«Вдруг резина порвется и мы здесь утонем? Тебе и так конец, — тут же подумал он. — И наверное, будет лучше, если ты умрешь раньше. Меньше мучений».
   — Ну вот, мы и приехали, — Чурбаков неловко соскочил на камень и потянул лодку за привязанный к носу тонкий канат со вплетенной в него красной нитью.
   О Гетмане на какое-то время словно бы забыли. Он лежал на дне, чувствуя под собой острые грани колотого камня.
   И вдруг вспыхнул свет — яркий, пронзительный, тут же заставивший закрыть веки. Но все равно он слепил.
   Аркадий Петрович видел лишь красную кровяную поволоку. В центре каменной выработки под самым сводом висел строительный прожектор как минимум с тысячеваттной лампочкой. Возле него струился пар. Половину выработки занимала ровно забетонированная площадка.
   Над ней возвышалась металлическая конструкция, напоминающая букву "П" русского алфавита, но с очень длинной перекладиной.
   Когда Гетмана выволокли из лодки и поставили на ноги, он, прищурившись от яркого света, огляделся. Наверху металлической перекладины виднелись ржавые стальные кольца. На паре из них покачивались от сквозняка обрывки веревок. И только сейчас Аркадий Петрович понял что напомнила ему эта конструкция — висельнику. Да, она вполне подходила для этого дела — высота метра три.
   Невдалеке от виселицы стоял стол, старый, с облезшей краской, штук пять стульев — тоже почтенного возраста.
   — Садись, урод! — Свиридов ногой подвинул стул Гетману и тот опустился на него.
   Мокрая одежда быстро стыла на сквозняке, и Гетман дрожал от холода.
   — Не ждал, а, Аркаша? — усмехнулся Чурбаков, открывая металлический ящик, висевший на стенке.
   Дверцу украшала готическая вязь, абсолютно не поддающаяся прочтению славянскому глазу. На столе появилась бутылка водки и четыре стакана. Свиридов свернул пробку и разлил водку на три порции. Четвертый пустой стакан протянул Гетману.
   — Ну что, согреемся, ребята?
   — Неплохо после дела.
   — Дело только начинается, — Чурбаков взял стакан и подмигнул Гетману. — За твое здоровье, Аркаша!
   Тому хотелось плюнуть в лицо Чурбакову, выплеснуть на него все ругательства, какие он только знал.
   Но Аркадий Петрович сдержался. Он понемногу начинал приходить в себя и ему не хотелось лишний раз испытывать терпение своих мучителей.
   Выпив водку, Чурбаков с деланным изумлением посмотрел на Гетмана:
   — Ай, яй, яй! Тебе забыли налить! Какая досада! Хочешь? — и он взял бутылку, занес ее над стаканом.
   — Да, не помешало бы, — пробормотал Гетман.
   — Ты уж извини, но порядок у нас здесь такой, как в ресторане. За все услуги, которые тебе предлагаются, ты должен платить. Знаешь сколько стоят здесь сто граммов водки?
   Гетман плотно сжал губы, боясь, что у него сейчас изо рта вырвется непристойное ругательство.
   — Один глоток водки, даже не сто граммов, стоит здесь пятьсот баксов. Скажешь, дорого?
   — Тогда походи по базару, поищи подешевле, — мужчины захохотали.
   — Ну, так как, покупаешь?
   — У тебя моих полмиллиона, — отозвался Гетман.
   — Твоих? — Чурбаков приложил раковиной ладонь к уху, будто бы плохо слышал. — Чьих, чьих, ты сказал?
   — Подонок, — очень тихо проговорил Гетман, но его услышали.
   — Ах, вот как! Ты еще хамишь? Придется поднять для тебя расценки. С этого момента водка для тебя стоит штуку баксов.
   Гетман не мог понять издевается ли Чурбаков, или говорит серьезно.
   — Ты, приятель, по-моему, чего-то не догоняешь.
   Если хочешь жить, то оплати.
   — Вы же знаете, — Аркадий Петрович с трудом ворочал языком, холод сковывал его тело, — что больше денег у меня нет. Вот эти — все, что у меня было.
