— Я слушаю вас, Кирилл, — холодно произнесла Вера Сергеевна, не без брезгливого удивления оглядывая эту откормленную фигуру, бритую голову, покрытую от волнения бисеринками пота. «Все им мало, — думала она с горечью. — Ведь он как раз на хорошем счету, плачу я ему больше, чем остальным…»
   Кирилл начал мямлить что-то про зубы, которые в настоящее время протезирует его жена, и про врача, который сначала назвал одну сумму, а потом запросил другую, а денег взять было негде…
   Вера Сергеевна устало вспомнила, что вчера действительно с 10 до 12 часов Кирилла не было на работе. Она сама отправила его в газету дать рекламное объявление, где он проторчал непростительно долго, захватив и время до обеда, ну и наверняка обед.
   За это время он и оформил «левак», а потом весь день провел рядом с ней, заглядывал в глаза, изображая преданность. Никому верить нельзя. Каждый думает лишь о себе. И в душу никого пускать нельзя. И обогреть кого-нибудь — только сделать больно себе.
   Вера скрипнула зубами и резко поднялась. Она знала, что сейчас скажет, и у Кирилла не было сомнений, он приготовился. Поднялся и стоял, вжав голову в плечи.
   И притихший кабинет насторожился весь, всем интерьером. Вера Сергеевна отвернулась к окну и отдернула жалюзи. В глаза брызнуло весеннее беззастенчивое солнце. В его лучах шпиль телебашни отливал серебром. Так. Надо кончать с этим. Уволить сегодня же и объявить по фирме. До конца квартала они обойдутся и без бренд-менеджера. Его заменит Слава. Не велика потеря. Сомкнут ряды поплотнее, еще не то бывало.
   Вот уж от кого не ожидала! А от кого ожидала? Вера чувствовала, что внутри ее происходит какая-то сложная химическая реакция, результатом которой может быть что угодно — от слез до безобразного крика. Стоп. Не распускаться. Все проходит, и это пройдет. Пока Вера Сергеевна так размышляла, за ее спиной рождались неясные неуместные звуки вроде всхлипов или чмоканья. Вера напряглась. Плачет он, что ли? Еще чего не хватало! Сопли тут разводить!
   На жалость бить!
   Она резко развернулась и наткнулась взглядом на сосредоточенный затылок Кирилла. Он безотрывно пялился куда-то в угол, под журнальный столик. Вера Сергеевна подошла ближе. Под столом стояла большая спортивная сумка — черная с желтыми полосками. Ручки сумки торчали в разные стороны и.., шевелились! Сама сумка производила те самые странные звуки, которые Вера приняла за всхлипывания. Вера Сергеевна и Кирилл переглянулись и, не сговариваясь, подвинулись поближе. В сумке что-то заскрипело и пискнуло.
   — Собака? — предположил Кирилл и осторожно взглянул на начальницу.
   Та нерешительно пожала плечом. Тогда он вытянул сумку из-под стола и осторожно стал расстегивать молнию. Вера Сергеевна наклонилась над сумкой, касаясь волосами бритой головы менеджера. Молния разъехалась… В сумке лежал ребенок. Из черной глубины на них смотрели совершенно определенные младенческие глаза цвета мокрого асфальта. Младенец сморщился, готовясь зареветь, но Кирилл схватил пустышку, завалившуюся за пачку памперсов, и проворно сунул в открытый ротик.
   Ребенок зачмокал и присмирел. Сквозь пеленки просматривались вполне определенные ручки и ножки. Все как положено. Судя по размерам и цвету лица, ему было от силы два месяца.
   — Паршивка! — выдохнула Вера Сергеевна. Она почувствовала, как кровь толчками приливает к голове.
   — Я тоже думаю, что это девочка, — прошептал Кирилл, склоняясь над сумкой.
   — Моя племянница — паршивка, — повторила Вера. — Кирилл, ты видел здесь только что девчонку?
   — Да, конечно.
