Страница:
Тарабанил заученные неизменные слова приветствия, оглядывая заодно «публику».
Дети с серьёзными личиками сидели на стульях, расставленных вдоль стен. Елка стояла в правом углу возле сцены. Строгим и заботливым взглядом наседок оглядывали своих подопечных стоящие там же у стен педагоги. Родителей не было. Костя попробовал наладить контакт и подошёл поздороваться к девочке с одутловатым лицом и мутными глазами. Однако, вопреки ожиданию, девочка здороваться не стала, а забилась в истерике, царапая себе лицо и неестественно выгибая спину. Налетели учителя. Костя понял, что дружба не состоялась, и, пока ревущий объект знакомства выносили в коридор, начал загадывать загадки. С этим делом тоже было хиловато. Детишки были серьёзны и непробиваемы. Только одна малышка, сидящая сразу у ёлки, копала в носу и блаженно улыбалась. Костя совсем уже было отчаялся, да вовремя сообразил – достал из мешка завалявшийся там мячик и устроил весёлую игру. Он бросал мячик сидящему ребёнку и тех, кому удавалось этот мячик поймать награждал конфетой.
Только разыгрались и сообразили что к чему, как учитель с испуганными глазами и перхотью на воротнике пиджака объявил концерт. Костю усадили на стул перед сценой и начались бессмертные снежинки, очень смешные по мнению постановщиков сценки и декламация неизменного стихотворения «Вот моя деревня…». В финале концерта задумчивая девочка из-под ёлки всё-таки отловила сопротивляющуюся козу и с возгласом – На! – поднесла эту козу Косте на кончике пальца. После благополучного обмена козы на конфету ничего уже не оставалось, как только раздать подарки.
Костя в отведённом под гримуборную классе разделся и развесил костюм для просушки. Странно, что Костя, казалось ничего не делая, был весь в поту.
Только закурил и глотнул кофейку из термоса, как появилась добрейшая Ирина Кузминична.
– Костенька, – вновь запела она, – ты ведь помнишь Наташеньку? Кажется, ты в неё влюблён был в пятом классе? Недавно прислала мне письмо. Живёт во Владивостоке, работает в школе. Муж бросил её с двумя детьми, но она – молодец – не хнычет. А Валя Заяц ходит капитаном. Как же ты – один? Друзья-то у тебя есть?
– Друзья? – Костя задумался на секунду, – Из настоящих кот Арнольд. Остальные оказались просто собутыльниками.
– Как же ты так? Одному трудно…
– Ничего, Ирина Кузминична. Ничего. Перебьёмся.
– Жениться тебе надо, Костинька. Совсем другая жизнь пойдёт. Неужели никого на примете нет?
– Старый я уже жениться. Кому я такой хмырь нужен?
– Ты, Константин, на себя не наговаривай. Какой же ты старый?
И снова в коридоре протопало стадо. И снова проревел третий вопль.
Костя гнал свою машину к 33 школе, чтобы забрать, как было оговорено, Тоську и аккомпаниатора, и пытался вспомнить свои счастливые школьные деньки. Но, как ни пытался, ничего у него не получалось. Всё слилось, слепилось в один день с постоянным страхом, что тебя спросят, а ты не готов. Возникало ещё мамино скорбное лицо, когда она поднималась по школьной лестнице. Видно, за Костины шалости её вызвали в школу.
Потом неожиданно появилась в памяти худенькая мордочка мальчонки из 62 школы, которого училка хотела оставить без подарка. Костя расчувствовался и решил обязательно к этому пацанёнку заехать. Порылся ещё немного в памяти, довольный извлёк оттуда адрес, что прошептал ему расстроенный малец, и записал этот адрес в блокнотик.
Когда Костя подрулил к 33 школе на улице уже ждала и размахивала лапами Тоська. И опять покатило-поехало…
… Маленькой ёлочке холодно зимой…Шире круг! Шире!.. Мамочки нам помогут…
…везёт лошадка дровенки…А ну-ка, детки, позовём Снегурочку!.. Дружно, хором…
…зажгись огнями разными – зелёными и красными!.. Нашу речку, словно в сказке за ночь вымостил мороз… Стоп на месте. Дружно вместе делаем вот так!.. А что растёт вниз головой?.. Блин, сигареты кончаются… Тось, кофе будешь? Так у тебя и бутерброды есть? Богатенькая… Прилетит вдруг волшебник… и бесплатно покажет… Ты подарки нам принёс, передаст горбатый… Эх, бабка, не могла ребёнка научить слово педераст выговаривать… Тебя бы бабка по морде!.. Раз!.. Два!.. Три!.. Да гори оно всё синим пламенем!.. Товарищи! Я совершенно серьёзно… если я ещё раз увижу поющую собаку под ёлкой… Маленькой ёлочке… А глаза то папины… Как в колхоз поедем? Элементарно, Ватсон! Парторг обещал забрать. У тебя где дитё?.. Хорошо, когда мама… Открываем календарь. Начинается январь… Нет, уважаемая, нет. Для таких малышей мы работаем 45 минут. Зайдите на досуге в бюро и посмотрите методичку… Зайка серенький сидит и ушами шевелит… Уронили мишку на пол… потому что я солдат… А теперь парад костюмов!.. Дорогие друзья! С наступающим Новым… опять забыл какой год!.. годом! Пусть он принесёт вам… Ты подарки нам принёс?.. Я вам песенку спою про пять минут… Три белых коня, три белых коня… Что стоишь качаясь… Она уже не стоит – она лежит… Надо же так нажраться!.. Дед мороз! Ты меня уважаешь, конкретно?.. В лесу… Из полей доносится – Налей!.. Костя! Ты поешь чего-нибудь! А то с голоду сдохнешь… Конкурс на лучший танец! Каждая пара получает газету…
Не-ет! С детками проще!.. Кто родился в январе, вставай, вставай, вставай!..
Арноля! Ты опять поесть ничего не приготовил? Что ты думаешь своей кошачьей головой? У тебя это что за консервы? Килька в томате? Пополам, братец, пополам!..
Луна сегодня была белёсая, заиндевевшая от мороза. Шоссе мелодично позвякивало под ногами. А звёзд высыпало столько!..
Константин Петрович Михайлов – в каждой руке по чемодану с костюмами – мерно вышагивал по шоссе и красоты новогодней ночи ему были глубоко по фигу.
Вместе с Костей, отставая от него на пару шагов, семенила Тоська. Она устала и тихонько плакала от отчаяния. Тоська плакала молча, чтобы Костя не слышал – боялась, что он начнёт читать нотации.
Костя постепенно отходил от вспышки гнева, когда пьяный парторг заявил, что везти актёров некому – все уже навстречались от души. Парторг, правда, от щедрости душевной предложил заночевать в клубе. Наверное, так и следовало сделать, но Костя неожиданно вспыхнул, собрал своё барахло и, обматерив на прощание парторга, выскочил на улицу. Тоська – за ним.
Только, когда протопали километров пять и Костя стал чувствовать, что потная спина подмерзает, он отошёл и пожалел, что психанул. Но, что сделано, то сделано.
