Страница:
Ян Вильям Сиверц ван Рейзема
Информационный анализ социальных процессов. Проблемы социологической информатики
Ответственные редакторы:
доктор философских наук Э.П. Андреев,
доктор филологических наук Ю.В. Рождественский
доктор философских наук Э.П. Андреев,
доктор филологических наук Ю.В. Рождественский
Предисловие
Широкая разработка систем социальных показателей, осуществляемая в нашей стране и за рубежом, выдвигает перед социологами ряд новых задач.
Отмечая характерные черты первой промышленной революции XIX в., отрицавшей «провинциальный образ жизни», Ф. Энгельс писал: «… Повышение уровня цивилизации, являющееся непременным следствием всяких усовершенствований в промышленности, создает новые потребности, новые отрасли производства, а это опять-таки вызывает новые усовершенствования… И если мы не всегда можем проследить, как сила этого движения передавалась в отдаленнейшие отрасли промышленной системы, то в этом виноват только недостаток статистических и исторических данных»[1].
Системы социальных показателей образуют важное звено в информационной структуре современного общества, включающей сообщения и сведения о различных аспектах общественной жизни, концентрирующей внимание общества на узловых проблемах научно-технического, социально-экономического и культурного развития.
Анализ социальных показателей, выявление их семантики – «смысловой мощности», их способности выражать историческую направленность социальных процессов, их способности, наконец, образовывать системы высокого информационного уровня – задача социологической информатики[2].
Указывая на важную социальную функцию науки – четко формулировать практические задачи – Л.И. Брежнев следующим образом охарактеризовал необходимость неразрывной связи ее социально-информационной функции с управлением: «Сама наука должна быть постоянным «возмутителем спокойствия», показывая, на каких участках наметились застой и отставание, где современный уровень знаний дает возможность двигаться вперед быстрей, успешней. Надо продумать, как превратить эту работу в неотъемлемую часть механизма управления»[3].
Как справедливо отмечает В.Г. Афанасьев, «информация, циркулирующая в обществе, используемая в управлении общественными процессами, является социальной информацией. Она представляет собой знания, сообщения, сведения о социальной форме движения материи и о всех ее других формах в той мере, в какой она используется обществом, включена в орбиту общественной жизни. Здесь мы, по существу, имеем дело с социальной информацией в широком смысле, с информацией, которая циркулирует в обществе и проходит через сознание…» Социальная информация несет на себе глубокий след классовых, национальных, социально-психологических и социально-культурных отношений, охватывающих все формы и уровни общественной организации. По мысли В.Г. Афанасьева в этом заключена главная сущность и особенность социальной информации. В этом – водораздел, отделяющий социальную информацию от всех других типов информации. Значит «социальной информацией является информация, касающаяся прежде всего отношений людей, их взаимодействия, их потребностей, интересов и т. д. В этом случае – перед нами социальная информация в узком смысле слова, информация, отражающая отношения людей. Это собственно социальная информация»[4].
Далее В.Г. Афанасьев подчеркивает ту огромную роль, которую играют в образовании социальной информации формы ее воплощения. «Объектом социального исследования, – пишет он, – является прежде всего социальная информация, воплощенная в орудиях труда и в других предметах «второй природы», запечатленная в документальной (книги, газеты, журналы, магнитные ленты, диски, архивы и т. д.), художественно-образной (произведения литературы и искусства) и устной форме»[5].
Творцом, хранителем, преобразователем и пользователем социальной информации является человек, развивший в ходе своей общественной практики словесную речь – важнейшую опору социального мышления.
«Материальным носителем социальной информации, – указывает В.Г. Афанасьев, – сигналом, ее несущим, является слышимое или видимое слово, речь, которая представляет собой высший из известных типов сигналов («сигнал сигналов», по выражению И.П. Павлова). Слово и есть тот универсальный сигнал, который позволяет облечь логическое содержание человеческой социальной информации в материальную форму, благодаря которой она может формироваться, восприниматься, храниться и передаваться, может использоваться людьми в их разнообразной деятельности, в том числе и деятельности управленческой. При этом несущественно, что содержание информации, используемой в управлении, нередко шифруется, кодируется с целью ее переработки в вычислительных или аналоговых машинах в виде знаков, символов, ибо в конечном счете она используется человеком в декодированном виде, т. е. в форме понятного человеку видимого или слышимого слова»[6].
Семиотическим изучением культурно-исторического процесса в нашей стране занимались многие видные ученые, среди которых мы хотели бы назвать А.Ф. Лосева, Ю.В. Рождественского, А.Г. Волкова, И.А. Хабарова, чьи труды наиболее близки к идеям данной монографии.
