«Но ничего, главное, что она нашлась».
   Через два дня после встречи с Шеришевским в Варшаве Бабек вылетал в Москву, но уже из Никозии. Он договорился со своими друзьями, что такую сумму он сможет взять в Москве в одном из банков. А банк получит эти деньги в Париже.
   И вот теперь Бабек в Москве, а Станислава Шеришевского нет. Бабек вновь набрал его телефонный номер. Но и на этот раз телефон не ответил.
   — Ладно, поехали, — решил Жак Бабек.
   Он надел плащ, шляпу. В дверях его номера появился Поль:
   — Хозяин, что берем? — спросил мужчина.
   — Ничего не берем.
   — Машина внизу.
   — Это прекрасно.
   Лифт спустил французского коллекционера и помощника вниз. Они прошли через шикарный холл. Прислуга вежливо улыбалась господину Бабеку, прекрасно его знала. Только за последний год он приезжал в Москву по меньшей мере раз десять и неизменно останавливался в «Метрополе», никогда не скупясь на чаевые.
   Мерседес уже ждал Бабека. Секретарша сидела в машине рядом с водителем. Поль открыл дверь, и Жак Бабек с трудом всунул свое стодвадцатикилограммовое тучное тело на заднее сиденье.
   Поль сел рядом.
   — Куда, хозяин? — спросил помощник.
   — На Малую Грузинскую.
   На Малой Грузинской располагалась мастерская одного известного художника, который мог сообщить Бабеку где можно найти Станислава Шеришевского. Ведь тот довольно часто покупал у художника картины, а затем переправлял их на Запад.
   Художник встретил Жака Бабека с распростертыми объятиями, надеясь, что тот приехал за картинами, и сразу же повел по мастерской, показывая свои новые произведения. Бабек внимательно рассматривал все то, что предлагал художник.
   — Может быть, я вот эту картину возьму, — он ткнул пальцем в небольшой, шестьдесят на восемьдесят сантиметров холст.
   — Вот эту? — изумился художник, а затем закивал.
   Бабек понимал, говорил по-русски, но старался скрывать свой талант, свои знания. Разговаривал через переводчицу, через свою секретаршу, хотя прекрасно понимал что говорит художник Жаклин.
   — Сколько вы хотите? — через секретаршу спросил Бабек.
   — Немного — всего тысячу долларов.
   — Нет, нет, это много! — замахал Бабек и покачал лысой головой.
   — Как много? За такую картину много? А сколько вы можете заплатить? — спросил художник в грязном халате на голое тело, обращаясь к Жаку Бабеку, но глядя при этом на длинноногую девушку-секретаршу.
   — Пятьсот долларов.
   — Давайте семьсот, — вставил художник, — чтобы ни вам, ни мне.
   — Нет, пятьсот, — твердо повторил Бабек.
   — Пятьсот, — сказала секретарша, — господин Бабек не любит торговаться.
   — Ну, пятьсот так пятьсот.
   — Кстати, спроси у него где можно найти Станислава Шеришевского?
   Художник уловил фамилию:
   — О, Станислав Борисович! Вчера вечером я его видел на Беговой, у Семенова, знаете такого?
   Секретарша перевела, Бабек кивнул.
   — А телефон есть у Семенова?
   Секретарша опять перевела вопрос, художник затряс головой, длинными грязными волосами.
   — Дай ему деньги, — сказал Бабек, обращаясь к Полю.
   Тот открыл портфель, отсчитал пятьсот долларов и подал художнику. Художник тут же спрятал деньги, даже не пересчитывая, в халат, из которого торчало несколько карандашей, и принялся завертывать в шелестящую бумагу небольшой холст.
   — Я его не буду сейчас забирать. Скажите, я приеду за ним специально и может, еще что-нибудь приобрету для своей коллекции.
   Художник был явно польщен и обрадовался.
   — Можно позвонить? — обратился Поль к художнику.
   — Да-да, пожалуйста, месье!
