– Ничего, хозяйка, ничего, – сказал Жан, присаживаясь на край постели и поглаживая плечи Жанны шершавой черной лапой, – мы это непредвиденное осложнение общими усилиями как-нибудь устраним. Церковниц нам в доме не надо!
– Жан, я-то имею дело с двумя осложнениями, а не с одним!
– Опять тебе Юлька на нервы действует?
– Ну да. Мало того, что я должна изображать нежнейшую любовь к ней, заниматься ее проблемами, так еще вдобавок я – ведьма второй категории! – должна ехать покупать этой дурехе и ее гостям пепси и пирожные!
– И съездишь, лапочка, и купишь, и ничего с тобой не случится. А когда станешь мадам Мишиной и полноправной хозяйкой в доме, вот тогда и покажешь обеим сестричкам, кто в доме главный! – «А главный-то в доме – я!» – подумал при этом Жан.
– Ты прав, Жанчик.
– Не называй меня Жанчиком! – кокетливо просипел Жан.
Жанна кинула в него подушкой и рассмеялась.
– А ловко ты сунул на экран эту картинку вместе с Юлькиной фотографией. Где ты ее взял?
– Там же, в кабинете у Мишина. Это открытка, которую ему теща прислала. Я ее запустил, чтобы затуманить изображение: опасался, что Юлька себя узнает на экране, ведь это была ее прошлогодняя фотография.
– Ну что ты, у нее бы на это мозгов не хватило. «Какая противная! Вся в веснушках!». Умереть можно от смеха, какая дурочка у меня будет падчерица.
– Две падчерицы, – поправил Жан.
– А это мы еще поглядим! Мне и одной-то много… – И Жанна запустила в него второй подушкой, да так удачно, что она пролетела сквозь беса.
К вечеру в комнате Юльки дым стоял коромыслом. Дыму напустил единственный допущенный на совет мальчик, Юрик Сажин. Приглашенные девочки, Гуля Гуляровская и Кира Лопухина, не курили. То есть курить-то они, конечно, умели, современные были девочки, но сейчас их больше привлекали пирожные и мороженое. Девочки сидели в креслах вокруг столика со сладостями, Юрик устроился на диване.
А в углу комнаты сидела другая компания, ребятам не видимая: тут бес Прыгун принимал своих гостей. Гости были один другого краше. Юрика сопровождал бес по прозвищу Нулёк, похожий на мартышку с горделивой петушиной головой на плечах, а с Кирой и Гулей явились две бесовки, и об этих дамах стоит сказать особо.
Гулина бесовка Брюха была безобразна до тошноты. Она имела облик, среди бесов считавшийся оригинальным: Брюха была похожа на огромный розовый живот на поросячьих ножках с губастым ртом посередине. Жирная поверхность этого живота была усеяна огромными прыщами, имевшими способность превращаться в крохотные сонные глазки: иногда этих глазок было великое множество, иногда – ни одного. Зато огромный рот оставался всегда, а из него то и дело высовывался толстый красный язык с сизо-серым налетом. Этим языком бесовка Брюха слизывала прямо со спины Гули испарения ее обжорства. Бесовка была постоянно голодна, и поэтому Гуле приходилось почти беспрерывно что-то жевать. Поскольку головы как таковой у Брюхи не было, интеллектом она не блистала, а дабы это скрыть, старалась употреблять как можно больше сленга. Она и подопечную тому же учила.
Зато бесовка, явившаяся с другой девочкой, Кирой, издали могла бы показаться ослепительной красавицей. Но только издали! Это была ожившая и увеличенная в сто раз кукла Барби, ее так и звали – Барби, то есть Барбара, или по-русски – Варвара, что значит «язычница». Именно потому, что Барби-«язычница» в точности повторяла облик знаменитой куклы. Ее неподвижные холодные глаза, мертвые белые волосы, росшие из головы пучками, чудовищно длинные руки и ноги с неестественно крохотными ступнями и ладошками производили жуткое впечатление. Бесовка Барби с трудом передвигалась на своих негнущихся ногах, напоминая оживших мертвецов из фильмов ужасов.
Сегодня бес Прыгун угощал гостей изысканным ужином из кипящей ненависти, четырежды проваренной, но так и не переваренной обиды и отлично настоявшегося коварства. На десерт были поданы холодное высокомерие и большая миска мелких пакостей. Словом, Прыгун принимал гостей с поистине бесовским шиком, дамы и Нулёк были в полном восторге.
Юлька уже успела рассказать своим гостям, какое «непредвиденное осложнение» вот-вот появится в доме.
– А вот я пока как бы не врубилась, чем эта, типа, сестра может тебе помешать по жизни? – задумчиво жуя третий эклер, спросила Гуля, крупная полная девочка с такими светлыми ресницами и бровями, что их как бы и вовсе не было. – Объест она тебя, что ли?
– У тебя одно на уме, – усмехнулась Кира, стройная как прутик, уже год как начавшая следить за своей фигурой девочка-блондинка с большими карими глазами. Кира была девочка серьезная, умная, с огромной силой воли. У Ки-ры была настоящая большая цель в жизни – она собиралась стать фотомоделью. Ради этой цели она себя во всем ограничивала, ни в чем пощады себе не давала, и за такую целеустремленность ее уважали все подружки, а больше всех толстенькая Гуля, не умевшая себе ни в чем отказать. За весь вечер Кира позволила себе только половинку песочного пирожного и шарик мороженого, а теперь потягивала пепси через соломинку – одну банку на весь вечер, не больше!
– Конечно, она ее объест самым натуральным образом, – усмехнулся Юрик. – Только не сейчас, а в будущем. Отгрызет от мишинского наследства ровно четверть.
– Не врубаюсь, почему только четверть? – удивилась Гуля.
– А ты считать умеешь? Половина достанется Жанне, а другую половину разделят сестры.
– Фильтруй базар, Юрка, дядя Митя жив-здоров! – попыталась его урезонить Гуля.
– Сегодня жив, а завтра – кто знает? – пожал плечами Юрик.
– Я знаю! – сердито воскликнула Юлька и запустила в него недопитой банкой пепси. – Мой папка никогда не умрет, он знаешь какой здоровый!
Юрик сумел на лету подхватить банку и, сделав из нее глоток, аккуратно поставил возле дивана. После этого он спокойно заявил:
– На здоровых людей имеются здоровые пули. Я вот заранее на всякий случай попросил отца открыть на мое имя счет в германском банке и положить на него миллиончик в еврейчиках.
– И твой отец согласился? – удивилась Кира.
– Конечно, ведь я ему все это толково обосновал. Деньги я не смогу снять со счета до двадцати лет. Но я расту, и счет мой тоже растет потихоньку. Так что теперь у меня есть свой собственный гамбургский счет, и если с моим папиком случится что-нибудь непредвиденное, я без капитала не останусь. Это тем, у кого деньги по иностранным банкам кучками разложены, как у Гулиного деда, тревожиться не о чем, а у моего отца все в бизнес вложено. Грянет какой-нибудь дефолт, и бедному папику опять с нуля начинать. Он уже два раза прогорал. Это Гуля у нас ничего не боится.
