Вулли Персия. Гвиневера: Королева Летних Звезд

   Юноша еще минуту подержал кубок в руках, рассматривая рисунок на нем. Я позволила ему оставить кубок себе: он заслуживал особого поощрения, и этот сосуд был достойным подарком.
   Незнакомец опустился на одно колено, сказав обычное «благодарю тебя», и, вытирая рот тыльной стороной руки, пошел через арену к своей лошади. Я улыбалась, наблюдая, как он уходит, и, радуясь тому, что слава товарищества Круглого Стола привлекала таких сильных молодых людей. Если так будет и дальше, у нас по всему британскому королевству будут великолепные рыцари Круглого Стола.
   Юноша остановился посредине арены. Вскинув обе руки, он вдруг резко повернулся и побежал обратно к нам. В его движениях было что-то грубое, неистовое, а изо рта у него вылетали какие-то слова – то это были фразы, явно адресованные Артуру, то какие-то восклицания. Боковым зрением я увидела, как Ланселот подъехал к юноше, впавшему в истерику, и стал успокаивать его. Юноша прошел, пошатываясь, несколько ярдов и споткнулся, вскинув руки. Лошадь бретонца испуганно завращала глазами и захрапела, когда юноша внезапно упал ей под копыта, как сломанная кукла. Серебряная чаша выпала из его рук.
   Ланселот соскочил с седла и стал осматривать юношу, открыл ему рот и пытался прощупать пульс. Но незнакомец бился так яростно, что даже рослый бретонец не мог удержать его. Отпрыгнув в сторону, Ланселот поднял кубок и тщательно осмотрел его, а потом поднес к носу.
   Наступила тишина, и через минуту, которая показалась ужасно длинной, Ланселот обратился ко мне.
   – Пахнет болиголовом, – объявил он, не отводя взгляда. – Похоже, что мальчишку отравили.
   Его слова сделали осенний день серым, а я села, в ужасе тряся головой.
   Артур перегнулся через перила, а Ланс поднялся к нам и передал нам кубок. Верховный король понюхал его, потом, скривившись, передал мне. Совершенно точно: из кубка пахло мышами, и я с отвращением отвернулась.
   Юноша уже бился в конвульсиях и кричал. Карлик Морганы оказался рядом с ним, отгоняя народ, а верховная жрица присела на колени рядом с ним и что-то прижимала к его носу. Я не видела свою золовку среди зрителей турнира, но благодарила богов, что она здесь, и молилась, чтобы боги помогли вылечить юношу. Печальное настроение уже охватило толпу. Если юноша умрет, страх перед убийством погубит братство. Круглого Стола.
   Но, несмотря на несчастье, праздник в этот вечер продолжался. Рыцари были потрясены событиями этого дня. Стоя небольшими группками, они молча опустили глаза, когда мы заняли свои места за круглым столом. По моему предложению перед трапезой Дагонет прочитал охваченным ужасом гостям особую молитву.
   Моргана появилась, когда подавали второе блюдо, и вошла внутрь круга.
   – Юноша умер. – После ее слов наступила гробовая тишина. – Он убит предательски. Вероятно, думали, что из красивой чаши будет пить сам король. Спасти юношу невозможно, как нельзя было бы спасти Артура, если бы питье выпил он. – Все молчали. – Но, – продолжала верховная жрица, прищурив свои зеленые глаза, – изменник ошибся, и мы счастливы, что верховный король жив. За это мы должны благодарить богов и молиться, чтобы преступника быстро нашли и наказали.
   Собравшиеся ужаснулись, когда поняли, что угрожало королю.
   – Можно определить, кто это сделал? – спросил Артур. Его обычно веселый голос звучал печально.
   – Я видела не больше, чем другие, находившиеся в амфитеатре. – Моргана помолчала, дожидаясь, пока воины притихнут. – Королева приказала подать кубки, сама разливала вино, а потом вручила кубок юноше. Это все, что мне известно.
   У меня перехватило дыхание. Все, что она сказала, было правдой: я действительно наливала вино и, значит, передала юноше его смерть. Все это видели. А Моргана пыталась сделать заключение, что я имела какое-то отношение к отравлению, и напряжение в зале усилилось. Цезарь, лежавший у моих ног, поднял голову, встревоженный настроением людей. Я внимательно посмотрела на свою золовку. К ней было приковано всеобщее внимание. Ее черные волосы были распущены и спадали до бедер, тяжелые металлические браслеты блестели, когда она поднимала руки, и рукава ее белого ритуального одеяния загибались. Лицо Морганы ничего не выражало, а ее голос оставался совершенно безучастным. Никто бы не догадался, что ко мне она испытывает личную неприязнь. По коже у меня пробежали мурашки.
