Вулф Изабель. Мучения Минти Мэлоун

   – А теперь знаешь?
   – Да. Правда в том, что мне больше не нужно винить себя. И это потрясающе, ведь чувство вины лишало меня уверенности. Мне казалось, что я сама навлекла неприятности на свою голову.
   – Почему ты так думала?
   – Понимаешь, я считала, что была с ним слишком мила и добра, во всем угождала и превратилась в тряпку, вот он и потерял всякое уважение, бросил меня.
   – Ну, если верить твоим словам и тому, что я видел на семинаре, ты действительно во всем ему подчинялась и стала слабовольной тряпкой.
   – Да-да, я знаю. И не отпираюсь. Но он бросил меня по другой причине. Напрасно я терзалась долгие месяцы. Эта мысль очень меня мучила. А теперь я знаю, что моя теория оказалась неверна и я ни в чем не виновата.
   – Не виновата? – снова повторил он, играя вилкой.
   – Нет, – ответила я и улыбнулась. – Во всем виноват Доминик. Теперь я понимаю. Раньше я не замечала, какой он мелочный. А теперь вижу.
   – Понятно.
   – Все случилось из-за денег, – заключила я. – Очень просто. – Я тряхнула головой. – Моей вины тут нет. И теперь я будто вырвалась на свободу. Я понимаю, что могу жить дальше. Наконец-то я вольна наслаждаться жизнью. Ты рад за меня, Джо? – Я взяла его за руку, но он не произнес ни слова – только как-то странно смотрел на меня.
   – Почему ты молчишь?
   – А что я должен сказать?
   – Ну, не знаю. Скажи что-нибудь. Скажи, что ты рад за меня, что согласен.
   – Почему я должен это говорить? Я так не считаю. О! Наверное, он слишком много выпил. Никак не разберется в том, что я ему наговорила.
   – О'кей, – пожала плечами я. – Давай объясню все еще раз. Понимаешь...
   – Не стоит, я все слышал, – ответил он с какой-то безразличной улыбкой, как мне показалось. – Но думаю, ты пришла к неправильному выводу.
   – Послушай, я пришла к выводу, что во всем виноват Доминик. Он жалок. Но я не подозревала, насколько он жалок, пока не увидела его во вторник вечером.
   – А я думаю, подозревала, – надувшись, произнес Джо.
   – Нет, – заартачилась я. Происходящее уже начало меня раздражать. – Раньше мне казалось, что Доминик только на первый взгляд придурок. – При этих словах мы оба прыснули. – Я хочу сказать, он уделял так много внимания мелочам: внешности, одежде, машинам, вечеринкам. Я воображала, будто его мелочность этим и ограничивается. Но теперь поняла: это диагноз.
   – Согласен.
   – Тогда почему ты не понимаешь, что я хочу сказать?
   – О, я все понимаю. Просто думаю, что ты и раньше все это прекрасно знала.
   – Нет, – настаивала я. – Откуда мне было знать? Я и не подозревала о мошенничестве с пенсиями и выплате компенсаций. Это мне только потом сказали.
   – Но ты видела его жалкую натуру, – сказал Джо. – Ты наблюдала это каждый день. Так что же теперь удивляться, что он оказался придурком?
   – Я действительно удивилась.
   – Ты удивишься, если явно склонный к насилию преступник совершит убийство? Ты видела признаки: склад ума, характер. Минти, не надо быть писателем, чтобы разобраться в этом. Мы не умеем скрывать свои недостатки.
   Боже, это уже сильно действовало мне на нервы. Я и не думала, что будет так трудно.
   – М-м-м, не согласна, Джо, – процедила я, раздраженно вздохнув. – Я была совершенно сбита с толку, когда, наконец, осознала, что он за человек.
   – Значит, ты дурочка, – буркнул он и стал возить по тарелке макароны. А потом как-то странно, устало на меня посмотрел. – Ты же сама сто раз говорила, что с самого начала подметила мелочность Доминика. Его зацикленность на своей внешности. И то, что с самого начала он пытался тебя изменить, исподволь, исподтишка.
