Гвоздь программы предваряли другие дружеские бои. Грузный джентльмен без пиджака вступил на ринг в сопровождении двух худеньких юнцов в боевых костюмах и дюжего субъекта в красной фуфайке, синих саржевых брюках и желтых подтяжках, который с рассеянным видом жевал резинку.
Грузный джентльмен провозгласил голосом, прорезавшим воздух точно пушечное ядро:
— По-ка-за-тель-ный четырехраундовый бой между Пэт-си Миллигеном и Томми Гудли, членами этого клуба. Пэтси справа от меня, Томми слева. Просьба к джентльменам перестать курить.
Зрители не перестали. То ли не отнесли это обращение к себе, то ли сочли его пустой формальностью. Откуда-то из глубины помещения донесся удар гонга, и Пэтси справа бодро вышел вперед навстречу Томми, который приближался слева.
Бой был коротким, но энергичным. По временам противники нежно повисали друг на друге, и тогда краснофуфаечный субъект, не переставая жевать резинку, с тем же отрешенным видом разделял бойцов, попросту проталкиваясь между ними. К концу первого раунда Томас, уклонившись от свинга слева, послал Патрика на пол, где тот и отлежал положенные десять секунд.
Остальные предварительные бои вызвали всеобщее разочарование. До такой степени, что во время последнего огорченный болельщик на скамье почти под самой крышей принялся сатирически насвистывать вальс из «Веселой вдовы». И вот тут краснофуфаечный мыслитель в первый и последний раз вышел из своей отрешенной задумчивости. Он перегнулся через канаты и сказал — без горячности, но твердо:
— Если этот свистун на верхотуре думает, что он бы дрался лучше этих ребят, так пускай выходит на ринг.
Насвистывание прекратилось.
Когда последний предварительный бой завершился и начались приготовления к гвоздю программы, по помещению пронесся вздох облегчения. Однако перед началом боя предстояли еще всякие формальности — представления и прочее. Вновь из ниоткуда возник грузный джентльмен и вывел на ринг смущенно ухмыляющегося молодца в спортивном костюме.
— Пред-став-ля-ю Молодого Лири, — внушительно взревел он, — нового члена нашего клуба, который будет боксировать тут с хорошим парнем в сентябре.
Он перешел на другую сторону ринга и повторил свое объявление. Новый член был удостоен хриплых приветствий.
Тем же манером были представлены еще два многообещающих артиста, а затем поднялся невообразимый шум — на ринг в сопровождении небольшой армии помощников вступил высокий молодой человек в махровом халате. Один из помощников держал в руке ярко-зеленое ведро с надписью белыми буквами: «Торнадо Ал. Волманн». Мгновение спустя поднялся уже более вообразимый шум, и, поднырнув под канаты, в противоположном углу уселся Кид Брейди, на чьей приятной физиономии играла самоуверенная ухмылка.
— Пред-став-ля-ю десятираундовый бой, — загремел грузный джентльмен, — между Торнадо Ал. Волманном…
Громкие рукоплескания. Мистер Волманн был знаменитостью, известной от Нью-Йорка до Сан-Франциско. По общему мнению, именно он мог дать доселе непобедимому Джимми Гарвину достойный бой за чемпионский титул в легком весе.
— Даешь, Ал! — взревела толпа.
Мистер Волманн снисходительно поклонился.
— …и Кидом Брейди, членом этого клуба.
Кид снискал заметно меньше рукоплесканий. Он был неизвестной величиной. Горстка присутствующих знала о его победах на западе страны, но она была лишь каплей в море. Когда слабые хлопки затихли, Псмит поднялся со стула.
— Даешь, Кид! — ободряюще посоветовал он и, снова сев, добавил: — Мне не хотелось, чтобы товарищ Брейди думал, будто у него нет ни единого друга, кроме его бедной старенькой матушки, как — если вы не забыли — было в прошлый раз.
Грузный джентльмен спрыгнул с ринга. Следом за ним попрыгала армия помощников, и раздался гонг.
Мистер Волманн взвился со стула, словно кто-то высвободил пружину. Он как будто полагал, что раз уж ты торнадо, то и действуй, как это стихийное явление. Он подпрыгивал перед Кидом, будто резиновый мячик. Представитель «Уютных минуток» проявил больше солидности. Если бы он не занял боевой стойки, чуть двигая одной пухлой перчаткой перед мощной грудью, а другой скребя воздух перед своей нижней челюстью, можно было бы подумать, что он понятия не имеет о положении дел. Он улыбался мягкой улыбкой гостя, которого хозяйка пригласила принять участие в какой-то салонной игре.
Внезапно его противник выбросил вперед длинную левую руку. Кид, который прогулочной походкой направлялся к середине, принял удар на подбородок и продолжал идти как ни в чем не бывало. Он словно бы поймал мистера Волманна на отступлении от хороших манер и деликатно решил сделать вид, будто ничего не заметил.
Торнадо, исполнив прыжок назад, прыжок вперед и обманный прием, ударил обеими руками. Дружелюбная улыбка Кида даже не дрогнула, и он продолжал двигаться вперед. Вновь мелькнула левая рука его противника, но на этот раз Кид ее не проигнорировал, а ответил сильнейшим свингом справа, и мистер Волманн, отпрыгнув, очутился на канатах. К тому времени, когда он выбрался из этой неудобной позиции, еще два свинга Кида попали в цель. Мистер Волманн в некотором замешательстве удрал в центр ринга, и Кид последовал за ним туда все с той же солидностью.
Торнадо стал еще торнадистее. Его левая рука словно выдвигалась в суставах, как телескоп. Несколько раз, когда качалось, что Кид находится вне ее достижения, раздавался глухой хлопок, и прорвавшая оборону коричневая перчатка отбрасывала назад его голову. Однако Кид вновь надвигался, нанося порой удар правой по корпусу с довольной улыбкой ребенка, крушащего молотком игрушечный поезд. И все же он явно находился в худшем положении. Энергичный мистер Волманн, полагаясь на свою длинную левую руку, отвечал тремя ударами на его один. Когда гонг возвестил конец первого раунда, практически все зрители ставили на Торнадо. Приветственные вопли раздались со всех сторон. Помещение содрогалось от призывов: «Даешь, Ал!» Псмит скорбно обернулся к Билли.
— Мне кажется, товарищ Виндзор, — сказал он, — что эта веселая встреча не сулит товарищу Брейди ничего хорошего. Я не удивлюсь, увидев, как его голова запрыгает по полу.
— Погодите, — ответил Билли. — Он еще выиграет бой.
— Вы так думаете?
— Ага. Он же из Вайоминга, — сообщил Билли с простодушной уверенностью.
