Страница:
— Четыре месяца, господин д'Артаньян! — взвыл у него за спиной несчастный коммерсант.
Псевдогасконец медленно развернулся к нему.
— Полгода, — твердо сказал он, глядя галантерейщику в глаза. — Вы не станете требовать с меня денег полгода. И имейте в виду, торговаться я не намерен! Я военный, а не торгаш!
Господин Бонасье испустил тяжелый, мучительный вздох, но тем не менее кивнул:
— Хорошо, господин д'Артаньян, ваша взяла! Сопроводите меня до Женевы и обратно, и, клянусь Богом, я полгода не потребую с вас ни единого су за проживание…
— Чем бы ни закончилась эта поездка? — уточнил разведчик. — Вы ведь и сами еще не знаете, что ждет вас в Женеве!
— Невзирая ни на что, сударь. — Галантерейщик поклонился.
— Замечательно, милейший! — воскликнул лазутчик. — Тогда я лечу к своему командиру выпрашивать две недели отпуска. Ох и нелегкая же это задача: Дезессар без меня как без рук!
— А я, сударь, лечу в Лувр, к своей жене! — сообщил Бонасье. — Обрадую мою дорогую Констанцию чудесной новостью!
— В добрый час! — сказал славный юноша д'Артаньян и, отворив дверь, вышел.
В принципе нелегкая задача с отпуском решилась довольно-таки легко. Лазутчик направился прямо к де Тревилю и рассказал все начистоту, намекнув, что денег на квартплату у него совершенно нет (если господин капитан помнит, деньги нужны д'Артаньяну на иные цели), а двухнедельное путешествие в Швейцарию (де Тревиль подтвердил, что Женева находится именно там) позволит ему еще полгода избегать проблем с домовладельцем. Господин капитан однозначно помнил про иные цели, требовавшие от шевалье д'Артаньяна отказывать себе во всем, кроме дружеских пирушек и гулянок по кабакам, и обещал выхлопотать эти две недели у своего зятя Дезессара.
Через пару дней вопрос с отпуском был решен, о чем псевдогасконец известил господина Бонасье. Воодушевленный, тот ответил, что его «драгоценная Констанция», поломавшись для приличия (баба, она и есть баба, что с нее взять!), также согласилась отправиться в путешествие, которое должно начаться одиннадцатого октября.
Вообще-то господин Бонасье хотел выехать пораньше и прибыть в Женеву заблаговременно, однако д'Артаньян посоветовал ему еще раз перечитать письмо, обратив внимание на то, что проживание участникам европейского форума галантерейщиков предоставляется бесплатно лишь «в период проведения выставки-ярмарки».Если у господина Бонасье есть лишние деньги, прибавил он, то можно явиться в столицу Швейцарии хоть за неделю и слоняться по ней без дела, осматривая местные достопримечательности. Если же таковых не имеется, то лучше прибыть туда ровно в назначенный день, восемнадцатого октября, и, зарегистрировавшись в оргкомитете, сразу же устроиться в бесплатную гостиницу.
Нетрудно догадаться, какой из этих вариантов пришелся по душе коммерсанту. Поблагодарив д'Артаньяна, коего он теперь именовал не иначе как «телохранитель», за бдительность, господин Бонасье постановил отправиться в путь утром одиннадцатого октября, известив об этом молодого гвардейца и свою жену.
Надо сказать, что, прожив в доме Бонасье почти три месяца, псевдогасконец так до сих пор и не увидел его очаровательную супругу. Разумеется, он уже поинтересовался ею у мальчика-служки, следуя привычке собирать информацию обо всем своем окружении. Филиппок рассказал, что мадам Бонасье служит в Лувре кастеляншей ее величества королевы Франции Анны Австрийской, Поначалу эта информация д'Артаньяна заинтересовала, однако, осведомившись о значении слова «кастелянша», он тут же охладел к персоне мадам Бонасье. Ну что, спрашивается, может знать женщина, отпаривающая юбки ее величества?!
Находясь при королеве, госпожа Бонасье не могла позволить себе частые визиты домой и навещала супруга лишь раз в неделю. А поскольку парижская жизнь с ее страстями и гвардейское общество с его вечными кутежами закружили лазутчика бурным водоворотом, куда он нырял рано утром и откуда выныривал поздно вечером, встретиться им до сих пор так и не удалось.
Еще раз отметим: д'Артаньяна это ни в малейшей степени не огорчало.
Время, оставшееся до отправления в «альпийское турне», как назвал это путешествие Арамис, пролетело почти незаметно, и погожим утром одиннадцатого октября, обещавшим столь же погожий день, молодой гвардеец господина Дезессара шевалье д'Артаньян и лучший галантерейщик Парижа по итогам прошлого, 1624 года господин Бонасье встретились в маленькой конюшне его дома. Филиппок, остававшийся вместе с кузеном галантерейщика следить за лавкой на время отсутствия хозяина, уже оседлал лошадей — для галантерейщика и его телохранителя — и теперь был занят снаряжением маленькой одноосной повозки, предназначенной госпоже Бонасье. Ее должны были тянуть два ослика, ни в какую не хотевшие идти под ярмо, сообразив, видимо, что эти грандиозные приготовления не к добру и им предстоит долгая разлука с сытными родными яслями. Вообще-то госпожа Бонасье тоже могла бы отправиться в путь верхом, будучи даже искуснее мужа в верховой езде, но господин Бонасье, посвятивший псевдогасконца в эти подробности, сказал ему также, что рассчитывает сделать приобретения в Женеве и желает иметь транспорт для доставки оных в Париж.
Покамест путешественники болтали о том о сем, маскируя тем самым волнение, неизбежное перед дальней дорогой, подъехали Портос и де Мор, собиравшиеся проводить их до Женевского тракта. Атос с Арамисом тоже выражали желание прокатиться с д'Артаньяном по вольному загородному воздуху, свободному от пыли и транспортно-гужевых выхлопов, однако их желание разошлось с желанием капитана де Тревиля, назначившего их нынче в Лувр в караул.
Наконец сборы были закончены, лошади выведены из конюшни, а ослы, невзирая на их упрямство, запряжены. Стоя на улице подле дома, галантерейщик, разведчик и мушкетеры поджидали госпожу Бонасье, отсутствие которой единственно тормозило отправление отряда. Господин Бонасье высказывал предположение, что супругу могла задержать королева Анна. Д'Артаньян полагал, что, отпуская кастеляншу в отгулы, ее величество велела ей заготовить двойной запас нижних юбок и чулок. Де Мор высказывался в том духе, что причиной опоздания мадам Бонасье наверняка является некий кавалер, оказывающий ей знаки внимания в Лувре. Портос тоже собирался огласить свою версию опоздания супруги достойнейшего галантерейщика, но, прежде чем он успел начать, тот поднял руку и указал на перекресток улицы Могильщиков и маленького безымянного переулка:
— Да вот же она, господа!
