Страница:
А. Дж. Моллой
История Икс
Посвящается С.
1
Вот я и здесь: в «Гамбринусе». Наконец-то я в Италии. Сижу на террасе за столиком знаменитого кафе, что на углу не менее знаменитой улицы роскошного Неаполя. Погодка сегодня теплая, на вечернем небе ни облачка, однако «благоухание» мусора доползло даже сюда.
Мимо обшарпанного, исписанного граффити палаццо вальяжно проходит полицейский. Выглядит он как творение от Армани: солнцезащитные очки, пистолет, привлекательная внешность, сшитые на заказ синяя рубашка и брюки, сверкающие кожаные туфли и легкая сутулость при походке. Коп от «Дольче и Габбана».
И он действительно красавец. Здесь их пруд пруди, но самый шикарный мужчина сидит в трех столиках от нас.
— Кто он такой?
Подавшись вперед, Джесс пристально смотрит на меня:
— Роскаррик.
— Кто?
Джессика Раштон, моя лучшая подруга по Дартмуту [1], забавная, саркастичная и очень симпатичная британка с циничным характером, изумленно выгибает тоненькие, как ниточки, бровки и отводит назад длинные темные волосы.
— Не слышала о лорде Роскаррике? — неодобрительно цокает она.
— Так он еще и лорд?
Джессика фыркает со смеху, пуская в воздух облачко сигаретного дыма:
— Маркус Джеймс Энтони Ксавьер Мастроссо ди Анджело Роскаррик.
— Бог ты мой!
— Друзья зовут его просто Марк.
— Что ж, это явно экономит время.
— К тому же он миллиардер, — расплывается в улыбке Джессика. — Да про него весь Неаполь знает.
Я смотрю на этого, как оказалось, чрезвычайно богатого мужчину. Ему не больше тридцати, и выглядит он потрясающе. Других слов нет. Все прочие эпитеты излишни. У него смуглая кожа, а глаза бледно-голубые и такие холодные. Ошеломительный контраст. Суровый профиль, но лицо притягивает к себе: хищное, агрессивное и в то же время печальное, с небольшой щетиной и неповторимым сочетанием ребячества и неподдельной мужественности. О да, он безумно сексуален!
Да что со мной? Не привыкла я так реагировать на незнакомцев. Ловлю себя на том, что приглаживаю светлые, до плеч волосы и сокрушаюсь, что не раскошелилась на нормальную стрижку. Интересно, взглянет ли он в мою сторону. Но нет, ничего такого не происходит. Он по-прежнему потягивает эспрессо из крошечной чашки, трогательно поднося к губам тонкий фарфор. Сидит в одиночестве. Пьет кофе по глоточку. Смотрит в никуда. Равнодушно. О боже! Какое лицо!
— Икс, ты же не влюбилась?
Джесс всегда зовет меня Икс. Вообще-то, именно так она окрестила меня, когда мы жили вместе в Дартмуте. На самом деле меня зовут Александра Бекманн. Алекс Би. А коротко — Икс. Я блондинка, родом из Калифорнии, во мне немного еврейских корней, и мне двадцать два года. Джесс считает меня совершенно наивной. Возможно, она права. Однако я в меру умна и уж точно образованна. А теперь я в Неаполе. В Италии!
Джессика все лепечет про этого парня, а я как глупая пялюсь на него, ничего не могу с собой поделать. Я, конечно, думала, что итальянские мужчины полностью соответствуют стереотипам — я имею в виду и горячий темперамент, и назойливость. Да, этот парень горяч, но совсем не так, как я ожидала.
— Да ну его! Очередной смазливый кобель… — трещит Джессика.
Подруга закуривает еще одну сигарету и деловито выпускает дым через нос. В Нью-Гэмпшире я за ней такого не замечала.
— У него… интересная внешность, — замечаю я.
О боже, какая нелепая ложь!
— Держись от него подальше, малыш.
— Что?
— Смотри внимательно, малютка, перед тобой беспощадный убийца! — смеется сквозь дым Джессика.
— Все так плохо?
— Он сердцеед, топчет сердца, как букашек. Ну правда, Икс. Тебе он совсем не пара.
Я внутренне негодую. В глазах Джесс я невинная простушка, однолюбка. В принципе, она отчасти права. По сравнению с ней я ничем не выдающаяся скромница. Сколько помню Джесс, она всегда развлекалась с выпивкой, сигаретами и мужчинами, кидалась на поиски приключений, заваливалась в три часа ночи с очередным безымянным барменом, чтобы поразвлечься с наркотиками и заняться сексом на кухонном столе. У меня же весь колледж был один парень, я даже убедила себя, что влюблена, и, конечно же, усердно училась.
Но вскоре наши отношения стали пресными, вернее, я поняла, что пресный именно мой парень. Зато усердие в учебе принесло свои плоды, хочу пойти в аспирантуру. Собственно поэтому я и в Италии, собираю материал для диссертации «„Каморра“ и „Коза Ностра“ [2]: История возникновения итальянской организованной преступности в Меццоджорно [3]».
Я хочу преподавать историю Италии, но настоящая причина, по которой я выбрала именно такую тему диссертации, другая. Это лишь предлог для поездки в Неаполь, где я смогу потусить с Джесс и наконец-то повеселиться. Подруга приехала сюда шесть месяцев назад, взяв в колледже академический отпуск, — учить язык и преподавать английский. Она так красочно все разрисовывала по телефону и в переписке: еду, сам город, мужчин. Да, мужчин! А почему бы и нет? Я просто жаждала присоединиться к ней.
Как же я хочу от души повеселиться! Мне двадцать два, и опыт мой невелик: двое парней и единственный раз — секс на одну ночь, да и тот был не на высоте. И все. Джессика в открытую насмехается надо мной, называя почти девственницей или Мадонной Нью-Гэмпшира.
Я оборачиваюсь. Незнакомец смотрит на меня. На меня! Мельком, слегка озадаченно улыбается, будто не может припомнить, кто я такая. Затем его внимание вновь обращается к кофейной чашке.
— Он только что посмотрел!
— Ага! — смеется Джесс. — Иногда он и вправду поворачивает голову. Очень странно.
— Прекрати, для меня здесь все в новинку. — Я допиваю невероятно вкусный кофе. — Джесс, я совсем не привыкла к здешним горячим красавчикам. Парни из Дартмута поголовно носят нелепые рэперские джинсы, спадающие с бедер. Совсем как дети.
— Твой бывший носил… — Джессику передергивает от отвращения. — Парусиновые туфли на платформе.
— Мерзость! — хохочу я. — Парусиновые туфли с серыми носками! Пожалуйста, не продолжай.
— Ну настоящий матадор!
Лорд Роскаррик попивает кофе и больше не смотрит в мою сторону.
