Вдвоем они растворились в сумерках. Мужская дружба должна была стать самым лучшим утешением Гавейну. Вздохнув, я вернулась в шатер и стала готовиться ко сну.
   Гавейн больше никогда не произносил имени Рагнеллы, и я так и не узнала, сказал ли он Артуру, откуда у него царапины на лице. Когда мы уезжали с севера Шотландии, они уже начали заживать. Но шрамы на его сердце заметить было труднее, потому, что он ни с кем не делился своим горем.
   Но я надеялась, что в его сердце осталось место любви.

ГЛАВА 17
СМЕРТНЫЕ

   Северная часть озера Лох-Ломонд расположена на гористой местности, такой же, как северные долины, и мы так долго ехали вдоль нее, что я уже начала сомневаться, доедем ли мы когда-нибудь до равнин. Потом неожиданно мы увидели широкую часть озера, отливающую голубым цветом лета. Перед нами словно открылась дверь в другой мир, и я вскрикнула от удовольствия.
   В чистой воде озера отражались лесистые острова, и в тот вечер, когда мы расположились лагерем, в серебряном небе повис бледный молодой месяц, такой, какой я видела в Уиндермире вечером накануне замужества. Это было четыре года назад, и сама мысль о том, что я могу встретиться с Кети, Руфоном и Гледис волновала меня. Но больше всего мне хотелось увидеться с отцом.
   Ему было трудно уговорить меня выйти замуж по политическим соображениям, а не по любви, и я согласилась на это неохотно. И хотя наши отношения с Артуром не были такими романтическими, как у моих родителей, наш союз был дружным, а любовь, хотя и не высказанной, но прочной. Многие другие королевы молили хотя бы об этом.
   Теперь я смогу сказать отцу, что мой брак оказался удачным.
   – Я ищу его!
   Громкий крик раздался в лагере поздней ночью. Голос был знакомым, но акцент явно каледонский, и я снова уткнулась головой в подушку, надеясь, что приезжим займется часовой.
   – Ланс! Я здесь! – Артур начал подниматься, когда полог нашего шатра откинули и, появился бретонец.
   Он похудел, лицо его было черным, как черника, волосы подстрижены на пиктский манер, как у мальчика-пажа, а густая черная борода закрывала нижнюю часть лица.
   – Клянусь Юпитером! – восхищенно воскликнул Артур. – У меня такой никогда не было.
   – Единственный способ спастись от мошкары, – усмехнулся Ланс, забывая про каледонский акцент и усаживаясь в ногах нашей походной кровати.
   – Что нового? – Артур сразу перешел к делу.
   Я думала, что он оденется и уведет Ланса из шатра, но они увлеченно обменивались новостями, не понимая, что это не самое удобное место для разговоров. Мне ничего не оставалось, как натянуть одеяло до подбородка и тоже сесть.
   Я смотрела на обоих мужчин: Артур был румяным и дружелюбным, а Ланс – смуглым и скрытным. Они стали прекрасными друзьями и рыцарями; они дополняли друг друга, как две части озера Лох-Ломонд вместе составляют красивейшее место.
   – Остатки банд Хуэля изгнаны на острова на озере, – объявил Ланс. – Пока лето, с ними ничего другого не сделаешь. Рядом утки и рыба. Но зимой, когда выпадет снег, я выманю их оттуда голодом. Это, если ты хочешь, – добавил он, – чтобы я остался здесь. Но я думаю, что и на юге есть чем заняться, и я могу поехать с вами…
   – Что же там нужно делать? – поддразнил его Артур.
   – Не знаю, – ответил бретонец и нахмурился, а его синие глаза потемнели. – Моргана была в Дамбартоне и заезжала ко мне в начале июня. Она намекала, что замышляется мятеж, спрашивала, знаю ли я человека по имени Седрик. Наверное, он кельт, если судить по его имени, но, похоже, что он глава группы саксов, которые высадились недалеко от Портчестера. Подробностей она не знала, но это может перерасти в серьезный заговор. – Ланс взглянул на меня и улыбнулся. – Ты знаешь, как она умеет намекать, ничего не говоря напрямую. Кстати, это вторжение волновало ее меньше, чем Мерлин. Она утверждает, что он стал жертвой злого умысла жрицы.
