Страница:
Приятно было ощущать себя живым. И знать, что есть люди, которым твоя судьба не безразлична. Тай, кстати, все еще отсыпалась в каюте (по-местному – спальнике), переутомившись после утреннего приключения со мной. А может, спала просто потому, что все равно на плоскодоне делать было нечего.
После того как я очнулся, обнаружив себя буквально в объятиях Тай, мы о многом поговорили. Она объяснила, что со мной произошло, а я, поняв, что она для меня сделала, в ответ разоткровенничался сверх меры. Рассказал про все – про Драхуба, про Гилсвери, про Онни, которая, как тут же выяснилось, приходилась Тай родной сестрой (интересное совпадение, не правда ли?), про смерть трактирщика Бочонка. Про то, какая нелегкая меня занесла в их мир. Даже про то, что когда-то прошел обучение особому искусству всеобъемлющей самозащиты, искусству, являвшемуся собственностью загадочной древней расы, и которое теперь коварно пожирало меня изнутри. И про свою семейную жизнь, разрушенную по этой причине. А также, набрав обороты, немного обрисовал реалии мира, в котором живу. Я видел, что сумел ее изумить своим рассказом, но здесь-то как раз ничего удивительного не было – для человека, не имевшего представления о технической цивилизации, все это звучало просто сказкой – возможно, интересной и захватывающей, но большей частью непонятной. А вот Закон Равновесия, властвовавший в землях Внутреннего Круга, сказкой, к сожалению, не был. Именно эта штука чуть было меня не угробила. Трактирщик был лишь первой «ласточкой», предупреждением, которого я не понял. Каким-то образом я как бы превратился в конденсатор – вместо того, чтобы отдавать свою энергию, как другие чужаки, я стал накапливать в себе негатив этого мира. Той ночью я разрядился на бедолагу, уберег себя от саморазрушения, уберег за чужой счет… Так, по крайней мере, выходило по объяснениям Тай, а собственных предположений у меня на сей момент не оказалось. Но затем «дух» взялся за меня всерьез и наслал «окочун». Термин звучит несколько забавно, но в самом явлении ничего забавного нет. Вот, кстати, на чем меня поймала Тай вчера вечером, когда я заявил, что, возможно, намереваюсь осесть в Неурейе или Абесине. Такое наивное заявление мог сделать только чужак. Потому что это невозможно. Быстро или медленно, но Дух макора убьет чужака с неотвратимой беспощадностью, ничуть не интересуясь его личными мотивами и пожеланиями, что едва и не произошло. Меня спасла вода. Как объяснила Тай, над водой действие Закона Равновесия многократно слабеет. Он как бы «спит». Почему – никто не знает, но так было всегда.
Спасла…
Я не собирался избавлять ее от этого заблуждения. Потому что сам не был уверен в том, как моя предполагаемая смерть будет выглядеть на самом деле, пока существует мой страховой полис – Вечный Клинок, какого нет ни у кого в этом мире, и сохраняется моя связь с ним, с его внутренней Реальностью… Возможно, я и не погиб бы полностью. По крайней мере, ментальная матрица сохранилась бы точно. Проблема лишь в физическом воплощении, его я потерять мог… Сложный вопрос. И хорошо бы не пришлось разрешать его реальным жизненным опытом. Умирать всегда скверно, как бы это ни выглядело со стороны.
Без последствий этот «сбой», к сожалению, не обошелся. Последствия были очень неприятные. В первые же минуты общения с Тай я заметил, что воспринимаю все как-то странно – на глазах словно невидимые шоры, ограничивающие зрение, в ушах пробки, приглушающие звуки, в голове странная пустота. Затем до меня дошло, что я просто ничего не ощущаю, как эмпат. Что почувствует, например, профессиональный пловец, внезапно обнаружив, что разучился плавать? Не просто лишился рук, а разучился делать то, что делал почти всю сознательную жизнь? То-то и оно. Я ощущал себя инвалидом, парализованным, слепым и глухим. Мир, прежде раскрывавшийся каждую минуту невероятно богатой гаммой красок, звуков и ощущений, исходящих как от живой, так и неживой природы, непрестанно находящийся в движении смерти и возрождения, внезапно превратился в черно-белую застывшую декорацию. Это было жутко. До ледяного озноба. До крика, с трудом сдерживаемого внутри. И я заставил себя думать о чем-нибудь другом, чтобы не сходить с ума…
Хотя бы о том, что ни маг, ни его спутники так и не появились в трактире Тай. Мне незачем было спрашивать об этом хозяйку – тогда я еще был более-менее в норме и не ощутил их присутствия в трактире ни до моего посещения, ни во время него. И не только в трактире – их не было в городе вообще. То ли в сообщение аванатского сотника вкралась ошибка (а намеренно он его не исказил, я бы это понял), то ли сам маг почему-то не смог выполнить своего обещания. И ничего мне, кстати, не сказал об этом Законе. Значит ли это, что он рассчитывал на личное сопровождение и в случае чего позаботился бы обо мне? Или я столкнулся с обычной безалаберностью, и он забыл меня предупредить о том, что для него столь естественно и очевидно, как дыхание?
Магия… Достала меня уже эта магия. Еще несколько лет назад я ощутил ее на своей шкуре во всей полноте, чудом оставшись в живых после битвы с неким суперсуществом на планетке под названием Шелта. Нас, горстку обычных людей, тогда вели в бой за будущее своей цивилизации удивительные существа – олдж по имени Нкот и транс, называвший себя Целителем. Оба являлись последними представителями ныне полностью вымершей расы, сгоревшей в междуусобной войне, длившейся несколько тысячелетий. Магия Нкота была особой – он виртуозно умел обращаться с многочисленными межпространственными энергиями, умел останавливать время, двигаясь быстрее молнии, умел… Умел. Я в который раз загрустил. Пять лет – не такой уж большой срок для тех, кто всегда рядом. И огромная временная пропасть для того, кого с тобой больше нет. Я откровенно скучал по этому огромному зубастому парню, своим видом напоминавшему гигантскую летучую мышь, научившуюся расхаживать на задних лапах, скучал даже по его вечно шокирующей улыбке, полной оранжевых пиловидных клыков, способной испугать и мертвеца, по его мелодичному голосу, поразительно богатому теплыми обертонами и частенько выдававшему совсем немузыкальные выражения… Силаего была невероятна даже для такого полубессмертного существа, каковым он являлся. Именно поэтому только он и смог, соединив в одно целое способности всей команды, остановить ту Тварь, которую породила его собственная цивилизация, остановить пеной собственной жизни… Собственно, тогда в живых только я и остался.
