- Ради детей?! Но почему ради столь возвышенной цели я должен становиться калекой? А эти руки... - Он посмотрел на свои тонкие, выхоленные руки крелофониста. - Кто мне даст гарантию, что эти руки, не мои руки, а достояние всего человечества, руки, которыми восхищается мир, останутся в целости и сохранности?
   Бритта вздрогнула и вскинула на него широко открытые глаза. Парень с девушкой побледнели.
   - И не говорите мне о регенерации! - перешёл на крик Косташен. - Кому я буду нужен с регенерированными руками, если их придётся вначале учить хотя бы держать ложку с вилкой!
   - Идём отсюда, - сказала девушка парню, не глядя на Косташена. На её лице проступила брезгливость.
   - Идём, - кивнул парень.
   У двери он пропустил девушку вперёд и обернулся.
   - Вы много здесь говорили о человечестве, о законах и преступлениях, - сказал он. - Так вот, мне бы хотелось, чтобы вы уяснили себе одно: на всю оставшуюся жизнь человечество для вас будет сосредоточенно на Снежане. Другого человечества нет и не будет. И ч т о является преступлением против него будет определяться здесь. Точно также, как и ценность ваших рук.
   Косташен заскрипел зубами.
   - Неделю назад они восторгались моими руками, - сказал он Бритте. - А сегодня они готовы их отрубить топором!
   - Перестань! - закричала Бритта, зажимая уши руками. - И сядь! Мне нужно с тобой поговорить...
   Косташен ошеломлённо посмотрел на неё. В таком возбуждении он ещё никогда не видел Бритту. Он машинально вырастил кресло и упал в него.
   - Руки рубить, говоришь? - начала она, нервно ходя по комнате. Она обхватила себя руками, будто ей было зябко. - Эти люди готовы головы на плаху положить, лишь бы дети не прошли через всё это. А ты... - Бритта остановилась и с болью посмотрела на Косташена. - Раньше я старалась не замечать подобных взбрыкиваний твоего не в меру раздутого самомнения. Раньше это никому не мешало. Да и все тоже относились к нему снисходительно. Как же, мировая знаменитость! Ты вознёс себя и крелофонию на пьедестал, выше которого, как тебе кажется, ничего нет и не будет. И, по-твоему, так будет всегда и во веки веков!
   - Не перебивай! - оборвала Бритта пытавшегося что-то сказать Косташена. - Я всегда тебя выслушивала, выслушай один раз ты меня. Да, ты прав. Искусство вечно, и ты большой мастер крелофонии. Но то, что в нашем веке вызывает восхищение, на потомков может не произвести впечатления. Что ты знаешь, например, об опере? Только то, что в музее театрального искусства изредка дают представления? А что ты знаешь о балете, не современном, а классическом, разница между которыми настолько же велика, как между цирком и скоморохами или театром и балаганом. Никто сейчас не поёт серенад, не рассказывает речитативом саг, не устраивает поэтических турниров; ушли в предание такие инструменты, как лира, гусли, волынка, зурна; нет сейчас сказителей, барды и художники не имеют ничего общего с теми, кого так называли раньше. В Прадо ты даже не захотел пойти посмотреть на настоящую живопись, потому что современный художник работает не красками, кистью и мольбертом, а оперирует нелинейной оптикой, создавая картины объёмной светописи. А что ты знаешь о великих актёрах и исполнителях прошлого? Что ты знаешь о Паганини, Карузо, Шаляпине, Бакстере? Только то, что они были, что ими восторгались? Но ведь тебя сейчас не затащишь в музей театрального искусства ни на одно представление!
   Бритта перевела дух и подошла к двери.
   - Я всё сказала. Искусство возвышенно, и ценность его безгранична. Но без людей, без их жизни оно мертво. Подумай. Смени свою шкалу ценностей и приходи к нам.
   - К кому это - к нам? - с вызовом спросил Косташен.
   - Ко мне, к Байрою, К людям.
   - Так ты сейчас идёшь к Байрою?
   - Да. Сейчас - к Байрою.
   Косташен язвительно хмыкнул.
   - А я вам не помешаю?