— Зато он соображал в математике, — защищаю я своего бывшего.
— Да, Икс, только выглядел он как затюканный ослик. Хорошо, что ты его отшила.
— Расскажи лучше, как у тебя дела. По-прежнему покоряешь мужчин Кампании?
— Ну да… Точнее, так было… — Пожав плечами и состроив недовольную рожицу, Джессика тушит окурок.
Невероятно элегантный официант тут же забирает переполненную пепельницу и, небрежно бросив: «Signorina!», изящным жестом ставит на ее место новую — стеклянную и довольно массивную, с буквами «CG» в стиле Прекрасной эпохи. Обслуживают здесь по высшему разряду. Кафе «Гамбринус» украшено фресками и люстрами, оно очень знаменитое. В мою голову начинают закрадываться сомнения насчет стоимости этих замечательных макиато и восхитительных крошечных закусок: салями «Наполи» на нежнейших ломтиках чиабатты. Я шесть месяцев работала по вечерам в барах, чтобы скопить на трехмесячную поездку сюда. Мои финансы ограниченны.
Но сегодня, в свою первую ночь в Неаполе, мне наплевать!
Вечер продолжается. Роскаррик по-прежнему сидит за столиком, в шикарном костюме и с неповторимо красивым лицом, и старательно избегает взглядов в нашу сторону. Пора забыть про него: впереди меня ожидает целое море мужчин.
Улочки позади летнего кафе находятся в постоянном движении. Флиртуют прохаживающиеся мимо парочки, флиртуют улыбчивые копы, малолетки на неизменно зеленых скутерах «Пьяджо» и те флиртуют. Здесь все подернуто дымкой распутства, здесь торжествует жизнь. Как это по-неаполитански! Хотя откуда мне знать, ведь в Неаполе я впервые, как, впрочем, и в Италии. В Европе я прежде бывала лишь однажды, на свое восемнадцатилетие. Провела дождливую неделю в Лондоне — подарок от мамы с папой за получение стипендии в Дартмуте.
Папа и мама. На меня вдруг нахлынула ностальгия. Хотя нет, не могу я тосковать, ведь всего два дня назад я покинула наш маленький домик в Сан-Хосе с солнечным двориком и дождевальными установками — провинциальная американская жизнь.
Сейчас я в Европе — загадочной, мрачноватой, угасающей и грандиозной старушке Европе. Я уже обожаю ее. И полна решимости укрепить свои чувства.
— Здесь из-за парней свихнуться можно, — произносит Джессика.
— Что, прости? — удивляюсь я. — Ты же говорила, что в восторге от здешних мужчин. Присылала мне список имен, довольно внушительный.
— Правда? — криво и слегка смущенно усмехается подруга. — Ну да, конечно. Была у меня тут парочка. — Она замолкает. — Пара десятков. Они симпатичные, что остается одинокой девушке? Но, Икс, какие же они нарциссы, черт их дери, даже раздражает.
— В смысле?
— Половина из них маменькины сыночки. Они называются здесь mammone. Живут в родительском доме лет так до пятидесяти. Я уж молчу про одежду и аксессуары. Фу! — Джесс хмыкает и выпускает дым от девятой по счету сигареты. — Я про барсетки. Кто бы мог подумать, Икс, барсетки!
— Сумочки для мужчин?
— Они самые. Кожаные модные аксессуары! Метросексуалы проклятые! А носки? Вернее, их отсутствие. Что это за мода такая — надеть деловой костюм без носков? Так и хочется сказать: «Надень чертовы носки, придурок!» И прихорашиваются через каждые пять минут. В барах, например, в мужскую уборную очереди длиннее, чем в дамскую комнату. Через некоторое время это все начинает бесить. Вот посмотри, посмотри же! — От резкого взмаха рукой на изящном загорелом запястье Джесс бренчат серебряные браслеты. Мой взгляд следует через живописную виа Толедо, минует Оперный театр и огромную площадь с отелем «Роял палас», которая, как мне кажется, ведет к Тирренскому морю. — Посмотри на эти завалы мусора. Почему бы просто его не убрать? Хоть на минуту, черт вас дери, прекратите думать о барсетках, Синьор-Без-Носков, и наведите порядок в своем городе. Так бы поступил настоящий мужчина!
Мы погружаемся в тишину.
— Мне надо выпить, — наконец прерывает паузу Джессика.
Заказываем напитки — парочку «Венециано», что бы это ни значило. Джессика обращается к официанту на почти безукоризненном итальянском, а я втайне завидую ей. За полгода она сделала скачок от неуверенных попыток и заикания до чуть ли не двуязычия. Я же едва могу сказать: «Uno, due, tre» [4]. Так что, пока я здесь, нужно разобраться и с этим: мечтаю выучить итальянский. А еще, даст бог, влюбиться!
Ох, как же я хочу влюбиться! По-настоящему. Без притворств, как с Занудой-Математиком Полом. Если я влюблюсь, то впервые в жизни. А мне уже двадцать два! Может, я просто неспособна полюбить, может, внутри меня нет благодатной почвы? Бедняжка Икс. Вы слышали про Икс? Она не может влюбиться! Доктора перепробовали все средства, но безуспешно. Теперь ей дорога прямиком в приют для старых дев.
— Signorina, due aperitivi [5].
Официант ставит перед нами выпивку. Большие бокалы на длинных ножках на три дюйма заполнены огненно-оранжевой жидкостью.
Я с подозрением смотрю на напитки.
Джесс расплывается в улыбке, а затем хохочет. Ее темные волосы выглядят очень ухоженными, отличная стрижка, подмечаю я. Это тебе не Дартмут.
— Икс, все в порядке. На вид как радиоактивные отходы, но попробуй. Клянусь, delizioso! [6] И к тому же модно.
Я подношу напиток к губам, на запах и вкус — апельсиновый, резкий и с горчинкой, а еще очень крепкий. То что надо!
— Белое вино, газировка и апельсиновый ликер «Аперол» — не «Кампари».
— Что?
— Икс, так его смешивают. «Венециано». Три или четыре бокала — а может быть, и пять — поднимут мне настроение на весь вечер.
После парочки коктейлей, или же пяти, нас окутывает беспроглядная ночь. Луна бесстыже взирает на нас свысока. Через улицу блистают в своих нарядах посетители оперы, а мы хихикаем и шутим, словно вновь оказались в нашей квартире в Гановере, штат Нью-Гэмпшир, со спятившим соседом снизу. Пока Джессика флиртует с официантом, тараторя что-то по-итальянски, я украдкой поглядываю на него.
Весь вечер он сидит за тем же столиком, в своем безупречном костюме и девственно-белой рубашке, на манжетах — серебряные запонки с драгоценными камнями, на шее — шелковый сиреневый галстук. Иногда мужчина отвечает по ультратонкому телефону, иногда встает, чтобы поприветствовать знакомых.
