Житинский Александр. Agnus Dei

    Лежава.
   Косу отрезали?
    Соболев.
   Что? Какую косу?
    Лежава.
   У Веры. Коса была.
    Соболев.
   Отрезали.

Эпизод 48.

    Госпиталь. День.
 
   Заканчивается выступление писателя Иваницкого в военном госпитале.
   Одна из самых больших палат полна ранеными и медперсоналом.
   Иваницкий дочитывает по рукописи текст.
 
    Иваницкий.
   "...Так навеки соединила война русского парня Ивана Щербину и узбека Мултана Сурахметова, погибших за белорусский город Брест...»
 
   Аплодисменты. Иваницкий раскланивается.
 
    Иваницкий.
   Спасибо, дорогие мои ленинградцы! Желаю скорейшего выздоровления тем, кто ранен, а нам всем – скорой победы над врагом! Вопросы есть?
    Раненый.
   Товарищ Иваницкий, над чем вы сейчас работаете?
    Иваницкий.
   Сейчас я пишу очерк для «Правды» о молодой разведчице, комсомолке, нашей землячке...
    Раненый.
   Ее имя!
    Иваницкий.
   Это пока секрет.
 
   Начинается концерт. Музыкант играет на скрипке.
   К Иваницкому подходят за автографами.
   Он подписывает, спрашивает имена и фамилии, подчеркнуто щедр и доступен.
 
    Иваницкий.
    (обращаясь к женщине-врачу).
   Скажите, Ника Румянцева у вас работает?
    Врач.
   Да. Санитаркой... Она была здесь...
    Иваницкий.
   Будьте добры, найдите ее.

Эпизод 49.

    Лестница госпиталя. День.
 
   Иваницкого провожает главный врач.
 
    Главный врач.
   Тяжелораненых будем эвакуировать. В этих условиях лечить трудно.
    Иваницкий.
   А сам госпиталь остается в городе?
    Главный врач.
   Безусловно. Хотел вас попросить написать о наших врачах и сестрах.
   Они делают невозможное.
    Иваницкий.
   И просить не надо. Это наш долг.
 
   По лестнице ведут медведя. Иваницкий прижимается к перилам.
 
    Главный врач.
   Не бойтесь. Это наш Миша. Раньше он жил в цирке, а теперь у нас...
   Он честно зарабатывает свой паек. Раненые любят его выступления.
   Однажды забрел в операционную во время операции, подошел прямо к больному.
   Больной посмотрел испуганно и сказал: «Доктор, снимите маску»...
 
   Иваницкий смеется.
   По лестнице к ним спешат женщина-врач и Ника.
 
    Врач.
   Это Ника Румянцева.
    Ника.
   Вы хотели меня видеть?
    Иваницкий.
   Да, есть к вам разговор... Всего доброго, Клавдий Иванович.
    (Пожимает руку врачу).Спасибо за теплый прием!..
    (Врачи уходят. Иваницкий смотрит на Нику. Пауза).
   Дело в том, что молодую разведчицу, о которой я пишу очерк, зовут Вера Румянцева.

Эпизод 50.

    Квартира Иваницкого. Вечер.
 
   Иваницкий вводит Нику в свою квартиру.
 
    Иваницкий.
   Стало быть, вы с матушкой повздорили на литературной почве?.. Никола-ай! Николай!
    (Никто не отзывается). Сидит в своем штабе... У меня живет мой племянник, полковник.
   Семьи наши эвакуированы, мы решили объединить пайки. Да и веселее вместе.
   Кстати, Вера находится под прямым его начальством, ибо он – главный разведчик...
   Сейчас я согрею чаю, и мы поработаем.
   Мне важна любая мелочь, вплоть до семейных проблем...
 
   Иваницкий идет в кухню, гремит там посудой.
   Ника разглядывает книги на стеллажах в прихожей.
   Потом заходит в кабинет, подходит к письменному столу, где стоит пишущая машинка.
   Появившийся Иваницкий с чайником поспешно выдергивает листок бумаги из машинки.
 