– Почему это я ничего, типа, не боюсь? Я революции боюсь, – с глубоким вздохом ответила Гуля.
– Чего-о? – засмеялась Кира. – Какой еще революции?
– Четвертой. Две были в семнадцатом году, одна в девяносто первом – мы же в школе, типа, проходили. Знаете главную фишку всех революций? «Грабь награбленное!». Вот мне и стрёмно. Успеть бы до революции за приличного иностранца реально замуж выйти.
– Ну, ты, Гуля, даешь! – обомлел Юрик. – Жуешь, жуешь и вдруг такое выдашь… Это же надо додуматься – революции она боится!
– И от страха замуж собралась! – засмеялась Кира. – Это с твоими-то прыщами да замуж за иностранца?
– Прыщи – это возрастное, пройдут, – невозмутимо ответила Гуля. – С возрастом все проходит. Красота твоей мамочки тоже пройдет со временем, из казино ее по жизни выставят, и куда вы тогда обе денетесь?
– Уж я-то к тому времени действительно выйду замуж за какого-нибудь лорда. А прыщи у тебя, между прочим, не от возраста, а от обжорства. Ты бы, Гуля, поменьше пирожными и шоколадом увлекалась!
– Зато сижу вся в шоколаде и ни о чем не думаю.
– Вот и зря. Тебе надо больше думать о своей несчастной внешности.
– Моя бабуля говорит, что у меня конкретно русский тип красоты.
– Угу, типа деревянной матрешки, каких иностранным туристам продают.
– Именно типа матрешки! И это конкретно нравится иностранцам. Вот потому-то я раньше тебя за лорда и выйду, – невозмутимо ответила Гуля, надкусывая четвертый эклер.
– Обе вы дуры, и ты дурак, Юрик, – вздохнула Юлька. – Совсем вы не про то говорите! Ни о каком наследстве я не думаю. Просто я не хочу делить законную любовь моего отца с какой-то приблудной сестрой. Вот о чем разговор!
– Ах, любовь! Лямур-тужур-абажур, – усмехнулся Юрик. – А может, твой отец и не собирается любить эту сестру, может, она уродина какая-нибудь?
– Никакая она не уродина: она моя сестра-близнец, а значит, похожа на меня как две капли воды.
– А кто тебе сказал, что ты красавица? – удивилась Кира.
– Кирка, заткнись пирожным! Ты с голоду звереешь и становишься вредной. Ребята, ну придумайте, как мне организовать хорошую встречу этой псковитянке? Может, пожар в доме устроить к ее приезду? Прикиньте: папочка привозит ее к нам домой, а дом сгорел! Одни головешки лежат! А над головешками стоим мы с Жанной и горько плачем: «Где же нам теперь жить, бедным бездомным погорельцам?». Единственный выход – срочно купить путевки и лететь в Ниццу или на Бермуды и там бедовать, пока папочка не построит для нас новый дом. А сестричку придется обратно в Псков отправить!
– Неплохо, – одобрила Кира. – Но если отец отправит ее вместе с вами на Бермуды? Или хуже того – купит на первое время квартиру, где у тебя с сестрой будет одна комнатка на двоих?
– Какой ужас! Нет, в коммуналке с сестрой я жить не хочу, так что пожар не годится, – тут же передумала Юлька.
– Так, пожар потушили, – усмехнулся Юрик.
– Раз твоя сестра в огне, типа, не горит, надо ее взять и отравить, в натуре! – свирепо сказала Гуля.
– Пирожными и шоколадом, – подхватила Кира, – чтобы она вся прыщами пошла. Дяде Мите станет противно на нее смотреть, и он ее отправит обратно к бабушке.
– Стоп! Отравить – в этом что-то есть! – задумчиво проговорила Юлька, и ее голубые глаза сверкнули холодным стальным блеском.
– Юлька, не дури, – попробовал ее охладить Юрик. – Где ты яд возьмешь? В аптеке купишь?
– Предположим, яд ты достанешь и сестру отравишь, а дальше что? Тебя отправят в детскую колонию, а сестричку врачи откачают, и будет она тут править бал, – скептически пожала плечами Кира.
– Нет, ребята, вы не поняли! Отравить – но как? Отравить ей каждый день, каждый час, каждую минуту пребывания в этом доме – вот как отравить! – свирепо сказала Юлька.
– А что? Простенько и со вкусом, – одобрила Кира.
– И очень по-женски, – добавил Юрик, только при этом было непонятно, одобряет он или осуждает Юлькин план действий.
– Прикольно! – засмеялась Гуля. – А сама выдержишь?
– Мне-то чего выдерживать? – удивилась Юлька. – Не меня же травить будут.
– Да ты прикинь, Юлька! Целый день на кого-то наезжать с утра до ночи – устанешь.
– То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть! – с пафосом произнесла Юлька.
– Опять любовь! Любовь-то тут при чем? – фыркнул Юрик.
– Юрик, ты – невежда! Это же стихи Некрасова!
– А я вот, когда живы были мои папа с мамой, просила их купить мне сестренку. Мама смеялась и говорила: «Попроси у дедушки, он богатый!». А потом они оба умерли в один день, и теперь у меня уже никогда не будет сестры, – вдруг тихо и грустно сказала Гуля. От печали она даже забыла про сленг и заговорила нормальным языком. Но тут же опомнилась и добавила: – Сестра – это класс! У тебя, типа, набухает проблема по жизни, ты ищешь, кого нагрузить, а тут сестра под боком!
– Нет, уж я предпочла бы сестру-близнеца, – сказала Кира. – Можно так прикалываться! Мы бы носили одинаковые костюмы, делали одинаковые прически и всем дурили голову.
Юлька обалдело глядела на подруг. Но добил ее Юрик:
– А я всегда хотел иметь младшую сестренку. Она бы меня слушалась, я бы ее баловал, гулять водил, косички ей заплетал… Слушай, Юлька, а тебе не кажется, что сестра из провинции – это все равно что младшая сестра?
– И тут позавидовали: сестер им захотелось, – прошипела Юлька и предупредила: – Я сейчас закричу от злости! – И закричала: – У-а-у-а-а!
Завопив, она вскочила, затопала ногами и со всей силы швырнула в угол очередную банку пепси. На этот раз никто ее не перехватил в воздухе, банка ударилась об стену, и на атласных обоях в мелкую розочку появилась отвратительная полоса красно-коричневого цвета. Выплеснув гнев и пепси, Юлька сразу успокоилась и сказала обессиленно:
– Все, ребята, хватит на сегодня. Расходимся. У вас от напряжения мозги начали плавиться, и вы только путаете мои планы. Я для себя уже все решила – травить, травить и травить…
Глава 4
– Жан, я-то имею дело с двумя осложнениями, а не с одним!