Семиотический анализ, опирающийся на историко-материалистическую теорию общественного развития, составляет одну из частей информационного анализа социальных процессов – анализа средств, форм, содержания, хранения, переработки, истолкования и использования социальной семантической информации.
Другая часть информационного анализа социальных процессов связана с комплексной оценкой и прогнозированием социально-экономических, экологических, демографических, политических и культурных аспектов общественной жизни.
Следовательно, в процессе информационного анализа исследователь оперирует с такими показателями, как: а) показатели конкретной знаковой деятельности; б) общестатистические социально-экономические показатели в сопоставлении с показателями конкретных социологических исследований;
в) показатели исторического развития общества – материального производства, общественного сознания и культуры.
Эти три вида показателей формируют предмет информационного анализа социальных процессов – вспомогательного средства историко-материалистического изучения общества, процессов его развития и управления.
Зависимость знаковых систем от социально-экономических отношений должна учитываться в ходе конкретных социально-информационных исследований общества. Игнорирование этой зависимости приводит буржуазных исследователей к представлению знаковой сферы и идеологической деятельности как независимо и абстрактно развивающихся.
Подобная исследовательская установка должна быть подвергнута разносторонней критике на основе развития марксистской методологии исследования социальной информации, анализа ее форм, организации и производства, включая вопросы, связанные с изучением влияния, которое, в свою очередь, оказывает знаковая сфера на развитие надстройки и через нее – на развитие базиса исторического общества.
Сказанное мотивирует структуру предлагаемой монографии.
В первой главе монографии развивается марксистская методология исследования социальной семантической информации на основе семиотического (знакового) подхода к социальным показателям как к конкретным смысловым мерам и характеристикам образа жизни и культуры общества.
Во второй главе дается критическая оценка систем социальных показателей, получивших в США официальное или существенно авторитетное распространение. Необходимость критического разбора социально-информационной практики США диктуется особой ролью, которую играют Соединенные Штаты в организации научной и массовой коммуникации в странах капиталистического мира. Именно в США системы социально-информационных показателей получили не только оснащенное методическое обоснование, но и многостороннее практическое применение. США были первой страной в западном мире, в которой была сформулирована теоретико-прикладная концепция социально-информационных показателей.
В третьей главе исследуются теоретические и прикладные аспекты построения систем комплексных социально-экономических и социально-культурных показателей развитого социалистического общества, систем показателей регионального уровня, полученных, в частности, в результате конкретного социологического исследования Орловского региона.
В монографии предпринята попытка создания общей теоретико-приклад-ной базы для исследования социальной семантической информации, производства на ее основе информационных единиц, объединяющих рамками эмпирической системы показательные аспекты социально-экономического и социально-культурного развития.
Отмечая характерные черты первой промышленной революции XIX в., отрицавшей «провинциальный образ жизни», Ф. Энгельс писал: «… Повышение уровня цивилизации, являющееся непременным следствием всяких усовершенствований в промышленности, создает новые потребности, новые отрасли производства, а это опять-таки вызывает новые усовершенствования… И если мы не всегда можем проследить, как сила этого движения передавалась в отдаленнейшие отрасли промышленной системы, то в этом виноват только недостаток статистических и исторических данных»[1].
Системы социальных показателей образуют важное звено в информационной структуре современного общества, включающей сообщения и сведения о различных аспектах общественной жизни, концентрирующей внимание общества на узловых проблемах научно-технического, социально-экономического и культурного развития.
Анализ социальных показателей, выявление их семантики – «смысловой мощности», их способности выражать историческую направленность социальных процессов, их способности, наконец, образовывать системы высокого информационного уровня – задача социологической информатики[2].
Указывая на важную социальную функцию науки – четко формулировать практические задачи – Л.И. Брежнев следующим образом охарактеризовал необходимость неразрывной связи ее социально-информационной функции с управлением: «Сама наука должна быть постоянным «возмутителем спокойствия», показывая, на каких участках наметились застой и отставание, где современный уровень знаний дает возможность двигаться вперед быстрей, успешней. Надо продумать, как превратить эту работу в неотъемлемую часть механизма управления»[3].
