разбирали, что такое летописи, что такое жития, грамоты, где они хранятся, какая существует основная специальная литература по этому вопросу и т. д. Поэтому, насколько сильно деградировали официальные учебники истории, настолько быстро стал развиваться формальный анализ источников, формальное источниковедение.
Коль скоро речь идет о летописях, то мы с вами уже говорили о «Повести временных лет». Я вам рассказывал о том, что она сохранилась в составе Лаврентьевской летописи, что существует несколько ее вариантов, несколько списков, и в Ипатьевской летописи. Но существуют еще четыре Новгородские летописи — 1-я, 2-я, 3-я и 4-я, которые предоставляют нам чрезвычайно ценный материал по истории именно Новгорода. Если первые три летописи — специфически новгородские, то четвертая просто представляет собой огромный летописный свод. Что такое свод? Откуда взялось это понятие, кто его создал, что в него входит и почему оно так прочно вошло в российскую науку, почему без этого понятия мы с вами не можем понять историю русского летописания? Конечно, русские летописи существовали очень давно. Русские летописи переписывали, начиная с самых первых лет их существования. Умирал один летописец, второй дописывал, менялась политическая ситуация или он знакомился с какой-то другой летописью и дополнял одну за счет другой, создавалась как бы новая редакция. Вы помните, что «Повесть временных лет» имеет несколько редакций.
Но если в X–XI веках русское летописание, вероятнее всего, велось только в двух городах — Киеве и Новгороде, то уже в XII веке летописание начинает распространяться. Вероятно, каждый епископ желал, чтобы при его кафедре фиксировались те или иные события, которые затрагивали его епархию, да и вообще события в России. Естественно, что каждый удельный князь желал, чтобы в его княжестве велась самостоятельная летопись. Ведь не случайно, что именно в период феодальной раздробленности, когда Российское государство как бы деградирует, культурный процесс, наоборот, чрезвычайно активен. Именно этот период домонгольской истории — своеобразный «золотой век» той эпохи, потому что каждый князь спешит украсить свою столицу. Своеобразная гордость за свой родной город превалирует в сознании людей того времени.
В это время появляются местные центры, где и пишутся летописи. Их писали в Чернигове, Смоленске, Суздале, Ростове. В XIII столетии этот процесс продолжается, но когда начинается татарский погром, {стр. 50} то, естественно, рукописи горят. В конечном итоге они сгорят не все, но мы можем только догадываться, какое количество бесценных текстов было уничтожено. Рассказывая вам о нашествии Тохтамыша в 1382 году, я говорил о том, что москвичи и жители московских окрестностей, которые хотели спастись за каменными московскими стенами, снесли в Москву книги, которые были сложеньг в каменных соборах до самых стропил. Все это сгорело. Сколько тысяч таких уникальных текстов, летописей, житий, актов и т. п. было уничтожено, мы можем только догадываться на основании того в общем-то небольшого исторического материала, который сохранился.
Но когда Москва начинает становиться центром русского государства, то, естественно, возникают и иные задачи перед московскими летописцами — надо отражать уже не специфически московские проблемы, а общерусскую жизнь, события, важные для всей Руси. Как это можно сделать? Это можно сделать, скомпоновав из разных текстов, из разных известий общий текст, который более или менее систематически будет излагать события, происходящие на Руси.
Конечно, мысль эта не обязательна для вас. Может быть, у кого-то будет другое мнение. Может быть, кто-то, прочитав Галицко-Волынскую летопись или другую литературу, придет к каким-то другим выводам. Но мне кажется, что возможность противостояния татарам и католической или литовской экспансии могла быть реальной только в случае союза государственной власти и власти церковной. Если такого союза, такой симфонии не было, то дело увенчаться успехом не могло. Русь была создана крещением, поэтому именно союз светской и церковной властей и был залогом развития, существования нашего государства.
Впоследствии, когда в 1385 году Кревская уния подтвердила политический союз Литвы и Польши, а в 1413 году на Городельском сейме вся литовская шляхта получила те права, которые были у польской шляхты, практически уже пошел процесс объединения двух государств, который со временем и привел к образованию единого государства, и здесь уже говорить о том, что Галицко-Волынское княжество могло как-то этому противостоять, не приходится. В 1337 году Галицкие земли были включены в состав Польши, а остальные Ольгерд позже включил в состав своего Великого княжества Литовского.