   — Беги. Догоняй ее! Это она, понимаешь, оставила здесь ребенка! Она издевается! Бегом, Кирилл, наверняка она пошла к метро!
   Кирилл рванул к двери и исчез за ней. Вера выглянула в приемную.
   — Рита! Всех отпусти на обед. Ко мне никого не впускать, кроме Кирилла. И сама не входи. Поняла?
   Вернувшись к себе, Вера погромче включила «Европу плюс» и заглянула в сумку. Младенец деловито истязал пустышку. Рядом лежала бутылочка с питанием и свернутый в трубочку тетрадный листок. Вера развернула. На листке детским крупным почерком сообщалось:
   "Милая тетушка! Поздравь меня, я стала мамой.
   Правда, немного рановато, но всякое бывает. Надеюсь, ты не сдашь твою внучатую племянницу в казенное учреждение? Отдаю Ксюшу в твои надежные руки и уверена, что она ни в чем нуждаться не будет.
   Твоя Зоя".
   Итак, это девочка. Если Зоя пошла в мать, а именно в нее она, судя по всему, и пошла, то нечего и удивляться. Но почему она, подбросила ребенка именно ей, седьмой воде на киселе? Инга небось и не в курсе? А потом — у Зои имеется бабушка, отец в конце концов! Нашла крайнюю! Ну ничего. Она разворошит этот улей, они у нее забегают! Вера ходуном ходила по кабинету. Ребенок снова закряхтел, выплюнув пустышку.
   Вера в полной прострации взирала на дергающееся крошечное существо. Она взяла в руки бутылочку, и та показалась ей слишком холодной. А где погреть? Попросит секретаршу — завтра вся фирма будет хохотать над тем, как ее провела племянница.
   Да где же Кирилл в самом деле? Вера поставила бутылочку на батарею.
   Кирилл влетел в кабинет начальницы запыхавшийся, с мокрой головой.
   — Исчезла, — сообщил он. — До метро добежал.
   На автобусных остановках тоже нет.
   Вера опустилась в кресло. Смешно. Искать человека в Москве! Человека, который не хочет быть найденным!
   — Я думаю, ее пора переодеть, — предположил Кирилл с нежностью в голосе.
   Вера уставилась на него.
   — Сменить пеленки, — пояснил он.
   Совместными усилиями девочку перепеленали и снова уложили в сумку.
   — Так, — сосредоточенно и отрывисто распорядилась начальница. — Сейчас возьмешь у Турукина ключи от машины, вернешься за сумкой и отвезешь меня домой.
   Кирилл молча кивал.
   Потом, когда они, как заговорщики, нервно озираясь, покинули офис и выехали на проспект Мира, Вера Сергеевна продолжила:
   — Сегодняшний наш разговор, Кирилл, должен остаться между нами, как и то, что касается этой сумки.
   Кирилл снова кивнул, глядя прямо перед собой, в цветной поток машин.
   — Договоримся так, — продолжала Вера Сергеевна. — Я прощаю твой поступок, потому что.., потому что ты сам признался.
   Кирилл осторожно вздохнул.
   — Но если хоть одна живая душа… Ты меня понял, Кирилл?
   — Могила, — сурово отозвался он.
   На следующий день сотрудники фирмы «Арго» узнали, что объявленная накануне тревога оказалась ложной. И сделка была произведена без посредства сотрудников «Арго». Все облегченно вздохнули, тем более что событие больше всего скосило саму начальницу. Она, не пропустившая ни одного рабочего дня за время своего правления, впервые не вышла на работу.

Глава 2

   Домработница Тоня показалась сейчас Вере существом, по значимости близким к Господу Богу. Когда в квартиру вплыло ее неторопливое пышное тело, Вера в изнеможении опустилась на стул. Силы покинули ее. Дите орало битый час, и Вера разве что на голове не стояла, чтобы успокоить его.
   — Если бы ты задержалась еще минут на десять, я бы выбросилась с балкона.
   — Какие нежности! — Тоня неторопливо повесила плащ и проплыла мимо Веры в гостиную. Она приблизилась к креслу, в недрах которого барахтался младенец, и склонилась над ним. — Она ела?
