Страница:
Трупы
Меня ведут в сад. Издали замечаю бесформенную темную массу, припорошенную снегом. Дворняжка что-то выгрызает. Подходим ближе. Разорванное пополам тело, красные обглоданные ребра, синий тельник. Голова запрокинута. Нижняя часть туловища валяется неподалеку. Чеченцы, прикрывая рты воротниками курток, отходят подальше. В их глазах суеверный ужас. Фотографирую крупным планом лицо погибшего, затем снимаю средний и общий планы. Метрах в двадцати еще два трупа. Оба лежат на спине, руки запрокинуты за головы. Лицо одного уже обглодано. Голова другого укрыта полами пятнистого бушлата. Раздвигаю полы и фотографирую опухшее пунцовое лицо с ярко-алыми губами. Похоже на сильный еще прижизненный ожог и контузию...
Меня трясет.
-- Ребята, вы хотя бы прикопали их...
Ополченец сплевывает:
-- Земля мерзлая... Там в трехстах метрах лежат еще два трупа офицеров. Капитана и лейтенанта. Эти трое -- солдаты. Из Псковской воздушно-десантной дивизии. Их документы мы передали в Главный штаб обороны Грозного.
Я прошу проводить меня к офицерам. Однако ополченцы отказываются:
-- Туман рассеивается, там небезопасно. Российские войска могут накрыть из миномета или садануть из танка. Их позиции недалеко, в километре-полутора.
Чеченец в маскировочном костюме рассказывает, что вчера ночью они совершили туда вылазку и потеряли убитыми троих. Одного так и не сумели вытащить. Сегодня в три часа ночи они пойдут за телом. Предлагает поучаствовать в операции.
-- А вы не пробовали обменяться телами погибших?
-- Россияне близко никого не подпускают.
-- А если я пойду к ним с белым флагом?
-- Как только они разглядят в бинокль твою азиатскую внешность, сразу же врежут. Пожалей нас, ведь случись что, нам тебя и вытаскивать, --расхохотались бойцы. Потом уже серьезно:
-- Лучше тебе действовать через Назрань. Предупреди их командование, пусть подъезжают с белым флагом и забирают трупы. Мы согласны обменять их: пять российских на одного своего. Готовы даже за тело нашего бойца отдать пленного.
Со стороны российского поста гулко ударила артиллерия. Снаряды проходят над головами и взрываются в селе, где мы только что были. Мы заторопились обратно. На своей ладони замечаю кровоточащую царапину, видимо поранился о коллекцию школьного учителя. А ведь после этого я еще возился с трупами. Как бы не занести инфекцию. Обычно свои ранки я зализываю языком, но сейчас не тот случай.
Благополучно уходим из под обстрела и заезжаем к знакомому осетину. Тщательно мою руки с мылом. Он ставит на стол трехлитровую банку коньяка и вяленое мясо. Наливает всем по граненому стакану. Лью коньяк на ладонь. У осетина округляются глаза. Успокаиваю его, что это для дезинфекции. Стоя поднимаем тост за всех погибших в этой бессмысленной войне. От мяса мы с Асланбеком дружно отказываемся: уж слишком эти ребрышки ассоциируются с теми, которые только что видели. Пьем не хмелея.
Опять ездим по селу и снимаем разрушения. Везде одно и то же. Однако я ни разу не слышал громкого плача и причитаний. И мужчины и женщины держатся с удивительным достоинством. Иногда даже позволяют себе пошутить. Глаза у всех живые, пытливые, умные. Наверное правильно сказано: "Глаза -- зеркало души". В Афгане я отбирал бойцов не по их внешним физическим параметрам, а по выражению их глаз. И они ни разу не подводили.
Встречи с "мирняком"
Я уже встретился, пожалуй, с сотней чеченцев -- как бойцов, так и с "мирняком". Уже пора подводить итоги. Этот народ знает за что он воюет. Они никогда не сложат оружия! Они, как мифическая гидра: вместо одной отсеченной головы вырастают десять... Горько за всех погибших.
Везде мне задают одни и те же вопросы. Отвечаю односложно: мир не знает, что здесь творится. Потому и приехал я сюда, чтобы лично посмотреть на все своими глазами.
Сопровождающие меня бойцы успели шепнуть "мирняку", что я подполковник спецназа. Они понимающе кивают. Один из них ставит вопрос в лоб.
-- Раз Вы уже убедились, что наше дело правое, почему бы Вам не научить нас воевать?
Отвечаю:
-- Даже если с моей помощью чеченцы убьют еще сотню или тысячу российских солдат, на общей обстановке это вряд ли отразится. Другое дело, если как профессионал, оценив ситуацию, я обнародую свои выводы и предложения, то мне больше поверят, нежели заурядному корресподенту. Это, возможно, в какой-то мере ускорит мирное решение вопроса.
Все соглашаются, что война никому не нужна, ни чеченцам, ни русским. Благословляют, жмут руки, желают здоровья и удачи. Приглашают в гости после войны, а сейчас -- они смущенно показывают на свои разрушенные жилища --просто негде принять и нечем угостить.
...Комок к горлу...
Ночь с 20-го на 21 января
Возвращаемся к себе домой. Нас уже дожидается новая группа бойцов. Рассказывают забавный эпизод:
-- Несколько дней назад мимо чеченского поста промчался одинокий БТР. За ним пустились в погоню за "Жигулях". Догнали возле села, однако остановить его не удалось. Пришлось всадить ему в корму из РПГ. БТР задымил и съехал в кювет. За рулем сидел пьяный российский офицер. Увидев чеченцев, он дохнул перегаром:
-- Мужики, ну че вы, е-мое, я вам бэтр пригнал!
Из-за пазухи у него извлекли бутылку початую бутылку водки и всердцах треснули о броню. Сзади заголосил подоспевший украинец, воюющий на стороне чеченцев.
-- Оставили бы лучше хохлу напиться.
И смех, и грех!
