Страница:
– Осторожнее, мудило гороховое, – сказал Рубероид. – Но я с ним согласен, – добавил он, повернувшись к Бате.
– Это ты, командир, того.., загнул, – пробасил Молоток.
– А ты почему молчишь, Слепой? – спросил майор Сердюк, резко подавшись вперед. Наступила долгая пауза.
– Я здесь недавно, – сказал, наконец, Глеб.
– Ничего, не стесняйся, – все так же ласково предложил Батя. – Здесь все свои.
– Я не стесняюсь, – пожал плечами Глеб. – Я хотел сказать совсем другое. Я здесь недавно, и поэтому у меня по отношению к вам нет чувства ложного товарищества…
– Чего это? – спросил Сапер, поднимая голову от своей поделки.
– Заткнись, дурак, – сказал ему Рубероид. – Дай послушать образованного человека. Поет, блин, как соловей.
– Это значит, – повернувшись к Саперу, сказал Глеб, – что в бою я вытащу любого из вас, даже если мне придется оставить там половину собственной задницы, но я недостаточно с вами сроднился, чтобы покрывать стукача, спасая честь мундира.
– Сильно завернуто, – восхитился Рубероид. – Прямо Ленин в октябре.
– : Звучит так, будто ты знаешь, кто настучал, – медленно процедил Батя. – Говори.
– Я ничего не знаю, – сказал Глеб с ноткой презрительного раздражения в голосе, – но надо же иметь мозги! Для штабного заниматься такими делами рискованно, да и выгода мизерная. Ну, что можно получить за один звонок по телефону? Пшик, три-пять тысяч.., ну, пускай даже десять. Стоит это дырки в голове?
– Для кого как, – сказал Молоток. – Ребята вообще задаром полегли.
– Вот именно, – подхватил Глеб. – Это ты по существу подметил: кому как. Это штабному три штуки – на один день, а для меня или для тебя, например, это деньги.
– Так, все-таки, для тебя или для него? – вкрадчиво уточнил майор Сердюк, еще сильнее подаваясь вперед.
– Только не надо изображать женщину-змею, – все тем же полупрезрительным тоном сказал Глеб, – шею растянешь. Если бы я захотел совершить самоубийство, то нашел бы способ попроще и, во всяком случае, не стал бы поручать такое ответственное дело каким-то недоделанным фашистам, которые и стрелять-то толком не научились. А что до денег, то мое от меня никогда не уйдет, – и он показал присутствующим пакет с только что полученной премией.
– Так я же про то и говорю, – снова затесался в разговор Сапер. – Не мог никто из наших этого сделать, самим же потом пришлось под пули лезть…
Он вдруг замолк на полуслове, отвесив челюсть, как какой-нибудь мультипликационный герой.
«Похоже, до него дошло», – подумал Глеб.
– Ах ты, сука! – совершенно лагерным голосом завизжал вдруг Сапер и через стол бросился на все еще ничего не понимающего Молотка, ухватив того за грудки. – Пидор гнойный, стукачок!
Чувствительный Рубероид испуганно зажмурился, поскольку в своем праведном гневе Сапер упал животом на недопаянную бомбу. Послышался хруст, из-под Сапера повалил густой вонючий дым – он придавил собой включенный паяльник, но до пламени дело не дошло, поскольку Молоток, оправившись от шока, оправдал свое прозвище, влепив Саперу прямой в переносицу, от которого тот отлетел к стене и, врезавшись головой в оружейный шкаф, затих на полу. Молоток уже стоял и бешено озирался по сторонам, ища, кому бы еще засветить. Сидевший рядом с ним Рубероид на всякий случай немного отодвинулся вместе со стулом, чтобы не попасть под горячую руку, заинтересованно наблюдая за развитием событий.
– Сидеть, – негромко сказал Молотку Батя. В руке у него уже тускло поблескивал вороненой сталью неразлучный «магнум», и Глеб в очередной раз подивился, где он его прячет и как умудряется так стремительно и незаметно доставать.
– Да ты что, командир, – бледнея на глазах, упавшим голосом сказал Молоток. – Ребята, да вы что?
– Сядь, Молоток, – повторил Батя. – Хотя нет, погоди, постой еще немного, раз уж все равно встал.
Рубероид, проверь, что там у него.
Глеб сидел, безмятежно откинувшись на спинку стула, и без интереса наблюдал за тем, как Рубероид обыскивает совершенно обалдевшего Молотка. На стол. для чистки оружия легли только что полученные Молотком деньги, пачка сигарет, зажигалка, пружинный нож явно зековской выделки, несвежий носовой платок, дешевая пластмассовая расческа, портмоне…
– Посмотри в кошельке, – приказал Батя.
Рубероид открыл портмоне и бесцеремонно вытряхнул его содержимое на стол. Крутясь, в сторону отлетела захватанная пальцами бумажка с каллиграфически выписанным телефонным номером.
– Телефончик, – сказал Рубероид, подхватывая бумажку и передавая ее Сердюку.
Глеб зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью.
Ему не было жаль Молотка.
– Чей это телефон? – спросил Батя.
Молоток пожал плечами.
– Впервые вижу, – угрюмо ответил он.
Сердюк вынул из кармана сотовый телефон и протянул его Рубероиду.
– Проверь.
– Прямо по этому номерку и позвонить? – спросил Рубероид.
– Не стоит, – сказал Батя, не сводя с Молотка холодных глаз. – Не думаю, что там тебе кто-нибудь ответит. Позвони в нашу справочную.
Рубероид вышел в соседнюю комнату, прикрыв за собой лязгнувшую бронированную дверь. Через минуту он вернулся и отдал телефон Бате.
– Малахова телефончик, – сообщил он и окинул Молотка сочувственным взглядом. – Конфиденциальный, незарегистрированный.., для прямой, значит, связи, – Ах, какая неприятность, – сказал Сердюк. – А, Молоток?
– Меня подставили, – сказал Молоток. – Слышишь, Батя, это же явная подстава!
– Может быть, – пожал плечами майор. – Рубероид, проверь-ка его шкафчик.
– Что я, вертухай? – осторожно окрысился Рубероид. – Почему все время я?
– Потому что Слепой у нас человек новый, – сказал Батя, – он и сам этого не отрицает, а Сапер устал. Видишь, как крепко спит.
Рубероид покосился на Сапера, который только теперь начал подавать слабые признаки жизни, и ушел в комнату, служившую «вольным стрелкам» чем-то вроде раздевалки. Там он возился минут пять, почему-то гремя железом и тихо матерясь, и, вернувшись, с отвращением бросил на стол перед майором туго перевязанный бечевкой прямоугольный сверток в оберточной бумаге. Батя поднял на него вопросительный взгляд.
