Воронин Андрей Николаевич. Я вернусь...

   Можно было поискать адрес Филатова в телефонном справочнике. Филатовых там наверняка навалом, а вот сколько там Юриев, да еще и Алексеевичей? Впрочем, в справочниках ведь печатают только инициалы – место экономят, сволочи, – так что в одну кучу окажутся сваленными и Юлианы, и Юрии, и Алексеевичи, и Александровичи, и даже Арчибальдовичи какие-нибудь. Или Арнольдовичи. Юстиниан Арчибальдович Филатов – звучит? Звучит... Что же, их теперь по одному обходить? На это недели не хватит, а времени, между прочим, кот наплакал. Да и не знает никто, сколько его, этого времени, осталось в распоряжении Семена Зимина. Самое большее – до завтра, до пятницы, до посещения Клуба. Это в том случае, если Филатов – романтически настроенный придурок и намерен довести дело до конца собственноручно и публично. Так сказать, сеанс черной магии с последующим разоблачением... А если он умнее, чем кажется? Что тогда? Сколько времени тогда осталось – три часа, час, минута?
   И тут Зимина осенило. Мирон! Филатов и Мирон были знакомы. Насколько знакомы – большой вопрос, но все-таки это был шанс.
   Он торопливо распрощался с Витьком, не забыв оплатить его услуги, сел в машину и принялся звонить по телефону. Сначала он позвонил в справочную, а затем, узнав номер, в "Московский полдень". Поднявшая трубку женщина, не выразив никакого удивления, четко и исчерпывающе проинформировала его о том, когда и где состоятся похороны главного редактора газеты "Московский полдень" Игоря Миронова. От полученной информации у Зимина перехватило дыхание и глаза полезли на лоб: Мирона должны были хоронить на том же кладбище, что и Адреналина, да притом еще и в то же самое время. При таких условиях нужно было быть слепым, глухим и лишенным головного мозга, чтобы не поверить в существование высших сил. Совпадение, и какое! Нарочно подстроить такое совпадение не мог никто, кроме самой судьбы, и сомневаться в том, что Филатов явится на похороны, означало бы неуважение к ней, к судьбе.
   В уверенности Зимина не было ничего от привычного ему рационального мышления, и он подумал, что незаметно для себя становится похожим на Адреналина: тот, помнится, обожал похваляться своим фатализмом. Как тут не поверить в переселение душ! Или, как минимум, в заразность некоторых прилипчивых идеек... Но это ничего не меняло. Зимин не сомневался: Филатов будет на похоронах Мирона, обязательно будет. И там, на кладбище, прямо возле открытой могилы, с ним случится внезапная остановка сердца – надо полагать, с горя.
   Туда ему и дорога.

Глава 16

   День выдался ясный, солнечный, но при этом ветреный и морозный, и стоять с непокрытой головой на режущем ледяном ветру было неуютно. Отчасти по этой причине, а отчасти потому, что народу было мало – пришли только сотрудники редакции, да и то не все, – церемония проходила сжато, почти без речей, в предельно ускоренном темпе, чуть ли не галопом.
   Юрий огляделся. Да, народу – кот наплакал. Да и чему тут удивляться? В последние месяцы Мирон, кажется, сделал все возможное, чтобы от него отвернулись даже самые покладистые из его знакомых. Он и умер-то как-то не совсем прилично – на улице, с разбитой, опухшей физиономией, с банкой пива в руке и с сигаретой в зубах... С похмелья. Врач "скорой помощи", который констатировал смерть, так и сказал: "С похмелья умер. Сердце не выдержало нагрузки, остановилось". И добавил что-то такое про нынешнюю молодежь, которая ни в чем не знает меры.
   Юрий узнал о смерти Мирона от Светлова. Очень просто: документы у Мирона были при себе, из морга позвонили в редакцию, а из редакции Светлов первым делом позвонил Юрию. И как, спрашивается, он ухитрился связать это печальное событие с неожиданным появлением Юрия в редакции? Да вот ухитрился как-то. Одно слово – журналист! Хороший журналист, с развитой интуицией.
   Мирон умер во вторник, а сегодня была пятница. Юрий не терял времени даром. Узнав о смерти Мирона, он сразу пожалел, что дал так просто уйти Лузгину: тот мог вспомнить еще что-нибудь полезное, да и в суде такой свидетель не помешал бы. Впрочем, Юрию уже начинало казаться, что никакого суда не будет. Зачем?