   Секретарша позвонила. Шеришевского на Беговой не оказалось, но там сказали, что он отправился к себе в загородный дом и дали телефон. Жаклин позвонила в Подмосковье, но Шеришевский и оттуда уехал. А ровно через час «Мерседес» Бабека уже стоял у подъезда дома на Котельнической набережной, в котором была четырехкомнатная квартира Станислава Шеришевского.
   Хозяин встретил дорогого гостя с распростертыми объятиями. Они были знакомы уже лет пятнадцать и много ценных вещей, даже бесценных, перешло от Станислава Борисовича Шеришевского к Жаку Бабеку, а потом было продано на аукционах. В общем, их союз был выгодным обоим.
   — О, месье Бабек, месье Бабек! Прошу. И мадемуазель Жаклин, и месье… — Шеришевский галантно пригласил своих гостей к журнальному столику, а затем подмигнул Жаку Бабеку, приглашая его в кабинет, от пола до потолка заставленный книгами. — Присаживайтесь. Коньяк, водка? Вино? Все к вашим услугам.
   — Немного коньяка, — сказал Бабек.
   Тут же на письменном столе появились два бокала и бутылка с французским коньяком. Мужчины выпили.
   Шеришевский медлил. Бабек нервничал.
   «Ничего, ничего, — подумал русский коллекционер, — пусть понервничает. Тем больше будет его восторг и быстрее станет сговорчивым».
   — Я нашел деньги, — сделав глоток терпкого коньяка, сказал Бабек.
   — Это прекрасно, прекрасно… — Станислав Борисович подошел к шкафу, повернул ключик и вытащил завернутую в мягкую ткань панель «Янтарной комнаты».
   Он положил ее на стол, аккуратно развернул, зажег настольную лампу. Янтарь вспыхнул, заискрился, заиграл золотистыми тонами.
   Жак Бабек ладонью прикоснулся к теплому на взгляд янтарю.
   — Вот она какая… — пробормотал Жак Бабек.
   — Да, да, вот она какая! — повторил Шеришевский. — Великолепная работа! И самое главное, это подлинник.
   — Когда можно будет увидеть всю?
   Станислав Борисович развел руками:
   — Должен появиться человек.
   — Тот, кто нашел ее или перекупщик?
   — По-моему, тот кто нашел.
   — Где она находится? — задал вопрос Жак Бабек пристально вглядываясь в переливы янтаря на панели.
   — Глупый вопрос, господин Бабек, очень глупый.
   Кто же скажет такое? Но я думаю, где-то под Калининградом.
   — Под Кенигсбергом? — уточнил Бабек.
   — Да, да, там.
   — А вы уверены, что нет обмана?
   — Никакого обмана. Хотя, всякое может быть. Вещь ценная, я бы даже сказал бесценная.
   — Да-да, бесценная, — пробурчал Жак Бабек. — Но она стоит два миллиона долларов. Это огромные деньги.
   — Да, огромные, я понимаю. Но она того стоит.
   — ; Я нашел деньги, — вновь повторил Бабек.
   — Вот и прекрасно, вот и очень хорошо, — морщинистое лицо Станислава Борисовича Шеришевского расплылось в угодливой улыбке, в угодливой и хитрой.
   Он прекрасно понимал, что стоит «Янтарная комната» никаких не два миллиона, а намного больше. И он также был уверен, что такой человек, как Жак Бабек, сможет ее выгодно для себя продать.
   Мужчины пили коньяк, Жак Бабек поворачивал панель то так, то этак, словно бы пытался пробуравить ее взглядом насквозь.
   Шеришевский стоял в стороне, у книжного шкафа, и время от времени бросал на француза довольный взгляд. Он понимал, Бабек от такого приобретения не откажется и будет ему благодарен.
   — И еще один вопрос, месье Бабек, — почти шепотом сказал Шеришевский, — что я получу с этого?
   — А сколько господин Шеришевский желает получить? Неужели вы не включили свою долю в цену?