Итак, перейдем к следующему моменту. Население, которое жило в Литве и в Польше, было русским и даже православным. Утрачивалась государственность, но не вера. Литовцы были язычниками и стояли на очень, прямо скажем, низком уровне развития, их языческие верования были невероятно примитивны, и поэтому, как всегда бывает в таких ситуациях, завоевывая русские земли, литовские племена постепенно становились православными.
Литовские князья понимают, что коль скоро у них так много православного населения, а государство самостоятельно, значит, нужно иметь и главу Православной Церкви. Практически весь XIV век — это попытка Литвы создать собственную митрополию. Чему, естественно, препятствуют митрополиты русские, которые сначала называются киевскими, потом владимирскими, а потом московскими.
Здесь нужно разобраться в вопросе: может быть, было бы лучше, если бы укоренилась самостоятельная литовская церковь? Так ли уж необходима здесь конфронтация? Очевидно, митрополиты — и Кирилл, и, в большей степени, Максим, Петр, Феогност, Алексий — полагали, что хоть и нет уже там крепкой русской государственности, но русское население будет существовать, пока будет в религиозном отношении единым со всей остальной частью Руси. Это реально, потому что вся политика русских митрополитов была направлена на то, чтобы не допустить существования самостоятельной митрополии в Литве. И дело было, конечно, не в доходах, которые в таком случае получали или не получали бы митрополиты от литовского населения.
Речь шла о том, что, видимо, митрополиты Феогност и Алексий пытались все-таки сохранить возможность для дальнейшего объединения русских земель, то есть изъятия их у литовского государства, восстановления единства русской земли в его этнических границах, его этнической территории. И если иметь в виду развитие нашей истории, то именно такой взгляд оказался, конечно, самым правильным, потому что в дальнейшем так оно и вышло. Другое дело, что восстановление этнических границ произошло значительно позже, чем, вероятно, об этом думали в XIV веке. (Только при Екатерине II земли, на которых жило православное население, окончательно вошли в состав русской империи).
Но коль скоро митрополиты ставились, то нужно сказать несколько слов и о них. Гедимин пытался поставить своего митрополита, и около 1316–1317 года появляется на несколько лет митрополит Феофил. Но уже в 1328 году митрополит Феогност, едва приехав из Византии на Русь, поставляет своих епископов в Галич и во Владимир-Волынский. Но Гедимин не оставляет своих попыток. Очевидно, что митрополит долго на своем посту не пробыл — видно, митрополия не сложилась (Феогност принял меры), и в 1331 году появляется новый митрополит Галицкий, который, впрочем, тоже существует недолго (очевидно, тоже креатура Гедимина). И опять-таки, надо полагать, именно благодаря влиянию Феогноста и его авторитету в Константинополе новый ставленник Гедимина не задержался и не сумел создать самостоятельную Православную Церковь в Литве.
Около 1347 года фиксируется уже третья попытка, и в 1354–1356 годах ставится еще один митрополит — Роман, который умирает в 1361 году. В 1370 году, когда Галич уже окончательно вошел в состав Польши, Гедимин, сообразив, видимо, что уже значительное количество православных теперь живет на территории польского государства, добивается для Галича самостоятельной митрополии. И в 1375 году Киевским митрополитом (заметьте: Киевским, а не всея Руси) становится Киприан — тот самый, который в эти годы так интриговал против митрополита Алексия. Как известно, Дмитрий Донской никогда не мог простить Киприану, даже когда он стал митрополитом Московским, что он вел интриги против митрополита Алексия. Именно Дмитрию Донскому принадлежат слова, с которыми он обратился, видимо, в 1375 году к Киприану: «Ты почто ставишься при живом митрополите?» Потому и отношение Киприана к Дмитрию Донскому никогда не было хорошим.
{стр. 47}
О том, что собой представлял Киприан, очень непростой человек, мы сейчас говорить не будем. Но история его поставления вполне укладывается в политику литовских князей, которую он, видимо, использовал в своих целях.