   – Ты что, обвиняешь меня? – задала я вопрос, вырвавшийся у меня против воли.
   Моргана смотрела в какую-то точку между собой и Артуром.
   – Конечно, нет! – осторожно ответила она. – Я и не допускаю подобной мысли. Заговор с целью убить собственного мужа, который является верховным королем, был бы преступлением, которое взывало бы к небесам об отмщении.
   Она снова замолчала, чтобы сказанное ею дошло до сознания каждого, а потом, подумав, повернулась ко мне. Я ругала себя за несдержанность, мне стало дурно, и по коже пошли ледяные мурашки.
   – Нет, я не хочу верить, что ты способна на такое коварство. – Моргана вздохнула и грустно улыбнулась, как будто печально размышляя о чем-то сокровенном. – Кроме того, не знаю, ценишь ли ты это, но я люблю тебя как сестру и не могу представить, что ты можешь посягнуть на жизнь моего брата Артура.
   Ее слова были нежны как шелк, но своим медовым голосом она затягивала петлю у меня на шее.
   Рыцари обсуждали развитие событий. Но, когда поднялся какой-то юноша и попросил разрешения говорить, наступила тишина.
   – Меня зовут Кадваладр, я кузен того человека, который умер, – В его голосе слышалось горе. – Я требую, чтобы король обвинил того, кто убил моего брата.
   Слова эхом отозвались в зале, и Цезарь со вздохом опустил морду на лапы.
   Артур был потрясен, но сохранял королевское самообладание.
   – Ты обвиняешь королеву?
   Юноша перевел дыхание, бросил взгляд на Моргану и потом кивнул.
   – Мы все видели, кто дал ему кубок. Неважно, кому он предназначался. Он принес смерть.
   Я могла поклясться, что этот парень был подкуплен Морганой.
   Артур смотрел на него неверящим взглядом, на его лице были растерянность и гнев.
   Моргана подняла руки – это означало, что она будет говорить от имени богов.
   – После такого обвинения честь королевы можно защитить только поединком.
   Мы с Артуром ахнули, ужасаясь тому, что древним ритуалом хотят заменить правосудие.
   – Старые боги очень строги, когда нужно смыть пятно с доброго имени королевы, потому что она выражает волю народа и должна во всем заслуживать доверия.
   Голос верховной жрицы был ханжески благочестив.
   Артур посмотрел на рыцарей Круглого Стола. Они сидели как каменные, одни опускали глаза под его взглядом, другие нет, но никто не двигался с места. Наконец верховный король обратил свое внимание на юношу, стоящего перед нами.
   – Ты, Кадваладр, согласен завтра на рассвете сойтись в единоборстве с рыцарем королевы?
   Юноша, совсем недавно перенесший тяжелую утрату, теперь понял, что ему бросает вызов король, которому он так надеялся послужить, и заметно струсил.
   – Или выноси свои обвинения, или возьми их назад, – гремел Артур.
   Юноша, заикаясь, согласился на поединок, и Артур обратился к нашим воинам.
   – Кто хочет защищать королеву?
   Наступила ужасающая тишина, и мой живот скрутило в узел. Пальцы Артура сжались в кулак, и он ударил по ладони другой руки, щелкнув костяшками пальцев.
   – Я не представляю, чтобы кто-то мог подумать, что Гвиневера виновата в этом, – закричал он в негодовании. – Она преданная жена, настоящий друг, хороший советчик и прекрасная королева. Каждый из вас чувствовал ее заботу и любовь, и мне стыдно, что вы ставите под сомнение ее честь.
   Он помолчал, обводя взглядом каждого рыцаря. Я не могла поднять своих глаз на них и смотрела только на своего мужа. Оглядев зал, он повернулся прямо ко мне и потянулся за своим кубком. Выплеснув на пол его содержимое, Артур протянул мне кубок, чтобы я наполнила его.
   Я наклонилась и сделала, что он просил, вспомнив вдруг, как я наполняла его кубок, когда мы встретились в первый раз. И теперь, как и тогда, я благодарно улыбнулась ему.
   Он поднял кубок и, провозгласив тост за меня, выпил его до дна и перевернул его кверху дном как доказательство своей веры.
   Но все его товарищи молчали.