    Иваницкий.
   Между писателем и листом бумаги с недописанным текстом существует своего рода интимная связь, роман, не терпящий чужого взгляда. Потом уже, когда текст написан, роман кончается. Твоя любовь, твоя книга становятся общим достоянием, идет по рукам...
   А ты влюбляешься в следующую...
    Ника.
   Со стихами то же самое.
    Иваницкий.
   Говорят, Блоком увлечены?
    (Ника удивленно поднимает брови).А ведь он от сифилиса умер.
   Вот к чему приводят «прекрасные дамы»... Молчу, молчу! Садитесь сюда...
 
   Иваницкий усаживает Нику в кресло за маленький столик, ставит перед ней чашку.
   Наливает чай и ставит перед девушкой тарелку с тремя булочками – точь в точь такими, как давали в Смольном.
 
    Ника.
   Господи, что за чудо!
    (Устраивается в мягком кресле, поджав под себя ноги).
 
   Иваницкий галантно накрывает ее ноги пледом, а сам усаживается за пишущую машинку.
    Иваницкий.
   Итак, Вера всегда преуспевала в точных науках и в спорте, а вы – в гуманитарных... И комсоргом ее избирали четыре раза...
    Ника.
   Три.
    Иваницкий.
   Расскажите какой-нибудь эпизод из жизни сестры. Можно из детства...
    Ника.
   Был смешной случай.
   Веру послали как передовую пионерку приветствовать семнадцатый съезд партии...
    Иваницкий.
    (стучит на машинке).
   Тридцать четвертый год...
    Ника.
   Она должна была читать стихи в группе пионеров на сцене Большого театра...
   А со стихами у Веры всегда были нелады. И вот на сцене, обращаясь к товарищу Сталину, она перепутала строчки. Вместо «Товарищ Сталин, вождь любимый!
   Спасибо вам от всех ребят! В стране родной непобедимой растет наш сталинский отряд!» – она прочитала: «Товарищ Киров, вождь любимый!..»
   Потому что перед этим приветствовала Кирова... Жуткие стихи! Немудрено сбиться.
    Иваницкий.
   Зато политически верные. А Мандельштама вы читали?
    Ника.
   Читала.
    Иваницкий.
    (с выражением).
   «Бессонница. Гомер. Тугие паруса... Я список кораблей прочел до середины...»
   Напрасно. Враг народа. Не говорите никому. И стишки с излишним еврейским гонором.
    Ника.
   Не надо так, пожалуйста. Не люблю.
    Иваницкий.
   А что такого? Это не антисемитизм, это констатация факта.
   Еврейский гонор так же, как и русское свинство, являются недостатками обеих великих наций.
 
   Снова затрещала машинка.
   Когда Иваницкий взглянул на Нику, та спала в кресле.
 
    Иваницкий.
    (снимает трубку, тихо).
   Соедините 33-07. Да!.. Николай, это я. Срочно дуй домой! Мне надо на радио. Без тебя не могу уйти. Потом поймешь, давай!

Эпизод 51.

    Улица у дома Иваницкого. Вечер.
 
   К дому подъезжает «эмка». Соболев выходит из машины.

Эпизод 52.

    Квартира Иваницкого. Вечер.
 
   В прихожей раздается шум открываемой двери.
   В кабинет входит Соболев. Видит спящую Нику.
 