   — Даю бутылочку, она выплевывает! Что ей нужно, не пойму! Это кошмар какой-то.
   Тоня опустилась на колени перед креслом и заворковала несусветную абракадабру. Одновременно она положила свою пухлую ладонь на животик девочки и стала поглаживать его круговыми движениями.
   — Может, у нас животик болит? — засюсюкала она шепотом. — Нас нужно на животик выкладывать и зарядку делать. Вот так. И массаж… — Все свои рекомендации Антонина сопровождала действиями.
   Вера Сергеевна исподлобья наблюдала. Крик перестал быть таким интенсивным. Затем он перешел в кряхтенье, а когда Тоня взяла девочку на руки и прижала к своему теплому мягкому телу, та совсем успокоилась и спустя две минуты приняла соску с молоком.
   — У меня никогда так не получится, потому что у меня нет такого мощного бюста, — угрюмо констатировала Вера Сергеевна.
   — Начинай отращивать! — огрызнулась Тоня.
   — Боже, как я устала! — вскричала Вера, но тут же перешла на шепот, поскольку Тоня сделала ей соответствующий знак. — Я восемь лет не общалась ни с кем из своего бывшего окружения, восемь лет ничего ни о ком не слышала, а сегодня мне пришлось войти в этот мир теней. Ужас!
   — Племянницу ты не нашла, — догадалась Антонина, баюкая девочку.
   — Какое там! Она уже год не живет дома. Где она — никто не знает. Тетю Оксану парализовало, и она прикована к постели. Ее мужу не позавидуешь. Не говоря о ней самой.
   — Ну а твоя сестра?
   — Инга в очередном браке где-то в Германии. По телефону, что дала мне тетя Оксана, я до нее не дозвонилась. С дочерью, как я поняла, Инга не общается.
   Они крупно поругались по поводу последнего замужества Инги, и Зоя отказалась с ней ехать, думая, вероятно, что мать останется.
   — А она уехала?
   — Уехала. А Зою оставила на Колю.
   — Ну да. А тому не до дочки.
   Вера встала, хрустнула пальцами и прошлась по комнате.
   — Ему-то, может, и до дочки, но.., его посадили.
   Антонина негромко, но выразительно присвистнула и покачала головой.
   — Куда ее положить?
   Вера кивнула в сторону спальни.
   — Да. Круг замкнулся, — сделала она заключение, вернувшись. — И что ты намерена делать дальше?
   — Что я могу делать? — Вера всплеснула руками. — Искать эту паршивку! Ну только попадись она мне в руки, ей не поздоровится! У меня прямо руки чешутся! Это надо додуматься! Подкинуть ребенка двоюродной тетке! В сумке! Принести в офис! Если бы ты только знала, Тоня, как я зла! Ведь она могла мне объяснить, рассказать, я бы нашла способ помочь, а она… Мне бы только найти эту вертихвостку!
   Антонина усмехнулась, собрала в кучу пеленки и села в кресло.
   — Но пока ты будешь искать, ребенку нужно кушать, гулять, писать и какать. Как с этим?
   Вера уставилась на домработницу. Лицо ее постепенно смягчилось, хотя для этого хозяйке понадобились некоторые усилия.
   — Честно говоря, Тонечка, я надеялась на тебя. У тебя так ловко все получается.
   Тоня, улыбаясь, качала головой, и Вера прибавила напору:
   — Тоня! Только тебе одной я могу доверить одновременно и дом, и ребенка. Тонь, я тебе буду платить как самой дорогостоящей няньке, честное слово! И потом, Тосенька, это же ненадолго… Через неделю, самое большее — две, я разыщу Зою и заставлю ее забрать ребенка.
   — И не уговаривай, Вер. Тебе нужно искать няньку. Ты можешь найти племянницу, можешь не найти, я для тебя не выход. Пока дочь с детьми в санатории, я, так и быть, помогу. Но через неделю они вернутся, и тогда.., сама понимаешь. В школу проводи, из школы встреть, в бассейн отвези.