   – Вовсе не исподтишка. Напрямую: «Надень то. Не надевай этого. Говори то. Не говори этого. Мы делаем так. Атак мы не делаем». Намек прозрачный, скажем прямо.
   – Тогда я тем более не понимаю, как ты с этим мирилась. Это же чудовищно. Невозможно поверить, что такая умная и независимая девушка, как ты, стала бы терпеть такое... такое дерьмо. Но ты же терпела.
   – Да, – призналась я. – Терпела. И сожалею об этом всем сердцем. И никогда-никогда больше не соглашусь мириться с подобным неравенством. Потому что я изменилась.
   – Не уверен, – покачал головой он.
   – Джо, извини, но, по-моему, ты жесток. Ни капли сочувствия, когда мне пришлось пережить такой кошмар.
   – Я тебе сочувствую, – произнес он, отодвигая тарелку. – Даже очень. Всем сердцем. Просто я немного... разочарован, наверное.
   – Разочарован? Что значит «разочарован»?
   – В тебе.
   – О! Хм... большое спасибо. – Я залилась краской.
   – Потому что ты во всем обвиняешь Доминика.
   – Да, я обвиняю Доминика. Почему бы мне его не обвинять? Он же плохой. Это он во всем виноват!
   – Вот здесь я с тобой не согласен.
   – Ну, не знаю, почему ты не согласен. Ведь это правда. – Во мне уже вскипала нешуточная злость. Более того, я чувствовала, что вот-вот заплачу. Джо испортил такой замечательный вечер, донимая меня своими сомнениями, хитрыми, докучливыми вопросами. – Это правда, – повторила я. Стол расплывался перед глазами. – Я стала жертвой. – Горло сдавливал спазм. – Я прошла через ад. Настоящий ад. И все из-за Доминика.
   – Из-за себя самой тоже.
   – Нет, я ни при чем! – бубнила я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не повысить голос. – Я всего лишь невинная жертва. Он строил козни за моей спиной. Избавился от меня, чтобы спасти свои деньги. Перед лицом двухсот восьмидесяти человек. Моему отцу это обошлось по сто фунтов за каждого. И не понимаю, с какого боку тут я.
   – Ты тоже виновата. В каком-то смысле. Тем, что позволяла Доминику так с тобой обращаться. Не пойми неправильно, – поправился он. – Тому, что он сделал, нет оправдания...
   – Ура, аллилуйя!
   – ...но ты стала соучастницей его преступления. Ты ни разу не пресекла его отвратительное поведение.
   – Не пресекла?
   – Он обращался с тобой как с дерьмом, а ты не возражала.
   – Нет?
   – Нет. По крайней мере, не похоже.
   – Да-да, ты прав. Не возражала.
   – Так почему?
   Я нервно заерзала на стуле:
   – Мне бы вышло дороже.
   – Тебе дороже? Понятно.
   – Он заводился с пол-оборота, – оправдывалась я. – Чуть что не по нем, закатывал жуткие, отвратительные истерики. Я боялась перечить.
   – Почему? – изумился Джо.
   – Начни я перечить, он устроил бы ужасную сцену, и мы бы... мы бы... разошлись, вот почему!
   – И что в этом плохого?
   – Как что плохого? Я не хотела рвать отношения.
   – Почему?
   – Потому что он – мой бойфренд. Он был тем самым, единственным. Я хотела за него замуж. Поэтому была готова переступить через себя.
   – А...
   – Это суть любых отношений. Все должны идти на уступки.
   – Непохоже, чтобы Доминик хоть раз в чем-то уступил тебе, – презрительно поморщился Джо. – Еще один вопрос: почему ты захотела выйти за него замуж?
   – Почему-почему? Это еще что за вопрос? Зачем вообще люди женятся?!
   – Ну, судя по твоим же словам, он был тебе не очень-то симпатичен, ты им не восхищалась. Вот я и теряюсь в догадках. Он вообще тебе нравился, Минти? – Джо пристально посмотрел на меня. – Нравился? – Я не могла отвести взгляд. В радужке его больших карих глаз светились золотистые и зеленоватые прожилки. Он словно меня гипнотизировал. Я тяжело вздохнула. – Нравился? – не отставал Джо.