    Соболев.
   Это что за явление?
    Иваницкий.
   Ника Румянцева.
    Соболев.
   Кто?!
    Иваницкий.
   Ника Румянцева, родная сестра Веры Румянцевой. Ее близнец, так сказать.
    Соболев.
   Не может быть... Одно лицо. Георгий, ты меня разыгрываешь!
    Иваницкий.
   А ты думаешь, я похитил Веру из твоей разведшколы?
   Я вот только не пойму: как органы это допустили?
    Соболев.
   А что такого?
    Иваницкий.
   Ой, не говори... Но дело не в этом.
   Ника интересна не только тем, что она сестра нашей разведчицы, а и тем, что она поэтесса... Ты ведь тоже в юности писал стихи!
    Соболев.
   Ну, когда это было!
    Иваницкий.
   Когда бы ни было. Есть повод для разговора... И вообще. Снять напряжение...
    Соболев.
   Что ты имеешь в виду?
    Иваницкий.
    (поспешно надевает пальто).
   Я? Упаси Бог! Ой, ой!
    (Уже одевшись, он подходит к зеркалу, похлопывает себя по щекам).
   Стыдно по улицам ходить, Николя. Такая ряха! А ведь ем не больше других.
   Такая конституция, как говорила мамочка.
   А конституция должна быть одна. Сталинская...
    Ника.
    (открывает глаза. Увидев полковника, спускает ноги с кресла).
   Извините...
    Иваницкий.
   Не стоит извинений. Николай Евгеньевич Соболев, о котором я говорил.
    (Смотрит на часы).Без пятнадцати шесть. У меня через четверть часа эфир на радио!
   Вот, Николай, что значит хорошенькая девушка!
   Заболтался, не заметил, как улетело время. Надо бежать.
    Ника.
   Я тоже пойду.
    Иваницкий.
   Я думаю, вам есть о чем поговорить с Николаем Евгеньевичем.
    Соболев.
    (неловко).
   Я с удовольствием...
 
   Он провожает Иваницкого в прихожую.
 
    Соболев.
    (тихо, яростным шепотом).
   Зачем ты ее привел? Зачем ты ее оставляешь? Хочешь все время напоминать мне о той гадости, в которую я вляпался? Что мне с ней делать?
    Иваницкий.
   Много красивых слов, Николя... Это мой подарок. А что делать с ней, я думаю, она лучше тебя знает. Совершенно развартные глаза. Поверь моему опыту.
    Соболев.
   Ты все о своем!
    Иваницкий.
   Я о главном. Дерзай! Я полетел.
 
   Соболев возвращается в кабинет. Несколько озадаченно смотрит на Нику.
 
    Ника.
   Почему вы на меня так смотрите?
    Соболев.
   Извините, обыкновенно смотрю.
 
   Ника подходит к полкам.
   На простенках висят гравюры и акварели русских художников из «Мира искуства».
 
    Ника.
   Господи, просто сказка...
    Соболев.
   Это были такие художники. Бенуа, Сомов, Лансере... До революции.
    Ника.
   Вы мне это объясняете, как ребенку. Я их знаю.
    Соболев.
   Вы знаете Бенуа?!
    Ника.
   Знаю. И Остроумову-Лебедеву знаю.
    Соболев.
   Господи помилуй! Откуда?!
    Ника.
   А вы думаете, Николай Евгеньевич, что после того, как вы этих художников вышвырнули из России, вы также исключили их из русского искусства?
    Соболев.
   Я не вышвыривал этих художников из России.
    Ника.
   Ну, не вы лично...
    Соболев.
   Стоп, стоп... Знаете что, давайте лучше поедим! Чертовски хочу есть!
    Ника.
   А я уже ела. Угощали булочками. Кстати, откуда у вас булочки? В голод?
    Соболев.
   Это Георгий Иванович. Большой спец по добыванию пищи.

Эпизод 53.

    Столовая в квартире Иваницкого. Вечер.
 
   Соболев и Ника ужинали: хлеб, тушенка, чай.
 
    Соболев.
   Семья на Урале. Старший в девятом классе, хочет стать танкистом.
    Ника.
   А почему они уехали? Думаете, город будет сдан?
    Соболев.
   Нет, город мы не сдадим. Но будет трудно. А жена моя Надежда Николаевна, как бы это выразиться, не очень приспособлена к жизни. Она преподаватель музыки...
    Ника.
   Вы любите жену?
    Соболев.
   То есть как? Она жена мне... Конечно, люблю...
   А скажите, Ника, вы всегда так откровенны с посторонними?
   Вы уже сегодня допустили несколько высказываний...
    Ника.
   Я. Допустила. Несколько. Высказываний... Очень торжественно!
    Соболев.
   Вы же меня совсем не знаете. Зачем говорить мне...
    Ника.
   ... то что думаешь. Верно? Я просто вижу людей и доверяю своему чувству.
   Вы из «бывших», Николай Евгеньевич?
    Соболев.
   Да, я офицер русской армии. Перешел на сторону большевиков в семнадцатом.
   По убеждениям. Ну и что?
    Ника.
   Я просто вижу – кто побежит доносить, а кто нет. Вы не побежите.
    Соболев.
   Но присмотреться к вашей сестре, проверить ее... Вполне могу.
 