Костя посмотрел на Тоську. Та молча ковыляла по дороге, втянув голову в воротник пальто.
– Ну, как ты? Спросил Костя просто потому, что не знал о чём спросить.
– Я нормально, – пробубнила Тоська, – А ты как, псих ненормальный?
– А я вообще лучше всех, – сказал Костя, прикидывая сколько им ещё топать. И по Костиной прикидке выходило не меньше двадцати километров.
– Я только теперь поняла, – продолжила Тоська, – почему за тебя никто замуж не идёт. Кроме меня конечно. Потому что ты психованный.
– А когда это ты за меня замуж собиралась? – ласково поинтересовался Костя.
– А всегда, – отпарировала Тоська и шмыгнула носом.
– Твой мужик почему тебя бросил? – спросил Костя серьёзно.
– Он меня не бросал – он пил крепко. И по пьяне с друзьями изнасиловал малолетку. Дали семь лет. Я и подала тогда на развод. – И снова в шутку: – С тех пор вот всё жду, когда ты соизволишь жениться. Ты даже и не думай – у тебя всё равно выхода нету.
Тоська засмеялась и пошла немного веселей.
– Ты, Тося, свои дурацкие шутки брось. Ну, какой я жених? Я тебе в отцы гожусь.
– Нашёлся папашка! Да, у нас разница всего-навсего в десять лет – самое то. – Тоська подумала и осторожно спросила:
– Костя. Неужели у тебя за всё время и девчонок не было? Или любви огромной, светлой и чистой.
Костя тоже подумал, и тоже осторожненько:
– Как не быть? Была. Только мне очень понятно разъяснили, что любовь приходит и уходит… Я с тех пор всё денежку коплю. На чёрный день. Всё думал, что соберу деньжат, а потом!.. Вот подсобрал, а это ПОТОМ всё не приходит. Получается – зря всё…
– Что ты, Костя, что ты! – затараторила Тоська, – Всё было правильно. Всё хорошо.
Прошли ещё немного, и Тоська села прямо н дорогу.
– Костя! Ты как хочешь, а я больше не могу! Я ногу растёрла и замёрзла.
Костя ворча про себя, что в войну таких, которые ноги растирали, пристреливали на месте, стал на колени и снял Тоськин сапожок. Действительно – пятка была растёрта в кровь. Тут-то и стало Косте страшно. Он прикинул, что на таком морозе протелёпаются они ещё час-полтора. А потом?
– Господи! Если ты есть! Спаси, Господи! Не дай погибнуть этой девчушке! Я-то – чёрт с ним! – А у неё ребёнок! – так молился Костя, приводя в порядок Тоськину ногу. Так он молился даже, когда ему удалось поставить Тоську на ноги и они снова заковыляли по дороге.
Где-то далеко впереди на звёздном небе появились смутные проблески. Потом ещё – чуть ближе.
– Стой, Тося! – почему-то зашептал Константин Петрович, – Стой! Это машина! Машина!
Точно – это был Москвич. И не прошло десяти минут, как уже Костя горячо и убедительно начал уговаривать ночных путешественников развернуться и подвезти Деда Мороза со Снегурочкой до родного городка. Говорил Костя долго, но на сидящих в машине самым весомым аргументом стала пятидесятирублёвая бумажка.
Артистов высадили у самого Костиного дома. Костя усадил Тоську в свою машину и счастливый уронил голову на баранку, пока телега прогревалась. Потом порадовал Тоську:
– Тось! Ты помнишь того мальчонку, которого в школе хотели подарка лишить?
Давай заскочим к нему домой – я ему кой-какие шмотки купил – подарить хочу. Я потом тебя отвезу. Лады?
– Никуда меня отвозить не надо, – возразила Тося, – я у тебя хочу Новый год встретить. После этого ты на мне и женишься, как честный человек.
Костя довольно хмыкнул, потом притянул Тоську к себе и поцеловал её податливые губы.
Пока нашли Женькин дом на таинственной Электромонтажной улице, пока Костя в машине натягивал на себя Дед Морозовские шмотки и гримировался, уже начал чувствоваться рассвет. Внешних признаков рассвета, правда, не было, но нечто неуловимое в небе, в воздухе и в самой ночи подсказывало, что утро непременно настанет.
Костя вошёл в вонючий подъезд и, чиркая зажигалкой, начал искать 4 квартиру.
Квартиры такой в подъезде не было. 5 была и 3 была, а 4, как сквозь землю провалилась.
– Ага, – сказал Костя вслух и толкнул битую-перебитую дверь без номера.
– Понятно, – добавил он, когда дверь от толчка открылась.
– Понятно! – изрёк он снова, когда из квартиры пахнуло нежилым духом – перегаром, застоявшимся табачным дымом и грязным бельём.
Костя пошарил рукой по стенке, нащупал выключатель. Осветилась крошечная прихожая с клочьями обоев по стенам и ворохом тряпья на полу. Костя присмотрелся – на тряпках спал, раскинув руки, здоровенный мужик.
– Мальчик Женя здесь живёт? – наклонился Костя к амбалу. Тот продрал глаза, долго смотрел на Костю, а потом закричал неожиданным фальцетом и начал креститься.
– Чо орёшь? – послышался детский голос, – Это мой Дед Мороз. Я же говорил вам, что он придёт. Ты что так поздно?
Костя повернулся. В дверном проёме, подпирая плечом косяк стояла женщина в ночной рубашке неопределённого цвета, а рядом с ней Женька, серьёзно настроенный.
Амбал перестал креститься, матюгнулся и пошёл в кухню. Стало слышно, как он пьёт воду, охая и отфыркиваясь, словно лошадь.
– Ну, давай подарки, раз пришёл, – деловито сказал Женька и подошёл к Косте. Костя молча вынул из мешка пакетик с конфетами и синенький школьный костюм.
Женька сгрёб подарки в охапку и снова вернулся в дверной проём. Тем временем Амбал отпился и вновь нарисовался в коридорчике.
– Покажи, покажи Евгений, чем тебя этот хренов Мороз наградил. Он начал рыться в пакетах и, довольный, разлущил конфету.
Женщина устала подпирать косяк и тоже пошла на кухню отпиваться.
– А вот это дело! – зарадовался Амбал, добравшись до костюмчика. Это спасибо Дедушке Морозу! – Не дам пропить! Это моё! – вцепился Женька в пакеты.
– Тебя, сявка, кто спрашивает? – посуровел Амбал. – Твоё дело телячье – обосрался и стой. Настя! Я к Иванычу забегу, – крикнул Амбал и стал обуваться.
– Не дам! – заорал Женька и тут же получил суровую плюху.
Ноги у Кости неожиданно стали ватными на секунду, потом стало лёгким тело.
– Отдай ребёнку, – не сказал, а прошипел Костя и левой рукой поднял Амбала за грязный ворот. Потом он врезал ему правой. Амбал, похоже, плохо соображал – стоял прислонившись к стенке – в руках пластиковые пакеты. Потом Костя, схватив Амбала за грудки, колотил его о стену. Потом острой иглой пронзило Косте спину.