   Потом он снова связался со Светловым, и тот, не задавая лишних вопросов, накопал для Юрия целую гору информации о Зимине – все, что можно было раздобыть по официальным и неофициальным каналам. Гора эта состояла в основном из неопределенного мусора, но кое-что полезное разузнать удалось: Зимин был деловым партнером Алексея Рамазанова по прозвищу Адреналин. Он также считался ближайшим другом Адреналина.
   Затем Юрий пошел по следу, который распутывал Мирон. След этот привел его в военный госпиталь, где работал хирург, знакомый Юрию еще по первой чеченской кампании. Вопрос, ради которого Юрий явился в госпиталь, звучал примерно так: допускает ли современная наука существование препаратов, способных даже в минимальных дозах вызвать паралич сердечной мышцы и с трудом обнаруживаемых при вскрытии? Ответ был очень пространным и сводился к тому, что современная наука допускает очень многое, и существование подобных препаратов в том числе. Юрию были перечислены названия и даже химические формулы некоторых таких препаратов, после чего было заявлено, что по этому поводу ему лучше проконсультироваться с токсикологом. Токсиколог, с которым свели Юрия, ничего нового к ответу хирурга не добавил, за исключением разве что трех или четырех формул, каковые Юрий забыл сразу же после того, как они были произнесены.
   После госпиталя Юрий отправился на Белорусский вокзал, забрал оставленные Мироном кассеты и внимательно их просмотрел. При этом его не оставляла мысль, что где-то наверняка существует кассета, и не одна, на которой заснят он, Юрий Филатов, валяющий дурака в компании таких же, как он, уставших от гнета современной цивилизации великовозрастных болванов. Но он не дал этой мысли ходу и целиком сосредоточился на кассетах.
   В отличие от Мирона, Юрий имел достаточно времени на раздумья и теперь точно знал, что ищет. Добытая Светловым фотография Зимина лежала рядом с Юрием на столе. Фотография была старая, трехлетней давности, но Юрий смутно припоминал, что, кажется, действительно видел похожую физиономию в Клубе. Этот тонкий рот и неожиданно колючие глаза на гладком благополучном лице трудно было с кем-то спутать. Юрий действительно видел Зимина в Клубе, но вот на купленных Мироном кассетах его не было. Ни на одной! Ни в одном, даже самом незначительном, эпизоде Зимин не фигурировал, и Юрий вслед за Мироном пришел к выводу, что парень перемудрил, переусердствовал с конспирацией. Это было то же самое, что, отправляясь грабить, скажем, банк, выйти из дома с черным чулком на голове и прямо в таком виде забуриться в переполненный троллейбус. Лучше не придумаешь!
   И это, как убедился Юрий, не единственный прокол, допущенный Зиминым. Второй прокол обнаружился совершенно случайно и стал, если можно так выразиться, следствием третьего. Просматривая кассеты, Юрий обратил внимание на чей-то затылок, мелькнувший в нижнем углу экрана. Затылок был украшен роскошным хвостом очень длинных, красиво вьющихся каштановых волос. "Как у Светлова раньше", – подумал Юрий и сразу же вспомнил, что такой хвост имелся не только у Светлова, который его к тому же давно остриг, но и у официанта из столь любимого Мироном шалмана – любителя плевать в тарелки с супом и мочиться в чужое пиво.
   Юрий вернул кадр. Да, затылок был знакомый. С владельцем этого затылка Юрий тоже встречался в Клубе, и дрался тот действительно умело и храбро, хотя и питал склонность к подловатым приемам. Ну, так это у него, наверное, в крови... В Клубе он точно был, а вот на кассетах?.. А?
   Юрий не стал полагаться на память, еще раз прокрутил все четыре кассеты, но хвостатого оригинала обнаружил в одном-единственном кадре – том самом, где был запечатлен его затылок. Видимо, редактируя кассеты, кто-то убирал оттуда не только Зимина, но и долговязого оригинала, а кадр с затылком либо пропустил по недосмотру, либо просто не придал ему значения – что с затылка возьмешь? Не лицо ведь!
   Кто именно из этих двоих редактировал кассеты, казалось не таким уж важным. Главное, что связь между этими людьми не вызывала сомнений! А какая связь может существовать между преуспевающим бизнесменом, одним из отцов-основателей Клуба, и официантом из третьеразрядной забегаловки, самоутверждающимся путем плевания в чужие тарелки? Очень простая. Та самая, которая всегда существует между тем, кто отдает приказы, и тем, кто их выполняет. Связь между организатором и исполнителем – вот что это такое! И то, что эти двое старались не афишировать знакомство, подтверждало существование этой связи.