– Опять тебе Юлька на нервы действует?
– Ну да. Мало того, что я должна изображать нежнейшую любовь к ней, заниматься ее проблемами, так еще вдобавок я – ведьма второй категории! – должна ехать покупать этой дурехе и ее гостям пепси и пирожные!
– И съездишь, лапочка, и купишь, и ничего с тобой не случится. А когда станешь мадам Мишиной и полноправной хозяйкой в доме, вот тогда и покажешь обеим сестричкам, кто в доме главный! – «А главный-то в доме – я!» – подумал при этом Жан.
– Ты прав, Жанчик.
– Не называй меня Жанчиком! – кокетливо просипел Жан.
Жанна кинула в него подушкой и рассмеялась.
– А ловко ты сунул на экран эту картинку вместе с Юлькиной фотографией. Где ты ее взял?
– Там же, в кабинете у Мишина. Это открытка, которую ему теща прислала. Я ее запустил, чтобы затуманить изображение: опасался, что Юлька себя узнает на экране, ведь это была ее прошлогодняя фотография.
– Ну что ты, у нее бы на это мозгов не хватило. «Какая противная! Вся в веснушках!». Умереть можно от смеха, какая дурочка у меня будет падчерица.
– Две падчерицы, – поправил Жан.
– А это мы еще поглядим! Мне и одной-то много… – И Жанна запустила в него второй подушкой, да так удачно, что она пролетела сквозь беса.
К вечеру в комнате Юльки дым стоял коромыслом. Дыму напустил единственный допущенный на совет мальчик, Юрик Сажин. Приглашенные девочки, Гуля Гуляровская и Кира Лопухина, не курили. То есть курить-то они, конечно, умели, современные были девочки, но сейчас их больше привлекали пирожные и мороженое. Девочки сидели в креслах вокруг столика со сладостями, Юрик устроился на диване.
А в углу комнаты сидела другая компания, ребятам не видимая: тут бес Прыгун принимал своих гостей. Гости были один другого краше. Юрика сопровождал бес по прозвищу Нулёк, похожий на мартышку с горделивой петушиной головой на плечах, а с Кирой и Гулей явились две бесовки, и об этих дамах стоит сказать особо.
Гулина бесовка Брюха была безобразна до тошноты. Она имела облик, среди бесов считавшийся оригинальным: Брюха была похожа на огромный розовый живот на поросячьих ножках с губастым ртом посередине. Жирная поверхность этого живота была усеяна огромными прыщами, имевшими способность превращаться в крохотные сонные глазки: иногда этих глазок было великое множество, иногда – ни одного. Зато огромный рот оставался всегда, а из него то и дело высовывался толстый красный язык с сизо-серым налетом. Этим языком бесовка Брюха слизывала прямо со спины Гули испарения ее обжорства. Бесовка была постоянно голодна, и поэтому Гуле приходилось почти беспрерывно что-то жевать. Поскольку головы как таковой у Брюхи не было, интеллектом она не блистала, а дабы это скрыть, старалась употреблять как можно больше сленга. Она и подопечную тому же учила.
Зато бесовка, явившаяся с другой девочкой, Кирой, издали могла бы показаться ослепительной красавицей. Но только издали! Это была ожившая и увеличенная в сто раз кукла Барби, ее так и звали – Барби, то есть Барбара, или по-русски – Варвара, что значит «язычница». Именно потому, что Барби-«язычница» в точности повторяла облик знаменитой куклы. Ее неподвижные холодные глаза, мертвые белые волосы, росшие из головы пучками, чудовищно длинные руки и ноги с неестественно крохотными ступнями и ладошками производили жуткое впечатление. Бесовка Барби с трудом передвигалась на своих негнущихся ногах, напоминая оживших мертвецов из фильмов ужасов.
Сегодня бес Прыгун угощал гостей изысканным ужином из кипящей ненависти, четырежды проваренной, но так и не переваренной обиды и отлично настоявшегося коварства. На десерт были поданы холодное высокомерие и большая миска мелких пакостей. Словом, Прыгун принимал гостей с поистине бесовским шиком, дамы и Нулёк были в полном восторге.
Юлька уже успела рассказать своим гостям, какое «непредвиденное осложнение» вот-вот появится в доме.
– А вот я пока как бы не врубилась, чем эта, типа, сестра может тебе помешать по жизни? – задумчиво жуя третий эклер, спросила Гуля, крупная полная девочка с такими светлыми ресницами и бровями, что их как бы и вовсе не было. – Объест она тебя, что ли?
– У тебя одно на уме, – усмехнулась Кира, стройная как прутик, уже год как начавшая следить за своей фигурой девочка-блондинка с большими карими глазами. Кира была девочка серьезная, умная, с огромной силой воли. У Ки-ры была настоящая большая цель в жизни – она собиралась стать фотомоделью. Ради этой цели она себя во всем ограничивала, ни в чем пощады себе не давала, и за такую целеустремленность ее уважали все подружки, а больше всех толстенькая Гуля, не умевшая себе ни в чем отказать. За весь вечер Кира позволила себе только половинку песочного пирожного и шарик мороженого, а теперь потягивала пепси через соломинку – одну банку на весь вечер, не больше!
– Конечно, она ее объест самым натуральным образом, – усмехнулся Юрик. – Только не сейчас, а в будущем. Отгрызет от мишинского наследства ровно четверть.
– Не врубаюсь, почему только четверть? – удивилась Гуля.
– А ты считать умеешь? Половина достанется Жанне, а другую половину разделят сестры.
– Фильтруй базар, Юрка, дядя Митя жив-здоров! – попыталась его урезонить Гуля.
– Сегодня жив, а завтра – кто знает? – пожал плечами Юрик.
– Я знаю! – сердито воскликнула Юлька и запустила в него недопитой банкой пепси. – Мой папка никогда не умрет, он знаешь какой здоровый!
Юрик сумел на лету подхватить банку и, сделав из нее глоток, аккуратно поставил возле дивана. После этого он спокойно заявил:
– На здоровых людей имеются здоровые пули. Я вот заранее на всякий случай попросил отца открыть на мое имя счет в германском банке и положить на него миллиончик в еврейчиках.
– И твой отец согласился? – удивилась Кира.
– Конечно, ведь я ему все это толково обосновал. Деньги я не смогу снять со счета до двадцати лет. Но я расту, и счет мой тоже растет потихоньку. Так что теперь у меня есть свой собственный гамбургский счет, и если с моим папиком случится что-нибудь непредвиденное, я без капитала не останусь. Это тем, у кого деньги по иностранным банкам кучками разложены, как у Гулиного деда, тревожиться не о чем, а у моего отца все в бизнес вложено. Грянет какой-нибудь дефолт, и бедному папику опять с нуля начинать. Он уже два раза прогорал. Это Гуля у нас ничего не боится.