   — Неужели в кармане ничего нет? Можно я посмотрю? — спросил Свиридов.
   Чурбаков кивнул. На стол легло мокрое портмоне.
   Паша брезгливо вытащил из него пачку денег — часть российскими, часть зелеными купюрами.
   — Тут ему на пару глотков хватит, — радостно сообщил он и подвинул деньги к Чурбакову.
   На дне стакана заплескалась водка. Гетману показалось, что она искрится не хуже бриллианта. Дрожащими руками, скованными наручниками, он поднес стакан ко рту и сделал судорожный глоток — один, второй.
   На счет того, что деньги, которые лежали в портфеле, последние, Гетман лукавил. Он собрал почти все, что у него было, но оставалось еще триста тысяч, скрытых от налоговой инспекции, пока еще не легализованных, если не считать оборотных средств зарезервированных на счетах «Золотого дуката».
   — Так говоришь, нету больше?
   Гетман кивнул. Водка придала ему сил, водка немного согрела.
   — Жаль тебя. Значит, сдохнешь с голоду. Придержи-ка его, — попросил Бородина Чурбаков.
   Он навалился на Гетмана сзади так, что тот не мог шелохнуться.
   — А я тебе не верю, — весело проговорил Вадим Семенович, пригнувшись так, что его нос почти касался носа Гетмана, — не верю и все тут!
   — Чем поклясться?
   — Кровью. Кровью поклянешься, Аркаша. Неужели мама тебя не учила, что обманывать нехорошо, особенно старших и сильных?
   — Нету! — истерично закричал Гетман. — Нету у меня больше денег!
   — Странный ты человек! Тебе жизнь предлагают, а ты упираешься. Все равно, даже если ты будешь упрямиться и сохранишь те деньги, какой тебе в этом смысл? Получит их какой-нибудь твой внебрачный сын, о котором ты и думать забыл. И это в лучшем случае.
   А то завладеет ими и сама потаскуха, которая ублюдка от тебя нагуляла, станет жить и трахаться в свое удовольствие. А о тебе даже ни разу и не вспомнит. Или бандиты к ним доберутся. Или ты их в банку трехлитровую сложил да на даче закопал? Сгниют деньги, не порядок…
   — Замолчите! — Гетман никак не мог заставить себя назвать Чурбакова на «ты».
   — Интересно получается, — пожал Вадим Семенович плечами, — вроде бы ты у меня в плену, а кричишь так, словно меня поймал. Ты чего-то не догоняешь, честное слово! Так говоришь, денег у тебя больше нет?
   — Нет! Нету у меня ничего!
   — А квартира, машина. Их же продать можно. Небось, товар на складах остался.
   — Ни хрена ты от меня не получишь! — наконец-то сумел преодолеть невидимый барьер Гетман. — И эти деньги тебе поперек горла встанут!
   — Видишь, водка помогла, ожил немного. Только не думай, что я тебя просто так в другой мир отпущу.
   Нельзя на земле после себя долги оставлять. Говорят, таких ни в рай, ни в ад не пускают. Ходят они потом призраками и людей пугают. Эй, Паша, помоги-ка ему немного вспомнить, память освежи.
   Сергей Бородин отпустил Гетмана. Павел Свиридов достал из-под стола огромный джутовый мешок и приказал встать. Пошатываясь, Гетман поднялся. Паша набросил на него мешок, который тут же сполз до земли, резко повалил Аркадия Петровича. Так, в мешке, его и подволокли к виселице. Горловину мешка завязали.
   Бородин, подпрыгнув, перебросил веревку через перекладину и, действуя вдвоем, мужчины подняли лежащего в мешке Аркадия Петровича на полтора метра над землей. Гетман крутился, то поджимал ноги, то выпрямлял их. Но что ты сделаешь, когда висишь в воздухе? И минут через пять он затих, лишь мерно покачивался мешок.
   Чурбаков взял в руки отполированную на одном конце палку и слегка постучал ею по проступившей под шершавый джут голове пленника.
   — Эй, Аркаша, ты не заснул там?