Обернувшись, д'Артаньян приложил ладонь козырьком ко лбу, спасая глаза от острых солнечных лучей, и обмер, потрясенный увиденным…
Освещенная со спины утренним солнцем, вниз по улице шла супруга галантерейщика — Констанция Бонасье. Это была женщина лет двадцати пяти, высокого роста, с округлостями настолько приятными глазу, что от них просто невозможно было оторваться! Над пышными бедрами, подчеркнутыми узким дорожным платьем без кринолина, господствовала элегантная, наверняка зауженная жестко зашнурованным корсетом талия, а над ней… Над ней, покрытая тончайшей газовой тканью, волновалась пара самых белых, самых пышных, самых прекрасных персей из всех виденных псевдогасконцем! Между ними горел неброский серебряный крестик, цепочка которого охватывала длинную, лебединую шею королевской кастелянши…
Откуда?! Откуда в Париже, в этой, казалось бы, всемирной столице худосочных женщин, взялась такая красота? — думал д'Артаньян, ошеломленно глядя на приближавшиеся к нему пять, а то и все шесть пудов чистого совершенства.
Между тем Констанция подошла к ожидавшим ее мужчинам и, присев в глубоком реверансе с достоинством подлинной великосветской дамы, низким, грудным голосом попросила прощения за невольное опоздание:
— Простите, бога ради, господа, но ее величество велела мне перед отъездом приготовить для неё несколько домашних и выходных платьев.
Она очаровательно улыбнулась всем четверым, возможно лишь на мгновение дольше задержав взгляд на лазутчике, по-прежнему стоявшем столбом и смотревшем на нее в полном изумлении. На его счастье, господин Бонасье суетился подле своей супруги, помогая ей поудобнее устроиться на бархатных подушечках, коими было выложено сиденье повозки, и не замечал ничего вокруг.
Устроив даму, мужчины вскочили в седла и, дав лошадям шпоры, направились прочь из Парижа, ибо день уже вступил в свои права и, если путешественники хотели одолеть до вечера запланированные десять лье, им следовало поторопиться. Выбравшись из города, кавалькада пошла бойчее, насколько это позволял размеренный ослиный шаг. Д'Артаньян с Портосом возглавляли колонну, ландо мадам Бонасье следовало посредине, а де Мор с галантерейщиком двигались в хвосте, обсуждая что-то между собой. Несмотря на оживленную болтовню чернокожего мушкетера и живописные виды долины Сены, по которой петляла дорога, псевдогасконец довольно скоро поймал себя на мысли, что его все время тянет обернуться. Ничто сейчас не занимало его так сильно, как прекрасная (черт возьми, теперь-то уж он точно знал, что это не преувеличение!) супруга его домовладельца. И все же, как ни горько, ему придется сдерживать себя. Сдерживать и надеяться, что господин Бонасье либо не заметит его любопытства к прекрасной пассажирке старенького ландо, либо сочтет это любопытство исключительно заботой о ее безопасности.
Приблизительно в паре миль от парижской заставы мушкетеры попрощались с путешественниками и, пожелав им приятной и спокойной дороги, развернули лошадей к дому. Оставшись втроем, точнее — вдвоем, так как Констанции, сидевшей в повозке, было неудобно вести беседу, Бонасье и д'Артаньян, ехавшие стремя в стремя, пытались завязать разговор, однако тем, интересных обоим, не нашлось, да и лазутчик был настолько занят своими мыслями, что отвечал спутнику невпопад. Ввиду этого короткое время спустя между ними установилось дружелюбное молчание, позволявшее каждому остаться наедине с собственными мыслями.
Помимо этих самых мыслей, впервые с момента его заброски во Францию свернувших на лирическую тропинку, первый день пути ничем особенным д'Артаньяну не запомнился, оставшись в общем-то довольно серым и скучным. Пообедав в деревушке, названия которой д'Артаньян не запомнил, они продолжили свой путь и к вечеру, как и планировали, прибыли к месту ночевки. Порядком устав за первый день пути (галантерейщик ныл не переставая, сколь сильно он отбил все, что только можно отбить, и натер все, что только можно натереть), путешественники быстро проглотили ужин и отправились спать. Супруги Бонасье, разумеется, заняли одну комнату, а их телохранитель расположился в соседней.
В отличие от почтенного мэтра, молодой человек утомился несравненно меньше и полночи ворочался на кровати, не в силах уснуть. Стоило ему лишь сомкнуть веки, как неземное лицо Констанции тут же всплывало в памяти, оттесняя все прочие мысли, которым просто не оставалось места. Словно наяву видел он изумительные голубые глазки молодой женщины и детский подбородочек с очаровательной ямочкой, аппетитнейшие круглые щечки и маленький, хорошенький, курносенький носик, притаившийся между ними. Сочетание зрелой женственности и какой-то трогательной, детской наивности доминировало во всем облике королевской кастелянши, наделяя его невероятной притягательностью.
— Это ангел! — прошептал юноша, прежде чем кануть в спасительные глубины сна. — Это настоящий ангел! — И в его голосе сверкнула крошечная слезинка, невидимая в сумраке спальни…
Утром следующего дня, мрачный и невыспавшийся, он самолично седлал свою лошадь, не решаясь доверить это дело гостиничной прислуге, когда мадам Бонасье внезапно окликнула его:
— Сударь, вы не поможете мне?
Д'Артаньян полагал, что после вчерашнего потрясения его уже ничто не удивит, однако, обернувшись, он снова обмер, чувствуя себя оглоушенным.
Констанция стояла у ворот конюшни в совершенно потрясающем темно-лиловом костюме для верховой езды, увенчав голову шляпкой с плюмажем, и, улыбаясь, смотрела на него.
— Муж не перестает жаловаться на усталость после вчерашнего дня. А я захватила с собой этот костюм, подарок ее величества, и решила уступить мужу место в ландо. Вы не поможете мне оседлать лошадь, сударь?
Естественно, д'Артаньян помог не только оседлать лошадь, но и придержал стремя, плюнув на то, что перед ним всего-навсего жена галантерейщика. Господин Бонасье уселся в повозку, и путники отправились дальше.