Сначала спину, а потом шею. Костя услышал крик:
– Это мой Дед Мороз! Не убивайте! Не дам!
– Это они меня зарезали, – догадался Костя, ослаб и уже на полу с любопытством смотрел, как у него под подбородком надуваются и лопаются брызгами красные воздушные шарики.
– Ромашки спрятались, поникли лютики… Ёлка плакала сначала от домашнего тепла… Всё равно его не брошу… Восстань, пророк, и виждь и внемли… Мне осталась одна отрада – пальцы в рот… На века, до конца – Коммунисты – вперёд!..
…не нужен мне берег турецкий… замерзал ямщик… Когда я итожу то, что прожил…
…белый аист летит… ты ж меня, молодого, з ума-розуму звела…чуден Днепр при тихой погоде, когда…а кушать хочется всегда…и тьма и хлад в моей пещере. Одежды ветхи. Сплю в гробу… что ж. камин затоплю, буду пить… и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую… наши нивы глазом не обшаришь… ночь светла, туманный путь блестит… да, я шут, я циркач – так что же?.. и спокойно и ласково скажет, что ребёнок похож на меня… вы посмотрите на себя… на берег крутой… махнём не глядя, как на фронте говорят… о закрой свои бледные ноги… дыша духами и туманами… будьте добры, причешите мне уши… он поёт по утрам в клозете… звяканье шишек зелёных… ближе к сердцу кололи мы профили… а ну-ка, парень, подними повыше ворот… я волчка не завожу, а уселась и сижу… моцно трымался юнак на допросе…esturday…я чувствую себя маленькой продрогшей обезьянкой… тогда уж тебе придётся на мне жениться… Я маленькая балерина… наш уголок нам никогда не тесен… выбери меня, выбери меня… от слов таких срываются гроба шагать… одинокая бродит гармонь… любовь не вздохи на скамейке… постой-ка, брат мусью… два раза не умирать… ничто нас в жизни не может вышибить из седла…
А рассвет настал и в самом деле раньше времени. Восток побледнел, звёзды начали расплываться, тонуть в этом белёсом, и, вдруг, солнечный луч взлетел снизу вверх, подкрашивая случайные облачка.
Костя скосил глаза – в кресле, поджав ноги под себя, дремала Тоська в белом халате. На стенке за нею блестели никелем загадочные краники и трубочки.
– Это я в больнице, – сообразил Костя.
– Это я в больнице! – зарадовался он всем своим телом.
– Это я в больнице? – засомневался Костя и начал для пробы шевелить пальцами рук. Всё было в порядке. Костя поднял правую руку и ощупал лицо – там тоже было всё на месте.
– Тоська, кончай дрыхнуть! – хотел сказать Костя, да выдавил из себя только свистящее – Тоська – остальное то ли хрипом – то ли шипом.
Тут-то Тоська и проснулась.
Проснулась и радостно затараторила:
– Костя! Тебе нигде не болит? Честно? Это хорошо. Ты только молчи! Доктор не велел тебе разговаривать. Их, паразитов, поймали. Да, и чего ловить – мальчонка к соседям прибежал – кричит мамка Деда Мороза зарезала. Соседи и позвонили. А тут как раз патрульная машина мимо проходила. Милиция уже сама скорую вызвала. А эти признались прямо там в квартире. Ты только молчи. У тебя связки были перерезаны, да лёгкое…
Тут Тоська устала лопотать и заплакала:
– Если ты и в этот раз на мне не женишься, я сама тебя зарежу! Понял?
– Женюсь, женюсь – какие проблемы, – прохрипел Костя. Он только сейчас заметил, что ему больно говорить. Костя поманил Тоську рукой, а когда она наклонилась, притянул к себе и поцеловал.
– Кота кормишь? – спросил он почему-то. А когда Тоська кивнула, стал давать указания:
– Ты езжай ко мне. У Арнольда в полосатом матрасике деньги зашиты. Ты возьми сколько надо – тебе деньги сейчас нужны.
Тоська замотала головой:
– Мне не нужны деньги – мы обходимся. Да, ребята концерт в твою пользу организовали – вот! – и Тоська, порывшись в сумочке, показала Косте пачку денег.
– Я ничего не тратила – нам ещё денежки нужны будут.
Костя довольно кивнул головой и собрался было заснуть, да вошёл молодой врач, довольный начал щупать Косте пульс.
– А жена Ваша – молодец, – похвалил Тоську врач. Хорошо, что такие женщины есть. А то…
– А то – что? – спросил Костя и начал Тоськой гордиться.
– Всё, что хочешь, – ответил врач. Он был опрятен, чисто выбрит и от него шёл приятный запах. – У нас тут всего насмотришься.
– А когда домой? – забеспокоился Костя.
Врач улыбнулся радостно:
– По весне, как водится, по весне.
Врач вышел, а Костя усталый и счастливый заснул.
И весна пришла.
Весна пришла раскрытыми окнами и запахом оттаявшей земли. Весна пришла громкими голосами на улице и фиалками на тумбочках больных. Фиалки стояли в банках из под сметаны и напоминали о любви. О любви же напоминали многочисленные романы между выздоравливающими, столь бурные, как будто влюблённым сторонам отвели несколько дней всего для продолжения рода и они боялись упустить время.
Костю, счастливого и немного ослабевшего от солнечного света, городского гомона и свобода, привезла домой Тоська, тоже счастливая и умиротворённая.
Костя принял ванну и за обедом благосклонно слушал ябеды кота Арнольда, который тёрся о ноги и намурлыкивал о всём и о вся.
Потом они с Тоськой отключили телефон и любили друг-друга двое суток, прерываясь лишь на краткий сон и еду.
Костя был счастлив, как бывает счастлив человек, корого приговорили к отсечению головы и уже на эшафоте помиловали.
– Человек создан для того, чтобы быть счастливым! – сделал для себя открытие Костя. – Это же главный смысл жизни – быть счастливым. И жизнь так прекрасна, что по другому ощущать себя просто нельзя. Вся та мелочёвка, которая портит нам жизнь придумана нами же. Придумана для того чтобы оправдать свою лень, косность, слепоту и глухоту. Нет! Теперь, когда я понял, что к чему, я обязательно буду счастлив ежеминутно!
А потом они с Тоськой поехали в ЗАГС подавать заявление. А ещё потом Тоська занялась обменом их квартир на одну большую. А Костя поехал по заводам искать работу. Правда, ему дали инвалидность третьей группы, но на эти деньги жить было нельзя – нужно было искать выход. И выход нашёлся на ремонтно-механическом заводе, когда симпатичный крепыш – начальник отдела кадров предложил Косте пойти учеником слесаря. И жизнь, весёлая и радостная, пошла-покатилась.
Костя предложил не тратиться зря на свадьбу, а поехать на юг, прихватив с собой Инку – Тоськину доченьку. Они вернулись загорелые и уверенные в себе. И Инка уже звала Костю папой.
Как-то в осень Костя осторожненько спросил:
– Тось! Ты помнишь того мальчонку? Где он сейчас?
– А где ему быть? – ответила Тоська, – в детдоме, конечно.
– Тося. Давай съездим к нему. Он, всё-таки, мне жизнь спас.