Время от времени к нему за столик присаживаются удостоившиеся такой чести прохожие. И тогда этот мужчина, удивительно привлекательный, с грозным видом и хмурым взглядом, с темными кудрями, неповторимым образом спадающими на снежно-белый воротничок, с бледными, слегка печальными глазами и скулами неземной красоты, скорее прелестное видение, а не человек, — тогда он мощно и очень эмоционально жестикулирует. Он совсем не похож на других итальянцев, более сдержанный и сосредоточенный. Отрешенный. Может, даже замкнутый? Нет, все-таки отрешенный. И чуточку опасный.
С болью и грустью я понимаю, что этот мужчина — на вид лет тридцати, высокий, богатый, недосягаемый — очень красив. Пожалуй, он первый действительно красивый мужчина, встретившийся мне: более смуглый, чем Байрон, скорее загорелый Джеймс Бонд. Мне и раньше попадались симпатичные парни — весельчаки со смазливой мордашкой и щуплым телом, любители гитары. Таких в Калифорнии навалом, и был по крайней мере один в Дартмуте — Джессика с ним переспала. Незнакомец же привлекает именно мужественной красотой. Даже отдаленно не смахивает на гея, не метросексуал, не «костюм без носков», таскающий за собой барсетку, а высокий, очень мужественный, солидный, суровый, стройный… О боже, кажется, я пьяна.
Подруга, как всегда, читает мои мысли. Допив четвертый по счету «Венециано» и смачно, но забавно рыгнув, произносит:
— Говорят, его жена погибла. Несчастный случай. А может, и нет… После он превратил семейные миллионы в миллиарды. Роскаррик. Отец — англичанин, мать — итальянка. Икс, спроси у друга «Гугла». Господи, как же я проголодалась. Может, пиццу закажем?
Она пьяна. Впрочем, я тоже. Одурманена всем, что меня окружает. И апельсиновыми аперитивами, и кислотно-желтой луной Неаполя, и мужчиной в дорогом английском костюме. Лорд Роскаррик. Лорд Маркус Ксавьер… как-его-там… Роскаррик.
— Черт возьми, Икс!
— В чем дело?
Я уже минуты две любуюсь небом. Теперь же перевожу взгляд на Джесс, которая, в свою очередь, в ужасе пялится на чек.
— Что? В чем дело? Сколько?
— Зачем мы брали здесь выпивку? — стонет Джесс. — Надо было пойти в бар рядом с домом. Подстава!
Мой желудок сжимается.
— Сколько там?
— Девяносто евро.
— Бог ты мой! Мы же только «Венециано» пили.
— А еще кофе, закуски. Чтоб меня! Какая же я тупица! Забыла, что ли, как здесь все дорого. Прости, милая.
У Джессики с деньгами туго, от преподавания она получает гроши. Живет от зарплаты до зарплаты, но как-то справляется. Так что напитки на девяносто евро могут изрядно подпортить ей неделю. Я нехотя достаю из кошелька кредитку, но вдруг подбегает официант и с улыбкой уносит счет.
— А как же кредитка? — кричу я ему вслед.
— Все в порядке! — любезно улыбается симпатичный официант. — Синьор заплатил за вас. Синьор Роскаррик.
— Что? Нет…
Сердце мое подпрыгивает в груди, я оборачиваюсь, дрожа от глупой радости и смущения, собираюсь вежливо отказаться: «Правда, не стоит, мы сами заплатим. Меня зовут Алекс. Александра. Александра Бекманн. Да. Верно. С двумя „н“. Вот мой номер телефона. Запишите. А лучше сделайте татуировку на руке».
Но столик пуст. Незнакомец ушел.
О стену палаццо облокотился коп в дизайнерской одежде и теперь молчаливо курит в сумерках.
Мимо обшарпанного, исписанного граффити палаццо вальяжно проходит полицейский. Выглядит он как творение от Армани: солнцезащитные очки, пистолет, привлекательная внешность, сшитые на заказ синяя рубашка и брюки, сверкающие кожаные туфли и легкая сутулость при походке. Коп от «Дольче и Габбана».
И он действительно красавец. Здесь их пруд пруди, но самый шикарный мужчина сидит в трех столиках от нас.
— Кто он такой?
Подавшись вперед, Джесс пристально смотрит на меня:
— Роскаррик.
— Кто?
Джессика Раштон, моя лучшая подруга по Дартмуту [1], забавная, саркастичная и очень симпатичная британка с циничным характером, изумленно выгибает тоненькие, как ниточки, бровки и отводит назад длинные темные волосы.
— Не слышала о лорде Роскаррике? — неодобрительно цокает она.
— Так он еще и лорд?
Джессика фыркает со смеху, пуская в воздух облачко сигаретного дыма:
— Маркус Джеймс Энтони Ксавьер Мастроссо ди Анджело Роскаррик.
— Бог ты мой!
— Друзья зовут его просто Марк.
— Что ж, это явно экономит время.
— К тому же он миллиардер, — расплывается в улыбке Джессика. — Да про него весь Неаполь знает.
Я смотрю на этого, как оказалось, чрезвычайно богатого мужчину. Ему не больше тридцати, и выглядит он потрясающе. Других слов нет. Все прочие эпитеты излишни. У него смуглая кожа, а глаза бледно-голубые и такие холодные. Ошеломительный контраст. Суровый профиль, но лицо притягивает к себе: хищное, агрессивное и в то же время печальное, с небольшой щетиной и неповторимым сочетанием ребячества и неподдельной мужественности. О да, он безумно сексуален!
Да что со мной? Не привыкла я так реагировать на незнакомцев. Ловлю себя на том, что приглаживаю светлые, до плеч волосы и сокрушаюсь, что не раскошелилась на нормальную стрижку. Интересно, взглянет ли он в мою сторону. Но нет, ничего такого не происходит. Он по-прежнему потягивает эспрессо из крошечной чашки, трогательно поднося к губам тонкий фарфор. Сидит в одиночестве. Пьет кофе по глоточку. Смотрит в никуда. Равнодушно. О боже! Какое лицо!
— Икс, ты же не влюбилась?
Джесс всегда зовет меня Икс. Вообще-то, именно так она окрестила меня, когда мы жили вместе в Дартмуте. На самом деле меня зовут Александра Бекманн. Алекс Би. А коротко — Икс. Я блондинка, родом из Калифорнии, во мне немного еврейских корней, и мне двадцать два года. Джесс считает меня совершенно наивной. Возможно, она права. Однако я в меру умна и уж точно образованна. А теперь я в Неаполе. В Италии!