   – Нет, – тихо созналась я. – Не нравился. И теперь, когда я узнала правду, он нравится мне еще меньше.
   – Но Минти, – наседал Джо, слегка наклонясь вперед, – зачем было выходить замуж за человека, который тебе даже не нравился? Уверен, что уже задавал тебе этот вопрос, но ты избегала ответа.
   – Послушай, Джо, нравился он мне или нет, какая разница? Он же хотел на мне жениться.
   – Повторяю еще раз: он тебе нравился?
   – Нет, – прошипела я. – Не нравился. Я ненавидела его за то, как он себя ведет. Меня всю передергивало. Терпеть не могла эту манеру называть всех по имени и навязывать страховки на вечеринках. Ненавидела его за то, что он никогда не уступал моим желаниям. За идиотские замечания в адрес людей, которые «не так» одеваются и выглядят. И особенно я ненавидела его попытки контролировать меня, убить во мне всякую уверенность.
   – Что-нибудь еще?
   – Да. Его манера вести беседу, точнее, отсутствие таковой. Можно было вздернуться со скуки. Я скажу тебе, что еще меня в нем раздражало: нетерпимость, хронический эгоизм, неумение сочувствовать людям. Вот видишь, – выпалила я, – очень многое в Доминике меня просто бесило!
   – Тем более поразительно, как ты могла даже помыслить о замужестве, о браке с человеком, которого, похоже, не уважала и не любила.
   – Какая разница, любила я его или нет? Это тут совершенно ни при чем!
   – Ты так думаешь? – спросил он, подняв глаза к потолку.
   – Да. Потому что брак – это совсем другое. Когда дело доходит до брака, многие соединяют свою жизнь с теми, кто им вовсе не нравится.
   – Неужели?
   – Да. Ведь мы не останавливаем выбор на друзьях, правда?
   – Почему же? Я с удовольствием.
   – Друзья – это друзья. С ними нужно дружить. А партнеры – это партнеры.
   – Не думаю, что Доминик искал в тебе «партнера», во всех смыслах этого слова, – съехидничал Джо. – По-моему, он хотел превратить тебя в коврик, хорошенький такой коврик для вытирания ног.
   – Да, это так. И я почти в него превратилась.
   – Хорошо, Минти. Спрашиваю еще раз: почему ты хотела выйти замуж за Доминика?
   – Да не знаю! – раздраженно выдохнула я, но сразу же сдалась: – Ну, хорошо, скажу. – Я вертела в руках солонку. – Мне захотелось выйти за него, потому что он захотел жениться на мне. Да, признаю. Мне это льстило. Он выбрал меня. Это было приятно. Мне уже тридцать – пора подумать о замужестве. Тут появился Доминик и выбрал меня. И я подумала: «Ничего, сойдет».
   – Ничего, сойдет?
   – Да.
   – Несмотря на то, что была о нем столь низкого мнения?
   – Ну, не то чтобы совсем низкого. У него есть свои достоинства. Например, он очень богат.
   – Ага.
   – И привлекателен. И хотел меня. Доминик выбрал меня.
   – И что, больше для замужества ничего не нужно?
   – Нет. Ну, по крайней мере, для меня.
   – Он выбрал тебя и попытался переделать по своему вкусу.
   – Да, так он и сделал, ублюдок.
   – Так я еще раз тебя спрошу: почему ты не противилась этому? Почему пыталась стать кем-то другим? Почему ты позволила этому произойти, Минти? Ты же не ребенок, и у каждого человека есть выбор.
   – Почему я позволила этому произойти? Потому что видела, как он уязвим. Видела, в чем кроется причина его неуверенности, и решила быть более гибкой.
   – Счастливчик Доминик.
   – Потому что понять – значит простить.
   – Неужели? Я и не знал. Значит, теперь ты поняла, почему Доминик тебя бросил...
   – Да-да, поняла.
   – И прощаешь его? – Я взглянула на него исподлобья. – Прощаешь? – повторил он вопрос.
   – Нет, – хрипло произнесла я. – Не могу простить.