– Прилепил скотчем к задней стенке с обратной стороны, – пояснил Рубероид, снимая с рукава нити пыльной паутины. – Я смотрю: на полу царапины.
Ага, думаю, кто-то шкафчик двигал, и недавно совсем.
Чуть не надорвался, блин. Голову себе прищемил… Ну и сука ты, Молоток, – добавил он, обращаясь непосредственно к виновнику торжества.
– Что в пакете? – спросил Батя у Молотка.
– Откуда я знаю, что мне эта обезьяна чернозадая подбросила, – буркнул тот.
Севший было на свое место Рубероид сделал резкое движение, собираясь вскочить.
– Сидеть, – не повышая голоса, скомандовал майор, и Рубероид сник.
Сердюк неловко разорвал пакет одной рукой – другая все еще сжимала наведенный на Молотка револьвер. Стали видны серо-зеленые срезы пачек.
– Двадцатки, – сказал Рубероид, заглянув в пакет. – Немного, тысяч на пять, не больше.
– Недорого берешь, – заметил Батя, взводя курок «магнума».
– Да вы что, охренели все тут, что ли?! – взорвался Молоток, вскакивая и отталкивая бросившегося к нему Рубероида. – Уйди, гуталин хренов… Батя, ты сам подумай: ну что я, больной – деньги здесь прятать?
– Не знаю, – сказал майор каким-то очень человеческим голосом. – Не знаю, Толик. Может, конечно, и подставили тебя, да только очень уж хорошо все совпадает. Большие у меня подозрения, Толик.
– Да пусть менты подозревают! – крикнул Молоток. – Им за это бабки платят!
– Это ты прав. Пусть менты подозревают, а мне этим заниматься некогда. Мне работать надо. Ты уж извини.
За долю секунды до того, как раздался выстрел, Глеб уловил в глазах майора Сердюка голодный и одновременно радостный блеск.
– Мы с тобой, Слепой, вроде похоронной команды, – сказал Рубероид, накрывая известковую яму массивной крышкой. – Второго жмурика на горбу таскаем. Надо бы пару прощальных речей сочинить, что ли.
– Интересно, – сказал Глеб, – много ли в этой яме костей?
– Я не проверял, – ответил Рубероид. – Если хочешь, нырни. Этот бункер, вроде бы, в тридцатых строили, – становясь серьезным, добавил он, – заодно с метро. Так что, кто ее знает, эту яму. Как же это Молоток-то наш оскоромился?
– А может, его и вправду подставили? – спросил Глеб.
– Кто его знает, – пожал плечами Рубероид, с натугой поворачивая выкрашенное красным, облупленное колесо прижимного винта. – По мне, так Батя что-то сильно торопится.
– Что же это, выходит, Батя нас заложил?
– Не думаю, – сказал Рубероид. – И тебе не советую. Ты, конечно, мужик крутой, но не советую.
А это, часом, не ты?
– Что – не я? – спросил Глеб.
– Да нет, – снова пожав плечами, сказал Рубероид, – ничего. Просто, пока ты не появился, все было тихо-мирно.
– Думай, Рубероид, – посоветовал Глеб.
Глава 13
– Это ты, командир, того.., загнул, – пробасил Молоток.
– А ты почему молчишь, Слепой? – спросил майор Сердюк, резко подавшись вперед. Наступила долгая пауза.
– Я здесь недавно, – сказал, наконец, Глеб.
– Ничего, не стесняйся, – все так же ласково предложил Батя. – Здесь все свои.
– Я не стесняюсь, – пожал плечами Глеб. – Я хотел сказать совсем другое. Я здесь недавно, и поэтому у меня по отношению к вам нет чувства ложного товарищества…
– Чего это? – спросил Сапер, поднимая голову от своей поделки.
– Заткнись, дурак, – сказал ему Рубероид. – Дай послушать образованного человека. Поет, блин, как соловей.
– Это значит, – повернувшись к Саперу, сказал Глеб, – что в бою я вытащу любого из вас, даже если мне придется оставить там половину собственной задницы, но я недостаточно с вами сроднился, чтобы покрывать стукача, спасая честь мундира.
– Сильно завернуто, – восхитился Рубероид. – Прямо Ленин в октябре.
– : Звучит так, будто ты знаешь, кто настучал, – медленно процедил Батя. – Говори.
– Я ничего не знаю, – сказал Глеб с ноткой презрительного раздражения в голосе, – но надо же иметь мозги! Для штабного заниматься такими делами рискованно, да и выгода мизерная. Ну, что можно получить за один звонок по телефону? Пшик, три-пять тысяч.., ну, пускай даже десять. Стоит это дырки в голове?
– Для кого как, – сказал Молоток. – Ребята вообще задаром полегли.
– Вот именно, – подхватил Глеб. – Это ты по существу подметил: кому как. Это штабному три штуки – на один день, а для меня или для тебя, например, это деньги.
– Так, все-таки, для тебя или для него? – вкрадчиво уточнил майор Сердюк, еще сильнее подаваясь вперед.
– Только не надо изображать женщину-змею, – все тем же полупрезрительным тоном сказал Глеб, – шею растянешь. Если бы я захотел совершить самоубийство, то нашел бы способ попроще и, во всяком случае, не стал бы поручать такое ответственное дело каким-то недоделанным фашистам, которые и стрелять-то толком не научились. А что до денег, то мое от меня никогда не уйдет, – и он показал присутствующим пакет с только что полученной премией.
– Так я же про то и говорю, – снова затесался в разговор Сапер. – Не мог никто из наших этого сделать, самим же потом пришлось под пули лезть…
Он вдруг замолк на полуслове, отвесив челюсть, как какой-нибудь мультипликационный герой.
«Похоже, до него дошло», – подумал Глеб.
– Ах ты, сука! – совершенно лагерным голосом завизжал вдруг Сапер и через стол бросился на все еще ничего не понимающего Молотка, ухватив того за грудки. – Пидор гнойный, стукачок!
Чувствительный Рубероид испуганно зажмурился, поскольку в своем праведном гневе Сапер упал животом на недопаянную бомбу. Послышался хруст, из-под Сапера повалил густой вонючий дым – он придавил собой включенный паяльник, но до пламени дело не дошло, поскольку Молоток, оправившись от шока, оправдал свое прозвище, влепив Саперу прямой в переносицу, от которого тот отлетел к стене и, врезавшись головой в оружейный шкаф, затих на полу. Молоток уже стоял и бешено озирался по сторонам, ища, кому бы еще засветить. Сидевший рядом с ним Рубероид на всякий случай немного отодвинулся вместе со стулом, чтобы не попасть под горячую руку, заинтересованно наблюдая за развитием событий.