Да, я по нему скучай… И в то же время я его ненавидел. Так сильно, что иной раз от этой ненависти у меня темнело в глазах. То, что он из меня сотворил, не поддается никакому описанию. И может быть, моя ненависть была бы слабее, не согласись на это изменениея сам…
Кажется, я чересчур погрузился в воспоминания.
Или в нытье – это как посмотреть.
Я шевельнулся, выпрямляя спину. Над водой плыл какой-то прозрачный звон, похожий на удар далекого колокола, который решил длиться бесконечно. Я никак не мог понять, то ли слышу его на самом деле, то ли этот звон возникает лишь в моей голове. Режим сиглайзера был заблокирован – бывает у меня временами такое настроение, когда любая музыка не в тему и хочется обыкновенной тишины, – поэтому с ним этот звон никак не мог быть связан. Может быть, таким образом мозг реагирует на непривычную для него пустоту? На внезапную изоляцию от потоков разнообразной информации, ранее поступавшей непрерывно? Или? Или что? Да ничего. Непонятно…
Нет, этот парень меня утомил – сзади ко мне неуклюже крался матрос с кривым ножом в руке. Крался уже минут пять, осторожно переставляя ноги и стараясь ступать бесшумно. Привычное к совершенно иной работе тело не обладало необходимыми для убийцы навыками и создавало слишком много шума даже для человека, только потерявшего свой острый слух… Хм… похоже, кое-что все-таки осталось или потихоньку возвращается, раз я так хорошо ощущаю этого засранца спиной, не глядя. Засранца с сознанием пустым, как свежевырытая могила.
«Еще один марн», – подумал я почти спокойно.
Я резко повернулся и четкой подсечкой сбил его с ног. Матрос упал в одну сторону, нож отлетел в другую, забренькав по темной, зашарканной грязными подошвами палубе. Я стремительно наклонился, собираясь пальцами вырвать ему горло.
Занесенная рука внезапно остановилась. Замерев над матросом, ошеломленный собственным намерением, столь внезапным и острым, что оно едва не осуществилось, я пытался понять, откуда во мне снова взялась эта убийственная агрессивность… Тоже «забота» Закона?
– Но он же не виноват, – пробормотал я вслух. И вместо того чтобы убить, просто коснулся пальцами его лба. Смотревшие на меня без всякого смысла глаза тут же закатились.
– Что тут происходит, Зверь тебя заворожи?
Лоханщик – так здесь называли капитана и хозяина судна, – появившись из-за угла жилых отсеков, больше смахивающих на большие деревянные ящики, наспех поставленные на палубу, чем на каюты, сердито уставился на меня круглыми немигающими глазами. От широкоплечего, крепко сбитого тела корда исходила ощутимая физическая сила, а изрезанное ветром и временем лицо принадлежало человеку, привыкшему командовать – хотя бы и на своей лоханке.
Нокаутированный матрос, по-местному – палубник (я предпочитал пользоваться более привычными для себя понятиям), валявшийся возле моих ног, не подавал признаков жизни. Я все еще стоял, склонившись над ним. Картинка на взгляд со стороны что надо. Без объяснений не обойтись Я выпрямился и вздохнул:
– Свяжи своего палубника и запри где-нибудь до конца рейса, пока я не покину корабль. У тебя ведь есть свободные комнаты?
– Я спросил, что тут происходит?! – еще более грозно спросил лоханщик. И не поворачивая головы, повысил голос: – Петил, Бурсбар Сюда!
За его спиной почти тут же возникли две такие же крепкие фигуры, но с более молодыми лицами. Увидев своего напарника на палубе, они одинаково нахмурились и смерили меня взглядом, не предвещающим ничего доброго. Но остались стоять, ожидая распоряжений хозяина, хотя броситься на меня им ох как хотелось. Хотя бы ради развлечения в этом скучном монотонном плавании, во время которого даже паруса не приходилось поправлять – таким ровным и устойчивым был несший нас в нужном направлении ветер.
– Он пытался убить меня, – как можно спокойней проговорил я. Кажется, эта фраза становится моим необходимым жизненным атрибутом. Матросы изумленно переглянулись и уставились на меня еще более неприязненно.
– Чушь! – рявкнул лоханщик, сдвинув два лохматых куста бровей к переносице, – Мовадин и ребенка не обидит! Кроме того, правила запрещают трогать клиентов, и все мои ребята всегда выполняют их неукоснительно! Но если ты, хальд, сейчас же не объяснишь, что тут происходит на самом деле, я эти правила нарушу!
Угрозы, угрозы… и ведь он вправе их расточать, если быть справедливым.
– Старик, ты когда-нибудь слышал о марнах?
– Что? Да кто ты такой, чтобы ради тебя…
– Разве тебе было заплачено недостаточно, чтобы удержать от подобных вопросов?
На это он не нашелся что ответить сразу. Тай уже успела меня проинформировать, что заплатила вчетверо против обычного, чтобы заставить этот плоскодон пуститься в рейс.
– У меня нет желания спорить, поэтому просто выслушай. Я мог бы убить твоего Мовадина сотню раз еще до того, как он замахнулся своим ножом. Именно поэтому я его пощадил. Как здоровый человек жалеет убогого, не повинного в том, что он так убог… Я вижу, ты все еще сомневаешься. Как, на твой взгляд, борт твоего плоскодона достаточно крепок, чтобы его нельзя было сломать голыми руками?
– Голыми руками? – машинально переспросил лоханщик, мрачно глядя на нож, валявшийся в трех шагах от его поверженного матроса, который он заметил только сейчас, после моих слов. Когда он поднял взгляд на меня, я уже ломал борт. Отламывал без всякого видимого со стороны усилия кусок за куском и крошил в пальцах прочное, почти каменной твердости дерево, словно гнилую труху, усыпая мелким крошевом палубу.