   Станислав Борисович задумался, затем подошел к столу, оперся на него руками и заглядывая в маленькие темные глазки Бабека, произнес:
   — Про них я и говорю — пятьсот тысяч долларов — итого с вас будет два миллиона.
   Бабек даже не стал спорить. Кивнул:
   — И еще. Мне может понадобиться помощь, ведь все это надо будет как-то вывезти.
   — Да-да, помогу конечно! Все, что будет нужно — сделаем. Но это пойдет за ваш счет, месье Бабек.
   Жак Бабек опять кивнул и его лицо покраснело. Он почесал небритый подбородок. Затем прищурил глаза и провел ладонью по гладкой панели в мелких, едва заметных трещинках, провел нежно, как отец проводит рукой по голове любимого ребенка или страстный любовник по плечу своей возлюбленной.
   — Дьявольская красота! Неземная! — сказал Бабек.
   — Самое плохое, месье Бабек, это то, что комната принадлежит России, хоть и делали ее немцы.
   — Много чего принадлежит вашей России, очень много чего. Но я хочу, чтобы она принадлежала мне.
   Слышите, господин Шеришевский, мне и никому другому!
   — Да-да, я понимаю. Но если кто-то об этом узнает, за это могут судить.
   — Бабек не боится, — сказал француз.
   Шеришевский аккуратнейшим образом завернул панель и спрятал в книжный шкаф.
   — Значит, когда? — спросил Бабек.
   — Я вам позвоню.
   — Хорошо, — кивнул Бабек, — буду ждать с нетерпением.
   — А деньги?
   — Деньги будут. Но вначале я должен убедиться, что «Янтарная комната» на месте, что она не миф.
   — Какой к черту миф! — воскликнул Станислав Борисович. — Никаких мифов! Вот деталь.
   — Сколько там ящиков?
   — Этого мне не сказали, — ответил Шеришевский.
   — Но я должен знать. Ведь возникнут проблемы, надо будет договариваться о том, как все это вывезти за границу, как доставить во Францию.
   — А почему во Францию? — задал вопрос Шеришевский.
   — Можно и в Италию или Германию, Англию. Главное, вывезти отсюда.
   — Этот вопрос, я думаю, мы решим, — сказал Шеришевский. — Еще коньяка, месье Бабек?
   — Нет, нет, хватит, — он тяжело поднялся и посмотрел на книжный шкаф, на золоченые корешки старых книг.
   Но смотрел он конечно же не на книги, смотрел на шкаф, куда была спрятана маленькая частичка «Янтарной комнаты». И он уже представлял какие дела закрутятся после того, как она окажется в его руках.
   — Все, я еду.
   Шеришевский проводил гостей до двери, а когда Бабек и его люди спустились по лестнице вниз, Станислав Борисович, возбужденно потирая руки, вернулся в свой кабинет.
   — Это тебе не иконы, — негромко произнес он.
   "Ну, тысяча, двести, триста долларов с каждой доски.
   А вот теперь я смогу получить полмиллиона долларов!
   Большие деньги. Хотя можно еще поторговаться и сорвать с француза как минимум тысяч сто сверху. Но этим мы займемся попозже, чуть-чуть попозже".
   Шеришевский налил коньяка почти полбокала и мелкими глотками выпил.
   «Вот она, удача. Повезло на старости лет. И пришла она оттуда, откуда ее не ждешь».
   Жаку Бабеку был пятьдесят один год. В общем-то его жизнь сложилась очень удачно. Дела шли как нельзя лучше. А помогали ему в работе не только деловая хватка и интуиция, как многие считали, и не деньги, которые достались ему от отца, а то, что он был связан со спецслужбами России, с Главным разведывательном управлением. И время от времени выполнял кое-какие поручения Москвы — переправлял документы. Слава богу, мотаться ему приходилось по всему миру — Амстердам, Нью-Йорк, Лондон, Стамбул… В общем дома он находился во много раз меньше, чем в дороге.