   - Дурак, - беззлобно сказала она. - Байрой сегодня утром прошел акватрансформацию.
   Она повернулась к нему спиной и ушла.
   ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ
   ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:
   На сегодняшний день триста двадцать семь человек прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.
   Закончено переоборудование гостиницы для приёма первых акватрансформантов. Оптимальная температура жилых помещений составляет 6570оС.
   Пущена в строй первая очередь оранжерей.
   Продолжается переоборудование баз и орбитального спутника для размещения школ-интернатов. С базами через орбитальный спутник установлена связь посредством световой сигнализации.
   До сих пор не обнаружена одна гляциологическая партия. Поиски продолжаются.
   По сообщению группы исследования физики макропространства, ввиду полной изоляции звёздной системы, на Снежане ожидается проявление тепличного эффекта. По предварительным данным, за следующие два года среднесуточная температура на планете поднимается на 15 - 20оС...
   8
   - Посмотри, - сказала Анна Шренингу и кивнула в сторону окна. - Она уже второй час здесь вертится.
   Шренинг выглянул на улицу. На снегу перед крыльцом в нерешительности топталась тонконогая худенькая девчушка лет двенадцати-тринадцати в сандалиях на босу ногу и в коротком опалесцирующем платьице. Заметив, что на неё наконец обратили внимание, она взбежала по ступенькам, но, войдя в лабораторию, остановилась у дверей, обескураженная царившей здесь жарой.
   - Здравствуйте, - несмело проговорила она. - Я к вам.
   С явным любопытством она принялась рассматривать лабораторию.
   - Вижу, что к нам, - устало сказал Шренинг. Серые глаза девочки смотрели на него не по-детски настороженно. - Ну, и по какому же вопросу?
   Девчушка опустила голову, и чёлка прямых волос упала на глаза.
   - У меня здесь отец, - тихо проговорила она. Руки её машинально мяли нетающий снежок.
   Шренинг тяжело вздохнул.
   - Как тебя зовут? - мягко спросила Анна.
   - Ларинда. - Девочка подняла голову. - Ларинда Бронт.
   "Иржи Бронт, - вспомнил Шренинг. - Один из первых... Гляциолог. Неравномерная акватрансформация. Отёки конечностей, лёгких, низа живота. В связи с частичной акватрансформацией правая рука ампутирована по локтевой сустав".
   Анна подошла к девочке и положила ей руку на голову.
   - Твой папа жив и здоров. Но сейчас его видеть нельзя. Он проходит период адаптации. Через неделю, я думаю, ты его сможешь навестить.
   "Святая медицинская ложь, - подумал Шренинг. - Через неделю ты уже будешь на базе. Или на "Шпигеле".
   Ларинда дёрнула головой под рукой Анны.
   - Я не к папе. Я сама.
   Анна вздрогнула и поспешно убрала руку.
   - Я тоже хочу пройти акватрансформацию.
   "Этого нам только не хватало..." - с тоской подумал Шренинг.
   - Сколько тебе лет? - глухо спросил он.
   - Шестнадцать, - смело соврала она.
   - Ах, тебе шестнадцать! - грозно сказал кто-то за её спиной.
   Ларинда испуганно обернулась. В проёме двери стоял Алек Кратов.
   Увидев его, Анна резко отвернулась и отошла к окну.
   - Ну, если тебе шестнадцать, то ты должна хорошо знать историю средних веков. Верно?
   Ларинда поспешно кивнула.
   - Тогда скажи мне, пожалуйста, что делали в то смутное тёмное время с учениками, которые лгали самым бессовестным образом?
   Ларинда недоверчиво посмотрела на Кратова.
   - Вызывали родителей... - несмело предположила она.
   - Двойка! Их нещадно секли розгами. По одному месту.
   Кратов подошёл к ней, взял за плечи и подвёл к двери.
   - Так что, мой тебе совет, - он легонько шлёпнул Ларинду по тому самому месту, - выметайся-ка ты отсюда, пока я не начал применять к тебе этот средневековый, устарелый, но, по мнению очевидцев, весьма действенный рецепт.
   - И больше не мешай людям работать! - крикнул он вслед.