Между прочим, чеченцы спиртного на боевых не потребляют. У меня в сумке припрятана парочка бутылок на всякий случай. Психологический стресс после сегодняшних приключений не проходит. Поэтому перед сном мы с Асланбеком тихонько уединяемся. Ополченцы деликатно оставляют нас одних. Деликатности их взаимоотношений можно только позавидовать. Например, везде принято, когда в комнату заходит старший по возрасту, приветствовать его стоя. У чеченцев стоя приветствуют даже младших!
Опять артналет. Разрывы все ближе и ближе. Асланбек предлагает спуститься в бомбоубежище, которое находится в соседнем квартале. Я возражаю:
-- По теории вероятности, попадание снаряда именно в наш дом почти невозможно. А вот осколками нас на улице могут нашпиговать -- это уж точно!
Три почти одновременных мощных взрыва совсем рядом. Наше одноэтажное пристанище ходит ходуном. Мой спутник по приключениям соглашается и наливает еще по одной. Теперь нас почти ничего уже не колышет.
Снится сон: по грязной улице Грозного на лыжах шурует задастая прибалтка-биатлонистка в белом обтягивающем трико. Из ворот выскакивают возбужденные чеченцы в папахах и палят ей вслед из гранатометов, стараясь поточнее угодить в самое интимное ейное место. Однако она невозмутимо, как танк Т-80 пилит дальше.
Просыпаюсь. Это очередной артобстрел. Нужно будет завтра все-таки порасспрашивать чеченцев о "белых колготках".
Кстати, о танке Т-80: чеченцы его хвалят. Однажды в него всадили из РПГ 18 раз! Предпоследний выстрел ополченца пришелся сверху по закрытому люку механика. Люк открылся и раненый солдат попытался выбраться наружу. Чеченец вскочил на лобовую броню и выстрелил прямо внутрь. При этом ополченец уверял, что граната взорвалась. Я возразил, что если бы она взорвалась, то стрелявшего в упор гранатометчика самого разнесло бы в клочья, остались бы одни ботинки. Ближе 14 метров граната вообще не может взорваться, у нее имеется соответствующий предохранитель.
-- Тогда почему танк загорелся? -- спросил озадаченный чеченец.
-- От работающего реактивного двигателя гранаты видимо вспыхнула промасленная куртка танкиста.
А еще чеченцы уважают российских минометчиков за точность стрельбы: мины они кладут ровной строчкой прямо посредине улицы. И ненавидят летчиков за бомбежки жилых кварталов.
На мой вопрос о наличии в Чечне "белых колготок" спецназовцы ответили, что среди ополченцев воюют и чеченки, потерявшие своих близких. Согласно горским обычаям, если в бою погибают все мужчины в семье, за оружие берутся женщины.
Необычайно высокий моральный дух чеченцев одним влиянием ислама не объяснить. Я повидал на своем веку много разных храбрых воинов, работал даже с самыми отчаянными головорезами из афганского спецназа. Но даже среди них такого не приходилось встречать.
Чеченцы в своей вере придерживаются суфистского течения ислама. В сути суфизма я толком так и не разобрался, хотя пролистал уйму посвященных им книг и беседовал в Москве с некоторыми суфистскими авторитетами. В двух словах можно объяснить, что это закрытое общество, имеющее много ступеней посвящения в Тайну.
Ритуальные танцы-хороводы чеченцев, исполняемые перед боем или на похоронах героев, сопровождаются многоголосым пением одной и той же строфы, которой начинаются все без исключения суры Корана:
-- Ля иль ляхи иль Алла! -- что в переводе на русский означает "Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!"
Мощный хор суровых мужских голосов, прорезаемый изредка фальцетом вставок на кавказский манер под ритмичные движения по кругу, длится зачастую несколько часов без перерыва. Постепенно все участники ритуала входят в единый резонанс. Человек как бы растворяется в обществе себе подобных, ощущает себя частицей единого целого, чего-то великого, грозного, непобедимого...
Это психологическое состояние хорошо известно участникам рок-концертов типа "Хэви Мэттл" и футбольным фанатам.
Знакомые российские генералы и офицеры, которым по возвращении из Чечни я демонстрировал кадры хроники, заметили:
-- Конечно, напляшутся, а потом им и смерть не страшна.
Много шумихи в средствах массовой информации было насчет "высокоточного оружия", которым россияне намеревались выщелкать дудаевских боевиков. По этому поводу чеченцы рассказали лишь об одной попытке применения крылатой ракеты. Она летела на низкой высоте по руслу реки Сунжи, огибая препятствия, однако зацепила крылом ветку дерева, ударилась о берег и развалилась на куски без взрыва. Обломки тут же были засняты чеченскими и западными видеооператорами, а некоторые детали вывезены за рубеж.
Джохар Дудаев
Описывая ситуацию в Чечне, нельзя не упомянуть о Джохаре Дудаеве. Чеченцы по-разному относятся к нему. Более объективную информацию о нем я получил у спецназа.
Полтора года назад был случай, когда два крупных чеченских военачальника привели к президентскому дворцу свои подразделения и в довольно грубой форме потребовали от него немедленных конкретных шагов по созданию регулярной армии. Джохар в ярости стукнул по столу кулаком:
-- Я -- Президент! А вы кто? Щенки! Вон из кабинета!
Военные сами не робкого десятка, прошедшие абхазскую войну, но тут они смутились. Молча вышли из дворца и увели солдат. В тот же день Дудаев выступил по телевидению с обращением к народу:
-- Что такое танк? Это всего лишь железная коробка. Что такое "Муха"? Это -- гранатомет. Сравните только их названия, не говоря уж про цены. Так вот, если маленькая "Муха" укусит танк -- тому конец. Мы не можем создавать и содержать регулярные воинские подразделения. На это просто нет денег. Все необходимое для укрепления обороны делается.
Сейчас все понимают, что Джохар оказался прав. Российская армия обучена воевать с регулярными войсками. Чеченские войска и танковые подразделения были бы раздолбаны в один момент. Однако против мелких хорошо вооруженных групп она оказалась бессильна.
Кавказский анекдот:
Сын спрашивает отца:
-- Папа, кто такой был Ленин?