   – Прекрасно. – Его голос был суровым и размеренным. – Я назначаю Ланселота Озерного завтра в поединке защищать королеву. Если он будет побежден или убит, это станет доказательством вины королевы. Если он победит, Гвиневера будет вне подозрений.
   Артур медленно оглядел рыцарей, стараясь понять, как они относятся к его приказу. Под столом я погладила своего мужа по ноге, извинилась и вышла из комнаты, остановившись во дворе, чтобы меня вырвало.
   Бригит поддержала меня и принесла воды из фонтана. В королевских комнатах она накрыла меня пуховым одеялом, а по всему моему телу прошел озноб.
   Ночь обещала быть долгой и мучительной.

ГЛАВА 11
ОБВИНЕНИЯ

   Моргана стояла передо мной и, улыбаясь, приняла младенца из моих рук.
   – Не признаю, не признаю, не признаю, – ворковала она, качая моего ребенка над пропастью.
   Я всхлипнула, и Владычица повернулась ко мне и зашептала:
   – Тсс… ты разбудишь его, смотри, как он взывает к небесам о мести.
   Она приплясывала на краю пропасти, как будто хотела бросить туда моего младенца. Я с рыданиями потянулась за ним, кружась в пространстве, увидела внизу извивающегося человека, который потащил меня вниз… вниз, в темноту…
   Руки Бригит обнимали, удерживали, качали меня, как это обычно делала мать, когда в детстве у меня бывали кошмары. Она напевала отрывки колыбельных, которые обычно пела мать, которые пел Кевин в тот вечер, когда мы убежали с Черного озера. Я задыхалась, страстно желая проснуться… и вспомнила о том, что, может быть, утром умру. И во сне, и наяву меня ожидал ужас.
   – Тебя хочет видеть сэр Ланселот.
   Я слышала слова Эттарды, но их смысл до меня не дошел.
   Просыпаясь, я думала о надменном бретонце, которого Артур выбрал, чтобы защитить меня. Конечно, из всех воинов он был человеком, на которого можно было положиться с уверенностью, даже если он молчаливо презирал меня. И сейчас по какому-то странному повороту судьбы линии наших жизней переплелись, сделав каждого из нас важным для жизни другого. Смерть Ланселота в бою принесет смерть и мне, но если он победит, то я буду жить. Это довольно странная зависимость для людей, которые недолюбливают друг друга.
   – Он просит разрешения увидеть тебя, – повторила Бригит, – и хочет говорить с тобой наедине.
   Я открыла глаза и увидела стоящую перед собой Бригит. На ее лице было удивление.
   – Можно не тревожиться о приличиях, если речь идет обо мне и Ланселоте, – заверила ее я. – Ты же знаешь, что мы не переносим друг друга.
   Ощущение тошноты вернулось ко мне, когда я села и дотронулась до руки Бригит. Она предположила, что мои боли в желудке могут объясняться беременностью, если подействовало заклинание колдуньи.
   Это был единственный лучик надежды после этой ужасной ночи, и я думала об этом, пока Бригит расчесывала мне волосы, а Эттарда помогала надеть халат. Ирония судьбы заключалась в том, что теперь, когда, наконец, во мне зародилась новая жизнь, моя собственная жизнь оказалась под угрозой.
   Сквозь облака виднелась убывающая луна, и я остановилась посмотреть на нее, гадая, о чем же хочет говорить со мной рыцарь Артура. Может быть, Ланселот пришел, чтобы подбодрить меня, поскольку наше будущее зависело от его отваги на завтрашнем поединке. Это было бы проявлением доброты, которую я непременно оценила бы. А может быть, он решил извиниться за прошлую грубость и хочет прекратить войну между нами. «Если это так, – подумала я, – я пойду ему навстречу».
   Когда дверь открылась, я улыбалась.
   Ланселот вошел молча и остановился на середине комнаты. В полутемной комнате я не могла рассмотреть его лица. Но он был спокоен и стоял, сложив руки и ожидая, когда уйдут мои слуги.
   – Через несколько часов я буду драться за тебя, – начал Ланселот, когда мы остались одни, – и я хочу кое-что тебе рассказать.
   Я наклонилась вперед, пытаясь рассмотреть его лицо и понять его настроение, пока луна выскользнула из-за облаков и бросала холодный свет на него. Первый раз я увидела в глазах Ланселота ярость и гнев. Это было так неожиданно, что я отшатнулась от него.
