_____________
   1 Нейтральным атом (ядро, заряженное положительно, и окружающие это ядро отрицательно заряженные электроны) способен делиться на две заряженные частицы. Процесс этого деления называется ионизацией.
   Стало быть, энергия лучей, проходящих атмосферу, чрезвычайно снижается. Видимо, влияние этих лучей не столь существенно, как иной раз предполагается теми, кто хочет снизить значение человеческой жизни и человеческого разума.
   Во всяком случае, будущая наука решит вопросы о силе этого влияния и о значении этого влияния на психику и поведение человека. И если окажется, что влияние это скольконибудь имеет значение и тем самым люди испытывают некоторые страдания, о которых они не знают, разум человека и в этой области принесет освобождение.
   XIII. РАЗУМ ПОБЕЖДАЕТ СТАРОСТЬ
   Но старость, черт ее дери,
   с котомкой и клюкой
   Стучит, черт ее дери,
   костлявою рукой.
   1
   Однажды я шел с моим другом по улице, беседуя с ним о старости.
   Мой друг склонялся к тому, что старость не так уж отвратительна, как многие думают. Он напомнил мне слова Л. Толстого о старости: "Я никогда не думал, что старость так привлекательна".
   Я спорил с моим другом. В то время я не без страха взирал на людей, которые гаснут, дряхлеют, превращаются в жалкую рухлядь.
   Я спорил с моим другом, доказывая ему, что старость есть нечто ужасное, даже ужаснее, нежели смерть. Это есть потеря и ослабление чувств, желаний, намерений. Что может быть хуже!
   У меня тогда были неверные мысли о старости, и вот почему я так спорил.
   Когда мы, беседуя, свернули с Невского на Фонтанку, произошел несчастный случай. Мой друг оступился, упал, и проходивший грузовик
   слегка задел его. Ранение было не слишком велико. Оно выразилось в царапинах щеки и уха. Однако верхняя губа оказалась изрядно рассеченной.
   Я вызвал карету "скорой помощи" и отвез моего стонущего друга в больницу. И там тотчас его положили на стол, чтобы зашить рассеченную губу.
   Я присутствовал при этой операции, крепко сжимая руку своего товарища, который страшно нервничал и стонал.
   Перед тем как приступить к операции, хирург (молодая женщина) обратилась с вопросом ко мне, так как у пострадавшего необычайно вспухла губа и он не "мог бы ответить. Женщина-хирург спросила:
   - Сколько лет вашему знакомому?
   Я не знал. Пожал плечами. Сказал:
   - Какое это имеет значение. Скорей делайте операцию - видите, в каком он состоянии... Вероятно, ему лет за сорок.
   Женщина-хирург, тоже пожав плечами, сказала:
   - Это имеет не маленькое значение. Если ему меньше сорока-пятидесяти лет - я сделаю ему пластическую операцию. А если пятьдесят, так я... так зашью... Нет, все будет хорошо и как полагается, но уже, конечно... не то, что... как бывает при пластической операции.
   Тут пострадавший, услышав эти слова, застонал и заметался на столе. Рассеченная его губа не позволила ему вступить в пререкания с врачом. Подняв руку, он выкинул четыре пальца и, потрясая ими, как бы говорил только сорок, только, черт возьми, сорок, делайте пластическую операцию. Слегка поломавшись, женщина-врач приступила к пластической операции.
   Нет, губа была зашита порядочно, шрам был невелик, но моральное потрясение еще долго сказывалось на моем друге. Он позабыл о том, что его задела машина, его потрясение было в ином - он не мог позабыть слова хирурга о пятидесятилетних людях, которым можно зашивать губы так, как иной раз зашивают матрацы, стегая грубой ниткой через край.
   Вот эта душевная боль моего стареющего друга осталась у него надолго. Эта боль осталась и у меня. И о старости я стал думать еще хуже, чем я до сих пор думал.
   И решил с ней бороться.
   2
   Нет, я никогда не мечтал жить долго, никогда не хотел жить до ста лет. Я не видел в этом прелести или удовольствия.
   Но я бы хотел жить так, чтоб не особенно стареть, чтоб не знать жалкой слабости, дряхлости, уныния. Я бы хотел до конца своих дней быть сравнительно молодым. То есть таким, который не потерял бы в битвах с жизнью некоторую свежесть чувств. Вот это примирило бы меня со старостью. Я не стал бы так гнушаться этих предстоящих лет. Я бы ожидал мою старость не столь озлобленно и не с таким отвращением, какое было в моем сердце.