Демонстрация силы иногда действует лучше всяких объяснений. Глаза всех троих делались все шире. Когда дыра в борту стала размером с голову, капитан сипло выдохнул:
– Хватит. Верю. Не порть больше корабль. Ребята, возьмите Мовадина.
– И оставьте меня в покое.
– Хорошо, светочтимый.
Они утащили беднягу, и я снова остался один.
Наверное, эти марныбудут сопровождать меня всю дорогу. Марны,в которых злая воля мага дал-роктов превращала обычных людей. Для Драхуба они были лишь пешками в его игре, их судьбы его не интересовали… Прибью подонка, как только попадется у меня на пути. Могу же я позволить себе хоть немного злости в адрес того, кто действительно ее заслуживает, в отличие от этих бедолаг?
Я пошел проведать Злыдня.
Стойла для дракхов были расположены на корме, сразу за каютами, и при виде этого огромного черного зверя настроение значительно улучшилось. Чарс тоже явно мне обрадовался: подняв свою бронированную чешуйчатую морду от корыта с лебсом (за счет заведения), он запрядал ушами и фыркнул мне в лицо. Затем, не удовлетворившись вонью, которой обдал меня из своей глотки, попытался осторожно ухватить зубами за плечо. Я уклонился, не желая подвергаться столь сомнительной ласке, и несколько раз сильно шлепнул ладонью по его твердой скуле – иначе бы мой толстокожий приятель просто ничего не почувствовал.
– Ну, как ты тут, не скучаешь? Придется, приятель, немного потерпеть без движения, пока не окажемся на берегу. Знаю, знаю, как ты это не любишь, но тут уж ничего не поделаешь… По крайней мере, натрескаешься от пуза. Понимаешь ли ты, что сделал для меня? Во всяком случае, я тебе очень благодарен. И тебе, и Тай. Если бы ты не поднял тревогу…
Краем глаза я заметил какое-то движение и мгновенно, не задумываясь, вошел в Лешу. И лишь позже сообразил, что мне это удалось так же легко, как и раньше. В трех шагах от меня стояла фигура в темно-сером балахоне, возникшая словно из пустоты. Лицо было скрыто под низко надвинутым капюшоном, но пристальный, оценивающий взгляд незнакомца не ощутить было невозможно. Тай говорила, что других пассажиров, кроме нас двоих, на плоскодоне нет. К корабельной команде этот тип тоже принадлежать не мог. Безбилетник?
– Кто ты? И что тебе нужно?
В Лешу звук теряет свое значение, становясь почти не воспринимаемым на слух, я не узнал своего голоса – так низко и неразборчиво он прозвучал. И только сейчас сообразил, что этот тип видит меня даже в Лешу. Потому что двигается так же быстро. По позвоночнику скользнул холодок. Я напрягся, готовый отразить любое направленное против меня движение, готовый взвинтить уровень Лешу выше, если потребуется.
Ничего не сказав, фигура в балахоне плавно скользнула к борту, одним движением перемахнула через него и легко, почти не касаясь поверхности воды, словно была невесомой, побежала в том же направлении, куда двигался плоскодон, но, естественно, куда быстрее. Сейчас в моем восприятии плоскодон практически стоял на месте.
Я вышел из Лешу, и фигура в балахоне тут же пропала из глаз.
Я мог бы сделать то же самое и догнать этого загадочного визитера, чтобы потребовать ответа. Мог вместе с ним таким же манером отправиться к еще не видимому в водной дали берегу. Мог бы… Если бы так не нервничал. Когда былые способности начинают вдруг сбоить, то это разрушает уверенность в своих силах, саму привычку к этой уверенности. Не знаешь, что подведет в следующий раз… И здесь я чуть не погиб, даже не догадываясь об этом. Видимо, мне уже сейчас следует приучаться к осторожности и предусмотрительности обычного человека, обладающего не сверхспособностями, а лишь своим умом и опытом, – до конца этого путешествия. Но как же это будет тяжко… вернуться к себе такому, каким я когда-то был… Какая часть меня останется после таких потерь?
Если судить по тому, как этот тип двигался, он мог бы стать серьезным противником для меня даже в Лешу. Кто же это такой? Я поискал в базе данных, имея в качестве зацепки лишь образ и умение к стремительному движению. Через пару минут я уже знал об охтанах все, что эмлот сумел отыскать. Профессиональные убийцы, окутанные покровом тайны, неуязвимые, не подвластные никому. Без имен, без внешности, без определенного места обитания. Впрочем, имелись предположения, что этим местом обитания является загадочный макор Фрайшунир, но – не важно.
Итак, что мы имеем? Кто-то нанял охтана по мою душу? Тогда почему тот ничего не попытался сделать? Может быть, я видел просто наблюдателя, причем обнаружил того неожиданно для него самого, так что ему пришлось ретироваться несолоно хлебавши? Я подумал, что, возможно, мне еще придется столкнуться с ним с Неурейе… Следовало подумать, на какую клетку поставить эту новую фигуру. И кто мог его послать. Драхуб? Гилсвери? Или какая-то третья сила?
Созерцательное настроение пропало окончательно, сменившись тревогой и вернув к реальности и проблемам, которые эта реальность несла мне.
Злоклятый мир…
Что, например, мне теперь делать с Тай? С женщиной, которая меня спасла, по каким бы мотивам она это ни сделала? Мой дальнейший путь вряд ли будет устлан розами. Ее присутствие может в определенных ситуациях связать мне руки, и Тай может пострадать… Я уже пытался ей это объяснить, но никакие доводы рассудка она не приняла. Она должна была ехать со мной, и все тут, и не пожелала объяснить, почему это так важно. Я нахмурился, сообразив, что так толком ее и не поблагодарил… Благодарность – вроде бы такая простая штука, но почему-то с ней всегда возникают какие-то странные сложности.
Еще раз потрепав Злыдня по морде, я снова взглянул на далекий горизонт, плавающий в свинцово-серой воде словно бесконечно длинная гнилая соломинка, на особенно низкое сегодня серое небо, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой… Затем удрученно вздохнул и направился к каюте, которую мы занимали вместе с Тай. Попробую-ка я с ней поговорить еще раз.