   – Я могу умереть в этом бою, госпожа, и, если такое случится, я хочу, чтобы ты знала: я защищал тебя не по доброй воле. Конечно, я буду драться так хорошо, как, ты знаешь, я умею драться, но только потому, что это приказал Артур… Ты не одурачила меня так, как ты это сделала с другими.
   Я была ошеломлена и молча смотрела на него, ожидая объяснений. Но, сказав это, Ланселот стоял молча и непреклонно. Я привыкла к тому, что Артур, когда ему бывало трудно, начинал ходить по комнате, а неподвижность Ланселота действовала мне на нервы, и я вскочила на ноги.
   – Что значит «одурачила»? – рявкнула я.
   Он усмехнулся.
   – Ты забыла, что я воспитывался в святилище богини. Ты же знаешь, как кельты умеют таить зависть, а многие видели в Артуре человека, занявшего чужое место. Владычица могла уговорить их признать его верховным королем, и я не сомневаюсь, что кто-то желал смерти Артура. – Он помолчал, его тон был таким спокойным и уверенным, что с трудом верилось, что он говорит об измене. – Не знаю, с самого ли начала тебя готовили к этому поступку или ты, сама того не желая, оказалась пешкой в чужих руках, но ты сварила этот яд и могла дать его своему мужу.
   – Что? – Я прошла через комнату, ошеломленная его обвинением, и крикнула: – О чем ты говоришь?
   – О твоем общении со старыми ведьмами в лесу. И о твоем визите к саксонской колдунье, которая, вероятно, хотела, чтобы Артур умер, – рявкнул в ответ он.
   Упоминание о колдунье ужаснуло меня. Я была потрясена, что мое личное дело стало предметом насмешек, и меня разозлило, что Ланселот с легкостью поверил в мое предательство. Кроме того, он был очень самодоволен и уверен в собственной правоте.
   Во мне закипало бешенство.
   – Ты прав, я встречалась с колдуньей, – отрезала я. – Я совершила все обряды вместе с мужем и в одиночку.
   Сила моего негодования помогла мне овладеть собой, и я стала, как зверь, ходить вокруг моего обвинителя, а он вынужден был постоянно поворачиваться, чтобы видеть мое лицо. Мой голос был тих и размерен, когда я обращалась к нему.
   – И не только это. Я видела, как варятся отвратительные снадобья, и пила эти зловонные зелья, когда каждый, кто был здоров телом и разумен душой, отказывался от этого. Я делала это и еще многое другое. И я готова на все, – добавила я, четко выговаривая каждое слово, – если это даст Артуру ребенка. – Замолчав, я вытянулась во весь рост и поймала взгляд бретонца. – Можешь ли ты сказать, что сделал для своего короля столько же?
   Он смотрел на меня широко открытыми от удивления глазами. А меня стало переполнять чувство собственного достоинства. Ни один чужеземец из Бретани не имеет права сомневаться в моих поступках, и еще меньше у него прав сомневаться в моей преданности Артуру. У меня были все основания заковать этого человека в цепи, но он должен был завтра сражаться за меня. Я осознала всю нелепость своего положения, и я засмеялась. Но вдруг комната поплыла у меня перед глазами, пол стремительно понесся мне навстречу, и я помню, как Ланселот бросился ко мне.
   Я пришла в себя уже ночью и увидела Артура на краю своей кровати. Еще не совсем очнувшись, я не могла понять, почему у него такой встревоженный вид.
   Мне хотелось протянуть руки, и обнять его, но когда Он увидел, что я пришла в себя, он положил свою широкую ладонь на мой лоб.
   – Бригит говорит, что ты потеряла много крови и должна лежать спокойно.
   Эти слова показались мне бессмысленными, и я нахмурилась.
   – Крови?
   Ирландка появилась рядом со мной, Артур встал, и она села на его место.
   – Твои месячные были гораздо обильнее, чем обычно, – ласково сказала она. – Но чем бы ни было вызвано первое кровотечение, оно уже прошло, и, если ты будешь пить мясной бульон и проведешь несколько дней в постели, ты поправишься.
   И вдруг я вспомнила обвинения и суд Ланселота и свои предположения о беременности.
   – Ты думаешь… – слова застревали у меня в горле, и я быстро перевела взгляд с Бригит на Артура.
   Я еще ничего ему не говорила, и он не мог знать, какую печальную новость ему предстоит услышать.
   Бригит кивком головы подтвердила то, чего я боялась.
   – А поединок? – прошептала я.
   – Он состоится примерно через три часа, – Артур глубоко вздохнул. – Ланселот просил заверить тебя, что он сделает все, что сможет.