   Но как это сделать? - думал я. Как поступить мне, чтобы объятия старости не были бы для меня слишком чувствительны? Что нужно сделать для того, чтобы в старости чувствовать себя здоровым, цветущим, сравнительно молодым, если не юным?
   Неужели человеческий разум не придет на помощь в этом весьма законном желании?
   И вот тогда я стал присматриваться ко всем старикам. Из них я выбирал себе таких, у которых были яркие щеки, твердая походка, гладкая кожа, крепкие руки, гибкие ноги и молодые, сияющие глаза.
   Я не столь часто находил таких стариков, но, когда находил, не выпускал их из вида. Я следил за ними, присматривался к их жизни, к их поведению, к их привычкам.
   Я хотел, наблюдая за ними, вывести какоенибудь правило, по которому не угасает молодость.
   Я не мог вывести такого правила, ибо каждый из этих стариков жил по-разному, по-своему, не придерживаясь каких-либо норм.
   Я стал расспрашивать многих цветущих стариков об их секретах. И они охотно мне отвечали.
   Впрочем, каждый из них говорил по-разному, каждый имел свои особенности и свои мотивировки, но которым он считал, что его жизнь продолжает цвести.
   Один старик, которому было 70 лет, так ответил мне:
   - Я никогда не курил. Табак изнашивает наши ткани. И вот, быть может, причина, отчего я молод.
   Другой старик, которому было не меньше лет, сказал:
   - Табак не влиял на теня в дурную сторону. Но я всегда занимался спортом, физкультурой. Спал при открытом окне. Вот что, вероятно, подействовало на меня благоприятно. Третий замечательный и даже великолепный старик, юношески бодрый и свежий (а это был Бернард Шоу), ответил мне на одном обеде, который давали в его честь. Усмехаясь, писатель сказал:
   - Вот уже тридцать пять лет я не ем мяса. Не найдете ли вы в этом обстоятельстве причины моей молодости?
   Нет, в этом обстоятельстве я не нашел причину молодости 75-летнего старика.
   Я тем более не имел этой причины, ибо рядом со мной сидел другой 70-летний старик (а это был Ф. Кон), который сказал:
   - Я всю жизнь ем мясо. И тем не менее здоров и бодр. Причины в ином я работаю, работа меня увлекает, я точен и аккуратен в работе, как часы. И вот, быть может, тот секрет, который вы ищете.
   Еще один старик (весьма выдающийся деятель искусства М.) сказал:
   - Причина моей молодости - работа, вдохновение. Вот откуда я черпаю мою сравнительную свежесть. Но зато когда работа кончена - я выдуваюсь, как резиновая свинка, которой прокололи бок.
   Еще один замечательный старик (а это был народный артист Ю.) сказал:
   - Видите ли в чем дело - я много ем, много работаю, я все делаю много, я ни в чем <ебя не ограничиваю. Не запрещаю себе ничего из того, что мне хочется. И знаю, когда я начну себя ограничивать, когда начну бояться, когда страх проникнет в мое сердце - тогда я погиб. Тогда и жизнь и молодость закончатся одновременно.
   Мне очень понравился этот ответ. Но это правило было не для меня - я не привык много есть и не привык исполнять все мои желания. И не намерен был изменять своим привычкам. Однако вторую часть ответа я признал справедливой.
   Еще один человек, которому было 70 лет, а выглядел он сорокалетним (это был датский писатель М.-А. Некое), ответил мне, взглянув на свою молодую жену:
   - Я люблю.
   Смутившись, жена этого человека сказала:
   - Нет, нет, не только это. Мой муж любит свою литературную работу. Он много работает. И вот причина, которую вы ищете.
   Еще один цветущий старик, которому на вид было 40, а на самом деле ему было 63 года (это был поэт Ц.), сказал мне, тяжко вздохнув:
   - Я молод оттого, что ем помидоры, клюкву и морковь. Но что толку в том.
   И тут, продолжая тяжко вздыхать, поэт рассказал мне маленькую историйку, случившуюся с ним. В него влюбилась молодая девушка-студентка Н. Она однажды осталась у него. Они были счастливы. Наутро, когда поэт вышел в коридор, девушка, сидя перед зеркалом, случайно увидела паспорт, его паспорт, который лежал на столе.
   Когда поэт вернулся в комнату, он застал девушку в слезах.
   Сквозь рыдания она сказала:
   - Боже мой! Я не знала, что вам столько лет. Я бы никогда не пришла к вам. Боже мой, как я низко пала.