– Сидеть, – негромко сказал Молотку Батя. В руке у него уже тускло поблескивал вороненой сталью неразлучный «магнум», и Глеб в очередной раз подивился, где он его прячет и как умудряется так стремительно и незаметно доставать.
– Да ты что, командир, – бледнея на глазах, упавшим голосом сказал Молоток. – Ребята, да вы что?
– Сядь, Молоток, – повторил Батя. – Хотя нет, погоди, постой еще немного, раз уж все равно встал.
Рубероид, проверь, что там у него.
Глеб сидел, безмятежно откинувшись на спинку стула, и без интереса наблюдал за тем, как Рубероид обыскивает совершенно обалдевшего Молотка. На стол. для чистки оружия легли только что полученные Молотком деньги, пачка сигарет, зажигалка, пружинный нож явно зековской выделки, несвежий носовой платок, дешевая пластмассовая расческа, портмоне…
– Посмотри в кошельке, – приказал Батя.
Рубероид открыл портмоне и бесцеремонно вытряхнул его содержимое на стол. Крутясь, в сторону отлетела захватанная пальцами бумажка с каллиграфически выписанным телефонным номером.
– Телефончик, – сказал Рубероид, подхватывая бумажку и передавая ее Сердюку.
Глеб зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью.
Ему не было жаль Молотка.
– Чей это телефон? – спросил Батя.
Молоток пожал плечами.
– Впервые вижу, – угрюмо ответил он.
Сердюк вынул из кармана сотовый телефон и протянул его Рубероиду.
– Проверь.
– Прямо по этому номерку и позвонить? – спросил Рубероид.
– Не стоит, – сказал Батя, не сводя с Молотка холодных глаз. – Не думаю, что там тебе кто-нибудь ответит. Позвони в нашу справочную.
Рубероид вышел в соседнюю комнату, прикрыв за собой лязгнувшую бронированную дверь. Через минуту он вернулся и отдал телефон Бате.
– Малахова телефончик, – сообщил он и окинул Молотка сочувственным взглядом. – Конфиденциальный, незарегистрированный.., для прямой, значит, связи, – Ах, какая неприятность, – сказал Сердюк. – А, Молоток?
– Меня подставили, – сказал Молоток. – Слышишь, Батя, это же явная подстава!
– Может быть, – пожал плечами майор. – Рубероид, проверь-ка его шкафчик.
– Что я, вертухай? – осторожно окрысился Рубероид. – Почему все время я?
– Потому что Слепой у нас человек новый, – сказал Батя, – он и сам этого не отрицает, а Сапер устал. Видишь, как крепко спит.
Рубероид покосился на Сапера, который только теперь начал подавать слабые признаки жизни, и ушел в комнату, служившую «вольным стрелкам» чем-то вроде раздевалки. Там он возился минут пять, почему-то гремя железом и тихо матерясь, и, вернувшись, с отвращением бросил на стол перед майором туго перевязанный бечевкой прямоугольный сверток в оберточной бумаге. Батя поднял на него вопросительный взгляд.
– Прилепил скотчем к задней стенке с обратной стороны, – пояснил Рубероид, снимая с рукава нити пыльной паутины. – Я смотрю: на полу царапины.
Ага, думаю, кто-то шкафчик двигал, и недавно совсем.
Чуть не надорвался, блин. Голову себе прищемил… Ну и сука ты, Молоток, – добавил он, обращаясь непосредственно к виновнику торжества.
– Что в пакете? – спросил Батя у Молотка.
– Откуда я знаю, что мне эта обезьяна чернозадая подбросила, – буркнул тот.
Севший было на свое место Рубероид сделал резкое движение, собираясь вскочить.
– Сидеть, – не повышая голоса, скомандовал майор, и Рубероид сник.
Сердюк неловко разорвал пакет одной рукой – другая все еще сжимала наведенный на Молотка револьвер. Стали видны серо-зеленые срезы пачек.
– Двадцатки, – сказал Рубероид, заглянув в пакет. – Немного, тысяч на пять, не больше.
– Недорого берешь, – заметил Батя, взводя курок «магнума».
– Да вы что, охренели все тут, что ли?! – взорвался Молоток, вскакивая и отталкивая бросившегося к нему Рубероида. – Уйди, гуталин хренов… Батя, ты сам подумай: ну что я, больной – деньги здесь прятать?
– Не знаю, – сказал майор каким-то очень человеческим голосом. – Не знаю, Толик. Может, конечно, и подставили тебя, да только очень уж хорошо все совпадает. Большие у меня подозрения, Толик.
– Да пусть менты подозревают! – крикнул Молоток. – Им за это бабки платят!
– Это ты прав. Пусть менты подозревают, а мне этим заниматься некогда. Мне работать надо. Ты уж извини.
За долю секунды до того, как раздался выстрел, Глеб уловил в глазах майора Сердюка голодный и одновременно радостный блеск.
– Мы с тобой, Слепой, вроде похоронной команды, – сказал Рубероид, накрывая известковую яму массивной крышкой. – Второго жмурика на горбу таскаем. Надо бы пару прощальных речей сочинить, что ли.
– Интересно, – сказал Глеб, – много ли в этой яме костей?
– Я не проверял, – ответил Рубероид. – Если хочешь, нырни. Этот бункер, вроде бы, в тридцатых строили, – становясь серьезным, добавил он, – заодно с метро. Так что, кто ее знает, эту яму. Как же это Молоток-то наш оскоромился?
– А может, его и вправду подставили? – спросил Глеб.
– Кто его знает, – пожал плечами Рубероид, с натугой поворачивая выкрашенное красным, облупленное колесо прижимного винта. – По мне, так Батя что-то сильно торопится.
– Что же это, выходит, Батя нас заложил?
– Не думаю, – сказал Рубероид. – И тебе не советую. Ты, конечно, мужик крутой, но не советую.
А это, часом, не ты?
– Что – не я? – спросил Глеб.
– Да нет, – снова пожав плечами, сказал Рубероид, – ничего. Просто, пока ты не появился, все было тихо-мирно.
– Думай, Рубероид, – посоветовал Глеб.
Глава 13
До наступления Нового года оставалась какая-нибудь неделя, и город более, чем когда-либо, напоминал растревоженный муравейник. Покрытые истоптанным, местами превратившимся в хлюпающую слякоть снегом улицы были черны от народа, навьюченного покупками; то и дело мелькающие в толпе туго перевязанные елки усиливали сходство с муравейником, наводя на мысли то о дохлой гусенице, то просто о хвоинке, подобранной где-то суетливым муравьишкой.