   Я медленно кивала, гадая, не отсюда ли идут сведения пиктской старухи. Если это так, Моргана, должно быть, распространяла этот слух повсюду.
   – Прошлой зимой я познакомился с одним человеком из племени Рагнеллы. – Ланс снова повернулся к Артуру. – Они слышали предсказание Мерлина, что ты станешь королем всех бриттов, и Рагнелла клялась, что это именно так.
   Я вспомнила Игрейну, напуганную огнедышащим драконом в ту ночь, когда был зачат Артур, и изумилась причудливости судьбы.
   – Как бы там ни было, уже везде говорят, что тебе можно доверять, – произнес Ланс. – Поэтому я попросил узнать все, что можно, о Седрике. Похоже, что он высадился на юге и называет себя «королем бриттов».
   Артур тихо присвистнул.
   – А как его принимают союзные саксы?
   Ланс покачал головой.
   – Это неизвестно. Последние сообщения я получил только вчера, и уже подумывал, не бросить ли мне Хуэля и ехать на север искать тебя, но прошлой ночью увидел огни твоего лагеря.
   – Может быть, он сакс, который решил утвердить себя, прежде чем устроиться на новом месте?
   Артур потянулся за своей одеждой.
   – Может, и так, – согласился Ланс. – Хотя это не объясняет, почему у него кельтское имя и почему он претендует на всю Британию… обычно они именуют себя королями только среди своих людей.
   Артур молча выслушал его и стал одеваться.
   – Давай посмотрим на летний рай Хуэля, – весело предложил он.
   Итак, вдвоем они пошли к берегу озера, а я снова уютно устроилась под одеялом.
   Мы, наконец, выбрались с гористого севера Шотландии и приближались к более знакомым местам, а саксы уже снова угрожали нам.
   По дороге в Регед мы не заезжали ни к одному правителю и поехали прямо к усадьбе Фергюса, наслаждаясь хорошей погодой и своим прекрасным настроением. Какую бы угрозу ни представлял Седрик, Артур решительно настроился довести до конца то, что он начал делать на севере – оповестить всех о Деле, им задуманном.
   Боги, должно быть, использовали всю Шотландию как место для игр, потому что в Дамбартоне они оставили закругленную скалу прямо посреди заливаемых в приливы болот. Крепость на скале была почти неприступна: местность открывалась на многие мили, и тысячи водоплавающих птиц поднимались в воздух, шумя и хлопая крыльями, когда кто-то подходил близко. Они с криками кружились вокруг нас, били своими крыльями воздух, пока мы не оказывались в облаках из перьев. Никто не мог подобраться к Фергюсу незамеченным.
   Я не видела изгнанного ирландского короля с тех пор, как девочкой была здесь с отцом, который приезжал с официальным визитом. Я вспомнила диалект, на котором говорили ирландцы, но меня удивляло, как много изменений произошло вокруг.
   Фергюс и его люди жили в королевстве из болот, островов и усадеб, для которых расчищали участки леса. То, что когда-то было глушью, где жили пикты и водились звери, быстро становилось королевством Даль Риада.
   – Здесь был маленький, тесный дом, когда я в первый раз принимал вас, – восторженно говорил наш хозяин, обводя рукой зал. Этот человек был румяный, веселый и дружелюбный. В середине комнаты светились огни в очаге, а кухарки, пажи и помогающие им дети переворачивали вертела, или мешали содержимое котлов, висевших на длинных цепях, прикрепленных к балкам. От стола к столу ходили собаки, нюхая остатки пищи и кидаясь за костями, которые бросали хозяева. Звучал смех и голоса, а потом раздались переливы арфы, и рассказывали о прошлом, хвастаясь, воины. У кельтов всегда так, и не важно, ирландцы они, бритты или бретонцы.