Как справедливо отмечает В.Г. Афанасьев, «информация, циркулирующая в обществе, используемая в управлении общественными процессами, является социальной информацией. Она представляет собой знания, сообщения, сведения о социальной форме движения материи и о всех ее других формах в той мере, в какой она используется обществом, включена в орбиту общественной жизни. Здесь мы, по существу, имеем дело с социальной информацией в широком смысле, с информацией, которая циркулирует в обществе и проходит через сознание…» Социальная информация несет на себе глубокий след классовых, национальных, социально-психологических и социально-культурных отношений, охватывающих все формы и уровни общественной организации. По мысли В.Г. Афанасьева в этом заключена главная сущность и особенность социальной информации. В этом – водораздел, отделяющий социальную информацию от всех других типов информации. Значит «социальной информацией является информация, касающаяся прежде всего отношений людей, их взаимодействия, их потребностей, интересов и т. д. В этом случае – перед нами социальная информация в узком смысле слова, информация, отражающая отношения людей. Это собственно социальная информация»[4].
Далее В.Г. Афанасьев подчеркивает ту огромную роль, которую играют в образовании социальной информации формы ее воплощения. «Объектом социального исследования, – пишет он, – является прежде всего социальная информация, воплощенная в орудиях труда и в других предметах «второй природы», запечатленная в документальной (книги, газеты, журналы, магнитные ленты, диски, архивы и т. д.), художественно-образной (произведения литературы и искусства) и устной форме»[5].
Творцом, хранителем, преобразователем и пользователем социальной информации является человек, развивший в ходе своей общественной практики словесную речь – важнейшую опору социального мышления.
«Материальным носителем социальной информации, – указывает В.Г. Афанасьев, – сигналом, ее несущим, является слышимое или видимое слово, речь, которая представляет собой высший из известных типов сигналов («сигнал сигналов», по выражению И.П. Павлова). Слово и есть тот универсальный сигнал, который позволяет облечь логическое содержание человеческой социальной информации в материальную форму, благодаря которой она может формироваться, восприниматься, храниться и передаваться, может использоваться людьми в их разнообразной деятельности, в том числе и деятельности управленческой. При этом несущественно, что содержание информации, используемой в управлении, нередко шифруется, кодируется с целью ее переработки в вычислительных или аналоговых машинах в виде знаков, символов, ибо в конечном счете она используется человеком в декодированном виде, т. е. в форме понятного человеку видимого или слышимого слова»[6].
Семиотическим изучением культурно-исторического процесса в нашей стране занимались многие видные ученые, среди которых мы хотели бы назвать А.Ф. Лосева, Ю.В. Рождественского, А.Г. Волкова, И.А. Хабарова, чьи труды наиболее близки к идеям данной монографии.
Семиотический анализ, опирающийся на историко-материалистическую теорию общественного развития, составляет одну из частей информационного анализа социальных процессов – анализа средств, форм, содержания, хранения, переработки, истолкования и использования социальной семантической информации.
Другая часть информационного анализа социальных процессов связана с комплексной оценкой и прогнозированием социально-экономических, экологических, демографических, политических и культурных аспектов общественной жизни.
Следовательно, в процессе информационного анализа исследователь оперирует с такими показателями, как: а) показатели конкретной знаковой деятельности; б) общестатистические социально-экономические показатели в сопоставлении с показателями конкретных социологических исследований;
в) показатели исторического развития общества – материального производства, общественного сознания и культуры.
Эти три вида показателей формируют предмет информационного анализа социальных процессов – вспомогательного средства историко-материалистического изучения общества, процессов его развития и управления.
Зависимость знаковых систем от социально-экономических отношений должна учитываться в ходе конкретных социально-информационных исследований общества. Игнорирование этой зависимости приводит буржуазных исследователей к представлению знаковой сферы и идеологической деятельности как независимо и абстрактно развивающихся.
Подобная исследовательская установка должна быть подвергнута разносторонней критике на основе развития марксистской методологии исследования социальной информации, анализа ее форм, организации и производства, включая вопросы, связанные с изучением влияния, которое, в свою очередь, оказывает знаковая сфера на развитие надстройки и через нее – на развитие базиса исторического общества.
Сказанное мотивирует структуру предлагаемой монографии.
В первой главе монографии развивается марксистская методология исследования социальной семантической информации на основе семиотического (знакового) подхода к социальным показателям как к конкретным смысловым мерам и характеристикам образа жизни и культуры общества.
Во второй главе дается критическая оценка систем социальных показателей, получивших в США официальное или существенно авторитетное распространение. Необходимость критического разбора социально-информационной практики США диктуется особой ролью, которую играют Соединенные Штаты в организации научной и массовой коммуникации в странах капиталистического мира. Именно в США системы социально-информационных показателей получили не только оснащенное методическое обоснование, но и многостороннее практическое применение. США были первой страной в западном мире, в которой была сформулирована теоретико-прикладная концепция социально-информационных показателей.
В третьей главе исследуются теоретические и прикладные аспекты построения систем комплексных социально-экономических и социально-культурных показателей развитого социалистического общества, систем показателей регионального уровня, полученных, в частности, в результате конкретного социологического исследования Орловского региона.