– Почему это я ничего, типа, не боюсь? Я революции боюсь, – с глубоким вздохом ответила Гуля.
– Чего-о? – засмеялась Кира. – Какой еще революции?
– Четвертой. Две были в семнадцатом году, одна в девяносто первом – мы же в школе, типа, проходили. Знаете главную фишку всех революций? «Грабь награбленное!». Вот мне и стрёмно. Успеть бы до революции за приличного иностранца реально замуж выйти.
– Ну, ты, Гуля, даешь! – обомлел Юрик. – Жуешь, жуешь и вдруг такое выдашь… Это же надо додуматься – революции она боится!
– И от страха замуж собралась! – засмеялась Кира. – Это с твоими-то прыщами да замуж за иностранца?
– Прыщи – это возрастное, пройдут, – невозмутимо ответила Гуля. – С возрастом все проходит. Красота твоей мамочки тоже пройдет со временем, из казино ее по жизни выставят, и куда вы тогда обе денетесь?
– Уж я-то к тому времени действительно выйду замуж за какого-нибудь лорда. А прыщи у тебя, между прочим, не от возраста, а от обжорства. Ты бы, Гуля, поменьше пирожными и шоколадом увлекалась!
– Зато сижу вся в шоколаде и ни о чем не думаю.
– Вот и зря. Тебе надо больше думать о своей несчастной внешности.
– Моя бабуля говорит, что у меня конкретно русский тип красоты.
– Угу, типа деревянной матрешки, каких иностранным туристам продают.
– Именно типа матрешки! И это конкретно нравится иностранцам. Вот потому-то я раньше тебя за лорда и выйду, – невозмутимо ответила Гуля, надкусывая четвертый эклер.
– Обе вы дуры, и ты дурак, Юрик, – вздохнула Юлька. – Совсем вы не про то говорите! Ни о каком наследстве я не думаю. Просто я не хочу делить законную любовь моего отца с какой-то приблудной сестрой. Вот о чем разговор!
– Ах, любовь! Лямур-тужур-абажур, – усмехнулся Юрик. – А может, твой отец и не собирается любить эту сестру, может, она уродина какая-нибудь?
– Никакая она не уродина: она моя сестра-близнец, а значит, похожа на меня как две капли воды.
– А кто тебе сказал, что ты красавица? – удивилась Кира.
– Кирка, заткнись пирожным! Ты с голоду звереешь и становишься вредной. Ребята, ну придумайте, как мне организовать хорошую встречу этой псковитянке? Может, пожар в доме устроить к ее приезду? Прикиньте: папочка привозит ее к нам домой, а дом сгорел! Одни головешки лежат! А над головешками стоим мы с Жанной и горько плачем: «Где же нам теперь жить, бедным бездомным погорельцам?». Единственный выход – срочно купить путевки и лететь в Ниццу или на Бермуды и там бедовать, пока папочка не построит для нас новый дом. А сестричку придется обратно в Псков отправить!
– Неплохо, – одобрила Кира. – Но если отец отправит ее вместе с вами на Бермуды? Или хуже того – купит на первое время квартиру, где у тебя с сестрой будет одна комнатка на двоих?
– Какой ужас! Нет, в коммуналке с сестрой я жить не хочу, так что пожар не годится, – тут же передумала Юлька.
– Так, пожар потушили, – усмехнулся Юрик.
– Раз твоя сестра в огне, типа, не горит, надо ее взять и отравить, в натуре! – свирепо сказала Гуля.
– Пирожными и шоколадом, – подхватила Кира, – чтобы она вся прыщами пошла. Дяде Мите станет противно на нее смотреть, и он ее отправит обратно к бабушке.
– Стоп! Отравить – в этом что-то есть! – задумчиво проговорила Юлька, и ее голубые глаза сверкнули холодным стальным блеском.
– Юлька, не дури, – попробовал ее охладить Юрик. – Где ты яд возьмешь? В аптеке купишь?
– Предположим, яд ты достанешь и сестру отравишь, а дальше что? Тебя отправят в детскую колонию, а сестричку врачи откачают, и будет она тут править бал, – скептически пожала плечами Кира.
– Нет, ребята, вы не поняли! Отравить – но как? Отравить ей каждый день, каждый час, каждую минуту пребывания в этом доме – вот как отравить! – свирепо сказала Юлька.
– А что? Простенько и со вкусом, – одобрила Кира.
– И очень по-женски, – добавил Юрик, только при этом было непонятно, одобряет он или осуждает Юлькин план действий.
– Прикольно! – засмеялась Гуля. – А сама выдержишь?
– Мне-то чего выдерживать? – удивилась Юлька. – Не меня же травить будут.
– Да ты прикинь, Юлька! Целый день на кого-то наезжать с утра до ночи – устанешь.
– То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть! – с пафосом произнесла Юлька.
– Опять любовь! Любовь-то тут при чем? – фыркнул Юрик.
– Юрик, ты – невежда! Это же стихи Некрасова!
– А я вот, когда живы были мои папа с мамой, просила их купить мне сестренку. Мама смеялась и говорила: «Попроси у дедушки, он богатый!». А потом они оба умерли в один день, и теперь у меня уже никогда не будет сестры, – вдруг тихо и грустно сказала Гуля. От печали она даже забыла про сленг и заговорила нормальным языком. Но тут же опомнилась и добавила: – Сестра – это класс! У тебя, типа, набухает проблема по жизни, ты ищешь, кого нагрузить, а тут сестра под боком!
– Нет, уж я предпочла бы сестру-близнеца, – сказала Кира. – Можно так прикалываться! Мы бы носили одинаковые костюмы, делали одинаковые прически и всем дурили голову.
Юлька обалдело глядела на подруг. Но добил ее Юрик:
– А я всегда хотел иметь младшую сестренку. Она бы меня слушалась, я бы ее баловал, гулять водил, косички ей заплетал… Слушай, Юлька, а тебе не кажется, что сестра из провинции – это все равно что младшая сестра?
– И тут позавидовали: сестер им захотелось, – прошипела Юлька и предупредила: – Я сейчас закричу от злости! – И закричала: – У-а-у-а-а!
Завопив, она вскочила, затопала ногами и со всей силы швырнула в угол очередную банку пепси. На этот раз никто ее не перехватил в воздухе, банка ударилась об стену, и на атласных обоях в мелкую розочку появилась отвратительная полоса красно-коричневого цвета. Выплеснув гнев и пепси, Юлька сразу успокоилась и сказала обессиленно:
– Все, ребята, хватит на сегодня. Расходимся. У вас от напряжения мозги начали плавиться, и вы только путаете мои планы. Я для себя уже все решила – травить, травить и травить…
Глава 4
Аня так устала в дороге, что еще задолго до прибытия в Санкт-Петербург крепко уснула на заднем сиденье и не слышала, как ночью они с отцом въехали в город, как до-брались до Крестовского острова и как их машина заехала в распахнутые охранником железные ворота.