   – Так зачем же ты позволяла ему так с собой обращаться?
   Зачем? Действительно, зачем?
   – Ладно! Затем, что знала: если начну показывать характер, он меня бросит. Всегда так делал. Если подружка начинала его критиковать, указывать на недостатки, он тут же ее посылал. Сразу. Он мне сам сказал. Как только мы познакомились.
   – О, понятно. Вроде как предупредил.
   – Не знаю. Все, что я знаю, мне не хотелось, чтобы он меня бросил. Ненавижу, когда меня бросают. Да и кто любит?
   – Значит, боязнь быть отвергнутой удерживала тебя возле мужчины, который тебе вообще не нравился? Похоже на извращение.
   – Да-да, так оно и было: я боялась быть отвергнутой. Не могла вынести мысли, что Доминик меня бросит. Кроме того, я ненавижу перемены, а я к нему уже привыкла.
   – Это очень плохо, Минти.
   – И к тому же... да, согласна... кое-что в нем мне все-таки нравилось.
   – Например? Он не мог поддержать разговор. Не умел себя вести. Устраивал истерики. Осталось не так уж много.
   – Он был очень амбициозен, как и я.
   – О'кей.
   – И хотел, чтобы я добилась успеха.
   – Ты уверена, что он хотел этого для тебя? – усомнился Джо. На лице его играла непонятная полуулыбка.
   – Что ты имеешь в виду? Разумеется, для меня. Он мечтал, чтобы я сделала карьеру.
   – Правда?
   – Говорил, что у меня настоящий талант.
   – Да, я уже понял.
   – А еще он говорил... он говорил... – О боже... Я вспомнила, что он говорил, и тяжело вздохнула. – Он говорил, что встречаться со мной «полезно» для его репутации.
   – Ничего себе, Минти! Вот это комплимент.
   – О'кей, согласна, это доказывает, насколько он мелочен, но кое-что в Доминике мне действительно нравилось. Он мне подходил.
   – Ага, – Джо откинулся на спинку.
   – Мы хорошо... смотрелись вместе. Нам часто говорили, что мы отличная пара.
   – М-м-м.
   – И мы приятно проводили время, – добавила я и начала возить по столу перечницу.
   – Неужели? – скептически сощурился Джо. – Тебе было приятно с ним общаться?
   – Иногда. И мне не надо было ни о чем беспокоиться.
   – Ты имеешь в виду – о деньгах.
   – Он был красив, холост и хорошо одевался.
   – Но вы совершенно друг другу не подходили. Ты сама говорила.
   – Не подходили? Хм, нет. То есть в чем-то, может, и не подходили. Но не во всем.
   – Например?
   – Послушай, Джо, мы проходили тест на совместимость. И получили высокий балл!
   – По-моему, ты сама в это с трудом веришь. Минти, скажи, а ты честно отвечала на вопросы теста?
   Я уставилась на него, пораженная до глубины души: – Ты хочешь сказать, что я вру?
   – Хм... да, – осторожно произнес он. – Врешь. Причем врешь сама себе.
   – Замечательно!
   – Игра окончена, Минти.
   – Не смей так со мной разговаривать!
   – Я тебя раскусил.
   – Раскусил?
   – Одно из двух: или ты полная дура, если терпела такую кучу дерьма, как Доминик, или ты такая же мелочная, как и он. Какой вариант выбираешь?
   – Я не дура! – взъярилась я. – Как ты смеешь?
   – Нет, – согласился он. – Вот и я о том же. Думаю, ты не дура.
   Мы сверлили друг друга глазами, будто играли в гляделки, и я моргнула первой.
   – Я не мелочная, – хрипло прошептала я. – Не мелочная, и никогда не была такой. Я просто ошибалась. О'кей? Я думала, что Доминик – беспроигрышный вариант, но, оказалось, поставила на темную лошадку. Я заставляла себя не замечать плохое, и в результате у меня сложилось о нем искаженное мнение.
   – Да, потому что ты мелочная, Минти. В каком-то смысле.
   – Неправда.
