Первой заговорила Мод.
— Пойду, пожалуй, — сказала она.
Слова эти вывели ее собеседника из ступора.
— Сейчас я тебе все объясню…
— Объяснять нечего.
— Это было… это мимолетное… это просто так… ничего…
— Пупсик! — прожурчала Мод и пошла к двери.
Он кинулся за ней.
— Одумайся! — взывал он. — Мужчины не святые! Это ерунда, чепуха!… Нельзя же покончить… со всем… только потому, что я потерял голову?
Мод улыбнулась. Ей стало гораздо легче. Темный интерьер «Уголка» уже не нагонял тоску. Она готова была расцеловать эту неведомую Бэби за то, что своими мудрыми действиями она позволила с чистой совестью закрыть прискорбную главу.
— Ты потерял не только голову, Джеффри, — сказала она. — Ты потерял фигуру.
Она быстро вышла. В пылком порыве Джеффри бросился было за ней, но его остановили. Покидая «Уютный уголок», посетитель должен соблюсти некоторые формальности.
— С-с вашего разрешения, — произнес страдающий голос.
Дама, которую мистер Уиллоуби назвал Мэйбл (и ошибся, ее звали Эрнестиной) стояла рядом с листочком бумаги в руке.
— Шесть шиллингов два пенса, — сказала Эрнестина. Эти дикие слова отвлекли несчастного от главной темы.
— Шесть и два пенса за чашку какао и два бисквита? — вскричал он в ужасе. — Это грабеж!
— Шесть и два пенса, пожалуйста, — сказала атаманша с невозмутимым спокойствием. Это они уже проходили.
В своем номере, в отеле «Карлтон», Джордж Бивен паковал вещи. Вернее сказать, он начал собирать их; последние же двадцать минут сидел на кровати, вглядываясь в будущее, которое представлялось ему чем дальше, тем все безрадостнее. В эти два дня он знавал такие приступы меланхолии, и с каждым разом становилось труднее их развеять. Теперь, перед лицом зияющего саквояжа, готового поглотить полагающееся ему содержимое, он всей душой отдался унынию.
Этот саквояж, со всей сопутствующей ему символикой расставаний и путешествий, как бы подчеркивал то обстоятельство, что он уезжает один в пустой мир. Скоро он окажется на борту лайнера, и каждый новый оборот двигателей будет уносить его все дальше оттуда, где должно бы всегда пребывать его сердце. В иные мгновения эта мысль была настолько мучительна, что перерастала в физическую боль.
Невозможно было даже представить, что каких-нибудь три недели назад он был счастливым человеком. Одиноким, да, может быть, но в каком-то расплывчатом, безличном смысле. Одиноким, но не тем одиночеством, которое терзает его теперь. Что ждет его впереди? Если говорить о триумфах, которые будущее может еще принести, то он, как сказал привратник служебного входа, «забурел». Всякий новый успех повторяет предыдущие, уже достигнутые успехи. Конечно, он будет работать и дальше, но…
Телефонный звонок на другом конце комнаты выдернул его в настоящее. Бормоча проклятия, он поднялся. Кто-то опять звонит — из театра, скорее всего. С тех пор, как он объявил, что уезжает в Америку субботним пароходом, они звонили без конца.
— Алло? — устало сказал он.
— Это Джордж? — спросил голос. Он звучал знакомо, но по телефону все женские голоса одинаковы.
— Да, Джордж, — ответил он. — Кто это?
— Вы меня не узнаете?
— Нет.
— Скоро узнаете. Я люблю поговорить.
— Билли, ты?
— Нет, это не Билли. Я — женского пола, Джордж.
— Билли тоже.
— Ну что ж, придется просмотреть свой список друзей женского пола.
— У меня нет друзей женского пола.
— Ни одного?
— Да.
— Странно…
— Почему?
— Вы сами сказали два дня тому назад, что я — ваш лучший друг.
Джордж сел. Он почувствовал, что у него нет скелета.
— Это… это вы? — он запнулся. — Нет, невозможно… Мод?
— Ах, какой догадливый! Джордж, я хочу спросить вас. Во-первых, вы любите масло?
Джордж поморгал. Нет, это был не сон. Он только что ударился коленом о телефонный столик, и оно еще болело самым убедительным образом. Значит, он бодрствует.
— Масло? — переспросил он. — Это в каком же смысле?
— Ну ладно, раз вы даже не знаете этого слова, то все в порядке. Сколько вы весите, Джордж?