   Я утешил поэта, сказав, что девушка глупа. И вот почему она так сказала. Однако мое сердце сжалось. Но потом утешилось, когда я подумал, что я ищу молодость вовсе не для любовных встреч. А если они и будут происходить, то паспорт можно будет прятать.
   Еще один старик, от которого пахло винным перегаром, сказал мне:
   - Только вино поддерживало мои силы. Только вино давало мне бодрость, молодость и, если хотите, юность.
   Я внимательно взглянул на этого старика. Нет, это была не молодость и не юность. Разбухшее лицо. Красные слезящиеся глаза и дрожащие руки говорили об ином. Они говорили об эпитафии, которой надлежало бы увековечить скорую кончину старика:
   Здесь покоится жалкое тело,
   Разлученное с жалкой душой!
   В общем, я расспрашивал еще многих и многих стариков. И все они отвечали по-разному. Все они находили свои правила, годные им, но, быть может, не совсем пригодные другим людям.
   Однако некоторые их правила были полезны для меня, и я ими воспользовался. Тем не менее молодость ускользала от меня даже в мои 30 лет.
   И тогда я стал думать о таком правиле, которое надлежало мне найти для своих надобностей, для своей жизни, для своих свойств.
   И вот мне показалось, что я нашел это правило и что оно пригодно для меня в высшей- степени.
   Я имел в виду то, о чем я пишу в этой книге.
   Я имел в виду контроль, который я в дальнейшем установил для того, чтобы освободить мой разум и мое тело от низших сил, от их страхов и ужасов, от их действия, каковые выражались в бессмысленной, дикой, ошибочной обороне перед тем, перед чем обороняться не следовало.
   И вот в силу этого мой разум и мое тело стали свободными от множества препятствий и бед. И от страдании, какие я покорно сносил, полагая, что это так и должно быть.
   И это мне дает надежду, что старость не коснется меня в столь ужасной степени, какую мы иной раз наблюдаем.
   ЭПИЛОГ
   Сознание - это такая вещь,
   которую люди приобретут
   хотят они этою или нет1 .
   1
   И вот моя книга подходит к концу.
   Что остается еще сказать? Сказано немало. Остается добавить, как это полагается в финалах, о судьбе героев.
   Основной герой - это отчасти я, отчасти та страдающая личность, ради которой и было предпринято мое сочинение.
   Обо мне, пожалуй, все сказано, что можно было сказать.
   Юношеские мои годы были окрашены черной краской, меланхолия и тоска сжимали меня в своих объятиях. Образ яищего преследовал меня на каждом шагу. Тигры подходили к моей кровати, даже когда я не спал. Рев этих тигров, удары и выстрелы довершили картину моей печальной жизни.
   И куда бы я ни обратил свой смущенный взор - всюду я видел одно и то же.
   Гибель ожидала меня в любой момент моей жизни.
   Я не захотел погибнуть столь плачевным обра&ом.
   _____________
   1 К. Маркс. Из переписки 43 г.
   Я захотел изменить свою несчастную судьбу.
   Я предпринял атаку против тех врагов, каких я обнаружил путем следственного розыска.
   Этих врагов оказалось немало.
   Среди них один - неосознанный страх - был обращен в бегство вместе со своим коварным оборонным оружием.
   Другие мои враги сдались на милость победителя.
   Некоторые из них были мной уничтожены. Другие были закованы в кандалы и брошены в свою прежнюю темницу.
   Я вышел победителем. Я стал иным после этой победы. Мало сказать иным - возникла новая жизнь, совершенно непохожая на то, что было раньше, на то, что было 15 лет назад.
   Временами противник делал попытки вернуть свои позиции. Однако мой разум контролировал все его действия, и эти попытки прекратились.
   2
   Значит, победа принадлежит разуму, сознанию?
   Но разве этот контроль, постоянная бдительность, настороженный взор не приносит, в свою очередь, огорчений, несчастий, тоски?
   Нет. Этот контроль, эта бдительность и настороженность были нужны только лишь во время сражений. В дальнейшем я обходился без этого и жил почти добродушно, как живет большинство.
   Но разве от этих битв не пострадало мое ремесло художника? Разве победивший разум не изгнал вместе с врагами то, что мне было дорого,искусство?
   Нет. Напротив. Моя рука стала тверже. И го
   лос звонче. И песни веселей. Я не потерял мое искусство. И тому порукой мои книги за последние десять-двенадцать лет. Тому порукой эта моя книга. Она написана во многих жанрах. И жанр художника здесь, смею надеяться, не самый слабый.