-- О, сынок, это был настоящий джигит!
-- Что, у него был самый быстрый конь?
-- Нет, сынок, он никогда не ездил на коне.
-- Может у него была самая острая сабля?
-- Нет, сынок, у него никогда не было сабли.
-- Тогда почему ты его называешь джигитом?
-- Вах, как он отомстил за брата, а!?
На Востоке принято делить всех великих на джигитов и аксакалов. Джигиты -- герои, они порывисты и горячи. Аксакалы -- мудры и степенны. Джохар Дудаев настоящий джигит. А вот Аслана Масхадова пожалуй, можно отнести к категории аксакалов.
Глава 5. 21 января
Магнитные мины
Вот уже третий день, как я нахожусь в Грозном среди дудаевских бойцов. В нашу резиденцию приходит вооруженный чеченец с мешком за плечами. Сбрасывает тяжелую ношу на пол, развязывает мешок и вытаскивает оттуда среднюю прилипающую мину "СПМ" и малую магнитную мину "МП" с соответствующими причиндалами: взрывателями и капсюлями-детонаторами. Чеченец носится с ними уже давно. Не знает что это такое, и что с ними делать.
Я объясняю, что магнитная мина СПМ состоит на вооружении у подводных диверсантов и предназначена для того, чтобы топить вражеские корабли. На мой вопрос откуда у него эти мины, боец буркнул: "трофеи!" Не знаю, как попали эти мины в Грозный: то ли привезли с собой морские пехотинцы федеральных войск, то ли чеченский спецназ когда-то приватизировал склад инженерных боеприпасов в Абхазии.*
Снимаю с магнитов "СПМ" защитную металлическую пластину, выхожу во двор и прикладываю к железным воротам. Мина со страшным грохотом прилипает к металлу! Оторвать ее обратно едва удается. Хозяин мины озадаченно чешет небритый подбородок:
-- Где эту хреновину можно использовать? Пароходы по Аргуну и Сунже вроде бы не ходят.
-- Можно приклеить к днищу танка -- услужливо подсказывает один из ополченцев. Чеченец сверкнул глазами в его сторону:
-- Если я доберусь до танка, он и так будет мой, его уже незачем будет взрывать.
Он собирает свое имущество обратно в мешок, взваливает его на плечи и сосредоточенный, уходит.
Танковый бриллиант
Улучив момент, когда я остался один, подсаживается ополченец примерно сорока лет и заговорщическим тоном шепчет:
-- А правда, что в орудийный затвор танка Т-72 вмонтирован бриллиант весом 6 каратов?
-- Не знаю, я не танкист. Но думаю, что в замке танковой пушки может стоять лишь пьезоэлемент. А кристалл рубина или сапфира (но не бриллиант) может быть в лазерном дальномере прицела.
-- А что такое пьезоэлемент?
-- Это кристалл кварца. Если по нему стукнуть, вырабатывает электрический ток. Я щелкнул ногтем по головному взрывателю реактивной гранаты ПГ-7В:
-- Здесь установлен такой же "бриллиант".
Чеченец приценивается к противотанковой гранате, видимо соображая, стоит ли впредь расходовать такие дорогие боеприпасы. На следующее утро он приходит опять и приносит небольшое изделие. Это белая полупрозрачная стекляшка в металлической рамке, размером с почтовую марку, которую чеченец выковырял из затвора танковой пушки. Получив объяснение, что это пьезоэлектрический кристалл, чеченец успокаивается:
-- Наверное, наши враги специально распространяют слухи о бриллиантах, чтобы мы портили свои танки!
Чеченская телестудия
Ночью к нам приходит группа дудаевских спецназовцев. Они о чем-то шепчутся с хозяевами нашего дома. Асланбек подходит ко мне:
-- Тут ребята предлагают съездить в одно место...
Выходим на улицу. Спецназовцы садятся в две машины и с интервалом в несколько минут, уезжают в темноту. Асланбек заводит двигатель, немногого выжидает, затем вслепую, без света, на первой скорости начинает движение по улице. Лишь изредка, когда совсем становится худо, на мгновение зажигает подфарники. Пробираемся какими-то улочками, на перекрестках -- неясные тени людей. Ушедшие раньше нас машины чеченского спецназа с зажженными подфарниками появляются то сбоку, то спереди, то сзади. Так и снуют вокруг нас челноками. Черт возьми, зачем они это делают? Возможно пудрят мозги агентуре, и арткорректировщикам федералов? Интересная тактика!
Туман начинает рассеиваться, хотя по-прежнему небо плотно затянуто облаками. Мы поднимаемся в гору, сзади зарево пожарищ Грозного. Думаю, что из города прекрасно видны наши маневры, поскольку сволочнейшие стоп-сигналы вспыхивают при каждом торможении. Того и жди ударит гаубица или танк. Дистанция до позиций федеральных войск -- не более 3-4 км. Вряд ли промахнутся. Наконец останавливаемся, чуть ли не въехав носом в машину спецназа. Выходим. Ребята возятся с замком железных ворот крытого гаража. Какой-то придурок включает фары, то ли нечаянно, то ли желая им подсобить. Мы все цепенеем. Чеченцы машут руками, но парнишка, видимо, не может найти выключатель. Я поражаюсь терпению спутников: ведь нас видно за миллион километров! Один из бойцов неторопливо подходит к машине, вытаскивает оттуда за шкирку мальчугана, садится за руль и наконец вырубает свет! Уф-ф! Нашу машину загоняют в крытый гараж.
Меня долго ведут дворами вверх-вниз по лестницам. Все напряжены: стволы в разные стороны, пальцы -- на спусковых крючках. Интересно, кого они опасаются? Наконец, заводят в дом и ... включают свет. Раздаются удивленные возгласы спецназовцев:
-- Откуда здесь электричество?
Хозяин дома бурчит в ответ:
-- Места надо знать, где селиться.
Я бы нисколько не удивился, если бы из соседней комнаты вдруг вышел сам Джохар Дудаев. Но мы оказались на телестудии (позже выяснилось, что меня действительно привели в Дудаевский штаб, но по какой-то причине он отказался от встречи).