Темнело рано, но тьма приходила только на окраины, центр слепил глаза мельтешением разноцветных огней, миганием реклам, блеском огромных зеркальных витрин, электрическими пирамидами увешанных огнями новогодних елок. Завывая, проносились освещенные изнутри мутным желтым сиянием троллейбусы. Люди в них казались скоплениями темных косточек, просвечивающих через янтарную мякоть винограда; светофоры тоже вносили свою лепту во всеобщее празднество света – их разноцветные глаза сияли в сырой оттепельной тьме, как драгоценные камни, такие большие и яркие, какие бывают только в сказках.
Окраины же, да и не только окраины, привычно тонули в первобытной тьме. Стоило свернуть с оживленного проспекта, как с боков, сверху и даже, казалось, снизу сырым угольным мешком наваливался мрак, в котором редкими лунами плавали где-то вдали случайные пятна уцелевших фонарей да равнодушно светились желтые окошки – светились исключительно для себя, каким-то таинственным образом ухитряясь не проливать ни капли своего света на покрытый рытвинами тротуар.
Немного светлее было у подъездов – здесь горели бессонным зеленоватым огнем ртутные лампы, окрашивая все в какой-то непривычный, резкий и вместе с тем полуразмытый, ночной цвет. Здесь кучковались беспризорные тележки отчаянных автолюбителей, из ночи в ночь шедших на осознанный риск и очень часто дорого за это плативших – при теперешних ценах на запчасти автомобили, брошенные во дворе, разукомплектовывались быстро и профессионально; здесь же в хорошую погоду собирались подростки, все, как один, производившие впечатление не то обкурившихся, не то отмороженных, а на деле чаще всего попросту пьяные до изумления; по осевшим сугробам бродили собаки, таская на поводках унылых хозяев, задирали ноги на чахлые, давно плюнувшие на бредовую идею вырасти до нормальных размеров, лохматыми веревками прикованные к вбитым в землю обрезкам водопроводных труб деревца и гадили на протоптанных дорожках; но и здесь, вдали от шумных, изукрашенных гирляндами проспектов, чувствовалось приближение Нового года: в лоджиях торчали связанные, чтобы не могли драпануть обратно в лес, елки, под ноги, наряду с собачьими экскрементами, все чаще попадались оброненные еловые ветки, а навьюченные пешеходы, которыми были запружены проспекты, ручейками и отдельными капельками текли сквозь первобытный мрак микрорайонов к освещенным островам своих многоэтажных обиталищ.
По неосвещенному лабиринту подъездных дорожек, светя себе тусклым светом горящих вполнакала фар, пробирался «жигуленок» горчичного цвета.
В машине, осторожно крадущейся сквозь тьму мимо засыпающих многоэтажек, случайному пешеходу всегда чудится что-то криминальное, даже если он видит, что это не «чероки», набитый бандитами, а всего-навсего ушастый «запорожец», за рулем которого одиноко восседает прямой, как палка (ибо такова конструкция сиденья), такой же, как и он сам, работяга. Так и кажется, что в темном салоне притаился маньяк, который, ведя машину со скоростью улитки, горящим взором высматривает на пустынных тротуарах жертву. На деле же, как правило, водитель просто жалеет подвеску и потому не едет, а ползет, до боли в глазах высматривая коварно разлегшиеся поперек дороги чудовищные рытвины. Водителю же горчичных «жигулей» приходилось вдобавок к этому еще и выискивать нужный номер дома – в этом районе он был впервые, так же, как и его пассажиры.
– Ну и дорога, – сказал водитель, объезжая по тротуару огромную лужу, зазывно поблескивавшую в свете дальних фонарей. – Как они тут живут?
Будто и не Москва, честное слово.
– Ну, не скажи, – донеслось с заднего сиденья. – Уж чем-чем, а дорогами и грязью Москва славилась со времен царя Гороха, да и сейчас недалеко ушла.
– Здесь на гоп-стоп брать хорошо, – заметил еще один голос сзади. – Полный интим.
– Номер ищите, – не поворачивая головы, сказал сидевший рядом с водителем мужчина в широкополой шляпе. Воротник его немного старомодного плаща был поднят, и сзади он казался просто говорящим манекеном. – А ты, гопник хренов, держи покрепче свою балалайку, а то, неровен час, полетим посмотреть, есть ли жизнь на Марсе.
– Долетим – будет, – хохотнув, сказал водитель. – Жалко, что недолго.
Он закурил, на мгновение осветив оранжевым огоньком свои пухлые, немного вывернутые наружу губы и темную, почти черную кожу.
– Номер ищите, – повторил пассажир с переднего сиденья. – Не поспеем вовремя, я вас самолично на Марс отправлю. Тебя особенно касается, Рубероид, – повернулся он к водителю.
– Да где ж его тут разглядишь, этот номер, – вздохнул Рубероид. – Темно, как у негра в ж…
Простите за расистский выпад. Сто раз уже говорил: давай фару-искатель поставим. Черт ногу сломит в этих микрагах… Ну, где его искать, этот номер?
– Да вон он, – сказал пассажир с заднего сиденья. – Через один дом налево, номер пятьдесят четыре, корпус один.
– Ты что, бывал здесь раньше? – с интересом спросил Рубероид, перекручиваясь на сиденье винтом, чтобы заглянуть себе за спину.
– Да нет, не бывал, просто номер увидел, – ответил глазастый пассажир.
– Вот так Слепой! – подивился Рубероид, по прежнему не глядя вперед.
Он хотел добавить что-то еще, но сидевший рядом со Слепым Сапер замахнулся на него пакетом, в котором лежала «балалайка».
– На дорогу смотри, шахтер! – прикрикнул он. – Все столбы перебодаешь.
Рубероид отшатнулся от пакета и повернулся вперед как раз вовремя, чтобы объехать очередную яму.
– Тьфу на тебя, – сказал он Саперу. – Пироманьяк.
Он припарковал машину в соседнем дворе. С того места, где они остановились, хорошо просматривался угловой подъезд нужного им дома. Задрав голову, Рубероид посмотрел на окна шестого этажа.
– Дома, – удовлетворенно констатировал он. – Хоть что-то идет по плану. Я уже думал, что мы никогда этот дом не найдем.
– А тебе не надо было думать, – сказал сидевший рядом с ним Батя. – Тебе надо было приехать сюда днем и запомнить дорогу, как тебе было приказано.
– Ну, Батя, – заныл Рубероид, – ну, не ругай бедного негра! Ты ж понимаешь, у меня ж дела…
– Знаю я твои дела, – сказал майор Сердюк. – Опять боролся с кризисом перепроизводства презервативов…
Рубероид скромно кашлянул в кулак.
– Действуем, как договорились, – продолжал майор. – Когда мордовороты войдут в подъезд, Рубероид отвлекает шофера, а Сапер навешивает «балалайку»… Она хоть сработает у тебя?
– Обижаешь, командир, – солидно сказал Сапер. – Ровно через десять минут после включения таймера. Мусора замучаются определять, сколько их там в машине было.