Тем более не слышала она схватки, которая произошла в саду Мишиных.
Папа бережно понес спящую Аню к дому, а Хранители Иоанн и Димитриус двинулись за ним.
У широких ступеней крыльца их уже поджидали Жан, Михрютка и троица бесов-минотавров, которых другие бесы звали «быками». Минотавры были приставлены к мишинским охранникам и похожи были на полубыков-полулюдей, причем бычья часть приходилась у них на верхнюю, думающую половину тела – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разговаривать по-человечески минотавры-«быки» почти не умели, могли только мычать да понимать простые команды, ну еще в карты играть. Шкура у всех у них была в зеленых пятнах – «камуфляжная».
Как только Ангелы Иоанн и Димитриус направились к ступеням крыльца, вся эта безобразная компания преградила им дорогу.
– В этот дом вы не войдете! – заявил Ангелам Жан.
– Ну-у-у! – согласно подтвердили «быки»: на их простом языке это «ну» могло означать все, что угодно, – и согласие, и сомнение, и угрозу, и обиду – смотря по обстоятельствам.
– Здесь мы обитаем, это место нашей службы, и вам тут делать нечего! – продолжал Жан.
– Ну-у, ну-у, ну-у! – промычали друг за другом «быки».
– Это почему же? – удивился Иоанн. – Я тоже на службе и покинуть мою подопечную, уж извините, никак не могу.
– Так, ясно. Ты – Ангел Хранитель этой девчонки, как я понимаю?
– Ты хочешь знакомиться, бес? Пожалуйста. Я действительно Ангел Хранитель Иоанн, но не девчонки, а отроковицы Анны.
– А я – бес Жан, духовный руководитель живущей в этом доме ведуньи Жанны. Поскольку моя подопечная является самой продвинутой из обитателей дома, то и я в этом доме старший.
– Ты хочешь сказать, что этим домом правит ведьма?
– Ведунья, – поправил бес.
– Ведьма, она ведьма и есть, как ее ни назови! – вступил в спор осмелевший в присутствии Иоанна Димитриус. – И пока твоя ведьма Жанна не состоит с Митей в законном браке, вы оба с ней здесь не живете, а только временно проживаете!
– Ишь ты, как заговорил, Ангелочек убогий! А ты-то на каком основании тут под ногами подвизаешься?
Димитриус смешался и обернулся к Иоанну. Иоанн между тем достал свой меч и пошел с ним на минотавров-«быков»: те отступили и сделали вид, что не видят ни меча, ни Ангела и вообще-то вышли в садик попастись; они отвернулись и стали разглядывать траву у себя под ногами: даже эти тупицы знали, что Ангел сзади не ударит. Домового Михрютки тоже как-то не оказалось поблизости. Иоанн, пройдя мимо «быков» и сразу утратив к ним интерес, двинулся по ступеням крыльца в дом. Проходя мимо оторопевшего Жана, он пригрозил ему полыхнувшим мечом:
– Посторонись-ка, бес! Идет Ангел Божий, Самим Господом приставленный к отроковице Анне, каждодневно ею поминаемый, к охране и защите призываемый. Посторонись, я в своем праве, и ты это знаешь, черный!
Жан заскрипел всеми своими акульими зубами и отскочил, давая дорогу Иоанну:
– Ладно, ступай, светлый. Но мы еще встретимся!
– Встретимся, встретимся, темный, – небрежно бросил Ангел и ушел в дом.
Но перед Димитриусом Жан снова выскочил, черным зонтом распахнул крылья и хлестнул по воздуху гребенчатым хвостом.
– Стой! А ты куда разлетелся, убогий?
– Я желаю войти в дом вместе с моим братом Ангелом Иоанном.
– Ага, войдешь. Но не когда сам пожелаешь, а когда тебя наш Митя позовет. Ха-ха-ха! Но пока я что-то не слышал, чтобы он тебя приглашал. Я прав?
– Ну-у, ну-у! – промычали минотавры, снова развернувшись рогами к месту действия.
– Заткнитесь, скоты! Не вас спрашивают, а вот этого! Звал тебя Митя? Отвечай, светлый!
И Ангел Димитриус, понурив голову, по-Ангельски честно ответил:
– Не звал он меня…
– Вот и погуляй пока на природе – звездочки посчитай, на цветики полюбуйся, птичек послушай… Светлячок ты наш неудельный!
Димитриус отлетел в сторону и печально завис над деревьями, окружающими дом. Его опять не пускают к Мите!
Ангел Юлиус подлетел к нему, поздоровался, расспросил о поездке в Псков, о бабушке Насте – отвлек и немного утешил. А потом они поднялись и стали кружить над садом, красивые и печальные, как два белых лебедя.
Отец на руках внес Аню в холл, кивнул дежурившему там охраннику и прошел в коридор, где были комнаты для гостей. Он не стал будить спящую дочь, а сам раздел ее и уложил в кровать.
Ангел Иоанн вошел вслед за ним в комнату и перекрестил все стены, углы и окно в ней. Потом вслед за отцом поцеловал спящую девочку в лоб и встал у дверей на страже, чтобы так простоять всю ночь.
Аннушка сладко спала. Ангел стоял и молился: о ней, о бабушке Насте, о Мишине и обо всех людях, с которыми предстоит встретиться Аннушке. Он никого не пропустил, но когда дошла очередь до невесты-мачехи Жанны, молиться стало очень трудно: слова молитвы вдруг стали вязкими и уже не взлетали ввысь с Ангельских уст, а холодными камешками падали на пол. Хранитель вспомнил свой спор о ней с бесами и прекратил молитву: значит, есть причина, по которой не стоит молиться о Жанне…
Вдруг послышался какой-то шорох под полуоткрытым в сад окном. Ангел насторожился.
В окне показалась тонкая детская рука, а в руке – пластиковая бутылка с надписью «Пепси». Появилась вторая рука и отвинтила с бутылки синюю пробку. Потом таинственный некто, прятавшийся под окном, обеими руками перевернул и затряс бутылку; из нее с нервным писком и сердитым зуденьем вырвался целый рой комаров и тотчас разлетелся по всей комнате. Сразу же после этого оконную раму снаружи потянули и прикрыли.
Ангел Иоанн подошел к окну и выглянул. Он увидел небольшого грязно-зеленого бесенка, который высокими скачками удирал по дорожке от дома, а за ним вприпрыжку бежала рыжая девчонка, размахивая пустой бутылкой над головой. На первый взгляд могло показаться, что девчонка гонится за бесом и хочет ударить его бутылкой или загнать в нее, но Хранитель Иоанн знал, что она беса не видит и каждый бежит сам по себе. Но уж очень похожи были их прыжки.
Хранитель покачал головой и отошел от окна. Он взмахнул крылами, и комары будто прилипли к потолку, и после во всю ночь ни один комар не посмел спикировать на спящую Аннушку.