Второй и третий раунды стали повторением первого. Торнадо бушевал по всему рингу почти без помех. В третьем раунде он молниеносно и точно ударил Кида в челюсть. Такой удар нокаутирует почти всякого боксера, но Кид только слегка пошатнулся и сам сделал выпад, все еще улыбаясь.
— Видали! — в восторге заорал Билли на ухо Псмиту, перекрывая рев вокруг. — Ему это нипочем! Ему это нравится! Он из Вайоминга!
В начале четвертого раунда что-то изменилось. Бешенство Торнадо истощилось. Левая рука била не с прежней резкостью. И чемпион «Уютных минуток» теперь не отшатывался, а шел на сближения, нанося сокрушительные удары по корпусу. После удара гонга снова раздались вопли одобрения и крики: «Даешь, Ал!», но теперь в них появилась умоляющая нота. Благородные любители спорта, чья причастность к боксу ограничивалась ставками на, как они выражались, «верняк» и созерцанием как дерутся другие, и кто сразу испустил бы дух, получи они увесистый удар по выпуклому жилету, начинали опасаться, что лишатся своих денег.
В пятом раунде места для надежды уже не осталось. Подобно месяцу марту, который приходит, яко лев рыкающий, и кротким ягненочком уступает место апрелю. Торнадо потерял запал. Заметно было, что улыбка Кида поутратила дружественность. Выражение его лица приблизилось к мрачной сосредоточенности, запечатленной на фотографиях, украшавших «Уютные минутки». Все чаще к крыше возносились агонизирующие вопли любителей легких денег. Торнадо, теперь уже нежный зефир, то и дело входил в клинч, впиваясь в противника, как пиявка, пока его не отрывал краснофуфаечный рефери.
Внезапно здание окутала жуткая тишина, которую нарушил ковбойский клич, вырвавшийся у Билли Виндзора, ибо Кид, потрепанный, но явно довольный, стоял в центре ринга, а Торнадо, мокрым носком повисший на канатах, медленно сползал на пол.
— «Уютные минутки» победили, — сказал Псмит. — В этом я, товарищ Виндзор, усматриваю предзнаменование.
15. Расширение штата
16. Первая битва
Грузный джентльмен провозгласил голосом, прорезавшим воздух точно пушечное ядро:
— По-ка-за-тель-ный четырехраундовый бой между Пэт-си Миллигеном и Томми Гудли, членами этого клуба. Пэтси справа от меня, Томми слева. Просьба к джентльменам перестать курить.
Зрители не перестали. То ли не отнесли это обращение к себе, то ли сочли его пустой формальностью. Откуда-то из глубины помещения донесся удар гонга, и Пэтси справа бодро вышел вперед навстречу Томми, который приближался слева.
Бой был коротким, но энергичным. По временам противники нежно повисали друг на друге, и тогда краснофуфаечный субъект, не переставая жевать резинку, с тем же отрешенным видом разделял бойцов, попросту проталкиваясь между ними. К концу первого раунда Томас, уклонившись от свинга слева, послал Патрика на пол, где тот и отлежал положенные десять секунд.
Остальные предварительные бои вызвали всеобщее разочарование. До такой степени, что во время последнего огорченный болельщик на скамье почти под самой крышей принялся сатирически насвистывать вальс из «Веселой вдовы». И вот тут краснофуфаечный мыслитель в первый и последний раз вышел из своей отрешенной задумчивости. Он перегнулся через канаты и сказал — без горячности, но твердо:
— Если этот свистун на верхотуре думает, что он бы дрался лучше этих ребят, так пускай выходит на ринг.
Насвистывание прекратилось.
Когда последний предварительный бой завершился и начались приготовления к гвоздю программы, по помещению пронесся вздох облегчения. Однако перед началом боя предстояли еще всякие формальности — представления и прочее. Вновь из ниоткуда возник грузный джентльмен и вывел на ринг смущенно ухмыляющегося молодца в спортивном костюме.
— Пред-став-ля-ю Молодого Лири, — внушительно взревел он, — нового члена нашего клуба, который будет боксировать тут с хорошим парнем в сентябре.
Он перешел на другую сторону ринга и повторил свое объявление. Новый член был удостоен хриплых приветствий.
Тем же манером были представлены еще два многообещающих артиста, а затем поднялся невообразимый шум — на ринг в сопровождении небольшой армии помощников вступил высокий молодой человек в махровом халате. Один из помощников держал в руке ярко-зеленое ведро с надписью белыми буквами: «Торнадо Ал. Волманн». Мгновение спустя поднялся уже более вообразимый шум, и, поднырнув под канаты, в противоположном углу уселся Кид Брейди, на чьей приятной физиономии играла самоуверенная ухмылка.
— Пред-став-ля-ю десятираундовый бой, — загремел грузный джентльмен, — между Торнадо Ал. Волманном…
Громкие рукоплескания. Мистер Волманн был знаменитостью, известной от Нью-Йорка до Сан-Франциско. По общему мнению, именно он мог дать доселе непобедимому Джимми Гарвину достойный бой за чемпионский титул в легком весе.
— Даешь, Ал! — взревела толпа.
Мистер Волманн снисходительно поклонился.
— …и Кидом Брейди, членом этого клуба.
Кид снискал заметно меньше рукоплесканий. Он был неизвестной величиной. Горстка присутствующих знала о его победах на западе страны, но она была лишь каплей в море. Когда слабые хлопки затихли, Псмит поднялся со стула.
— Даешь, Кид! — ободряюще посоветовал он и, снова сев, добавил: — Мне не хотелось, чтобы товарищ Брейди думал, будто у него нет ни единого друга, кроме его бедной старенькой матушки, как — если вы не забыли — было в прошлый раз.
Грузный джентльмен спрыгнул с ринга. Следом за ним попрыгала армия помощников, и раздался гонг.
Мистер Волманн взвился со стула, словно кто-то высвободил пружину. Он как будто полагал, что раз уж ты торнадо, то и действуй, как это стихийное явление. Он подпрыгивал перед Кидом, будто резиновый мячик. Представитель «Уютных минуток» проявил больше солидности. Если бы он не занял боевой стойки, чуть двигая одной пухлой перчаткой перед мощной грудью, а другой скребя воздух перед своей нижней челюстью, можно было бы подумать, что он понятия не имеет о положении дел. Он улыбался мягкой улыбкой гостя, которого хозяйка пригласила принять участие в какой-то салонной игре.
Внезапно его противник выбросил вперед длинную левую руку. Кид, который прогулочной походкой направлялся к середине, принял удар на подбородок и продолжал идти как ни в чем не бывало. Он словно бы поймал мистера Волманна на отступлении от хороших манер и деликатно решил сделать вид, будто ничего не заметил.