   Пауза. Возникает какая-то неловкость, что-то происходит именно здесь, в этой паузе, когда они обмениваются взглядами.
 
    Соболев.
   Знаете, вы напомнили мне меня самого. В молодости. Меня ведь тоже звали Ника... Впрочем, я не любил этого имени. Оно казалось мне девчачьим... Я любил стихи. «Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза...»
    Ника.
   "... Кто-то на плечи руки положит, кто-то ясно заглянет в глаза...»
    Соболев.
   И это вы знаете... Мой любимый поэт.
    Ника.
   И мой.
    Соболев.
    (закуривает).
   Вы работаете?
    Ника.
   Да. В военном госпитале.
    Соболев.
   Вот как...
    Ника.
   Можно мне закурить?
    Соболев.
   Вы курите?
    Ника.
   Да. Это предосудительно?
    Соболев.
   Вы не похожи на Веру.
    Ника.
   А все говорят, что мы как две капли воды...

Эпизод 54.

    Спальня в квартире Иваницкого. Ночь.
 
   Топится буржуйка. Ее бок пылает алым светом.
   Соболев и Иваницкий лежат каждый в своих кроватях, закутанные в одеяла.
 
    Соболев.
    (в темноту).
   Мы встречались уже трижды. И с каждым разом я привязываюсь к ней все больше.
   Удивительная девушка!
    Иваницкий.
   А что я говорил!
    Соболев.
   Георгий, ты ведь опять все опошлишь...
    Иваницкий.
   Ой, Николя, как у тебя все просто! Пошляк – и все тут. А это защита.
   Ты думаешь, я не способен на высокие чувства? Еще как способен.
   Но высоких чувств, увы, не требуется. Да, не требуется. Нужны низкие. Низменные...
    Соболев.
   А я не хочу низких. Война. Не сегодня завтра...
   Короче, я хотел бы умереть с любовью в сердце.
    Иваницкий.
   Умирать никто не просит. Поживи.
    Соболев.
    (рывком садится).
   Да? А другие? Ты привел мне эту девушку, я тебе благодарен.
   Но у нее есть сестра, которую я... Которую мы посылаем на верную смерть. Нет, не так!
   Мы готовим ей эту смерть. Методично, тщательно...
   И я каждый день вижу это лицо. Не могу, не могу!
    Иваницкий.
   Николя, без истерик. Если тебе так тяжело, пошли вместо Веры дублершу.
   Хотя это нежелательно. Я уже почти написал очерк о Вере. И потом...
   Нет, я тебя прошу: оставь Веру. Ради Ники.
    Соболев.
   Не понимаю.
    Иваницкий.
    (тоже садится).
   Я все сделаю сам! Это мой бессмертный замысел. Героиня умирает и... воскресает!
    Соболев.
    (встревоженно).
   Георгий, что ты несешь?
    Иваницкий.
   А представь себе... Кончается война... Нашей победой, разумеется...
   Проходит год, и вдруг народная героиня воскресает!.. Как Святая Богородица!
   Потому что душа народа бессмертна! Сестра солдата, дочь солдата, вера солдата – бессмертны! А? «Это посильнее Фауста Гете», как сказал бы товарищ Сталин.
    Соболев.
   Ты серьезно?
    Иваницкий.
   Вполне. Подо все можно подвести марксистскую базу. Если это нужно.
    Соболев.
   То есть, ты предлагаешь мне одну сестру повесить, а вторую заставить участвовать в отвратительном фарсе?
    Иваницкий.
   Ты скучный человек. Спи.
 