– Это уж как посмотреть, – заворчала Тоська, но согласилась.
В детдоме Косте пришлось долго и скучно объяснять заведующей почему им, не родственникам, нужно увидеть ребёнка. В конце концов она привела за руку настороженного Женьку и осталась стоять возле дверей.
Женька Костю сразу узнал:
– Привет! – сказал он серьёзно. – Это хорошо, что тебя не до конца зарезали. Я уж думал, что до конца – очень уж крови много было.
Костя вынул гостинцы и, не зная о чём говорить, прохрипел пошлое:
– Как дела?
– Нормально, – ответил Женька и занялся пакетом с конфетами. Вместо Женьки ответила заведующая:
– Мальчик хороший, способный. Хорошо учится. Дерётся, правда, но это ничего, это характер закаляет. Военным будет. Ты, Женечка, хочешь лётчиком стать? – спросила заведующая сладким голосом. Женька посмотрел на неё строго и сказал:
– Нет!
– А кем же ты хочешь быть? – ненатурально удивилась заведующая и посмотрела почему-то на Костю.
– Я Дед Морозом буду! – сказал Женька серьёзно, а потом застеснялся и неожиданно прижался щекой к Костиной руке.
И такая волна счастья накрыла Костю, что он ничего уже не видел и не слышал.
Да и не мог Костя слышать, как переругивались, подвыпившие по случаю Нового года, санитары, укладывая его тело на носилки.
– Да, блин, вот это резанула! – чуть башку не снесла.
– Я на эту падлу посмотрел – колется в той комнате – во всём уже созналась, сука грязная. А у самой – посмотреть – в чём душа держится.
– А чего этот Дел Мороз к ним припёрся? Его звал кто, что ли?
– Хрен его знает. Педофил, наверное. Мальчонку просёк и…
– Ты поворачивай, поворачивай! Руку об стенку ободрал, мать твою!..
Тоська всё ещё сидела в машине, когда приехала милиция и скорая. Когда во дворе собрались немногочисленные соседи, Тоська тоже постояла с ними и посмотрела, как выносят Костю. Потом Тоська вернулась в машину, нашла в бардачке ключи от квартиры и Костин паспорт и уверенно поехала на север туда, где жил когда-то Дед Мороз, и где в полосатом Арнольдовом матрасике было зашито её, Тоськино, будущее благополучие и счастье.
2001 г.
Хитрый Кондрат
Дети с серьёзными личиками сидели на стульях, расставленных вдоль стен. Елка стояла в правом углу возле сцены. Строгим и заботливым взглядом наседок оглядывали своих подопечных стоящие там же у стен педагоги. Родителей не было. Костя попробовал наладить контакт и подошёл поздороваться к девочке с одутловатым лицом и мутными глазами. Однако, вопреки ожиданию, девочка здороваться не стала, а забилась в истерике, царапая себе лицо и неестественно выгибая спину. Налетели учителя. Костя понял, что дружба не состоялась, и, пока ревущий объект знакомства выносили в коридор, начал загадывать загадки. С этим делом тоже было хиловато. Детишки были серьёзны и непробиваемы. Только одна малышка, сидящая сразу у ёлки, копала в носу и блаженно улыбалась. Костя совсем уже было отчаялся, да вовремя сообразил – достал из мешка завалявшийся там мячик и устроил весёлую игру. Он бросал мячик сидящему ребёнку и тех, кому удавалось этот мячик поймать награждал конфетой.
Только разыгрались и сообразили что к чему, как учитель с испуганными глазами и перхотью на воротнике пиджака объявил концерт. Костю усадили на стул перед сценой и начались бессмертные снежинки, очень смешные по мнению постановщиков сценки и декламация неизменного стихотворения «Вот моя деревня…». В финале концерта задумчивая девочка из-под ёлки всё-таки отловила сопротивляющуюся козу и с возгласом – На! – поднесла эту козу Косте на кончике пальца. После благополучного обмена козы на конфету ничего уже не оставалось, как только раздать подарки.
Костя в отведённом под гримуборную классе разделся и развесил костюм для просушки. Странно, что Костя, казалось ничего не делая, был весь в поту.
Только закурил и глотнул кофейку из термоса, как появилась добрейшая Ирина Кузминична.
– Костенька, – вновь запела она, – ты ведь помнишь Наташеньку? Кажется, ты в неё влюблён был в пятом классе? Недавно прислала мне письмо. Живёт во Владивостоке, работает в школе. Муж бросил её с двумя детьми, но она – молодец – не хнычет. А Валя Заяц ходит капитаном. Как же ты – один? Друзья-то у тебя есть?
– Друзья? – Костя задумался на секунду, – Из настоящих кот Арнольд. Остальные оказались просто собутыльниками.
– Как же ты так? Одному трудно…
– Ничего, Ирина Кузминична. Ничего. Перебьёмся.
– Жениться тебе надо, Костинька. Совсем другая жизнь пойдёт. Неужели никого на примете нет?
– Старый я уже жениться. Кому я такой хмырь нужен?
– Ты, Константин, на себя не наговаривай. Какой же ты старый?
И снова в коридоре протопало стадо. И снова проревел третий вопль.
Костя гнал свою машину к 33 школе, чтобы забрать, как было оговорено, Тоську и аккомпаниатора, и пытался вспомнить свои счастливые школьные деньки. Но, как ни пытался, ничего у него не получалось. Всё слилось, слепилось в один день с постоянным страхом, что тебя спросят, а ты не готов. Возникало ещё мамино скорбное лицо, когда она поднималась по школьной лестнице. Видно, за Костины шалости её вызвали в школу.
Потом неожиданно появилась в памяти худенькая мордочка мальчонки из 62 школы, которого училка хотела оставить без подарка. Костя расчувствовался и решил обязательно к этому пацанёнку заехать. Порылся ещё немного в памяти, довольный извлёк оттуда адрес, что прошептал ему расстроенный малец, и записал этот адрес в блокнотик.
Когда Костя подрулил к 33 школе на улице уже ждала и размахивала лапами Тоська. И опять покатило-поехало…
… Маленькой ёлочке холодно зимой…Шире круг! Шире!.. Мамочки нам помогут…
…везёт лошадка дровенки…А ну-ка, детки, позовём Снегурочку!.. Дружно, хором…
…зажгись огнями разными – зелёными и красными!.. Нашу речку, словно в сказке за ночь вымостил мороз… Стоп на месте. Дружно вместе делаем вот так!.. А что растёт вниз головой?.. Блин, сигареты кончаются… Тось, кофе будешь? Так у тебя и бутерброды есть? Богатенькая… Прилетит вдруг волшебник… и бесплатно покажет… Ты подарки нам принёс, передаст горбатый… Эх, бабка, не могла ребёнка научить слово педераст выговаривать… Тебя бы бабка по морде!.. Раз!.. Два!.. Три!.. Да гори оно всё синим пламенем!.. Товарищи! Я совершенно серьёзно… если я ещё раз увижу поющую собаку под ёлкой… Маленькой ёлочке… А глаза то папины… Как в колхоз поедем? Элементарно, Ватсон! Парторг обещал забрать. У тебя где дитё?.. Хорошо, когда мама… Открываем календарь. Начинается январь… Нет, уважаемая, нет. Для таких малышей мы работаем 45 минут. Зайдите на досуге в бюро и посмотрите методичку… Зайка серенький сидит и ушами шевелит… Уронили мишку на пол… потому что я солдат… А теперь парад костюмов!.. Дорогие друзья! С наступающим Новым… опять забыл какой год!.. годом! Пусть он принесёт вам… Ты подарки нам принёс?.. Я вам песенку спою про пять минут… Три белых коня, три белых коня… Что стоишь качаясь… Она уже не стоит – она лежит… Надо же так нажраться!.. Дед мороз! Ты меня уважаешь, конкретно?.. В лесу… Из полей доносится – Налей!.. Костя! Ты поешь чего-нибудь! А то с голоду сдохнешь… Конкурс на лучший танец! Каждая пара получает газету…
Не-ет! С детками проще!.. Кто родился в январе, вставай, вставай, вставай!..