Джессика все лепечет про этого парня, а я как глупая пялюсь на него, ничего не могу с собой поделать. Я, конечно, думала, что итальянские мужчины полностью соответствуют стереотипам — я имею в виду и горячий темперамент, и назойливость. Да, этот парень горяч, но совсем не так, как я ожидала.
— Да ну его! Очередной смазливый кобель… — трещит Джессика.
Подруга закуривает еще одну сигарету и деловито выпускает дым через нос. В Нью-Гэмпшире я за ней такого не замечала.
— У него… интересная внешность, — замечаю я.
О боже, какая нелепая ложь!
— Держись от него подальше, малыш.
— Что?
— Смотри внимательно, малютка, перед тобой беспощадный убийца! — смеется сквозь дым Джессика.
— Все так плохо?
— Он сердцеед, топчет сердца, как букашек. Ну правда, Икс. Тебе он совсем не пара.
Я внутренне негодую. В глазах Джесс я невинная простушка, однолюбка. В принципе, она отчасти права. По сравнению с ней я ничем не выдающаяся скромница. Сколько помню Джесс, она всегда развлекалась с выпивкой, сигаретами и мужчинами, кидалась на поиски приключений, заваливалась в три часа ночи с очередным безымянным барменом, чтобы поразвлечься с наркотиками и заняться сексом на кухонном столе. У меня же весь колледж был один парень, я даже убедила себя, что влюблена, и, конечно же, усердно училась.
Но вскоре наши отношения стали пресными, вернее, я поняла, что пресный именно мой парень. Зато усердие в учебе принесло свои плоды, хочу пойти в аспирантуру. Собственно поэтому я и в Италии, собираю материал для диссертации «„Каморра“ и „Коза Ностра“ [2]: История возникновения итальянской организованной преступности в Меццоджорно [3]».
Я хочу преподавать историю Италии, но настоящая причина, по которой я выбрала именно такую тему диссертации, другая. Это лишь предлог для поездки в Неаполь, где я смогу потусить с Джесс и наконец-то повеселиться. Подруга приехала сюда шесть месяцев назад, взяв в колледже академический отпуск, — учить язык и преподавать английский. Она так красочно все разрисовывала по телефону и в переписке: еду, сам город, мужчин. Да, мужчин! А почему бы и нет? Я просто жаждала присоединиться к ней.
Как же я хочу от души повеселиться! Мне двадцать два, и опыт мой невелик: двое парней и единственный раз — секс на одну ночь, да и тот был не на высоте. И все. Джессика в открытую насмехается надо мной, называя почти девственницей или Мадонной Нью-Гэмпшира.
Я оборачиваюсь. Незнакомец смотрит на меня. На меня! Мельком, слегка озадаченно улыбается, будто не может припомнить, кто я такая. Затем его внимание вновь обращается к кофейной чашке.
— Он только что посмотрел!
— Ага! — смеется Джесс. — Иногда он и вправду поворачивает голову. Очень странно.
— Прекрати, для меня здесь все в новинку. — Я допиваю невероятно вкусный кофе. — Джесс, я совсем не привыкла к здешним горячим красавчикам. Парни из Дартмута поголовно носят нелепые рэперские джинсы, спадающие с бедер. Совсем как дети.
— Твой бывший носил… — Джессику передергивает от отвращения. — Парусиновые туфли на платформе.
— Мерзость! — хохочу я. — Парусиновые туфли с серыми носками! Пожалуйста, не продолжай.
— Ну настоящий матадор!
Лорд Роскаррик попивает кофе и больше не смотрит в мою сторону.
— Зато он соображал в математике, — защищаю я своего бывшего.
— Да, Икс, только выглядел он как затюканный ослик. Хорошо, что ты его отшила.
— Расскажи лучше, как у тебя дела. По-прежнему покоряешь мужчин Кампании?
— Ну да… Точнее, так было… — Пожав плечами и состроив недовольную рожицу, Джессика тушит окурок.
Невероятно элегантный официант тут же забирает переполненную пепельницу и, небрежно бросив: «Signorina!», изящным жестом ставит на ее место новую — стеклянную и довольно массивную, с буквами «CG» в стиле Прекрасной эпохи. Обслуживают здесь по высшему разряду. Кафе «Гамбринус» украшено фресками и люстрами, оно очень знаменитое. В мою голову начинают закрадываться сомнения насчет стоимости этих замечательных макиато и восхитительных крошечных закусок: салями «Наполи» на нежнейших ломтиках чиабатты. Я шесть месяцев работала по вечерам в барах, чтобы скопить на трехмесячную поездку сюда. Мои финансы ограниченны.
Но сегодня, в свою первую ночь в Неаполе, мне наплевать!
Вечер продолжается. Роскаррик по-прежнему сидит за столиком, в шикарном костюме и с неповторимо красивым лицом, и старательно избегает взглядов в нашу сторону. Пора забыть про него: впереди меня ожидает целое море мужчин.
Улочки позади летнего кафе находятся в постоянном движении. Флиртуют прохаживающиеся мимо парочки, флиртуют улыбчивые копы, малолетки на неизменно зеленых скутерах «Пьяджо» и те флиртуют. Здесь все подернуто дымкой распутства, здесь торжествует жизнь. Как это по-неаполитански! Хотя откуда мне знать, ведь в Неаполе я впервые, как, впрочем, и в Италии. В Европе я прежде бывала лишь однажды, на свое восемнадцатилетие. Провела дождливую неделю в Лондоне — подарок от мамы с папой за получение стипендии в Дартмуте.
Папа и мама. На меня вдруг нахлынула ностальгия. Хотя нет, не могу я тосковать, ведь всего два дня назад я покинула наш маленький домик в Сан-Хосе с солнечным двориком и дождевальными установками — провинциальная американская жизнь.
Сейчас я в Европе — загадочной, мрачноватой, угасающей и грандиозной старушке Европе. Я уже обожаю ее. И полна решимости укрепить свои чувства.
— Здесь из-за парней свихнуться можно, — произносит Джессика.
— Что, прости? — удивляюсь я. — Ты же говорила, что в восторге от здешних мужчин. Присылала мне список имен, довольно внушительный.
— Правда? — криво и слегка смущенно усмехается подруга. — Ну да, конечно. Была у меня тут парочка. — Она замолкает. — Пара десятков. Они симпатичные, что остается одинокой девушке? Но, Икс, какие же они нарциссы, черт их дери, даже раздражает.
— В смысле?
— Половина из них маменькины сыночки. Они называются здесь mammone. Живут в родительском доме лет так до пятидесяти. Я уж молчу про одежду и аксессуары. Фу! — Джесс хмыкает и выпускает дым от девятой по счету сигареты. — Я про барсетки. Кто бы мог подумать, Икс, барсетки!
— Сумочки для мужчин?