В монографии предпринята попытка создания общей теоретико-приклад-ной базы для исследования социальной семантической информации, производства на ее основе информационных единиц, объединяющих рамками эмпирической системы показательные аспекты социально-экономического и социально-культурного развития.
Глава I
Социальная информация и социологическая информатика
1. Ленинский критерий полноты социальной информации
Изучение социальных процессов тесно связано с изучением сопутствующей этим процессам знаковой деятельности. Тем самым семиотика как наука, изучающая знаковую деятельность и сами знаки, оказывается важной вспомогательной дисциплиной для социологии. Семиотические методы анализа исторических источников, данных социальной информатики позволяют извлекать из этих данных необходимые сведения.
Характеризуя общую социально-историческую динамику капиталистических отношений русского общества конца XIX в., В.И. Ленин в труде «Развитие капитализма в России» проработал данные статистики как данные социальной информации и обосновал пути и особенности развития капитализма в России. Работа В.И. Ленина является классическим примером использования социальной информации в социологическом исследовании. Статистика для социологии есть одна из вспомогательных семиотических дисциплин.
Указывая на неразрывность связей всех структурных элементов марксистского учения, В.И. Ленин в статье «Три источника и три составные части марксизма» с особой силой подчеркнул необходимость комплексного изучения мирового общественного опыта[7].
Исследуя гегелевское определение логики как особой, универсальной формы отношений, В.И. Ленин выдвинул собственное определение логики, в котором содержалось требование соединения всех форм познающей и преобразующей деятельности. «Логика, – подчеркивал В.И. Ленин, – есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. д. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. д. итог, сумма, вывод истории познания мира»[8]. Это важнейшее положение, закладывающее методологическое основание анализа объективного мира, – действительный критерий необходимой полноты социальной информации в изучении конкретных ситуаций и событий общественной жизни.
При оценке социальных явлений В.И. Ленин считал необходимым «брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения…»[9]. Для изучения конкретных общественных процессов он привлекал информационный материал, обеспечивающий комплексное рассмотрение объекта и его окружения в рамках историко-материалистической теории. Комплексность, разносторонность, полнота охвата предмета – вот методологический критерий оценки социальной информации, вытекающей из трудов В.И. Ленина.
Для того чтобы правильно подойти к фактам, например, эмпирической социологии, недостаточно их рассматривать лишь с позиций «частной теории», необходимо включить этот эмпирический материал в более широкую теорию, с тем чтобы органически открыть материал для осознания, критики и оценки на высшем теоретическом уровне. Данный методологический критерий отражает вместе с тем требования современной практики развитого социалистического общества[10].
Реализация этого критерия в социологии связана с привлечением данных вспомогательных дисциплин, прежде всего семиотики и информатики, позволяющих соотнести конкретные социологические наблюдения с данными истории и культуры, с одной стороны, и поставить их в соответствие с определенным информационным стандартом – с другой. Как отмечают Э.П. Андреев и Н.М. Блинов, развитие приемов исследования социальной информации связано с такими важными общенаучными и государственными задачами, как проведение межрегиональных и международных сопоставлений социальных показателей, контроль за качеством социологической информации, выявление динамических характеристик социальных процессов, организации централизованной системы накопления, хранения и использования социологической информации[11].
Разработка указанной проблематики необходима также для утверждения традиции в подходе к социальной информации, для того, чтобы противостоять попыткам современных буржуазных социологов включить социологическую информатику в арсенал средств идейного противоборства с марксистской теорией. Так, понятия «жизненного мира» и «социальных ситуаций» в так называемой «познающей социологии» изымают социальные феномены из их объективного исторического и культурно-исторического контекста[12].
На Западе разработка исследований социальной информации ведется в связи с системами социальных показателей. Внедрение подобных систем знаменует заметный рубеж в стандартизации информации об обществе. Однако эти, развиваемые главным образом в США системы показателей, улавливая довольно тонкие изменения социальной реальности, не удовлетворяют требованиям оценки текущих фактов в общем контексте социально-экономических и идеологических отношений.
Разработка позитивных концепций социальной информации связана с марксистской традицией изучения исторического взаимодействия производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, определяющих формы и содержание социальной информации как категории общественной практики, охватывающей материальную и духовную деятельность: «… в применении к общественной жизни человечества, – писал В.И. Ленин, – материализм требовал объяснения общественного сознания из общественного бытия». «Технология, – говорит Маркс («Капитал», I), – вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений»[13]. К. Маркс непосредственно связывал предпосылки современной цивилизации с изобретением таких средств знаковой техники, как книгопечатание и компас.
