* * *
– Слышать ничего не желаю! – голос Поришайло сорвался на крик, в его исполнении напоминающий клекот какого нибудь пернатого хищника из саванны. – Немедленно их приструнить! Чтобы всякая шушера уголовная, мразь, г-м, продукцию уничтожала?! Условия диктовала?! Стрелки, б-дь, назначала?!
– Так ведь… – не очень-то решительно начал Украинский.
– Слышать ничего не хочу! Ты понял, Сергей, г-гм?!
– Не беспокойтесь, Артем Павлович. – Заверял в трубочку Сергей Михайлович. – Можете о наглецах забыть. У меня такие орлы… подготовленные… кого хочешь, я бы сказал, под орех…
* * *
– Значит, вы задержали Витрякова? – спросила Мила с небывалым воодушевлением. Это была бы Лучшая Новость Сезона, но, праздника на ее улице не случилось.
– Витряков на встречу не приехал.
– Почуял неладное? – предположила Мила разочарованно.
– Да нет, Мила Сергеевна, – упавшим голосом продолжал Украинский. – Не совсем так. В трех километрах от известной вам базы ближе к полудню обнаружены три джипа. Судя по всему, ваш «Эксплорер», а также «Тойота» и «Исудзу», кажется. Все три буквально изрешечены пулями. Огонь велся из автоматического оружия. Это уже ясно. Семь трупов, Мила. Гильзы эксперты подсчитывают. В общем, люди на месте работают.
– Засада? – спросила Мила, не смея даже надеяться.
– Засада, – подтвердил Украинский.
– Витряков со Шрамом? – с замиранием сердца спросила госпожа Кларчук. По ее мнению, убитыми оба головореза смотрелись бы еще презентабельней, чем в браслетах. Как говаривали герои Купера? Хороший индеец, мертвый индеец, так, кажется?
– Вам надо поехать на опознание, Мила. Трупы увезли в морг. Ситуация сложная, – мрачно добавил Украинский, – среди убитых четверо офицеров контрразведки. Один вор в законе по кличке Шаман. Остальных пока не идентифицировали.
– Контрразведки? – у Милы перехватило дух.
– Точно так, – вздохнул Украинский. – Из управления по борьбе с коррупцией. Вот такая загогулина получилась. Правда, – продолжал полковник, – пока неясно, сопровождали ли они Витрякова на складе, или присоединились позже. В любом случае, все четверо мертвее мертвого.
– Кто же на них напал?
– Хотел бы я знать, Мила. И не один я. В СБУ тоже, как вы понимаете, возникнут определенные вопросы. Это очень серьезно, м-да…
Последнее не нуждалось в комментариях. Мила предпочла промолчать.
– Вы уже сообщили Артему Павловичу?
– Сообщил, – буркнул полковник, не спеша рассказывать о выволочке, устроенной шефом по этому случаю.
– Кто обнаружил тела? Грибники?
– Господь с вами, Мила. Какие грибники в марте? В дежурную часть позвонил некий гражданин Полянский. Он, мол, собаку в лесу выгуливал. Свою. Утверждает, что, якобы, воздухом пришел подышать. – Сергей Михайлович фыркнул, как мерин. – Так он по протоколу пояснил. Был, значит, с дворнягой на поводке. Собачник. – Сергей Михайлович невнятно выругался. – Заявил, понимаешь, что к пешим прогулкам привык. Или он, или пес его, не пойму. Ну, не знаю, Мила Сергеевна, врет, нет, и что вообще в том лесу позабыть можно? Нормальному человеку. А тут такое дело. Ну, да и Бог с ним. Спасибо за сознательность. Другой бы вообще, куда глаза глядят побежал… Вместе с той собакой. Зрелище, я вам доложу, не для слабонервных.
– Полянский, Полянский?… – призадумалась Мила. – Что-то фамилия знакомая? Вам не кажется, Сергей Михайлович?
– Да, – согласился полковник после недолгого колебания, – действительно. Надо будет разобраться.
– Сергей Михайлович? Если мне не изменяет память, какой-то Полянский, директор малого производственного предприятия, неким образом повязан с Протасовым.