   И сразу, когда узнал о «Янтарной комнате», он не мог приехать в Россию. Ему еще надо было слетать на Кипр и передать кое-какие документы нужным людям — документы на ракетные комплексы, которые Россия собиралась поставить киприотам. Это дело он выполнил.
   Сейчас по приезде в Москву он должен был встретиться с полковником Бахрушиным. Ведь это Бахрушин курировал его последние пять лет. Встреча была назначена на восемь вечера в одной из квартир, принадлежащей ГРУ. Но обо всем этом Жак Бабек сейчас думать не мог. Его мысли всецело были заняты важным приобретением, которое он решил сделать — то есть, «Янтарной комнатой». Он знал о ней все, что можно было знать и даже не подозревал, что когда-нибудь она может оказаться в его руках, может стать его собственностью.
   Многие конкуренты удивлялись его удачливости, но никому и в голову не могло прийти, что Жак Бабек имеет оперативную кличку Толстяк и сотрудничает с Главным разведывательным управлением Генштаба вооруженных сил России и сотрудничает давно. Все удивлялись как легко Жак въезжает и выезжает из России вместе с ценностями, никогда у него не возникает никаких проблем. А если и возникают, то почему-то решаются они на удивление быстро и легко. Естественно, никому о своей второй жизни Жак Бабек не рассказывал.
   Когда автомобиль остановился около гостиницы, Поль покинул машину первым, открыл дверь хозяину, затем помог ему выбраться. И Жак Бабек, тяжело дыша, поднялся по ступенькам.
   — Все свободны, — сказал он своим помощникам.
   Не беспокойте меня, я хочу немного отдохнуть. Перелет утомил меня.
   — А когда поедем к художнику? — спросил Поль.
   — К какому? — удивился Бабек.
   — У которого вы приобрели картину, — напомнил Поль — забрать.
   — Может быть, съездишь один завтра или послезавтра. А пока меня не беспокойте. Вечером, в половине восьмого, машина должна стоять у входа. Я съезжу по делам.
   — Мы вам будем нужны, хозяин? — спросил Поль.
   — Нет-нет, я же сказал, поеду один.
   — Хорошо, стоило уточнить, — кивнул помощник.
   Бабек поднялся в номер. Он довольно быстро распаковал свои вещи, принял душ, а затем направился в спальню, где решил немного вздремнуть. Но сон не брал. Из головы не выходила мысль о «Янтарной комнате».
   А в одном из более дешевых номеров Жаклин общалась с Полем:
   — Ты не заметил, что наш хозяин как-то чересчур возбужден?
   — Да, заметил, — сказал мужчина. — И я смотрю какой-то он.., как не в себе.
   — Может, что-то случилось? И картину оставил в мастерской художника. Такого раньше с ним не случалось, хоть живопись там, честно говоря, неважная.
   — Я заметил, Жаклин. Как ты думаешь, что с ним?
   — Наверное, какая-то крупная сделка. Недаром же он сорвал нас и пришлось срочно лететь в Россию?
   — Да, я думаю недаром. А как ты думаешь, Поль, что он покупает?
   Помощник пожал плечами и посмотрел на девушку.
   — Может, какой-нибудь алтарь пятнадцатого века?
   — Да ну, брось ты! Мы бы об этом знали.
   — Тогда я не знаю. Ничего, скоро все выяснится.
   А сейчас, может быть, спустимся в ресторан? — предложил помощник.
   — Да, я не против. Ужасно проголодалась. А этот русский — Шеришевский даже не угостил нас кофе.
   — Они были слишком заняты с хозяином, обсуждали что-то очень важное.
* * *
   В восемь вечера полковник Бахрушин и Жак Бабек встретились. Жак передал Бахрушину тонкую папку с документами на американские ракетные комплексы.
   Бахрушин был доволен:
   — А что вас еще привело в Россию?
   — Дела. Есть выгодное предложение.
   — Опять эти картины, иконы, скульптуры? Хорошо что я в этом ничего не понимаю, — засмеялся полковник ГРУ.
   — Да, наверное. А я вот, к сожалению, в этом разбираюсь и неплохо.