20. Тай
После того как я очнулся, обнаружив себя буквально в объятиях Тай, мы о многом поговорили. Она объяснила, что со мной произошло, а я, поняв, что она для меня сделала, в ответ разоткровенничался сверх меры. Рассказал про все – про Драхуба, про Гилсвери, про Онни, которая, как тут же выяснилось, приходилась Тай родной сестрой (интересное совпадение, не правда ли?), про смерть трактирщика Бочонка. Про то, какая нелегкая меня занесла в их мир. Даже про то, что когда-то прошел обучение особому искусству всеобъемлющей самозащиты, искусству, являвшемуся собственностью загадочной древней расы, и которое теперь коварно пожирало меня изнутри. И про свою семейную жизнь, разрушенную по этой причине. А также, набрав обороты, немного обрисовал реалии мира, в котором живу. Я видел, что сумел ее изумить своим рассказом, но здесь-то как раз ничего удивительного не было – для человека, не имевшего представления о технической цивилизации, все это звучало просто сказкой – возможно, интересной и захватывающей, но большей частью непонятной. А вот Закон Равновесия, властвовавший в землях Внутреннего Круга, сказкой, к сожалению, не был. Именно эта штука чуть было меня не угробила. Трактирщик был лишь первой «ласточкой», предупреждением, которого я не понял. Каким-то образом я как бы превратился в конденсатор – вместо того, чтобы отдавать свою энергию, как другие чужаки, я стал накапливать в себе негатив этого мира. Той ночью я разрядился на бедолагу, уберег себя от саморазрушения, уберег за чужой счет… Так, по крайней мере, выходило по объяснениям Тай, а собственных предположений у меня на сей момент не оказалось. Но затем «дух» взялся за меня всерьез и наслал «окочун». Термин звучит несколько забавно, но в самом явлении ничего забавного нет. Вот, кстати, на чем меня поймала Тай вчера вечером, когда я заявил, что, возможно, намереваюсь осесть в Неурейе или Абесине. Такое наивное заявление мог сделать только чужак. Потому что это невозможно. Быстро или медленно, но Дух макора убьет чужака с неотвратимой беспощадностью, ничуть не интересуясь его личными мотивами и пожеланиями, что едва и не произошло. Меня спасла вода. Как объяснила Тай, над водой действие Закона Равновесия многократно слабеет. Он как бы «спит». Почему – никто не знает, но так было всегда.
Спасла…
Я не собирался избавлять ее от этого заблуждения. Потому что сам не был уверен в том, как моя предполагаемая смерть будет выглядеть на самом деле, пока существует мой страховой полис – Вечный Клинок, какого нет ни у кого в этом мире, и сохраняется моя связь с ним, с его внутренней Реальностью… Возможно, я и не погиб бы полностью. По крайней мере, ментальная матрица сохранилась бы точно. Проблема лишь в физическом воплощении, его я потерять мог… Сложный вопрос. И хорошо бы не пришлось разрешать его реальным жизненным опытом. Умирать всегда скверно, как бы это ни выглядело со стороны.
Без последствий этот «сбой», к сожалению, не обошелся. Последствия были очень неприятные. В первые же минуты общения с Тай я заметил, что воспринимаю все как-то странно – на глазах словно невидимые шоры, ограничивающие зрение, в ушах пробки, приглушающие звуки, в голове странная пустота. Затем до меня дошло, что я просто ничего не ощущаю, как эмпат. Что почувствует, например, профессиональный пловец, внезапно обнаружив, что разучился плавать? Не просто лишился рук, а разучился делать то, что делал почти всю сознательную жизнь? То-то и оно. Я ощущал себя инвалидом, парализованным, слепым и глухим. Мир, прежде раскрывавшийся каждую минуту невероятно богатой гаммой красок, звуков и ощущений, исходящих как от живой, так и неживой природы, непрестанно находящийся в движении смерти и возрождения, внезапно превратился в черно-белую застывшую декорацию. Это было жутко. До ледяного озноба. До крика, с трудом сдерживаемого внутри. И я заставил себя думать о чем-нибудь другом, чтобы не сходить с ума…
Хотя бы о том, что ни маг, ни его спутники так и не появились в трактире Тай. Мне незачем было спрашивать об этом хозяйку – тогда я еще был более-менее в норме и не ощутил их присутствия в трактире ни до моего посещения, ни во время него. И не только в трактире – их не было в городе вообще. То ли в сообщение аванатского сотника вкралась ошибка (а намеренно он его не исказил, я бы это понял), то ли сам маг почему-то не смог выполнить своего обещания. И ничего мне, кстати, не сказал об этом Законе. Значит ли это, что он рассчитывал на личное сопровождение и в случае чего позаботился бы обо мне? Или я столкнулся с обычной безалаберностью, и он забыл меня предупредить о том, что для него столь естественно и очевидно, как дыхание?
Магия… Достала меня уже эта магия. Еще несколько лет назад я ощутил ее на своей шкуре во всей полноте, чудом оставшись в живых после битвы с неким суперсуществом на планетке под названием Шелта. Нас, горстку обычных людей, тогда вели в бой за будущее своей цивилизации удивительные существа – олдж по имени Нкот и транс, называвший себя Целителем. Оба являлись последними представителями ныне полностью вымершей расы, сгоревшей в междуусобной войне, длившейся несколько тысячелетий. Магия Нкота была особой – он виртуозно умел обращаться с многочисленными межпространственными энергиями, умел останавливать время, двигаясь быстрее молнии, умел… Умел. Я в который раз загрустил. Пять лет – не такой уж большой срок для тех, кто всегда рядом. И огромная временная пропасть для того, кого с тобой больше нет. Я откровенно скучал по этому огромному зубастому парню, своим видом напоминавшему гигантскую летучую мышь, научившуюся расхаживать на задних лапах, скучал даже по его вечно шокирующей улыбке, полной оранжевых пиловидных клыков, способной испугать и мертвеца, по его мелодичному голосу, поразительно богатому теплыми обертонами и частенько выдававшему совсем немузыкальные выражения… Силаего была невероятна даже для такого полубессмертного существа, каковым он являлся. Именно поэтому только он и смог, соединив в одно целое способности всей команды, остановить ту Тварь, которую породила его собственная цивилизация, остановить пеной собственной жизни… Собственно, тогда в живых только я и остался.