И вот получается такая картина. На севере имеет место единство светских и церковных властей, они видят общую цель и работают для достижения этой цели, для восстановления независимости государства. А на юге государственность исчезает, и в течение целого столетия предпринимаются попытки создать самостоятельную митрополию, не зависящую от Москвы, приобрести самостоятельную юрисдикцию, которая на протяжении XIV столетия многократно может создаться, но не создается — очевидно, вследствие политики московских митрополитов. Надо представить себе этот процесс и понять: дальновидной была политика Москвы в этом вопросе или нет? Ведь огромное население, которое жило на польско-литовской территории, с одной стороны, могло быть самостоятельно окормляемым своим митрополитом, и кто знает, может быть, именно поэтому католическая экспансия, католическая пропаганда не была бы столь сильной, может быть, тогда эта церковь была бы более крепкой и удалось бы как-то это государство сделать православным. А может быть, и наоборот: именно потому, что не дали укорениться в XIV веке такой самостоятельности, не дали самостоятельной юрисдикции, и получилось, что русское население все время ориентировалось на Москву, видя в Москве своего защитника против католиков, и именно поэтому униатство удалось распространить только на сравнительно небольшой территории.
Этот вопрос не вполне ясен. Когда мы будем говорить о событиях XVII века, мы вернемся к сегодняшнему разговору, потому что речь тогда пойдет и об унии, и о проблемах, вставших тогда на территории, которая стала называть себя Украиной. Но здесь надо заострить внимание на этой проблеме в том ключе, в каком мы об этом беседуем. В учебниках обычно ничего не сообщается. Потому что, как ни взгляни, существовал все-таки определенный стереотип восприятия русской истории: кончился киевский домонгольский период — и начинается московский. При чем здесь Литва? Но потом, откуда ни возьмись, появляются поляки, литовцы, украинские проблемы, и откуда все это взялось, никто не знает. А ведь весь XV век — это непрерывная конфронтация с Литвой, да и XVI столетие приведет нас к смуте, а смута — это польско-литовская агрессия.
Мы должны четко представлять себе все эти очень не простые проблемы. Самое печальное заключается в том, что у нас нет практически никаких источников, которые бы говорили о том, как Москва поддерживала православное население в Литве в XIV–XV столетиях. Я имею в виду источники широкие: большие тексты, переписку, летописи. То единственное напоминание, которое содержится в частном письме (оно называется «Послание от друга к другу», где москвича просят прислать в Литву книг церковных), может только давать нам основание думать, что какие-то частные контакты были. Но именно частные. А что касается какой-то государственной политики, то этого нет. Почему так получилось, сказать трудно, но мне кажется, что в XIV–XV веке не использовали тот благоприятный момент, что все литовское княжество говорило по-русски, вся документация была на русском языке — русский язык был языком официальным. Половина населения состояла из чистокровных русских. Казалось бы, туда надо было устремить все свои силы — на эту проблему. Усиливать русское влияние и добиться слияния, соединения. Думаю, что не произошло этого потому, что наша политика в то время уже была четко сориентирована на Восток. У нас был главный враг, главная проблема — татары. Проблема эта еще не была решена, до окончательного уничтожения ига в 1480 году еще было жить и жить, а Литва была традиционно враждебна. Ольгерд приводил свои полки к Москве в 1367, 1368 и 1369 годах. В 1368 году, когда только-только была закончена первая каменная московская стена — белокаменная — он стоял под Москвой прямо у стен, а они проходили приблизительно там, где сейчас стоят красные кирпичные стены. Он стоял трое суток, естественно, разграбив окрестности. На следующий год нападение повторилось — «другая литовщина», как пишут наши летописи. На этот раз он стоял уже 8 дней. До литовских границ было очень близко — Ржев. Смоленск попадет в руки литовцев в начале XV столетия.
Литва в своей борьбе против Москвы ориентировалась на Тверь, потому что Тверь была последним конкурентом Москвы. Впоследствии литовцы стали мечтать о Новгороде, и он был присоединен именно потому, что новгородцы (разумеется, не население, а бояре), последние новгородские руководители из семейства Борецких, были в постоянных контактах с литовскими князьями.
Все это представляет большую сложность, поскольку в наших учебниках говорится об этом мало.