– Хорошо, – кивнул майор. – Слепой, как самый зрячий, держит на мушке подъезд на случай, если что-нибудь пойдет не так.
– Давай я его просто шлепну, – предложил Слепой. – Сто раз уже говорил. Что вы тут разводите какую-то Сицилию?
– Твое дело телячье, – отрезал майор. – Шлепну… Ты – его, телохранители – тебя, шум, гам, пальба… А за десять минут и он, и мы будем в разных концах города.
– А если «балалайка» не сработает?
– Сработает, – сказал Сапер.
– А если не сработает, вот тогда ты его и шлепнешь, – пообещал Батя. – А пистолет я лично заряжу саперовыми яйцами. Все, кончай базар! Сапер и Рубероид, на исходную.
Рубероид распахнул дверцу и поежился.
– Холодно, – пожаловался он.
– Плюс один – это не холод, а тепло, – сказал Батя. – Так и говорят: один градус тепла.
– Какое же это тепло, когда холодно, – не согласился с ним Рубероид. – У нас в Африке такого тепла не бывает. У нас тепло – это когда жарко.
– В какой еще Африке? – давясь смехом, спросил Сапер. – Ты ж тушинский, козел.
– Я тушинский африканец, – гордо заявил Рубероид. – Это голос крови.
– Ну и сидел бы в своей дизентерийной Африке, – сказал Сапер.
– Меня, блин, не спросили, – с чувством ответил Рубероид. – Сволочи.
Вдали засверкали фары автомобиля.
– А ну, бегом на место, гниды! – прошипел майор. – Удавлю!
Закончив препираться. Рубероид и Сапер выскочили из машины и, оскальзываясь в рыхлом тающем снегу, опрометью бросились в соседний двор. Там они укрылись на детской площадке, нырнув в избушку на курьих ножках. Оттуда вдруг долетел взрыв матерной ругани – похоже, до них в избушке кто-то успел побывать, и теперь один из них наступил на следы этого посещения. Судя по голосу, эта неприятность произошла с Сапером. Глеб Сиверов подумал, что это не худшее из того, что может и должно случиться с Сапером нынешней ночью.
– А что за клиент? – спросил он у майора, наблюдая, как разворачивается у подъезда длинный черный «мерседес», и вынимая из-под сиденья автоматический карабин.
– Главный конструктор одного КБ, – гоняя из угла в угол рта незажженную сигарету, ответил Сердюк. – Разрабатывает новые приборы ориентирования для авиации или что-то в этом роде. Снюхался с американцами, козел.
– ЦРУ, Пентагон? – заинтересованно спросил Глеб.
– Хренагон… Нужен он Пентагону, а тем более ЦРУ. С НАСА столковался, толкает им по дешевке новые разработки за малую копеечку… И, главное, считает себя в своем праве – я, мол, придумал, мне и денежки. На безопасность страны ему нас…
– Главное, чтобы саперова машинка сработала, – искренне сказал Глеб.
– Сработает, – успокоил его Батя.
Из машины вышли двое охранников и вошли в подъезд. Глеб знал, что один из них останется внизу, у лифта, а второй поднимется наверх. Он аккуратно опустил стекло и положил ствол карабина на край окна.
– Зря, – сказал Батя. – «Балалайка» сработает,. а из окна дует.
– Береженого бог бережет, – ответил Глеб, и майор не стал спорить.
Из детского домика, сильно качаясь и опасно кренясь то в одну, то в другую сторону, выбрался Рубероид в распахнутой куртке. Увидев стоявший у подъезда «мерседес» с водителем внутри, он страшно обрадовался и бросился к нему, размахивая руками.
– Шеф! – совершенно пьяным голосом с неизвестно откуда взявшимся африканским акцентом кричал Рубероид. – Погоди, не уезжай! Надо нас с братухой в общагу подкинуть, выручай, а? Иннокентий! – заголосил он, повернувшись к избушке. – Кеша! Давай скорее, тут мотор!
Он уже повис на дверце, заслоняя от водителя Сапера, который следом за ним выбрался из избушки и уже успел освободить от полиэтиленового пакета взрывное устройство собственной хитроумной конструкции. В арсенале «Святого Георгия» было навалом мин стандартного образца на любой вкус, но конструирование «балалаек» было настоящей страстью Сапера.
Сапер повернул таймер, Глеб зажмурился и открыл рот – он знал, что сейчас произойдет, потому что самолично внес в последнюю конструкцию Сапера кое-какие изменения. На улице полыхнуло. Сиверов разглядел это даже сквозь зажмуренные веки.
И сразу же мир вокруг потряс страшный удар, воспринимавшийся даже не как звук, а именно как удар по барабанным перепонкам. Машину сильно качнуло и немного сдвинуло с места, в окнах с протяжным дребезжанием и звоном посыпались стекла. Поспешно открыв глаза, Глеб сразу увидел на крыльце прикрывающего лицо локтем человека в распахнутом белом плаще и двух мордоворотов по бокам, еще не успевших очухаться, сообразить, что происходит, и втащить своего босса в подъезд, от греха подальше.
Ствол карабина все так же лежал на краю открытого окна, и Сиверов плавно поднял оружие. Выстрел наложился на все еще перекатывающееся от дома к дому эхо взрыва, но Глеб и так был уверен, что его никто не услышит – в ближайшее время очень многих жильцов в прилегающем районе будут донимать проблемы со слухом. Телохранители еще трясли головами, пытаясь сообразить, в самом ли деле на свете стало совсем тихо, или они попросту оглохли, а их босс уже лежал лицом вниз на щербатых бетонных ступеньках. В свете чудом уцелевшей ртутной лампы Глеб разглядел черное, жирно блестящее пятно у него на затылке – там располагалось выходное отверстие.
«Мерседес» развернуло поперек дороги. От него к горчичным «жигулям», спотыкаясь, теперь уже непритворно шатаясь и держась обеими руками за уши, бежал Рубероид. На полдороге он поскользнулся, потерял равновесие, пробежал несколько метров на четвереньках и все-таки упал, но моментально вскочил и побежал дальше. Дверца «мерседеса» распахнулась, и из нее почти вывалился очумело трясущий головой водитель. Несмотря на акустический удар, он не потерял способности здраво рассуждать и уже поднял пистолет, целясь в спину бегущему Рубероиду. Пуля Слепого ударила его в горло, и он упал возле открытой дверцы. Охранники на крыльце частично пришли в себя, но смотрели все еще не на «жигули», а на убегающего негра. Стрелять они вознамерились по нему же, но майор Сердюк уже вернулся в строй, его «магнум» и карабин Слепого ударили залпом, и охранники упали – картинно, как в кино.