— Фунтов сто восемьдесят. Но я не понимаю…
— Подождите, — на том конце провода помолчали. — Это около тридцати стоунов, — произнес голос Мод. — Посчитала в уме. А сколько вы весили в прошлом году?
— Примерно столько же, я думаю. Я всегда вешу примерно одинаково.
— Это чудесно! Джордж!
— Да?
— Это очень важно. Вы бывали во Флориде?
— Был как-то раз зимой.
— Знаете вы рыбу, которая называется «помпано»?
— Да.
— Расскажите мне о ней.
— Это в каком же смысле? Ну, рыба. Ее едят.
— Я знаю. Подробности, пожалуйста.
— Да нет там никаких подробностей. Едят, и все.
Голос на другом конце провода одобрительно замурлыкал.
— Какая красота! Человек, который рассказывал мне о помпано, прямо ударился в лирику — петрушка, растопленное масло… Так, с этим разобрались. Теперь другое, тоже очень важное… Как насчет обоев?
Джордж прижал свободную руку ко лбу. Разговор был решительно непонятен.
— Не понял.
— Чего именно?
— Ну, я не уловил, что вы сказали. Мне показалось что-то вроде «как насчет обоев»?
— Так и было, как насчет обоев. Почему вы удивляетесь?
— Тут нет никакого смысла, — слабо сказал Джордж.
— Есть, есть! Я хочу сказать: как насчет обоев в вашей каморке?
— Где?
— В каморке. У вас должна быть своя каморка, свой кабинет. Иначе где вы будете работать? Так вот, мне видятся стены приятных, спокойных тонов. Скажем, светло-зеленые. И, конечно, картины и книги. Да, моя фотография. Пойду и специально снимусь. Потом, рояль для работы, два-три уютных кресла. И… и все, пожалуй, как по-вашему?
Джордж сосредоточился.
— Алло? — сказал он.
— Почему вы говорите «алло»?
— Я забыл, что я в Лондоне. Надо было сказать «Вы слушаете»?
— Я слушаю.
— Ну хорошо, тогда скажем так: что все это значит?
— Что именно?
— Все, что вы говорите. Масло, и помпано, и обои, и мой кабинет. Я не понимаю.
— Какой вы бестолковый! Я спрашивала, какие обои будут в вашем кабинете, когда мы поженимся.
Джордж уронил трубку. Она ударилась о край столика. Он слепо пошарил рукой, отыскивая ее.
— Алло! — сказал он.
— Не говорите «алло». Это слишком резко.
— Что вы сказали?
— Я сказала: «Не говорите „алло“.
— Нет, перед этим. Перед этим! Вы сказали что-то насчет «поженимся».
— Ну и что? Разве вы не собираетесь жениться? Наша помолвка объявлена в «Морнинг Пост».
— Но… но…
— Джордж! — ее голос дрогнул. — Не говори, что ты собираешься меня бросить! А если собираешься, скажи заранее, я предъявлю иск за нарушение брачных обязательств. Я только что познакомилась с одним очень способным молодым человеком, который все это проделает. Он носит котелок набок и говорит официанткам «Мэйбл». Отвечай, да или нет? Женишься ты на мне?
— Но… но… как насчет… я, то есть, насчет… я имею в виду, как насчет…
— Реши, наконец, что ты имеешь в виду.
— Насчет другого! — выдохнул Джордж. Мелодичный смех донесся до него с того конца.
— А что другой?
— Ну да, что?
— Может же девушка передумать, — сказала Мод.
Джордж взвизгнул. Мод закричала.
— Прекрати петь! — сказала она. — Ты меня оглушил.
— Ты передумала?
— Конечно.
— И ты… ты хочешь… Я имею в виду, ты правда хочешь… ты правда думаешь…
— Не бормочи ты!
— Мод!
— Ну?
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Непременно.
— Елки-палки!
— Что ты сказал?
— Я сказал: «Елки-палки»! И запомни, когда я говорю — «Елки-палки», я имею в виду «елки-палки». Где ты? Мне надо тебя видеть. Где мы встретимся? Я хочу тебя видеть! Ради всего святого, где ты сейчас находишься? Я хочу тебя видеть1 Где ты? Где ты?
— Внизу.
— Где? Здесь, в «Карлтоне»?
— Здесь, в «Карлтоне».
— Одна?
— Совершенно одна.
— Долго одна не пробудешь, — сказал Джордж.
Он повесил трубку и рванулся через всю комнату туда, где на спинке стула висел его пиджак, задев ногой за край саквояжа.
— Ну, ты! — сказал ему Джордж. — Чего бодаешься? Кому ты-то нужен, хотел бы я знать?!