Да, я по нему скучай… И в то же время я его ненавидел. Так сильно, что иной раз от этой ненависти у меня темнело в глазах. То, что он из меня сотворил, не поддается никакому описанию. И может быть, моя ненависть была бы слабее, не согласись на это изменениея сам…
Кажется, я чересчур погрузился в воспоминания.
Или в нытье – это как посмотреть.
Я шевельнулся, выпрямляя спину. Над водой плыл какой-то прозрачный звон, похожий на удар далекого колокола, который решил длиться бесконечно. Я никак не мог понять, то ли слышу его на самом деле, то ли этот звон возникает лишь в моей голове. Режим сиглайзера был заблокирован – бывает у меня временами такое настроение, когда любая музыка не в тему и хочется обыкновенной тишины, – поэтому с ним этот звон никак не мог быть связан. Может быть, таким образом мозг реагирует на непривычную для него пустоту? На внезапную изоляцию от потоков разнообразной информации, ранее поступавшей непрерывно? Или? Или что? Да ничего. Непонятно…
Нет, этот парень меня утомил – сзади ко мне неуклюже крался матрос с кривым ножом в руке. Крался уже минут пять, осторожно переставляя ноги и стараясь ступать бесшумно. Привычное к совершенно иной работе тело не обладало необходимыми для убийцы навыками и создавало слишком много шума даже для человека, только потерявшего свой острый слух… Хм… похоже, кое-что все-таки осталось или потихоньку возвращается, раз я так хорошо ощущаю этого засранца спиной, не глядя. Засранца с сознанием пустым, как свежевырытая могила.
«Еще один марн», – подумал я почти спокойно.
Я резко повернулся и четкой подсечкой сбил его с ног. Матрос упал в одну сторону, нож отлетел в другую, забренькав по темной, зашарканной грязными подошвами палубе. Я стремительно наклонился, собираясь пальцами вырвать ему горло.
Занесенная рука внезапно остановилась. Замерев над матросом, ошеломленный собственным намерением, столь внезапным и острым, что оно едва не осуществилось, я пытался понять, откуда во мне снова взялась эта убийственная агрессивность… Тоже «забота» Закона?
– Но он же не виноват, – пробормотал я вслух. И вместо того чтобы убить, просто коснулся пальцами его лба. Смотревшие на меня без всякого смысла глаза тут же закатились.
– Что тут происходит, Зверь тебя заворожи?
Лоханщик – так здесь называли капитана и хозяина судна, – появившись из-за угла жилых отсеков, больше смахивающих на большие деревянные ящики, наспех поставленные на палубу, чем на каюты, сердито уставился на меня круглыми немигающими глазами. От широкоплечего, крепко сбитого тела корда исходила ощутимая физическая сила, а изрезанное ветром и временем лицо принадлежало человеку, привыкшему командовать – хотя бы и на своей лоханке.
Нокаутированный матрос, по-местному – палубник (я предпочитал пользоваться более привычными для себя понятиям), валявшийся возле моих ног, не подавал признаков жизни. Я все еще стоял, склонившись над ним. Картинка на взгляд со стороны что надо. Без объяснений не обойтись Я выпрямился и вздохнул:
– Свяжи своего палубника и запри где-нибудь до конца рейса, пока я не покину корабль. У тебя ведь есть свободные комнаты?
– Я спросил, что тут происходит?! – еще более грозно спросил лоханщик. И не поворачивая головы, повысил голос: – Петил, Бурсбар Сюда!
За его спиной почти тут же возникли две такие же крепкие фигуры, но с более молодыми лицами. Увидев своего напарника на палубе, они одинаково нахмурились и смерили меня взглядом, не предвещающим ничего доброго. Но остались стоять, ожидая распоряжений хозяина, хотя броситься на меня им ох как хотелось. Хотя бы ради развлечения в этом скучном монотонном плавании, во время которого даже паруса не приходилось поправлять – таким ровным и устойчивым был несший нас в нужном направлении ветер.
– Он пытался убить меня, – как можно спокойней проговорил я. Кажется, эта фраза становится моим необходимым жизненным атрибутом. Матросы изумленно переглянулись и уставились на меня еще более неприязненно.
– Чушь! – рявкнул лоханщик, сдвинув два лохматых куста бровей к переносице, – Мовадин и ребенка не обидит! Кроме того, правила запрещают трогать клиентов, и все мои ребята всегда выполняют их неукоснительно! Но если ты, хальд, сейчас же не объяснишь, что тут происходит на самом деле, я эти правила нарушу!
Угрозы, угрозы… и ведь он вправе их расточать, если быть справедливым.
– Старик, ты когда-нибудь слышал о марнах?
– Что? Да кто ты такой, чтобы ради тебя…
– Разве тебе было заплачено недостаточно, чтобы удержать от подобных вопросов?
На это он не нашелся что ответить сразу. Тай уже успела меня проинформировать, что заплатила вчетверо против обычного, чтобы заставить этот плоскодон пуститься в рейс.
– У меня нет желания спорить, поэтому просто выслушай. Я мог бы убить твоего Мовадина сотню раз еще до того, как он замахнулся своим ножом. Именно поэтому я его пощадил. Как здоровый человек жалеет убогого, не повинного в том, что он так убог… Я вижу, ты все еще сомневаешься. Как, на твой взгляд, борт твоего плоскодона достаточно крепок, чтобы его нельзя было сломать голыми руками?
– Голыми руками? – машинально переспросил лоханщик, мрачно глядя на нож, валявшийся в трех шагах от его поверженного матроса, который он заметил только сейчас, после моих слов. Когда он поднял взгляд на меня, я уже ломал борт. Отламывал без всякого видимого со стороны усилия кусок за куском и крошил в пальцах прочное, почти каменной твердости дерево, словно гнилую труху, усыпая мелким крошевом палубу.