Что нужно прочитать: Брокгауза и Эфрона (статью об истории литовского княжества, там она чрезвычайно обстоятельно и последовательно изложена). У А. В. Карташева соответствующую главу, где речь идет о проблемах, связанных с возникновением митрополии в Литве в XIV веке. Материал изложен кратко, но обстоятельно. Было бы полезно посмотреть учебник для вузов под редакцией М. Н. Тихомирова, изданный в 40-е годы (кажется, «История СССР»). Галицко-Волынская летопись была издана в составе Ипатьевской летописи, а она состоит как бы из двух частей — Киевская летопись, которая вдруг обрывается, а потом Галицкая летопись, причем не с самого начала, поэтому о событиях Галицкой Руси, скажем, XII века мы знаем далеко не все, более ранние летописные источники не сохранились. Она была издана в серии «Памятники литературы древней Руси» в третьем выпуске, в томе за XIII век. Летопись эта очень сложна по составу, там практически четыре летописи, которые продолжают одна другую. В этой летописи есть и так называемые воинские повести, и небольшие рассказы о каких-то фактах, событиях. Там немало чисто литературных произведений, очень интересных. Знакомство с этим памятником ничего, кроме, пользы, не принесет. Но важно добавить еще одну мысль. Когда вам в дальнейшем {стр. 48} рано или поздно придется рассуждать о возникновении украинского государства, украинской культуры — именно украинской, а не литовской — вам придется столкнуться с мнением, которое имеет место (правда, в основном на Украине), о том, что государство украинское целиком происходит из Киевской Руси. Вопрос гораздо сложнее, чем может показаться. И дело не в национализме, а в том, что у нас все без исключения древние русские тексты — летописи, жития, сказания, слова, проповеди, переводы — все сохранились только на северо-востоке. И от киевского, и от татарского периода. У нас нет ни одного текста, который бы сохранился в XIV–XV веке на будущей украинской территории.
Конечно, очень многое пропало во время татарского нашествия. Но ведь литовцы-то говорили фактически по-русски, и там что-то могло быть. Ничего там не осталось — католическая экспансия уничтожала именно память. Поэтому когда в XIX веке заговорили о великом украинском государстве, то стали искусственно видеть, находить, искать корни этой государственности прямо в древней Руси. Но ведь между древней Русью и началом возникновения нового малороссийского этноса, который начал формироваться в XV веке, лежит пропасть XIII и XIV столетий. Сначала должна была погибнуть южная Русь как самостоятельное государство. Потом все это являлось объектом католической пропаганды. И вот в таких-то условиях начал возникать, складываться новый народ, новый этнос, который будет со временем называться Малой Русью. Они сами будут называть себя Русью. Ведь Украина — от слова «край». Русские, которые живут на окраине.
Украинская история очень трагична. Утрата прямых связей, прямых нитей, которые связывали ее с древней Русью, очень дорого обошлась Украине. Она утратила не только древние традиции, но и на долгое время утратила государственность (в сущности, государственность и по сей день там чрезвычайно непрочна). И, наконец, она стала неоднородной и в религиозном аспекте, потому что именно там было создано униатство. Что же касается польского национализма, то о нем вообще не нужно говорить всерьез, потому что национализм везде в своих крайних формах убог, смешон и отвратителен и сводится обычно к ругательствам, которые никогда доказательством не бывают. Но, к сожалению, вместо того, чтобы трезво представлять все эти очень не простые и часто невеселые проблемы, у нас к Украине отношение весьма скептическое, поверхностное. И если спросить любого среднего русского, что он знает об Украине, он скажет: Мазепа, Петлюра, Бандера. Конечно, такого отношения не должно быть у вас. Проблема очень сложная, и мы будем возвращаться к ней, когда речь пойдет об унии, о борьбе православного населения, казачества и против униатов, и против поляков. О политике российских императоров в этом непростом вопросе, о том, как этот вопрос стоит сейчас. Если, скажем, до 1917 года вопрос об униатах решался чрезвычайно удачно и количество униатов постепенно сокращалось, то в советское время было сделано все, чтобы это количество увеличить. И сейчас тот невероятный узел проблем, сплетение самых невероятных конфессий, юрисдикции и т. д. — это наследие тех очень далеких времен.