— Они самые. Кожаные модные аксессуары! Метросексуалы проклятые! А носки? Вернее, их отсутствие. Что это за мода такая — надеть деловой костюм без носков? Так и хочется сказать: «Надень чертовы носки, придурок!» И прихорашиваются через каждые пять минут. В барах, например, в мужскую уборную очереди длиннее, чем в дамскую комнату. Через некоторое время это все начинает бесить. Вот посмотри, посмотри же! — От резкого взмаха рукой на изящном загорелом запястье Джесс бренчат серебряные браслеты. Мой взгляд следует через живописную виа Толедо, минует Оперный театр и огромную площадь с отелем «Роял палас», которая, как мне кажется, ведет к Тирренскому морю. — Посмотри на эти завалы мусора. Почему бы просто его не убрать? Хоть на минуту, черт вас дери, прекратите думать о барсетках, Синьор-Без-Носков, и наведите порядок в своем городе. Так бы поступил настоящий мужчина!
Мы погружаемся в тишину.
— Мне надо выпить, — наконец прерывает паузу Джессика.
Заказываем напитки — парочку «Венециано», что бы это ни значило. Джессика обращается к официанту на почти безукоризненном итальянском, а я втайне завидую ей. За полгода она сделала скачок от неуверенных попыток и заикания до чуть ли не двуязычия. Я же едва могу сказать: «Uno, due, tre» [4]. Так что, пока я здесь, нужно разобраться и с этим: мечтаю выучить итальянский. А еще, даст бог, влюбиться!
Ох, как же я хочу влюбиться! По-настоящему. Без притворств, как с Занудой-Математиком Полом. Если я влюблюсь, то впервые в жизни. А мне уже двадцать два! Может, я просто неспособна полюбить, может, внутри меня нет благодатной почвы? Бедняжка Икс. Вы слышали про Икс? Она не может влюбиться! Доктора перепробовали все средства, но безуспешно. Теперь ей дорога прямиком в приют для старых дев.
— Signorina, due aperitivi [5].
Официант ставит перед нами выпивку. Большие бокалы на длинных ножках на три дюйма заполнены огненно-оранжевой жидкостью.
Я с подозрением смотрю на напитки.
Джесс расплывается в улыбке, а затем хохочет. Ее темные волосы выглядят очень ухоженными, отличная стрижка, подмечаю я. Это тебе не Дартмут.
— Икс, все в порядке. На вид как радиоактивные отходы, но попробуй. Клянусь, delizioso! [6] И к тому же модно.
Я подношу напиток к губам, на запах и вкус — апельсиновый, резкий и с горчинкой, а еще очень крепкий. То что надо!
— Белое вино, газировка и апельсиновый ликер «Аперол» — не «Кампари».
— Что?
— Икс, так его смешивают. «Венециано». Три или четыре бокала — а может быть, и пять — поднимут мне настроение на весь вечер.
После парочки коктейлей, или же пяти, нас окутывает беспроглядная ночь. Луна бесстыже взирает на нас свысока. Через улицу блистают в своих нарядах посетители оперы, а мы хихикаем и шутим, словно вновь оказались в нашей квартире в Гановере, штат Нью-Гэмпшир, со спятившим соседом снизу. Пока Джессика флиртует с официантом, тараторя что-то по-итальянски, я украдкой поглядываю на него.
Весь вечер он сидит за тем же столиком, в своем безупречном костюме и девственно-белой рубашке, на манжетах — серебряные запонки с драгоценными камнями, на шее — шелковый сиреневый галстук. Иногда мужчина отвечает по ультратонкому телефону, иногда встает, чтобы поприветствовать знакомых.
Время от времени к нему за столик присаживаются удостоившиеся такой чести прохожие. И тогда этот мужчина, удивительно привлекательный, с грозным видом и хмурым взглядом, с темными кудрями, неповторимым образом спадающими на снежно-белый воротничок, с бледными, слегка печальными глазами и скулами неземной красоты, скорее прелестное видение, а не человек, — тогда он мощно и очень эмоционально жестикулирует. Он совсем не похож на других итальянцев, более сдержанный и сосредоточенный. Отрешенный. Может, даже замкнутый? Нет, все-таки отрешенный. И чуточку опасный.
С болью и грустью я понимаю, что этот мужчина — на вид лет тридцати, высокий, богатый, недосягаемый — очень красив. Пожалуй, он первый действительно красивый мужчина, встретившийся мне: более смуглый, чем Байрон, скорее загорелый Джеймс Бонд. Мне и раньше попадались симпатичные парни — весельчаки со смазливой мордашкой и щуплым телом, любители гитары. Таких в Калифорнии навалом, и был по крайней мере один в Дартмуте — Джессика с ним переспала. Незнакомец же привлекает именно мужественной красотой. Даже отдаленно не смахивает на гея, не метросексуал, не «костюм без носков», таскающий за собой барсетку, а высокий, очень мужественный, солидный, суровый, стройный… О боже, кажется, я пьяна.
Подруга, как всегда, читает мои мысли. Допив четвертый по счету «Венециано» и смачно, но забавно рыгнув, произносит:
— Говорят, его жена погибла. Несчастный случай. А может, и нет… После он превратил семейные миллионы в миллиарды. Роскаррик. Отец — англичанин, мать — итальянка. Икс, спроси у друга «Гугла». Господи, как же я проголодалась. Может, пиццу закажем?
Она пьяна. Впрочем, я тоже. Одурманена всем, что меня окружает. И апельсиновыми аперитивами, и кислотно-желтой луной Неаполя, и мужчиной в дорогом английском костюме. Лорд Роскаррик. Лорд Маркус Ксавьер… как-его-там… Роскаррик.
— Черт возьми, Икс!
— В чем дело?
Я уже минуты две любуюсь небом. Теперь же перевожу взгляд на Джесс, которая, в свою очередь, в ужасе пялится на чек.
— Что? В чем дело? Сколько?
— Зачем мы брали здесь выпивку? — стонет Джесс. — Надо было пойти в бар рядом с домом. Подстава!
Мой желудок сжимается.
— Сколько там?
— Девяносто евро.
— Бог ты мой! Мы же только «Венециано» пили.
— А еще кофе, закуски. Чтоб меня! Какая же я тупица! Забыла, что ли, как здесь все дорого. Прости, милая.
У Джессики с деньгами туго, от преподавания она получает гроши. Живет от зарплаты до зарплаты, но как-то справляется. Так что напитки на девяносто евро могут изрядно подпортить ей неделю. Я нехотя достаю из кошелька кредитку, но вдруг подбегает официант и с улыбкой уносит счет.
— А как же кредитка? — кричу я ему вслед.
— Все в порядке! — любезно улыбается симпатичный официант. — Синьор заплатил за вас. Синьор Роскаррик.