Батя пересел за руль, и, как только задыхающийся Рубероид упал на сиденье рядом с Глебом, рванул с места. Глебу еще раз представилась возможность оценить его искусство – за рулем майор Сердюк был бог и царь, машина у него только что по воздуху не летела, хотя сам майор был не в лучшей форме. Он цеплялся за руль, словно боялся упасть, и все время тряс головой, пытаясь, видимо, вытряхнуть из ушей надоедливый звон, часто, по слухам, сопровождающий контузию. Глеб мог судить об этом по тому, что звон донимал и его.
Рубероиду досталось, пожалуй, больше всех. Он лежал, откинувшись на спинку сиденья и не обращая никакого внимания на текущую из ушей кровь.
Сапер, похоже, здорово переборщил с силой взрыва.
Глеб подумал, что, удайся все, как было задумано, никто не смог бы не то что сосчитать погибших пассажиров «мерседеса», но и с уверенностью сказать, была ли вообще на месте взрыва какая-нибудь машина.
Когда они втроем ввалились в бункер – ввиду малочисленности личного состава дежурного там на этот раз не было, и Батя отпер люк магнитной отмычкой, – время приближалось к полуночи.
Дойдя до середины потерны, Рубероид вдруг прислонился плечом к стене, перегнулся пополам, и его вырвало. В бункере он сразу, не снимая мокрой, грязной, окровавленной куртки, вскарабкался на стол для чистки оружия и лег, тяжело перекатившись на спину. Батя швырнул шляпу в угол и тяжело рухнул на стул. Глеб бросил карабин на стол рядом с Рубероидом и тоже сел.
– Ох, – простонал Рубероид. – Ох, мать твою…
Он свесил голову с края стола, и его снова вывернуло наизнанку.
– Перестань свинячить, – хрипло сказал майор Сердюк.
– Я бы и рад, – со стоном ответил Рубероид, снова откидываясь на спину и утирая губы трясущейся рукой. – Ну, Сапер, ну, падла… Не зря он там, в домике, в дерьмо наступил… Прикинь, командир: долетает это он кувырком до неба, перелетает вверх тормашками через райские врата, падает перед господом богом, а ботинки в дерьме. Тот спрашивает: что, мол, за запах такой странный, а Сапер ему: это, господи, питательный крем «Вечерняя Москва»… Он мучительно закашлялся, провел по щеке трясущейся ладонью и с тупым изумлением уставился на свои перепачканные кровью пальцы.
– А это что еще за хренотень? – ни к кому не обращаясь, спросил он.
– Из ушей, – коротко ответил Глеб.
– Мать твою, – повторил Рубероид.
Глеб пошарил по карманам, но сигарет, конечно же, не было. Майор заметил его движение и бросил ему пачку. Сиверов поймал сигареты левой рукой, вставил одну в губы и сделал жест, словно зажигал спичку.
Батя положил зажигалку на край стола и толкнул ее к Глебу.
– Ты же, кажется, не куришь, – сказал он.
– Кажется, – ответил Глеб, прикуривая и делая глубокую затяжку.
– Я не понял, – прохрипел Рубероид, – мы этого козла все-таки завалили или нет?
– Слепой завалил, – сказал Батя. – Он у нас мужик железный. Я еще соображал, что к чему, а он уже клиента щелкнул и в шофера целился. Как это у тебя так получается, а?
Темнело рано, но тьма приходила только на окраины, центр слепил глаза мельтешением разноцветных огней, миганием реклам, блеском огромных зеркальных витрин, электрическими пирамидами увешанных огнями новогодних елок. Завывая, проносились освещенные изнутри мутным желтым сиянием троллейбусы. Люди в них казались скоплениями темных косточек, просвечивающих через янтарную мякоть винограда; светофоры тоже вносили свою лепту во всеобщее празднество света – их разноцветные глаза сияли в сырой оттепельной тьме, как драгоценные камни, такие большие и яркие, какие бывают только в сказках.
Окраины же, да и не только окраины, привычно тонули в первобытной тьме. Стоило свернуть с оживленного проспекта, как с боков, сверху и даже, казалось, снизу сырым угольным мешком наваливался мрак, в котором редкими лунами плавали где-то вдали случайные пятна уцелевших фонарей да равнодушно светились желтые окошки – светились исключительно для себя, каким-то таинственным образом ухитряясь не проливать ни капли своего света на покрытый рытвинами тротуар.
Немного светлее было у подъездов – здесь горели бессонным зеленоватым огнем ртутные лампы, окрашивая все в какой-то непривычный, резкий и вместе с тем полуразмытый, ночной цвет. Здесь кучковались беспризорные тележки отчаянных автолюбителей, из ночи в ночь шедших на осознанный риск и очень часто дорого за это плативших – при теперешних ценах на запчасти автомобили, брошенные во дворе, разукомплектовывались быстро и профессионально; здесь же в хорошую погоду собирались подростки, все, как один, производившие впечатление не то обкурившихся, не то отмороженных, а на деле чаще всего попросту пьяные до изумления; по осевшим сугробам бродили собаки, таская на поводках унылых хозяев, задирали ноги на чахлые, давно плюнувшие на бредовую идею вырасти до нормальных размеров, лохматыми веревками прикованные к вбитым в землю обрезкам водопроводных труб деревца и гадили на протоптанных дорожках; но и здесь, вдали от шумных, изукрашенных гирляндами проспектов, чувствовалось приближение Нового года: в лоджиях торчали связанные, чтобы не могли драпануть обратно в лес, елки, под ноги, наряду с собачьими экскрементами, все чаще попадались оброненные еловые ветки, а навьюченные пешеходы, которыми были запружены проспекты, ручейками и отдельными капельками текли сквозь первобытный мрак микрорайонов к освещенным островам своих многоэтажных обиталищ.
По неосвещенному лабиринту подъездных дорожек, светя себе тусклым светом горящих вполнакала фар, пробирался «жигуленок» горчичного цвета.
В машине, осторожно крадущейся сквозь тьму мимо засыпающих многоэтажек, случайному пешеходу всегда чудится что-то криминальное, даже если он видит, что это не «чероки», набитый бандитами, а всего-навсего ушастый «запорожец», за рулем которого одиноко восседает прямой, как палка (ибо такова конструкция сиденья), такой же, как и он сам, работяга. Так и кажется, что в темном салоне притаился маньяк, который, ведя машину со скоростью улитки, горящим взором высматривает на пустынных тротуарах жертву. На деле же, как правило, водитель просто жалеет подвеску и потому не едет, а ползет, до боли в глазах высматривая коварно разлегшиеся поперек дороги чудовищные рытвины. Водителю же горчичных «жигулей» приходилось вдобавок к этому еще и выискивать нужный номер дома – в этом районе он был впервые, так же, как и его пассажиры.