Смотрим видеозапись боевых действий. Некоторые съемки просто уникальны: например, ночной бой 31 декабря в Грозном, допрос пленного российского офицера. Много крови и разрушений. Смотреть тяжело. Притих даже спецназ. Прошу переписать на кассету некоторые фрагменты. Бородатый телевизионщик равнодушно, не мигая смотрит сквозь меня. Видимо за месяц боев он насмотрелся столько, что уже ничему не удивляется. Наконец кивает. Обещает к утру все подготовить. Сетует на то, что сотни отснятых кассет остались в подвалах дудаевского дворца. После авиаудара по дворцу им пришлось в спешке уносить оттуда ноги. Спецназ утверждает, что федеральные войска сбросили на дворец шеститонную бомбу, ополченцы говорят о какой-то глубинной бомбе, видимо, речь идет о бетонобойных. Договариваюсь с телевизионщиками, что утром пришлют мне видеооператора.
Выходим во двор. Странно, чеченцы почему-то не позаботились о светомаскировке: окна дома ярко полыхают в кромешной темноте! Начинаем обратное путешествие по тому же маршруту. Пока выгоняют из гаража "джип", поднимаюсь на плоскую крышу соседнего дома. Туман рассеялся, и открылась апокалиптическая панорама воюющего города. Центр, уже занятый федералами, погружен в темноту. На окраинах полыхают окна двух десятков многоэтажных зданий. Горят цистерны нефтехранилища. Багровые отсветы пожарищ отражаются от низких туч. Доносится приглушенная расстоянием беспорядочная стрельба, бухают взрывы. Методично откуда-то из-за города с характерным воем и шелестом прилетают "эрэски". Хлопок! Через секунду сплошной треск. Это кассетные снаряды освобождаются от своей смертоносной начинки. Российская артиллерия сечет шрапнелью и железными стрелами улицы Грозного, чтобы затруднить ночные перемещения чеченцев. Одну такую стрелу, застрявшую в мышце ноги дал мне вчера пощупать ополченец.
Судя по просмотренной только что видеохронике, улицы забиты обугленной бронетехникой. Вон там, в промерзших окопах, среди темных развалин сейчас коротают ночь наши солдатики. Вокруг валяются обглоданные собаками трупы их друзей и товарищей. Кругом ненависть и страх. Но еще страшнее чувство безысходности. Мне приходилось в Афгане видеть остекленевшие глаза скованных животным страхом "живых покойников". Такие, как правило, обречены, даже если уцелеют в бою. Пережитый стресс оказывается настолько сильным, что люди через некоторое время сходят с ума. Или спиваются. Или кончают жизнь самоубийством. Скольким нашим мальчишкам это еще предстоит?
А я сейчас смотрю сверху на горящий Советский город, заваленный под самые крыши трупами Советских граждан. За что они погибли? Кто за это ответит? В конце концов я не какой-то пехотный офицер, а разведчик специального назначения, подполковник Комитета Государственной безопасности. Что я сделал лично, чтобы предотвратить это гнусное преступление? Значит в этом есть и моя вина...
Что я могу сделать теперь? Пока Молох не насытится, остановить войну просто невозможно. Допустим, напишу несколько статей, однако кто из виновников чеченской бойни обратит на это внимание? Впрочем, стоп! Виновники бойни! Вот где решение, вот кого следует наказать!
Глава 6. 22 января
Пленный солдат
Утро четвертого дня. Приезжают вчерашние чеченские спецназовцы, привозит с собой пленного российского солдата. Здороваюсь со всеми за руку. Чеченцы вооружены до зубов. Все в ладно подогнанных белых маскировочных костюмах. Солдат -- в бушлате и черной вязанной шапочке. Я в свитере и домашних тапочках с сигаретой в зубах. Контраст -- нелепейший. Приношу извинения и увожу пленного в свою комнату для беседы с глазу на глаз.
Младший сержант Подмарев Алексей из города Зверево Ростовской области. Представляюсь подполковником КГБ, показываю свои документы, задаю вопросы, как он попал в плен? Бедный солдатик начинает путанно объяснять обстоятельства пленения: пятеро бойцов -- расчет автоматического 82 мм миномета "Василек" 18-го января в районе консервного завода решили поживиться чем-нибудь в брошенных домах. Не обнаружив ничего стоящего в первом доме вышли на улицу. Проходящий в это время мимо них пожилой чеченец предупредил, что в соседний дом только что зашли десять боевиков, и посоветовал побыстрее уходить отсюда. Действительно, они увидели выходящих из дома бородачей в масккостюмах, и кинулись бежать. Сзади раздался треск автоматной очереди. Алексей упал на землю посреди улицы и огляделся. Его товарищи попрятались за деревья. Один из чеченцев держал Алексея на мушке. Потребовали сложить оружие. Солдаты побежали. Чеченцы бросились за ними. Через несколько минут они вернулись с автоматом и документами убитого сержанта Ситникова. Остальным удалось удрать.
-- Если бы ребята прикрыли, мне бы тоже удалось спастись, -- сокрушался Алексей. Обращаются с ним чеченцы нормально.
Мы возвращаемся на кухню. Я угощаю его кофе и сигаретами. Он пишет письмо родным. В это время заходят телевизионщики. Даю двадцатиминутное интервью чеченскому TВ. И хотя я назвал эту бойню преступлением перед человечеством, интервью чеченцам не понравилось, им бы хотелось, чтобы я выступил с более резкой критикой российских властей. Между прочим, когда я показал эту кассету знакомым высокопоставленным военным в Москве, им интервью тоже не понравилось как... прочеченское.
На прощание дарю Алексею плитку шоколада и блок жевательной резинки. Предупреждаю, что за ним должок: после войны обязан поставить пузырь. Алексей улыбается. Дай бог, когда-нибудь встретиться с ним в мирное время у него дома (через полтора года я узнал, что он погиб под артобстрелом).