   – Это так. Поэтому ты и мирилась с его обращением. Потому что у него были деньги и немного внешнего лоска, он прекрасно выглядел в дорогом костюме. Но это все, что он мог тебе предложить. И тут – сюрприз, сюрприз! – он кинул тебя, и ты еще обижаешься.
   – Да-да, – сказала я. – Еще как обижаюсь. И мне кажется, очень жестоко с твоей стороны мучить меня в тот самый день, когда я все поняла, готова забыть о прошлом и двигаться дальше.
   – Ты так ничего и не поняла, – вздохнул Джо, пробегая левой рукой по волосам. – Ты так и не поняла, что тоже виновата в случившемся.
   – Не виновата, – упрямилась я. Джо взял счет.
   – Отлично, Минти, как скажешь.
   – Да кем ты себя возомнил? – взорвалась я. – Решил поиграть в Бога? Или в испанскую инквизицию?
   Он ничего не ответил. Только продолжал смотреть на меня, и это бесило еще больше.
   – Ты весь вечер учишь меня жизни.
   – Ничего подобного. Я просто задал тебе несколько простых вопросов. Пытался заставить тебя признать правду.
   – Правду? – выпалила я. – Что ж, эта, правда, не твое собачье дело! Как ты посмел! – я уже вопила, благо бар был практически пуст. – Как ты посмел устраивать мне допрос?! Пытаться подловить меня?!
   – Я не пытался тебя подловить, – устало произнес он. – Ты сама себя выдала.
   Ну, все! Словно горящая спичка попала в склад боеприпасов, и я взорвалась.
   – С меня хватит! – орала я. – Ты весь вечер издеваешься надо мной! Весь вечер нападаешь. Снова, снова и снова! Хочешь, чтобы я возненавидела себя. Дудки! С меня хватит этого дерьма. Доминик меня досыта им накормил. Я все время терпела. Но больше не собираюсь. Не собираюсь терпеть то же самое от какого-то долбаного ублюдка, который еще называет себя моим другом! С меня хватит! Я не намерена выносить твое отвратительное, наглое вмешательство в мою жизнь. Ты обо мне ни хрена не знаешь! Я же не сижу здесь и не разглагольствую, что у тебя не так. Не обвиняю тебя в том, что ты мелочный, лживый ублюдок. – Запас оскорблений истощился, и я просто хватала воздух ртом, ослепнув от слез. – Я-то думала, это будет идеальный вечер! Но ты все испортил. Испортил прекрасный вечер. А ведь я была счастлива! – Я опять исходила на крик, по щекам струились слезы. – Но теперь, благодаря тебе, я снова несчастна. И не намерена оставаться здесь и сносить оскорбления.
   – Мне казалось, тебе нравится, когда я тебя оскорбляю, – тихо сказал он.
   – Но не по-настоящему! Не так!
   – Готов поспорить, с Домиником ты в таком тоне никогда не разговаривала.
   – Нет, не разговаривала, а надо было!
   – Да, действительно, надо было, – кивнул Джо. – Тогда бы ты не кричала сейчас на меня.
   – Я кричу на тебя, – прошептала я, заметив, что бармен в ужасе на нас вытаращился, – потому что ты сам довел меня до такого состояния. Сам виноват.
   – Да, – согласился он. – Виноват. Прямо как Доминик.
   – Да! – взвизгнула я. – Именно! – Я наклонилась и схватила сумку. – Сегодня я была счастлива! – выкрикнула я, направляясь к выходу. – Впервые за многие месяцы почувствовала себя счастливой. Я была счастлива, потому что встречалась с тобой! Но теперь как рукой сняло! – Я уже подлетела к двери. – Теперь я несчастна! Надеюсь, ты доволен, Джо. Потому что это твоих рук дело! И если я никогда – слышишь? – никогда в жизни тебя больше не увижу, то буду считать, что мне очень повезло!
   – Ну и ублюдок! – бесновалась я, с грохотом поднимаясь по лестнице в половине двенадцатого. Эмбер уже легла, но мне было все равно. Из-под двери пробивался свет, и я ввалилась в спальню. Кузина читала в кровати. Гладила Пердиту правой рукой, а левой листала «Ярмарку тщеславия»^[81]. – Ублюдок! – повторила я.