   Проводив девчонку взглядом, Кратов повернулся.
   - Здравствуйте, ребята.
   Шренинг кивнул. Анна, словно не услышав, продолжала смотреть в окно.
   - И много у вас таких паломников?
   Шренинг неопределённо пожал плечами.
   - Фу, жарко здесь у вас, прямо баня. - Кратов подошёл к Анне и обнял её за плечи. - Тяжело? Ну-ну, - взбадривающе встряхнул он её.
   Анна освободилась и молча отошла на середину комнаты.
   - Знаю, что не сладко, - вздохнул Кратов. Он вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на Шренинга:
   - Сбылась твоя мечта, Ред.
   Шренинг вопросительно посмотрел на него.
   - Помнишь, ты как-то сетовал - какие мы врачи? Вот, мол, раньше врачи имели дело с людьми, а теперь с людьми имеют дело кибердиагносты. А врачи занимаются отвлечёнными исследованиями. Теперь у тебя как-никак тысяч десять пациентов. Даже больше.
   Шренинг одарил его испепеляющим взглядом.
   - Так как у вас дела? - словно ничего не заметив, спросил Кратов.
   - Хорошо, - буркнул Шренинг. - Недели через четыре в городке не останется ни одного нормального человека.
   - Нормального человека... - горько покачал головой Кратов, но тут до него дошёл и другой смысл фразы. - Через четыре недели? - опешил он. - Да ты что?
   - Чёрт побери! - ударив кулаком по столу, взорвался Шренинг. - Не могу я заниматься сразу всем: людьми, биомеханизмами, синтетпищей, посевными семенами, гидропонным мясом...
   - С сегодняшнего дня у тебя останутся только люди, - прервав его, твёрдо пообещал Кратов. - Ребята из санлаборатории уже освоили твою методику и переключаются на всё остальное.
   Шренинг недоверчиво молчал.
   - К тебе что, продолжают поступать заказы?
   - Нет, - наконец проговорил Шренинг, и его губы впервые за столько дней дрогнули в подобии благодарной улыбки. - Спасибо. Вот за это спасибо.
   - Так как теперь со сроками?
   - Теперь, может быть, и управляюсь за две недели, - снова помрачнел Шренинг.
   - Знаю, о чём ты сейчас думаешь, - хмыкнул Кратов. - Меня бы сейчас коленкой и в двери, как ту девчонку. Чтобы не мешал работать.
   Шренинг бросил на него быстрый взгляд.
   - Кстати, - продолжал Кратов, - я пришёл к вам по тому же поводу.
   Анна стремительно повернулась и пристально посмотрела на Кратова.
   - Нет! - отрезала она.
   - Что нет, Аннушка? - ласково, словно ничего не понимая, спросил Кратов.
   - С вашим сердцем...
   - А что мне прикажешь с моим сердцем? Лечиться? Так Центр сердечно-сосудистой регенерации находится не здесь.
   - Именно поэтому и нельзя.
   - А что мне остаётся? С детьми на базу или на "Шпигель"? - Кратов покачал головой.- Нет, ребята. Если бы я дарил людям бессмертие, я бы пошёл последним. А так... Вчера меня уже обвинили в том, что я создаю на Снежане колонию иновариантов.
   Шренинг похолодел. То, чего он больше всего боялся...
   - Кто? - мрачно сдвинул брови, спросил он. - Из КСЧ?
   - Да нет. Комитет статуса человека здесь пока ни при чём. Объявился тут один... - Кратов невесело усмехнулся. - А резидент КСЧ что-то никак не проявляет себя. Молчит. Я даже не знаю, кто он. Кто-то же, вероятно, из вашей братии. Может быть - ты?
   - Я? - удивился Шренинг. Он чуть было не рассмеялся. - Неужели вы считаете, что резидент КСЧ мог бы взяться за такое дело?
   - А почему бы и нет? В конце концов он тоже человек... Кстати, спохватился Кратов, - мы не заболтались?
   - Нет, - успокоил Шренинг. - У нас есть ещё двадцать минут до приёма следующей партии. Впрочем, скафандры надевать уже пора.