– Что вы говорите?! – всполошился Украинский. – Мила услыхала шелест переворачиваемых бумаг. Видимо, полковник копался в записях. – Полянский? Полянский! Ну и память у вас! – добавил он с уважением. Вот так да… Неужели однофамилец?
– Я бы навела справки.
– Ну, это мы мигом! – пообещал полковник. – Минутку, Мила. Журба! – рявкнул Сергей Михайлович мимо микрофона, – ну-ка дуй в оперативную часть…
Пока Сергей Михайлович командовал, а над головой Полянского сгущались тучи (будет в следующий раз знать, как быть с гражданским долгом), Мила еще немного порылась по сусекам. Обнаруженное немало удивило ее, заставив здорово призадуматься.
– То ли Протасов его крышевал, то ли еще что-то… Как бы там ни было, Валерий буквально на днях упоминал фамилию Полянский. Кредит предлагал на его фирму повесить. Более того…
– Ах, ты ж мать-перемать! – воскликнул Сергей Михайлович, и Мила услыхала, как он ляпнул себя полбу. Верно! Эх, шляпы! Был Полянский! Летом проходил. Фигурировал по факту аварии на Сырце. Ему еще этот паскудник Бандура «БМВ» разбил! Журба! Как, уже уехал?! Ещешин?! А ну, бегом, мне этого Полянского сюда! За жабры и в оборот! – как Мила не напрягала слух, ей не удалось разобрать ответа Ещешина. – Как это, машин нет?! – взорвался Украинский в кабинете. – Чтобы в пол часа! Извините, Мила. Мы этого Полянского сейчас живо под орех разделаем. Как Бог черепаху! – динамик умолк. Видимо, полковник воспользовался клавишей «sp-phone». Миле пришлось обождать минут десять, пока полковник, очевидно, метал громы и молнии на головы подчиненных. – Итак, Милочка, – наконец объявился Сергей Михайлович, – вернемся к нашим баранам. Витрякова и этого, в шрамах, ищут. Пока по ним информации нет, но ориентировки разосланы, куда положено. Милиция работает, так что, не беспокойтесь. Никуда не денутся. Кстати, Филимонов разыскивается УВД Крыма по подозрению в двойном убийстве. Витряков трижды судим. Чрезвычайно опасен. Но, ничего. Возьмем. И не таких брали. А теперь, Мила, еще об одном деле.
«Это еще не все? Хороша суббота…» – Мила приготовилась слушать. Сергей Михайлович понизил голос:
– Нам немедленно нужно поговорить. С глазу на глаз. Не по телефону. Я сейчас вышлю за вами машину. Только Журба освободится…
– Еще что-то стряслось? – у Милы не было слов.
– Стряслось. Но об этом при встрече.
* * *
Не успела госпожа Кларчук толком умыться и почистить зубы, как затрещал входной звонок. Выплюнув воду с зубной пастой в раковину, Мила пошла открывать.
– Я от Сергея Михайловича, – представился щеголеватый франт с исключительно непонравившейся Миле Сергеевне рожей. С физиономией порченого стража закона, какая, пожалуй, пострашнее бандитской будет. На пальцах франта красовалось столько золотых колец и перстней, что он бы шутя заткнул за пояс иную цыганскую гадалку.
– Поторапливайтесь, дамочка, – сказал франт каким-то насквозь фальшивым голосом, «понравившимся» Миле «еще больше» его внешнего вида. – Шеф ждет в управлении.
Щеголь бесцеремонно нависал над Милой, пока та собиралась на скорую руку.
– Послушайте, у вас совесть есть? – в конце концов взорвалась Мила Сергеевна. Терпеть не могу, когда стоят над душой.
Франт изобразил недоумение.
– Может, дадите мне одеться?
– А я мешаю?
Мила фыркнула:
– А не ясно?
Франт (а им был Следователь) пожал плечами:
– Послушайте, дамочка? Вы мне надо.
– Я вам не дамочка, молодой человек.
– Ну, не дамочка, – не стал нагнетать обстановку Следователь. – Чего вы заводитесь? Сегодня выходной, между прочим. А я где только не побывал. С семи на ногах. А мне к жене в роддом. Кровь из носу. А я тут парюсь. И ни конца, ни края не видать.