Перевод с английского А. Дормана
— Пойду, пожалуй, — сказала она.
Слова эти вывели ее собеседника из ступора.
— Сейчас я тебе все объясню…
— Объяснять нечего.
— Это было… это мимолетное… это просто так… ничего…
— Пупсик! — прожурчала Мод и пошла к двери.
Он кинулся за ней.
— Одумайся! — взывал он. — Мужчины не святые! Это ерунда, чепуха!… Нельзя же покончить… со всем… только потому, что я потерял голову?
Мод улыбнулась. Ей стало гораздо легче. Темный интерьер «Уголка» уже не нагонял тоску. Она готова была расцеловать эту неведомую Бэби за то, что своими мудрыми действиями она позволила с чистой совестью закрыть прискорбную главу.
— Ты потерял не только голову, Джеффри, — сказала она. — Ты потерял фигуру.
Она быстро вышла. В пылком порыве Джеффри бросился было за ней, но его остановили. Покидая «Уютный уголок», посетитель должен соблюсти некоторые формальности.
— С-с вашего разрешения, — произнес страдающий голос.
Дама, которую мистер Уиллоуби назвал Мэйбл (и ошибся, ее звали Эрнестиной) стояла рядом с листочком бумаги в руке.
— Шесть шиллингов два пенса, — сказала Эрнестина. Эти дикие слова отвлекли несчастного от главной темы.
— Шесть и два пенса за чашку какао и два бисквита? — вскричал он в ужасе. — Это грабеж!
— Шесть и два пенса, пожалуйста, — сказала атаманша с невозмутимым спокойствием. Это они уже проходили.
В своем номере, в отеле «Карлтон», Джордж Бивен паковал вещи. Вернее сказать, он начал собирать их; последние же двадцать минут сидел на кровати, вглядываясь в будущее, которое представлялось ему чем дальше, тем все безрадостнее. В эти два дня он знавал такие приступы меланхолии, и с каждым разом становилось труднее их развеять. Теперь, перед лицом зияющего саквояжа, готового поглотить полагающееся ему содержимое, он всей душой отдался унынию.
Этот саквояж, со всей сопутствующей ему символикой расставаний и путешествий, как бы подчеркивал то обстоятельство, что он уезжает один в пустой мир. Скоро он окажется на борту лайнера, и каждый новый оборот двигателей будет уносить его все дальше оттуда, где должно бы всегда пребывать его сердце. В иные мгновения эта мысль была настолько мучительна, что перерастала в физическую боль.
Невозможно было даже представить, что каких-нибудь три недели назад он был счастливым человеком. Одиноким, да, может быть, но в каком-то расплывчатом, безличном смысле. Одиноким, но не тем одиночеством, которое терзает его теперь. Что ждет его впереди? Если говорить о триумфах, которые будущее может еще принести, то он, как сказал привратник служебного входа, «забурел». Всякий новый успех повторяет предыдущие, уже достигнутые успехи. Конечно, он будет работать и дальше, но…
Телефонный звонок на другом конце комнаты выдернул его в настоящее. Бормоча проклятия, он поднялся. Кто-то опять звонит — из театра, скорее всего. С тех пор, как он объявил, что уезжает в Америку субботним пароходом, они звонили без конца.
— Алло? — устало сказал он.
— Это Джордж? — спросил голос. Он звучал знакомо, но по телефону все женские голоса одинаковы.
— Да, Джордж, — ответил он. — Кто это?
— Вы меня не узнаете?
— Нет.
— Скоро узнаете. Я люблю поговорить.
— Билли, ты?
— Нет, это не Билли. Я — женского пола, Джордж.
— Билли тоже.
— Ну что ж, придется просмотреть свой список друзей женского пола.
— У меня нет друзей женского пола.
— Ни одного?
— Да.
— Странно…
— Почему?
— Вы сами сказали два дня тому назад, что я — ваш лучший друг.
Джордж сел. Он почувствовал, что у него нет скелета.
— Это… это вы? — он запнулся. — Нет, невозможно… Мод?
— Ах, какой догадливый! Джордж, я хочу спросить вас. Во-первых, вы любите масло?
Джордж поморгал. Нет, это был не сон. Он только что ударился коленом о телефонный столик, и оно еще болело самым убедительным образом. Значит, он бодрствует.
— Масло? — переспросил он. — Это в каком же смысле?
— Ну ладно, раз вы даже не знаете этого слова, то все в порядке. Сколько вы весите, Джордж?
— Фунтов сто восемьдесят. Но я не понимаю…
— Подождите, — на том конце провода помолчали. — Это около тридцати стоунов, — произнес голос Мод. — Посчитала в уме. А сколько вы весили в прошлом году?