   Юрий мысленно разложил все по полочкам. Странно, но получалось почему-то, что Адреналин тут вовсе ни при чем. Просто шумный шизик, фонтанирующий дурацкими идеями и сам же от них приходящий в экстаз. А Зимин, его друг и партнер, его незаметная тень? О, это был тот еще фрукт! Химик-технолог по образованию, он запросто мог раздобыть, купить или даже синтезировать некое вещество, современной наукой не отрицаемое, очень эффективное и весьма полезное при решении некоторых проблем частного характера. Клуб регулярно посещали представители делового бомонда, и некоторые из этих представителей Зимину отчаянно мешали – конкуренты, кредиторы, а то и просто несговорчивые чиновники наподобие Сидякова. Приходя в Клуб, они сознательно рисковали здоровьем и жизнью, а Адреналин, честный дурак, всякий раз предупреждал их об этом в своих проповедях. Они только мрачно улыбались в ответ, изнывая от горячего желания дать кому-нибудь в зубы, а в это время долговязый оригинал уже ждал своего часа, пряча в ладони отравленную иглу, или миниатюрный шприц, или просто тряпочку, смоченную мудреным препаратом Зимина. А потом – стенка на стенку, свалка, мат, неразбериха, мелькающие кулаки и окровавленные потные рожи. В этой свалке незаметно делается укол или наносится царапина, на которую потом никто не обратит внимания на фоне других увечий... Укол, царапина, неосторожный вдох из случайно оказавшейся у самого лица ладони – и все, привет. Паралич сердечной мышцы, инфаркт, остановка сердца, летальный исход... И вот уже клубмены с мужественными и скорбными лицами берут усопшего за руки и за ноги и, кряхтя, волокут по крутому металлическому трапу на улицу – с глаз долой, из сердца вон. Все разводят руками, качают головами и сокрушенно цокают языками – ай-яй-яй, как нехорошо вышло! Ну, да он знал, на что шел... А у Зимина тем временем сама собой решается проблема, и очередная кассета уже на подходе, нужно только извлечь ее из камеры, подредактировать и продать... Ловко!
   И Мирон умер от паралича сердечной мышцы. Что с того, что произошло это не в Клубе, а на улице, в двух шагах от его дома? До пятницы, до посещения Клуба, Мирон успел бы разнюхать многое и, явившись туда, поднял бы ужасную бучу. Одна демонстрация кассет в тесном кругу клубменов наверняка стоила бы Зимину головы. Очевидно, Зимин как-то пронюхал о том, что Мирон идет по его следу, и принял меры. Какая, в сущности, разница, умрет человек в драке или на людном бульваре? И там и тут условия одинаковые – толпа, мельтешение лиц, неразбериха... Но как он мог узнать?
   И Юрий, оставив кассеты, сел в машину и отправился в знакомый шалман. Он отыскал служебный вход, вошел и спросил у первого попавшегося человека, у смешливой толстой девчонки, по виду – типичной поварихи, здесь ли Мирон. И ему ответили, что Мирона нет и что сегодня он здесь не появлялся и вчера тоже, а вот в понедельник – да, заходил. Поел, выпил, поговорил о чем-то с официантом Витей и ушел. Веселый ушел и, конечно, навеселе, не без того. Тогда Юрий спросил, здесь ли Витя, но Вити на работе не оказалось, и Юрий ушел.
   Чуть позже, немного успокоившись, он понял, как это хорошо, что Вити не оказалось на работе. Не сносить бы ему головы, окажись он на своем рабочем месте...
   ...Позади него скрипнул под чьей-то подошвой снег. Юрий обернулся и увидел в каком-нибудь метре у себя за спиной того, о ком только что думал. Долговязый оригинал стоял, держа руки в карманах короткой теплой куртки с поднятым воротником, и резкий ветер трепал его знаменитый каштановый хвост. Левая рука оригинала была погружена в карман гораздо глубже, чем правая. Когда Юрий обернулся, долговязый Витя, не дрогнув ни единым мускулом лица, опустил наполовину вынутую из кармана правую руку на место – медленно, спокойно, как бы невзначай. Этот жест мог ничего не означать, а мог означать многое, и Юрий сделал зарубку в памяти: помнить о правой руке.
   – Привет, – сказал долговязый, вяло кивнув Юрию. – Так ты, выходит, хорошо его знал?
   И он указал глазами на гроб.