— Что? Нет…
Сердце мое подпрыгивает в груди, я оборачиваюсь, дрожа от глупой радости и смущения, собираюсь вежливо отказаться: «Правда, не стоит, мы сами заплатим. Меня зовут Алекс. Александра. Александра Бекманн. Да. Верно. С двумя „н“. Вот мой номер телефона. Запишите. А лучше сделайте татуировку на руке».
Но столик пуст. Незнакомец ушел.
О стену палаццо облокотился коп в дизайнерской одежде и теперь молчаливо курит в сумерках.
2
Мне нужно выбросить его из головы, поэтому весь следующий день я увлеченно распаковываю коробки в своей крошечной однокомнатной квартирке рядом с Кастель-дель-Ово [7].
Пару недель назад Джессика позвонила мне в Штаты и пообещала договориться о квартире рядом с ней — в новом модном районе города под названием Санта-Лючия. Я босиком выхожу на миниатюрный балкончик, металлические прутья которого обвиты виноградной лозой. Теперь я понимаю, что такое «новый и модный» по меркам Неаполя. Это означает, что зданиям в стиле неоклассицизма не более двух сотен лет, а груды мусора на тротуаре не превышают человеческий рост.
И кого это волнует? Над головой божественно-голубое ясное небо, утренний воздух мягок, а если я привстану на носочки — чуть ли не падая с балкона, — то всего в двух кварталах от меня, между домами виа Лучильо увижу тонкую полоску Тирренского моря, сводящего с ума своей синевой. Далеко на горизонте вырисовывается темный и неровный силуэт острова. Должно быть, это Капри.
Я вижу со своего балкона Капри!
Проведя здесь всего сутки, я уже влюбилась в это место. Мне просто необходимо поделиться счастьем. Звоню Джессике на работу и все ей рассказываю. Подруга рявкает в трубку и обзывает меня сентиментальной дурой. Очень по-британски. Я, конечно же, хочу расспросить ее про незнакомца. Но не могу, она засмеет меня.
— Джесс, спасибо за квартиру.
— Prego [8]. А теперь возвращайся к распаковыванию вещей. И прекрати о нем думать.
— Откуда ты знаешь? — смеюсь я.
— Ты вчера всю ночь о нем болтала. Вряд ли сегодня взяла и забыла.
— Какая же я все-таки загадочная.
— Остынь, Икс. Да, Виконт Совершенство заплатил за выпивку. Ну и что? Расслабься, детка.
— Джесс, почему везде столько мусора? — перевожу я разговор на другую тему.
— Я же говорила: дело в «Каморре». Они заправляют сбором мусора и больше никому не позволяют этим заниматься. Рэкет, мошенники. Весь город словно сцена драматического произведения — бал-маскарад, и все — слышишь? — все в масках! Заруби себе на носу!
— И?
— Когда увидишь сборщиков мусора, помни, что они вооружены.
— Ух ты! Отлично!
Джесс на секунду замолкает, а затем хохочет:
— Ага! А если и вправду хочешь разведать побольше про «Каморру», то всегда можешь спросить ее предполагаемого сообщника.
— Ты о ком?
— Да есть тут один парень… Лорд Роскаррик. Слыхала о таком?
— Нет. Расскажи.
— Что ж… Полагаю, он довольно привлекателен, если ты, конечно, падкая на красивых, сексуальных, обаятельных миллиардеров. Многим девчонкам нравится такое сочетание.
— И?…
— Некоторые говорят, что он в верхушках «Каморры», другие же утверждают, что он противостоит «Мафии». В любом случае интересно. Позвони ему и попроси дать интервью.
— Джессика, ты предлагаешь, чтобы я вот так взяла и позвонила ему? Ни с того ни с сего? Тебе, наверное, там скучно, да? Скучно ведь?
— Ненавижу утро четверга! — Слышу в трубке ее стон. — Каждый божий четверг у меня полный класс principesse [9].
— А…
— Они только и делают, что подпиливают ногти и болтают об оргазмах. Но неважно. Послушай, Икс, я не шучу. Этот парень не такой уж недосягаемый, если тебе интересно. И он точно спонсирует благотворительные организации, которые помогают жертвам мафии. Можно начать с этого. Он что, действительно так тебе понравился? Икс? Только не ври.
Я набираю в легкие побольше воздуха. Понравился ли он мне? Правда? Действительно ли я хочу откликнуться на его загадочный первый шаг? Хочу ли броситься с головой в омут из-за этого таинственного и слегка пугающего человека?
ДА. О боже, да! Определенно ДА. За мою короткую жизнь еще ни один мужчина так меня не волновал, не поднимал с глубин сокрытую во мне сексуальную энергию. У него же это получилось: вот так просто, не обращая на меня внимания в течение нескольких часов, может бросив разок в мою сторону хмурый взгляд, а затем исчезнув — и заплатив за наши напитки. И все. Но этого оказалось более чем достаточно.
ДА. Очень хочу. ДА, ДА, ДА, ДА, ДА!
— Возможно, — отвечаю я.
— Я и не сомневалась. Да ты на нем готова рубашку в клочья разорвать при малейшей возможности, шлюшка!
— Ты про его дизайнерскую рубашку из египетского хлопка, купленную на Джермин-стрит?
— Именно, — хохочет Джесс. — Сшитую вручную сиротками в Антверпене.
— Ну и…
— Если тебе действительно интересно… Он живет в известном палаццо в Кьяйя.
— Где?
— В Кьяйя. Это очень фешенебельный район. Всего в десяти минутах ходьбы от Санта-Лючии. Палаццо Роскаррик, глянь в «Гугле». Вы чуть ли не соседи, черт побери! Можешь наведаться туда после обеда, взять интервью у нашего лорда и часам к пяти утопать в посткоитальной неге. Если, конечно, тебя не пристрелят парни из его банды. Ну все, я побежала. Будь осторожнее!
Телефон разъединился. Сердце мое забилось чаще. Я смотрю на лазурное море и мерцающий силуэт острова вдалеке. Значит, Роскаррик живет совсем рядом. В палаццо. Конечно, в палаццо, глупая! Где же еще?
Так, стоя на балконе, я предаюсь грезам. Воображаю, как он — Маркус Роскаррик, молодой лорд Роскаррик, привлекательный синьор — входит в огромную комнату с огромными окнами, сквозь которые льется свет Кампании. Снаружи в саду шелестят пальмовые ветви, с улицы доносится приглушенный шум машин, будто ласкающий слух шепот. Может, в этот момент внутрь заходит дворецкий и, минуя старинные портреты, подает завтрак. Я буквально вижу серебряный кофейник и тарелочки с лаймовым пралине, лимонные дольки на фарфоровом блюдце и свежевыжатый сок из красного апельсина, пролитый на безукоризненно белые простыни. Алая кровь на исключительной белизне.