Съемки
С телеоператором выезжаем в город. Вчера еще людный, а сегодня словно вымерший микрорайон следит за нами пустыми глазницами окон. Очень неуютно, буквально физически ощущаю на своей спине холодный взгляд снайпера. Снимаем обглоданные трупы.
В одном месте останавливаю машину и начинаю щелкать камерой, чтобы сделать панорамное фото. Откуда-то сбоку, метров с трехсот раздается автоматная очередь. Мои спутники ежатся:
-- Кончай съемки, нас могут неправильно понять.
Свиста пуль не слышно. Значит стреляли не по нам. Скорее всего это чеченцы предупреждают, что фотографировать нельзя. Спасибо, больше не буду.
Едем обратно. Из огромной лужи посреди дороги стараясь не взболтать, женщина черпает ковшом воду. Ей мешает проезжающий грузовик. Она терпеливо ждет пока осядет муть. Невдалеке алыми языками пламени грохочет перебитый газопровод. Навстречу попадается вооруженный отряд. Командиром у них парень лет 25-30. Остальные постарше: мозолистые руки, простые рабоче-крестьянские лица. Одеты просто, но добротно. В хозяйственных сумках и заплечных мешках -- харч. Где-то подсознанием отмечаю, что у меня на душе было бы гораздо спокойнее встретить откровенных бандитов, чем вооруженных автоматами и охотничьими двухстволками работяг, спокойно идущих на передовую, как на работу. Четверо из них оказываются выходцами из Киргизии. Один из них желает станцевать в честь земляка лезгинку. Другой аккомпанирует. За неимением барабана начинает выбивать такт одиночными из автомата. На выстрелы из соседних дворов мгновенно подтягиваются другие ополченцы. Фотографируемся на память.
Мимо проезжает автобус с вооруженными людьми, самосвал с женщинами, сидящими поверх домашнего скарба. Проходят несколько человек с канистрами на детских саночках.
Отъезд
24-го января вечером уезжаем из Грозного. Улицы многолюдны. В основном это вооруженные люди. На углу двое знакомых автоматчиков в маскировочных костюмах: один из них молодой, в костюме "белого ниньдзя", другой постарше, в роскошной папахе из серебристого каракуля. По-моему, эти ребята из племени "парадных" боевиков. Вчера я их уже фотографировал за городом. Видимо, там они красовались в ожидании машины с миссией ОБСЕ. Вчера, остановив нас, они суровым тоном потребовали документы. Когда я навел на них объектив фотокамеры, сразу приосанились, сделали мужественные лица. Сопровождавший меня спецназовец пошептался с ними, затем выщелкал молодому патроны из магазина своего АКМ...
Встречается отряд, среди бойцов -- девушка в медицинском халате с большим красным крестом на шапочке и с санитарной сумкой на боку. Многие уже узнают меня, приветливо машут руками. Многим из них суждено погибнуть уже в ближайшие дни, потому что вчера чеченская разведка на южной окраине Грозного зафиксировала концентрацию российской бронетехники. Это означает, что следует ожидать нового штурма. Пора мне делать отсюда ноги.
Меня ведут в сад. Издали замечаю бесформенную темную массу, припорошенную снегом. Дворняжка что-то выгрызает. Подходим ближе. Разорванное пополам тело, красные обглоданные ребра, синий тельник. Голова запрокинута. Нижняя часть туловища валяется неподалеку. Чеченцы, прикрывая рты воротниками курток, отходят подальше. В их глазах суеверный ужас. Фотографирую крупным планом лицо погибшего, затем снимаю средний и общий планы. Метрах в двадцати еще два трупа. Оба лежат на спине, руки запрокинуты за головы. Лицо одного уже обглодано. Голова другого укрыта полами пятнистого бушлата. Раздвигаю полы и фотографирую опухшее пунцовое лицо с ярко-алыми губами. Похоже на сильный еще прижизненный ожог и контузию...
Меня трясет.
-- Ребята, вы хотя бы прикопали их...
Ополченец сплевывает:
-- Земля мерзлая... Там в трехстах метрах лежат еще два трупа офицеров. Капитана и лейтенанта. Эти трое -- солдаты. Из Псковской воздушно-десантной дивизии. Их документы мы передали в Главный штаб обороны Грозного.
Я прошу проводить меня к офицерам. Однако ополченцы отказываются:
-- Туман рассеивается, там небезопасно. Российские войска могут накрыть из миномета или садануть из танка. Их позиции недалеко, в километре-полутора.
Чеченец в маскировочном костюме рассказывает, что вчера ночью они совершили туда вылазку и потеряли убитыми троих. Одного так и не сумели вытащить. Сегодня в три часа ночи они пойдут за телом. Предлагает поучаствовать в операции.
-- А вы не пробовали обменяться телами погибших?
-- Россияне близко никого не подпускают.
-- А если я пойду к ним с белым флагом?
-- Как только они разглядят в бинокль твою азиатскую внешность, сразу же врежут. Пожалей нас, ведь случись что, нам тебя и вытаскивать, --расхохотались бойцы. Потом уже серьезно:
-- Лучше тебе действовать через Назрань. Предупреди их командование, пусть подъезжают с белым флагом и забирают трупы. Мы согласны обменять их: пять российских на одного своего. Готовы даже за тело нашего бойца отдать пленного.
Со стороны российского поста гулко ударила артиллерия. Снаряды проходят над головами и взрываются в селе, где мы только что были. Мы заторопились обратно. На своей ладони замечаю кровоточащую царапину, видимо поранился о коллекцию школьного учителя. А ведь после этого я еще возился с трупами. Как бы не занести инфекцию. Обычно свои ранки я зализываю языком, но сейчас не тот случай.
Благополучно уходим из под обстрела и заезжаем к знакомому осетину. Тщательно мою руки с мылом. Он ставит на стол трехлитровую банку коньяка и вяленое мясо. Наливает всем по граненому стакану. Лью коньяк на ладонь. У осетина округляются глаза. Успокаиваю его, что это для дезинфекции. Стоя поднимаем тост за всех погибших в этой бессмысленной войне. От мяса мы с Асланбеком дружно отказываемся: уж слишком эти ребрышки ассоциируются с теми, которые только что видели. Пьем не хмелея.