С первых же минут стало ясно, что об унынии и тоске вчерашнего дня можно смело забыть! Унывать, имея подле себя такую удивительную спутницу, представлялось недозволительным, а то и вовсе преступным! Невзирая на довольно скромную должность, госпожа Бонасье обладала огромными познаниями в области придворной жизни. Ей были знакомы почти все лица придворного света, и она находилась в курсе едва ли не всех дел и делишек этих лиц. Она оказалась прекрасной рассказчицей, острой на язычок, но филигранно придерживающейся приличий, умела затронуть любую проблему, не скатываясь при этом ни в откровенную пошлость, ни в грязную вульгарность. Этим она сразу же напомнила д'Артаньяну Арамиса, обладавшего таким же даром. Да, знает ли она Арамиса вкупе с Атосом и Портосом? Что за вопрос?! Конечно же знает! Неразлучную троицу знает весь Лувр! Удивлена ли она тем, что Портос со своим товарищем приехал проводить их? Ну немного удивлена, разумеется, но не так чтобы очень! Нет, конечно же она не знакома лично ни с кем из трех мушкетеров, но Атос ей нравится больше всех! Увы, господа мушкетеры — птицы высокого полета. Они меньше чем на фрейлин не клюют!
Слушая ее час за часом, день за днем, д'Артаньян чувствовал себя на седьмом небе от счастья и даже не заметил, как пролетели пять оставшихся дней пути. Право слово, первый тянулся гораздо дольше! Дорога понемногу начала забирать вверх, и семнадцатого октября, шесть дней спустя после отъезда из Парижа, д'Артаньян, Констанция Бонасье и ее муж, так и не покинувший более свою повозку, пересекли границу Швейцарии и остановились в альпийском городке Сен-Мало, расположенном в паре лье от Женевы.
Несмотря на необходимость скорее завершить дела в столице Швейцарии и вернуться в Париж, разведчик почти сожалел о том, что путешествие их подходит к концу. Ну да ведь будет еще и обратная дорога, когда он снова целых шесть дней сможет слушать упоительный, ласковый голос Констанции.
— БОЛВАН!!! — Констанция отвесила ему звонкую оплеуху. — Кретин! Идиот! — Пощечины градом сыпались на галантерейщика. — Господи боже милостивый! Ну что?! Что плохого я сделала в своей жизни, что ты меня так наказал?! Чем я заслужила такую кару?! За какие грехи я так страдаю?!
— Констанция… — попробовал было раскрыть рот несчастный галантерейщик, однако новая пощечина заставила его рот закрыть.
— Извольте заткнуться, господин болван! — Разъяренная супруга топнула ножкой. — Я бросаю свою обожаемую государыню! Еду с этим болваном на край света! И зачем?! Затем, чтобы меня привели в публичный дом?!!
— Констанция, дорогая, это чья-то невероятная шутка… — сумел-таки вставить несколько слов господин Бонасье.
— Невероятная шутка?! — завопила дорогая Констанция. — Ах невероятная шутка?! Невероятная шутка, сударь, это ваше появление на свет! Вот это уж шутка так шутка!
— Констанция, клянусь вам! Я найду этого шутника! — простонал лучший галантерейщик города Парижа за прошлый, 1624 год…
Что же касается самого невероятного шутника, коего господин Бонасье только что поклялся найти (и не затем, надо полагать, чтобы раздавить на двоих бутылочку шампанского!), то он преспокойно сидел в кресле в углу комнаты и, наблюдая семейную сцену, прикидывал, сколь удачной была его идея с поездкой в Женеву. В принципе не считая промашки с 3-й улицей Строителей, идею смело можно было признать удачной.
…Разумеется, приглашение, полученное господином Бонасье две недели назад, было делом его рук. Еще в России, разрабатывая варианты связи, они с Игнатием Корнеичем обсуждали нечто подобное. Найти какого-нибудь коммерсанта, составить для него ложное приглашение в Женеву, а самому отправиться вместе с ним в качестве телохранителя: мол, знать ничего не знаю, еду в ту Женеву не по доброй воле, купца с казной сопровождаю! Игнатий Корнеич, которому было хорошо известно, сколь неохотно коммерсанты путешествуют в одиночку, без охраны, уверял, что этот вариант должен сработать безупречно.
Так оно в общем-то и вышло. Самым проблемным было сочинить правдоподобное приглашение, чтобы оно не вызывало сомнений. А уж отпечатать его в маленькой типографии, расположенной в предместье Парижа, стоило ему три луидора! Плюс дюжина шампанского, поставленная одному из сослуживцев Атоса, Портоса и Арамиса, направлявшемуся через Женеву в Италию. Дабы не вызвать подозрений, д'Артаньян заверил, что ему просто-напросто нужно вытащить из дому ревнивого мужа, мешающего встречам с его красавицей женой. Причина была более чем достойная, и господин Бальтазар, мушкетер его величества короля Людовика XIII, обещал в точности исполнить просьбу юноши, отдав письмо на почту именно в Женеве…
Схема конечно же была непроста и могла дать сбой, но в случае удачи сулила благообразный повод для отлучки из Парижа и легкий путь до Женевы. Ну а если бы сбой все же произошел, то… ничего смертельного в этом не было бы! Просто пришлось бы изобретать другой повод покинуть Париж, вот и все.
Однако все прошло как нельзя более гладко, не считая разве что женевского адреса, оказавшегося не совсем… удачным.
Разведчик улыбнулся про себя и, стараясь игнорировать крики разгневанной Констанции и жалкое блеяние ее мужа, вспомнил, как начался день…
Позавтракав, путешественники, окрыленные близящимся финалом странствия, пустились в дорогу и, быстро одолев пару лье, отделявшие Сен-Мало от Женевы, очутились в столице вольной Швейцарии. У первого же встречного горожанина, разумевшего по-французски, они спросили дорогу на 3-ю улицу Строителей и направились по указанному адресу, немало, правда, удивляясь тому, что оргкомитет международной торгово-промышленной выставки-ярмарки расположен на самой окраине города, в ремесленном квартале. Псевдогасконец, впрочем, немало удивлялся еще и тому, что выдуманный им адрес вообще реально существует в столице Швейцарии. Хотя почему бы ему и не существовать? В смысле, почему бы ему не существовать в столице Швейцарии, коль скоро в столице Франции такой адрес существует? В конце концов, все европейские города на удивление однообразны: каждый из них окружает типовая крепостная стена, через которую можно проникнуть посредством типовой городской заставы. За заставой начинается типовая улица с типовыми лавочками и магазинчиками, которая приводит на типовую городскую площадь, где стоит типовая городская ратуша, в которой сидит типовой градоначальник. Напротив ратуши располагается типовой готический собор, где типовой европейский горожанин может вознести типовую молитву «Отче наш». И уж конечно в каждом городе есть типовой ремесленный квартал, где непременно имеется и 1-я улица Каменщиков, и 2-й переулок Булочников, и 3-я улица Строителей, и 4-й тупик Оружейников, и 5-й Проектируемый проезд архитекторов.