Говоря о необходимости выявления всестороннего характера связей социального мира, В.И. Ленин подчеркивал в «Философских тетрадях», что «продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники»[14]. В исследовательском плане это ленинское требование предполагает развитие системы понятий, отражающих, во-первых, взаимодействие предметной и мыслительной деятельности, во-вторых, исторически складывающиеся способы обозначения предметов и действий.
Мыслительная способность человека воплощается в предметах его деятельности и развивается по мере совершенствования отношений с природным и социальным миром. Важную роль в передаче и сохранении приобретаемого опыта играют знаковые системы, образующие информационную сферу общества. Необходимость разработки инструментария для комплексного исследования социальных явлений как в историческом аспекте, так и с точки зрения текущего функционирования требует изучения процессов развития социального семиозиса – совокупности знаковых систем и отдельных знаков конкретного общества.
Социологическая информатика позволяет осуществить критику информатических источников, обращающихся в обществе в виде различных текстов (научных, деловых, художественных, справочных, текстов массовых коммуникаций), устанавливая при этом соотнесенность их содержания целям сообщения и позициям адресата.
«Именно с помощью знаков, – отмечает Б.А. Грушин, – происходит объективирование (объективное фиксирование) содержания информации, обеспечивающее, с одной стороны, ее автономное существование по отношению к источнику информации (породившего или передавшего ее), а с другой – возможность последующего ее восприятия»[15].
Помимо указанных типов текстов, критерий необходимой полноты социальной информации распространяется также и на область нелингвистических знаков и знаковых произведений.
Характеризуя общую социально-историческую динамику капиталистических отношений русского общества конца XIX в., В.И. Ленин в труде «Развитие капитализма в России» проработал данные статистики как данные социальной информации и обосновал пути и особенности развития капитализма в России. Работа В.И. Ленина является классическим примером использования социальной информации в социологическом исследовании. Статистика для социологии есть одна из вспомогательных семиотических дисциплин.
Указывая на неразрывность связей всех структурных элементов марксистского учения, В.И. Ленин в статье «Три источника и три составные части марксизма» с особой силой подчеркнул необходимость комплексного изучения мирового общественного опыта[7].
Исследуя гегелевское определение логики как особой, универсальной формы отношений, В.И. Ленин выдвинул собственное определение логики, в котором содержалось требование соединения всех форм познающей и преобразующей деятельности. «Логика, – подчеркивал В.И. Ленин, – есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. д. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. д. итог, сумма, вывод истории познания мира»[8]. Это важнейшее положение, закладывающее методологическое основание анализа объективного мира, – действительный критерий необходимой полноты социальной информации в изучении конкретных ситуаций и событий общественной жизни.
При оценке социальных явлений В.И. Ленин считал необходимым «брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения…»[9]. Для изучения конкретных общественных процессов он привлекал информационный материал, обеспечивающий комплексное рассмотрение объекта и его окружения в рамках историко-материалистической теории. Комплексность, разносторонность, полнота охвата предмета – вот методологический критерий оценки социальной информации, вытекающей из трудов В.И. Ленина.
Для того чтобы правильно подойти к фактам, например, эмпирической социологии, недостаточно их рассматривать лишь с позиций «частной теории», необходимо включить этот эмпирический материал в более широкую теорию, с тем чтобы органически открыть материал для осознания, критики и оценки на высшем теоретическом уровне. Данный методологический критерий отражает вместе с тем требования современной практики развитого социалистического общества[10].
Реализация этого критерия в социологии связана с привлечением данных вспомогательных дисциплин, прежде всего семиотики и информатики, позволяющих соотнести конкретные социологические наблюдения с данными истории и культуры, с одной стороны, и поставить их в соответствие с определенным информационным стандартом – с другой. Как отмечают Э.П. Андреев и Н.М. Блинов, развитие приемов исследования социальной информации связано с такими важными общенаучными и государственными задачами, как проведение межрегиональных и международных сопоставлений социальных показателей, контроль за качеством социологической информации, выявление динамических характеристик социальных процессов, организации централизованной системы накопления, хранения и использования социологической информации[11].
Разработка указанной проблематики необходима также для утверждения традиции в подходе к социальной информации, для того, чтобы противостоять попыткам современных буржуазных социологов включить социологическую информатику в арсенал средств идейного противоборства с марксистской теорией. Так, понятия «жизненного мира» и «социальных ситуаций» в так называемой «познающей социологии» изымают социальные феномены из их объективного исторического и культурно-исторического контекста[12].