   После того как со столов убрали, Тристан достал свою ирландскую арфу, и одобрительный шумок пробежал среди людей Фергюса.
   – Смотри, что будет, – шепнул мне Артур и прежде чем обратился к нашему хозяину и громко, так, чтобы услышали все в комнате, сказал:
   – Господин, я прошу позволения представить вам молодого талантливого музыканта из наших северных племен. Он и корнуэльский арфист будут услаждать ваш слух и в песне расскажут о содружестве, которое мы создаем с помощью Круглого Стола.
   Послышался удивленный шепот, когда вышел молодой пикт и, застенчиво кивнув мне и Фергюсу, встал рядом с Тристаном. Остаток вечера эта пара потчевала нас народными песнями и напевами, а не историей и сказаниями. Веселые мелодии и чудесные слова, мирные и безыскусные, трогали сердца всех слушателей. Может быть, Талиесин был прав, когда говорил, что музыка – это божий дар. – О, госпожа, он просто чудо! – пробормотала пышненькая дочка Фергюса, не отрываясь глядя на Ланселота.
   Я посмотрела на бретонца, чувствуя, как забилось мое сердце. Ланселота Озерного никак нельзя было назвать красавцем. У него был чересчур широкий лоб, слишком узкий подбородок и слишком толстые губы, даже руки его были чересчур изящны для воина. Но, тем не менее, он постоянно привлекал внимание женщин, даже если и не хотел этого. Сколько я ни пыталась понять, почему женщины так любят его, мне никогда не удавалось этого. Он был просто Лансом, и я настолько привыкла к его присутствию, что редко вспоминала, что когда-то он напоминал мне Кевина.
   Понимание этого заставило меня замереть. Я всегда думала, что перемены – это что-то внезапное, что-то, вызываемое какими-то определенными действиями, например выигранными сражениями или смертями. Сейчас же, казалось, происходили совсем другие перемены – они наступали постепенно, и мы даже не подозревали о них: огромный новый мир идей и дружеских отношений медленно заменял старые представления, подобно молодым побегам, прорастающим на срубленном дереве.
   Если это так, можно было бы считать, что все мы находимся в состоянии непрерывного движения, всегда на грани возможности стать чем-то иным. Я покачала головой. Я принимала мир таким, каков он есть, и мне не хотелось смиряться с мыслью, что все меняется.
   После встречи в Дамбартоне Ланс уехал обратно на озеро Лох-Ломонд, обещая вернуться к нам в Каэрлеон, как только войско Хуэля сдастся. Мы тем временем повернули к Регеду, чтобы навестить моего отца.
   Шли веселые летние дождички, а когда мы проехали последнюю горную гряду, перед нами открылся город Карлайль, а за большим каменным массивом, по которому через реку Идеи проходит Римская дорога, изогнулась дугой радуга. Глядя на этот пейзаж, мне становилось радостно. Когда я была девочкой, я очень не любила Карлайль, потому что его центральная римская часть, крепкий форт, чопорные дома казались мне чересчур строгими. Теперь же я с любовью рассматривала их, вспоминая, как мы с Кевином проводили время в конюшнях Стенвикса, моего отца, ведущего домой победоносных воинов, которые воевали вместе с юным Пендрагоном, и мою более позднюю встречу с Артуром.
   Площадь в центре города заполнили торговцы, которых летом было особенно много. Они веселились, кричали и сплетничали. Торговцы поворачивались в нашу сторону и с благоговейным ужасом смотрели, как мы подъезжаем, а потом, узнавая нас, расступались и кланялись.
   – Это Гвиневера и король, – крикнул кто-то, когда люди стали сбегаться из лавок и домов, чтобы посмотреть, как мы проезжаем.
   Я улыбалась, махала рукой, желала всем им удачного дня и была невероятно горда, что возвращаюсь сюда в таком пышном сопровождении.
   Привратник у ворот большого дома на берегу со страхом смотрел на меня.