Отыскав-таки 3-ю улицу Строителей, а также дом 25, неожиданно и немного непонятно украшенный большим красным фонарем, господин Бонасье постучался, а когда ему открыли, важно проследовал внутрь вместе со своей женой и телохранителем д'Артаньяном. Важности его, однако, хватило всего на пару минут, пока к ним не вышел хозяин… заведения, удивленно ознакомившийся с письмом и сказавший, что в его… заведении никаких оргкомитетов отродясь не бывало и ни о каких международных выставках-ярмарках он соответственно отродясь не слыхал. Что же касается торговли… то для мужчин кое-какой товар у него конечно же найдется, а вот госпоже Бонасье ему предложить решительно нечего! Видя недоумение гостей, он позвонил в колокольчик, и к ним в переднюю вышли несколько девиц, одежда и макияж коих не оставляли ни малейшего сомнения в их… профессиональной принадлежности.
Увидав их, госпожа Бонасье издала нечеловеческий вопль и опрометью ринулась на улицу, не забыв отвесить мужу звонкую пощечину. Побитый галантерейщик и его телохранитель бросились догонять ее и, остановив уже подле самой лошади, готовую вскочить в седло, принялись успокаивать, заверяя, что здесь наверняка произошла какая-то ошибка, что сейчас они все выяснят и во всем разберутся. Их увещевания имели успех, и все трое отправились на поиски другой3-й улицы Строителей, гденаходился потребный им оргкомитет. Они спрашивали дорогу у всех без исключения прохожих, путались в незнакомых словах и названиях, кружили по незнакомым улицам и площадям, раз за разом с разных сторон возвращаясь все к тому же красному фонарю. Проплутав подобным образом часа три кряду и заглянув даже на главпочтамт, они выяснили, что: а) второй 3-й улицы Строителей в Женеве нет; б) не только хозяин заведения под красным фонарем, но и никто другой в этом городе слыхом не слыхивал ни о каких международных торгово-промышленных выставках-ярмарках галантерейных изделий; в) таинственное письмо с приглашением действительно было отослано из столицы Швейцарии месяц назад.
По мере того как накапливалась эта информация, путешественники все больше и больше приходили в недоумение и ярость. Недоумение выражал главным образом галантерейщик, ну а ярость, как легко догадаться, — его супруга. Что же касается д'Артаньяна, он тоже матерился время от времени, но… без души, скорее просто для виду. Когда же время перевалило за трехчасовую отметку, псевдогасконец, лучше своих спутников осознававший тщетность поисков оргкомитета Шестнадцатой международной торгово-промышленной выставки-ярмарки «Галантерея-1625», предложил найти какую-нибудь гостиницу, где можно было бы передохнуть и обсудить сложившуюся ситуацию. Супруги Бонасье возражать не стали, и, в очередной раз справившись у прохожих, трое незадачливых французов очутились на пороге отеля «Изумрудный пик».
Ну ладно, когда они очутились на пороге, ничего страшного не случилось, но вот когда они втроем оказались в комнате, отведенной им хозяином гостиницы, то тут действительно началось нечто страшное! Невзирая на присутствие шевалье д'Артаньяна, мадам Бонасье излила своему мужу все, что думает о его беспросветной тупости и глупости, превосходящей все мыслимые пределы! Обвинив галантерейщика во всех смертных грехах, Констанция переключилась непосредственно на Господа Бога, Деву Марию и всех святых, не то что прося или умоляя, а просто-таки ультимативно требуя сообщить ей: за какие прегрешения ей ниспослана такая кара?!
Признаемся откровенно, лазутчик, сидевший в кресле и наблюдавший весь этот спектакль, виновником которого он являлся, с некоторым трепетом ожидал минуты, когда очередь дойдет до него. Несмотря на все дворянское достоинство, ставшее в последние месяцы такой же неотъемлемой частью его существа, как и французский язык, он был бы не прочь получить оплеуху-другую от мадам Бонасье, в гневе еще более прекрасной, нежели обычно.
Увы, но как раз этой-то мечте сбыться было не суждено: единственным, кого Констанция наравне с собой считала невинной жертвой случившегося, был именно господин д'Артаньян. Поняв это, разведчик со вздохом уставился в окно, где виднелся даже не один изумрудный пик, а штуки три-четыре. Внезапно вдалеке, на неизвестной ему городской башне, красиво и мелодично ударили невидимые ему куранты.
Д'Артаньян вздрогнул и вытащил из кармана часы. Стрелки указывали на пять часов. Ощущая вполне объяснимое волнение, раскатывавшееся по всему телу нетерпеливой дрожью, он встал и подошел к окну. Внизу, на улице, совсем по-домашнему, по-парижски, суетился торговый да работный люд, и лишь изумрудные пики близких гор выбивались из общей картины…
— Значит, так, — он обернулся к галантерейщику и его супруге, замолчавшей, едва он поднялся с места, — ситуация, насколько я понимаю, такова: мы стали жертвой чьей-то неумной и жестокой шутки…
— Вот и я говорю то же самое! — вскричал Бонасье, но Констанция резко осадила мужа:
— Извольте молчать, господин болван, когда говорит его светлость!
Вознаградив ее милой улыбкой, его светлость продолжил:
— Сейчас для нас самое главное — узнать, где находится этот шутник. Здесь, в Швейцарии, или же в Париже? Для этого я намерен сейчас же направиться к своим коллегам, местным гвардейцам, и выяснить это…
— Мы с вами, сударь! — воскликнула Констанция, но д'Артаньян покачал головой:
— Нет, сударыня, я отправлюсь один. Одному мне легче будет войти в доверие к людям. Одному человеку с глазу на глаз, тет-а-тет, так сказать, легче вызвать собеседника на откровенность.
Он подошел к двери и, открыв ее, покрутил ключ туда-сюда, примеряясь, далеко ли выходит язычок замка. Потом хлопнул рукой по косяку, испытывая его крепость.