   — Его, небось, укачало, — засмеялся Свиридов.
   А Бородин, схватив мешок за угол, закрутил его.
   — Так ты спишь или уже проснулся?
   — Разбудить придется, — бросил Свиридов.
   Чурбаков размахнувшись изо всей силы, опустил дубинку на бешено вращающийся мешок. Не ожидавший сильного удара Гетман закричал. Дубинка попала по ребрам.
   — Сука! Гад! — верещал Гетман, крутясь в мешке.
   — Ты, придурок, голову руками прикрой, а то чего доброго размозжу черепушку.
   Три удара один за другим обрушились на Гетмана.
   — Жив еще? — Чурбаков остановил мешок и прислушался.
   Гетман хрипел, боль пронзала все его тело.
   — Так есть у тебя еще деньги или нет, а? Не слышу.
   — Нет! Нет у меня денег! — кричал Гетман.
   — Может, поверим ему? — с наигранной веселостью спросил Чурбаков.
   — Может, человек и в самом деве правду говорит? — в тон ему отвечал Свиридов.
   — Нет, не дошел он еще до «состояния спелости».
   Вот если бы сознался где спрятал деньги, я бы его выпустил, — Чурбаков отставил палку и напомнил Аркадию. — Я не из легковерных. Трудно тебе будет меня убедить. Начинайте, ребята.
   Свиридов принялся наносить по мешку удары кулаками — так, как делают это боксеры, тренируясь с боксерской грушей. Он тщательно выбирал куда наносить удары, избегая пока бить в голову.
   — Стойте! Стойте! — закричал Гетман.
   Свиридов замер.
   — Неужели так быстро? — рассмеялся Чурбаков и похлопал по плечу висевшего в мешке Гетмана. — Рассказывай свои секреты, с удовольствием послушаю.
   — Ничего вы от меня не добьетесь, потому что денег у меня больше нет!
   — Врет. Продолжай, — убежденно сказал Чурбаков.
   Еще минут пять продолжалась экзекуция, пока Гетман снова не выдержал и запросил пощады.
   — Нет, на этот раз останавливаться не будем. Однажды ты меня обманул, так что теперь веры тебе нет.
   Еще пару минут поколоти-ка его, пока не устанешь.
   Свиридов работал кулаками от души. Наконец остановился, перевел дыхание.
   — Все, Сережа, твоя очередь. И все-таки знаешь, — Чурбаков говорил шепотом, обращаясь к Свиридову, но достаточно громко, чтобы его слышал Гетман, — по-моему, он не врет и денег у него действительно нет.
   Аркадий Петрович затаился, надеясь на чудо, надеясь на то, что ему поверят, оставят в покое. Пусть убивают, но только потом. Пусть прекратят мучения.
   — Сережа, теперь ты.
   И новый град ударов обрушился на Гетмана. У Бородина был свой стиль истязаний. Если Свиридов наносил короткие частые удары, то Сергей бил наотмашь, с оттяжкой, каждый раз глубоко погружая свои кулаки в тело вконец очумевшего от боли Аркадия Петровича.
   — Передохни, Сережа, устал, наверное, — вкрадчивым голосом произнес Чурбаков, и все в наступившей тишине услышали, как надсадно и с хрипом дышит Гетман. — Ну как, есть у тебя деньги или нету?
   — Нету! Нету у меня ничего! Ты же сам знаешь, я все собрал, что только мог, поверь! — бизнесмен пытался воззвать к разуму Чурбакова. — Я забуду обо всем, что произошло, забуду об этих деньгах!
   — Кажется, начинает действовать.
   — Мало еще, — сказал Свиридов, — скоро очухается.
   — Пока не скажет, что у него есть деньги, нельзя останавливаться, — подытожил Бородин.
   — Опустите-ка его, ребята, чуть пониже. Неохота руки марать, — приказал Чурбаков.
   И Гетман почувствовал, как мешок, в котором он висит, опускается пониже, но не до самой земли.