   – Ты ничего не слышала, госпожа? – спросил он, не дав мне слезть с лошади.
   – Не слышала о чем?
   – Его светлость… твой отец…
   – Что с ним? – Я развернула Тень, чтобы человек мог подойти, а не кричать мне через порог.
   – Король Леодегранс умирает в Эпплби. Вчера так говорили.
   Мои пальцы сжали поводья, и Тень пугливо затрясла головой. Привратник протянул руку и схватил ее за узду, а я неверяще посмотрела на Артура.
   – Отсюда далеко до Эпплби? – спросил мой муж.
   – Нужно ехать целый день, – ответил человек. Артур снова посмотрел на меня.
   – Уже вечер, Гвен. Будет лучше, если мы останемся здесь, а завтра утром сразу поедем. Я пошлю гонца сказать, что мы приезжаем.
   Не в силах произнести ни слова, я только кивала головой. Предложение это, без сомнения, было разумным, хотя я думала только о том, как бы побыстрее оказаться рядом с отцом.
   – Заходи в дом. – Артур протянул руки и помог мне слезть с седла.
   – Мы еще так много не сказали друг другу, – прошептала я. – Он не может умереть… не может, пока я не сказала ему…
   Артур обнял меня, пытаясь ободрить, но ничего не говорил, и я разрыдалась, когда мы шли к дому.
   Ночью мне снились ужасные сны, в них моего отца волны уносили от берега, а я безуспешно и безнадежно боролась с прибоем, пока настойчивый громкий стук в дверь не разбудил меня. Артур тихо спросил:
   – Кто там?
   – Пеллеас. Я поймал бродягу, который прошел мимо дозорных. Говорит, что должен срочно видеть тебя. Он дал мне брошь, чтобы я мог установить, кто он.
   Я поплотнее укуталась одеялом, ужасаясь мысли, что это может быть гонец, приехавший сообщить о смерти отца. Но брошь, которую Пеллеас передал Артуру, не походила на виденные мною ранее – на ней был вырезан красный с золотом дракон. Она поблескивала при свете фонаря.
   – Я встречусь с ним, – ответил Артур, торопливо отыскивая свою одежду, а когда худой солдат вышел, он сказал мне:
   – Это брошь Мерлина. Та самая, которую ему дал Амброзии. Не могу понять, почему бы ему просто не прийти. В конце концов, прошло столько времени, что пора бы уже перестать устраивать свои представления.
   Я оделась, окрыленная появившейся надеждой. Может быть, маг спасет моего отца.
   Молодой Пеллеас привел грязного и оборванного горбуна с изуродованным туловищем. И я, и Артур молча смотрели на него. Даже для искусного волшебника сотворить такое было бы трудно.
   Мальчишка прошел, не показывая своим видом, что узнал нас, и опустился на колени перед верховным королем.
   – Что это за глупости? – зашипел Артур, пытаясь поднять мага с колен. – Встань сейчас же!
   – О нет, господин! Я не тот, о ком ты думаешь. Но у меня срочное сообщение… только для тебя. – Горбун метнул быстрый взгляд в сторону Пеллеаса, который настороженно стоял у двери, держа наготове нож.
   Артур пристально разглядывал гонца.
   – Если ты не Мерлин, то откуда у тебя эта брошь? – спросил он.
   Не говоря ни слова, незнакомец повернулся и посмотрел на меня.
   – Нимю! – закричала я.
   Жрица молча кивнула и распрямилась.
   – Мерлин сказал, что она поможет мне встретиться с тобой, – объяснила жрица, снова поворачиваясь к Артуру и забирая у него брошь. – Я пришла, чтобы предупредить тебя о вторжении в Портчестере. Это бандиты, которые пришли завоевывать, а не просто грабить земли и убегать.
   – Откуда ты это знаешь? – Артур подозрительно смотрел на нее.
   – Я видела их, считала корабли, говорила с девушками, которые прислуживали воинам.