Глядя на эти приготовления, супруги Бонасье притихли, понимая, что телохранитель собирается оставить их одних.
Псевдогасконец медленно развернулся к нему.
— Полгода, — твердо сказал он, глядя галантерейщику в глаза. — Вы не станете требовать с меня денег полгода. И имейте в виду, торговаться я не намерен! Я военный, а не торгаш!
Господин Бонасье испустил тяжелый, мучительный вздох, но тем не менее кивнул:
— Хорошо, господин д'Артаньян, ваша взяла! Сопроводите меня до Женевы и обратно, и, клянусь Богом, я полгода не потребую с вас ни единого су за проживание…
— Чем бы ни закончилась эта поездка? — уточнил разведчик. — Вы ведь и сами еще не знаете, что ждет вас в Женеве!
— Невзирая ни на что, сударь. — Галантерейщик поклонился.
— Замечательно, милейший! — воскликнул лазутчик. — Тогда я лечу к своему командиру выпрашивать две недели отпуска. Ох и нелегкая же это задача: Дезессар без меня как без рук!
— А я, сударь, лечу в Лувр, к своей жене! — сообщил Бонасье. — Обрадую мою дорогую Констанцию чудесной новостью!
— В добрый час! — сказал славный юноша д'Артаньян и, отворив дверь, вышел.
В принципе нелегкая задача с отпуском решилась довольно-таки легко. Лазутчик направился прямо к де Тревилю и рассказал все начистоту, намекнув, что денег на квартплату у него совершенно нет (если господин капитан помнит, деньги нужны д'Артаньяну на иные цели), а двухнедельное путешествие в Швейцарию (де Тревиль подтвердил, что Женева находится именно там) позволит ему еще полгода избегать проблем с домовладельцем. Господин капитан однозначно помнил про иные цели, требовавшие от шевалье д'Артаньяна отказывать себе во всем, кроме дружеских пирушек и гулянок по кабакам, и обещал выхлопотать эти две недели у своего зятя Дезессара.
Через пару дней вопрос с отпуском был решен, о чем псевдогасконец известил господина Бонасье. Воодушевленный, тот ответил, что его «драгоценная Констанция», поломавшись для приличия (баба, она и есть баба, что с нее взять!), также согласилась отправиться в путешествие, которое должно начаться одиннадцатого октября.
Вообще-то господин Бонасье хотел выехать пораньше и прибыть в Женеву заблаговременно, однако д'Артаньян посоветовал ему еще раз перечитать письмо, обратив внимание на то, что проживание участникам европейского форума галантерейщиков предоставляется бесплатно лишь «в период проведения выставки-ярмарки».Если у господина Бонасье есть лишние деньги, прибавил он, то можно явиться в столицу Швейцарии хоть за неделю и слоняться по ней без дела, осматривая местные достопримечательности. Если же таковых не имеется, то лучше прибыть туда ровно в назначенный день, восемнадцатого октября, и, зарегистрировавшись в оргкомитете, сразу же устроиться в бесплатную гостиницу.
Нетрудно догадаться, какой из этих вариантов пришелся по душе коммерсанту. Поблагодарив д'Артаньяна, коего он теперь именовал не иначе как «телохранитель», за бдительность, господин Бонасье постановил отправиться в путь утром одиннадцатого октября, известив об этом молодого гвардейца и свою жену.
Надо сказать, что, прожив в доме Бонасье почти три месяца, псевдогасконец так до сих пор и не увидел его очаровательную супругу. Разумеется, он уже поинтересовался ею у мальчика-служки, следуя привычке собирать информацию обо всем своем окружении. Филиппок рассказал, что мадам Бонасье служит в Лувре кастеляншей ее величества королевы Франции Анны Австрийской, Поначалу эта информация д'Артаньяна заинтересовала, однако, осведомившись о значении слова «кастелянша», он тут же охладел к персоне мадам Бонасье. Ну что, спрашивается, может знать женщина, отпаривающая юбки ее величества?!
Находясь при королеве, госпожа Бонасье не могла позволить себе частые визиты домой и навещала супруга лишь раз в неделю. А поскольку парижская жизнь с ее страстями и гвардейское общество с его вечными кутежами закружили лазутчика бурным водоворотом, куда он нырял рано утром и откуда выныривал поздно вечером, встретиться им до сих пор так и не удалось.
Еще раз отметим: д'Артаньяна это ни в малейшей степени не огорчало.
Время, оставшееся до отправления в «альпийское турне», как назвал это путешествие Арамис, пролетело почти незаметно, и погожим утром одиннадцатого октября, обещавшим столь же погожий день, молодой гвардеец господина Дезессара шевалье д'Артаньян и лучший галантерейщик Парижа по итогам прошлого, 1624 года господин Бонасье встретились в маленькой конюшне его дома. Филиппок, остававшийся вместе с кузеном галантерейщика следить за лавкой на время отсутствия хозяина, уже оседлал лошадей — для галантерейщика и его телохранителя — и теперь был занят снаряжением маленькой одноосной повозки, предназначенной госпоже Бонасье. Ее должны были тянуть два ослика, ни в какую не хотевшие идти под ярмо, сообразив, видимо, что эти грандиозные приготовления не к добру и им предстоит долгая разлука с сытными родными яслями. Вообще-то госпожа Бонасье тоже могла бы отправиться в путь верхом, будучи даже искуснее мужа в верховой езде, но господин Бонасье, посвятивший псевдогасконца в эти подробности, сказал ему также, что рассчитывает сделать приобретения в Женеве и желает иметь транспорт для доставки оных в Париж.
Покамест путешественники болтали о том о сем, маскируя тем самым волнение, неизбежное перед дальней дорогой, подъехали Портос и де Мор, собиравшиеся проводить их до Женевского тракта. Атос с Арамисом тоже выражали желание прокатиться с д'Артаньяном по вольному загородному воздуху, свободному от пыли и транспортно-гужевых выхлопов, однако их желание разошлось с желанием капитана де Тревиля, назначившего их нынче в Лувр в караул.
Наконец сборы были закончены, лошади выведены из конюшни, а ослы, невзирая на их упрямство, запряжены. Стоя на улице подле дома, галантерейщик, разведчик и мушкетеры поджидали госпожу Бонасье, отсутствие которой единственно тормозило отправление отряда. Господин Бонасье высказывал предположение, что супругу могла задержать королева Анна. Д'Артаньян полагал, что, отпуская кастеляншу в отгулы, ее величество велела ей заготовить двойной запас нижних юбок и чулок. Де Мор высказывался в том духе, что причиной опоздания мадам Бонасье наверняка является некий кавалер, оказывающий ей знаки внимания в Лувре. Портос тоже собирался огласить свою версию опоздания супруги достойнейшего галантерейщика, но, прежде чем он успел начать, тот поднял руку и указал на перекресток улицы Могильщиков и маленького безымянного переулка:
— Да вот же она, господа!