   Девочку на танцы, мальчика на хоккей. У меня расписание.
   — Ну а на эту неделю ты согласна? — взмолилась Вера.
   — Только ради тебя.
   — Тоня, ты чудо!
   Вера воспрянула духом. У нее есть неделя, а это уже кое-что. Она успеет что-нибудь предпринять. В конце концов, на то она и предприниматель. Собственно, она и за эти полдня успела довольно много. С сумкой на заднем сиденье объездила пол-Москвы. От посещения тетки остался неприятный осадок. Будто она, Вера, в чем-то виновата перед ней. А в чем? В том, что перестала общаться с Ингой? Ну, увольте. Это — свыше ее сил. И все же вид некогда цветущей тети Оксаны, теперь прикованной к постели, обложенной подушками, неподвижной, настолько потряс Веру, что она так и не решилась поведать тете о цели своего визита. Она только узнала, что год назад Зою пригласили в какое-то модельное агентство, и она постоянно .на съемках. Вот и сейчас, она где-то в Питере, дает о себе весточки редкими звонками. Сама зарабатывает себе на жизнь.
   После часа на телефоне выяснилось: названного агентства в природе не существует. Но самым неприятным моментом в сегодняшнем дне были поиски Николая. Поход в коммуналку, где у него была когда-то комната. Любопытные соседи. И новость, упавшая кирпичом на голову: Коля сидит в тюрьме. На Верино вырвавшееся «За что?», соседи в унисон ответили разное:
   — За драку.
   — Убил кого-то.
   — Проворовался, бизнесмен хренов.
* * *
   Вечером девочку накупали, и она благополучно уснула. Тоня заняла Верину кровать. Вера устроилась в гостиной на диване и быстро провалилась в сон. Но среди ночи проснулась как от толчка. В соседней комнате плакал ребенок и бубнил уютный женский голос.
   Вера, выхваченная из сна, лежала и не могла сообразить: почему ребенок? Где она? В первую секунду подумалось что она там, в квартире свекрови, и что проснулась Юлька. И на этот миг полузабытья Вере вдруг стало тепло и сердце защемило незнакомо и больно.
   Но она увидела красный глазок телевизора и электронные часы на панели видеомагнитофона. Два часа ночи. Ей тридцать семь. Юлька далеко и совсем не помнит мать. Да и какая она, к чертям собачьим, мать?
   Так, недоразумение. Ей ясно, в деталях вспомнился тот день, когда она поехала к свекрови забрать свою дочь. С мужем она тогда уже не жила, а жила с Колей.
   Он на выходные неизменно привозил Зою. Свекровь тоже первое время по старой памяти привозила Юльку, а потом перестала. Зачем? Нормальные матери живут с детьми. И в один прекрасный день Вера поняла… впрочем, тогда она еще была Никой. Так вот, Ника поняла, что нужно забрать дочь. И она поехала.
   Свекровь встретила ее преувеличенно радушно, но именно в этом преувеличении просматривалось открытое «век бы тебя не видать». Игорь сухо поздоровался и ушел в свою комнату. Девочка кормила кукол из игрушечного сервиза.
   Она не оторвалась от своего занятия, даже когда Ника села возле нее на диван. Сосредоточенно продолжала наливать в крошечные чашечки клюквенный морс.
   — Юленька, иди, я тебя поцелую, — позвала Ника.
   Девочка послушно подошла и подставила щечку.
   И тут же углубилась в свое занятие.
   Свекровь захлопотала, стала стол накрывать, варенье по вазочкам раскладывать. Нике захотелось поскорее уйти, но она не знала, с чего начать.
   — Юленька, поиграй с мамой. Покажи маме картинки, — ворковала Елена Игоревна. — Мама же к тебе в гости приехала, крошка моя, тебя повидать. А то мама уедет и не узнает, какой мы с тобой стишок выучили…
   — Не повидаться я, Елена Игоревна, — наконец, не выдержала Ника. — Я за Юлей приехала. Теперь она будет со мной жить.