Мила завершила туалет молча, затем Следователь сопроводил ее в «Волгу» и собственноручно забрался за руль.
* * *
5-е, суббота, ближе к полудню
Сергей Михайлович встретил госпожу Кларчук в кабинете, расхаживая из угла в угол, как тигр по клетке.
– Садитесь, Мила, – предложил Украинский.
– Спасибо, – женщина присела на стул.
– Мила, – сказал полковник, буравя собеседницу глазами, – вы Бонасюка Василия Васильевича помните?
– Конечно, – отозвалась Мила, зевая, как умеют зевать кошки. – Это тот банщик, которого известные вам рэкетиры крышуют. Протасов его недавно упоминал. В разговоре по поводу кредита.
– Совершенно правильно, – сказал Украинский, двигаясь от двери к окну и обратно.
«Если он не прекратит метаться, у меня закружится голова», – подумала госпожа Кларчук.
– И еще он шантажом промышлял. Одно время. И, если не ошибаюсь, состоял в кумовьях Анны Ледовой.
– У вас безупречная память, Мила, – сказал Украинский, – все так и есть.
– И что же он натворил? Снова взялся за шантаж? – спросила Мила.
Украинский прекратил движение и с маху опустился в кресло:
– Нет. Он убил свою жену, – сказал Сергей Михайлович с расстановкой. – Вчера ночью. Убил.
Мила открыла рот. Украинский посмотрел на нее в упор. Потом опустил глаза и принялся монотонно выкладывать факты. По словам полковника выходило так, что гражданин Бонасюк позвонил ему рано утром, до того, как петухи пропели, умоляя о немедленной встрече. Язык Вась-Вася заплетался, и кроме бессчетное число раз повторяемых на все лады, как заклинания: «поистине», «по-честному» и «не хотел, мамой клянусь», полковник ничего не понял. Бонасюк стал умолять о встрече. Сергей Михайлович, матерясь в душе, дал добро. Он уже знал про Витрякова и СБУшников, но решил выкроить пару минут. Поехал на встречу в собственном «Мерседесе», подобрал Бонасюка на улице, а после первых же слов немедленно отвез в управление.
– Неужели убил? – не поверила Мила. – А мне казалось, что он и мухи не обидит.
– Бонасюк был в невменяемом состоянии, – пояснил Сергей Михайлович. – Клялся и божился, что не хотел. Что виной всему кузен-отставник. Его двоюродный брат. Вроде как приехал на побывку из Запорожья. Военврач.
– И не военный, и не врач, – вспомнила старинную армейскую поговорку Мила Сергеевна.
– Ну, может быть, – согласился полковник. – Бонасюк брату пожаловался, что, мол, обманывает молодая супруга…
– Если мне память не изменяет, она ему по жизни только то и делала, что изменяла, – криво улыбнулась Мила Сергеевна.
– Возможно, возможно, – кивнул полковник, – но, как я понимаю, рога-то наставляла, но не бросала.
– Что, ушла?
– Насовсем, по его словам. К небезызвестному Андрею Бандуре.
– Прямо, страсти по-бразильски, – не удержалась Мила Кларчук.
– Как бы там ни было, – мрачно продолжал полковник, – Бандура с тех пор взялся изводить Бонасюка – угрозы, побои и прочее… Ну, схема понятная и старая, как мир…
– В комплекте с женой ему загорелось заполучить сауну с квартирой?
– Естественно.
– А Кристина об этом знала?
Сергей Михайлович высморкался.
– Полагаю, что да. Не думаю, что науськивала, а знать, думаю, знала.
– Хорошая жена, – оценила Мила Кларчук. – А он с нею не пробовал поговорить?
– Бонасюк утверждает, будто связи не было. Ну вот. А на днях его крепко побили.
– Кто?
– Ну, Бандуры, видать, молодцы. Он домой. А там брат. Рассказал тому про свою беду. Выпили… и тут – Кристина.
– Откуда же она взялась?
– Приехала. Поздно вечером.
– Зачем?
– Ну… – полковник замешкался. Видимо, этот вопрос он не продумал. Проглядел, за навалившимися проблемами.