Торнадо, исполнив прыжок назад, прыжок вперед и обманный прием, ударил обеими руками. Дружелюбная улыбка Кида даже не дрогнула, и он продолжал двигаться вперед. Вновь мелькнула левая рука его противника, но на этот раз Кид ее не проигнорировал, а ответил сильнейшим свингом справа, и мистер Волманн, отпрыгнув, очутился на канатах. К тому времени, когда он выбрался из этой неудобной позиции, еще два свинга Кида попали в цель. Мистер Волманн в некотором замешательстве удрал в центр ринга, и Кид последовал за ним туда все с той же солидностью.
Торнадо стал еще торнадистее. Его левая рука словно выдвигалась в суставах, как телескоп. Несколько раз, когда качалось, что Кид находится вне ее достижения, раздавался глухой хлопок, и прорвавшая оборону коричневая перчатка отбрасывала назад его голову. Однако Кид вновь надвигался, нанося порой удар правой по корпусу с довольной улыбкой ребенка, крушащего молотком игрушечный поезд. И все же он явно находился в худшем положении. Энергичный мистер Волманн, полагаясь на свою длинную левую руку, отвечал тремя ударами на его один. Когда гонг возвестил конец первого раунда, практически все зрители ставили на Торнадо. Приветственные вопли раздались со всех сторон. Помещение содрогалось от призывов: «Даешь, Ал!» Псмит скорбно обернулся к Билли.
— Мне кажется, товарищ Виндзор, — сказал он, — что эта веселая встреча не сулит товарищу Брейди ничего хорошего. Я не удивлюсь, увидев, как его голова запрыгает по полу.
— Погодите, — ответил Билли. — Он еще выиграет бой.
— Вы так думаете?
— Ага. Он же из Вайоминга, — сообщил Билли с простодушной уверенностью.
Второй и третий раунды стали повторением первого. Торнадо бушевал по всему рингу почти без помех. В третьем раунде он молниеносно и точно ударил Кида в челюсть. Такой удар нокаутирует почти всякого боксера, но Кид только слегка пошатнулся и сам сделал выпад, все еще улыбаясь.
— Видали! — в восторге заорал Билли на ухо Псмиту, перекрывая рев вокруг. — Ему это нипочем! Ему это нравится! Он из Вайоминга!
В начале четвертого раунда что-то изменилось. Бешенство Торнадо истощилось. Левая рука била не с прежней резкостью. И чемпион «Уютных минуток» теперь не отшатывался, а шел на сближения, нанося сокрушительные удары по корпусу. После удара гонга снова раздались вопли одобрения и крики: «Даешь, Ал!», но теперь в них появилась умоляющая нота. Благородные любители спорта, чья причастность к боксу ограничивалась ставками на, как они выражались, «верняк» и созерцанием как дерутся другие, и кто сразу испустил бы дух, получи они увесистый удар по выпуклому жилету, начинали опасаться, что лишатся своих денег.
В пятом раунде места для надежды уже не осталось. Подобно месяцу марту, который приходит, яко лев рыкающий, и кротким ягненочком уступает место апрелю. Торнадо потерял запал. Заметно было, что улыбка Кида поутратила дружественность. Выражение его лица приблизилось к мрачной сосредоточенности, запечатленной на фотографиях, украшавших «Уютные минутки». Все чаще к крыше возносились агонизирующие вопли любителей легких денег. Торнадо, теперь уже нежный зефир, то и дело входил в клинч, впиваясь в противника, как пиявка, пока его не отрывал краснофуфаечный рефери.
Внезапно здание окутала жуткая тишина, которую нарушил ковбойский клич, вырвавшийся у Билли Виндзора, ибо Кид, потрепанный, но явно довольный, стоял в центре ринга, а Торнадо, мокрым носком повисший на канатах, медленно сползал на пол.
— «Уютные минутки» победили, — сказал Псмит. — В этом я, товарищ Виндзор, усматриваю предзнаменование.
15. Расширение штата
Несколько минут спустя, проникнув в раздевалку Кида, редакционный штат увидел, что победитель десятираундового показательного боя между членами клуба сидит на стуле, а его правую ногу растирает лохматый человек в свитере (во время боя — один из его секундантов). Кид озарил их улыбкой.
— Входите, входите, джентльмены, — сказал он. — Чертовски рад вас видеть.
— Для меня большое облегчение узнать, товарищ Брейди, — сказал Псмит, — что вы способны нас видеть. Я полагал, что после усердных тычков товарища Вол манна ваши звездоподобные некоторое время вообще перестанут открываться.
— Так я их и не чувствовал даже. Быстрота у Ала что надо, да только, — продолжал Кид, прибегая к изысканному уподоблению, — ему в жизнь не оставить вмятины в брикете мороженого, хоть он молотком по нему вдарит.
— Тем не менее был момент, товарищ Брейди, — мягко сказал Псмит, — когда мне почудилось, что ваша голова вот-вот отклеится от шеи. Но страх оказался мимолетным. Когда вы принялись наносить эти — я правильно выражаюсь? — перекрестные удары по корпусу, ну, тогда я ощутил себя созерцателем ночных небес, когда узрел он новую планету, или доблестным Кортесом, когда орлиный взор на Тихий устремил он океан.
Кид заморгал.
— Чего-чего? — спросил он.
— А почему я ощутил себя так, товарищ Брейди? Я вам отвечу. Потому что оправдалась моя вера в вас. Потому что я увидел пред собой идеального боевого редактора «Уютных минуток». Пост этот не для слабаков. Обаятельных манер, чтобы занять его, еще мало. Никто не сумеет на нем удержаться, полагаясь лишь на доброе сердце или голосовую имитацию утра на скотном дворе. Нет-нет. Нам нужен человек с крепкими мышцами и сухожилиями, который только приветствует кирпич, опускающийся на его череп. И этот человек — вы, товарищ Брейди. Кид умоляюще обернулся к Билли.
— Я чего-то не пойму, мистер Виндзор. Вы не объясните?
— Нельзя нам с тобой переговорить с глазу на глаз, Кид? — сказал Билли. — Надо кое-что обсудить.
— Само собой. Садитесь, джентльмены. Джек сейчас закончит.
Во время предыдущего разговора Джек занимался левой ногой своего пациента и теперь объявил, что вот, пожалуй, и все, порекомендовал Киду не ловить ворон, а поскорее одеться, пока не простыл, и, пожелав обществу всего хорошего, удалился.
Билли плотно прикрыл за ним дверь.
— Кид, — сказал он, — знаешь статьи, которые мы печатаем о трущобных домах?
— Ага. Я их читал. Дельные. Псмит поклонился.
— Вы вдохновляете нас, товарищ Брейди. Драгоценная хвала взыскательнейшего критика.