   Значит, подобный контроль над низшими силами можно осуществлять без всякого вреда для себя?
   Да. Но такой контроль надлежит делать людям, умеющим профессионально мыслить, умеющим анализировать. Такой контроль необходимо произвести только лишь с помощью врача. Я остерегал читателя от дилетантских попыток, приводя в пример первые свои поражения.
   Я знаю, что имеется немало противников, кои выступают и будут выступать, понося этот метод контроля, да и сам контроль.
   Что лежит в этом протесте и какие доводы приводят противники?
   Некоторые из них считают, что такой контроль неосуществим. А если и осуществим, то это и не контроль вовсе, а нечто вроде самогипноза.
   Это, конечно, вздор. Элементы самогипноза отсутствуют. А если иной раз и возникают, то от них нет вреда.
   Иные противники считают, что подобный контроль и весь процесс анализа доступен только лишь немногим. Дескать, это наука для немногих, она, дескать, не массового характера, как метод для излечения.
   Ну что ж. И болезнь, связанная с психикой, относится весьма к немногим. Эта болезнь также не носит массового характера. И, стало быть, мотив противника неоснователен. Есть и еще довод у противников. Заторможенность, говорят они, есть в некотором роде биологическая необходимость. Если возникает заторможенность (пусть и патологического характера) , то она возникает оттого, что этого требует тот или иной неполноценный организм, неполноценный от рождения. Такая заторможенность есть, в некотором роде, норма. С ней надлежит примириться. Как и надлежит примириться с тоской и меланхолией. Ибо счастье человечества не в свободной воле и не в свободном разуме. Счастье - в тех тисках, которые ограничивают людей в их желаниях.
   Эти мотивы обычно приводят те люди, которые страшатся заглянуть в самих себя, те люди, которых сжимают страхи, сжимают низшие силы, не позволяя им поднять свою голову, чтоб увидеть мир, освещенный ослепительным солнцем.
   Именно об этих людях сказано у поэта:
   О, горе! Бежать от блеска солнца
   И услады искать в тюрьме, при свете ночника...
   Эти люди согласны провести свою жизнь при свете ночника, только чтоб не потревожить своих страхов.
   Каждая страница моей книги будет вызывать у таких людей лихорадку.
   Уже я слышу визгливые их голоса. Когда-то один человек, неглупый, но крайне скованный, сжатый неосознанным страхом, почти уничтоженный им в его личной жизни, писал мне:
   "Не думайте, что я вылечился от неврастении, я только изобрел способ... Неврастения состоит в тоске (главным образом). Значит, надо ассимилировать в себе тоску. Вот и весь способ. Я внушил себе, что это состояние неизбежно и что к нему надо привыкнуть".
   Вы понимаете, что сказал этот человек? Он сказал, что к тоске нужно привыкнуть. Не изгнать ее, не уничтожить, не исследовать причины этой тоски, а привыкнуть к ней, полюбить ее.
   Какие рабские чувства! Какое раболепство перед страхом! Как явственно видны причины протеста.
   Такого рода примеры протестующих "страдальцев" еще более убеждают меня, что контроль разума необходим.
   В 1936 году я получил одно ужасное письмо. Крестьянин (Воронежской области) из мести зарубил топором семью своего соседа. У соседей была давняя ссора, и вот этот крестьянин, охваченный бешеным чувством ненависти, наконец совершил свое кровавое преступление.
   Этого человека, естественно, приговорили к высшей мере. Находясь в камере, этот малограмотный человек читал книги, и среди них повстречался с моей книгой "Возвращенная молодость".
   Я не знаю, что понял этот человек, прочитав мою книгу, но одну идею он уразумел. Он понял, что человек может и должен руководить собой.
   Пораженный этой простой мыслью, преступник написал мне письмо о том, что если б он знал об этом - он не совершил бы своего преступления. Но он не знал, что можно управлять своими чувствами.
   Это необыкновенное письмо я опубликовал (в 1941 году) в "Ленинградском альманахе". Сейчас у меня нет под рукой этого письма. Но это письмо следовало бы прочитать. Оно написано малограмотной рукой. Но мысли в этом письме так ясны и так страшны, что я сосчитал своей обязанностью навязывать людям свои мысли о необходимости руководить собой, о необходимости управлять своими чувствами.
   Не дело. чтоб низшие силы одерживали верх. Должен побеждать разум.
   ПОСЛЕСЛОВИЕ
   Итак, книга закончена.