Арноля! Ты опять поесть ничего не приготовил? Что ты думаешь своей кошачьей головой? У тебя это что за консервы? Килька в томате? Пополам, братец, пополам!..
Луна сегодня была белёсая, заиндевевшая от мороза. Шоссе мелодично позвякивало под ногами. А звёзд высыпало столько!..
Константин Петрович Михайлов – в каждой руке по чемодану с костюмами – мерно вышагивал по шоссе и красоты новогодней ночи ему были глубоко по фигу.
Вместе с Костей, отставая от него на пару шагов, семенила Тоська. Она устала и тихонько плакала от отчаяния. Тоська плакала молча, чтобы Костя не слышал – боялась, что он начнёт читать нотации.
Костя постепенно отходил от вспышки гнева, когда пьяный парторг заявил, что везти актёров некому – все уже навстречались от души. Парторг, правда, от щедрости душевной предложил заночевать в клубе. Наверное, так и следовало сделать, но Костя неожиданно вспыхнул, собрал своё барахло и, обматерив на прощание парторга, выскочил на улицу. Тоська – за ним.
Только, когда протопали километров пять и Костя стал чувствовать, что потная спина подмерзает, он отошёл и пожалел, что психанул. Но, что сделано, то сделано.
Костя посмотрел на Тоську. Та молча ковыляла по дороге, втянув голову в воротник пальто.
– Ну, как ты? Спросил Костя просто потому, что не знал о чём спросить.
– Я нормально, – пробубнила Тоська, – А ты как, псих ненормальный?
– А я вообще лучше всех, – сказал Костя, прикидывая сколько им ещё топать. И по Костиной прикидке выходило не меньше двадцати километров.
– Я только теперь поняла, – продолжила Тоська, – почему за тебя никто замуж не идёт. Кроме меня конечно. Потому что ты психованный.
– А когда это ты за меня замуж собиралась? – ласково поинтересовался Костя.
– А всегда, – отпарировала Тоська и шмыгнула носом.
– Твой мужик почему тебя бросил? – спросил Костя серьёзно.
– Он меня не бросал – он пил крепко. И по пьяне с друзьями изнасиловал малолетку. Дали семь лет. Я и подала тогда на развод. – И снова в шутку: – С тех пор вот всё жду, когда ты соизволишь жениться. Ты даже и не думай – у тебя всё равно выхода нету.
Тоська засмеялась и пошла немного веселей.
– Ты, Тося, свои дурацкие шутки брось. Ну, какой я жених? Я тебе в отцы гожусь.
– Нашёлся папашка! Да, у нас разница всего-навсего в десять лет – самое то. – Тоська подумала и осторожно спросила:
– Костя. Неужели у тебя за всё время и девчонок не было? Или любви огромной, светлой и чистой.
Костя тоже подумал, и тоже осторожненько:
– Как не быть? Была. Только мне очень понятно разъяснили, что любовь приходит и уходит… Я с тех пор всё денежку коплю. На чёрный день. Всё думал, что соберу деньжат, а потом!.. Вот подсобрал, а это ПОТОМ всё не приходит. Получается – зря всё…
– Что ты, Костя, что ты! – затараторила Тоська, – Всё было правильно. Всё хорошо.
Прошли ещё немного, и Тоська села прямо н дорогу.
– Костя! Ты как хочешь, а я больше не могу! Я ногу растёрла и замёрзла.
Костя ворча про себя, что в войну таких, которые ноги растирали, пристреливали на месте, стал на колени и снял Тоськин сапожок. Действительно – пятка была растёрта в кровь. Тут-то и стало Косте страшно. Он прикинул, что на таком морозе протелёпаются они ещё час-полтора. А потом?
– Господи! Если ты есть! Спаси, Господи! Не дай погибнуть этой девчушке! Я-то – чёрт с ним! – А у неё ребёнок! – так молился Костя, приводя в порядок Тоськину ногу. Так он молился даже, когда ему удалось поставить Тоську на ноги и они снова заковыляли по дороге.
Где-то далеко впереди на звёздном небе появились смутные проблески. Потом ещё – чуть ближе.
– Стой, Тося! – почему-то зашептал Константин Петрович, – Стой! Это машина! Машина!
Точно – это был Москвич. И не прошло десяти минут, как уже Костя горячо и убедительно начал уговаривать ночных путешественников развернуться и подвезти Деда Мороза со Снегурочкой до родного городка. Говорил Костя долго, но на сидящих в машине самым весомым аргументом стала пятидесятирублёвая бумажка.
Артистов высадили у самого Костиного дома. Костя усадил Тоську в свою машину и счастливый уронил голову на баранку, пока телега прогревалась. Потом порадовал Тоську:
– Тось! Ты помнишь того мальчонку, которого в школе хотели подарка лишить?
Давай заскочим к нему домой – я ему кой-какие шмотки купил – подарить хочу. Я потом тебя отвезу. Лады?
– Никуда меня отвозить не надо, – возразила Тося, – я у тебя хочу Новый год встретить. После этого ты на мне и женишься, как честный человек.
Костя довольно хмыкнул, потом притянул Тоську к себе и поцеловал её податливые губы.
Пока нашли Женькин дом на таинственной Электромонтажной улице, пока Костя в машине натягивал на себя Дед Морозовские шмотки и гримировался, уже начал чувствоваться рассвет. Внешних признаков рассвета, правда, не было, но нечто неуловимое в небе, в воздухе и в самой ночи подсказывало, что утро непременно настанет.
Костя вошёл в вонючий подъезд и, чиркая зажигалкой, начал искать 4 квартиру.
Квартиры такой в подъезде не было. 5 была и 3 была, а 4, как сквозь землю провалилась.
– Ага, – сказал Костя вслух и толкнул битую-перебитую дверь без номера.
– Понятно, – добавил он, когда дверь от толчка открылась.
– Понятно! – изрёк он снова, когда из квартиры пахнуло нежилым духом – перегаром, застоявшимся табачным дымом и грязным бельём.