На Западе разработка исследований социальной информации ведется в связи с системами социальных показателей. Внедрение подобных систем знаменует заметный рубеж в стандартизации информации об обществе. Однако эти, развиваемые главным образом в США системы показателей, улавливая довольно тонкие изменения социальной реальности, не удовлетворяют требованиям оценки текущих фактов в общем контексте социально-экономических и идеологических отношений.
Разработка позитивных концепций социальной информации связана с марксистской традицией изучения исторического взаимодействия производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, определяющих формы и содержание социальной информации как категории общественной практики, охватывающей материальную и духовную деятельность: «… в применении к общественной жизни человечества, – писал В.И. Ленин, – материализм требовал объяснения общественного сознания из общественного бытия». «Технология, – говорит Маркс («Капитал», I), – вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений»[13]. К. Маркс непосредственно связывал предпосылки современной цивилизации с изобретением таких средств знаковой техники, как книгопечатание и компас.
Говоря о необходимости выявления всестороннего характера связей социального мира, В.И. Ленин подчеркивал в «Философских тетрадях», что «продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники»[14]. В исследовательском плане это ленинское требование предполагает развитие системы понятий, отражающих, во-первых, взаимодействие предметной и мыслительной деятельности, во-вторых, исторически складывающиеся способы обозначения предметов и действий.
Мыслительная способность человека воплощается в предметах его деятельности и развивается по мере совершенствования отношений с природным и социальным миром. Важную роль в передаче и сохранении приобретаемого опыта играют знаковые системы, образующие информационную сферу общества. Необходимость разработки инструментария для комплексного исследования социальных явлений как в историческом аспекте, так и с точки зрения текущего функционирования требует изучения процессов развития социального семиозиса – совокупности знаковых систем и отдельных знаков конкретного общества.
Социологическая информатика позволяет осуществить критику информатических источников, обращающихся в обществе в виде различных текстов (научных, деловых, художественных, справочных, текстов массовых коммуникаций), устанавливая при этом соотнесенность их содержания целям сообщения и позициям адресата.
«Именно с помощью знаков, – отмечает Б.А. Грушин, – происходит объективирование (объективное фиксирование) содержания информации, обеспечивающее, с одной стороны, ее автономное существование по отношению к источнику информации (породившего или передавшего ее), а с другой – возможность последующего ее восприятия»[15].
Помимо указанных типов текстов, критерий необходимой полноты социальной информации распространяется также и на область нелингвистических знаков и знаковых произведений.
2. Знаковый характер социальной семантической информации
В оценке социально-информационных источников советская наука опирается на марксистскую традицию изучения феноменов общественного сознания как принадлежащих к определенному типу надстройки, взаимодействующей с базисом общества на определенной ступени его развития.
За последние десятилетия понятие информации прочно вошло в научный и философский язык[16]. Однако существующие в литературе определения информации, как правило, характеризуют ее как феномен снятой неопределенности. Попытки приложения этого понятия к общественному развитию делают необходимым уточнение объема этого понятия по отношению к социальному миру.
Обратимся к определению П. Винера. Полная отвлеченность этого определения от содержательной стороны информации, приведение информации лишь к моменту передачи сигналов не удовлетворяют ни социологов, ни историков, ни экономистов.
В обществе социальная информация, возникающая в результате-деятельности людей, может не только не снижать неопределенность социального бытия, но, наоборот, многократно усиливать эту неопределенность посредством творческих актов деятельности, углублять разнообразие социума посредством разнообразия методов и техники самой этой деятельности, расширять материальный и умственный горизонты общества посредством накопления и умножения форм духовной культуры. Это значит, что определение Н. Винера относится только к передаваемым в обществе командам. Командами социальный семиозис далеко не исчерпывается.
Современное общество проницается разнообразными информационными потоками, идущими от сферы экономики, управления и науки, от современности и исторического прошлого. При этом общество упорядочивает эти потоки по определенным правилам. Этот процесс охватывает все части циркулирующей информации – содержание и материал, в котором это содержание воплощается.
С помощью понятийного аппарата семиотики можно наглядно и исторично охарактеризовать социальную информацию как категорию человеческой практики. Подобный подход позволяет, в частности, рассматривать образ жизни как проявление определенного социально-исторического стиля, оформляющего социально-экономическую формацию.
Вместе с тем надо сказать, что современное мировое сообщество стоит перед необходимостью систематического научного описания всеобщей культуры как разнообразия каждой национальной культуры и исторического образа жизни, т. д. перед исследованием типологии культуры и образа жизни.