   Елена Игоревна выронила чашку. Та раскроилась надвое. На звон вышел Игорь.: Увидев закостенелое лицо матери, все понял.
   — Материнские чувства, что ли, взыграли? — тихо поинтересовался он. В его тоне было столько враждебности, что Ника поняла: без борьбы не обойдется.
   — Игорь, я думаю, ты не будешь спорить, что ребенку лучше с матерью? — сказала она заготовленную фразу.
   Игорь рассмеялся.
   — Это ты-то мать? Это ты без ребенка жить не можешь? До сих пор этого не замечалось!
   — Игорек, перестань! — тихо одернула Елена Игоревна. — Давайте поговорим спокойно. Вероника, давайте рассуждать трезво.
   Девочка продолжала играть, лишь изредка бросая взгляды на взрослых. Ника молчала в поисках аргументов. Их двое, она одна. Нужно быть очень жесткой, чтобы с ними справиться.
   — Вероника, ты работаешь и учишься, — размеренно заговорила свекровь. — Ты, наверное, решила отдать девочку в детский сад, но там она сразу начнет болеть, это проверено. Не лучше ли пока оставить все как есть? Конечно, когда Юленька подрастет…
   — Когда Юля подрастет, она вообще от меня отвыкнет, — возразила Ника, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
   — Конечно, если ты будешь приезжать так редко… Ты же не можешь на выходные оставить своего Колю… — язвительно вставил бывший муж.
   — Игорь, замолчи! — Елена Игоревна побагровела. — Нельзя же быть таким…
   Елена Игоревна понимала остроту момента и вела себя очень осторожно.
   Игорь тоже скорее всего понимал, но шел напролом. И его последний выпад сделал свое дело. Ника решительно поднялась и шагнула к дочери.
   — Юля, собирай игрушки, поедем домой, — как можно мягче постаралась произнести Ника.
   — Я хочу играть! — возразила девочка, продолжая кормить кукол компотом.
   — Елена Игоревна, соберите, Пожалуйста, Юдины вещи.
   Свекровь отправилась в спальню. Игорь стоял, сложив руки на груди, исподлобья испепеляя взглядом бывшую жену. Ника села на корточки перед детским столиком.
   — Юляша, давай оденемся и поедем на метро.
   — Не хочу на метро. Лесенку боюсь.
   — Я возьму тебя на ручки.
   — Да, да. Юля. Будешь жить у мамы с дядей Колей и кормить его кашей, — изрек Игорь. Он едва сдерживал себя. Ника вскочила.
   Свекровь, шмыгая носом, вынесла сумку с детскими вещами.
   — Юля, одевайся!
   Ника подошла к дочери с курткой в руках.
   — Не хочу! — Девочка нетерпеливо отмахнулась и потянулась к кукле. Ника взяла ее за руку и попыталась одеть. Девочка увернулась и спряталась за бабку.
   Вцепилась пальцами в ее подол.
   — Юля, посмотри на меня, — попросила Ника.
   Тогда из-под подола выглянула бледная хмурая мордашка с сердитыми глазами. Они взирали на Нику недружелюбно. Впрочем, не менее недружелюбно взирали на нее еще две пары глаз.
   — Вероника, успокойся, — попросила Елена Игоревна. — Так ты ничего не добьешься. Приезжай в другой раз. Сегодня просто день неудачный…
   Ника развернулась и выбежала прочь из квартиры.
   Не помня себя, она добралась до дома. А там Коля играл со своей Зоей. Он возил ее на спине и кружил по комнате, ошалев от недельной разлуки. Их возня сыпала соль на Никину рану. Она ушла на кухню и принялась готовить ужин. За ужином Зоя капризничала, отказывалась есть макароны с сосисками и требовала себе с сыром. Сыра в холодильнике не оказалось, и Коля растолковывал это дочери.
   — Сыра нет, винограда нет. Все — нет! — подытожила Зоя, болтая ногами и двигая от себя стакан с чаем. — Я не пью с молоком.