   – Дорогуша, об этом все уже знают, – подняла на меня глаза Эмбер. – Слава богу, что у вас все кончено. Мы тебе об этом твердим уже несколько месяцев.
   – Да нет, не Доминик – Джо! Джо ублюдок. – Меня всю трясло от злости.
   – Джо? – Кажется, Эмбер удивилась. – Ты же говорила, что он милый. Он и на вид ничего, надо признать.
   – Так вот, он не милый! Он ужасный. Как я только сразу его не раскусила! Опять так ошибиться...
   – Что он натворил?
   – У нас был идеальный вечер, идеальный. Все шло просто замечательно. Чудесно. По правде говоря, я даже думала, что, наконец, у нас с Джо что-то получится.
   – Отличная мысль.
   – Нет, не отличная. Джо вел себя отвратительно. Ужасно.
   – Что он сделал?
   – Я рассказала ему о встрече с Домиником, о том, как поняла, что ни в чем не виновата. А он обвинил меня в том, что я мелочная! Мелочная! Ты только представь! Сказал, что я сама навлекла на себя неприятности.
   – Правда?
   – Да. Сказал, что я хотела выйти за Доминика по одной причине: он был богат, хорошо одевался и прекрасно выглядел. Вот ублюдок!
   – Но это же правда, Минти, – тихо произнесла Эмбер.
   – Нет, неправда, – я была ошарашена. – Я хотела выйти за Доминика, потому что думала, он любит меня, выбрал меня среди всех. Мне это очень льстило. Я уже целую вечность ни с кем не встречалась.
   – Но, Минти, Доминик плохо с тобой обращался. Все это видели. – Она опустила книгу. – И считали, что с его ужасным поведением ты миришься только потому, что он красавчик и у него хорошая работа.
   – Не может быть, – во мне поднялась волна протеста. – Я мирилась с ним, потому что была слишком добра.
   – Ну не настолько же, Минти, – поморщилась она, переворачивая страницу.
   – Выходит, что настолько. По крайней мере, раньше так было. Но теперь я изменилась.
   – Это заметно.
   Я присела на краешек кровати и глубоко вздохнула:
   – Знаешь, мне просто очень-очень не повезло, что я вообще познакомилась с Домиником.
   – Нет такой вещи, как невезение, Минти. Есть правильный и неправильный выбор. Мне всегда казалось, что раз уж ты выбрала Доминика, у тебя имелись на то свои причины. Откровенно говоря, он был настоящим гадом.
   – Неправда. Он мог быть милым. Иногда.
   – Когда? – поинтересовалась она.
   Пердита вытянула лапки, как две черные эластичные резинки, и блаженно перекатилась на спину.
   – Он был очень щедр. Постоянно покупал мне что-нибудь. Сама знаешь. Дорогую одежду, ту сумку... и вообще, много всего.
   – Минти, он их не тебе покупал. А себе. Чтобы рядом с ним ты выглядела «подобающе». Неужели ты не понимала? – спросила она, почесывая животик Пердиты. – Ты же не дура. Я в этом уверена.
   – И мы прекрасно проводили выходные за городом.
   – Но никогда не ездили туда, куда хотелось тебе. – Я вздохнула. – Гольф, рыбалка... Представляю, как тебе было весело.
   – Он очень любил свою маму.
   – И Джек Потрошитель тоже.
   – Слушай, я не хочу говорить о Доминике. Все это уже в прошлом. Меня бесит, что Джо врет, дискриминирует меня...
   – Ты хочешь сказать: клевещет, – поправила Эмбер. – Дискриминация – это совсем другое.
   – Какая разница. Мы так чудесно проводили вечер, играли в настольный футбол. А он взял и все испортил. Из-за этой ссоры прекрасный вечер превратился в кошмар. Он говорил чудовищные вещи, – ярость вновь клокотала во мне. – Но я поставила его на место. Более того, – похвалилась я, – высказала все, что о нем думаю, не стесняясь в выражениях.
   – О господи... Так позвони ему завтра и извинись.