   - А это зачем? - удивлённо спросил Кратов, оглядывая лабораторию.
   - В реанимационном зале температура шестьдесят пять градусов, ответил Шренинг и, посмотрев на Кратова, усмехнулся. - Вы что, думаете, мы здесь работаем? Мы здесь отдыхаем.
   - Ясно, - кивнул Кратов. - Я пойду со следующей партией.
   - Нет. - Анна отрицательно покачала головой. - Двое суток вам придётся подождать.
   - Что, даже по старой дружбе нельзя без очереди? - подмигнул Кратов.
   - Не в этом дело. Двое суток вам придётся ничего не пить. Обезвоженный организм лучше переносит акватрансформацию.
   - Милая девушка, - улыбнулся Кратов, - можешь мне поверить, что в течение двух суток я не только ничего не пил, но и не ел. И статусграммы за три года у меня с собой.
   - А как же ваша работа? - безнадёжно спросила Анна. Она уже поняла, что отговорить Кратова ей не удастся.
   - Работа? А при чем здесь работа? - Кратов недоумённо пожал плечами. - Не вижу разницы, кто будет руководителем работ: Алек Кратов или акватрансформант Алек Кратов.
   9
   Сажин в очередной раз оглянулся на свою измученную спутницу. Юсику шатало, ноги у неё подкашивались, она поминутно спотыкалась на застругах выветренных бороздах спрессованного снега.
   - Всё, - сказал он. - Привал.
   Юсика вскинула посеревшее обветренное лицо и тут же рухнула на колени.
   - Извини, - прохрипела она сквозь потрескавшиеся губы. - Я не могу больше...
   Она упала ничком и зарылась лицом в тёплую вату снега.
   Павел выбрал место и сел так, чтобы его тень прикрывала голову Юсики. Вокруг, до самого горизонта, простиралась безбрежная снежная равнина, придавленная серым равнодушным небом. Раньше, когда они шли по холмам, он представлял себе, что они идут по пустыне, по барханам стеклянно-белого кристаллического песка. И это ему удавалось - казалось, так легче идти. Теперь он обмануть себя не мог. Они вышли на ледяной щит, такой же как в Антарктиде, на Снежной Королеве и на многих других ледяных планетах, на которых ему довелось побывать. Если бы только не жара...
   На третий день после странного исчезновения звёзд с небосклона и связи с академгородком они решили возвращаться. И тут Сажин обнаружил, что возвращаться им практически не на чем. Энергетический баланс "попрыгунчика" оказался на нуле, и это была его вина. Ему так хотелось побыстрее уйти в поле - подальше от города, от людей, кроме того, он здорово поругался с Клайперсом, распорядителем полевых работ (тот категорически не хотел отпускать Сажина в поле одного, навязывая в напарники практикантку, очевидно, Клайперсу сообщили о причинах перевода Сажина со Снежной Королевы на Снежану), что Павел даже не удосужился проверить энергетический запас "попрыгунчика". Второй его ошибкой был небольшой запас воды, взятый с собой, - до сих пор он никогда не сталкивался с проблемой нехватки воды. На планетах, где ему пришлось работать по долгу службы, такой проблемы никогда не существовало. Там вода находилась сразу за бортом машины в виде льда или снега. Здесь тоже, куда ни глянь, простирались лёд и снег. Но лучше, если бы это был песок...
   Два дня "попрыгунчик" полз по ледяному щиту, питаясь от солнечных батарей, и его перегретый организм жадно поглощал и без того скудный запас воды. Сажин уже подумывал оставить его и двигаться пешком, но всё никак не мог решиться. Непредвиденный случай разрешил сомнения. Проходя по ледяному откосу, "попрыгунчик" тяжело ухнул в снежницу - огромную каверну, припорошённую лёгким воздушным снегом, и сломал траки. Вдвоём с Юсикой они законсервировали "попрыгунчик", оставили ему на время сна литра два воды, и ушли, прихватив с собой запас продовольствия и оставшуюся воду. Вчера вечером они выпили по последнему глотку. Но и это не было самым страшным. Даже при отсутствии воды, вконец обессиленные, обезвоженные и измождённые, они через два-три дня должны были выйти к городу. Но в выборе правильного маршрута Сажин, ориентировавшийся только по солнцу, уже не был уверен.