Соотношение культуры общества и личности зависит от исторической эффективности способа воспроизводства социальной жизни, от наличия ресурсов свободного времени, направляемого на развитие высших способностей. Можно думать, что с точки зрения опыта истории расцвет и поддержание культуры зависят от того, насколько ею владеют массы населения. Пример Древнего Египта, Вавилона, Греции и Рима свидетельствует, как при нарушении меры в указанном соотношении происходит смена формы общественной жизни. Глубокое отчуждение рабов и всех «неграждан» (Рим) от наличной культурной деятельности лишало общество социальной опоры в поддержании норм и ритуалов, связанных с сознательной и добровольной деятельностью индивидов, и в конечном счете открывало эти общества внешним завоеваниям и внутренним катаклизмам.
Анализ образа жизни общества с точки зрения стиля «частной» и публичной жизни имеет важное значение для социокультурного описания социалистического общества. В этом обществе имеет место новый тип социальной организации. В нем осуществляется новый тип индивидуального и массового сознания. В свете сказанного важно отметить, что конкретные формы воспроизводства общественной жизни предопределяют тип социально-исторического мышления.
Например, первобытно-общинному строю соответствует тип мифологического мышления, с его особыми представлениями времени и пространства, образными системами, выводимыми из одухотворенности и тотемического именования конкретных природно-космических сил. Миф и его образные системы не только определяют место человека в его природном окружении, но подкрепляют и нормируют его социальные действия[17]. Подобные отношения полностью соответствуют уровню развития первобытно-общинного человека, возможностям его выживания посредством предметной деятельности, возможностям накопления, передачи и последующей дифференциации его опыта.
Как показал Ф. Энгельс в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», между уровнем предметной деятельности, демографической, социальной, экономической и идеологической организации устанавливаются определенные, взаимно однозначные соответствия[18].
Если рассматривать общество с точки зрения эйдетической деятельности, с точки зрения оперирования элементами восприятия внешнего мира, то перед нами раскроется картина преобразования индивидуальных ходов творческого мышления в систему общественных образцов. Очевидно, что индивидуальное и общественное сознание, объективированное в материальных образцах, находится в неразрывной связи со способами социальной организации.
Египетские пирамиды и древнеегипетская дидактическая литература в равной степени воплощают стиль мышления, создаваемый одновременно:
а) хозяйственной практикой (крупная речная ирригация, астрономические счисления); б) организационным обиходом (институт писцов, социальная статистика – показатели); в) политическим режимом (жречество); г) внешними сношениями[19].
Чем разнообразнее общественная жизнь, чем фундаментальнее основания практического опыта, тем полнее эталоны индивидуального мышления. Необычайно тонкими, своеобразными и в этом смысле уникальными соотношениями указанных феноменов характеризуется V в. до н. э. греческой истории, давший наивысший расцвет античной философии, искусства и социальной организации[20]. Подобное взаимодействие элементов стиля (производства, образа жизни, мышления и сознания) приводит, например, к созданию такого великого древнекитайского канона, как Ицзинь (VII–VIII вв. до н. э.)[21]. Действие социальной нормы можно проследить в каждую крупную историческую эпоху, особенно в период ее становления и подъема.
Историческое сознание не только производно от общественного бытия, оно концентрируется индивидуальным сознанием и одновременно утверждается индивидом в качестве освоенного оценочного норматива.
Чем глубже прорабатываются в способе производства общественной жизни отношения с природной средой (космосом), социальным и личностным миром, тем полнее и универсальнее отражаются эти отношения в индивидуальном сознании, тем выше поднимается воспитательный уровень культуры относительно повседневности. Подход к образу жизни со стороны его стиля позволяет более тщательно проследить движение различных форм общественной деятельности и жизнедеятельности исторического человека.
За последние десятилетия понятие информации прочно вошло в научный и философский язык[16]. Однако существующие в литературе определения информации, как правило, характеризуют ее как феномен снятой неопределенности. Попытки приложения этого понятия к общественному развитию делают необходимым уточнение объема этого понятия по отношению к социальному миру.
Обратимся к определению П. Винера. Полная отвлеченность этого определения от содержательной стороны информации, приведение информации лишь к моменту передачи сигналов не удовлетворяют ни социологов, ни историков, ни экономистов.
В обществе социальная информация, возникающая в результате-деятельности людей, может не только не снижать неопределенность социального бытия, но, наоборот, многократно усиливать эту неопределенность посредством творческих актов деятельности, углублять разнообразие социума посредством разнообразия методов и техники самой этой деятельности, расширять материальный и умственный горизонты общества посредством накопления и умножения форм духовной культуры. Это значит, что определение Н. Винера относится только к передаваемым в обществе командам. Командами социальный семиозис далеко не исчерпывается.