Опять ездим по селу и снимаем разрушения. Везде одно и то же. Однако я ни разу не слышал громкого плача и причитаний. И мужчины и женщины держатся с удивительным достоинством. Иногда даже позволяют себе пошутить. Глаза у всех живые, пытливые, умные. Наверное правильно сказано: "Глаза -- зеркало души". В Афгане я отбирал бойцов не по их внешним физическим параметрам, а по выражению их глаз. И они ни разу не подводили.
Встречи с "мирняком"
Я уже встретился, пожалуй, с сотней чеченцев -- как бойцов, так и с "мирняком". Уже пора подводить итоги. Этот народ знает за что он воюет. Они никогда не сложат оружия! Они, как мифическая гидра: вместо одной отсеченной головы вырастают десять... Горько за всех погибших.
Везде мне задают одни и те же вопросы. Отвечаю односложно: мир не знает, что здесь творится. Потому и приехал я сюда, чтобы лично посмотреть на все своими глазами.
Сопровождающие меня бойцы успели шепнуть "мирняку", что я подполковник спецназа. Они понимающе кивают. Один из них ставит вопрос в лоб.
-- Раз Вы уже убедились, что наше дело правое, почему бы Вам не научить нас воевать?
Отвечаю:
-- Даже если с моей помощью чеченцы убьют еще сотню или тысячу российских солдат, на общей обстановке это вряд ли отразится. Другое дело, если как профессионал, оценив ситуацию, я обнародую свои выводы и предложения, то мне больше поверят, нежели заурядному корресподенту. Это, возможно, в какой-то мере ускорит мирное решение вопроса.
Все соглашаются, что война никому не нужна, ни чеченцам, ни русским. Благословляют, жмут руки, желают здоровья и удачи. Приглашают в гости после войны, а сейчас -- они смущенно показывают на свои разрушенные жилища --просто негде принять и нечем угостить.
...Комок к горлу...
Ночь с 20-го на 21 января
Возвращаемся к себе домой. Нас уже дожидается новая группа бойцов. Рассказывают забавный эпизод:
-- Несколько дней назад мимо чеченского поста промчался одинокий БТР. За ним пустились в погоню за "Жигулях". Догнали возле села, однако остановить его не удалось. Пришлось всадить ему в корму из РПГ. БТР задымил и съехал в кювет. За рулем сидел пьяный российский офицер. Увидев чеченцев, он дохнул перегаром:
-- Мужики, ну че вы, е-мое, я вам бэтр пригнал!
Из-за пазухи у него извлекли бутылку початую бутылку водки и всердцах треснули о броню. Сзади заголосил подоспевший украинец, воюющий на стороне чеченцев.
-- Оставили бы лучше хохлу напиться.
И смех, и грех!
Между прочим, чеченцы спиртного на боевых не потребляют. У меня в сумке припрятана парочка бутылок на всякий случай. Психологический стресс после сегодняшних приключений не проходит. Поэтому перед сном мы с Асланбеком тихонько уединяемся. Ополченцы деликатно оставляют нас одних. Деликатности их взаимоотношений можно только позавидовать. Например, везде принято, когда в комнату заходит старший по возрасту, приветствовать его стоя. У чеченцев стоя приветствуют даже младших!
Опять артналет. Разрывы все ближе и ближе. Асланбек предлагает спуститься в бомбоубежище, которое находится в соседнем квартале. Я возражаю:
-- По теории вероятности, попадание снаряда именно в наш дом почти невозможно. А вот осколками нас на улице могут нашпиговать -- это уж точно!
Три почти одновременных мощных взрыва совсем рядом. Наше одноэтажное пристанище ходит ходуном. Мой спутник по приключениям соглашается и наливает еще по одной. Теперь нас почти ничего уже не колышет.
Снится сон: по грязной улице Грозного на лыжах шурует задастая прибалтка-биатлонистка в белом обтягивающем трико. Из ворот выскакивают возбужденные чеченцы в папахах и палят ей вслед из гранатометов, стараясь поточнее угодить в самое интимное ейное место. Однако она невозмутимо, как танк Т-80 пилит дальше.
Просыпаюсь. Это очередной артобстрел. Нужно будет завтра все-таки порасспрашивать чеченцев о "белых колготках".
Кстати, о танке Т-80: чеченцы его хвалят. Однажды в него всадили из РПГ 18 раз! Предпоследний выстрел ополченца пришелся сверху по закрытому люку механика. Люк открылся и раненый солдат попытался выбраться наружу. Чеченец вскочил на лобовую броню и выстрелил прямо внутрь. При этом ополченец уверял, что граната взорвалась. Я возразил, что если бы она взорвалась, то стрелявшего в упор гранатометчика самого разнесло бы в клочья, остались бы одни ботинки. Ближе 14 метров граната вообще не может взорваться, у нее имеется соответствующий предохранитель.
-- Тогда почему танк загорелся? -- спросил озадаченный чеченец.
-- От работающего реактивного двигателя гранаты видимо вспыхнула промасленная куртка танкиста.
А еще чеченцы уважают российских минометчиков за точность стрельбы: мины они кладут ровной строчкой прямо посредине улицы. И ненавидят летчиков за бомбежки жилых кварталов.
На мой вопрос о наличии в Чечне "белых колготок" спецназовцы ответили, что среди ополченцев воюют и чеченки, потерявшие своих близких. Согласно горским обычаям, если в бою погибают все мужчины в семье, за оружие берутся женщины.
Необычайно высокий моральный дух чеченцев одним влиянием ислама не объяснить. Я повидал на своем веку много разных храбрых воинов, работал даже с самыми отчаянными головорезами из афганского спецназа. Но даже среди них такого не приходилось встречать.
Чеченцы в своей вере придерживаются суфистского течения ислама. В сути суфизма я толком так и не разобрался, хотя пролистал уйму посвященных им книг и беседовал в Москве с некоторыми суфистскими авторитетами. В двух словах можно объяснить, что это закрытое общество, имеющее много ступеней посвящения в Тайну.