А еще обнаженная девушка. Есть ли она в моей воображаемой сцене? Да, вот она — нагая, мечтательная и прекрасная — стоит возле окна, окутанная прозрачными занавесками из брюггского кружева. Марк Роскаррик поднимается с кровати — тоже обнаженный, стройный, возбужденный, его мускулистое тело словно вырезано из твердого и темного дерева лесов Амазонии. Ступая по паркетному полу, он подходит к девушке и обнимает за тонкую талию, целует бледную кожу на ее шее, прелестное создание в ответ томно вздыхает и поворачивается. И это я, именно я стою у окна спальни, обнаженная. Я его любовница, крепкие руки обхватывают мою талию, я поворачиваюсь, улыбаюсь и целую красивое лицо Роскаррика, затем в благоговении опускаюсь на колени и тянусь к его вожделеющему мужскому началу и…
И прямо под моим балконом, на виа Санта-Лючия, малолетка на мотороллере «Веспа» внаглую пялится на меня — босоногую, в шортах и с приоткрытым ртом, витающую в эротических фантазиях. Подростку где-то лет шестнадцать. Я вижу, как он ухмыляется, а потом уносится в сторону Кастель-дель-Ово, к горной дороге и пленительно-синему Тирренскому морю.
Нелепость какая! Что со мной? Эротические фантазии днем? Совсем не как в Нью-Гэмпшире. Совершенно не так.
Нужно сосредоточиться. Мне осталось распаковать одежду и ноутбук. Сперва одежду.
Как оказалось, довольно унылый процесс. Я привезла с собой кучу вещей от «Зары», обновила почти весь гардероб — в прошлом месяце отоварилась в их магазине на Юнион-сквер в Сан-Франциско. Тогда это показалось мне отличной идеей. В Калифорнии одежда выглядела очень европейской, элегантной и уместной, чуть ли не perfetto [10]. А еще обошлась недорого.
Но теперь я с содроганием достаю платья и брючные костюмы. Знаю, что «Зара» — испанская марка, но почему-то вся одежда выглядит очень… по-американски. Скорее даже провинциально и массово. На самом деле вещички симпатичные: черные хлопковые юбки-карандаш, коротенькие легкие платья с принтами, жаккардовая мини-юбка, забавная кружевная кофточка. Все очень милое и летнее, хлопковое и новое, но здесь, в Италии, оно кажется совершенно неизысканным, даже безвкусным. Такой гардероб неспособен произвести впечатление. Одеть мне нечего. Я здесь всего сутки, но уже знаю одно: на виа Толедо носят как минимум «Прада». Шелк, кашемир, дорогой лен. Даже регулировщики выглядят так, будто идут не по тротуару, а по подиуму.
Но выбора нет, буду носить то, что есть. У меня нет денег на обновки. Придется положиться на природные преимущества.
Коими являются…
Подхожу к высокому старинному зеркалу, что висит на стене напротив моей кованой кровати. От окна наискось ложится свет. Я внимательно смотрю на себя. Стою в шортах, босая. Лицо перепачкано пылью от коробок.
Волосы почти в порядке, лежат мягкими волнами. Бульшую часть времени. Мой рост — пять футов и пять дюймов, а вес — 120 фунтов. Некоторые даже считают меня хорошенькой. И лишь однажды мужчина назвал меня красивой.
Всего один раз.
Я подхожу к зеркалу ближе, разглядывая себя, будто рабыню на невольничьем рынке. Римская рабыня на пьяцца Меркато. Не зря я много читала из истории Неаполя.
У меня симпатичный вздернутый носик. А может, слегка кривой? И слишком много конопушек. Зубы почти идеальные. Уши предательски маленькие. От устриц меня воротит. И переспала я лишь с тремя парнями.
Пару недель назад Джессика позвонила мне в Штаты и пообещала договориться о квартире рядом с ней — в новом модном районе города под названием Санта-Лючия. Я босиком выхожу на миниатюрный балкончик, металлические прутья которого обвиты виноградной лозой. Теперь я понимаю, что такое «новый и модный» по меркам Неаполя. Это означает, что зданиям в стиле неоклассицизма не более двух сотен лет, а груды мусора на тротуаре не превышают человеческий рост.
И кого это волнует? Над головой божественно-голубое ясное небо, утренний воздух мягок, а если я привстану на носочки — чуть ли не падая с балкона, — то всего в двух кварталах от меня, между домами виа Лучильо увижу тонкую полоску Тирренского моря, сводящего с ума своей синевой. Далеко на горизонте вырисовывается темный и неровный силуэт острова. Должно быть, это Капри.
Я вижу со своего балкона Капри!
Проведя здесь всего сутки, я уже влюбилась в это место. Мне просто необходимо поделиться счастьем. Звоню Джессике на работу и все ей рассказываю. Подруга рявкает в трубку и обзывает меня сентиментальной дурой. Очень по-британски. Я, конечно же, хочу расспросить ее про незнакомца. Но не могу, она засмеет меня.
— Джесс, спасибо за квартиру.
— Prego [8]. А теперь возвращайся к распаковыванию вещей. И прекрати о нем думать.
— Откуда ты знаешь? — смеюсь я.
— Ты вчера всю ночь о нем болтала. Вряд ли сегодня взяла и забыла.
— Какая же я все-таки загадочная.
— Остынь, Икс. Да, Виконт Совершенство заплатил за выпивку. Ну и что? Расслабься, детка.
— Джесс, почему везде столько мусора? — перевожу я разговор на другую тему.
— Я же говорила: дело в «Каморре». Они заправляют сбором мусора и больше никому не позволяют этим заниматься. Рэкет, мошенники. Весь город словно сцена драматического произведения — бал-маскарад, и все — слышишь? — все в масках! Заруби себе на носу!
— И?
— Когда увидишь сборщиков мусора, помни, что они вооружены.
— Ух ты! Отлично!
Джесс на секунду замолкает, а затем хохочет:
— Ага! А если и вправду хочешь разведать побольше про «Каморру», то всегда можешь спросить ее предполагаемого сообщника.
— Ты о ком?
— Да есть тут один парень… Лорд Роскаррик. Слыхала о таком?
— Нет. Расскажи.
— Что ж… Полагаю, он довольно привлекателен, если ты, конечно, падкая на красивых, сексуальных, обаятельных миллиардеров. Многим девчонкам нравится такое сочетание.
— И?…
— Некоторые говорят, что он в верхушках «Каморры», другие же утверждают, что он противостоит «Мафии». В любом случае интересно. Позвони ему и попроси дать интервью.
— Джессика, ты предлагаешь, чтобы я вот так взяла и позвонила ему? Ни с того ни с сего? Тебе, наверное, там скучно, да? Скучно ведь?