– Ну и дорога, – сказал водитель, объезжая по тротуару огромную лужу, зазывно поблескивавшую в свете дальних фонарей. – Как они тут живут?
Будто и не Москва, честное слово.
– Ну, не скажи, – донеслось с заднего сиденья. – Уж чем-чем, а дорогами и грязью Москва славилась со времен царя Гороха, да и сейчас недалеко ушла.
– Здесь на гоп-стоп брать хорошо, – заметил еще один голос сзади. – Полный интим.
– Номер ищите, – не поворачивая головы, сказал сидевший рядом с водителем мужчина в широкополой шляпе. Воротник его немного старомодного плаща был поднят, и сзади он казался просто говорящим манекеном. – А ты, гопник хренов, держи покрепче свою балалайку, а то, неровен час, полетим посмотреть, есть ли жизнь на Марсе.
– Долетим – будет, – хохотнув, сказал водитель. – Жалко, что недолго.
Он закурил, на мгновение осветив оранжевым огоньком свои пухлые, немного вывернутые наружу губы и темную, почти черную кожу.
– Номер ищите, – повторил пассажир с переднего сиденья. – Не поспеем вовремя, я вас самолично на Марс отправлю. Тебя особенно касается, Рубероид, – повернулся он к водителю.
– Да где ж его тут разглядишь, этот номер, – вздохнул Рубероид. – Темно, как у негра в ж…
Простите за расистский выпад. Сто раз уже говорил: давай фару-искатель поставим. Черт ногу сломит в этих микрагах… Ну, где его искать, этот номер?
– Да вон он, – сказал пассажир с заднего сиденья. – Через один дом налево, номер пятьдесят четыре, корпус один.
– Ты что, бывал здесь раньше? – с интересом спросил Рубероид, перекручиваясь на сиденье винтом, чтобы заглянуть себе за спину.
– Да нет, не бывал, просто номер увидел, – ответил глазастый пассажир.
– Вот так Слепой! – подивился Рубероид, по прежнему не глядя вперед.
Он хотел добавить что-то еще, но сидевший рядом со Слепым Сапер замахнулся на него пакетом, в котором лежала «балалайка».
– На дорогу смотри, шахтер! – прикрикнул он. – Все столбы перебодаешь.
Рубероид отшатнулся от пакета и повернулся вперед как раз вовремя, чтобы объехать очередную яму.
– Тьфу на тебя, – сказал он Саперу. – Пироманьяк.
Он припарковал машину в соседнем дворе. С того места, где они остановились, хорошо просматривался угловой подъезд нужного им дома. Задрав голову, Рубероид посмотрел на окна шестого этажа.
– Дома, – удовлетворенно констатировал он. – Хоть что-то идет по плану. Я уже думал, что мы никогда этот дом не найдем.
– А тебе не надо было думать, – сказал сидевший рядом с ним Батя. – Тебе надо было приехать сюда днем и запомнить дорогу, как тебе было приказано.
– Ну, Батя, – заныл Рубероид, – ну, не ругай бедного негра! Ты ж понимаешь, у меня ж дела…
– Знаю я твои дела, – сказал майор Сердюк. – Опять боролся с кризисом перепроизводства презервативов…
Рубероид скромно кашлянул в кулак.
– Действуем, как договорились, – продолжал майор. – Когда мордовороты войдут в подъезд, Рубероид отвлекает шофера, а Сапер навешивает «балалайку»… Она хоть сработает у тебя?
– Обижаешь, командир, – солидно сказал Сапер. – Ровно через десять минут после включения таймера. Мусора замучаются определять, сколько их там в машине было.
– Хорошо, – кивнул майор. – Слепой, как самый зрячий, держит на мушке подъезд на случай, если что-нибудь пойдет не так.
– Давай я его просто шлепну, – предложил Слепой. – Сто раз уже говорил. Что вы тут разводите какую-то Сицилию?
– Твое дело телячье, – отрезал майор. – Шлепну… Ты – его, телохранители – тебя, шум, гам, пальба… А за десять минут и он, и мы будем в разных концах города.
– А если «балалайка» не сработает?
– Сработает, – сказал Сапер.
– А если не сработает, вот тогда ты его и шлепнешь, – пообещал Батя. – А пистолет я лично заряжу саперовыми яйцами. Все, кончай базар! Сапер и Рубероид, на исходную.
Рубероид распахнул дверцу и поежился.
– Холодно, – пожаловался он.
– Плюс один – это не холод, а тепло, – сказал Батя. – Так и говорят: один градус тепла.
– Какое же это тепло, когда холодно, – не согласился с ним Рубероид. – У нас в Африке такого тепла не бывает. У нас тепло – это когда жарко.
– В какой еще Африке? – давясь смехом, спросил Сапер. – Ты ж тушинский, козел.
– Я тушинский африканец, – гордо заявил Рубероид. – Это голос крови.
– Ну и сидел бы в своей дизентерийной Африке, – сказал Сапер.
– Меня, блин, не спросили, – с чувством ответил Рубероид. – Сволочи.
Вдали засверкали фары автомобиля.
– А ну, бегом на место, гниды! – прошипел майор. – Удавлю!
Закончив препираться. Рубероид и Сапер выскочили из машины и, оскальзываясь в рыхлом тающем снегу, опрометью бросились в соседний двор. Там они укрылись на детской площадке, нырнув в избушку на курьих ножках. Оттуда вдруг долетел взрыв матерной ругани – похоже, до них в избушке кто-то успел побывать, и теперь один из них наступил на следы этого посещения. Судя по голосу, эта неприятность произошла с Сапером. Глеб Сиверов подумал, что это не худшее из того, что может и должно случиться с Сапером нынешней ночью.
– А что за клиент? – спросил он у майора, наблюдая, как разворачивается у подъезда длинный черный «мерседес», и вынимая из-под сиденья автоматический карабин.
– Главный конструктор одного КБ, – гоняя из угла в угол рта незажженную сигарету, ответил Сердюк. – Разрабатывает новые приборы ориентирования для авиации или что-то в этом роде. Снюхался с американцами, козел.
– ЦРУ, Пентагон? – заинтересованно спросил Глеб.
– Хренагон… Нужен он Пентагону, а тем более ЦРУ. С НАСА столковался, толкает им по дешевке новые разработки за малую копеечку… И, главное, считает себя в своем праве – я, мол, придумал, мне и денежки. На безопасность страны ему нас…
– Главное, чтобы саперова машинка сработала, – искренне сказал Глеб.
– Сработает, – успокоил его Батя.
Из машины вышли двое охранников и вошли в подъезд. Глеб знал, что один из них останется внизу, у лифта, а второй поднимется наверх. Он аккуратно опустил стекло и положил ствол карабина на край окна.
– Зря, – сказал Батя. – «Балалайка» сработает,. а из окна дует.