   – Что?
   – Извинись перед ним утром и скажи, что была неправа. Похоже, ты на самом деле была неправа. К тому же и нагрубила.
   – Но он тоже мне нагрубил! Он вел себя ужасно. Перевернул все с ног на голову. Выставил меня каким-то монстром.
   – Позвони ему завтра.
   – Это исключено.
   – Ну, тогда послезавтра. Только обязательно извинись. Потому что, скажу честно, мне кажется, он был прав. Спокойной ночи, Минти.
   И она выключила свет. Взяла и выключила свет! Оставила меня сидеть в темноте. Я была в бешенстве. И стала придумывать, какую бы гадость ей сказать. Но ничего равноценного в голову не приходило. Только когда я уже взялась за дверную ручку, меня осенило. Я измыслила нестерпимое оскорбление.
   – Твоя кошка совсем разжирела, – выпалила я.
   Т. С. Элиот^[82] был прав. Апрель и вправду самый жестокий месяц. Если у вас депрессия, как у меня сейчас, при одном виде всех этих нелепо жизнерадостных нарциссов, покачивающих вульгарными головками, как проститутки на бульваре, вас уже тошнит. Вам становится хуже от одного их вида. И от вида тюльпанов тоже. А также этих тошнотворных сахарно-белых соцветий вишни, которые скоро порозовеют.
   Радости весны прошли мимо меня: слишком много навалилось забот. Во-первых, папа вел себя очень странно. Во-вторых, я поссорилась с Джо, который мне раньше вроде бы нравился, и даже очень, а теперь не нравился совсем. В-третьих, я не разговаривала с Эмбер, потому что она посмела нагло меня поучать и тогда я обругала ее кошку, поскольку а) хотела сказать что-нибудь обидное и б) это была сущая правда. Кошка действительно разжирела. Но Эмбер лопалась от злости. Я попала в самое больное место. Поэтому теперь она ужасно дулась. Не выходила из своей комнаты – то есть моей комнаты, но это уже совсем другая история, – и я понятия не имела, что там делается. Прошло уже несколько дней, и все без изменений. Может, она обдумывала сюжет нового романа – упаси боже! – или зависала в Интернете. Так или иначе, со мной она разговаривать не желала.
   Вот такая неприятная ситуация. Ледяное молчание уже начало меня напрягать. Наконец сегодня утром лед тронулся.
   – Прости, Минти, – произнесла Эмбер с нехарактерным для нее, но все еще холодным смирением, спустившись на первый этаж. – По-моему, мне нужно перед тобой извиниться.
   «Ничего себе!» – проскрипел Педро. Я тоже удивилась.
   – Все в порядке, – сказала я, протягивая попугаю кусочек яблока. – Откуда тебе было знать, что Джо такой отморозок.
   – Я не о Джо говорю, – сказала она. – И он не отморозок. По крайней мере, мне так кажется. Нет, я имею в виду Пердиту. У нее действительно... м-м-м... лишний вес.
   – Ты хочешь сказать, она наела брюхо.
   – Без подробностей, Минти.
   – Открой глаза, так оно и есть.
   Пердита сидела на подоконнике, подставив маленькую блестящую черную мордочку солнцу с выражением непостижимого блаженства. Она спрыгнула и пошла на кухню, держа хвост под углом девяносто градусов и громко мяуча – требовала еды.
   – Все жиреет и жиреет, – задумчиво проговорила я.
   Кошку уже заносило под тяжестью собственного веса. Она резко плюхнулась на пол, будто любое движение давалось ей с большим усилием.
   – Да, слишком много сардинок, – признала Эмбер. – Вот в чем проблема. Она их обожает, но придется посадить ее на диету.
   – Может, это возрастное? – предположила я. – Ты же говорила, что она опережает в развитии кошек своего возраста.
   – Странно, что она не везде толстая, – озадачилась Эмбер и взглянула на меня. – Вроде только низ живота. О господи...
   – Что?
   – А если у нее опухоль? – На лице Эмбер застыл ужас. Глаза наполнились слезами. – Что, если у нее рак, Минти?