Ритуальные танцы-хороводы чеченцев, исполняемые перед боем или на похоронах героев, сопровождаются многоголосым пением одной и той же строфы, которой начинаются все без исключения суры Корана:
-- Ля иль ляхи иль Алла! -- что в переводе на русский означает "Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!"
Мощный хор суровых мужских голосов, прорезаемый изредка фальцетом вставок на кавказский манер под ритмичные движения по кругу, длится зачастую несколько часов без перерыва. Постепенно все участники ритуала входят в единый резонанс. Человек как бы растворяется в обществе себе подобных, ощущает себя частицей единого целого, чего-то великого, грозного, непобедимого...
Это психологическое состояние хорошо известно участникам рок-концертов типа "Хэви Мэттл" и футбольным фанатам.
Знакомые российские генералы и офицеры, которым по возвращении из Чечни я демонстрировал кадры хроники, заметили:
-- Конечно, напляшутся, а потом им и смерть не страшна.
Много шумихи в средствах массовой информации было насчет "высокоточного оружия", которым россияне намеревались выщелкать дудаевских боевиков. По этому поводу чеченцы рассказали лишь об одной попытке применения крылатой ракеты. Она летела на низкой высоте по руслу реки Сунжи, огибая препятствия, однако зацепила крылом ветку дерева, ударилась о берег и развалилась на куски без взрыва. Обломки тут же были засняты чеченскими и западными видеооператорами, а некоторые детали вывезены за рубеж.
Джохар Дудаев
Описывая ситуацию в Чечне, нельзя не упомянуть о Джохаре Дудаеве. Чеченцы по-разному относятся к нему. Более объективную информацию о нем я получил у спецназа.
Полтора года назад был случай, когда два крупных чеченских военачальника привели к президентскому дворцу свои подразделения и в довольно грубой форме потребовали от него немедленных конкретных шагов по созданию регулярной армии. Джохар в ярости стукнул по столу кулаком:
-- Я -- Президент! А вы кто? Щенки! Вон из кабинета!
Военные сами не робкого десятка, прошедшие абхазскую войну, но тут они смутились. Молча вышли из дворца и увели солдат. В тот же день Дудаев выступил по телевидению с обращением к народу:
-- Что такое танк? Это всего лишь железная коробка. Что такое "Муха"? Это -- гранатомет. Сравните только их названия, не говоря уж про цены. Так вот, если маленькая "Муха" укусит танк -- тому конец. Мы не можем создавать и содержать регулярные воинские подразделения. На это просто нет денег. Все необходимое для укрепления обороны делается.
Сейчас все понимают, что Джохар оказался прав. Российская армия обучена воевать с регулярными войсками. Чеченские войска и танковые подразделения были бы раздолбаны в один момент. Однако против мелких хорошо вооруженных групп она оказалась бессильна.
Кавказский анекдот:
Сын спрашивает отца:
-- Папа, кто такой был Ленин?
-- О, сынок, это был настоящий джигит!
-- Что, у него был самый быстрый конь?
-- Нет, сынок, он никогда не ездил на коне.
-- Может у него была самая острая сабля?
-- Нет, сынок, у него никогда не было сабли.
-- Тогда почему ты его называешь джигитом?
-- Вах, как он отомстил за брата, а!?
На Востоке принято делить всех великих на джигитов и аксакалов. Джигиты -- герои, они порывисты и горячи. Аксакалы -- мудры и степенны. Джохар Дудаев настоящий джигит. А вот Аслана Масхадова пожалуй, можно отнести к категории аксакалов.
Глава 5. 21 января
Магнитные мины
Вот уже третий день, как я нахожусь в Грозном среди дудаевских бойцов. В нашу резиденцию приходит вооруженный чеченец с мешком за плечами. Сбрасывает тяжелую ношу на пол, развязывает мешок и вытаскивает оттуда среднюю прилипающую мину "СПМ" и малую магнитную мину "МП" с соответствующими причиндалами: взрывателями и капсюлями-детонаторами. Чеченец носится с ними уже давно. Не знает что это такое, и что с ними делать.
Я объясняю, что магнитная мина СПМ состоит на вооружении у подводных диверсантов и предназначена для того, чтобы топить вражеские корабли. На мой вопрос откуда у него эти мины, боец буркнул: "трофеи!" Не знаю, как попали эти мины в Грозный: то ли привезли с собой морские пехотинцы федеральных войск, то ли чеченский спецназ когда-то приватизировал склад инженерных боеприпасов в Абхазии.*
Снимаю с магнитов "СПМ" защитную металлическую пластину, выхожу во двор и прикладываю к железным воротам. Мина со страшным грохотом прилипает к металлу! Оторвать ее обратно едва удается. Хозяин мины озадаченно чешет небритый подбородок:
-- Где эту хреновину можно использовать? Пароходы по Аргуну и Сунже вроде бы не ходят.
-- Можно приклеить к днищу танка -- услужливо подсказывает один из ополченцев. Чеченец сверкнул глазами в его сторону:
-- Если я доберусь до танка, он и так будет мой, его уже незачем будет взрывать.
Он собирает свое имущество обратно в мешок, взваливает его на плечи и сосредоточенный, уходит.
Танковый бриллиант
Улучив момент, когда я остался один, подсаживается ополченец примерно сорока лет и заговорщическим тоном шепчет:
-- А правда, что в орудийный затвор танка Т-72 вмонтирован бриллиант весом 6 каратов?
-- Не знаю, я не танкист. Но думаю, что в замке танковой пушки может стоять лишь пьезоэлемент. А кристалл рубина или сапфира (но не бриллиант) может быть в лазерном дальномере прицела.
-- А что такое пьезоэлемент?
-- Это кристалл кварца. Если по нему стукнуть, вырабатывает электрический ток. Я щелкнул ногтем по головному взрывателю реактивной гранаты ПГ-7В:
-- Здесь установлен такой же "бриллиант".