— Давно пора ткнуть их носом в эту пакость.
— Так мы полагали. Однако товарищ Паркер абсолютно с нами не согласился.
— Паркер?
— Я это и хотел сказать, — вмешался Билли. — Позавчера в редакцию зашел мужчина, назвался Паркером и хотел от нас откупиться. — Голос Билли зазвенел от негодования.
— Вы ему врезали? — с интересом осведомился Кид.
— Так сильно, товарищ Брейди, — ответил Псмит, — что он ушел, изрыгая угрозы кровавой расправы. Вот по этой-то причине мы и позволили себе побеспокоить вас.
— Дело в том, что, как мы убедились, этот тип, кем бы он ни был, на которого работает Паркер, натравил на нас одну из банд.
— Да неужто! — воскликнул Кид. — Черт! С этими бандами, мистер Виндзор, лучше не связываться.
— Нас выслеживали на улицах и один раз попытались заманить в подходящее место, чтобы прикончить. Вот мы и пришли к тебе. На улицах и дома мы сами о себе позаботимся, но нам нужен кто-то, чтобы помочь, если они вломятся в редакцию.
— Короче говоря, боевой редактор, — сказал Псмит. -Мам необходимы покой и тишина. Никакой писатель не сможет шлифовать и полировать свои фразы, если будет вынужден постоянно отрываться от стола и вышвыривать вон громкоголосых хулиганов. Поэтому мы предлагаем вам сотрудничество — сидеть в проходной комнате и перехватывать этих брави прежде, чем они доберутся до нас. Гонорар назначьте сами. В старом дубовом сундуке еще хватит дублонов. Зачерпните, что вам требуется, а остальные — если останутся — положите обратно. Ну, как вам наше предложение, товарищ Брейди?
— Мы не хотим ничего от тебя скрывать, Кид, — сказал Билли. — Они, конечно, могут и близко к редакции не подойти. Но если явятся, может выйти заварушка. Что скажешь?
— Джентльмены, — сказал Кид. — Значит, так. Он натянул пиджак и продолжал:
— Теперь, когда мне дали победу над Алом, у меня есть шанс на стоящий матч, может, с Джимми Гарвином. Понимаете, о чем я? Если предложат, так мне надо будет поехать куда-то тренироваться. И приходить сидеть у вас я не смогу. Но если вас, джентльмены, устроит, так я рад буду приходить, пока не уеду в тренировочный лагерь.
— Отлично, — сказал Билли, — нас это еще как устроит. Если ты согласен, нам ничего лучше и не нужно.
— Касательно вознаграждения… — начал Псмит.
— На фиг! — выразительно перебил Кид. — Никаких вознаграждений. Я и цента не возьму. Если бы не вы, джентльмены, я так бы и ждал шанса, чтобы пробиться. С меня этого довольно. Все, что вам от меня требуется, джентльмены, я сделаю, и рад буду.
— Товарищ Брейди, — тепло сказал Псмит, — вы, если мне дозволено так выразиться, тот еще парень. Вы, вне всяких сомнений, экстракласс. Итак, мы втроем рука об руку встретим врага. И если враг неглуп и наделен маленькой толикой здравого смысла, он тут же пойдет на попятный. Вы, кажется, готовы. Так пустимся в путь.
Когда они вышли из раздевалки, здание было пустым и темным, так что путь им пришлось отыскивать ощупью. Выйдя на улицу, они обнаружили, что дождь все еще моросит и не видно никаких признаков жизни, если не считать мокрого полицейского да огней пивной вдали.
Они свернули налево и, пройдя ярдов сто, вдруг оказались в тупике.
— Эй! — сказал Билли. — Куда это мы забрели?
Псмит вздохнул.
— С обычной моей доверчивостью, — сказал он, — я вообразил, что экспедицию возглавляете либо вы, либо товарищ Брейди, и ведете меня известной вам дорогой к ближайшей станции подземки. Я не подумал спросить. Я без колебаний всецело предал себя в ваши руки.
— Я думал, Кид знает дорогу, — сказал Билли.
— Я ж просто с вами пошел, джентльмены, — запротестовал боксер легкой весовой категории. — Я думал, вы знаете, куда идете. Я тут прежде никогда не бывал.
— В следующий раз, когда мы отправимся прогуливаться втроем, — с покорностью судьбе заметил Псмит, — недурно будет захватить с собой карты и отряд проводников. Иначе мы тронемся с Бродвея, а кончим путь где-нибудь в Миннеаполисе.
Они выбрались из тупика и остановились на углу, с сомнением оглядывая направо и налево темную улицу.
— Эгей! — внезапно сказал Псмит. — Я вижу туземца. Вернее, несколько туземцев. Небольшое племя. Мы ознакомим их с нашими затруднениями, ничего не утаивая, и положимся на их совет, как достичь заветной цели.
Слева к ним приближалась тесная группа мужчин. Во мраке трудно было определить их число. Псмит шагнул вперед в сопровождении Кида.
— Извините, сэр, — сказал он идущему впереди, — но если бы вы могли уделить мне минуту вашего драгоценного времени…
Внезапно по тротуару шаркнули подошвы, Кид сделал стремительное движение, раздался глухой стук, словно дерева о дерево, и человек, с которым заговорил Псмит, рухнул на тротуар. Что-то выпало из его руки и подпрыгнуло, ударившись об асфальт. Молниеносным движением Кид подобрал этот предмет и протянул Псмиту. И тот крепко сжал короткую обшитую кожей дубинку, излюбленное оружие нью-йоркских хулиганов.
— Ну-ка! — кратко рекомендовал Кид.
— Входите, входите, джентльмены, — сказал он. — Чертовски рад вас видеть.
— Для меня большое облегчение узнать, товарищ Брейди, — сказал Псмит, — что вы способны нас видеть. Я полагал, что после усердных тычков товарища Вол манна ваши звездоподобные некоторое время вообще перестанут открываться.
— Так я их и не чувствовал даже. Быстрота у Ала что надо, да только, — продолжал Кид, прибегая к изысканному уподоблению, — ему в жизнь не оставить вмятины в брикете мороженого, хоть он молотком по нему вдарит.
— Тем не менее был момент, товарищ Брейди, — мягко сказал Псмит, — когда мне почудилось, что ваша голова вот-вот отклеится от шеи. Но страх оказался мимолетным. Когда вы принялись наносить эти — я правильно выражаюсь? — перекрестные удары по корпусу, ну, тогда я ощутил себя созерцателем ночных небес, когда узрел он новую планету, или доблестным Кортесом, когда орлиный взор на Тихий устремил он океан.
Кид заморгал.
— Чего-чего? — спросил он.