   Мои глаза наполнились непрошеными слезами, в них было все: печаль, боль, надежда и страх. Я не хотела плакать при Артуре.
   Бригит спокойно встала, чтобы поправить подушки и расправить одеяла.
   – Поспи, госпожа. И ты, господин, тоже иди спать. Утром вам обоим понадобятся силы.
   Артур сказал, что он будет в соседней комнате, потом подошел к кровати и пожелал мне спокойного сна. Мне хотелось кричать, умоляя, чтобы он не оставлял меня до рассвета и позволил излить ему все свои несчастья. Но Артур не обнял меня, взял мои руки и молча – смотрел мне в глаза. Потом отпустил мои пальцы и пошел к двери.
   Я смотрела ему вслед, убеждая себя, что это не первый раз в моей жизни, когда у меня не было никого, к кому можно было бы обратиться, но это не помогло. Рассматривая то место на пальце, где когда-то было материнское кольцо, я думала, как бы поступила моя мать в таком трудном положении. Может быть, она отдохнула бы ночью, подумала я, и вдруг слезы брызнули у меня из глаз, и я расплакалась.
   На рассвете, Ланселот выехал на поединок с юношей, который произнес обвинения, придуманные Морганой против меня. Он был прекрасным наездником, но искусство Ланселота владеть мечом заставило его потерять самообладание. На траве еще не высохла роса, когда первый рыцарь Артура пригвоздил незнакомца к земле и предложил ему отказаться от обвинений в убийстве в обмен на его жизнь. К счастью, у юноши хватило здравого смысла принять это предложение.
   Я была благодарна Лансу за то, что он дал ему возможность выбора. По крайней мере, после этого меня не будут обвинять в двух смертях.
   По совету Бригит я провела следующие два дня в постели, обдумывая случившееся.
   Ланс боялся за жизнь верховного короля, и это объясняло его поведение. Теперь можно было надеяться, что он будет относиться ко мне с меньшей подозрительностью, а если поймет, что мы оба преданы Артуру, мы сможем когда-нибудь стать друзьями.
   Труднее было понять, почему никто из наших рыцарей не пришел мне на помощь. Понятно, что их запугали и сбили с толку еще в начале праздника, до отравления юноши. Может быть, они уже тогда знали о колдунье и поняли мои намерения превратно, как понял их Ланс. Но все это казалось невероятным, потому что об этом знали только Бригит, Фрида и… Моргана.
   Я со вздохом откинулась на подушки. Сколько я могу прощать Моргану? Она была по-своему красивой и упивалась своим положением, верховной жрицы, совершенно убежденная, что является любимицей богов. Каждый в Британии благоговел перед Морганой, и, когда в первый раз увидела ее, я тоже испытывала чувство благоговейного ужаса.
   Но, кроме того, Моргана была, склонна к приступам раздражения и иступленного бешенства. Я закрывала на это глаза, надеясь, что ее ненависть ко мне затихнет, как и ее роман с Акколоном. Но теперь оказалось, что Моргана зла на меня не только из-за того, что я знала о ее связи. Возможно, ее обижало то, что я была в таких близких отношениях с Игрейной, а она нет. Или, может быть, она не могла простить Артуру, что он стал верховным королем. Я пыталась разрешить семейные ссоры, но Моргана все больше ненавидела меня.
   Я не думаю, что она могла подложить яд. Моргана помогала Артуру вступить на трон, поэтому она, несомненно, не хотела, убивать его. Но ее умение использовать, подходящий момент и стремление обвинить меня в убийстве нельзя отрицать. Мне было страшно представить, но, если бы Ланселот проиграл поединок, к этому часу мы оба были бы мертвы. Из-за Морганы.
   К вечеру второго дня болезни я решила пренебречь советами Бригит и выйти. Я хотела обсудить с Владычицей Озера кое-какие дела.
   – Она вчера уехала, – нахмурившись, сказала кухарка, чистившая рыбу, – и даже не попрощалась со мной. Они уехали все вместе.
   Кухарка перевернула рыбину и стала чистить ее, от раздражения делая резкие движения, от которых серебряные чешуйки разлетались в стороны. Разозлившись на свою золовку, я резко отвернулась.
   Приехать ко мне и смертельно оскорбить меня при встрече! Делать намеки, осмелиться обвинить меня в убийстве и расставить сети так искусно, что даже верховный король не смог остановить се! Поставить под угрозу мою честь и мою жизнь и после этого исчезнуть!