Взошло солнце, Ангел приблизился к окну и выглянул в росистый утренний сад. Напротив окна стоял Ангел Юлиус с каким-то нерадостным ликом.
– Благослови, Иоанн! – озабоченно приветствовал он брата.
– Благослови и ты, брат Хранитель.
– Послушай, Иван, тут такое дело приключилось, прямо не знаю, как начать…
– А ты скажи прямо, что твоя Юлия напустила Аннушке в комнату целую стаю комаров.
– Комары это что! Она, знаешь, всю ночь не спала, сама себя изводила. С вечера комаров ловила в бутылку, а потом вертелась, вертелась в постели и к утру придумала, как твою Аннушку сильно напугать.
– И чем же это она собирается ее пугать?
– Надумала Юлька наловить в пруду лягушек и подсунуть их Аннушке в постель, пока та еще спит. Она уже отправилась на ловлю.
– Только-то? Пускай ловит и приносит. Моя Аннушка лягушек не боится.
– Правда? – Юлиус радостно всплеснул крыльями. – Ну просто камень с души! Тогда лечу присмотреть, чтобы Юлька в воду не свалилась: сама-то она лягушек до смерти боится, а дно в пруду илистое, скользкое, как бы беды не вышло!
– Да, лети, брат, присмотри за своей озорницей. Между прочим, там возле нее какой-то зеленый бесенок крутится.
– А, это Прыгун! Ничтожное и гадкое исчадие ада.
– А если ничтожное, то почему не отгонишь?
– Ах, Иван, не знаешь ты, что ли, специфики нашей службы Ангельской? Чтобы я мог отгонять бесов от Юльки, она должна меня об этом четко и ясно попросить в молитве. Мне бы тогда хватило единого взмаха мечом, чтоб этот Прыгун отпрыгнул от моей девочки так далеко, что и сам бы себя не скоро нашел!
– Ну, лети, лети, хотя бы вдвоем их не оставляй.
Через час с небольшим Аня проснулась и не сразу поняла, где находится. Она открыла глаза и увидела перед собой незнакомую стену в шелковистых обоях с нежно-сиреневыми ирисами. «Это я уже в доме у моего папы», – вспомнила она, счастливо и глубоко вздохнула, перевернулась на другой бок и тут увидела, что на краю ее подушки уютно устроилась зеленая лягушка.
– Здравствуй, – удивленно и приветливо сказала лягушке Аня. Та в ответ неуверенно квакнула и на всякий случай отпрыгнула на край кровати, но не удержалась и шлепнулась на пол.
– Эх, ты! – рассмеялась Аня. – Я-то спросонья подумала, что ты царевна-лягушка, а ты просто маленький и глупый зеленый лягушонок. И как же ты в окно запрыгнул, такой неуклюжий? А, понимаю! Ты за комариками поохотиться пришел, вон их сколько на потолке сидит. Но до потолка тебе, миленький, не допрыгнуть – лапки коротки! Иди-ка ты лучше в саду погуляй, там словишь что-нибудь вкусненькое себе на завтрак.
У Ани было чудесное настроение, и лягушонка она ни капельки не боялась. Она встала с кровати и подняла его с пола. Лягушонок весело задрыгал всеми четырьмя лапами: наверно, решил, что начинается какая-то новая игра. Этому лягушонку сегодня выпало очень интересное утро: на рассвете он играл в догонялки с какой-то девчонкой, потом плавал вместе с нею в пруду, а после путешествовал по парку, удобно лежа в сачке, как в гамаке. Но Аня играть с ним была не расположена: она распахнула окно, убедилась, что оно не высоко над землей и, перегнувшись через подоконник, опустила его прямо в мокрые от росы тюльпаны. Разочарованный лягушонок удалился с холодным видом.
Ангел Иоанн, улыбаясь, стоял за спиной Ани. Из глубины сада к окну подлетел Юлиус.
– Вот видишь? А ты беспокоился, – сказал Иоанн брату.
Юлиус кивнул одобрительно и признался:
– А моя дурочка все-таки в воду плюхнулась.
– Ну, ты меня извини, братец, а так ей и надо!
– Ты прав, Иван, – кротко согласился Юлиус.
– А то!…
Аня вынула из дорожной сумки и накинула халатик, достала зубную щетку, полотенце, расческу и решила пойти поискать, где бы ей в этом доме можно было умыться? Она вышла из комнаты, предусмотрительно оставив дверь приоткрытой, чтобы потом не заблудиться, и оказалась в коридоре. Коридор был длинный, широкий и светлый, в конце его было большое окно, а по сторонам несколько дверей. Аня тихонько пошла по коридору, разыскивая дверь ванной комнаты. Верхняя часть одной из дверей была из матового стекла с тонким золотым рисунком. «Может быть, это здесь?» – подумала Аня и осторожно надавила на бронзовую ручку. Она угадала, за дверью оказалась ванная комната с туалетом. Она привела себя в порядок, а потом вернулась в комнату, где провела ночь.
– Аннушка, осторожно! Не пугайся и не наступи! – предупредил ее Хранитель, когда она входила в дверь.
Аня остановилась у порога и внимательно огляделась: что-то подсказало ей, что в комнате за время ее отсутствия произошли некие перемены. Так и есть! На ее кровати сидели теперь четыре лягушонка. Она засмеялась, немного с ними поиграла, а потом отправила их одного за другим в тюльпаны под окном:
– Гуляйте, ребятишки, а мне некогда, я молиться должна!
Аня достала из чемодана иконки, которые бабушка дала ей с собой. Они были аккуратно завернуты в вышитое льняное полотенце. Девочка расстелила полотенце на столе, приставила иконки к стене, достала молитвослов и прилежно прочла утренние молитвы. Окончив свое маленькое утреннее правило, она снова аккуратно завернула иконки в полотенце и убрала их в чемодан.
Она подошла к окну, села на подоконник и стала разглядывать сад. Да, это был не их с бабушкой крохотный садик! Вокруг дома стояли вековые деревья, в конце сада белела круглая каменная беседка, везде были проложены дорожки из разноцветных плиток, а вдоль дорожек росли цветы; Аня узнала примулы, пионы, тюльпаны, маргаритки, анютины глазки, незабудки. Но в саду было еще много незнакомых цветов, какие не росли у них на Псковщине.
По дорожке мимо окна прошел не спеша какой-то молодой человек в пятнистой форме, очень похожий на мальчика-великана: ростом и фигурой он был с крупного дядю, а чертами и выражением лица напоминал пятилетнего мальчугана.
В дверь постучали. Она обернулась и сказала: «Войдите!».
Вошел Мишин.
– Папочка! – воскликнула Аня и бросилась к отцу.
Он приподнял ее и расцеловал.
– Здравствуй, дочка! Я смотрю, ты у меня птичка ранняя: уже успела умыться и причесаться.
– И помолиться!
– Да неужели? Ну, в таком случае пойдем завтракать. Познакомлю тебя со всеми.