— Ненавижу утро четверга! — Слышу в трубке ее стон. — Каждый божий четверг у меня полный класс principesse [9].
— А…
— Они только и делают, что подпиливают ногти и болтают об оргазмах. Но неважно. Послушай, Икс, я не шучу. Этот парень не такой уж недосягаемый, если тебе интересно. И он точно спонсирует благотворительные организации, которые помогают жертвам мафии. Можно начать с этого. Он что, действительно так тебе понравился? Икс? Только не ври.
Я набираю в легкие побольше воздуха. Понравился ли он мне? Правда? Действительно ли я хочу откликнуться на его загадочный первый шаг? Хочу ли броситься с головой в омут из-за этого таинственного и слегка пугающего человека?
ДА. О боже, да! Определенно ДА. За мою короткую жизнь еще ни один мужчина так меня не волновал, не поднимал с глубин сокрытую во мне сексуальную энергию. У него же это получилось: вот так просто, не обращая на меня внимания в течение нескольких часов, может бросив разок в мою сторону хмурый взгляд, а затем исчезнув — и заплатив за наши напитки. И все. Но этого оказалось более чем достаточно.
ДА. Очень хочу. ДА, ДА, ДА, ДА, ДА!
— Возможно, — отвечаю я.
— Я и не сомневалась. Да ты на нем готова рубашку в клочья разорвать при малейшей возможности, шлюшка!
— Ты про его дизайнерскую рубашку из египетского хлопка, купленную на Джермин-стрит?
— Именно, — хохочет Джесс. — Сшитую вручную сиротками в Антверпене.
— Ну и…
— Если тебе действительно интересно… Он живет в известном палаццо в Кьяйя.
— Где?
— В Кьяйя. Это очень фешенебельный район. Всего в десяти минутах ходьбы от Санта-Лючии. Палаццо Роскаррик, глянь в «Гугле». Вы чуть ли не соседи, черт побери! Можешь наведаться туда после обеда, взять интервью у нашего лорда и часам к пяти утопать в посткоитальной неге. Если, конечно, тебя не пристрелят парни из его банды. Ну все, я побежала. Будь осторожнее!
Телефон разъединился. Сердце мое забилось чаще. Я смотрю на лазурное море и мерцающий силуэт острова вдалеке. Значит, Роскаррик живет совсем рядом. В палаццо. Конечно, в палаццо, глупая! Где же еще?
Так, стоя на балконе, я предаюсь грезам. Воображаю, как он — Маркус Роскаррик, молодой лорд Роскаррик, привлекательный синьор — входит в огромную комнату с огромными окнами, сквозь которые льется свет Кампании. Снаружи в саду шелестят пальмовые ветви, с улицы доносится приглушенный шум машин, будто ласкающий слух шепот. Может, в этот момент внутрь заходит дворецкий и, минуя старинные портреты, подает завтрак. Я буквально вижу серебряный кофейник и тарелочки с лаймовым пралине, лимонные дольки на фарфоровом блюдце и свежевыжатый сок из красного апельсина, пролитый на безукоризненно белые простыни. Алая кровь на исключительной белизне.
А еще обнаженная девушка. Есть ли она в моей воображаемой сцене? Да, вот она — нагая, мечтательная и прекрасная — стоит возле окна, окутанная прозрачными занавесками из брюггского кружева. Марк Роскаррик поднимается с кровати — тоже обнаженный, стройный, возбужденный, его мускулистое тело словно вырезано из твердого и темного дерева лесов Амазонии. Ступая по паркетному полу, он подходит к девушке и обнимает за тонкую талию, целует бледную кожу на ее шее, прелестное создание в ответ томно вздыхает и поворачивается. И это я, именно я стою у окна спальни, обнаженная. Я его любовница, крепкие руки обхватывают мою талию, я поворачиваюсь, улыбаюсь и целую красивое лицо Роскаррика, затем в благоговении опускаюсь на колени и тянусь к его вожделеющему мужскому началу и…
И прямо под моим балконом, на виа Санта-Лючия, малолетка на мотороллере «Веспа» внаглую пялится на меня — босоногую, в шортах и с приоткрытым ртом, витающую в эротических фантазиях. Подростку где-то лет шестнадцать. Я вижу, как он ухмыляется, а потом уносится в сторону Кастель-дель-Ово, к горной дороге и пленительно-синему Тирренскому морю.
Нелепость какая! Что со мной? Эротические фантазии днем? Совсем не как в Нью-Гэмпшире. Совершенно не так.
Нужно сосредоточиться. Мне осталось распаковать одежду и ноутбук. Сперва одежду.
Как оказалось, довольно унылый процесс. Я привезла с собой кучу вещей от «Зары», обновила почти весь гардероб — в прошлом месяце отоварилась в их магазине на Юнион-сквер в Сан-Франциско. Тогда это показалось мне отличной идеей. В Калифорнии одежда выглядела очень европейской, элегантной и уместной, чуть ли не perfetto [10]. А еще обошлась недорого.
Но теперь я с содроганием достаю платья и брючные костюмы. Знаю, что «Зара» — испанская марка, но почему-то вся одежда выглядит очень… по-американски. Скорее даже провинциально и массово. На самом деле вещички симпатичные: черные хлопковые юбки-карандаш, коротенькие легкие платья с принтами, жаккардовая мини-юбка, забавная кружевная кофточка. Все очень милое и летнее, хлопковое и новое, но здесь, в Италии, оно кажется совершенно неизысканным, даже безвкусным. Такой гардероб неспособен произвести впечатление. Одеть мне нечего. Я здесь всего сутки, но уже знаю одно: на виа Толедо носят как минимум «Прада». Шелк, кашемир, дорогой лен. Даже регулировщики выглядят так, будто идут не по тротуару, а по подиуму.
Но выбора нет, буду носить то, что есть. У меня нет денег на обновки. Придется положиться на природные преимущества.
Коими являются…
Подхожу к высокому старинному зеркалу, что висит на стене напротив моей кованой кровати. От окна наискось ложится свет. Я внимательно смотрю на себя. Стою в шортах, босая. Лицо перепачкано пылью от коробок.
Волосы почти в порядке, лежат мягкими волнами. Бульшую часть времени. Мой рост — пять футов и пять дюймов, а вес — 120 фунтов. Некоторые даже считают меня хорошенькой. И лишь однажды мужчина назвал меня красивой.
Всего один раз.
Я подхожу к зеркалу ближе, разглядывая себя, будто рабыню на невольничьем рынке. Римская рабыня на пьяцца Меркато. Не зря я много читала из истории Неаполя.
У меня симпатичный вздернутый носик. А может, слегка кривой? И слишком много конопушек. Зубы почти идеальные. Уши предательски маленькие. От устриц меня воротит. И переспала я лишь с тремя парнями.