   В конце концов девочка вылила на себя стакан чая, слава Богу, не слишком горячего. Нику так и подмывало отвесить племяннице затрещину. Но рядом был ее отец, и его терпеливое спокойствие только подчеркивало ужасное состояние Ники.
   "Вероятно, Игорь прав, и я — никудышная мать.
   Меня раздражают дети", — решила Ника. Когда Зоя заявила: «Сегодня я сплю с папочкой», Ника просто забрала свою подушку и ушла на диван. Четырехлетняя девочка одержала верх — у Ники в тот день не оказалось сил на борьбу с ней. А когда Ника набралась решимости и в следующий раз отправилась к Мироновым с твердым намерением забрать дочь, чего бы ей это ни стоило, она застала дома одну Елену Игоревну.
   — Вероника! Я так рада тебя видеть! — защебетала свекровь, сияя каким-то скрытым торжеством.
   Это сияние забеспокоило Нику.
   — А где Игорь? — осторожно поинтересовалась она.
   Уж больно ей хотелось, чтобы его не оказалось дома.
   На лицо Елены Игоревны выползло долго сдерживаемое торжество.
   — О! У Игорька такая удача! Он по туристической визе полетел в Канаду!
   Переждав Никин первый шок (а иначе Елена Игоревна не могла себе объяснить остолбенелость невестки), свекровь продолжала рассказывать. Как это было все непросто устроить (ты же знаешь, в соцстраны — пожалуйста, а в кап. — ни-ни). Но Игорек дождался своего часа. Пусть не в США. Канада тоже ничего.
   — Где Юля? — наконец выдавила из себя бледная как полотно Ника.
   — Так Юленьку Игорек с собой взял. Добился разрешения через друзей. Пусть, говорит, ребенок порадуется.
   — А-ааа… — Ника завыла как по покойнику. Она рванула на балкон, будто их можно было догнать. Потом в спальню, будто они могли спрятаться, а свекровь — наврать. — А-ааа, — гудела она и металась, а свекровь носилась за ней по квартире, не понимая ее реакции.
   — Дорогая, что с тобой? — испуганно спросила она.
   Обегав несколько раз все закоулки, Ника выдохлась и остановилась посреди гостиной.
   — Они не вернутся. Это — навсегда.
   Елена Игоревна вытаращилась на сноху с подозрением. Всегда говорила сыну, что его избранница не от мира сего. Со странностями. Но сегодня налицо явное помешательство. Чушь какую-то несет.
   — Он говорил, что если попадет в Америку, то попросит политического убежища. Для этого он взял с собой Юлю, — бессильно проговорила Ника.
   Для Елены Игоревны пришлось вызывать «скорую».
   Она кричала, что не верит ни одному слову, что Игорь не мог бросить мать.
   Впрочем, через месяц, когда Игорь с дочерью не вернулись, она то же самое кричала в лица товарищам из МИДа, а потом, правда, не кричала, а говорила товарищам из КГБ.
   Нике тоже пришлось пройти все эти организации.
   Она не кричала. Она плакала и просила найти ее дочь.
   И писала заявления. Боже, как давно это было! Двенадцать лет назад. А кажется, что вчера…
   Ребенок в спальне утих. Кровать под Антониной внушительно скрипнула. Нужно что-то предпринимать, чтобы заснуть. В шкафчике на кухне имелись пустырник и валерьянка в таблетках. Придется вставать. На кухне она нажала кнопочку чайника и достала мед.