   Он ложится, смотрит в потолок. Потом вдруг вскакивает, идет в кабинет.
   Зажигает керосиновую лампу, садится за пишущую машинку и что-то печатает.

Эпизод 55.

    Кабинет Лежавы. Утро.
 
   Иваницкий вбегает в кабинет к майору с листками в руках.
 
    Иваницкий.
   Вахтанг, я переделал, я все переделал! Открылись потрясающие факты!
   Оказывается, наша героиня приветствовала товарища Сталина! Лично!
    Лежава.
   Где? Когда?
    Иваницкий.
   В тридцать четвертом, на съезде партии...
    Лежава.
   Плохой съезд был.
    Иваницкий.
   Что значит «плохой»? Съезд победителей! Слушай...
 
   Он садится за стол, начинает читать.
 
    Иваницкий.
   «Она вспоминала, как пионеркой попала в Москву на съезд партии...»
   Это она в самолете думает, перед выброской в тыл...
   «Тогда было такое же ощущение, как перед прыжком. Она стояла на сцене Большого театра в белом переднике с букетом цветов и читала сочиненные ею стихи.
   А перед нею стоял великий вождь и учитель...
   Тогда она готова была отдать за него жизнь. Готова ли теперь?..»
   Ну, как?
    Лежава.
   А что за сомнения: «Готова ли теперь?». Конечно, готова!
    Иваницкий.
   Хорошо, исправлю. «Тогда, как и сейчас, она готова был отдать за него жизнь».
    Лежава.
   Годится. Ты делаешь успехи. Как дойдешь до подвига, сразу неси.
   Сегодня из Москвы звонили. Нужен подвиг! Позарез.
    Иваницкий.
   Я успею. Дело за разведкой.
    Лежава.
   Кстати, о разведке. Твой племянник на меня в обиде?
    Иваницкий.
   С чего ты взял, Вахтанг?!
    Лежава.
   Мне показалось.
    Иваницкий.
   Ну, ты же знаешь вечные контры между военной разведкой и спецслужбами...
    Лежава.
   Следил бы лучше за своими лейтенантами. У меня сигнал, что Алексей героиню обхаживает. Если испортит девку, он себе приговор подпишет. Не может быть в живых человека, который покрыл народную героиню!

Эпизод 56.

    Полигон. День.
 
   Гремит взрыв, и в воздух взлетают доски и бревна сарая. Снежная пыль заволакивает все вокруг, а потом из нее возникает сияющая Вера в маскхалате.
 
    Вера.
   Товарищ лейтенант! Задание выполнено!
    Губин.
   Молодец, Румянцева. Курсант Ветлицкая!
    Марина.
    (выскакивает из окопа).
   Есть!
    Губин.
   То же задание! Выполняйте. Остальные в укрытия!
 
   Двое парней-курсантов укрываются в своем окопчике, а Алексей с Верой – в своем.
   Марина, подхватывает катушку с проводом, толовую шашку и ползет по снегу.
   Уползая, она ревниво оглядывается.
 
    Губин.
   Ревнует... Давай, давай, Ветлицкая, не оглядывайся!
    (Он смотрит на секундомер).
   Хочешь, про Сталина расскажу?
    (Вера кивает).
   Однажды, на учениях кидали гранаты. Подъезжают Сталин, Буденный и Ворошилов. Сталин и говорит: «А ну, кто дальше кинет?» Я стоял поблизости. «Давайте с вас и начнем». Это значит, с меня. Ну, я хватаю гранату и что есть силы швыряю метров на сто, не меньше. Сталин похвалил и говорит: «А что Семен Михайлович?» Буденный расправил усы, вырвал чеку, подождал, но нервы у всех крепкие... Засмеялся и швырнул. Да прямо в мою воронку. Ну, взрыв, конечно, осколки. Ворошилов говорит: «Товарищ Сталин, и я хочу, разрешите!» По старой привычке Ворошилов зубами чеку вырвал и бросил метров на десять дальше меня и Буденного... «Молодец!» – похвалил его Сталин.
 