Обернувшись, д'Артаньян приложил ладонь козырьком ко лбу, спасая глаза от острых солнечных лучей, и обмер, потрясенный увиденным…
Освещенная со спины утренним солнцем, вниз по улице шла супруга галантерейщика — Констанция Бонасье. Это была женщина лет двадцати пяти, высокого роста, с округлостями настолько приятными глазу, что от них просто невозможно было оторваться! Над пышными бедрами, подчеркнутыми узким дорожным платьем без кринолина, господствовала элегантная, наверняка зауженная жестко зашнурованным корсетом талия, а над ней… Над ней, покрытая тончайшей газовой тканью, волновалась пара самых белых, самых пышных, самых прекрасных персей из всех виденных псевдогасконцем! Между ними горел неброский серебряный крестик, цепочка которого охватывала длинную, лебединую шею королевской кастелянши…
Откуда?! Откуда в Париже, в этой, казалось бы, всемирной столице худосочных женщин, взялась такая красота? — думал д'Артаньян, ошеломленно глядя на приближавшиеся к нему пять, а то и все шесть пудов чистого совершенства.
Между тем Констанция подошла к ожидавшим ее мужчинам и, присев в глубоком реверансе с достоинством подлинной великосветской дамы, низким, грудным голосом попросила прощения за невольное опоздание:
— Простите, бога ради, господа, но ее величество велела мне перед отъездом приготовить для неё несколько домашних и выходных платьев.
Она очаровательно улыбнулась всем четверым, возможно лишь на мгновение дольше задержав взгляд на лазутчике, по-прежнему стоявшем столбом и смотревшем на нее в полном изумлении. На его счастье, господин Бонасье суетился подле своей супруги, помогая ей поудобнее устроиться на бархатных подушечках, коими было выложено сиденье повозки, и не замечал ничего вокруг.
Устроив даму, мужчины вскочили в седла и, дав лошадям шпоры, направились прочь из Парижа, ибо день уже вступил в свои права и, если путешественники хотели одолеть до вечера запланированные десять лье, им следовало поторопиться. Выбравшись из города, кавалькада пошла бойчее, насколько это позволял размеренный ослиный шаг. Д'Артаньян с Портосом возглавляли колонну, ландо мадам Бонасье следовало посредине, а де Мор с галантерейщиком двигались в хвосте, обсуждая что-то между собой. Несмотря на оживленную болтовню чернокожего мушкетера и живописные виды долины Сены, по которой петляла дорога, псевдогасконец довольно скоро поймал себя на мысли, что его все время тянет обернуться. Ничто сейчас не занимало его так сильно, как прекрасная (черт возьми, теперь-то уж он точно знал, что это не преувеличение!) супруга его домовладельца. И все же, как ни горько, ему придется сдерживать себя. Сдерживать и надеяться, что господин Бонасье либо не заметит его любопытства к прекрасной пассажирке старенького ландо, либо сочтет это любопытство исключительно заботой о ее безопасности.
Приблизительно в паре миль от парижской заставы мушкетеры попрощались с путешественниками и, пожелав им приятной и спокойной дороги, развернули лошадей к дому. Оставшись втроем, точнее — вдвоем, так как Констанции, сидевшей в повозке, было неудобно вести беседу, Бонасье и д'Артаньян, ехавшие стремя в стремя, пытались завязать разговор, однако тем, интересных обоим, не нашлось, да и лазутчик был настолько занят своими мыслями, что отвечал спутнику невпопад. Ввиду этого короткое время спустя между ними установилось дружелюбное молчание, позволявшее каждому остаться наедине с собственными мыслями.
Помимо этих самых мыслей, впервые с момента его заброски во Францию свернувших на лирическую тропинку, первый день пути ничем особенным д'Артаньяну не запомнился, оставшись в общем-то довольно серым и скучным. Пообедав в деревушке, названия которой д'Артаньян не запомнил, они продолжили свой путь и к вечеру, как и планировали, прибыли к месту ночевки. Порядком устав за первый день пути (галантерейщик ныл не переставая, сколь сильно он отбил все, что только можно отбить, и натер все, что только можно натереть), путешественники быстро проглотили ужин и отправились спать. Супруги Бонасье, разумеется, заняли одну комнату, а их телохранитель расположился в соседней.
В отличие от почтенного мэтра, молодой человек утомился несравненно меньше и полночи ворочался на кровати, не в силах уснуть. Стоило ему лишь сомкнуть веки, как неземное лицо Констанции тут же всплывало в памяти, оттесняя все прочие мысли, которым просто не оставалось места. Словно наяву видел он изумительные голубые глазки молодой женщины и детский подбородочек с очаровательной ямочкой, аппетитнейшие круглые щечки и маленький, хорошенький, курносенький носик, притаившийся между ними. Сочетание зрелой женственности и какой-то трогательной, детской наивности доминировало во всем облике королевской кастелянши, наделяя его невероятной притягательностью.
— Это ангел! — прошептал юноша, прежде чем кануть в спасительные глубины сна. — Это настоящий ангел! — И в его голосе сверкнула крошечная слезинка, невидимая в сумраке спальни…
Утром следующего дня, мрачный и невыспавшийся, он самолично седлал свою лошадь, не решаясь доверить это дело гостиничной прислуге, когда мадам Бонасье внезапно окликнула его:
— Сударь, вы не поможете мне?
Д'Артаньян полагал, что после вчерашнего потрясения его уже ничто не удивит, однако, обернувшись, он снова обмер, чувствуя себя оглоушенным.
Констанция стояла у ворот конюшни в совершенно потрясающем темно-лиловом костюме для верховой езды, увенчав голову шляпкой с плюмажем, и, улыбаясь, смотрела на него.
— Муж не перестает жаловаться на усталость после вчерашнего дня. А я захватила с собой этот костюм, подарок ее величества, и решила уступить мужу место в ландо. Вы не поможете мне оседлать лошадь, сударь?
Естественно, д'Артаньян помог не только оседлать лошадь, но и придержал стремя, плюнув на то, что перед ним всего-навсего жена галантерейщика. Господин Бонасье уселся в повозку, и путники отправились дальше.