   — Что вы собираетесь делать? — испуганно спрашивал он, мечась в колючем джутовом мешке. Он припал к просвечивающей материи и пытался рассмотреть что происходит снаружи. Но видел лишь неясные тени, мелькающие в отдалении.
   — Морду-то прибери, если хочешь, чтобы твой нос сохранил форму, — услышал он и тут же, понимая, что церемониться с ним не станут, уткнулся лицом в колени, зажал голову локтями.
   И Чурбаков принялся бить его ногами. Харкая, плюясь, он бил с наслаждением, лишь изредка останавливаясь, чтобы вытереть со лба пот.
   — Ты, сука! Спекулянт чертов! — кричал он между ударами. — Думал, поднялся, крутым стал? Пока ты людей обманывал, да деньги крал, я на нарах валялся! Я, которому маршалы честь отдавали и по стойке «смирно» стояли. Да я раньше на такую мелочь, как ты, и плюнуть бы слюны пожалел, сука продажная! Думал, что из грязи вылез? Нет, я тебя снова в грязь брошу, будешь ползать, говно, сопли и кровь смешивая, на коленях у меня пощады молить! Не ты первый у меня такой. Все поначалу говорят, нет денег, нет денег! На, получай! — Чурбаков разошелся не на шутку.
   Он вкладывал в удары всю силу, которая имелась у него. Свиридов и Бородин переглянулись, как бы говоря друг другу: следовало бы его остановить, а то убьет еще ненароком — деньги пропадут;
   — Вадим Семенович, — Свиридов положил руку на плечо Чурбакову, — успокойтесь. Не стоит он ваших нервов.
   — Пошел вон! — бывший генерал-лейтенант грубо оттолкнул Свиридова и с новой яростью набросился на почти потерявшего сознание Гетмана. — Крутись, крутись, все равно в голову тебе попаду!
   Гетман закашлялся — у него горлом пошла кровь.
   Он хотел было крикнуть, но лишь клокотанье и бульканье разнеслось по каменной выработке. Сперва несколько тяжелых капель сорвалось с набрякшей джутовой ткани, затем кровь полилась тонкой струйкой. И странное дело, именно вид крови жертвы привел в чувство Чурбакова. Он замер, разглядывая блестящий ботинок, скривился, покосившись на ширившуюся лужицу крови.
   — Отвечай, сука, в последний раз спрашиваю — есть у тебя деньги или нет?
   Очумевший от избиения Гетман, харкающий кровью, не почувствовал в этом вопросе подвоха. Если бы бывшего генерала в самом деле интересовало наличие денег, он бы не предложил варианта отрицательного ответа.
   — Нету! Богом клянусь ничего больше нету!
   — Что ж, по-моему, я тебе поверил. На нет и суда нет.
   Чурбаков вынул нож из кармана и отщелкнул лезвие. Подошел вплотную к мешку и несколько раз ткнул острием в мягкие части тела жертвы, погружая острие совсем неглубоко, на пару сантиметров.
   — Счастливый ты, Аркаша, падла! Тебе я успел поверить. Вот некоторые так и не дождались, — и он взмахом ножа обрезал веревку, на которой висел мешок. — Вытащите его, — приказал Чурбаков.
   И Свиридов с Бородиным не спеша выполнили приказание. Они вытряхнули бизнесмена на каменный пол.
   — Плох, совсем плох, — пробормотал Паша, глядя на то, как кровь течет изо рта Гетмана.
   — Бывало и похуже, — напомнил Бородин, зачерпнул морской воды резиновым ведром, взятым из лодки, окатил голову Гетмана.
   Теперь, когда кровь немного отмылась, Аркадий Петрович выглядел несколько лучше, во всяком случае, Чурбаков больше не испытывал позывов рвоты.
   — Крепкий ты мужик, Аркаша, — с издевкой проговорил он, прохаживаясь возле распростертого на полу Гетмана.
   Тот не мог пошевелить и пальцем.
   — Убедительно ты говорил. Только вот беда, я готов был тебе поверить, но факты… У тебя на счету в банке «Золотой дукат» осталось еще пара-тройка сотен тысяч.
   И двести — двумя месяцами раньше ты отмыл через подставные фирмы. Сходится?