Демонстрация силы иногда действует лучше всяких объяснений. Глаза всех троих делались все шире. Когда дыра в борту стала размером с голову, капитан сипло выдохнул:
– Хватит. Верю. Не порть больше корабль. Ребята, возьмите Мовадина.
– И оставьте меня в покое.
– Хорошо, светочтимый.
Они утащили беднягу, и я снова остался один.
Наверное, эти марныбудут сопровождать меня всю дорогу. Марны,в которых злая воля мага дал-роктов превращала обычных людей. Для Драхуба они были лишь пешками в его игре, их судьбы его не интересовали… Прибью подонка, как только попадется у меня на пути. Могу же я позволить себе хоть немного злости в адрес того, кто действительно ее заслуживает, в отличие от этих бедолаг?
Я пошел проведать Злыдня.
Стойла для дракхов были расположены на корме, сразу за каютами, и при виде этого огромного черного зверя настроение значительно улучшилось. Чарс тоже явно мне обрадовался: подняв свою бронированную чешуйчатую морду от корыта с лебсом (за счет заведения), он запрядал ушами и фыркнул мне в лицо. Затем, не удовлетворившись вонью, которой обдал меня из своей глотки, попытался осторожно ухватить зубами за плечо. Я уклонился, не желая подвергаться столь сомнительной ласке, и несколько раз сильно шлепнул ладонью по его твердой скуле – иначе бы мой толстокожий приятель просто ничего не почувствовал.
– Ну, как ты тут, не скучаешь? Придется, приятель, немного потерпеть без движения, пока не окажемся на берегу. Знаю, знаю, как ты это не любишь, но тут уж ничего не поделаешь… По крайней мере, натрескаешься от пуза. Понимаешь ли ты, что сделал для меня? Во всяком случае, я тебе очень благодарен. И тебе, и Тай. Если бы ты не поднял тревогу…
Краем глаза я заметил какое-то движение и мгновенно, не задумываясь, вошел в Лешу. И лишь позже сообразил, что мне это удалось так же легко, как и раньше. В трех шагах от меня стояла фигура в темно-сером балахоне, возникшая словно из пустоты. Лицо было скрыто под низко надвинутым капюшоном, но пристальный, оценивающий взгляд незнакомца не ощутить было невозможно. Тай говорила, что других пассажиров, кроме нас двоих, на плоскодоне нет. К корабельной команде этот тип тоже принадлежать не мог. Безбилетник?
– Кто ты? И что тебе нужно?
В Лешу звук теряет свое значение, становясь почти не воспринимаемым на слух, я не узнал своего голоса – так низко и неразборчиво он прозвучал. И только сейчас сообразил, что этот тип видит меня даже в Лешу. Потому что двигается так же быстро. По позвоночнику скользнул холодок. Я напрягся, готовый отразить любое направленное против меня движение, готовый взвинтить уровень Лешу выше, если потребуется.
Ничего не сказав, фигура в балахоне плавно скользнула к борту, одним движением перемахнула через него и легко, почти не касаясь поверхности воды, словно была невесомой, побежала в том же направлении, куда двигался плоскодон, но, естественно, куда быстрее. Сейчас в моем восприятии плоскодон практически стоял на месте.
Я вышел из Лешу, и фигура в балахоне тут же пропала из глаз.
Я мог бы сделать то же самое и догнать этого загадочного визитера, чтобы потребовать ответа. Мог вместе с ним таким же манером отправиться к еще не видимому в водной дали берегу. Мог бы… Если бы так не нервничал. Когда былые способности начинают вдруг сбоить, то это разрушает уверенность в своих силах, саму привычку к этой уверенности. Не знаешь, что подведет в следующий раз… И здесь я чуть не погиб, даже не догадываясь об этом. Видимо, мне уже сейчас следует приучаться к осторожности и предусмотрительности обычного человека, обладающего не сверхспособностями, а лишь своим умом и опытом, – до конца этого путешествия. Но как же это будет тяжко… вернуться к себе такому, каким я когда-то был… Какая часть меня останется после таких потерь?
Если судить по тому, как этот тип двигался, он мог бы стать серьезным противником для меня даже в Лешу. Кто же это такой? Я поискал в базе данных, имея в качестве зацепки лишь образ и умение к стремительному движению. Через пару минут я уже знал об охтанах все, что эмлот сумел отыскать. Профессиональные убийцы, окутанные покровом тайны, неуязвимые, не подвластные никому. Без имен, без внешности, без определенного места обитания. Впрочем, имелись предположения, что этим местом обитания является загадочный макор Фрайшунир, но – не важно.
Итак, что мы имеем? Кто-то нанял охтана по мою душу? Тогда почему тот ничего не попытался сделать? Может быть, я видел просто наблюдателя, причем обнаружил того неожиданно для него самого, так что ему пришлось ретироваться несолоно хлебавши? Я подумал, что, возможно, мне еще придется столкнуться с ним с Неурейе… Следовало подумать, на какую клетку поставить эту новую фигуру. И кто мог его послать. Драхуб? Гилсвери? Или какая-то третья сила?
Созерцательное настроение пропало окончательно, сменившись тревогой и вернув к реальности и проблемам, которые эта реальность несла мне.
Злоклятый мир…
Что, например, мне теперь делать с Тай? С женщиной, которая меня спасла, по каким бы мотивам она это ни сделала? Мой дальнейший путь вряд ли будет устлан розами. Ее присутствие может в определенных ситуациях связать мне руки, и Тай может пострадать… Я уже пытался ей это объяснить, но никакие доводы рассудка она не приняла. Она должна была ехать со мной, и все тут, и не пожелала объяснить, почему это так важно. Я нахмурился, сообразив, что так толком ее и не поблагодарил… Благодарность – вроде бы такая простая штука, но почему-то с ней всегда возникают какие-то странные сложности.
Еще раз потрепав Злыдня по морде, я снова взглянул на далекий горизонт, плавающий в свинцово-серой воде словно бесконечно длинная гнилая соломинка, на особенно низкое сегодня серое небо, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой… Затем удрученно вздохнул и направился к каюте, которую мы занимали вместе с Тай. Попробую-ка я с ней поговорить еще раз.