– Бандура Бонасюка избил до полусмерти, а Кристина приехала пожалеть? – осведомилась Мила Сергеевна.
– А почему бы и нет? Не удивлюсь, Мила, что именно так и было. Да добрая половина бытовухи, между прочим, таким Макаром и случается. Сначала делают, а потом думают. Может, она объясниться пришла. Или, наоборот, с угрозами. Чтобы убирался по добру, по здорову.
– Возможно, вы правы, Сергей Михайлович.
– Так или иначе, женщина мертва, – отрезал Украинский. – Все! Что-то там вышло. У них. То ли брат ее ударил, то ли толкнул сильно, а она виском об угол. Хлоп – и готово. Шабаш. Сушите весла. Приехали.
– А Бонасюк куда смотрел?
– Бонасюк утверждает, что ни черта не помнит. Пьяный, мол, был. Что, мол, брат жену обругал, а она, вроде, ответила. Оба – в крик. До рук дошло. Бах. Есть контакт. Они, мол, ей еще примочки делали. Лед к голове прикладывали, и такое прочее. Пока военврач пульс проверить не додумался.
– Где сейчас Бонасюк?
– Бонасюка я задержал. Тут, в соседнем кабинете сидит. Под присмотром доверенного сотрудника.
– Что вы собираетесь делать, Сергей Михайлович? – тихо спросила Мила Сергеевна, понимая, что они подошли к главному.
Украинский вцепился в Милу глазами.
– Я собираюсь рассчитаться с ними со всеми, – ледяным тоном сказал полковник. – Они сами друг друга жрут, как крысы в банке, так вот, я им еще и помогу.
Мила Сергеевна сообразила, что полковник намекает на судьбу своей дочери, и спросила себя, а насколько он сейчас искренен. Процентов на двадцать пять? Или где-то на сорок?
– Вы разрабатываете Протасова, Милочка, – неожиданно сменил тему Сергей Михайлович. – Вам, кажется, требовался предприниматель, чтобы повесить невозвратный кредит? Вот, значит, и берите гражданина Бонасюка за грудки. Лучшего, чем он, не придумаешь.
Мила не проронила ни звука.
– Берите его в оборот, Мила, и пускай подписывает все. Все! Он сейчас как горячий пластилин. Отрывай и лепи, что хочешь. Главное потом, руки начисто вымыть.
– Он согласится? – холодно осведомилась Мила.
– А куда он денется? – злобно сказал полковник. – Он, такой крючок заглотил… до кишок. С требухой не соскочит. Мои ребята ему живо мозги вправят, если закочевряжится. Будет борзеть, позовете Журбу.
– Если он все подпишет, дальше что?
Украинский одарил ее долгим пронизывающим взглядом:
– У Бонасюка, Мила, нет никакого дальше, – сказал полковник таким голосом, что у Милы мурашки побежали между лопаток. – Кредит взял, и растренькал, черт знает куда, – продолжал Украинский, не сводя глаз с собеседницы, – неумелое, значит, хозяйствование. Это раз. В долгах, значит, как в шелках. Это два. Плюс в семье неизвестно, что творится. Жена исчезла. Бросила. А может, ее любовник похитил. Или убил. Этот самый Бандура. Угрозы, понимаешь, наезды. Депрессия, значит. Тупик. Вопросы к самому себе. Без ответов. Тут, знаете, кто угодно в петлю полезет. Или наоборот. Приревновал супругу, и в темя. Молотком для отбивных. Да подобных случаев море разливанное, Милочка. А тут любовник. Бандюга, клейма негде ставить… И нету Бонасюка.
В дверях кабинета появился Близнец:
– Сергей Михайлович. Задержанный на допрос просится.
– Подождет! – отрезал полковник. – Это Милочка, лейтенант Ещешин, – представил Близнеца Сергей Михайлович. – Вот, значит, Дима, будешь с Милой Сергеевной работать.
«А согласия моего и спрашивать нечего, – заметила про себя госпожа Кларчук. – Вот славно-то как». – Бесцеремонность, с какой Украинский сделал ее соучастницей преступления, заставляла призадуматься и о своем будущем. По крайней мере, наводила на определенные мысли.