   – Где Мерлин? Почему не пришел он сам?
   В голосе Артура слышалось сомнение, как будто он верил слухам, что Нимю предала мага.
   – Он спит в кристальном гроте, – ответила она спокойно, еще раз посмотрев на Пеллеаса. – Он послал меня защищать тебя, пока сам не сумеет присоединиться к нам.
   – Ты, должно быть, продрогла до костей, – прервала я разговор и попросила Пеллеаса принести подогретого вина.
   Он подождал, пока Артур одобрительно кивнул, и вышел из комнаты, а Артур придвинул девушке стул.
   – В Стеклянном Замке на Острове Блаженства? – Артур пользовался кумбрийскими словами, означающими смерть!
   Нимю долго молчала, прежде чем ответить.
   – Мерлин знал, что умрет еще на первом заседании Круглого Стола. Его уже мучила страшная болезнь, и мы ничем не могли остановить ее. Именно поэтому мы и поехали в Бретань… чтобы никто при дворе не видел его слабым и немощным. И он заставил меня пообещать, что я не скажу об этом никому, кроме вас двоих, чтобы твои враги не осмелели, зная, что чародей больше не сможет защитить твою власть. – Она взяла нас за руки, хотя было непонятно, кого она успокаивала – нас или себя. – Он умер на моих руках в первый день мая, под цветущим боярышником, в том лесу, который называется Броклианским. Это случилось на рассвете, когда небо было светлым, и вокруг распевали птицы… и на секунду все замерло, замолкло, затихло, потому что все почтили его уход. – Такая же тишина опустилась и на нас. Говорила Нимю ровно, а ее прикосновения были легкими, хотя она неподвижно смотрела в мир, видеть которого мы не могли. Горе, постигшее ее в пещере, уже забылось, но неизбывная печаль осталась с нею. – Я отвезла тело на остров Бардси, потому что он говорил, что ему нравилось там. Я… я не могла приехать ко двору и поселилась в пещере Кармартена, откуда могла бы добраться до тебя, если бы тебе понадобилась моя помощь. Мерлин научил меня всему, чему мог, и, хотя я не могу наводить такой же ужас на твоих врагов, какой наводил Мерлин, я всегда приду к тебе на помощь, если буду тебе нужна. Однако, – заключила она, глядя на нас обоих, – мы должны придумать, что мы скажем людям. Я считаю, что им не нужно знать, что Мерлин-чародей мертв.
   – Что бы, я им ни сказал, – вздохнул Артур, – всегда что-то не сойдется. – Голос его был хриплым, в глазах заблестели слезы, и я вдруг поняла, что нам обоим предстоит пережить кончину дорогого нам человека.
   Вошел Пеллеас с кувшином горячего вина и кубками. Артур отвернулся, а Нимю, самая спокойная из нас, плавно подошла к молодому рыцарю.
   – Я возьму это, – сказала она, забирая у Пеллеаса поднос, – а ты не хочешь вина?
   Пеллеас, который никогда не был дерзким, решительным, кивнул. Даже в сильной ярости Нимю умела сохранять удивительное спокойствие. Как и Игрейна, она с достоинством переносила любые трудности, которые ставила перед ней судьба.
   Налив всем вина, она обратилась к Артуру.
   – Я думаю, тебе нужно идти на юг как можно скорее, прежде чем Седрик привлечет к своему делу слишком много людей.
   – К своему делу? – закричал Артур. – Этот разбойник заявляет, что мой титул принадлежит ему, и щеголяет кельтским именем, хотя возглавляет саксонских разбойников. Что же это за «дело»?
   – По его мнению, очень хорошее, – Нимю глубоко вздохнула и медленно выдохнула. – Помнишь молодую жену Вортигерна, Равену? Когда тиран женился на ней, он вынужден был связать свое будущее с саксами. Он даже объявил себя одним из них – «Мое имя Гевис», – а их дело своим. Когда Амброзии сверг его, у саксов появился повод уговорить его вдову уехать на континент. Сама она была из их рода, а ее ребенок был сыном верховного короля Британии. В то время мальчику было девять лет, и звали его Седрик.