   Разбитые губы Гетмана задрожали. Он заплакал навзрыд. Чурбаков говорил истинную правду. Именно так обстояли дела. Это и впрямь были последние деньги, о которых, как он думал, не знал никто кроме Андрея Рублева, помогавшего ему обналичивать. И если до этого момента он еще держался, пытаясь сопротивляться судьбе, то сейчас в его душе произошел слом, на что, собственно говоря, и рассчитывал бывший генерал-лейтенант, бывший заключенный Тверской колонии, а теперь человек, который сделал целью своей жизни выколачивание денег из «новых русских».
   «Неужели Андрей Рублев действует заодно с ним? — в отчаянии подумал Гетман. — Неужели? Как я ошибался в нем!»
   — Ну так вот, Аркаша, больше тратить на тебя времени я не намерен. Толщина твоего кошелька мне известна, правила, по которым в моих владениях идет жизнь, тебе найдется кому рассказать. Так что, ребята, тащите его в мой концлагерь, который я организовал здесь, под землей, для «новых русских» и поскорее возвращайтесь, — Чурбаков сел на колченогий стул, поставил перед собой стакан и плеснул на дно водки. — Твое здоровье, Аркаша, — он выпил и тут же налил снова. — И не забудь, все в моих владениях стоит дорого.
   Гетман уже не понимал куда его волокут — вверх, вниз. Каменный коридор извивался, а он лишь прислушивался к боли. Его тащили под руки Свиридов с Бородиным, тащили так, как тащат грязный мешок картошки по раскисшему от дождей полю, боясь испачкаться. Затем загрохотали железяки. Вновь в глаза ударил резкий свет. Аркадия Гетмана бросили на пол и на какое-то время оставили в покое. У него не было даже сил поднять голову и осмотреться где находится. Он видел лишь шершавую поверхность покрытого зеленой плесенью известняка, из которого, казалось, все было сделано в этих рукотворных пещерах, простоявших более полувека без хозяина. Он слышал какие-то звуки, но не вникал в их суть. Ему было достаточно того, что его сейчас не трогают. Гетман прислушивался к боли, которая волнами прокатывалась по телу.
   «Наверное, пару ребер сломали», — думал он, время от времени харкая кровью.
   Кровотечение остановилось, но во рту все еще присутствовал солоноватый привкус крови, так похожий на вкус морской воды, в которой Гетману пришлось уже сегодня побывать.
   Свиридов подошел к нему, стал, широко расставив ноги, критично посмотрел.
   — Будет жить, — изрек он.
   Бородин пожал плечами.
   — По-моему, Чурбаков все-таки перестарался. Иногда на него находит, когда дело идет о деньгах.
   — Да нет, — Свиридов пнул Гетмана ногой, — я же выиграл спор, когда сказал, что он вынырнет еще три раза, а ты проиграл.
   — Мы не спорили. Во всяком случае, я ничего на кон не ставил.
   — Ладно, тогда счет остается прежним. Потащили.
   — Может, сам пойдет?
   — Черепаха и та быстрее доползла бы.
   Свиридов, не скрывая отвращения к окровавленному Гетману, схватил его за шиворот и попытался поставить на ноги. Колени бизнесмена подгибались и от страха, и от усталости, и от боли.
   Наконец-то он сумел рассмотреть куда именно его притащили. Странное это было помещение. Под сводом пещеры разместилось несколько строительных прожекторов, вместо стекол в которых стояли решетки. Вдоль стен тянулись старые, покрытые плесенью провода, среди которых лишь один был новый, в блестящей пластиковой оболочке, явно протянутый совсем недавно. Именно этот кабель и подходил к прожекторам. На какой глубине они сейчас находятся, сколько километров или метров тащили его по подземным коридорам, везли на лодке по подземным цехам Гетман себе не представлял.
   Он видел ряды клеток, тянущихся вдоль серой известняковой стены. Решетки явно происходили еще с тех времен, когда тут хозяйничали немцы — толстые, покрытые слоем ржавчины, но на удивление крепкие.