   — Надолго в Москву?
   — Еще сам не знаю, — пожал плечами Бабек.
   — Вот что нужно будет сделать, господин Бабек.
   В Париже к вам придет наш человек. Мы переведем деньги на ваш банк, а вы постарайтесь их снять. Это возможно?
   — Конечно. Если сумма будет не очень значительная.
   — Нет, сумма будет небольшая — тысяч сто пятьдесят, если считать в долларах.
   — Да, нормально, — кивнул Бабек, — такими суммами оперировать легко. И что я должен буду сделать?
   — Передать деньги.
   — А кто за ними придет?
   — Вы его знаете.
   — Господин Максимов? — уточнил Бабек.
   — Да, Серж Максимов.
   — Что ж, хорошо, нет проблем. Я все приготовлю, обо всем договорюсь.
   Полковник Бахрушин и Жак Бабек выпили кофе, поговорили о пустяках и условились о встрече через четыре дня. Встреча должна была состояться здесь, на этой же квартире, в это же время. Они распрощались как старые знакомые, пожали друг другу руки, и Жак Бабек уехал в «Метрополь», где собирался поужинать со своими сотрудниками — с длинноногой миловидной Жаклин и немного суровым Полем. И еще на этот ужин был приглашен директор частной московской галереи, с которым Жак Бабек имел деловые отношения и планировал совместную выставку в Лондоне.

Глава 8

   Вадим Семенович Чурбаков приехал в Питер скромно, фирменным поездом ранним утром. Он сошел на платформу налегке, держа в руках лишь небольшой чемоданчик, который, будь он чуть меньше, можно было бы назвать портфелем. Вадим Семенович Чурбаков был когда-то довольно известным человеком лет пять тому назад его, бывшего генерал-лейтенанта, возможно, еще узнавали бы на улицах. Но время, проведенное в тюрьме, сделало свое дело. Волосы тронула седина, лицо покрыла сетка морщин. Никто не обратил на его появление никакого внимания. Мало ли людей приезжает из Москвы в Питер? К тому же Чурбаков и не жаждал известности.
   Раньше, будучи приближенным к власти родственными связями, он мог многое себе позволить. Но это и сыграло с ним злую шутку. За злоупотреблению властью, — а занимал он пост замминистра — Вадима Семеновича упекли за решетку. Естественно, отбывал он срок не в обыкновенной колонии, а в специальном заведении — в Тверской спец-колонии, куда со всей России собирали проштрафившихся офицеров МВД, ФСБ, бывших функционеров. Положенный срок он отсидел сполна и вышел на свободу не для того, чтобы снова попадаться, а для того, чтобы, учтя прежние свои ошибки, снова выбиться в люди, на этот раз уже не за счет родственников, а за счет денег.
   Оказывается, не только в высшем обществе приближенным к власти можно обзавестись полезными связями. Каждый, кто сидел в той самой тюрьме, что и Чурбаков, связей в верхах имели хоть отбавляй. Люди там попадались не глупые. Именно за решеткой познакомился Чурбаков с Павлом Свиридовым и Сергеем Бородиным. Схема, придуманная Чурбаковым еще на зоне, теперь приносила ему весомые плоды.
   Умеющий, когда требуется, быть предельно вежливым, Чурбаков открыл дверцу такси и сев на переднее сиденье, негромко сказал водителю:
   — К гостинице «Планета».
   Это звучало не как приказ, не как просьба. Человеку нужно и он говорит об этом, а дело таксиста исполнять свою работу.
   По дороге Чурбаков ни о чем не разговаривал с водителем. Лишь оказавшись у гостиничного крыльца уточнил сколько он должен. Расплатился, немного набавив на чай, и вошел в холл. Вид у него был достаточно солидный для того, чтобы дежурный администратор даже не поинтересовался его документами. От таких людей неприятностей в гостиницах не случается. Глядя на Чурбакова, невозможно было предположить, будто он может что-нибудь украсть или станет скандалить.