— А почему я ощутил себя так, товарищ Брейди? Я вам отвечу. Потому что оправдалась моя вера в вас. Потому что я увидел пред собой идеального боевого редактора «Уютных минуток». Пост этот не для слабаков. Обаятельных манер, чтобы занять его, еще мало. Никто не сумеет на нем удержаться, полагаясь лишь на доброе сердце или голосовую имитацию утра на скотном дворе. Нет-нет. Нам нужен человек с крепкими мышцами и сухожилиями, который только приветствует кирпич, опускающийся на его череп. И этот человек — вы, товарищ Брейди. Кид умоляюще обернулся к Билли.
— Я чего-то не пойму, мистер Виндзор. Вы не объясните?
— Нельзя нам с тобой переговорить с глазу на глаз, Кид? — сказал Билли. — Надо кое-что обсудить.
— Само собой. Садитесь, джентльмены. Джек сейчас закончит.
Во время предыдущего разговора Джек занимался левой ногой своего пациента и теперь объявил, что вот, пожалуй, и все, порекомендовал Киду не ловить ворон, а поскорее одеться, пока не простыл, и, пожелав обществу всего хорошего, удалился.
Билли плотно прикрыл за ним дверь.
— Кид, — сказал он, — знаешь статьи, которые мы печатаем о трущобных домах?
— Ага. Я их читал. Дельные. Псмит поклонился.
— Вы вдохновляете нас, товарищ Брейди. Драгоценная хвала взыскательнейшего критика.
— Давно пора ткнуть их носом в эту пакость.
— Так мы полагали. Однако товарищ Паркер абсолютно с нами не согласился.
— Паркер?
— Я это и хотел сказать, — вмешался Билли. — Позавчера в редакцию зашел мужчина, назвался Паркером и хотел от нас откупиться. — Голос Билли зазвенел от негодования.
— Вы ему врезали? — с интересом осведомился Кид.
— Так сильно, товарищ Брейди, — ответил Псмит, — что он ушел, изрыгая угрозы кровавой расправы. Вот по этой-то причине мы и позволили себе побеспокоить вас.
— Дело в том, что, как мы убедились, этот тип, кем бы он ни был, на которого работает Паркер, натравил на нас одну из банд.
— Да неужто! — воскликнул Кид. — Черт! С этими бандами, мистер Виндзор, лучше не связываться.
— Нас выслеживали на улицах и один раз попытались заманить в подходящее место, чтобы прикончить. Вот мы и пришли к тебе. На улицах и дома мы сами о себе позаботимся, но нам нужен кто-то, чтобы помочь, если они вломятся в редакцию.
— Короче говоря, боевой редактор, — сказал Псмит. -Мам необходимы покой и тишина. Никакой писатель не сможет шлифовать и полировать свои фразы, если будет вынужден постоянно отрываться от стола и вышвыривать вон громкоголосых хулиганов. Поэтому мы предлагаем вам сотрудничество — сидеть в проходной комнате и перехватывать этих брави прежде, чем они доберутся до нас. Гонорар назначьте сами. В старом дубовом сундуке еще хватит дублонов. Зачерпните, что вам требуется, а остальные — если останутся — положите обратно. Ну, как вам наше предложение, товарищ Брейди?
— Мы не хотим ничего от тебя скрывать, Кид, — сказал Билли. — Они, конечно, могут и близко к редакции не подойти. Но если явятся, может выйти заварушка. Что скажешь?
— Джентльмены, — сказал Кид. — Значит, так. Он натянул пиджак и продолжал:
— Теперь, когда мне дали победу над Алом, у меня есть шанс на стоящий матч, может, с Джимми Гарвином. Понимаете, о чем я? Если предложат, так мне надо будет поехать куда-то тренироваться. И приходить сидеть у вас я не смогу. Но если вас, джентльмены, устроит, так я рад буду приходить, пока не уеду в тренировочный лагерь.
— Отлично, — сказал Билли, — нас это еще как устроит. Если ты согласен, нам ничего лучше и не нужно.
— Касательно вознаграждения… — начал Псмит.
— На фиг! — выразительно перебил Кид. — Никаких вознаграждений. Я и цента не возьму. Если бы не вы, джентльмены, я так бы и ждал шанса, чтобы пробиться. С меня этого довольно. Все, что вам от меня требуется, джентльмены, я сделаю, и рад буду.
— Товарищ Брейди, — тепло сказал Псмит, — вы, если мне дозволено так выразиться, тот еще парень. Вы, вне всяких сомнений, экстракласс. Итак, мы втроем рука об руку встретим врага. И если враг неглуп и наделен маленькой толикой здравого смысла, он тут же пойдет на попятный. Вы, кажется, готовы. Так пустимся в путь.
Когда они вышли из раздевалки, здание было пустым и темным, так что путь им пришлось отыскивать ощупью. Выйдя на улицу, они обнаружили, что дождь все еще моросит и не видно никаких признаков жизни, если не считать мокрого полицейского да огней пивной вдали.
Они свернули налево и, пройдя ярдов сто, вдруг оказались в тупике.
— Эй! — сказал Билли. — Куда это мы забрели?
Псмит вздохнул.
— С обычной моей доверчивостью, — сказал он, — я вообразил, что экспедицию возглавляете либо вы, либо товарищ Брейди, и ведете меня известной вам дорогой к ближайшей станции подземки. Я не подумал спросить. Я без колебаний всецело предал себя в ваши руки.
— Я думал, Кид знает дорогу, — сказал Билли.
— Я ж просто с вами пошел, джентльмены, — запротестовал боксер легкой весовой категории. — Я думал, вы знаете, куда идете. Я тут прежде никогда не бывал.
— В следующий раз, когда мы отправимся прогуливаться втроем, — с покорностью судьбе заметил Псмит, — недурно будет захватить с собой карты и отряд проводников. Иначе мы тронемся с Бродвея, а кончим путь где-нибудь в Миннеаполисе.
Они выбрались из тупика и остановились на углу, с сомнением оглядывая направо и налево темную улицу.
— Эгей! — внезапно сказал Псмит. — Я вижу туземца. Вернее, несколько туземцев. Небольшое племя. Мы ознакомим их с нашими затруднениями, ничего не утаивая, и положимся на их совет, как достичь заветной цели.
Слева к ним приближалась тесная группа мужчин. Во мраке трудно было определить их число. Псмит шагнул вперед в сопровождении Кида.
— Извините, сэр, — сказал он идущему впереди, — но если бы вы могли уделить мне минуту вашего драгоценного времени…
Внезапно по тротуару шаркнули подошвы, Кид сделал стремительное движение, раздался глухой стук, словно дерева о дерево, и человек, с которым заговорил Псмит, рухнул на тротуар. Что-то выпало из его руки и подпрыгнуло, ударившись об асфальт. Молниеносным движением Кид подобрал этот предмет и протянул Псмиту. И тот крепко сжал короткую обшитую кожей дубинку, излюбленное оружие нью-йоркских хулиганов.