— Примерно столько же, я думаю. Я всегда вешу примерно одинаково.
— Это чудесно! Джордж!
— Да?
— Это очень важно. Вы бывали во Флориде?
— Был как-то раз зимой.
— Знаете вы рыбу, которая называется «помпано»?
— Да.
— Расскажите мне о ней.
— Это в каком же смысле? Ну, рыба. Ее едят.
— Я знаю. Подробности, пожалуйста.
— Да нет там никаких подробностей. Едят, и все.
Голос на другом конце провода одобрительно замурлыкал.
— Какая красота! Человек, который рассказывал мне о помпано, прямо ударился в лирику — петрушка, растопленное масло… Так, с этим разобрались. Теперь другое, тоже очень важное… Как насчет обоев?
Джордж прижал свободную руку ко лбу. Разговор был решительно непонятен.
— Не понял.
— Чего именно?
— Ну, я не уловил, что вы сказали. Мне показалось что-то вроде «как насчет обоев»?
— Так и было, как насчет обоев. Почему вы удивляетесь?
— Тут нет никакого смысла, — слабо сказал Джордж.
— Есть, есть! Я хочу сказать: как насчет обоев в вашей каморке?
— Где?
— В каморке. У вас должна быть своя каморка, свой кабинет. Иначе где вы будете работать? Так вот, мне видятся стены приятных, спокойных тонов. Скажем, светло-зеленые. И, конечно, картины и книги. Да, моя фотография. Пойду и специально снимусь. Потом, рояль для работы, два-три уютных кресла. И… и все, пожалуй, как по-вашему?
Джордж сосредоточился.
— Алло? — сказал он.
— Почему вы говорите «алло»?
— Я забыл, что я в Лондоне. Надо было сказать «Вы слушаете»?
— Я слушаю.
— Ну хорошо, тогда скажем так: что все это значит?
— Что именно?
— Все, что вы говорите. Масло, и помпано, и обои, и мой кабинет. Я не понимаю.
— Какой вы бестолковый! Я спрашивала, какие обои будут в вашем кабинете, когда мы поженимся.
Джордж уронил трубку. Она ударилась о край столика. Он слепо пошарил рукой, отыскивая ее.
— Алло! — сказал он.
— Не говорите «алло». Это слишком резко.
— Что вы сказали?
— Я сказала: «Не говорите „алло“.
— Нет, перед этим. Перед этим! Вы сказали что-то насчет «поженимся».
— Ну и что? Разве вы не собираетесь жениться? Наша помолвка объявлена в «Морнинг Пост».
— Но… но…
— Джордж! — ее голос дрогнул. — Не говори, что ты собираешься меня бросить! А если собираешься, скажи заранее, я предъявлю иск за нарушение брачных обязательств. Я только что познакомилась с одним очень способным молодым человеком, который все это проделает. Он носит котелок набок и говорит официанткам «Мэйбл». Отвечай, да или нет? Женишься ты на мне?
— Но… но… как насчет… я, то есть, насчет… я имею в виду, как насчет…
— Реши, наконец, что ты имеешь в виду.
— Насчет другого! — выдохнул Джордж. Мелодичный смех донесся до него с того конца.
— А что другой?
— Ну да, что?
— Может же девушка передумать, — сказала Мод.
Джордж взвизгнул. Мод закричала.
— Прекрати петь! — сказала она. — Ты меня оглушил.
— Ты передумала?
— Конечно.
— И ты… ты хочешь… Я имею в виду, ты правда хочешь… ты правда думаешь…
— Не бормочи ты!
— Мод!
— Ну?
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Непременно.
— Елки-палки!
— Что ты сказал?
— Я сказал: «Елки-палки»! И запомни, когда я говорю — «Елки-палки», я имею в виду «елки-палки». Где ты? Мне надо тебя видеть. Где мы встретимся? Я хочу тебя видеть! Ради всего святого, где ты сейчас находишься? Я хочу тебя видеть1 Где ты? Где ты?
— Внизу.
— Где? Здесь, в «Карлтоне»?
— Здесь, в «Карлтоне».
— Одна?
— Совершенно одна.
— Долго одна не пробудешь, — сказал Джордж.
Он повесил трубку и рванулся через всю комнату туда, где на спинке стула висел его пиджак, задев ногой за край саквояжа.
— Ну, ты! — сказал ему Джордж. — Чего бодаешься? Кому ты-то нужен, хотел бы я знать?!
Перевод с английского А. Дормана