С первых же минут стало ясно, что об унынии и тоске вчерашнего дня можно смело забыть! Унывать, имея подле себя такую удивительную спутницу, представлялось недозволительным, а то и вовсе преступным! Невзирая на довольно скромную должность, госпожа Бонасье обладала огромными познаниями в области придворной жизни. Ей были знакомы почти все лица придворного света, и она находилась в курсе едва ли не всех дел и делишек этих лиц. Она оказалась прекрасной рассказчицей, острой на язычок, но филигранно придерживающейся приличий, умела затронуть любую проблему, не скатываясь при этом ни в откровенную пошлость, ни в грязную вульгарность. Этим она сразу же напомнила д'Артаньяну Арамиса, обладавшего таким же даром. Да, знает ли она Арамиса вкупе с Атосом и Портосом? Что за вопрос?! Конечно же знает! Неразлучную троицу знает весь Лувр! Удивлена ли она тем, что Портос со своим товарищем приехал проводить их? Ну немного удивлена, разумеется, но не так чтобы очень! Нет, конечно же она не знакома лично ни с кем из трех мушкетеров, но Атос ей нравится больше всех! Увы, господа мушкетеры — птицы высокого полета. Они меньше чем на фрейлин не клюют!
Слушая ее час за часом, день за днем, д'Артаньян чувствовал себя на седьмом небе от счастья и даже не заметил, как пролетели пять оставшихся дней пути. Право слово, первый тянулся гораздо дольше! Дорога понемногу начала забирать вверх, и семнадцатого октября, шесть дней спустя после отъезда из Парижа, д'Артаньян, Констанция Бонасье и ее муж, так и не покинувший более свою повозку, пересекли границу Швейцарии и остановились в альпийском городке Сен-Мало, расположенном в паре лье от Женевы.
Несмотря на необходимость скорее завершить дела в столице Швейцарии и вернуться в Париж, разведчик почти сожалел о том, что путешествие их подходит к концу. Ну да ведь будет еще и обратная дорога, когда он снова целых шесть дней сможет слушать упоительный, ласковый голос Констанции.
— БОЛВАН!!! — Констанция отвесила ему звонкую оплеуху. — Кретин! Идиот! — Пощечины градом сыпались на галантерейщика. — Господи боже милостивый! Ну что?! Что плохого я сделала в своей жизни, что ты меня так наказал?! Чем я заслужила такую кару?! За какие грехи я так страдаю?!
— Констанция… — попробовал было раскрыть рот несчастный галантерейщик, однако новая пощечина заставила его рот закрыть.
— Извольте заткнуться, господин болван! — Разъяренная супруга топнула ножкой. — Я бросаю свою обожаемую государыню! Еду с этим болваном на край света! И зачем?! Затем, чтобы меня привели в публичный дом?!!
— Констанция, дорогая, это чья-то невероятная шутка… — сумел-таки вставить несколько слов господин Бонасье.
— Невероятная шутка?! — завопила дорогая Констанция. — Ах невероятная шутка?! Невероятная шутка, сударь, это ваше появление на свет! Вот это уж шутка так шутка!
— Констанция, клянусь вам! Я найду этого шутника! — простонал лучший галантерейщик города Парижа за прошлый, 1624 год…
Что же касается самого невероятного шутника, коего господин Бонасье только что поклялся найти (и не затем, надо полагать, чтобы раздавить на двоих бутылочку шампанского!), то он преспокойно сидел в кресле в углу комнаты и, наблюдая семейную сцену, прикидывал, сколь удачной была его идея с поездкой в Женеву. В принципе не считая промашки с 3-й улицей Строителей, идею смело можно было признать удачной.
…Разумеется, приглашение, полученное господином Бонасье две недели назад, было делом его рук. Еще в России, разрабатывая варианты связи, они с Игнатием Корнеичем обсуждали нечто подобное. Найти какого-нибудь коммерсанта, составить для него ложное приглашение в Женеву, а самому отправиться вместе с ним в качестве телохранителя: мол, знать ничего не знаю, еду в ту Женеву не по доброй воле, купца с казной сопровождаю! Игнатий Корнеич, которому было хорошо известно, сколь неохотно коммерсанты путешествуют в одиночку, без охраны, уверял, что этот вариант должен сработать безупречно.
Так оно в общем-то и вышло. Самым проблемным было сочинить правдоподобное приглашение, чтобы оно не вызывало сомнений. А уж отпечатать его в маленькой типографии, расположенной в предместье Парижа, стоило ему три луидора! Плюс дюжина шампанского, поставленная одному из сослуживцев Атоса, Портоса и Арамиса, направлявшемуся через Женеву в Италию. Дабы не вызвать подозрений, д'Артаньян заверил, что ему просто-напросто нужно вытащить из дому ревнивого мужа, мешающего встречам с его красавицей женой. Причина была более чем достойная, и господин Бальтазар, мушкетер его величества короля Людовика XIII, обещал в точности исполнить просьбу юноши, отдав письмо на почту именно в Женеве…
Схема конечно же была непроста и могла дать сбой, но в случае удачи сулила благообразный повод для отлучки из Парижа и легкий путь до Женевы. Ну а если бы сбой все же произошел, то… ничего смертельного в этом не было бы! Просто пришлось бы изобретать другой повод покинуть Париж, вот и все.
Однако все прошло как нельзя более гладко, не считая разве что женевского адреса, оказавшегося не совсем… удачным.
Разведчик улыбнулся про себя и, стараясь игнорировать крики разгневанной Констанции и жалкое блеяние ее мужа, вспомнил, как начался день…
Позавтракав, путешественники, окрыленные близящимся финалом странствия, пустились в дорогу и, быстро одолев пару лье, отделявшие Сен-Мало от Женевы, очутились в столице вольной Швейцарии. У первого же встречного горожанина, разумевшего по-французски, они спросили дорогу на 3-ю улицу Строителей и направились по указанному адресу, немало, правда, удивляясь тому, что оргкомитет международной торгово-промышленной выставки-ярмарки расположен на самой окраине города, в ремесленном квартале. Псевдогасконец, впрочем, немало удивлялся еще и тому, что выдуманный им адрес вообще реально существует в столице Швейцарии. Хотя почему бы ему и не существовать? В смысле, почему бы ему не существовать в столице Швейцарии, коль скоро в столице Франции такой адрес существует? В конце концов, все европейские города на удивление однообразны: каждый из них окружает типовая крепостная стена, через которую можно проникнуть посредством типовой городской заставы. За заставой начинается типовая улица с типовыми лавочками и магазинчиками, которая приводит на типовую городскую площадь, где стоит типовая городская ратуша, в которой сидит типовой градоначальник. Напротив ратуши располагается типовой готический собор, где типовой европейский горожанин может вознести типовую молитву «Отче наш». И уж конечно в каждом городе есть типовой ремесленный квартал, где непременно имеется и 1-я улица Каменщиков, и 2-й переулок Булочников, и 3-я улица Строителей, и 4-й тупик Оружейников, и 5-й Проектируемый проезд архитекторов.