   Сажин стащил с себя рюкзак, распахнул его и принялся перебирать продукты. В который раз он пожалел, что не прихватил из "попрыгунчика" все тубы с соком. Он достал пакет с консервированным мясом и протянул Юсике.
   - Возьми, поешь, - проговорил он.
   Юсика подняла голову и посмотрела на него пустым усталым взглядом. Увидев перед лицом пакет, она отрицательно покачала головой.
   - Ешь! - приказал Сажин и насильно всучил ей в руку пакет. Затем достал из рюкзака другой, зубами разорвал упаковку и со злостью принялся жевать. Мясо было тёплым и сочным, но во рту сразу пересыхало, и он с трудом проталкивал куски в горло.
   Когда Павел, наконец, расправился со своим пакетом, его охватила неудержимая икота. Так и хотелось набрать полные пригоршни снега и заесть сухой обед.
   Сажин посмотрел на Юсику. Она с трудом пережёвывала мясо, обсасывала его, а затем выплёвывала на снег. Павел отвернулся. Наконец сзади зашуршала пустая обёртка, и её скомканная шелуха отлетела в сторону.
   - Легче? - спросил Павел, бросив на спутницу косой взгляд.
   Юсика угрюмо кивнула.
   - Раздевайся, - приказал он. - Биотратт, конечно, хорошая штука, но не сейчас. Такое впечатление, что сосёт влагу из тела, как насос.
   - Я... - Юсика вдруг покраснела. - У меня нет купальника.
   Сажин скрипнул зубами. Попался бы ему сейчас Клайперс, навязавший эту девчонку!
   - А жить ты хочешь?! - гаркнул он ей в лицо.
   Юсика отшатнулась и испуганно заморгала. Было в её взгляде что-то жалкое, какая-то детская мольба. Сажин отвернулся и принялся стаскивать с себя комбинезон.
   - Я буду идти впереди и не оборачиваться, - буркнул он. - Кстати, можешь повязать комбинезон на бёдра. Только внешней стороной. - Он запихнул свой комбинезон в рюкзак, встал и закинул его за плечи. - Готова?
   - Сейчас... - Было слышно, как она раздевается, шурша одеждой. - Да.
   - Тогда идём. - Павел глянул на солнце, определяя маршрут. - Будешь отставать, скажешь.
   И они пошли. Первые шаги, как всегда после короткого отдыха, давались трудно, отзываясь болью в каждой мышце. Затем Юсика втянулась. Сажин шёл не быстро, экономя силы и заботясь о том, чтобы она не отставала. Его широкая спина, которую даже объёмный рюкзак не мог закрыть полностью, отливала каким-то странным серо-чёрным загаром. Не снежанским. А ноги были белыми. Юсика вспомнила, как Клайперс, определяя её на практику к Сажину, старательно отводил глаза в сторону. Она же, расстроенная, что не попала в комплексную экспедицию, практически ничего не запомнила из наставлений, кроме того, что Сажина перевели на Снежану с какой-то другой планеты против его желания по причине психологического срыва, обрисованного Клайперсом весьма смутно и расплывчато, и ей вменялось в обязанность не столько вести работы, сколько просто находиться при Сажине, не давая ему остаться наедине с самим собой. Заранее предубеждённые друг против друга, они познакомились с некоторой прохладцей и в дальнейшем контактов не искали, как не нашли их до сих пор.
   Сажин шёл размеренным тренированным шагом, изредка, не оборачиваясь, спрашивая у Юсики, не отстала ли она. Было нежарко, градусов двадцать, и лёгкий ветерок приятно холодил обнажённое тело. Однако уже через час ходьбы Сажин понял, что разделись они напрасно. Атмосфера Снежаны с нулевой влажностью высасывала из тела воду не хуже биотраттового комбинезона. Впрочем, Снежаны ли? Чем дальше они углублялись в снежную пустыню, тем назойливее становилось предположение, возникшее у него с первых минут исчезновения звёзд. Казалось, что каким-то гигантским катаклизмом они перенесены со Снежаны на подобную ей планету в забытый богом уголок Вселенной и оставлены здесь его величеством Случаем для проведения жестокого эксперимента на выживаемость и сообразительность. Ничего общего со Снежаной, кроме аномального снега, Сажин здесь не находил. Солнце казалось больше, какое-то размытое, радужное, пятнами, снег на горизонте тоже радужный, зыбкий и плывущий, как кромка далёких холмов на Земле в летний полдень. Он хотел было остановиться, чтобы снова одеться, но передумал. До захода солнца оставалось совсем немного, а остановка означала потерю лишних минут, лишних метров пути.