   Остановившись у двери номера, Чурбаков уверенно постучал костяшками пальцев, а затем несколько раз провернул дверную ручку. Свиридов в это время как раз брился, стоя перед вмазанным в стену большим зеркалом, а Бородин застилал кровать.
   — По-моему, это он, — через плечо бросил Свиридов, и Сергей пошел открывать.
   Чурбаков вошел в номер, поздоровался за руку с Бородиным, кивнул Свиридову, показавшему ему мокрые руки, и присел в кресло рядом с журнальным столиком.
   Терпеливо дождался пока двое его людей окончат утренний туалет и лишь после этого перешел к делу.
   Разговор троих мужчин мало походил на совещание бандитов. Все трое в свое время служили в силовых структурах и поэтому не рассказывали, а докладывали, используя профессиональную терминологию.
   — Будь мы в других условиях, — усмехнулся Чурбаков, — я бы за Седого и его парней объявил вам благодарность с занесением в личное дело. А так придется ограничиться денежной премией.
   — С занесением в личное дело не надо, — усмехнулся Свиридов. — Лучше работать без всяких бумаг. Они мне в свое время на службе надоели.
   — — Чисто сработано, я по своим каналам проверял.
   Нигде ни о чем не догадываются.
   — Как уж получается, — скромно заметил Бородин, получая от Чурбакова конверт с деньгами.
   — Это на вас двоих. Я уж не знаю кто из вас больше постарался.
   — Мы всегда делим пополам.
   Бородин достал деньги в стодолларовых купюрах и, не считая их, принялся раскладывать на две стопки. Он всегда так Поступал, согласно уговору со Свиридовым.
   Кто бы и что из них ни делал, деньги всегда делятся пополам. Рука Бородина с последней купюрой зависла в воздухе:
   — Нечетная, — с удивлением проговорил он.
   Раньше такого не случалось, Чурбаков всегда округлял до тысячи долларов.
   — ..Вы не ошиблись? — спросил Бородин, помахивая новой хрустящей купюрой.
   — Нет. Просто интересно было посмотреть на выражение твоего лица.
   — Тогда не понимаю…
   Свиридов, уже сообразивший в чем дело, тихо смеялся. Бородина злило то, что его выставили полным идиотом.
   — Посмотри внимательно, — предложил Чурбаков.
   Бородин медленно перевел взгляд на одну стопку денег, на другую и все равно ничего не понял.
   — Нужно быть не только смелым, но и внимательным, — Чурбаков протянул руку и раскрыл веером сперва одну стопку, затем вторую.
   — Ну конечно же, как я не догадался! — воскликнул Бородин. — Одну сотку вы дали двумя пятидесятидолларовыми купюрами.
   — Сергей, никогда не забывай, что у каждой задачи существует несколько ответов, я уж не говорю о различных способах решения.
   — Ловко вы меня, — признался Бородин.
   — Чем проще подколка, тем легче на нее попадаются даже такие пройдохи, как ты.
   — — Следующий раз буду внимательнее.
   — Дай-ка телефон, — попросил Чурбаков.
   Свиридов извлек из-под подушки трубку сотового телефона. Чурбаков приложил трубку к уху, несколько чувственно сложил губы и дождался пока ему ответят.
   — Алло, — прозвучал в наушнике взволнованный голос. По всему было понятно, ответивший звонка ждал.
   — Ты, что ли, Аркадий Петрович? — почти что запанибратски ответил ему Чурбаков.
   — Вадим Семенович, — обрадованно затараторил Гетман, — вы откуда звоните?
   — В Питере я уже, в Питере, не волнуйся. Лучше скажи как там у тебя?
   — Все в порядке, собирать больше ничего не нужно.
   — Хорошо, при встрече поговорим.
   — Где, когда?
   — Ты сейчас у себя на квартире?
   — Да.
   — Ну вот, скоро и я подъеду.
   — Как скоро?
   — Через полчасика. Со мной двое моих ребят будут.