20. Тай
…Она как раз заканчивала прихорашиваться, когда Никсард скользнул в дверь тесного спальника. Ксомох и сапожки были скинуты, Тай сидела на лежаке, застланном толстым слоем мягкого войлока, скрестив ноги и стягивая свои пышные волосы в узел на затылке. Кожаный жилет поверх теплой рубашки и шерстяные штаны служили достаточной защитой от царившей в спальнике прохлады. В спальнике можно было или сидеть, или лежать, так как лежак занимал все пространство почти до самой двери, в углу тихо потрескивал небольшой масляный светильник – непременный атрибут любого жилого помещения. Даже если б Тай его задула, от глаз спутника укрыться было невозможно. Так как еще раньше выяснилось, что он отлично видит в темноте. Вот Тай и старалась блюсти свою красоту – редким мужчинам нравятся неряхи.
Она заметила, что он чем-то встревожен, и сочувственно подумала о том, что, будь она в его шкуре, она была бы встревожена постоянно. Положение его, как кандидата в Круг Причастия, было незавидным. Не мешало бы как-нибудь отвлечь его от мрачных мыслей…
– Как ты себя чувствуешь?
– Терпимо.
Никсард присел на край лежака и прикрыл за собой дверь. Холодный сквозняк, сунувший было за ним в спальник свой длинный бесцеремонный нос, обиженно отпрянул.
– Камень бы не особенно опечалился действию Закона Равновесия, но у тебя живой организм, – вздохнула Тай, – и он будет бороться за свое нормальное состояние. Значит, борьба будет непрерывной и изнуряющей. Но пока мы доплывем до Неурейи, ты сможешь восстановить свои силы.
– Я уже понял. А на тебя саму разве не повлияет путешествие по чужим макорам? Ведь родилась ты в Нубесаре.
– Верно. – Тай улыбнулась, подпустив немного снисходительности – самую малость, чтобы ни в коем случае его не обидеть. – Но все путешествие, до Круга Причастия и обратно, должно занять не больше шести-семи дней, а для меня это не так уж много. Кроме того, на территории Ущербных гор Закон Равновесия спит почти так же крепко, как и над поверхностью Великого озера, – там вообще спит всякая магия. Так что лучше позаботься о себе. Хотя, думаю, Дух Кордоса будет к тебе более благосклонен, чем Дух Нубесара.
– Хорошая новость…
Засферник глубоко задумался, но Тай не позволила этому процессу затянуться. Представится ли еще такая возможность остаться с мужчиной наедине, когда он – в сознании, времени – навалом, а делать – нечего? Должен же он испытывать к ней хоть каплю благодарности за свое спасение?
– Знаешь что, парень, давай-ка я тебе все-таки сделаю массаж. Поверь, у меня это хорошо получается, и тебе от этого только лучше станет. Ты ведь уже убедился, что прикосновения к тебе мне не повредят, – мы полдня в обнимку провалялись, пока я пыталась тебя отогреть. Снимай свой плащ и ложись, – Тай с многообещающей улыбкой похлопала по лежаку рядом с собой. От массажа к любовным играм перейти будет совсем нетрудно, не родился еще тот мужчина, которого она не сможет завести. Но говорить ему об этом прямо не обязательно.
Немного помедлив, он кивнул и все-таки стянул свой серый плащ, бросил на край лежака поверх ее ксомоха, снова оставшись в светло-синей рубахе из плотной на вид ткани с рельефным полосатым рисунком. «Какой красивый материал», – подумала Тай. Покрой очень непривычный для местной моды, но такой она уже когда-то видела.
– Всю одежду по пояс тоже снимай. Иначе у меня ничего не получится. Здесь ведь достаточно тепло, верно?
Попробовал бы он с ней не согласиться!
Засферник поднял руку, взялся пальцами за какую-то плоскую металлическую детальку у ворота и одним движением сверху вниз расстегнул казавшийся одним целым перед рубашки. Вот это да. Как здорово придумано. А она-то гадала, как же он ее надевает.
А под рубашкой у Элиота больше никакой одежды не оказалось, что Тай несказанно удивило. Неужели в такую мерзкую погоду, какая стоит снаружи, ему не холодно путешествовать в столь скудном наряде? Плащ да рубаха?
Поди, и под штанами ничего нет. Или этот непростой материал так хорошо греет?
Тело у засферника оказалось худощавым, с некрупными, но выразительно прочерченными мускулами. Что говорило о силе и выносливости. Причем светлая кожа оказалась непривычно гладкой и безволосой. Тай больше привыкла к дремучим зарослям местных мужчин, покрывавшим грудь до самой шеи. Но это тоже было ничего. Прямо как у отшельника…
– Ложись на живот, – деловито скомандовала она. – Нет, руки не так, положи их вдоль туловища, так будет лучше для твоего позвоночника…
Какое странное ощущение при прикосновении к его телу… Словно у него поверх кожи лежал еще один, невидимый слой… С таким Тай еще не сталкивалась. Она уселась ему на бедра. Так, сначала пройдемся вдоль позвоночника тугими поперечными движениями запястий, потом… Прикасаясь к его спине, разминая твердые, напряженные узлы мышц сильными, привычными к такой работе пальцами, Тай вдруг обнаружила, что испытывает явное сексуальное удовольствие, что не могло не изумить ее. Причем охватившее ее возбуждение быстро усиливалось. Какой интересный человек этот Элиот… Как же счастлива, должно быть, была с ним та женщина, пока его не бросила. Остается только подосадовать, что на ее месте не оказалась сама Тай, – она не позволила бы разным пустякам разрушить свою личную жизнь… Ой, мамочки, там же сейчас все мокрое будет… Но остановиться она уже не могла, отдавшись во власть завораживающе приятных ощущений.
– У тебя хорошо получается, – одобрительно заметил засферник, повернув голову.
– Не шевелись… В детстве родители отдали нас с сестрой в Дом Пресветлого Искусства, мы многому там научились и не преуспели лишь в одном – в магии… Вот так-то лучше, я заставлю тебя расслабиться. – Тай задышала чаще, с трудом удерживая готовый сорваться с губ стон наслаждения. Да что ж это такое… такого ведь не бывает от простых прикосновений… Чтобы отвлечься от нарастающего возбуждения, она принялась говорить дальше: – Покинув Дом, я со временем унаследовала трактир своих родителей, а Онни, моя сестра, решила стать эрсеркером и подалась на службу к самому Наместнику Хааскана. Самое интересное, что он ее принял, и сейчас она добилась немалого положения в его окружении. Впрочем, ты сам это видел…
Предательский миг оргазма подкрался в самый неожиданный момент.