   Когда солнце село, Павел ещё некоторое время шёл, придерживаясь ориентира между двумя далёкими снежными сопками. Но когда сумерки сгустились, и ему пришлось до рези напрягать глаза, чтобы различить сопки, он остановился. Сзади в рюкзак потерянно ткнулась Юсика и сползла на снег. Сажин сбросил с себя рюкзак и сел.
   - Воздух здесь такой сухой... - хрипло сказала Юсика. - У меня вся кожа потрескалась.
   Сажин, не оборачиваясь, кивнул.
   - Извини, - сказал он. - Наверное, нам лучше одеться.
   Он раскрыл рюкзак и попытался выбрать что-нибудь на ужин. Но не смог. В глазах появилась сильная резь, они слезились, и Павел не мог разобрать наклеек на пакетах. Он чертыхнулся и выбрал наугад два одинаковых.
   - Возьми, - протянул он один пакет Юсике.
   Она не ответила. Сажин обернулся. Так и не одевшись, Юсика спала на снегу, широко раскинув руки. Лицо её почернело, заострилось, сухие потрескавшиеся губы были приоткрыты и беззвучно шевелились во сне.
   Сажин вздохнул, поиграл в руках пакетами и зашвырнул их назад в рюкзак. Ужинать будем в завтрак... Да, и не забыть бы завтра надеть светофильтры - иммунитет от снежной слепоты ему прививали давно, и он, очевидно, уже кончился.
   Павел посмотрел на Юсику. Какой-то порочный круг, и опять он в центре. Ему стало тоскливо и холодно. Неужели и этой девочке суждено...
   Сажин решительно достал из аптечки в рюкзаке скальпель и, подойдя к Юсике, опустился перед ней на колени. Даже в темноте было видно, как она измождена. Резко очертились глазные впадины, скулы, ключицы, рёбра; над запавшим животом выдвинулись бёдра, а под маленькой острой грудью зримо вздрагивало сердце. Сажин сцепил зубы. Казалось, что-то сместилось в его сознании, и он вновь стоит на коленях на промёрзшей, обледенелой земле и, прикрывая ладонями поникший почерневший цветок, пытается отогреть его дыханием. Как же он сможет жить, если и эта девушка... Он полоснул скальпелем по запястью и приложил руку к губам Юсики.
   Девушка недовольно замычала, и тогда он, отвернувшись, придавил сильнее. Юсика замотала головой, очнулась и, извернувшись, вскочила.
   - Ты что? - удивлённо спросила она, быстро моргая.
   Сажин молчал, опустошённо смотря в сторону. Кровь весёлыми каплями сбегала на снег. Юсика провела ладонью по своим губам и посмотрела.
   - Ты... - Слёзы вдруг брызнули у неё из глаз. - Не смей! - закричала она неожиданно тонким голосом и из всей силы, которая у неё ещё осталась, ударила его по щеке.
   Сажин безучастно молчал.
   - Не смей так больше делать! Как ты мог... - Её трясло. - А ну, дай руку!
   Юсика с неженской силой схватила его за руку и повернула к себе ладонью.
   - Как ты мог... Держи так. Сейчас перевяжу. - Она засуетилась. - И не смей!.. больше... никогда...
   ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
   ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:
   На сегодняшний день тысяча восемьсот сорок четыре человека прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.
   Продолжаются поиски затерявшейся гляциологической партии. К настоящему моменту никаких следов партии не обнаружено.
   Начата эвакуа...