– Кто ж его надоумил к вам прибежать? – покачала головой Мила.
– Никто не надоумливал. Сам додумался. Со страху, видать, голову потерял. Прибежал. И влип, как очкарик. Крепко…
* * *
Что на самом деле натолкнуло Василия Васильевича на безумную мысль искать помощи у полковника Украинского, станет ясно несколько позже. Более опрометчивого шага, пожалуй, и коварный враг не посоветовал предпринять. Недаром старая как мир поговорка гласит: «Хуже, чем сам себе сделаешь, никто тебе не сделает». Но, что вышло, то вышло.
Как очевидно, помнит Читатель, измордованный Планшетовым Вась-Вась, кое-как дополз домой и упал в объятия кузена Ивана, как некогда падал в объятия Кристины. И выболтал Ивану Митрофановичу все, сгоряча даже сгустив краски. Хотя и без того картина вырисовывалась удручающая. Бессовестная и бессердечная жена мало того, что бросила и ушла к молодому, а еще и сживала несчастного Вась-Вася со свету.
– Ах, сука! – психанул Иван Митрофанович, и схватился за бутылку водки. – А ну, давай, кузен, выпьем.
Бывает, водка снимает стресс. Помогает расслабится и даже взять себя в руки, хотя не решает никаких проблем. Но, гораздо чаще происходит обратное. Депрессия только усугубляется, переходя в такую фазу, при которой пол шага до чего угодно. И, наконец, ВОДКА – ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СКВЕРНЫЙ СОВЕТЧИК.
– Ах, дрянь, дрянь, дрянь! – бичевал непутевую кузину кавторанг. – Ты ж ее из дремучего села вытянул. Из вонючей общаги забрал.
– Все так, поистине, – шмыгал носом Василий Васильевич, икая от первого обжигающего залпа. – Только кто это сейчас помнит?!
– Эх, мать честная! – Растопиро наполнил фужеры. – Забыла, видать, паскудница, как в клоповнике ютилась. Как в выгребную яму гадила. Городская стала! Борзая! На понтах!
– Ох, по честному, и не говори, – Вась-Вась расплакался. После второго опрокинутого стакана голова пошла кругом. Физическая боль притупилась, а душевная, наоборот, полыхнула. Себя стало гораздо жальче, чем на трезвую голову. Слезы полились ручьем:
– Ой, поистине, по-настоящему. Мама покойная не видит, как мучаюсь.
– Даже не думай ей спускать! – предупредил Иван Митрофанович. – Я по глазам твоим вижу, что ты от борьбы отказался.
– Ну, а что, поистине, остается?
– Зубы ей повыбивать, блядюге. Вот что!
Васю передернуло. Ударить Кристину?! Не было на земле столько мухоморного сока! Да в страшном сне он такого представить себе не мог!
– А этого гада, как его?… Сопляка, короче, который ее пользует, мордой по асфальту размазать! Возить, понимаешь, сволочь бандитскую, туда-сюда, пока одни уши в руках не останутся! Где он живет?! Где он живет, Вася?! – Иван Митрофанович так распалился собственными воплями и спиртным, что и вправду был готов немедленно выехать по указанному Бонасюком адресу.
– Что ты, по честному?! – взмолился Вась-Вась. – Там же натуральная кодла сидит. Ты что думаешь – один он?! Они по одному не ходят! Только косяками, поистине. И в джипах. Все при пушках. Да они нас в два, поистине, счета на ремешки порежут!
– Это ты брось! – отмахнулся кузен. – У страха глаза велики. – Но, все же, немного сбавил обороты. – Что ты заладил, пушки, кодла?! Ничего они нам не сделают. Не посмеют! И нечего их бояться, ублюдков отмороженных. На ногах из города вынесем! Я на флоте и не таких повидал. И ничего. Хлоркой и мордобоем…
– Убьют они нас, Ваня! – голос Бонасюка зазвенел. – Убьют, поистине, и в асфальт закатают.
Вопреки утверждениям кузена кавторанг Растопиро продолжал грозить злодеям быстрым судом и скорой расправой. Благо, злодеи были далеко и отставного военврача не слышали.