   У сарая Марина заложила шашку, вставила запал и поползла назад. Она не заметила, как валенком зацепила провод и потащила за собой шашку. Она ползла, а метрах в десяти за ней тянулся тротиловый заряд.
 
    Губин.
   Сталин взвесил на руке гранату. «Маловата», – говорит. – «Нет ли гранаты побольше?» Дают противотанковую. Он руку назад закинул, прицелился и, будто плеткой, – жах! Смотрим – нет ни гранаты, ни взрыва. Все переглядываются, как-то неудобно стало. А Сталин прищурился и трубку раскурил, и так колечки пускает. И вдруг за лесом где-то – ба-бах!
 
   И в ту же секунду гремит взрыв.

Эпизод 57.

    Кабинет Соболева. День.
 
   В кабинете Соболев и Губин. Они стоят друг против друга. Происходит объяснение.
 
    Соболев.
   Повтори. Повтори, что ты сказал.
    Губин.
   Врачи говорят, будет в строю через месяц.
    Соболев.
   Значит, дублера нет!
    Губин.
   Нет.
    Соболев.
   Ты понимаешь, что теперь только от Веры зависит операция...
    Губин.
   Отложите операцию, товарищ полковник. Сделаем новый набор...
    Соболев.
   Почему?
    Губин.
   Румянцева беременна.
    Соболев.
   Что-о? От кого?
    Губин.
   От меня.
    Соболев.
   Да ты понимаешь, что ты говоришь?1
    Губин.
   Понимаю. Мы поженимся. У меня серьезные намерения.
    Соболев.
   А ты спросил, какие намерения у нас?
    Губин.
   Простите, товарищ полковник.
    Соболев.
   Разве ты не понял, разведчик сраный, что девок готовили особо? Ты не понял? Нет?
   Одну подорвал, другую обрюхатил! Мы готовим легенду, мы готовим народную героиню.
   Уже пишется очерк о ее героизме. «Правда» ждет, народ ждет. А ты!!!
    Губин.
   Я не знал.
    Соболев.
   Лейтенант Губин! За халатное отношение к служебным обязанностям, выразившееся в подрыве курсантки Ветлицкой, вы разжалуетесь в рядовые и будете посланы на передовую. Понятно?
    Губин.
   А Вера?
    Соболев.
   Кру-гом! Шагом марш!

Эпизод 58.

    Квартира Иваницкого. Вечер.
 
   Соболев в прихожей снимает полушубок. Слышен стук машинки.
   Соболев входит в кабинет. Вид у него опустошенный.
   За машинкой Иваницкий.
 
    Иваницкий.
   А я закончил! Раньше, чем вы! Раньше, чем ваша Вера!
   Воистину, вначале было слово! Послушай!
    Соболев.
    (ложится на диван).
   Иваницкий, пошел в жопу...
    Иваницкий.
   Послушай, послушай, как это будет выглядеть. Тебе полезно.
   Я прочту главную сцену... подвига.
    Соболев.
   Георгий, избавь меня...
    Иваницкий.
   Николай, я вполне серьезно... Мы одно дело делаем, не так ли?
   Неужели ты думаешь, что отвечать придется только мне и Лежаве?
   И тебе тоже, Коленька, придется овтечать за невинно убиенную душу.
   Жертва во имя спасения Отечества! Правильно? Ну, ладно, слушай, мне не терпится:
   «Палач из местных предателей подошел к Вере. Она стояла перед ним на морозе, босая, в разорванном платье. На груди дощечка, и только одно слово по-русски: „партизанка“.
   Жители деревни, бабы и старики, опустив головы, стояли вокруг виселицы, согнанные сюда немецкими автоматами. Одна из старух, Марфа Семеновна, незаметно подсунула Вере плетеные лапотки, чтобы не мерзли ноги. Палач разрешил их надеть...»

Эпизод 59.

    Кабинет Лежавы. День.
 
   Окончание очерка Иваницкий дочитывает уже перед майором Лежавой.
 