   – О Боже, – прошептал Пеллеас, торопливо крестясь.
   Артур удивленно посмотрел на Нимю:
   – Теперь он настаивает на своем королевском происхождении по линии отца и утверждает, что его войско предано ему из-за его матери?
   – Ловкое использование политической стороны своей родословной, – поморщилась Нимю.
   – Которое выставляет меня в роли узурпатора, – продолжил Артур. – Он умен, – что он за человек?
   – Ему лет сорок, он жесткий, опытный и очень хорошо умеет привлекать людей на свою сторону.
   Он привел с собой сыновей-воинов, хотя самый молодой, Синрик, едва ли дорос, чтобы быть оруженосцем. Мне, кажется, он станет основателем династии.
   Артур начал расхаживать по комнате.
   – А как воины? Сколько их примкнуло к Седрику?
   – Опасно пока только на юге. Старые поселенцы на Темзе по-прежнему верны тебе, и большинство людей с болотистых равнин тоже, а северные саксы слишком разобщены сами, чтобы помогать кому-то еще. Ни Окта из Кента, ни Аэлль из Сассекса никаких обещаний не давали, хотят посмотреть, кто будет поддерживать пришельца. Но в Уилде арендаторы земли, такие, как Витгар, Маэгла и Стаф, послали свои отряды к. Седрику.
   Что-то оборвалось у меня внутри, когда я услышала эти имена, потому что это были короли-вассалы, у которых мы гостили во время поездки на Саксонский берег.
   – И по дороге на Винчестер они подбирают и других.
   – Винчестер? – воскликнул Артур, застыв на месте. – Они взяли город?
   Нимю покачала головой.
   – Еще нет.
   Артур сердито, нахмурился, забыв про все, кроме Седрика.
   – Если он перезимует в Винчестере, весной его отдохнувшие отряды могут атаковать проход Горинг и идти на Лондон… Оттуда, если получит поддержку живущих вдоль Темзы, он может вести саксонский клин через Логрис на равнину Северна.
   Артур забыл о Мерлине и моем умирающем отце. В тот самый момент, когда мы оба стояли на краю бездны, беспомощные перед призраком смерти, боги разводили нас в разные стороны.
   Если, мы когда-либо цеплялись друг за друга, утешали друг друга, то это было именно сейчас.
   Артур был нужен мне как никогда, и я надеялась, что тоже нужна ему.
   И все же Британии он был нужнее, и я отвернулась, сдерживая рыдания, когда он приказал Пеллеасу будить Гавейна и готовить маленькую комнату для Совета. Мне оставалось только стоять и смотреть, как Артур готовится к войне.
   Погруженная в свои мысли, я вздрогнула, когда Нимю дала мне кружку с чем-то теплым.
   – Это поможет тебе заснуть, – шепнула она. – На Совете Артуру ты не нужна, а я разбужу тебя перед его отъездом.
   Я начала было спорить с ней, но Артура в комнате уже не было, поэтому я с благодарностью выпила питье и погрузилась в глубокий сон без сновидений.
   Предрассветное небо начало сереть и в ивняке на берегу реки запели птицы, когда я стояла перед мужем, дрожа от холодного воздуха.
   – Я забираю Кабаль, но Грифлет и Цезарь остаются с тобой. В Эпплби будет Бедивер и люди твоего отца, чтобы охранять тебя. – Артур оглядел комнату, ища вещи, которые он мог забыть. – Вы с отцом обсуждали, что будет с Регедом, если он умрет?
   – Мы договорились, что Уриен будет регентом до того времени, когда у меня появятся дети, – задумчиво ответила я. – Это было частью договора, который ты заставил нас подписать после Великой Битвы, помнишь? Тот самый договор, который останавливал приграничные набеги.
   Мой муж помолчал, пристально глядя на меня.