   – Когда-то вместе работали, – сказал Юрий, помня о правой руке.
   – А, – сказал Витя. – А я думал, ты ему просто... как это?.. собутыльник. Случайный знакомый. Он в последнее время ко всем приставал с этим делом, чудак. Жаль парня! От водки, говорят, помер? Сердце, говорят, не выдержало?
   – Разное говорят, – глядя ему в глаза, медленно сказал Юрий.
   – И то верно, – спокойно выдержав его взгляд, согласился Витек. – Говорят всегда много. На каждый роток не накинешь платок...
   – Да, – сказал Юрий. – На каждый – нет, не накинешь. Но на некоторые – можно. И даже запросто.
   Долговязый усмехнулся – едва заметно, с должным почтением к смерти, но усмехнулся.
   – Мирон был прав, – сказал он. – Ты – наш человек.
   – Я – свой человек, – возразил Юрий. – Собственный. А ты что же, посмотреть пришел? Убедиться?
   Долговязый, казалось, не понял намека. Или понял, но не счел нужным отреагировать.
   – Типа того, – сказал он. – Попрощаться заскочил. Вообще-то, я тут по соседству. Вон, где музыка играет.
   Не забывая о правой руке, Юрий повернул голову и увидел в отдалении темную кучку людей – побольше, чем у могилы Мирона, но тоже не слишком густую. Там бухал барабан, фальшиво рыдала музыка и солнце неуместно ярко сверкало на полированной меди труб.
   – А кто там? – спросил он.
   – Адреналин, – спокойно ответил долговязый Витя и, воровато покосившись по сторонам – не видит ли кто, – длинно сплюнул в сугроб.
   – Что?!
   Юрий был поражен. Ничего себе совпадение! И, что характерно, в один день! Да этот парень – просто ударник коммунистического труда! Хотя зачем, спрашивается, Зимину было убирать Адреналина?
   – Не что, а кто, – поправил флегматичный Витя. – Адреналин. Трудно поверить, правда?
   – Тоже паралич сердечной мышцы? – спросил Юрий.
   Витя опять ухмыльнулся.
   – Две пули в легких, пуля в печени, пуля в позвоночнике и контрольный в голову, – отрапортовал он. – Из автомата, понял? От этого какая хочешь мышца откажет – хоть сердечная, хоть какая. Лохотронщики его выпасли и достали, не иначе. Он их достал, а они его. Так оно, брат, и бывает. Прыгает кто-нибудь, задирается (вот, думает, какой я крутой, никого не боюсь!), а потом – хлоп! – и у него дома музыка, а он ее не слышит. Ну, мы им теперь устроим веселую жизнь. Сегодня вечером в Клубе, я думаю, об этом серьезный базар будет. Ты в Клуб-то придешь?
   – Непременно, – сказал Юрий. – В любом состоянии и при любой погоде. Не могу же я пропустить серьезный базар!
   – Наш человек! – повторил долговязый Витя. – Ну, тогда давай. До вечера.
   И он медленно, небрежно потащил из кармана правую руку – то ли для рукопожатия, то ли для чего-то еще. Юрий напрягся: рукопожатие и что-то еще было очень легко совместить, – но тут рядом вдруг возник Светлов, осунувшийся, бледный, с траурной повязкой на рукаве и без шапки.
   – Вы тоже его знали? – спросил он у долговязого.
   Долговязый опустил руку обратно в карман, сделал постное лицо, вздохнул и ответил:
   – Да, и очень близко. Горе-то какое, а? Эх, жизнь!
   Он горестно закивал головой, повернулся и побрел прочь. Юрий тихонько скрипнул зубами.
   На самом краю могилы, на пятнистой, перемешанной со снегом глине, стояла молодая женщина в просторной норковой шубе. На ее светлых волосах была траурная косынка, и она часто промокала глаза носовым платком.
   – Жена? – тихонько спросил Юрий у Светлова, и тот коротко кивнул в ответ. – Ты с ней знаком? – продолжал Юрий. – Ты скажи ей, Дима. У них в последнее время наверняка были нелады. С Мироном, я уверен, было просто невозможно ладить, но ты скажи ей... Все эти месяцы он жил как последняя свинья, но умер зато как человек. Он шел по следу, и его убили. Скажи ей. Или не говори, тебе виднее.
   У Светлова округлились глаза, и он молча указал этими круглыми глазами на гроб.