Современное общество проницается разнообразными информационными потоками, идущими от сферы экономики, управления и науки, от современности и исторического прошлого. При этом общество упорядочивает эти потоки по определенным правилам. Этот процесс охватывает все части циркулирующей информации – содержание и материал, в котором это содержание воплощается.
С помощью понятийного аппарата семиотики можно наглядно и исторично охарактеризовать социальную информацию как категорию человеческой практики. Подобный подход позволяет, в частности, рассматривать образ жизни как проявление определенного социально-исторического стиля, оформляющего социально-экономическую формацию.
Вместе с тем надо сказать, что современное мировое сообщество стоит перед необходимостью систематического научного описания всеобщей культуры как разнообразия каждой национальной культуры и исторического образа жизни, т. д. перед исследованием типологии культуры и образа жизни.
Соотношение культуры общества и личности зависит от исторической эффективности способа воспроизводства социальной жизни, от наличия ресурсов свободного времени, направляемого на развитие высших способностей. Можно думать, что с точки зрения опыта истории расцвет и поддержание культуры зависят от того, насколько ею владеют массы населения. Пример Древнего Египта, Вавилона, Греции и Рима свидетельствует, как при нарушении меры в указанном соотношении происходит смена формы общественной жизни. Глубокое отчуждение рабов и всех «неграждан» (Рим) от наличной культурной деятельности лишало общество социальной опоры в поддержании норм и ритуалов, связанных с сознательной и добровольной деятельностью индивидов, и в конечном счете открывало эти общества внешним завоеваниям и внутренним катаклизмам.
Анализ образа жизни общества с точки зрения стиля «частной» и публичной жизни имеет важное значение для социокультурного описания социалистического общества. В этом обществе имеет место новый тип социальной организации. В нем осуществляется новый тип индивидуального и массового сознания. В свете сказанного важно отметить, что конкретные формы воспроизводства общественной жизни предопределяют тип социально-исторического мышления.
Например, первобытно-общинному строю соответствует тип мифологического мышления, с его особыми представлениями времени и пространства, образными системами, выводимыми из одухотворенности и тотемического именования конкретных природно-космических сил. Миф и его образные системы не только определяют место человека в его природном окружении, но подкрепляют и нормируют его социальные действия[17]. Подобные отношения полностью соответствуют уровню развития первобытно-общинного человека, возможностям его выживания посредством предметной деятельности, возможностям накопления, передачи и последующей дифференциации его опыта.
Как показал Ф. Энгельс в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», между уровнем предметной деятельности, демографической, социальной, экономической и идеологической организации устанавливаются определенные, взаимно однозначные соответствия[18].
Если рассматривать общество с точки зрения эйдетической деятельности, с точки зрения оперирования элементами восприятия внешнего мира, то перед нами раскроется картина преобразования индивидуальных ходов творческого мышления в систему общественных образцов. Очевидно, что индивидуальное и общественное сознание, объективированное в материальных образцах, находится в неразрывной связи со способами социальной организации.
Египетские пирамиды и древнеегипетская дидактическая литература в равной степени воплощают стиль мышления, создаваемый одновременно:
а) хозяйственной практикой (крупная речная ирригация, астрономические счисления); б) организационным обиходом (институт писцов, социальная статистика – показатели); в) политическим режимом (жречество); г) внешними сношениями[19].
Чем разнообразнее общественная жизнь, чем фундаментальнее основания практического опыта, тем полнее эталоны индивидуального мышления. Необычайно тонкими, своеобразными и в этом смысле уникальными соотношениями указанных феноменов характеризуется V в. до н. э. греческой истории, давший наивысший расцвет античной философии, искусства и социальной организации[20]. Подобное взаимодействие элементов стиля (производства, образа жизни, мышления и сознания) приводит, например, к созданию такого великого древнекитайского канона, как Ицзинь (VII–VIII вв. до н. э.)[21]. Действие социальной нормы можно проследить в каждую крупную историческую эпоху, особенно в период ее становления и подъема.
Историческое сознание не только производно от общественного бытия, оно концентрируется индивидуальным сознанием и одновременно утверждается индивидом в качестве освоенного оценочного норматива.
Чем глубже прорабатываются в способе производства общественной жизни отношения с природной средой (космосом), социальным и личностным миром, тем полнее и универсальнее отражаются эти отношения в индивидуальном сознании, тем выше поднимается воспитательный уровень культуры относительно повседневности. Подход к образу жизни со стороны его стиля позволяет более тщательно проследить движение различных форм общественной деятельности и жизнедеятельности исторического человека.