   — Да и я не один, — как-то замявшись, проговорил Аркадий Петрович Гетман.
   — Ясное дело. Во всем нужна осторожность. Моих двое, а твоих-то сколько?
   — Тоже двое.
   — Видишь, уже четверо. Значит бояться нам нечего, — Чурбаков отложил трубку в сторону и посмотрел прямо в глаза Свиридову. — Как считаешь, Паша, он ни о чем не догадывается?
   — Нет, Вадим Семенович, вы же сами видите, горит Гетман прямо-таки. Очень уж ему хочется! Вы бы только видели, как он вчера спешил, собирая деньги!
   — Отлично, ребята. Забирайте документы из гостиницы и едем.
   Через пять минут Чурбаков, за ним следом Свиридов с Бородиным, спускались по лестнице. Формальности не заняли много времени. Расплатившись по счетам и получив документы, мужчины покинули гостиницу.
   Машина Бородина, на которой он вчера следил за Гетманом, стояла в глубине двора. Чурбаков уселся на переднее сиденье и хитро подмигнув спутникам, сказал:
   — Вперед!
   Улыбка не сходила с уст Чурбакова всю дорогу, пока они не остановились у дома, где жил Аркадий Петрович Гетман. И Свиридов, и Бородин уже сумели войти в свою новую роль, они изображали охранников Вадима Семеновича.
   Гетман увидел их Приезд через окно и встретил возле двери лифта.
   — Рад, рад, — говорил он, пожимая руку Чурбакову.
   Потом кинулся и к Свиридову, но тут же понял свою оплошность — с охранниками за руку не здороваются, они что-то вроде мебели.
   — Проходите, сейчас разместимся.
   Квартира Гетмана не была обставлена с особой роскошью. Мебель добротная, но не очень дорогая, да и квартира довольно скромная — четырехкомнатная. Двое парней из охранного агентства разместились на кухне. Гетман их предупредил, чтобы раньше времени не совались.
   Эти охранники провели всю ночь в его квартире, коротая время возле огромного телевизора. Спали по очереди.
   В гостиной у Гетмана мебель стояла именно гостиная. Диван не раскладывался и уместиться на нем можно было только одному человеку. Охранники особо не переживали за своего клиента — нападения не предвиделось. Они, как и человек, нанявший их, не видели взрыва темно-синего Опеля и узнали о нем лишь из теленовостей, но никак не связали со своим появлением в том районе.
   Вадим Семенович Чурбаков опытным взглядом прошелся по квартире.
   "Да, Аркадий Петрович наверняка не спал всю ночь.
   Шутка ли сказать — полмиллиона наличными! Некоторых такие деньги сводят с ума".
   Полная пепельница окурков. Несмотря на то, что форточка оставалась открытой всю ночь, в квартире стоял удушливый запах табачного дыма, застоявшийся, а поэтому отвратный. Но несмотря на такие впечатления, Чурбаков приветливо улыбался. И не мудрено. Он уже чувствовал, что деньги находятся здесь, в квартире, ощущал это кожей.
   Свиридов и Бородин скромно стояли у двери. На их лицах не проступало и тени эмоций.
   — Нам, наверное, стоило бы переговорить наедине, — предложил Гетман, отводя руку в сторону, приглашая Чурбакова пройти в кабинет.
   — Скорее всего.
   — Ребята, если не трудно, приготовьте кофе для своих коллег, — обратился Гетман к своим охранникам.
   И все четверо вооруженных людей прошли на кухню. Тут-то Свиридов и Бородин раскрепостились. Завязалась нехитрая беседа, какая всегда возникает, если сходятся вместе люди одной профессии. Нет, они не говорили о делах, но в каждой фразе чувствовалось, эти люди знают цену жизни и смерти и именно поэтому не хотят говорить о них. Не затрагивали они и тему денег.
   Чурбаков не торопясь снял пальто. Оно слегка покрытое мелкими капельками дождя, оказалось на вешалке. Пригладил ладонью волосы, жесткие и непослушные.