Отыскав-таки 3-ю улицу Строителей, а также дом 25, неожиданно и немного непонятно украшенный большим красным фонарем, господин Бонасье постучался, а когда ему открыли, важно проследовал внутрь вместе со своей женой и телохранителем д'Артаньяном. Важности его, однако, хватило всего на пару минут, пока к ним не вышел хозяин… заведения, удивленно ознакомившийся с письмом и сказавший, что в его… заведении никаких оргкомитетов отродясь не бывало и ни о каких международных выставках-ярмарках он соответственно отродясь не слыхал. Что же касается торговли… то для мужчин кое-какой товар у него конечно же найдется, а вот госпоже Бонасье ему предложить решительно нечего! Видя недоумение гостей, он позвонил в колокольчик, и к ним в переднюю вышли несколько девиц, одежда и макияж коих не оставляли ни малейшего сомнения в их… профессиональной принадлежности.
Увидав их, госпожа Бонасье издала нечеловеческий вопль и опрометью ринулась на улицу, не забыв отвесить мужу звонкую пощечину. Побитый галантерейщик и его телохранитель бросились догонять ее и, остановив уже подле самой лошади, готовую вскочить в седло, принялись успокаивать, заверяя, что здесь наверняка произошла какая-то ошибка, что сейчас они все выяснят и во всем разберутся. Их увещевания имели успех, и все трое отправились на поиски другой3-й улицы Строителей, гденаходился потребный им оргкомитет. Они спрашивали дорогу у всех без исключения прохожих, путались в незнакомых словах и названиях, кружили по незнакомым улицам и площадям, раз за разом с разных сторон возвращаясь все к тому же красному фонарю. Проплутав подобным образом часа три кряду и заглянув даже на главпочтамт, они выяснили, что: а) второй 3-й улицы Строителей в Женеве нет; б) не только хозяин заведения под красным фонарем, но и никто другой в этом городе слыхом не слыхивал ни о каких международных торгово-промышленных выставках-ярмарках галантерейных изделий; в) таинственное письмо с приглашением действительно было отослано из столицы Швейцарии месяц назад.
По мере того как накапливалась эта информация, путешественники все больше и больше приходили в недоумение и ярость. Недоумение выражал главным образом галантерейщик, ну а ярость, как легко догадаться, — его супруга. Что же касается д'Артаньяна, он тоже матерился время от времени, но… без души, скорее просто для виду. Когда же время перевалило за трехчасовую отметку, псевдогасконец, лучше своих спутников осознававший тщетность поисков оргкомитета Шестнадцатой международной торгово-промышленной выставки-ярмарки «Галантерея-1625», предложил найти какую-нибудь гостиницу, где можно было бы передохнуть и обсудить сложившуюся ситуацию. Супруги Бонасье возражать не стали, и, в очередной раз справившись у прохожих, трое незадачливых французов очутились на пороге отеля «Изумрудный пик».
Ну ладно, когда они очутились на пороге, ничего страшного не случилось, но вот когда они втроем оказались в комнате, отведенной им хозяином гостиницы, то тут действительно началось нечто страшное! Невзирая на присутствие шевалье д'Артаньяна, мадам Бонасье излила своему мужу все, что думает о его беспросветной тупости и глупости, превосходящей все мыслимые пределы! Обвинив галантерейщика во всех смертных грехах, Констанция переключилась непосредственно на Господа Бога, Деву Марию и всех святых, не то что прося или умоляя, а просто-таки ультимативно требуя сообщить ей: за какие прегрешения ей ниспослана такая кара?!
Признаемся откровенно, лазутчик, сидевший в кресле и наблюдавший весь этот спектакль, виновником которого он являлся, с некоторым трепетом ожидал минуты, когда очередь дойдет до него. Несмотря на все дворянское достоинство, ставшее в последние месяцы такой же неотъемлемой частью его существа, как и французский язык, он был бы не прочь получить оплеуху-другую от мадам Бонасье, в гневе еще более прекрасной, нежели обычно.
Увы, но как раз этой-то мечте сбыться было не суждено: единственным, кого Констанция наравне с собой считала невинной жертвой случившегося, был именно господин д'Артаньян. Поняв это, разведчик со вздохом уставился в окно, где виднелся даже не один изумрудный пик, а штуки три-четыре. Внезапно вдалеке, на неизвестной ему городской башне, красиво и мелодично ударили невидимые ему куранты.
Д'Артаньян вздрогнул и вытащил из кармана часы. Стрелки указывали на пять часов. Ощущая вполне объяснимое волнение, раскатывавшееся по всему телу нетерпеливой дрожью, он встал и подошел к окну. Внизу, на улице, совсем по-домашнему, по-парижски, суетился торговый да работный люд, и лишь изумрудные пики близких гор выбивались из общей картины…
— Значит, так, — он обернулся к галантерейщику и его супруге, замолчавшей, едва он поднялся с места, — ситуация, насколько я понимаю, такова: мы стали жертвой чьей-то неумной и жестокой шутки…
— Вот и я говорю то же самое! — вскричал Бонасье, но Констанция резко осадила мужа:
— Извольте молчать, господин болван, когда говорит его светлость!
Вознаградив ее милой улыбкой, его светлость продолжил:
— Сейчас для нас самое главное — узнать, где находится этот шутник. Здесь, в Швейцарии, или же в Париже? Для этого я намерен сейчас же направиться к своим коллегам, местным гвардейцам, и выяснить это…
— Мы с вами, сударь! — воскликнула Констанция, но д'Артаньян покачал головой:
— Нет, сударыня, я отправлюсь один. Одному мне легче будет войти в доверие к людям. Одному человеку с глазу на глаз, тет-а-тет, так сказать, легче вызвать собеседника на откровенность.
Он подошел к двери и, открыв ее, покрутил ключ туда-сюда, примеряясь, далеко ли выходит язычок замка. Потом хлопнул рукой по косяку, испытывая его крепость.
Глядя на эти приготовления, супруги Бонасье притихли, понимая, что телохранитель собирается оставить их одних.