Лекция 10
ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ
Сегодня мы с вами подведем итоги того, что нам удалось сделать в первом семестре. И будет это не в виде каких-то выводов, а скорее в форме обзора тех источников, которые вам понадобятся для того, чтобы углубленно готовиться к экзаменам и просто разбираться, где и что можно найти, с чего начинать в том, честно говоря, колоссальном количестве разнообразных книг, с которыми вам предстоит ознакомиться.
1. — Виды исторических источников. 2. — Источниковедение. 3. — Русское летописание. 4. — Летописные своды и их изучение. 5. — Юридические источники. 6. — Жития и их исследование. 7. — Мемуары и переписка. 8. — Источниковедческая литература.
Итак, обзор источников по истории Руси в домонгольский период и период татарского ига. Строго говоря, источниками можно назвать любые памятники, которые дошли до нашего времени от прошедших времен. Но мы должны все-таки их классифицировать, и по этому вопросу ведутся даже определенные споры — какую предпочесть классификацию. Общеупотребительной является та, по которой все источники делят на вещественные, этнографические, лингвистические, устные и письменные.
Под вещественнымиисточниками обычно подразумевают то, что исследователь получает в результате археологических раскопок — остатки фундаментов или, скажем, черепки, наконечники, монеты и т. д. Это нас, строго говоря, касается не впрямую, потому что мы строим обычно изучение русской истории в первую очередь на источниках другого рода. Что касается этнографическихисточников, то они касаются быта, обычаев жизни народов: «этнография» — описание народов, описание племен. Это то, что записывают обычно исследователи, наблюдая за жизнью тех или иных племен, поэтому здесь не всегда можно говорить о каких-то исторических критериях. Разложить бытование тех или иных обычаев во времени не всегда просто.
Лингвистическиеисточники — это нормы языка, зафиксированные чаще всего в каких-то письменных сочинениях. Здесь есть, конечно, определенная сложность, потому что лингвистические источники очень часто являются одновременно и письменными источниками.
{стр. 49}
Устныеисточники. Всякие устно передававшиеся легенды, сказки, так называемые плачи, предания, сказания рано или поздно, конечно, записывались, но все-таки на протяжении многих сотен лет существовали в устной традиции.
И, наконец, источники письменные — это главные для нас источники, самые важные, все остальные являются вспомогательными. Здесь следует назвать, во-первых, летописи, во-вторых, юридические памятники, актовые материалы, жития святых, а для более поздних времен (XVIII–XIX века) — эпистолярное наследие, мемуарную литературу, документы, связанные с делопроизводством и т. д.
Здесь сразу возникает вопрос: источниковедение — что это такое? Откуда взялась эта дисциплина (она существует, ее преподают), какую она сыграла роль? До XX века (точнее, до конца XIX) специальных работ, где источник был бы проанализирован сам по себе, в точном соответствии с другими источниками, — таких работ не было совсем пли их было очень мало. Такие выдающиеся историки, как Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, всегда опираясь на источники, оставляли как бы за пределами изложения материала свою работу с ними, свой анализ их. В своих лекциях они уже формулировали те выводы, к которым пришли, работая с источниками. Сам процесс этой работы они не показывали.
В конце XIX — начале XX века положение стало меняться. Чрезвычайно сильно стали развиваться филологические науки, и в первую очередь лингвистика, сравнительное языкознание, больших успехов добилась археология. Поэтому анализ именно источников стал чрезвычайно важным, к тому же и количество источников стало резко возрастать.
Когда произошло «самое великое в мировой истории событие» в 1917 году (так его квалифицировали советские историки), вся русская историческая наука была объявлена буржуазной, и, следовательно, недоброкачественной. А значит, и труды великих историков не надо было переиздавать. Но ведь предки наши не все были сразу казнены и не все сразу уморены голодом, все-таки русские ученые успевали оставить учеников, да и каждый толковый гимназист был в конце концов образованным человеком. И вот оказалось, что заниматься формальным анализом источников все-таки можно. Нельзя писать больших обобщающих трудов по истории, потому что классовый подход, естественно, не позволял отклоняться от указаний очередного высокопоставленного товарища. А формальный анализ источников давал возможность эти указания как-то обойти.