   «Наверное, из Крупповской стали», — пришло в голову Гетмана, когда его голова ткнулась в холодный металл прутьев, а Бородин тем временем открывал старый замок большим хитроумным ключом.
   Затем Гетман получил сильный удар в спину и плашмя рухнул на цементный пол, холодный и скользкий. Решетка закрылась с грохотом и скрежетом.
   — Ну вот, ты и дома, — послышался смешок Бородина, и он достал пачку сигарет. — Небось, закурить хочешь, приятель?
   У Гетмана не было сил отвечать.
   — А то смотри, губы немного заживут, тогда проси.
   Только помни, все здесь дорогого стоят. Одна сигарета — сто баксов. И это еще по дешевке, если ты не будешь спорить, а поведешь себя, как паинька — вот как он… — и Бородин показал большим пальцем правой руки через плечо на такую же клетку у другой стены, где на бетонной лавке, поджав под себя ноги, сидел какой-то странный субъект в лохмотьях с потухшим взглядом.
   Жидкая борода была грязна и нечесана.
   — А ведь когда-то он был большим человеком, — сказал Свиридов, — ему два завода принадлежали, которые алюминий выпускают. Это тебе не торговля мылом, да стиральными порошками! А теперь у него ничего нет. Радуется кружечке водички, да корочке хлеба.
   А сигарету дадут, так это совсем праздник, почти как на Пасху. Правда, курить приходится «Астру» без фильтра, на американские денег уже не хватает.
   Свиридов с Бородиным ударили друг друга по рукам.
   — Ну-ка, повесели этого хмыря Поповича! — сказал Бородин Свиридову.
   Тот немного подумал, затем решил, что неплохо будет посмеяться. Рядом с клетками лежал багор — такой, какие вешают на пожарные щиты. Древко новое, а острие — ржавое, но все равно острое. Свиридов взял багор, просунул его сквозь прутья клетки и ткнул ржавым острием узника в бок. Тот пронзительно завизжал.
   — Ну, как дела, Попка? — спросил Бородин.
   Попович в ответ захихикал, замахал руками. По всему было видно, что он уже немного тронулся рассудком.
   — Бабу хочешь? — спросил Бородин громко и развязно.
   — Не-а! — крикнул Попович. — Хлеба хочу, яйко хочу.
   — Яйко хочешь? Яйко дорого стоит, а вот хлебушка корочку я тебе сейчас подкину.
   Рядом стоял ящик, грубо сколоченный. Деревянная крышка с грохотом открылась, Бородин запустил туда руку и вытащил кусок заплесневелого зеленоватого хлеба, пролежавшего в ящике не меньше недели.
   — Ну, Попович, держи! Только ты знаешь, хлебушек надо заработать. Денег у тебя нет, так станцуй.
   — Да-да, спляши, Попович, — на всякий случай ткнув багром под ребра узника, крикнул Свиридов.
   Попович расправил плечи и стал судорожно дергаться посреди клетки, хлопая себя руками по коленям, по худой заднице, безумно хохоча, виляя бедрами.
   — Стриптиз хочу, — закричал Бородин. — А ну, давай, Попович, стриптиз!
   — Стриптиз! Стриптиз! — заверещал сам танцор и молниеносно спустил до колен штаны. Затем нагнулся, показывая задницу своим мучителям.
   Бородин расхохотался и хотел было острие багра всадить в тощую ягодицу, но почему-то передумал. Он зацепил крюком за ногу стриптизера, потащил на себя и тот рухнул на скользкий бетонный пол, рассадив себе нос.
   — А ну, танцуй! — приказал Свиридов.
   И стриптизер продолжил танец.
   — Видишь, Гетман, как они у нас вышколены? Через неделю и ты будешь «Камаринскую» отплясывать. Устроим конкурс художественной самодеятельности. Главный приз — буханка хлеба. Так что готовься. А если танец будет хорош, то получишь еще одну или две сигареты и подарим тебе порнографический снимок. Будешь, глядя на него, мастурбировать, если, конечно, силы у тебя останутся.