– По законам военного времени с ними надо! – вопил Иван Митрофанович. – Судить, и к стенке! К стенке тварей!
Бонасюк держался за голову, подвывая от отчаяния и страха.
Когда в коридоре неожиданно появилась Кристина, Вась-Вась безнадежно захмелел. Как она зашла, никто из кузенов не расслышал. Василий Васильевич прилег на полу, ощущая, что вот-вот придется бежать к унитазу. В голове вращалась карусель, остановить которую по силам только рвоте. Кавторанг же отправился отлить, и натолкнулся на Кристину в коридоре. При виде кузины Растопиро опешил, позабыв о только что настроенных грандиозных планах борьбы с организованной преступностью и проституцией, за которые его смело можно было зачислять внештатником в УБОП. Кристина с перепугу взвизгнула, но, почти что сразу узнала Ивана Митрофановича.
– Ваня?! – пробормотала госпожа Бонасюк. – Что ты тут делаешь?!
– Ваня? Кто это? Это Кристичка пришла? – мямлил из гостиной Вась-Вась. Кристина шагнула в комнату. Растопиро заступил дорогу.
– В чем дело, Иван?! Пропусти!
Так случается сплошь и рядом. Стоит предмету опосредованной ненависти материализоваться под самым носом хулителя, как агрессия идет на спад. Одно дело метать громы и молнии за глаза, и совсем иное в лицо. Вот и Растопиро был близок к отступлению, вопреки щедро выданным обещаниям вешать бандитов вместе с их подстилками на тех самых местах, где некогда коммунисты развешивали профили основоположников марксизма-ленинизма. Кавторанг проглотил язык и попятился. Кристина очутилась в комнате. Бонасюк валялся на полу как труп.
– Зачем ты его накачал? – ледяным тоном осведомилась Кристина. Она не рассчитывала застать на Оболони кавторанга. А, натолкнувшись на него в коридоре, немедленно припомнила Новый год. Вася в канун праздника нажрался. Не без участия Ивана Митрофановича, который, к тому же, бессовестно распустил руки.
– Я накачал?! – потухший, было, гнев снова заклубился в груди кавторанга, потихоньку подымаясь на поверхность.
– Да, ты!
– Чья бы корова мычала!
– Что ты сказал?!
– То, что слышала! – скрипнул многочисленными коронками Иван Митрофанович. – Кто бы бучу подымал?! Спуталась, понимаешь, с бандитами! И еще права качает!
– Что?! – задохнулась Кристина. – Что?! – на такой оборот она не рассчитывала, и теперь, получив отповедь, растерялась. В нос ударило облако жесточайшего перегара, свидетельствующее, что кузен мертвецки пьян. Пожалуй, даже пьянее Бонасюка. Просто значительно выносливее.
– Убирайся из моего дома, Иван! – сказала Кристина холодно.
– Где это он твой?! – парировал кавторанг. – Я у брательника на квартире!
– Ах ты ничтожество! А ну выметайся!
– Ты меня не посылай! – огрызнулся отставной военврач, бешено вращая глазными яблоками. – Сама пошла отсюда! Не командуй! Лучше катись колбаской к своим бандитам! А Ваську не тронь! Я тебе за брата!.. – Иван Митрофанович поперхнулся слюной, – я вам всем!.. жулью поганому!.. – кавторанга охватил праведный гнев. Кристине бы пойти на попятную, но она тоже закусила удила. Такова уж была Кристина.
– Ах ты скотина! – закричала госпожа Бонасюк, – а ну проваливай! Вон отсюда! Вася?!
Бонасюк заворочался на полу, в попытке приподняться на локте:
– Кристичка…
– Вася!
– Он тебе не поможет! – зарычал кавторанг, хватая кузину под локоть.
– Пусти, мразь! – завизжала она. – Вася?! На помощь!
Василий Васильевич предпринял вторую героическую попытку, но алкоголь пригвоздил его к паркету. Со стороны Вась-Вась напоминал уродливую пародию на Ваньку-Встаньку с той разницей, что его центр тяжести обосновался в области головы. Пол под Бонасюком покачнулся, и он кряхтя перевернулся на живот, выполнив нечто, напоминающее отработку команды «упор лежа».