Тем более не слышала она схватки, которая произошла в саду Мишиных.
Папа бережно понес спящую Аню к дому, а Хранители Иоанн и Димитриус двинулись за ним.
У широких ступеней крыльца их уже поджидали Жан, Михрютка и троица бесов-минотавров, которых другие бесы звали «быками». Минотавры были приставлены к мишинским охранникам и похожи были на полубыков-полулюдей, причем бычья часть приходилась у них на верхнюю, думающую половину тела – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разговаривать по-человечески минотавры-«быки» почти не умели, могли только мычать да понимать простые команды, ну еще в карты играть. Шкура у всех у них была в зеленых пятнах – «камуфляжная».
Как только Ангелы Иоанн и Димитриус направились к ступеням крыльца, вся эта безобразная компания преградила им дорогу.
– В этот дом вы не войдете! – заявил Ангелам Жан.
– Ну-у-у! – согласно подтвердили «быки»: на их простом языке это «ну» могло означать все, что угодно, – и согласие, и сомнение, и угрозу, и обиду – смотря по обстоятельствам.
– Здесь мы обитаем, это место нашей службы, и вам тут делать нечего! – продолжал Жан.
– Ну-у, ну-у, ну-у! – промычали друг за другом «быки».
– Это почему же? – удивился Иоанн. – Я тоже на службе и покинуть мою подопечную, уж извините, никак не могу.
– Так, ясно. Ты – Ангел Хранитель этой девчонки, как я понимаю?
– Ты хочешь знакомиться, бес? Пожалуйста. Я действительно Ангел Хранитель Иоанн, но не девчонки, а отроковицы Анны.
– А я – бес Жан, духовный руководитель живущей в этом доме ведуньи Жанны. Поскольку моя подопечная является самой продвинутой из обитателей дома, то и я в этом доме старший.
– Ты хочешь сказать, что этим домом правит ведьма?
– Ведунья, – поправил бес.
– Ведьма, она ведьма и есть, как ее ни назови! – вступил в спор осмелевший в присутствии Иоанна Димитриус. – И пока твоя ведьма Жанна не состоит с Митей в законном браке, вы оба с ней здесь не живете, а только временно проживаете!
– Ишь ты, как заговорил, Ангелочек убогий! А ты-то на каком основании тут под ногами подвизаешься?
Димитриус смешался и обернулся к Иоанну. Иоанн между тем достал свой меч и пошел с ним на минотавров-«быков»: те отступили и сделали вид, что не видят ни меча, ни Ангела и вообще-то вышли в садик попастись; они отвернулись и стали разглядывать траву у себя под ногами: даже эти тупицы знали, что Ангел сзади не ударит. Домового Михрютки тоже как-то не оказалось поблизости. Иоанн, пройдя мимо «быков» и сразу утратив к ним интерес, двинулся по ступеням крыльца в дом. Проходя мимо оторопевшего Жана, он пригрозил ему полыхнувшим мечом:
– Посторонись-ка, бес! Идет Ангел Божий, Самим Господом приставленный к отроковице Анне, каждодневно ею поминаемый, к охране и защите призываемый. Посторонись, я в своем праве, и ты это знаешь, черный!
Жан заскрипел всеми своими акульими зубами и отскочил, давая дорогу Иоанну:
– Ладно, ступай, светлый. Но мы еще встретимся!
– Встретимся, встретимся, темный, – небрежно бросил Ангел и ушел в дом.
Но перед Димитриусом Жан снова выскочил, черным зонтом распахнул крылья и хлестнул по воздуху гребенчатым хвостом.
– Стой! А ты куда разлетелся, убогий?
– Я желаю войти в дом вместе с моим братом Ангелом Иоанном.
– Ага, войдешь. Но не когда сам пожелаешь, а когда тебя наш Митя позовет. Ха-ха-ха! Но пока я что-то не слышал, чтобы он тебя приглашал. Я прав?
– Ну-у, ну-у! – промычали минотавры, снова развернувшись рогами к месту действия.
– Заткнитесь, скоты! Не вас спрашивают, а вот этого! Звал тебя Митя? Отвечай, светлый!
И Ангел Димитриус, понурив голову, по-Ангельски честно ответил:
– Не звал он меня…
– Вот и погуляй пока на природе – звездочки посчитай, на цветики полюбуйся, птичек послушай… Светлячок ты наш неудельный!
Димитриус отлетел в сторону и печально завис над деревьями, окружающими дом. Его опять не пускают к Мите!
Ангел Юлиус подлетел к нему, поздоровался, расспросил о поездке в Псков, о бабушке Насте – отвлек и немного утешил. А потом они поднялись и стали кружить над садом, красивые и печальные, как два белых лебедя.
Отец на руках внес Аню в холл, кивнул дежурившему там охраннику и прошел в коридор, где были комнаты для гостей. Он не стал будить спящую дочь, а сам раздел ее и уложил в кровать.
Ангел Иоанн вошел вслед за ним в комнату и перекрестил все стены, углы и окно в ней. Потом вслед за отцом поцеловал спящую девочку в лоб и встал у дверей на страже, чтобы так простоять всю ночь.
Аннушка сладко спала. Ангел стоял и молился: о ней, о бабушке Насте, о Мишине и обо всех людях, с которыми предстоит встретиться Аннушке. Он никого не пропустил, но когда дошла очередь до невесты-мачехи Жанны, молиться стало очень трудно: слова молитвы вдруг стали вязкими и уже не взлетали ввысь с Ангельских уст, а холодными камешками падали на пол. Хранитель вспомнил свой спор о ней с бесами и прекратил молитву: значит, есть причина, по которой не стоит молиться о Жанне…
Вдруг послышался какой-то шорох под полуоткрытым в сад окном. Ангел насторожился.
В окне показалась тонкая детская рука, а в руке – пластиковая бутылка с надписью «Пепси». Появилась вторая рука и отвинтила с бутылки синюю пробку. Потом таинственный некто, прятавшийся под окном, обеими руками перевернул и затряс бутылку; из нее с нервным писком и сердитым зуденьем вырвался целый рой комаров и тотчас разлетелся по всей комнате. Сразу же после этого оконную раму снаружи потянули и прикрыли.
Ангел Иоанн подошел к окну и выглянул. Он увидел небольшого грязно-зеленого бесенка, который высокими скачками удирал по дорожке от дома, а за ним вприпрыжку бежала рыжая девчонка, размахивая пустой бутылкой над головой. На первый взгляд могло показаться, что девчонка гонится за бесом и хочет ударить его бутылкой или загнать в нее, но Хранитель Иоанн знал, что она беса не видит и каждый бежит сам по себе. Но уж очень похожи были их прыжки.
Хранитель покачал головой и отошел от окна. Он взмахнул крылами, и комары будто прилипли к потолку, и после во всю ночь ни один комар не посмел спикировать на спящую Аннушку.