   10
   Зал был огромен, и если бы не архаичные стационарные койки, в три яруса расставленные почти по всему залу и скрадывавшие его величину, он казался бы ещё необъятней. Ещё совсем недавно здесь выступал Косташен со своей труппой, теперь же зал стал своеобразной перевалочной базой, необходимым переходным мостиком между человеком и акватрансформантом.
   Косташен лежал на одной из коек третьего яруса в самом дальнем углу. Противоположный угол зала был свободен от коек, и большая группа людей играла там в какую-то подвижную игру с мячом. Одам принципиально не смотрел в ту сторону: активному обезвоживанию он противопоставлял пассивное, как бы выражая протест против того произвола, который, с его точки зрения, творили над его личностью. Впрочем, была и вторая причина, скрывавшаяся в такой пассивной форме протеста, но в ней он не хотел признаться даже самому себе. Подобное поведение позволяло ему продлить период обезвоживания и, тем самым, отдалить страшащую его акватрансформацию.
   В зал Косташен попал помимо своей воли. Именно благодаря тем самым неотвратимым обстоятельствам, которых так не любил и боялся. На следующее утро после разговора с Бриттой и молодыми людьми он ушёл из гостиницы и двое суток бродил в снегах в окрестностях города. Здесь он совершенно случайно наткнулся на Школьное. Детский городок с просторными учебными залами, жилыми коттеджами и большим стадионом с ледяным полем был покинут, мёртв и пуст. В ясельных коттеджах в нелепых позах навсегда застыли игрушки, через открытые двери в пустые классы ветер успел намести нетающую порошу, зато спальные комнаты были аккуратно прибранными, чистыми и такими же пустыми. Заброшенность детского городка произвела на Косташена такое жуткое впечатление, что он немедленно покинул его. Казалось, что люди отвернулись от него, ушли неизвестно куда, и он остался один на один со снежным кошмаром. И тогда он вернулся в город. Страх одиночества оказался сильнее страха перед акватрансформацией. Гостиницу уже полностью переоборудовали для акватрансформантов, и ему волей-неволей пришлось прийти сюда, на подготовительный пункт. И он пришёл. Молча, скрепя сердце, против своей воли. Как на казнь.
   Внизу, прямо под ним, на койках расположилась небольшая компания, человек десять. Они что-то оживлённо обсуждали, но Косташен старался не прислушиваться. Вначале это удавалось, но затем разговор всё же привлёк его внимание. Трудно не слышать чужой разговор, когда в голове нет своих мыслей. Говорили о контактах с внеземными цивилизациями. Ребята были, в основном, молодые, горой стояли за их интенсификацию, и только средних лет щуплый мужчина с быстрыми весёлыми глазами и следами недавней регенерации волос на круглой, как шар, голове иронически их осаживал. Вначале разговор шёл вообще о принципах контактов как с гуманоидными, так и негуманоидными цивилизациями, затем перешёл на конкретные примеры. Долго обсуждали какие-то печальные события на Сказочном Королевстве, недобрым словом поминая при этом Картографическую службу, вскользь прошлись по полувековым наблюдениям за аборигенами Нирваны, причём круглоголовый не преминул иронически заметить: существует ли вообще цивилизация в этом сонном царстве? Кто-то вспомнил о запрещённом секторе в звёздном скоплении Кронидов, но разговор не поддержали из-за отсутствия информации, на которую Комитет по вопросам внеземных цивилизаций наложил вето, и как-то сразу перешли к обсуждению эффекта тростникового радиошёпота на Лапиде. Мнения по поводу естественности или искусственности сигналов разделились, на что круглоголовый снова с иронией заметил: как и пятьдесят лет тому назад при открытии радиошёпота. После этого вспомнили о последнем распоряжении КВВЦ о свёртывании работ и эвакуации базы гляциологов со Снежной Королевы в связи с обнаружением на планете проявлений псевдогуманоидной жизни. Рыжий сосед Косташена по койке, плотный коротышка, не в меру энергичный, был ярым сторонником радикальных способов вмешательства. С безапелляционным апломбом он громил все службы КВВЦ за их излишнюю мягкотелость и неприменение решительных мер в критических ситуациях.