   – Да-да, – сказал Юрий. – Помнишь, ты пришел к нему с новой темой – что-то про кассеты, про подпольные бои... И он тебя завернул. Было? Ну, вот... Он пошел по этому следу сам. Там, знаешь, уже было несколько таких, как он, – с параличом сердечной мышцы.
   – Погоди, – сказал Светлов, – постой... В это невозможно поверить. Убили?.. Из-за этих кассет?
   – Из-за многого, и из-за кассет в том числе. Имей это в виду. Он раскопал целую серию убийств, замаскированных под несчастные случаи. Если это утешит его жену, скажи ей, что он был отличным парнем и классным журналистом.
   – О, черт, – сказал Светлов. – Ты должен мне все подробно рассказать... Что же ты раньше молчал? Нужно поговорить. Ты придешь на поминки?
   Юрий медленно покачал головой.
   – Надеюсь, он меня простит. В конце концов, я просто хочу завершить его работу. Сегодня вечером мне понадобится трезвая голова.
   Догадливый Димочка Светлов ткнул пальцем в ту сторону, куда ушел долговязый.
   – Это?..
   – Убийца, – сказал Юрий.
   – То есть как? – опешил Светлов. – Вообще убийца или...
   – Или, – сказал Юрий. – Сообразительный ты парень, Дима. Только не надо делать резких движений, кричать "караул!" и звать милицию. Я знаю, кто убил Мирона и по чьему поручению, но доказать ничего не могу. И никто не сможет, понял? В общем, сегодня вечером я буду сильно занят, а завтра, может быть, позвоню тебе и все расскажу.
   – А если не позвонишь? – спросил догадливый Дима Светлов.
   – А если не позвоню, достань пистолет и застрели Зимина.
   Димочка Светлов бросил быстрый косой взгляд в ту сторону, где стояла, изредка поглядывая на них с явным беспокойством, сотрудница редакции Лида Маланьина – то есть теперь уже Светлова. Юрий заметил этот взгляд и понял, что он означает.
   – Но я позвоню, – добавил он. – Кто предупрежден, тот вооружен, ясно?
   Светлов не успел ответить. Возле могилы возникло движение; жена Мирона, до сих пор державшаяся относительно спокойно, вдруг заголосила, и не понять было, голосит она от души или потому, что голосить в таких случаях положено по обычаю. Гроб дрогнул, приподнялся на брезентовых ремнях и косо, покачиваясь, пошел вниз, в мерзлую глинистую щель могилы. Четверо жилистых мужиков с испитыми лицами благополучно опустили его на дно, ловко вытянули из могилы свои перепачканные землей брезентовые шлеи, скромно отступили в сторонку и, разобрав лопаты, стали ждать своего часа.
   Когда подошла его очередь, Юрий бросил в могилу горсть мерзлой, раскрошенной лопатами глины и услышал, как она ударилась о гулкое дерево там, внизу. Ничего говорить при этом он не стал: что толку разговаривать с мертвыми? Если попы не врут, если загробная жизнь существует и если те, кто в ней обитает, продолжают испытывать хоть какой-то интерес к земным делам, то интересуют их наверняка не слова, а вот именно дела, поступки, действия. А слова – это так, сотрясение воздуха...
   Отойдя от могилы, он повернул голову и посмотрел туда, где хоронили Адреналина. На таком расстоянии отдельных фигур было не разглядеть, они сливались в однородную темную массу, над которой по-прежнему вспыхивали медные искры оркестра, но Зимин наверняка был там – стоял с постной лживой рожей, мял в руках шапку, произносил речь: "Сегодня мы расстаемся..."
   "Сегодня ты со многим расстанешься, сволочь", – подумал Юрий и, отогнув рукав пальто, посмотрел на часы.
   До посещения Клуба оставалось около четырех часов.

* * *

   По дороге домой Юрию пришло в голову, что разговор с долговязым он повел неправильно – так, что хуже и не придумаешь. Появление официанта на кладбище было верным знаком, что Зимин признал в нем опасного противника, смертельного врага. Это было покушение, не удавшееся по чистой случайности – Юрий заметил убийцу в самый последний миг, когда тот уже готовился нанести свой коронный удар. Ну, заметил – и молодец! Зачем же было открытым текстом сообщать ему о своей информированности? Так, чего доброго, Зимин не отважится явиться в Клуб, а просто возьмет ноги в руки и даст тягу.