   Гетман зарычал и бросился на клетку, принялся трясти прутья. Но те были наглухо замурованы в бетон и даже не дрогнули, лишь едва слышно зазвенели, трясся сам Гетман.
   А Бородин со Свиридовым гоготали:
   — Во дает! Думает, сможет выбраться, думает сломать эти прутья. А ты зубами попробуй, может, перегрызешь. Небось, металлокерамика во рту по шестьдесят баксов за зуб?
   Но грызть ржавые прутья Гетман не стал. Он беспомощно опустил руки и забился в угол клетки.
   — Вот там и сиди.
   В других клетках тоже произошло оживление. Послышались вздохи, стоны, хохот и едва слышный, сдавленный плач.
   — А кто это там слезу пустил? Небось, новенький? — спросил Свиридов.
   — Где охрана, кстати? — обратился Бородин к Поповичу. — Что, пошли погреться на солнышке?
   Попович принялся тыкать пальцами в бетонный потолок.
   — Ага, понятно, — сказал Бородин. — Мы здесь работаем, деньгу выколачиваем, а они отдыхают. Надо будет ввалить, расслабились ребята. А все-таки, Попович, дрянь у тебя родственники. Да и жене оказался ты не нужен. Не хотят за тебя сто тысяч отдать.
   Попович завизжал и заплакал. А затем принялся пронзительно кричать:
   — Сука! Сука! Бл..ь!
   — Конечно, сука, конечно, бл..ь, — сказал Бородин. — Была бы хорошей женщиной, выкупила бы тебя из неволи. — Мы и фотографию ей твою посылали, самую лучшую выбрали, с голой задницей. А она говорит, мол, не ее это муж и трахается напропалую с твоими дружками.
   Попович задрожал, наклонил голову, а затем бросился к двери с мольбой глядя на Свиридова с Бородиным, начал просительным тоном:
   — Я же дал вам адреса. И их сюда, ко мне в клетку!
   Ко мне! У них тоже деньги есть, много денег".
   — А вот не учи нас кого брать.
   Попович заплакал и принялся ковыряться мизинцем в замке.
   — Смотри, палец сломаешь, придурок! И соплю будет нечем вытереть. А ну, убери руки с замка! — и Бородин заехал ногой по прутьям клетки. Та вздрогнула, Попович отдернул руку и сунул грязный палец в рот. — Ам! Ам!
   — Вот так-то лучше будет, — сказал Свиридов.
   На сегодняшний день в клетках находилось восемь заключенных. Еще четыре клетки были пустыми.
   — Так где же эта чертова охрана? — выругался Бородин. — Пусть примут груз. Мы доставили, свое дело сделали. Сидеть в этой сырости нам не хочется.
   Правда?
   — Да, правда, — ответил Свиридов.
   Затем подошел к железному ящику, прикрепленному к стене, открыл крышку и нажал красную кнопку. Минуты через две послышался грохот бегущих людей и появились трое здоровенных парней в фуфайках, с дубинками на поясах.
   — Где вы бегаете? — спросил Бородин.
   — Мы вышли погреться.
   — Погреться, погреться… А если кто-нибудь сдохнет, что тогда?
   — Ну, мы…
   — Да ладно. Хорошо что мы пришли, а не Чурбаков, иначе бы вам головы не сносить. Сами бы в клетки сели.
   На ваше место заступить желающих — пруд пруди. Такие деньги вам платят, а вы сачкуете.
   — Да ладно тебе, — бросил тот, что был постарше.
   — Что ты мне «ладкаешь»? — огрызнулся Бородин. — Скажу Вадиму Семеновичу и кранты тебе, Боря, понял?
   — Понял, понял. Но ты же не скажешь?
   — Ладно, не скажу. На этот раз прощаю. Примите груз, вон сидит в третьей клетке.
   Охранники подошли и как животное принялись осматривать Гетмана.
   — А взять с него что-нибудь можно?
   — Можешь драные штаны забрать, можешь пиджак. Кстати, часы у него остались. Эй, Гетман, дай котлы сюда!
   Гетман подполз к решетке и просунул левую руку.
   — Отщелкни, — приказал Бородин охраннику.