Костя пошарил рукой по стенке, нащупал выключатель. Осветилась крошечная прихожая с клочьями обоев по стенам и ворохом тряпья на полу. Костя присмотрелся – на тряпках спал, раскинув руки, здоровенный мужик.
– Мальчик Женя здесь живёт? – наклонился Костя к амбалу. Тот продрал глаза, долго смотрел на Костю, а потом закричал неожиданным фальцетом и начал креститься.
– Чо орёшь? – послышался детский голос, – Это мой Дед Мороз. Я же говорил вам, что он придёт. Ты что так поздно?
Костя повернулся. В дверном проёме, подпирая плечом косяк стояла женщина в ночной рубашке неопределённого цвета, а рядом с ней Женька, серьёзно настроенный.
Амбал перестал креститься, матюгнулся и пошёл в кухню. Стало слышно, как он пьёт воду, охая и отфыркиваясь, словно лошадь.
– Ну, давай подарки, раз пришёл, – деловито сказал Женька и подошёл к Косте. Костя молча вынул из мешка пакетик с конфетами и синенький школьный костюм.
Женька сгрёб подарки в охапку и снова вернулся в дверной проём. Тем временем Амбал отпился и вновь нарисовался в коридорчике.
– Покажи, покажи Евгений, чем тебя этот хренов Мороз наградил. Он начал рыться в пакетах и, довольный, разлущил конфету.
Женщина устала подпирать косяк и тоже пошла на кухню отпиваться.
– А вот это дело! – зарадовался Амбал, добравшись до костюмчика. Это спасибо Дедушке Морозу! – Не дам пропить! Это моё! – вцепился Женька в пакеты.
– Тебя, сявка, кто спрашивает? – посуровел Амбал. – Твоё дело телячье – обосрался и стой. Настя! Я к Иванычу забегу, – крикнул Амбал и стал обуваться.
– Не дам! – заорал Женька и тут же получил суровую плюху.
Ноги у Кости неожиданно стали ватными на секунду, потом стало лёгким тело.
– Отдай ребёнку, – не сказал, а прошипел Костя и левой рукой поднял Амбала за грязный ворот. Потом он врезал ему правой. Амбал, похоже, плохо соображал – стоял прислонившись к стенке – в руках пластиковые пакеты. Потом Костя, схватив Амбала за грудки, колотил его о стену. Потом острой иглой пронзило Косте спину.
Сначала спину, а потом шею. Костя услышал крик:
– Это мой Дед Мороз! Не убивайте! Не дам!
– Это они меня зарезали, – догадался Костя, ослаб и уже на полу с любопытством смотрел, как у него под подбородком надуваются и лопаются брызгами красные воздушные шарики.
– Ромашки спрятались, поникли лютики… Ёлка плакала сначала от домашнего тепла… Всё равно его не брошу… Восстань, пророк, и виждь и внемли… Мне осталась одна отрада – пальцы в рот… На века, до конца – Коммунисты – вперёд!..
…не нужен мне берег турецкий… замерзал ямщик… Когда я итожу то, что прожил…
…белый аист летит… ты ж меня, молодого, з ума-розуму звела…чуден Днепр при тихой погоде, когда…а кушать хочется всегда…и тьма и хлад в моей пещере. Одежды ветхи. Сплю в гробу… что ж. камин затоплю, буду пить… и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую… наши нивы глазом не обшаришь… ночь светла, туманный путь блестит… да, я шут, я циркач – так что же?.. и спокойно и ласково скажет, что ребёнок похож на меня… вы посмотрите на себя… на берег крутой… махнём не глядя, как на фронте говорят… о закрой свои бледные ноги… дыша духами и туманами… будьте добры, причешите мне уши… он поёт по утрам в клозете… звяканье шишек зелёных… ближе к сердцу кололи мы профили… а ну-ка, парень, подними повыше ворот… я волчка не завожу, а уселась и сижу… моцно трымался юнак на допросе…esturday…я чувствую себя маленькой продрогшей обезьянкой… тогда уж тебе придётся на мне жениться… Я маленькая балерина… наш уголок нам никогда не тесен… выбери меня, выбери меня… от слов таких срываются гроба шагать… одинокая бродит гармонь… любовь не вздохи на скамейке… постой-ка, брат мусью… два раза не умирать… ничто нас в жизни не может вышибить из седла…
А рассвет настал и в самом деле раньше времени. Восток побледнел, звёзды начали расплываться, тонуть в этом белёсом, и, вдруг, солнечный луч взлетел снизу вверх, подкрашивая случайные облачка.
Костя скосил глаза – в кресле, поджав ноги под себя, дремала Тоська в белом халате. На стенке за нею блестели никелем загадочные краники и трубочки.
– Это я в больнице, – сообразил Костя.
– Это я в больнице! – зарадовался он всем своим телом.
– Это я в больнице? – засомневался Костя и начал для пробы шевелить пальцами рук. Всё было в порядке. Костя поднял правую руку и ощупал лицо – там тоже было всё на месте.
– Тоська, кончай дрыхнуть! – хотел сказать Костя, да выдавил из себя только свистящее – Тоська – остальное то ли хрипом – то ли шипом.
Тут-то Тоська и проснулась.
Проснулась и радостно затараторила:
– Костя! Тебе нигде не болит? Честно? Это хорошо. Ты только молчи! Доктор не велел тебе разговаривать. Их, паразитов, поймали. Да, и чего ловить – мальчонка к соседям прибежал – кричит мамка Деда Мороза зарезала. Соседи и позвонили. А тут как раз патрульная машина мимо проходила. Милиция уже сама скорую вызвала. А эти признались прямо там в квартире. Ты только молчи. У тебя связки были перерезаны, да лёгкое…
Тут Тоська устала лопотать и заплакала:
– Если ты и в этот раз на мне не женишься, я сама тебя зарежу! Понял?
– Женюсь, женюсь – какие проблемы, – прохрипел Костя. Он только сейчас заметил, что ему больно говорить. Костя поманил Тоську рукой, а когда она наклонилась, притянул к себе и поцеловал.
– Кота кормишь? – спросил он почему-то. А когда Тоська кивнула, стал давать указания:
– Ты езжай ко мне. У Арнольда в полосатом матрасике деньги зашиты. Ты возьми сколько надо – тебе деньги сейчас нужны.
Тоська замотала головой:
– Мне не нужны деньги – мы обходимся. Да, ребята концерт в твою пользу организовали – вот! – и Тоська, порывшись в сумочке, показала Косте пачку денег.
– Я ничего не тратила – нам ещё денежки нужны будут.
Костя довольно кивнул головой и собрался было заснуть, да вошёл молодой врач, довольный начал щупать Косте пульс.
– А жена Ваша – молодец, – похвалил Тоську врач. Хорошо, что такие женщины есть. А то…
– А то – что? – спросил Костя и начал Тоськой гордиться.
– Всё, что хочешь, – ответил врач. Он был опрятен, чисто выбрит и от него шёл приятный запах. – У нас тут всего насмотришься.
– А когда домой? – забеспокоился Костя.
Врач улыбнулся радостно:
– По весне, как водится, по весне.
Врач вышел, а Костя усталый и счастливый заснул.
И весна пришла.