   Последние строчки этой книги я дописываю в октябре 1943 года.
   Я сижу за столом в своем номере на десятом этаже гостиницы "Москва".
   Только что по радио сообщили о разгроме немецких войск на Днепре. Наши доблестные войска форсировали Днепр. И вот теперь гонят противника дальше.
   Итак, черная армия, армия фашизма, армия мрака и реакции, пятится назад.
   Какие счастливые и радостные слова! Впрочем, иначе и не могло быть. Не могло быть, чтоб победили люди, выступившие против всего, что дорого народам,- против свободы, против разума - за рабство, за звериный вой вместо человеческой речи.
   Наша доблестная Красная Армия гонит и уничтожает противника, черные мысли которого стали еще черней.
   Ночь. Передо мной листы моих рукописей.
   Я перелистываю их и вношу последние поправки.
   Сквозь занавешенные окна пробивается рассвет.
   Я открываю дверь и выхожу на балкон.
   Холодное октябрьское утро. Тишина. Москва еще спит. Улицы пустынны и безлюдны.
   Но вот где-то на востоке розовеет небо. Наступает утро. Лязгая железом, проходит первый трамвай. Улица заполняется народом.
   Холодно.
   Я возвращаюсь в свой номер. Собираю разбросанные листы моей законченной книги. Мысленно прощаюсь с ней. Восемь лет эта книга была в моей голове. Восемь лет я думал о ней почти ежедневно. Восемь лет - это не маленькая часть человеческой жизни!
   Мне приходят на ум прощальные стихи. Нет, я, быть может, произнесу их когда-нибудь в дальнейшем, когда буду прощаться не с этой книгой и не с восемью годами моей жизни, а со всей жизнью.
   Это стихи греческого поэта:
   Вот что прекрасней всего из того, что я в мире оставил:
   Первое - солнечный свет, второе - спокойные звезды
   С месяцем, третье - яблоки, спелые дыни и груши...
   Впрочем, к звездам и к месяцу я совершенно равнодушен. Звезды и месяц я заменю чем-нибудь, более для меня привлекательным. Эти стихи я произнесу так:
   Вот что прекрасней всего из того, что я в мире оставил:
   Первое - солнечный свет, второе - искусство и разум...
   А уж на третьем месте можно будет перечислить что-нибудь из фруктов спелые груши, арбузы и дыни...
   ПРИМЕЧАНИЯ
   Перед восходом солнца.- Октябрь.- 1943.- No 6, 7, 8, 9 (1-6 части); Звезда.- 1972.- No 3 (7-13 части), под названием "Повесть о разуме". Печ. по тексту: Зощенко М. М. Собр. соч.- Т. 3.- Д.: Худож. лит., 1986-1987.
   В своем решении публиковать "Перед восходом солнца" редакция журнала "Октябрь" исходила не только из собственного единодушного ее одобрения, но и опиралась на положительные отзывы литературоведов и ученых, в частности академика А. Д. Сперанского, считавшего, что книга Зощенко "написана в соответствии с данными современной науки и заслуживает печати и внимания". Кроме того, редакции было известно, что в июне 1943 года Зощенко вызвали в ЦК ВКП(б) и предложили продолжить работу над книгой, уже написанная часть которой получила высокую оценку со стороны авторитетных деятелей пауки и литературы. Однако сразу же после выхода в свет начальных глав книги появился ряд резких критических выступлений, в результате чего публикация повести "Перед восходом солнца" была прекращена.
   25 ноября 1943 года Зощенко отправил письмо Сталину. Он писал: "...Мне кажется несправедливым оценивать работу но первой ее половине, ибо в первой половине нет разрешения вопросам. Там приведен лишь материал, поставлены задачи и отчасти показан метод.
   И только во второй половине развернута художественная и научная часть исследования, а также сделаны соответствующие выводы.
   Дорогой Иосиф Виссарионович, я не посмел бы тревожить Вас, если бы не имел глубокого убеждения, что книга моя, доказывающая могущество разума и его торжество над низшими силами, нужна в наши дни.
   Она может быть нужна и советской науке. И еще мне думается, что книга моя полезна людям как художественное произведение, ибо она осмеивает пошлость, лживость и безнравственность.
   В силу этого беру на себя смелость просить Вас ознакомиться с моей работой либо дать распоряжение проверить ее более обстоятельно, чем это сделано критиками..."1
   Далее следовало: в журнале "Большевик" (1944.- No 2.- С. 56-58, авт. В. Горшков. Г. Ваулин. Л. Рутковскян, П. Цолыпаков) появилась статья "Об одной вредной повести", в которой произведение Зощенко было
   ________________
   1 Черновик письма - архив М. М. Зощенко.