— Ну-ка! — кратко рекомендовал Кид.
16. Первая битва
Быстрота и ловкость, с которой Кид обслужил владельца дубинки, не остались незамеченными спутниками сраженного джентльмена. Физическая храбрость не входит в число добродетелей нью-йоркского хулигана. Он всегда предпочтет исчезнуть со сцены при первом намеке, что облюбованного прохожего голыми руками не возьмешь. И, даже воюя между собой, банды питают живейшее отвращение к прелестям рукопашной. Сражаться они предпочитают лежа и стреляя. Это больше отвечает их телосложению, которое они редко и одерживают в атлетической форме, поскольку оно чаще хлипкое и щуплое.
И стремительная работа Кида вызвала немалое замешательство. Нетрудно было понять, что надежды в основном возлагались на нападение врасплох. К тому же командование экспедицией осуществлял павший воин. Его удаление из сферы активной деятельности обезглавило отряд. В довершение они не понимали, откуда взялся Кид. Псмита они знали, Бил-пи Виндзора они знали, но кто такой этот незнакомец с могучими плечами и апперкотом, который укладывает наповал? Настроение компании быстро становилось паническим.
Оно не улучшилось из-за поведения намеченных жертв. Билли Виндзор, вооруженный тяжелой тростью, которую приобрел после визита мистера Паркера, первым ринулся в сечу. В момент инцидента с дубинкой он отстал от Псмита с Кидом на несколько шагов, но и в темноте уловил, что момент этот, как выразился бы Псмит, требует Меткого Удара, а не Длительных Переговоров. С воинственным кличем лучшей вайомингской марки он вломился в смешавшийся строй врагов. Секунду спустя за ним последовали Псмит с Кидом, и над телом павшего вождя закипела битва вроде воспетой Гомером.
Длилась она недолго. Условия ее оскорбили нежную чувствительность банды. Подобно художникам, которых гнетут противные им условности, они утратили пыл и не сумели показать себя с лучшей стороны. Они блистали в схватках на приличном расстоянии с пистолетами. Тогда они ощущали себя в своей стихии. Но эта вульгарная потасовка в темноте с противниками, не обиженными мускулатурой, которые больно били палками, дубинками и кулаками, была им глубоко неприятна. Пистолеты были при них, но темнота и общая скученность мешали ими воспользоваться. Кроме того, они ведь находились не в милом сердцу родном Бауэри, где джентльмен может стрелять, не вызывая пошлого любопытства. В этом районе первый же выстрел мог привлечь толпы ненужных свидетелей.
Выход оставался один. Как ни тяжко им — может быть — стало на душе при мысли, что они покинут своего павшего вождя, благоразумие требовало скрепить сердце и отступить. Уже трость, дубинка и молниеносные удары Кида причиняли им жестокие страдания. Мгновение они колебались, а потом рассыпались в полудюжине направлений и исчезли во мраке, из которого возникли.
Билли с неугасимым задором гнался за одним беглецом по улице ярдов пятьдесят, но тот развил такую скорость, что оторвался от него.
Билли, запыхавшись, вернулся назад и увидел, что Псмит с Кидом рассматривают павшего вождя бежавших с помощью спички, которая тут же погасла.
— Он тот, с кем нас связала дружба по дороге в клуб, товарищ Виндзор, — сообщил Псмит. — Пока мы добирались до Хайфилда, я неосторожно упомянул «Уютные минутки». Думается, он только тогда уразумел, что мы находимся в непосредственной близости. А в Хайфилд, полагаю, он шел просто из любви к спорту. Он не выслеживал нас, а лишь хотел воочию убедиться, что товарищ Брейди умеет работать кулаками. Последовавшие события, вероятно, хорошо зарекомендовали нашего боевого редактора в его глазах. Еще вопрос, придет ли он когда-нибудь в себя.
— Не придет, так тем лучше, — бессердечно сказал Билли.
— С определенной точки зрения, товарищ Виндзор, с вами можно только согласиться. Подобный исход немало способствовал бы общественному благу. Но с нашей точки зрения, будет лучше, если он вновь обретет способность мыслить. Тогда бы мы могли узнать от него, кто он такой и какое именно сборище мозолисторуких представляет. Чиркните еще одной спичкой, товарищ Брейди.
Кид чиркнул. Головка отлетела и упала на задранное к нему лицо. Недавний вождь пошевелился, встряхнулся, сел и забормотал что-то смутным голосом.
— Он все еще грогти, — сказал Кид.
— Все еще… что именно, товарищ Брейди?
— Не прочухался, — объяснил Кид. — Гул в башке. Головокружение. Понимаете? Так часто бывает, когда вложишь нес и удар придется, куда этот пришелся. Черт! Вот когда я дрался с Мартином Келли… Я тогда еще только начинал. Мы с Мартином по всему рингу кружили, и вдруг он припечатал меня в эту самую точку. А я что, как по-вашему? Упал, а рефери надо мной отсчитывал? Да ни в жизнь. Повернулся и пошел с ринга к себе в раздевалку. Уилли Харви, мой секундант, мчится туда за мной, а я уже одеваюсь. «Что ты делаешь, Кид?» — спрашивает. «Пойду рыбу удить, Уилли, — говорю. — День-то какой!» — «Ты же бой проиграл», — говорит. «Бой? — говорю. — Какой еще бой?» Понимаете? Ну, ничего не помнил, что было. Только через полчаса начал понимать, что к чему.
Пока длились эти воспоминания, человек на тротуаре сумел прогнать из головы туманы, которыми окутал его мозг апперкот Кида. Первым симптомом этого явился внезапный рывок в поисках спасения, но не проковылял он и пяти шагов, как снова сел на тротуар, что пробудило у Кида новые воспоминания.
— Не по себе ему, — сказал он. — И раз уж он подставил подбородок, так лучше ему пока не бегать. Вот помню, как Джо Петерсон меня уложил, — давно, когда я только наминал. Ну, в том же году, когда я с Мартином Келли дрался. У него был жуткий удар, у Джо то есть, и в восьмом раунде он меня выбил. А потом они нашли меня на пожарной лестнице за окном раздевалки. «Лезь назад, Кид!» — говорят. А я отвечаю: «Ребята, полный порядок, я умираю». Так и сказал: «Полный порядок, ребята, я умираю». Вот и с ним то же, понимаете?
Они окружили поверженного владельца дубинки.
— Простите, — с изысканной любезностью сказал Псмит, — что мы нарушаем ваши грезы, но, если бы вы могли уделить нам минутку-другую вашего драгоценного времени, нам бы хотелось кое-что у вас выяснить.