Весна пришла раскрытыми окнами и запахом оттаявшей земли. Весна пришла громкими голосами на улице и фиалками на тумбочках больных. Фиалки стояли в банках из под сметаны и напоминали о любви. О любви же напоминали многочисленные романы между выздоравливающими, столь бурные, как будто влюблённым сторонам отвели несколько дней всего для продолжения рода и они боялись упустить время.
Костю, счастливого и немного ослабевшего от солнечного света, городского гомона и свобода, привезла домой Тоська, тоже счастливая и умиротворённая.
Костя принял ванну и за обедом благосклонно слушал ябеды кота Арнольда, который тёрся о ноги и намурлыкивал о всём и о вся.
Потом они с Тоськой отключили телефон и любили друг-друга двое суток, прерываясь лишь на краткий сон и еду.
Костя был счастлив, как бывает счастлив человек, корого приговорили к отсечению головы и уже на эшафоте помиловали.
– Человек создан для того, чтобы быть счастливым! – сделал для себя открытие Костя. – Это же главный смысл жизни – быть счастливым. И жизнь так прекрасна, что по другому ощущать себя просто нельзя. Вся та мелочёвка, которая портит нам жизнь придумана нами же. Придумана для того чтобы оправдать свою лень, косность, слепоту и глухоту. Нет! Теперь, когда я понял, что к чему, я обязательно буду счастлив ежеминутно!
А потом они с Тоськой поехали в ЗАГС подавать заявление. А ещё потом Тоська занялась обменом их квартир на одну большую. А Костя поехал по заводам искать работу. Правда, ему дали инвалидность третьей группы, но на эти деньги жить было нельзя – нужно было искать выход. И выход нашёлся на ремонтно-механическом заводе, когда симпатичный крепыш – начальник отдела кадров предложил Косте пойти учеником слесаря. И жизнь, весёлая и радостная, пошла-покатилась.
Костя предложил не тратиться зря на свадьбу, а поехать на юг, прихватив с собой Инку – Тоськину доченьку. Они вернулись загорелые и уверенные в себе. И Инка уже звала Костю папой.
Как-то в осень Костя осторожненько спросил:
– Тось! Ты помнишь того мальчонку? Где он сейчас?
– А где ему быть? – ответила Тоська, – в детдоме, конечно.
– Тося. Давай съездим к нему. Он, всё-таки, мне жизнь спас.
– Это уж как посмотреть, – заворчала Тоська, но согласилась.
В детдоме Косте пришлось долго и скучно объяснять заведующей почему им, не родственникам, нужно увидеть ребёнка. В конце концов она привела за руку настороженного Женьку и осталась стоять возле дверей.
Женька Костю сразу узнал:
– Привет! – сказал он серьёзно. – Это хорошо, что тебя не до конца зарезали. Я уж думал, что до конца – очень уж крови много было.
Костя вынул гостинцы и, не зная о чём говорить, прохрипел пошлое:
– Как дела?
– Нормально, – ответил Женька и занялся пакетом с конфетами. Вместо Женьки ответила заведующая:
– Мальчик хороший, способный. Хорошо учится. Дерётся, правда, но это ничего, это характер закаляет. Военным будет. Ты, Женечка, хочешь лётчиком стать? – спросила заведующая сладким голосом. Женька посмотрел на неё строго и сказал:
– Нет!
– А кем же ты хочешь быть? – ненатурально удивилась заведующая и посмотрела почему-то на Костю.
– Я Дед Морозом буду! – сказал Женька серьёзно, а потом застеснялся и неожиданно прижался щекой к Костиной руке.
И такая волна счастья накрыла Костю, что он ничего уже не видел и не слышал.
Да и не мог Костя слышать, как переругивались, подвыпившие по случаю Нового года, санитары, укладывая его тело на носилки.
– Да, блин, вот это резанула! – чуть башку не снесла.
– Я на эту падлу посмотрел – колется в той комнате – во всём уже созналась, сука грязная. А у самой – посмотреть – в чём душа держится.
– А чего этот Дел Мороз к ним припёрся? Его звал кто, что ли?
– Хрен его знает. Педофил, наверное. Мальчонку просёк и…
– Ты поворачивай, поворачивай! Руку об стенку ободрал, мать твою!..
Тоська всё ещё сидела в машине, когда приехала милиция и скорая. Когда во дворе собрались немногочисленные соседи, Тоська тоже постояла с ними и посмотрела, как выносят Костю. Потом Тоська вернулась в машину, нашла в бардачке ключи от квартиры и Костин паспорт и уверенно поехала на север туда, где жил когда-то Дед Мороз, и где в полосатом Арнольдовом матрасике было зашито её, Тоськино, будущее благополучие и счастье.
2001 г.
Хитрый Кондрат
…Кондрат Иванов видел чертей каждый день. Да, как не видеть, если работаешь смотрителем отдалённого кладбища. К чертям Кондрат привык. Некоторые забегали к нему в будку потрепаться, да опрокинуть стаканчик. А с одной симпатичной молоденькой чертовкой Кондратий даже шашни закрутил и прижил от неё симпатичненького чертёнка. Чертёнка назвали Васькой. Он быстро рос и уже называл Кондрата батей.
С чертями пить и говорить за жизнь было спокойней, чем с людьми. От них ничего скрывать не нужно было, да и захочешь не скроешь. А вот от людей было что скрывать Кондрату.
Те бомжи, которых нанимал Кондрат на копку могил, представить себе не могли, что смотритель кладбища свободно говорит не только на латышском, но и на литовском, польском и немецком языках, и что до войны он блестяще закончил 1-ю городскую русскую гимназию. Впрочем, не только бомжи об этом не догадывались. Об этом не догадывался никто, кроме чертей, коим иногда под настроение читал Кондратий Гейне по-немецки.
По своей натуре Кондрат был человек простой: сморкался в два пальца, крыл матом почём зря, не только ходил летом в телогрейке и ватных штанах, но даже спал в них. Хотя, был у Кондрата собственный дом со всеми удобствами и розами в палисаде и была хозяйка – крутобёдрая и востроглазая, которая, мало того, что была ненасытна в постели, ещё и отлично готовила. И была у Кондрата заначка – глиняная крынка с золотишком. Правда, об этом даже его хозяйка не знала.
Кондратий разбогател, когда в составе батальона СС ликвидировал еврейское гетто в том далёком сорок четвёртом году. Это была тяжёлая работа.
Правда, Кондратий сам не стрелял – были для этого люди. Кондратий с напарником собирали и описывали ювелирку. Работы было невпроворот: что уж говорить – любили страдальцы золотишко. Но Кондрат любил его не меньше.
Идею заначить немного золотишка для себя подал напарник Кондрата, за что и получил пулю в затылок под конец работы. Кондрат зарыл его во рву с евреями, а на утро доложил, что напарника нет. Пропал. В горячке того зачислили в без вести пропавшие и позабыли навсегда.
Кондрат был хитрый. Он сообразил во время, что пахнет паленым, дезертировал и удрал на хутора. Там отсиделся, не особо бедствуя, а когда пришли красные, добровольцем вступил в армию.