   Я ругала се самыми последними словами, направляясь в комнату, где стоял длинный стол и где мы с Артуром занимались делами королевства. Но моего мужа Моргане не удалось провести. Артур сдержан в своих проявлениях любви, но я чувствовала, что он верит мне.
   Ланс с Артуром изучали один из свитков Мерлина, и, когда я вошла, они оба приветливо заулыбались. Ланселот впервые, проявил ко мне какие-то добрые чувства и поприветствовал меня.
   – Мне кажется, я должен извиниться перед тобой, госпожа, – сказал бретонец, идя мне навстречу.
   – Я должна тебе гораздо больше, – ответила я, протягивая руку.
   – Мы оба в долгу перед ним, – вмешался Артур, беря нас за руки и сжимая наши пальцы. – Мы многим ему обязаны, и с этого дня Ланс будет зваться Рыцарем королевы. Эту честь он заслужил в поединке.
   В голосе Артура слышалось облегчение, как будто он тоже чувствовал неприязнь между своим, первым рыцарем и женой и теперь был доволен, что все благополучно разрешилось.
   Минуту мы стояли, смеясь и сияя от радости, потом Артур отпустил наши руки, и мы втроем пошли к столу.
   – Итак, – начал Ланс, – поединок удовлетворил старых богов и изменил отношение придворных к смерти того несчастного юноши. К счастью, и мой противник, и я получили только несколько ссадин, и мне было жаль, что парень уехал домой: он мог бы стать полезным нам в нашем Братстве.
   – Но это не дает ответа на вопрос, кто положил яд в кубок и зачем, – сказала я, поднося стул и усаживаясь напротив мужчин.
   – Об этом мы и говорили, – Артур свернул свиток и затянул его свинцовым зажимом, чтобы свиток не разворачивался.
   – Кажется, паж Уриена видел, что кто-то брал кубки, когда Эттарда разговаривала с Гавейном. У того человека не было значка участника, но на турнире было так много незнакомых людей, что паж ничего не заподозрил. Он, правда, запомнил шрам на щеке незнакомца, доходящий до подбородка, но это все. – Артур посмотрел на меня и кивнул. – Я приказал рыцарям выследить его, но сомневаюсь, что они его смогут задержать – у многих воинов такие шрамы. Кроме того, у каждого короля есть враги, и я не собираюсь тревожиться из-за этого человека. Меня больше беспокоит то, что понятие справедливости уступило место старым представлениям. – Он отвернулся от стола и принялся ходить по комнате. – Подумайте, поединок вершит правосудие! Поединок не помог найти преступника. Кажется издевательством, когда судьба королевы зависит от выбора участников поединка. Мы должны утвердить понятие справедливости, основанное на законе и ответственности. Это единственный путь сохранить цивилизацию.
   – Ты должен сказать об этом Моргане, – заметила я.
   – Она-то согласилась с этим, – весело сказал Артур. – Мы долго разговаривали после того, как ты ушла с праздника. Моргана была расстроена из-за того, что не поняла моего приказа приехать в Силчестер после похода в Ирландию, она ожидала повторного приглашения, но его не последовало. И Моргана переживала, что приказала устроить поединок, ставший судом. Моргана сама не одобряет таких судов. Но рыцари, узнавшие, что яд предназначался мне, способны на многое. Это было лучшее, что она могла сделать, чтобы сдержать волнение толпы. Я выразил ей нашу общую благодарность.
   Эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
   – Благодарны! Черт возьми! Эта женщина обвинила меня в убийстве, Артур! Уже два года она на что-то в обиде, и это превратилось в какой-то клубок заговоров, интриг и лживых обвинений…
   Моя речь оборвалась на полуслове. Я стояла напротив мужа, глядя ему в лицо. Я надеялась прочесть в его взгляде понимание и тревогу за меня, но Артур словно спрятал свое лицо за маской безразличия.
   Артур отошел от меня и направился к длинному столу, за которым Ланс спокойно изучал карту.
   – Моргана рассказала мне, Гвен, почему ты невзлюбила ее, подрывала у женщин уважение к ее положению. Я считаю, что при таком твоем отношении к ней она вела себя всепрощающе и– с пользой для нас. Я не желаю больше об этом слышать, но хочу, чтобы ты попыталась искупить свою вину перед ней.
   Я смотрела ему в спину и старалась не расплакаться при Ланселоте, испытывая неловкость, оттого что наша первая ссора с Артуром произошла при постороннем.
   Взбешенная, я повернулась на каблуках и вышла из комнаты, не оглядываясь.