Она заметила, что он чем-то встревожен, и сочувственно подумала о том, что, будь она в его шкуре, она была бы встревожена постоянно. Положение его, как кандидата в Круг Причастия, было незавидным. Не мешало бы как-нибудь отвлечь его от мрачных мыслей…
– Как ты себя чувствуешь?
– Терпимо.
Никсард присел на край лежака и прикрыл за собой дверь. Холодный сквозняк, сунувший было за ним в спальник свой длинный бесцеремонный нос, обиженно отпрянул.
– Камень бы не особенно опечалился действию Закона Равновесия, но у тебя живой организм, – вздохнула Тай, – и он будет бороться за свое нормальное состояние. Значит, борьба будет непрерывной и изнуряющей. Но пока мы доплывем до Неурейи, ты сможешь восстановить свои силы.
– Я уже понял. А на тебя саму разве не повлияет путешествие по чужим макорам? Ведь родилась ты в Нубесаре.
– Верно. – Тай улыбнулась, подпустив немного снисходительности – самую малость, чтобы ни в коем случае его не обидеть. – Но все путешествие, до Круга Причастия и обратно, должно занять не больше шести-семи дней, а для меня это не так уж много. Кроме того, на территории Ущербных гор Закон Равновесия спит почти так же крепко, как и над поверхностью Великого озера, – там вообще спит всякая магия. Так что лучше позаботься о себе. Хотя, думаю, Дух Кордоса будет к тебе более благосклонен, чем Дух Нубесара.
– Хорошая новость…
Засферник глубоко задумался, но Тай не позволила этому процессу затянуться. Представится ли еще такая возможность остаться с мужчиной наедине, когда он – в сознании, времени – навалом, а делать – нечего? Должен же он испытывать к ней хоть каплю благодарности за свое спасение?
– Знаешь что, парень, давай-ка я тебе все-таки сделаю массаж. Поверь, у меня это хорошо получается, и тебе от этого только лучше станет. Ты ведь уже убедился, что прикосновения к тебе мне не повредят, – мы полдня в обнимку провалялись, пока я пыталась тебя отогреть. Снимай свой плащ и ложись, – Тай с многообещающей улыбкой похлопала по лежаку рядом с собой. От массажа к любовным играм перейти будет совсем нетрудно, не родился еще тот мужчина, которого она не сможет завести. Но говорить ему об этом прямо не обязательно.
Немного помедлив, он кивнул и все-таки стянул свой серый плащ, бросил на край лежака поверх ее ксомоха, снова оставшись в светло-синей рубахе из плотной на вид ткани с рельефным полосатым рисунком. «Какой красивый материал», – подумала Тай. Покрой очень непривычный для местной моды, но такой она уже когда-то видела.
– Всю одежду по пояс тоже снимай. Иначе у меня ничего не получится. Здесь ведь достаточно тепло, верно?
Попробовал бы он с ней не согласиться!
Засферник поднял руку, взялся пальцами за какую-то плоскую металлическую детальку у ворота и одним движением сверху вниз расстегнул казавшийся одним целым перед рубашки. Вот это да. Как здорово придумано. А она-то гадала, как же он ее надевает.
А под рубашкой у Элиота больше никакой одежды не оказалось, что Тай несказанно удивило. Неужели в такую мерзкую погоду, какая стоит снаружи, ему не холодно путешествовать в столь скудном наряде? Плащ да рубаха?
Поди, и под штанами ничего нет. Или этот непростой материал так хорошо греет?
Тело у засферника оказалось худощавым, с некрупными, но выразительно прочерченными мускулами. Что говорило о силе и выносливости. Причем светлая кожа оказалась непривычно гладкой и безволосой. Тай больше привыкла к дремучим зарослям местных мужчин, покрывавшим грудь до самой шеи. Но это тоже было ничего. Прямо как у отшельника…
– Ложись на живот, – деловито скомандовала она. – Нет, руки не так, положи их вдоль туловища, так будет лучше для твоего позвоночника…
Какое странное ощущение при прикосновении к его телу… Словно у него поверх кожи лежал еще один, невидимый слой… С таким Тай еще не сталкивалась. Она уселась ему на бедра. Так, сначала пройдемся вдоль позвоночника тугими поперечными движениями запястий, потом… Прикасаясь к его спине, разминая твердые, напряженные узлы мышц сильными, привычными к такой работе пальцами, Тай вдруг обнаружила, что испытывает явное сексуальное удовольствие, что не могло не изумить ее. Причем охватившее ее возбуждение быстро усиливалось. Какой интересный человек этот Элиот… Как же счастлива, должно быть, была с ним та женщина, пока его не бросила. Остается только подосадовать, что на ее месте не оказалась сама Тай, – она не позволила бы разным пустякам разрушить свою личную жизнь… Ой, мамочки, там же сейчас все мокрое будет… Но остановиться она уже не могла, отдавшись во власть завораживающе приятных ощущений.
– У тебя хорошо получается, – одобрительно заметил засферник, повернув голову.
– Не шевелись… В детстве родители отдали нас с сестрой в Дом Пресветлого Искусства, мы многому там научились и не преуспели лишь в одном – в магии… Вот так-то лучше, я заставлю тебя расслабиться. – Тай задышала чаще, с трудом удерживая готовый сорваться с губ стон наслаждения. Да что ж это такое… такого ведь не бывает от простых прикосновений… Чтобы отвлечься от нарастающего возбуждения, она принялась говорить дальше: – Покинув Дом, я со временем унаследовала трактир своих родителей, а Онни, моя сестра, решила стать эрсеркером и подалась на службу к самому Наместнику Хааскана. Самое интересное, что он ее принял, и сейчас она добилась немалого положения в его окружении. Впрочем, ты сам это видел…
Предательский миг оргазма подкрался в самый неожиданный момент.