Через месяц его контузило и оторвало пальцы на правой руке. Так вот и стал эсэсовский фельдфебель Кондратий Иванов инвалидом Великой Отечественной со всеми положенными льготами и прочим уважением.
Жизнь шла своим чередом. Кондратий рьяно смотрел за порядком на кладбище. Убирал дорожки, сажал и поливал цветы, да руководил своими бомжами. Иногда по доброте своей утешал в бытовке вдову, которая вначале казалась безутешной. После обеда обычно приходили черти, одетые как положено: фраки, цилиндры, белоснежные кашне, да лакированные туфли. Перед тем, как забрать своего жмурика, забегали к Кондрату. У того уже было всё приготовлено – и водочка, и стаканчики, хлебушек и лучок на закуску. Кондрат обычно шутил: «Что, черномазые, там у вас в пекле небось не наливают?» Черти пили не закусывая, только занюхивали правым рукавом фрака – соображали, что без закуси лучше цепанёт.
Потом закуривали и начинались разговоры… Чертяки о своей жизни и порядках говорили скупо, мол притащим тебя – сам увидишь. А вот Кондрату напоминали иногда такое, о чём он давно позабыл и вспоминать не хотел.
Посидев немного – расходились. Черти за клиентом, Кондрат по хозяйству.
Беда пришла нежданно. Красил как-то Кондрат одной клиентке оградку. И вдруг спиной почувствовал её недоумевающий взгляд. Обернулся Кондрат в полплеча – и сразу узнал её – девчонку с соседского хутора. В своё время забегал к ним Кондратий пивка попить, да покуражиться. И вот теперь он ясно понял, что его узнали и, что Аусма, – так кажется звали эту бабу, – обязательно настучит куда следует.
Хитрый Кондрат и виду не подал, что всё понял, всё сообразил. Закончив красить и получив законную бутылку, Кондрат поблагодарил и степенно поплёлся к своей будке, всё ещё чувствуя на спине недобрый взгляд. Он спокойно сложил в свою тележку старые венки, засунул под них короткий ломик. Подкатил тележку к Аусминому участку и, остановившись, быстро огляделся. Кладбище было пустынно. Аусма сажала зелень в нагробнике. Кондрат спросил не просохла ли краска и, не получив ответа, сам подошёл проверить. А, проверив, коротко и сильно стукнул женщину по голове. Крови почти не было. Кондратий легко, как ребёнка, поднял клиентку, уложил на тележку и закрыл венками. Потом он отвёз её на старые участки и сбросил в колодец, сняв предварительно кольца, серьги и кулон с цепочкой – добро пропадать не должно.
С чертями пить и говорить за жизнь было спокойней, чем с людьми. От них ничего скрывать не нужно было, да и захочешь не скроешь. А вот от людей было что скрывать Кондрату.
Те бомжи, которых нанимал Кондрат на копку могил, представить себе не могли, что смотритель кладбища свободно говорит не только на латышском, но и на литовском, польском и немецком языках, и что до войны он блестяще закончил 1-ю городскую русскую гимназию. Впрочем, не только бомжи об этом не догадывались. Об этом не догадывался никто, кроме чертей, коим иногда под настроение читал Кондратий Гейне по-немецки.
По своей натуре Кондрат был человек простой: сморкался в два пальца, крыл матом почём зря, не только ходил летом в телогрейке и ватных штанах, но даже спал в них. Хотя, был у Кондрата собственный дом со всеми удобствами и розами в палисаде и была хозяйка – крутобёдрая и востроглазая, которая, мало того, что была ненасытна в постели, ещё и отлично готовила. И была у Кондрата заначка – глиняная крынка с золотишком. Правда, об этом даже его хозяйка не знала.
Кондратий разбогател, когда в составе батальона СС ликвидировал еврейское гетто в том далёком сорок четвёртом году. Это была тяжёлая работа.
Правда, Кондратий сам не стрелял – были для этого люди. Кондратий с напарником собирали и описывали ювелирку. Работы было невпроворот: что уж говорить – любили страдальцы золотишко. Но Кондрат любил его не меньше.
Идею заначить немного золотишка для себя подал напарник Кондрата, за что и получил пулю в затылок под конец работы. Кондрат зарыл его во рву с евреями, а на утро доложил, что напарника нет. Пропал. В горячке того зачислили в без вести пропавшие и позабыли навсегда.
Кондрат был хитрый. Он сообразил во время, что пахнет паленым, дезертировал и удрал на хутора. Там отсиделся, не особо бедствуя, а когда пришли красные, добровольцем вступил в армию.
Через месяц его контузило и оторвало пальцы на правой руке. Так вот и стал эсэсовский фельдфебель Кондратий Иванов инвалидом Великой Отечественной со всеми положенными льготами и прочим уважением.
Жизнь шла своим чередом. Кондратий рьяно смотрел за порядком на кладбище. Убирал дорожки, сажал и поливал цветы, да руководил своими бомжами. Иногда по доброте своей утешал в бытовке вдову, которая вначале казалась безутешной. После обеда обычно приходили черти, одетые как положено: фраки, цилиндры, белоснежные кашне, да лакированные туфли. Перед тем, как забрать своего жмурика, забегали к Кондрату. У того уже было всё приготовлено – и водочка, и стаканчики, хлебушек и лучок на закуску. Кондрат обычно шутил: «Что, черномазые, там у вас в пекле небось не наливают?» Черти пили не закусывая, только занюхивали правым рукавом фрака – соображали, что без закуси лучше цепанёт.
Потом закуривали и начинались разговоры… Чертяки о своей жизни и порядках говорили скупо, мол притащим тебя – сам увидишь. А вот Кондрату напоминали иногда такое, о чём он давно позабыл и вспоминать не хотел.
Посидев немного – расходились. Черти за клиентом, Кондрат по хозяйству.
Беда пришла нежданно. Красил как-то Кондрат одной клиентке оградку. И вдруг спиной почувствовал её недоумевающий взгляд. Обернулся Кондрат в полплеча – и сразу узнал её – девчонку с соседского хутора. В своё время забегал к ним Кондратий пивка попить, да покуражиться. И вот теперь он ясно понял, что его узнали и, что Аусма, – так кажется звали эту бабу, – обязательно настучит куда следует.
Хитрый Кондрат и виду не подал, что всё понял, всё сообразил. Закончив красить и получив законную бутылку, Кондрат поблагодарил и степенно поплёлся к своей будке, всё ещё чувствуя на спине недобрый взгляд. Он спокойно сложил в свою тележку старые венки, засунул под них короткий ломик. Подкатил тележку к Аусминому участку и, остановившись, быстро огляделся. Кладбище было пустынно. Аусма сажала зелень в нагробнике. Кондрат спросил не просохла ли краска и, не получив ответа, сам подошёл проверить. А, проверив, коротко и сильно стукнул женщину по голове. Крови почти не было. Кондратий легко, как ребёнка, поднял клиентку, уложил на тележку и закрыл венками. Потом он отвёз её на старые участки и сбросил в колодец, сняв предварительно кольца, серьги и кулон с цепочкой – добро пропадать не должно.