   определено как клеветническое и пошлое, "сдобренное" к тому же "невежественными лженаучными рассуждениями об исследовании человеческой психики". М. Зощенко понял зту статью как ответ на свое письмо и дальнейших шагов для реабилитации "Перед восходом солнца" более не предпринимал.
   Окончание книги было опубликовано уже после смерти писателя, почти через тридцать лет с момента выхода в свет ее первых частей. Редакция журнала "Звезда" публикуемый текст назвала "Повесть о разуме". Притом указание на то, что он является второй половиной повести "Перед восходом солнца", отсутствовало. Это же указание отсутствовало и в отдельном издании "Повести о разуме", напечатанном в 1976 году в издательстве "Советская Россия". Тем самым было как бы узаконено разделение единого произведения Зощенко на две самостоятельные книги.
   Восстановление первоначальною статуса повести "Перед восходом солнца" произошло в 1987 году. с выходом третьего тома Собрания сочинений М. М. Зощенко.
   При подготовке примечаний к настоящему изданию повести, которые носят снравочно-библиографический характер, имелось в виду следующее.
   Зощенко создавал "Перед восходом солнца" в необычной для себя обстановке. Привыкший работать в тиши своего ленинградского кабинета, он писал эту книгу в эвакуации -- сначала в Алма-Ате, затем в Москве, куда был вызван ввиду назначения его соредактором журналя "Крокодил". Вынужденный отрыв от тщательно подобранных в рабочую библиотеку многочисленных материалов, откуда на протяжении нескольких предвоенных лет Зощенко делал необходимые для будущей книги выписки, а также нетерпеливые напоминания о сроках представления рукописи, постучавшие из журнала "Октябрь" (над заключительными страницами писателю приходилось сидеть по 16-18 часов в сутки),- все это в конечном итоге наложило свой отпечаток на текст повести. Речь идет о довольно обширных погрешностях при цитировании как научных, биографических, так и поэтических источников. Так, Зощенко нередко заменяет слова и целые фразы у цитируемых авторов своими, сокращает, а то и дописывает, переписывает на свой лад их изречения, строки из писем и пр. В некоторых случаях он закавычивает не авторский текст, а смысл тех или иных строк и абзацев, переводя их как бы и удобную для себя словесно-стилистическую форму. Короче говоря: есть все основании утверждать, что в трудно складывающихся для писателя обстоятельствах ему зачастую приходилось цитировать по памяти.
   Исходя из этого, указания на неточности произведены лишь там, где автором допущены ошибки в датировке, написании имен и фамилий.
   С. 96. За доброе желание к игре...- из трагедии Шекспира "Антоний и Клеопатра", акт 2, сц. 4. Пер. Д. Михаловского.
   С. 97. А. Д. Сперанский [1887(1888) - 1961] патофизиолог, академик АН СССР.
   С. 101. Где речь неучтивой увидишь мою...- из поэмы Низами "Сокровищница тайн". Пер. М. Шагинян.
   О горе! Бежать от блеска солнца...- из трагедии
   Шекспира "Цимбелин", акт. 1, сц. 6. Пер. Ф. Миллера.
   Высший дар нерожденным быть...- из драмы Софокла "Эдип в Колоне", действ. 3, стих. 1225-1228. Пер. Ф. Зелинского.
   С. 102. Пришла тоска - моя владычица...- Источник цитаты не установлен.
   Меланхолики обладают чувством возвышенного.- См.: Геллер И. Личность и жизнь Канта.-Пб., 1923.- С. 34.
   меланхолический склад души...- Источник цитаты не установлен.
   Хорош Ярошенко...-См. Брюсов В. Дневники.- М.,1927.- С. 132. Здесь неточность автора; имеется в виду А. С. Ященко, юрист.
   С. 106. День приходил, день уходил...- из поэмы Байрона "Шильоиский узник", строфа 14. Пер. В. Жуковского.
   С. 107. Я выхожу из дому...- См.: Письма Шопена.- М., 1929.- С. 94.
   "Я не знал, куда деваться от тоски..." - См.: Письма Н. В. Гоголя.- Т. I.- Спб.. 1901.- С. 465.
   У меня бывают припадки такой хандры...- См.: Некрасов Н. А. Собр. соч.- Т. 5.- М.; Л., 1930.С. 247.