   – Да, это важно. Остальные кумбрийцы сделали это же благодаря твоему отцу. Прошу тебя, скажи ему, – его голос слегка дрогнул, – как я ему за это благодарен.
   Я безучастно кивнула, а потом он обнял меня, и в темноте ночи мы прижались друг к другу, как дети. Вокруг нас кружились видения о саксонских предателях, о цветущем боярышнике и о великом человеке, похороненном в какой-то далекой пещере.
   – Да, Гвен, – шепнул Артур, уткнувшись мне в волосы. – Самое время найти место, где можно было бы построить наш собственный дом и перестать путешествовать. Я уже устал от чужих обычаев и дипломатии и хотел бы выбрать место, которое можно называть домом.
   Это было так неожиданно, что я не знала, правильно ли поняла Артура.
   – Я пошлю за тобой, как только разделаюсь с этим Седриком. – Он отступил на шаг и держал меня на расстоянии вытянутых рук. – Это одно из самых безопасных для тебя мест, здесь на много земель вокруг нет ни одного варвара. Я оставлю Маэлгона в Гвинедде, чтобы преградить путь ирландцам, пока я занят с саксами, но остальные короли пойдут со мной. Ну, улыбнись же, – произнес Артур, когда вошла Нимю с сообщением, что люди готовы выезжать.
   – Я еду с тобой, – объявила она, стоя перед нами в своем наряде бродяги-мальчишки. – Я обещала Мерлину присматривать за тобой, хочешь ты этого или нет.
   – Ладно, – сдержанно ответил Артур. – Очень благодарен.
   Он пошел к Двери, оглянулся на меня и поднял большой палец. Я сделала то же самое, и мы рассмеялись.
   Потом Артур повернулся на каблуках и вышел.
   Нимю обняла меня, я прижалась к ней, как когда-то прижималась к Бригит – испуганная, измученная и страшно нуждающаяся в чьей-нибудь поддержке.
   – Когда-нибудь барды будут называть это одной из его великих побед, – сказала прорицательница, гладя мои волосы и ведя меня к кровати. – Он надел плащ, который ты сшила ему… тот, на котором вышиты символы богини, и с ним все будет в порядке.
   Она умела так же убедить, как Мерлин, когда он говорил об Артуре. Но когда я уже лежала под одеялами, а она собралась уходить, я спросила ее, не может ли она сказать что-нибудь столь же определенное о моем отце.
   Нимю колебалась только минуту.
   – Помни, Гвен, с твоим мужем все будет в порядке. – Больше она ничего не произнесла.

ГЛАВА 18
ПОХОРОНЫ

   Мы проехали уже полпути до Эпплби, когда я увидела, что навстречу нам галопом мчится Бедивер. Увидев его, я поняла, что мой отец умер.
   – Вчера днем – произнес он голосом, полным сочувствия, когда подъехал ко мне. – Мы слышали, что вы поблизости, в Дамбартоне, но он не дожил.
   Его слова доносились до меня, как из какой-то бездны, как будто не имели ко мне совершенно никакого отношения. Меня душили слезы, и я не могла произнести ни слова. Я кивнула ему и всю дорогу до Стейнмора ехала, глядя на дорогу.
   Это одна из лучших дорог, построенных римлянами, которая оставалась в моей памяти светлой и приветливой.
   Здесь мои родители веселились, ездили верхом, любили друг друга, пока смерть не унесла мать и моего маленького брата. Это были дни, когда Кети рассказывала мне о старых богах, которые жили в священных рощах, когда я проводила каждую свободную минуту в конюшнях с Руфоном, пытаясь узнать как можно больше о лошадях, пока мать не узнала об этом и не запретила мне оставлять вышивание. Сейчас до меня доносились голоса того далекого времени. Я щурилась, глядя на жаркое солнце, убежденная, что, если быстро повернусь, вся моя семья снова окажется со мной, и мы будем шумно и весело путешествовать по крепостям, домам и превращающимся в прах римским городам. Все эти разговоры о смерти, это, конечно, еще один страшный сон.