– Береженого бог бережет, – ответил Глеб, и майор не стал спорить.
Из детского домика, сильно качаясь и опасно кренясь то в одну, то в другую сторону, выбрался Рубероид в распахнутой куртке. Увидев стоявший у подъезда «мерседес» с водителем внутри, он страшно обрадовался и бросился к нему, размахивая руками.
– Шеф! – совершенно пьяным голосом с неизвестно откуда взявшимся африканским акцентом кричал Рубероид. – Погоди, не уезжай! Надо нас с братухой в общагу подкинуть, выручай, а? Иннокентий! – заголосил он, повернувшись к избушке. – Кеша! Давай скорее, тут мотор!
Он уже повис на дверце, заслоняя от водителя Сапера, который следом за ним выбрался из избушки и уже успел освободить от полиэтиленового пакета взрывное устройство собственной хитроумной конструкции. В арсенале «Святого Георгия» было навалом мин стандартного образца на любой вкус, но конструирование «балалаек» было настоящей страстью Сапера.
Сапер повернул таймер, Глеб зажмурился и открыл рот – он знал, что сейчас произойдет, потому что самолично внес в последнюю конструкцию Сапера кое-какие изменения. На улице полыхнуло. Сиверов разглядел это даже сквозь зажмуренные веки.
И сразу же мир вокруг потряс страшный удар, воспринимавшийся даже не как звук, а именно как удар по барабанным перепонкам. Машину сильно качнуло и немного сдвинуло с места, в окнах с протяжным дребезжанием и звоном посыпались стекла. Поспешно открыв глаза, Глеб сразу увидел на крыльце прикрывающего лицо локтем человека в распахнутом белом плаще и двух мордоворотов по бокам, еще не успевших очухаться, сообразить, что происходит, и втащить своего босса в подъезд, от греха подальше.
Ствол карабина все так же лежал на краю открытого окна, и Сиверов плавно поднял оружие. Выстрел наложился на все еще перекатывающееся от дома к дому эхо взрыва, но Глеб и так был уверен, что его никто не услышит – в ближайшее время очень многих жильцов в прилегающем районе будут донимать проблемы со слухом. Телохранители еще трясли головами, пытаясь сообразить, в самом ли деле на свете стало совсем тихо, или они попросту оглохли, а их босс уже лежал лицом вниз на щербатых бетонных ступеньках. В свете чудом уцелевшей ртутной лампы Глеб разглядел черное, жирно блестящее пятно у него на затылке – там располагалось выходное отверстие.
«Мерседес» развернуло поперек дороги. От него к горчичным «жигулям», спотыкаясь, теперь уже непритворно шатаясь и держась обеими руками за уши, бежал Рубероид. На полдороге он поскользнулся, потерял равновесие, пробежал несколько метров на четвереньках и все-таки упал, но моментально вскочил и побежал дальше. Дверца «мерседеса» распахнулась, и из нее почти вывалился очумело трясущий головой водитель. Несмотря на акустический удар, он не потерял способности здраво рассуждать и уже поднял пистолет, целясь в спину бегущему Рубероиду. Пуля Слепого ударила его в горло, и он упал возле открытой дверцы. Охранники на крыльце частично пришли в себя, но смотрели все еще не на «жигули», а на убегающего негра. Стрелять они вознамерились по нему же, но майор Сердюк уже вернулся в строй, его «магнум» и карабин Слепого ударили залпом, и охранники упали – картинно, как в кино.
Батя пересел за руль, и, как только задыхающийся Рубероид упал на сиденье рядом с Глебом, рванул с места. Глебу еще раз представилась возможность оценить его искусство – за рулем майор Сердюк был бог и царь, машина у него только что по воздуху не летела, хотя сам майор был не в лучшей форме. Он цеплялся за руль, словно боялся упасть, и все время тряс головой, пытаясь, видимо, вытряхнуть из ушей надоедливый звон, часто, по слухам, сопровождающий контузию. Глеб мог судить об этом по тому, что звон донимал и его.
Рубероиду досталось, пожалуй, больше всех. Он лежал, откинувшись на спинку сиденья и не обращая никакого внимания на текущую из ушей кровь.
Сапер, похоже, здорово переборщил с силой взрыва.
Глеб подумал, что, удайся все, как было задумано, никто не смог бы не то что сосчитать погибших пассажиров «мерседеса», но и с уверенностью сказать, была ли вообще на месте взрыва какая-нибудь машина.
Когда они втроем ввалились в бункер – ввиду малочисленности личного состава дежурного там на этот раз не было, и Батя отпер люк магнитной отмычкой, – время приближалось к полуночи.
Дойдя до середины потерны, Рубероид вдруг прислонился плечом к стене, перегнулся пополам, и его вырвало. В бункере он сразу, не снимая мокрой, грязной, окровавленной куртки, вскарабкался на стол для чистки оружия и лег, тяжело перекатившись на спину. Батя швырнул шляпу в угол и тяжело рухнул на стул. Глеб бросил карабин на стол рядом с Рубероидом и тоже сел.
– Ох, – простонал Рубероид. – Ох, мать твою…
Он свесил голову с края стола, и его снова вывернуло наизнанку.
– Перестань свинячить, – хрипло сказал майор Сердюк.
– Я бы и рад, – со стоном ответил Рубероид, снова откидываясь на спину и утирая губы трясущейся рукой. – Ну, Сапер, ну, падла… Не зря он там, в домике, в дерьмо наступил… Прикинь, командир: долетает это он кувырком до неба, перелетает вверх тормашками через райские врата, падает перед господом богом, а ботинки в дерьме. Тот спрашивает: что, мол, за запах такой странный, а Сапер ему: это, господи, питательный крем «Вечерняя Москва»… Он мучительно закашлялся, провел по щеке трясущейся ладонью и с тупым изумлением уставился на свои перепачканные кровью пальцы.
– А это что еще за хренотень? – ни к кому не обращаясь, спросил он.
– Из ушей, – коротко ответил Глеб.
– Мать твою, – повторил Рубероид.
Глеб пошарил по карманам, но сигарет, конечно же, не было. Майор заметил его движение и бросил ему пачку. Сиверов поймал сигареты левой рукой, вставил одну в губы и сделал жест, словно зажигал спичку.
Батя положил зажигалку на край стола и толкнул ее к Глебу.
– Ты же, кажется, не куришь, – сказал он.
– Кажется, – ответил Глеб, прикуривая и делая глубокую затяжку.
– Я не понял, – прохрипел Рубероид, – мы этого козла все-таки завалили или нет?
– Слепой завалил, – сказал Батя. – Он у нас мужик железный. Я еще соображал, что к чему, а он уже клиента щелкнул и в шофера целился. Как это у тебя так получается, а?