   "Не даст, – подумал Юрий. – Нет, не даст. Сбежать-то он может, но что ему с этого обломится? Сбежав, он разом лишится всего: Клуба, денег, знакомых, репутации, покоя... Есть кассеты, есть я, и есть господа клубмены, деловые, влиятельные, богатые люди, которые, узнав обо всем, не успокоятся, пока не спустят с уважаемого Семена Михайловича его скользкую шкуру. И спустят непременно. На том свете разыщут, из-под земли достанут и порвут в клочья. Так что единственный выход, который ему остается, это убрать меня, пока я не начал говорить. Убрать, как он убрал Мирона. Разнообразием приемов наш Семен Михайлович, похоже, не блещет, так что надежда на встречу в Клубе все-таки имеется. Не может он туда не явиться теперь, когда Адреналина больше нет. Он ведь теперь автоматически переместился на председательское место, подонок, и пропускать свое первое появление в этом качестве ему нельзя – того и гляди, Клуб развалится. Этого он допустить не может, потому что за копейку удавится. Жаден наш Семен Михайлович, оттого и клюет по крохе, где придется – кассеты, тотализатор, чужие счета... Кстати, о счете. Вот еще одна причина убрать меня. Сначала убрать, а потом без помех пошарить в квартире – забрать генератор паролей, поискать бумажку, на которой номер счета записан... Найдет или нет, он, конечно, не знает, но надежда умирает последней. Так что в Клуб он, скорее всего, придет, а моя задача проста: дожить до вечера и живым явиться туда же. А там... Что ж, как сумеем, так и сыграем".
   Дома он разогрел найденные в холодильнике остатки какой-то еды – не то сегодняшнего завтрака, не то вчерашнего ужина, он не помнил, – вывалил это месиво в тарелку, отрезал здоровый ломоть хлеба и уселся за стол, включив стоявший на холодильнике телевизор. Передавали сводку происшествий по городу – снежные заносы, пробки, аварии, пожары, драки, заказные убийства. Где-то в середине блока прошла информация об Адреналине, и Юрий с невольным уважением покивал головой, услышав, что этот щуплый забияка дорого продал свою жизнь: свалил, по предположению ментов, троих бойцов, которых нашли потом в каком-то овраге неподалеку от деревни, где происходило побоище, и гранатой подорвал джип, на котором они приехали. По телевизору показали горелый остов джипа и панораму утонувшей в сугробах деревушки, а потом крупным планом затоптанные кровавые пятна на снегу. Убитых бойцов до сих пор никто не опознал. Кому принадлежал джип, установить не удалось, толку от свидетельских показаний не было никакого – был бой, да, и машин было две, а что за машины и кто в кого стрелял, непонятно, – и следствие, судя по всему, топталось в глухом тупике. Высказывалась версия, что бизнесмен Рамазанов по кличке Адреналин был замешан в темных делах и пал жертвой криминальной разборки...
   Дальше пошел обычный бред про заносы на дорогах и гололед, про новомодные химические смеси, которые на поверку оказались хуже обыкновенного песка пополам с поваренной солью, и Юрий уже собрался было переключиться на другой канал, как вдруг застыл, не донеся до открытого рта вилку с наколотым на нее куском колбасы.
   – Сегодня утром в своей квартире был обнаружен труп Зинаиды Штерн, секретаря небезызвестного адвоката Лузгина, – деловитым бесцветным тоном произнесла дикторша – судя по голосу, молодая и привлекательная. – По заключению экспертов, смерть наступила около суток назад от паралича сердечной мышцы и была мгновенной. Подозрения органов следствия вызвала незапертая дверь квартиры, в которой проживала покойная, но следов насилия на теле жертвы не обнаружено, за исключением ссадины на внутренней слизистой оболочке нижней губы, явившейся, возможно, следствием нанесенного женщине удара тупым предметом. Следов ограбления в квартире также не замечено. Примечательным кажется то обстоятельство, что разыскать господина Лузгина не удается уже третьи сутки, но представители следственных органов пока воздерживаются от комментариев по этому поводу...
   Юрий осторожно положил вилку. Вот так... Паралич сердечной мышцы? Ну конечно, а что же еще?.. И ведь она тогда вовсе не продать себя пыталась! Помощи она у него просила, обыкновенной помощи и защиты, а он, осел надутый, этого не понял. Ничего он тогда не понял и гордо послал ее подальше, ограничившись грозным предупреждением Лузгину: не тронь, мол, секретаршу, голову оторву! Лузгин-то его послушался, не тронул, сбежал, но ведь был еще и Зимин! Умный, хитрый Зимин, скользкий и опасный, научившийся по собственному желанию вызывать у людей внезапный паралич сердечной мышцы...