   Сейчас, с высоты пережитого, ей открылось: именно тогда, именно в тот злосчастный год образовалась трещина в их безмятежных отношениях с Колей. Да, именно тогда. Раньше причина ей виделась в другом, а сейчас она поняла. Игорь отнял у нее саму возможность счастья. Надежду на счастье. Она не могла быть счастливой тогда ни с Колей, ни с кем бы то ни было. Тогда она этого не понимала. Наоборот, уцепилась за Колю, как утопающий за соломинку. Он — единственный, кто ее любит. Их отношения идеальны, они так понимают друг друга…
   Вера развела мед в кипятке, бросила в рот две таблетки валерьянки. Когда-то на этой кухне они ужинали вдвоем. Тогда и кухня была другая;
   Стол с клеенкой и вообще…
   Теперь у нее все по-другому. Прошлым летом она наконец-то сделала давно задуманный ремонт. Сломала перегородки, расширила кухню за счет прихожей. А прихожую, чтобы казалась больше, сделала зеркальной. На кухне вдоль двух стен выстроился итальянский гарнитур, а место стола с клеенкой занял деревянный, круглый и четыре стула с высокими спинками. Стулья ей обили той же атласной тканью, из которой сшили занавески. Получилось гармонично. Гостиная тоже вышла удачной. Она выигрывала за счет сочетания цветов. Когда увидела в магазине этот набор мебели — синее с желтым, то только усмехнулась. Попробуй-ка подобрать к такой мебели детали. Диван, конечно, модерн, но к нему нужны дополнения. А через месяц в другом магазине увидела картину. Продолговатую картину — желтые цветы на синем фоне. У нее в мозгу тут же всплыл диван во всех подробностях — синяя подушка, желтая подушка. Класс. Она купила картину и купила мебель. Оказалось — они созданы друг для друга. Потом уже с удовольствием подбирала детали: сине-желтая тропическая бабочка за стеклом. Желтые, почти золотые занавески, синяя ваза. Покупка всех этих вещей на некоторое время так увлекла ее, как давно в детстве — лепка кукол. Только тогда, давно, она не понимала, что убегает от себя, от своей невеселой жизни, а теперь — понимает. Психологи называют это сублимацией.
   Она обставляла квартиру, будто готовилась к встрече. Но кого она хотела видеть в этих красивых декорациях? Колю? Она сама прогнала его. К тому же он всегда был равнодушен к вещам. Вряд ли его поразишь современностью интерьера.
   Ингу? Возвыситься над ней, показать: вот я какая стала крутая, зря времени не теряла, пока ты мужей меняла как перчатки и носилась за синей птицей. Но Инга, при всей ее привычке к комфорту, равнодушна к интерьерам. Ее, скорее, интересуют действующие лица. Вот если бы у Веры в гостиной обитал интересный мужчина со сливочным сексуальным взглядом, тогда Инга заинтересовалась бы. Но мужчины не было.
   Тем более она не искала знакомств. Она вообще избегала мужчин. Свой лимит предательств она пережила. Хватит. Привязываться и терять? Так можно вычерпать себя, как колодец. Одной спокойнее. Она полностью реализует себя в работе. Фирма «Арго» — ее семья, ее любовь, ее дом.
   Впрочем, Вера поймала себя на мысли, что она лукавит. Это — самообман. Никакая это не семья.
   Ибо там тот же эгоизм и предательство. Каждый за себя. А она там — командир. Начальница. Железная леди. Конечно, если оставаться честной с собой и не кривить душой, то она в первую очередь думала о Юльке, когда обставляла эту квартиру. Она много раз представляла эту встречу. Как Игорь привезет дочь и скажет, что она уже достаточно наказана и он прощает ее. И что Юльке нужна мать и поэтому он не будет больше возражать против их общения. Часто Вера пыталась представить дочь, но образ получался расплывчатым и неясным. Впрочем, подобные мечтания чреваты безудержными и неподконтрольными приступами тоски, и Вера позволяла их себе очень редко.
   Вера допила свой бесцветный чай с медом и некстати вспомнила, что и эту привычку у нее выработал Коля — пить кипяток с медом. И спать с открытой форточкой. Вера вернулась в гостиную и включила телевизор — ни мед, ни валерьянка не помогали.
   Мысли совершенно вышли из-под контроля.

Глава 3

   Лариса выпрыгнула из-под прохладного дождика душа и с удовольствием завернулась в сиреневое махровое полотенце. Потопталась на полотенце для ног и подмигнула себе в запотевшее зеркало.