– К-кристичка, поистине, – булькал Вась-Вась. Изо рта бежала слюна. Извиваясь в медвежьих объятиях кавторанга, Кристина осыпала его последними словами. Растопиро не остался в долгу:
– Шлюха драная! Подстилка бандитская! Шалава подлая!
– Убери руки, тварь! Ничтожество! Вася! Вася!!!
Вопреки предательски неустойчивому паркету, Василий Васильевич, цепляясь руками за купленную некогда в рассрочку румынскую стенку, чудом поднялся на ноги. Он хотел устремиться к жене, но для этого требовалось оторваться от полированного серванта. А потеря точки опоры грозила Вась-Васю немедленным падением. Пока Васек балансировал на грани, как эквилибрист под куполом цирка, скандал достиг кульминации. Кристина была вне себя. Более практичный (даже в пьяном виде) Иван Митрофанович склонялся к тому, чтоб пойти на попятную. Не то, чтобы он опасался бандитов, незримо маячивших за спиной Кристины, просто каждому явлению наступает предел. Гнев опустошил отставного кавторанга. Ругательства еще летели с его языка, словно пузыри из-под маски аквалангиста, но уже утратили былую остроту и направленность, образуясь во рту как бы против воли, в основном, по инерции.
– Тихо! Тихо! Что ты орешь! Кого ты на помощь-то зовешь, а?! Ты погляди, что с ним по твоей милости сделали! Дружки твои засраные! Вася! Вася! – передразнил кузину Растопиро. – Да на нем ни единого живого места нет! Убили человека, можно сказать!
На секунду прекратив сопротивление, Кристина посмотрела на мужа. Его лицо не нуждалось в комментариях. Но, на беду, ее взгляд совершенно случайно скользнул по шахте магнитофона, откуда торчала видеокассета. Кристина сразу узнала пленку. Да и одна надпись «Кристина, март 1993 года» говорила сама за себя.
– Вы это смотрели? – задохнулась госпожа Бонасюк, и синяки на лице Василия Васильевича провалились на второй план. – Ты с ним это смотрел?! Ну и сволочь же ты после этого!
– Что? – лепетал Бонасюк, абсолютно не понимая, о чем речь. – Что, Кристичка?
Традиционно бегающие глазки Бонасюка оказались последней каплей. Тем более, что бегали быстрее обычного. Вася не мог навести резкость.
– Сволочь! – выплюнула Кристина и, наотмашь, залепила мужу пощечину, от которой, казалось, зазвенел чешский хрусталь в серванте. Вась-Вась покачнулся и осел, хоть и пытался ухватиться за трельяж. Верхняя дверца открылась, оставшись распахнутой на уровне головы. Декорации были готовы. Настало время последнего шага.
– Что ж ты его лупишь! – воскликнул кавторанг. Щеки его зарделись, и понятно почему. – У него и без тебя…
– Держись от меня подальше! – зарычала Кристина. – Извращенец проклятый. Такие как ты под школой старшеклассницам член из под плаща тычут. Гадина! Не трогай меня! – размахнувшись, Кристина врезала Ивану Митрофановичу по морде. Затрещина была много тяжелее той, что только что досталась Бонасюку.
– Ах ты! – вскипел кавторанг и оттолкнул женщину с такой силой, что, пожалуй бы, сдвинул железнодорожный вагон. Кристина перелетела через комнату и врезалась головой в распахнутую дверцу шкафа. Дверца сорвалась с петель. Кристина сразу повалилась на пол, будто сраженная снайпером. Настала секундная пауза. В квартире повисла тишина.
– Кристичка, – всхлипнул Вась-Вась, – Ваня?! Что же ты наделал?!
– Ух… – выдохнул кавторанг. У него тряслись руки.
А потом наступил кошмар. Кристина на полу задергалась мелкой дрожью. Вася было ринулся к ней, позабыв про ватные ноги и растянулся вдоль дивана. Иван Митрофанович, минутой позже выйдя из ступора, шагнул к Кристине и склонился над ней. Женщина перестала биться. Вздохнула трижды судорожно, и выдохнула глубоко и ровно, словно в японской дыхательной гимнастике нагаре. И, наконец, застыла.