    Иваницкий.
   ...И когда палач подступил к ней, чтобы выбить из под ее ног скамейку, на которой стояла Вера, она крикнула: «Прощайте, товарищи! Да здравствует товарищ Сталин!»
 
   По лицу Лежавы катятся слезы.
 
    Лежава.
   Звери, какие звери...
    Иваницкий.
   Вот в таком ключе, товарищ майор.
    Лежава.
   Молодец! Вариант утверждаю!
    (Пишет резолюцию на титульном листе).Смотри, что я написал.
   «Это посильнее „Оптимистической трагедии“!»
    Иваницкий.
   Ну, Вахтанг, это явное заимствование у товарища Сталина!
    Лежава.
   Ничего, товарищ Сталин не будет в обиде... А кстати, нельзя ли, чтобы Вера перед смертью крикнула так: «Да здравствует товарищ Сталин, верный продолжатель дела великого Ленина!»
    Иваницкий.
   Длинно, Вахтанг. Перед смертью – это длинно.

Эпизод 60.

    Госпиталь. День.
 
   В военном госпитале готовятся к эвакуации: носят тюки с бельем, двигают койки.
   Вера идет по коридору, ее останавливает главный врач.
 
    Главный врач.
   Румянцева, помогите мне. Нужно упаковать документацию... А почему вы не в халате?
    Вера.
   Потому что я не та Румянцева. Я ее сестра.
    Главный врач.
   Извините. Удивительно!
 
   Вера заглядывает в ординаторскую. Ника перевязывает шпагатом истории болезней.
   В комнате больше никого нет.
 
    Ника.
    (удивленно).
   Вера?
    Вера.
   Никочка, я к тебе...
    Ника.
   Что-нибудь случилось?
    Вера.
   Лешку разжаловали в рядовые и послали на передовую.
    Ника.
   Да ты что! За что же?
    Вера.
   За Марину.
    Ника.
   Это которая у нас лежит? Ерундовое ранение!
    Вера.
   Алешу отправили на фронт, ты уезжаешь с госпиталем. Вокруг блокада. Я беременна!
 
   Ника бросается к сестре, обнимает ее, целует:
 
    Ника.
   Он?
    Вера.
   А кто же!
    Ника.
   Надо пойти к командованию и рассказать.
    Вера.
   Не надо! Я успею. Операция займет не больше недели. А потом откроюсь.
 
   Ника чиркает спичкой, закуривает.
 
    Ника.
   Вот что. Ты не пойдешь на задание.
    Вера.
   Как? Это невозможно!
    Ника.
   Беременной нельзя. С парашютом прыгать. В снегу лежать.
    Вера.
   Никто же не знает, Ника!
    Ника.
   Не в этом дело: знают – не знают. А ребенок? Я пойду и скажу. Я старшая сестра.
    Вера.
   Ты всего на 27 минут старше! Мне доверили, меня учили, на меня рассчитывали! Меня никто не может заменить. Марина ранена.
    Ника.
   А парни?
    Вера.
   Начальник разведшколы специально подчеркивал, что это – операция для девушки.
   Парни будут прикрывать. Немцы хватают любого мужчину старше семнадцати лет.
   Мужчине в тылу не пройти.
    Ника.
   Значит, нужна женщина... Хорошо! Женщина будет.
    Вера.
   Кто?
    Ника.
   Я. Мы сто раз проделывали этот трюк. Подменяли друг друга, когда нужно.
   Сделаем так и сейчас.
    Вера.
   Ты же уезжаешь!
    Ника.
   Меня не берут – мест не хватает даже для раненых.
    Вера.
   Но ты ничего не умеешь! Меня учили взрывать, передавать по радио...
    Ника.
   Ты забыла наши занятия в Осоавиахиме? Помнишь, как я бросала гранату?
   И толовую шашку взрывала. Кстати, дважды: за себя и за тебя, потому что в тот день у тебя было свидание с Витей... Заменю тебя и сейчас.
    Вера.
   Да, правда. Ты взрывала...
    Ника.
   Ты должна сберечь ребенка. Это же ребенок по любви, правда?
   Лешка вернется, что ты ему скажешь?..