— Ага! — согласился Кид.
— Во-первых, — продолжал Псмит, — будет ли это нарушением профессиональной тайны, если вы сообщите нам, к какой именно плеяде энергичных дубинковладельцев вы принадлежите?
— Джентльмен, — объяснил Кид, — хочет знать, из какой ты банды.
Человек на тротуаре пробурчал нечто, чего ни Псмит, ни Билли не поняли.
— Было бы истинным милосердием, — сказал первый, — если бы какой-нибудь филантроп поставил ему правильное произношение. Вы не послужите нам толмачом, товарищ Брейди?
— Говорит, Три-Пойнтс, — сообщил Кид.
— Три-Пойнтс? Позвольте, позвольте, так это Франт Доусон, товарищ Виндзор, или второй джентльмен?
— Паук Рейли. Франт Доусон заправляет бандой Тейбл-Хилл.
— Так не Паук ли Рейли перед нами?
— Не-а, — ответил Кид. — Паука Рейли я знаю. Это не он. Это какой-то другой типчик.
— Какой именно другой? — спросил Псмит. — Попытайтесь выяснить, товарищ Брейди. Вы, кажется, понимаете его речь. Мне же его тирады напоминают излияние граммофона с горячей картофелиной во рту.
— Говорит, он Джек Репетто, — объявил толмач.
Тут произошла еще одна заминка. Застенчивый мистер Репетто, явно чувствовавший себя стеснительно в обществе незнакомых людей, сделал еще одну попытку удалиться восвояси. Он выбросил вперед пару худых рук, резким рывком дернул на себя ноги Кида, извернулся, вскочил с тротуара и опять зарысил по улице. И опять желание опередило возможности. Он добрался только до ближайшего фонаря, но там его, видимо, вновь одолело головокружение — он обнял фонарный столб, медленно сполз по нему на тротуар, сел и застыл в неподвижности. Кид, ошарашенный падением и набивший пару синяков, преисполнился мстительного гнева. Он первым из троих добежал до непоседливого мистера Репетто, и если бы эта достойная личность стояла бы, а не сидела, ей пришлось бы туго. Но Кид был не из тех, кто пинает поверженного врага. Он ограничился тем, что отряхнул с себя пыль и адресовал мистеру Репетто град изысканных поношений.
В лучах фонаря можно было лучше разглядеть лик носителя дубинки. В нем наблюдалось неброское, но несомненное сходство с чертами мистера Бэта Джервиса. Выяснилось, что напомаженная челка была не столько выражением личного вкуса указанного джентльмена, сколько данью последнему крику моды в преступных кругах. Ею щеголял и мистер Репетто. Но у него она была совсем белой, ибо падший воин родился альбиносом. Его глаза, в тот момент закрытые, осенялись белесыми ресницами и были посажены настолько близко, насколько Природа сумела это сделать без того, чтобы они налезли друг на друга. Нижняя губа у него выпячивалась вперед и отвисала. Глядя на него, вы инстинктивно чувствовали, что ни одно жюри на конкурсе красоты не остановится перед ним в колебаниях.
Вскоре выяснилось, что сияние фонаря, хотя и позволяло получать сомнительное удовольствие от созерцания лица мистера Репетто, имело свои минусы. Едва штат «Уютных минуток» вступил в бледно-желтую лужицу света, в центре которой скорчился мистер Репетто, как с внезапностью, от которой все трое подскочили, из темноты дальше по улице донесся треск выстрелов. Тотчас с противоположной стороны тоже заговорили револьверы. Три пули пропахали бороздки в асфальте почти у ног Билли. Кид вдруг испустил вопль. Шляпа Псмита неожиданно обрела жизнь, подпрыгнула высоко в воздух и укатилась по улице в ночь.
И стремительная работа Кида вызвала немалое замешательство. Нетрудно было понять, что надежды в основном возлагались на нападение врасплох. К тому же командование экспедицией осуществлял павший воин. Его удаление из сферы активной деятельности обезглавило отряд. В довершение они не понимали, откуда взялся Кид. Псмита они знали, Бил-пи Виндзора они знали, но кто такой этот незнакомец с могучими плечами и апперкотом, который укладывает наповал? Настроение компании быстро становилось паническим.
Оно не улучшилось из-за поведения намеченных жертв. Билли Виндзор, вооруженный тяжелой тростью, которую приобрел после визита мистера Паркера, первым ринулся в сечу. В момент инцидента с дубинкой он отстал от Псмита с Кидом на несколько шагов, но и в темноте уловил, что момент этот, как выразился бы Псмит, требует Меткого Удара, а не Длительных Переговоров. С воинственным кличем лучшей вайомингской марки он вломился в смешавшийся строй врагов. Секунду спустя за ним последовали Псмит с Кидом, и над телом павшего вождя закипела битва вроде воспетой Гомером.
Длилась она недолго. Условия ее оскорбили нежную чувствительность банды. Подобно художникам, которых гнетут противные им условности, они утратили пыл и не сумели показать себя с лучшей стороны. Они блистали в схватках на приличном расстоянии с пистолетами. Тогда они ощущали себя в своей стихии. Но эта вульгарная потасовка в темноте с противниками, не обиженными мускулатурой, которые больно били палками, дубинками и кулаками, была им глубоко неприятна. Пистолеты были при них, но темнота и общая скученность мешали ими воспользоваться. Кроме того, они ведь находились не в милом сердцу родном Бауэри, где джентльмен может стрелять, не вызывая пошлого любопытства. В этом районе первый же выстрел мог привлечь толпы ненужных свидетелей.
Выход оставался один. Как ни тяжко им — может быть — стало на душе при мысли, что они покинут своего павшего вождя, благоразумие требовало скрепить сердце и отступить. Уже трость, дубинка и молниеносные удары Кида причиняли им жестокие страдания. Мгновение они колебались, а потом рассыпались в полудюжине направлений и исчезли во мраке, из которого возникли.
Билли с неугасимым задором гнался за одним беглецом по улице ярдов пятьдесят, но тот развил такую скорость, что оторвался от него.
Билли, запыхавшись, вернулся назад и увидел, что Псмит с Кидом рассматривают павшего вождя бежавших с помощью спички, которая тут же погасла.
— Он тот, с кем нас связала дружба по дороге в клуб, товарищ Виндзор, — сообщил Псмит. — Пока мы добирались до Хайфилда, я неосторожно упомянул «Уютные минутки». Думается, он только тогда уразумел, что мы находимся в непосредственной близости. А в Хайфилд, полагаю, он шел просто из любви к спорту. Он не выслеживал нас, а лишь хотел воочию убедиться, что товарищ Брейди умеет работать кулаками. Последовавшие события, вероятно, хорошо зарекомендовали нашего боевого редактора в его глазах. Еще вопрос, придет ли он когда-нибудь в себя.