Допустим, анализируя какую-то грамоту, выясняли, когда она написана, что в ней написано, правдиво ли написано, подложна она или не подложна, на каком она написана материале, какие существуют параллели среди других грамот, какие списки, редакции. Это стало распространяться, и возникла дисциплина, которую и называют источниковедением.
В 1940 году вышел первый двухтомный учебник, который так и назывался — «Источниковедение истории СССР». 1-й том — это источниковедение истории с X по XVIII век (написал его Михаил Николаевич Тихомиров, академик, замечательный источниковед), а 2-й том написал тоже замечательный ученый — Сергей Александрович Никитин, который долгое время заведовал кафедрой в Московском университете. Оба этих ученых, разные люди, хотели достичь одной цели: дать возможность студентам хоть что-то узнать. Поэтому, естественно, цитируя положенное число раз указания товарища Сталина, они тем не менее довольно тщательно, насколько это было возможно по тогдашним временам, разбирали, что такое летописи, что такое жития, грамоты, где они хранятся, какая существует основная специальная литература по этому вопросу и т. д. Поэтому, насколько сильно деградировали официальные учебники истории, настолько быстро стал развиваться формальный анализ источников, формальное источниковедение.
Коль скоро речь идет о летописях, то мы с вами уже говорили о «Повести временных лет». Я вам рассказывал о том, что она сохранилась в составе Лаврентьевской летописи, что существует несколько ее вариантов, несколько списков, и в Ипатьевской летописи. Но существуют еще четыре Новгородские летописи — 1-я, 2-я, 3-я и 4-я, которые предоставляют нам чрезвычайно ценный материал по истории именно Новгорода. Если первые три летописи — специфически новгородские, то четвертая просто представляет собой огромный летописный свод. Что такое свод? Откуда взялось это понятие, кто его создал, что в него входит и почему оно так прочно вошло в российскую науку, почему без этого понятия мы с вами не можем понять историю русского летописания? Конечно, русские летописи существовали очень давно. Русские летописи переписывали, начиная с самых первых лет их существования. Умирал один летописец, второй дописывал, менялась политическая ситуация или он знакомился с какой-то другой летописью и дополнял одну за счет другой, создавалась как бы новая редакция. Вы помните, что «Повесть временных лет» имеет несколько редакций.
Но если в X–XI веках русское летописание, вероятнее всего, велось только в двух городах — Киеве и Новгороде, то уже в XII веке летописание начинает распространяться. Вероятно, каждый епископ желал, чтобы при его кафедре фиксировались те или иные события, которые затрагивали его епархию, да и вообще события в России. Естественно, что каждый удельный князь желал, чтобы в его княжестве велась самостоятельная летопись. Ведь не случайно, что именно в период феодальной раздробленности, когда Российское государство как бы деградирует, культурный процесс, наоборот, чрезвычайно активен. Именно этот период домонгольской истории — своеобразный «золотой век» той эпохи, потому что каждый князь спешит украсить свою столицу. Своеобразная гордость за свой родной город превалирует в сознании людей того времени.
В это время появляются местные центры, где и пишутся летописи. Их писали в Чернигове, Смоленске, Суздале, Ростове. В XIII столетии этот процесс продолжается, но когда начинается татарский погром, {стр. 50} то, естественно, рукописи горят. В конечном итоге они сгорят не все, но мы можем только догадываться, какое количество бесценных текстов было уничтожено. Рассказывая вам о нашествии Тохтамыша в 1382 году, я говорил о том, что москвичи и жители московских окрестностей, которые хотели спастись за каменными московскими стенами, снесли в Москву книги, которые были сложеньг в каменных соборах до самых стропил. Все это сгорело. Сколько тысяч таких уникальных текстов, летописей, житий, актов и т. п. было уничтожено, мы можем только догадываться на основании того в общем-то небольшого исторического материала, который сохранился.
Но когда Москва начинает становиться центром русского государства, то, естественно, возникают и иные задачи перед московскими летописцами — надо отражать уже не специфически московские проблемы, а общерусскую жизнь, события, важные для всей Руси. Как это можно сделать? Это можно сделать, скомпоновав из разных текстов, из разных известий общий текст, который более или менее систематически будет излагать события, происходящие на Руси.