Взошло солнце, Ангел приблизился к окну и выглянул в росистый утренний сад. Напротив окна стоял Ангел Юлиус с каким-то нерадостным ликом.
– Благослови, Иоанн! – озабоченно приветствовал он брата.
– Благослови и ты, брат Хранитель.
– Послушай, Иван, тут такое дело приключилось, прямо не знаю, как начать…
– А ты скажи прямо, что твоя Юлия напустила Аннушке в комнату целую стаю комаров.
– Комары это что! Она, знаешь, всю ночь не спала, сама себя изводила. С вечера комаров ловила в бутылку, а потом вертелась, вертелась в постели и к утру придумала, как твою Аннушку сильно напугать.
– И чем же это она собирается ее пугать?
– Надумала Юлька наловить в пруду лягушек и подсунуть их Аннушке в постель, пока та еще спит. Она уже отправилась на ловлю.
– Только-то? Пускай ловит и приносит. Моя Аннушка лягушек не боится.
– Правда? – Юлиус радостно всплеснул крыльями. – Ну просто камень с души! Тогда лечу присмотреть, чтобы Юлька в воду не свалилась: сама-то она лягушек до смерти боится, а дно в пруду илистое, скользкое, как бы беды не вышло!
– Да, лети, брат, присмотри за своей озорницей. Между прочим, там возле нее какой-то зеленый бесенок крутится.
– А, это Прыгун! Ничтожное и гадкое исчадие ада.
– А если ничтожное, то почему не отгонишь?
– Ах, Иван, не знаешь ты, что ли, специфики нашей службы Ангельской? Чтобы я мог отгонять бесов от Юльки, она должна меня об этом четко и ясно попросить в молитве. Мне бы тогда хватило единого взмаха мечом, чтоб этот Прыгун отпрыгнул от моей девочки так далеко, что и сам бы себя не скоро нашел!
– Ну, лети, лети, хотя бы вдвоем их не оставляй.
Через час с небольшим Аня проснулась и не сразу поняла, где находится. Она открыла глаза и увидела перед собой незнакомую стену в шелковистых обоях с нежно-сиреневыми ирисами. «Это я уже в доме у моего папы», – вспомнила она, счастливо и глубоко вздохнула, перевернулась на другой бок и тут увидела, что на краю ее подушки уютно устроилась зеленая лягушка.
– Здравствуй, – удивленно и приветливо сказала лягушке Аня. Та в ответ неуверенно квакнула и на всякий случай отпрыгнула на край кровати, но не удержалась и шлепнулась на пол.
– Эх, ты! – рассмеялась Аня. – Я-то спросонья подумала, что ты царевна-лягушка, а ты просто маленький и глупый зеленый лягушонок. И как же ты в окно запрыгнул, такой неуклюжий? А, понимаю! Ты за комариками поохотиться пришел, вон их сколько на потолке сидит. Но до потолка тебе, миленький, не допрыгнуть – лапки коротки! Иди-ка ты лучше в саду погуляй, там словишь что-нибудь вкусненькое себе на завтрак.
У Ани было чудесное настроение, и лягушонка она ни капельки не боялась. Она встала с кровати и подняла его с пола. Лягушонок весело задрыгал всеми четырьмя лапами: наверно, решил, что начинается какая-то новая игра. Этому лягушонку сегодня выпало очень интересное утро: на рассвете он играл в догонялки с какой-то девчонкой, потом плавал вместе с нею в пруду, а после путешествовал по парку, удобно лежа в сачке, как в гамаке. Но Аня играть с ним была не расположена: она распахнула окно, убедилась, что оно не высоко над землей и, перегнувшись через подоконник, опустила его прямо в мокрые от росы тюльпаны. Разочарованный лягушонок удалился с холодным видом.
Ангел Иоанн, улыбаясь, стоял за спиной Ани. Из глубины сада к окну подлетел Юлиус.
– Вот видишь? А ты беспокоился, – сказал Иоанн брату.
Юлиус кивнул одобрительно и признался:
– А моя дурочка все-таки в воду плюхнулась.
– Ну, ты меня извини, братец, а так ей и надо!
– Ты прав, Иван, – кротко согласился Юлиус.
– А то!…
Аня вынула из дорожной сумки и накинула халатик, достала зубную щетку, полотенце, расческу и решила пойти поискать, где бы ей в этом доме можно было умыться? Она вышла из комнаты, предусмотрительно оставив дверь приоткрытой, чтобы потом не заблудиться, и оказалась в коридоре. Коридор был длинный, широкий и светлый, в конце его было большое окно, а по сторонам несколько дверей. Аня тихонько пошла по коридору, разыскивая дверь ванной комнаты. Верхняя часть одной из дверей была из матового стекла с тонким золотым рисунком. «Может быть, это здесь?» – подумала Аня и осторожно надавила на бронзовую ручку. Она угадала, за дверью оказалась ванная комната с туалетом. Она привела себя в порядок, а потом вернулась в комнату, где провела ночь.
– Аннушка, осторожно! Не пугайся и не наступи! – предупредил ее Хранитель, когда она входила в дверь.
Аня остановилась у порога и внимательно огляделась: что-то подсказало ей, что в комнате за время ее отсутствия произошли некие перемены. Так и есть! На ее кровати сидели теперь четыре лягушонка. Она засмеялась, немного с ними поиграла, а потом отправила их одного за другим в тюльпаны под окном:
– Гуляйте, ребятишки, а мне некогда, я молиться должна!
Аня достала из чемодана иконки, которые бабушка дала ей с собой. Они были аккуратно завернуты в вышитое льняное полотенце. Девочка расстелила полотенце на столе, приставила иконки к стене, достала молитвослов и прилежно прочла утренние молитвы. Окончив свое маленькое утреннее правило, она снова аккуратно завернула иконки в полотенце и убрала их в чемодан.
Она подошла к окну, села на подоконник и стала разглядывать сад. Да, это был не их с бабушкой крохотный садик! Вокруг дома стояли вековые деревья, в конце сада белела круглая каменная беседка, везде были проложены дорожки из разноцветных плиток, а вдоль дорожек росли цветы; Аня узнала примулы, пионы, тюльпаны, маргаритки, анютины глазки, незабудки. Но в саду было еще много незнакомых цветов, какие не росли у них на Псковщине.
По дорожке мимо окна прошел не спеша какой-то молодой человек в пятнистой форме, очень похожий на мальчика-великана: ростом и фигурой он был с крупного дядю, а чертами и выражением лица напоминал пятилетнего мальчугана.
В дверь постучали. Она обернулась и сказала: «Войдите!».
Вошел Мишин.
– Папочка! – воскликнула Аня и бросилась к отцу.
Он приподнял ее и расцеловал.
– Здравствуй, дочка! Я смотрю, ты у меня птичка ранняя: уже успела умыться и причесаться.
– И помолиться!
– Да неужели? Ну, в таком случае пойдем завтракать. Познакомлю тебя со всеми.