— Не придет, так тем лучше, — бессердечно сказал Билли.
— С определенной точки зрения, товарищ Виндзор, с вами можно только согласиться. Подобный исход немало способствовал бы общественному благу. Но с нашей точки зрения, будет лучше, если он вновь обретет способность мыслить. Тогда бы мы могли узнать от него, кто он такой и какое именно сборище мозолисторуких представляет. Чиркните еще одной спичкой, товарищ Брейди.
Кид чиркнул. Головка отлетела и упала на задранное к нему лицо. Недавний вождь пошевелился, встряхнулся, сел и забормотал что-то смутным голосом.
— Он все еще грогти, — сказал Кид.
— Все еще… что именно, товарищ Брейди?
— Не прочухался, — объяснил Кид. — Гул в башке. Головокружение. Понимаете? Так часто бывает, когда вложишь нес и удар придется, куда этот пришелся. Черт! Вот когда я дрался с Мартином Келли… Я тогда еще только начинал. Мы с Мартином по всему рингу кружили, и вдруг он припечатал меня в эту самую точку. А я что, как по-вашему? Упал, а рефери надо мной отсчитывал? Да ни в жизнь. Повернулся и пошел с ринга к себе в раздевалку. Уилли Харви, мой секундант, мчится туда за мной, а я уже одеваюсь. «Что ты делаешь, Кид?» — спрашивает. «Пойду рыбу удить, Уилли, — говорю. — День-то какой!» — «Ты же бой проиграл», — говорит. «Бой? — говорю. — Какой еще бой?» Понимаете? Ну, ничего не помнил, что было. Только через полчаса начал понимать, что к чему.
Пока длились эти воспоминания, человек на тротуаре сумел прогнать из головы туманы, которыми окутал его мозг апперкот Кида. Первым симптомом этого явился внезапный рывок в поисках спасения, но не проковылял он и пяти шагов, как снова сел на тротуар, что пробудило у Кида новые воспоминания.
— Не по себе ему, — сказал он. — И раз уж он подставил подбородок, так лучше ему пока не бегать. Вот помню, как Джо Петерсон меня уложил, — давно, когда я только наминал. Ну, в том же году, когда я с Мартином Келли дрался. У него был жуткий удар, у Джо то есть, и в восьмом раунде он меня выбил. А потом они нашли меня на пожарной лестнице за окном раздевалки. «Лезь назад, Кид!» — говорят. А я отвечаю: «Ребята, полный порядок, я умираю». Так и сказал: «Полный порядок, ребята, я умираю». Вот и с ним то же, понимаете?
Они окружили поверженного владельца дубинки.
— Простите, — с изысканной любезностью сказал Псмит, — что мы нарушаем ваши грезы, но, если бы вы могли уделить нам минутку-другую вашего драгоценного времени, нам бы хотелось кое-что у вас выяснить.
— Ага! — согласился Кид.
— Во-первых, — продолжал Псмит, — будет ли это нарушением профессиональной тайны, если вы сообщите нам, к какой именно плеяде энергичных дубинковладельцев вы принадлежите?
— Джентльмен, — объяснил Кид, — хочет знать, из какой ты банды.
Человек на тротуаре пробурчал нечто, чего ни Псмит, ни Билли не поняли.
— Было бы истинным милосердием, — сказал первый, — если бы какой-нибудь филантроп поставил ему правильное произношение. Вы не послужите нам толмачом, товарищ Брейди?
— Говорит, Три-Пойнтс, — сообщил Кид.
— Три-Пойнтс? Позвольте, позвольте, так это Франт Доусон, товарищ Виндзор, или второй джентльмен?
— Паук Рейли. Франт Доусон заправляет бандой Тейбл-Хилл.
— Так не Паук ли Рейли перед нами?
— Не-а, — ответил Кид. — Паука Рейли я знаю. Это не он. Это какой-то другой типчик.
— Какой именно другой? — спросил Псмит. — Попытайтесь выяснить, товарищ Брейди. Вы, кажется, понимаете его речь. Мне же его тирады напоминают излияние граммофона с горячей картофелиной во рту.
— Говорит, он Джек Репетто, — объявил толмач.
Тут произошла еще одна заминка. Застенчивый мистер Репетто, явно чувствовавший себя стеснительно в обществе незнакомых людей, сделал еще одну попытку удалиться восвояси. Он выбросил вперед пару худых рук, резким рывком дернул на себя ноги Кида, извернулся, вскочил с тротуара и опять зарысил по улице. И опять желание опередило возможности. Он добрался только до ближайшего фонаря, но там его, видимо, вновь одолело головокружение — он обнял фонарный столб, медленно сполз по нему на тротуар, сел и застыл в неподвижности. Кид, ошарашенный падением и набивший пару синяков, преисполнился мстительного гнева. Он первым из троих добежал до непоседливого мистера Репетто, и если бы эта достойная личность стояла бы, а не сидела, ей пришлось бы туго. Но Кид был не из тех, кто пинает поверженного врага. Он ограничился тем, что отряхнул с себя пыль и адресовал мистеру Репетто град изысканных поношений.
В лучах фонаря можно было лучше разглядеть лик носителя дубинки. В нем наблюдалось неброское, но несомненное сходство с чертами мистера Бэта Джервиса. Выяснилось, что напомаженная челка была не столько выражением личного вкуса указанного джентльмена, сколько данью последнему крику моды в преступных кругах. Ею щеголял и мистер Репетто. Но у него она была совсем белой, ибо падший воин родился альбиносом. Его глаза, в тот момент закрытые, осенялись белесыми ресницами и были посажены настолько близко, насколько Природа сумела это сделать без того, чтобы они налезли друг на друга. Нижняя губа у него выпячивалась вперед и отвисала. Глядя на него, вы инстинктивно чувствовали, что ни одно жюри на конкурсе красоты не остановится перед ним в колебаниях.
Вскоре выяснилось, что сияние фонаря, хотя и позволяло получать сомнительное удовольствие от созерцания лица мистера Репетто, имело свои минусы. Едва штат «Уютных минуток» вступил в бледно-желтую лужицу света, в центре которой скорчился мистер Репетто, как с внезапностью, от которой все трое подскочили, из темноты дальше по улице донесся треск выстрелов. Тотчас с противоположной стороны тоже заговорили револьверы. Три пули пропахали бороздки в асфальте почти у ног Билли. Кид вдруг испустил вопль. Шляпа Псмита неожиданно обрела жизнь, подпрыгнула высоко в воздух и укатилась по улице в ночь.