Чеченец приценивается к противотанковой гранате, видимо соображая, стоит ли впредь расходовать такие дорогие боеприпасы. На следующее утро он приходит опять и приносит небольшое изделие. Это белая полупрозрачная стекляшка в металлической рамке, размером с почтовую марку, которую чеченец выковырял из затвора танковой пушки. Получив объяснение, что это пьезоэлектрический кристалл, чеченец успокаивается:
-- Наверное, наши враги специально распространяют слухи о бриллиантах, чтобы мы портили свои танки!
Чеченская телестудия
Ночью к нам приходит группа дудаевских спецназовцев. Они о чем-то шепчутся с хозяевами нашего дома. Асланбек подходит ко мне:
-- Тут ребята предлагают съездить в одно место...
Выходим на улицу. Спецназовцы садятся в две машины и с интервалом в несколько минут, уезжают в темноту. Асланбек заводит двигатель, немногого выжидает, затем вслепую, без света, на первой скорости начинает движение по улице. Лишь изредка, когда совсем становится худо, на мгновение зажигает подфарники. Пробираемся какими-то улочками, на перекрестках -- неясные тени людей. Ушедшие раньше нас машины чеченского спецназа с зажженными подфарниками появляются то сбоку, то спереди, то сзади. Так и снуют вокруг нас челноками. Черт возьми, зачем они это делают? Возможно пудрят мозги агентуре, и арткорректировщикам федералов? Интересная тактика!
Туман начинает рассеиваться, хотя по-прежнему небо плотно затянуто облаками. Мы поднимаемся в гору, сзади зарево пожарищ Грозного. Думаю, что из города прекрасно видны наши маневры, поскольку сволочнейшие стоп-сигналы вспыхивают при каждом торможении. Того и жди ударит гаубица или танк. Дистанция до позиций федеральных войск -- не более 3-4 км. Вряд ли промахнутся. Наконец останавливаемся, чуть ли не въехав носом в машину спецназа. Выходим. Ребята возятся с замком железных ворот крытого гаража. Какой-то придурок включает фары, то ли нечаянно, то ли желая им подсобить. Мы все цепенеем. Чеченцы машут руками, но парнишка, видимо, не может найти выключатель. Я поражаюсь терпению спутников: ведь нас видно за миллион километров! Один из бойцов неторопливо подходит к машине, вытаскивает оттуда за шкирку мальчугана, садится за руль и наконец вырубает свет! Уф-ф! Нашу машину загоняют в крытый гараж.
Меня долго ведут дворами вверх-вниз по лестницам. Все напряжены: стволы в разные стороны, пальцы -- на спусковых крючках. Интересно, кого они опасаются? Наконец, заводят в дом и ... включают свет. Раздаются удивленные возгласы спецназовцев:
-- Откуда здесь электричество?
Хозяин дома бурчит в ответ:
-- Места надо знать, где селиться.
Я бы нисколько не удивился, если бы из соседней комнаты вдруг вышел сам Джохар Дудаев. Но мы оказались на телестудии (позже выяснилось, что меня действительно привели в Дудаевский штаб, но по какой-то причине он отказался от встречи).
Смотрим видеозапись боевых действий. Некоторые съемки просто уникальны: например, ночной бой 31 декабря в Грозном, допрос пленного российского офицера. Много крови и разрушений. Смотреть тяжело. Притих даже спецназ. Прошу переписать на кассету некоторые фрагменты. Бородатый телевизионщик равнодушно, не мигая смотрит сквозь меня. Видимо за месяц боев он насмотрелся столько, что уже ничему не удивляется. Наконец кивает. Обещает к утру все подготовить. Сетует на то, что сотни отснятых кассет остались в подвалах дудаевского дворца. После авиаудара по дворцу им пришлось в спешке уносить оттуда ноги. Спецназ утверждает, что федеральные войска сбросили на дворец шеститонную бомбу, ополченцы говорят о какой-то глубинной бомбе, видимо, речь идет о бетонобойных. Договариваюсь с телевизионщиками, что утром пришлют мне видеооператора.
Выходим во двор. Странно, чеченцы почему-то не позаботились о светомаскировке: окна дома ярко полыхают в кромешной темноте! Начинаем обратное путешествие по тому же маршруту. Пока выгоняют из гаража "джип", поднимаюсь на плоскую крышу соседнего дома. Туман рассеялся, и открылась апокалиптическая панорама воюющего города. Центр, уже занятый федералами, погружен в темноту. На окраинах полыхают окна двух десятков многоэтажных зданий. Горят цистерны нефтехранилища. Багровые отсветы пожарищ отражаются от низких туч. Доносится приглушенная расстоянием беспорядочная стрельба, бухают взрывы. Методично откуда-то из-за города с характерным воем и шелестом прилетают "эрэски". Хлопок! Через секунду сплошной треск. Это кассетные снаряды освобождаются от своей смертоносной начинки. Российская артиллерия сечет шрапнелью и железными стрелами улицы Грозного, чтобы затруднить ночные перемещения чеченцев. Одну такую стрелу, застрявшую в мышце ноги дал мне вчера пощупать ополченец.
Судя по просмотренной только что видеохронике, улицы забиты обугленной бронетехникой. Вон там, в промерзших окопах, среди темных развалин сейчас коротают ночь наши солдатики. Вокруг валяются обглоданные собаками трупы их друзей и товарищей. Кругом ненависть и страх. Но еще страшнее чувство безысходности. Мне приходилось в Афгане видеть остекленевшие глаза скованных животным страхом "живых покойников". Такие, как правило, обречены, даже если уцелеют в бою. Пережитый стресс оказывается настолько сильным, что люди через некоторое время сходят с ума. Или спиваются. Или кончают жизнь самоубийством. Скольким нашим мальчишкам это еще предстоит?
А я сейчас смотрю сверху на горящий Советский город, заваленный под самые крыши трупами Советских граждан. За что они погибли? Кто за это ответит? В конце концов я не какой-то пехотный офицер, а разведчик специального назначения, подполковник Комитета Государственной безопасности. Что я сделал лично, чтобы предотвратить это гнусное преступление? Значит в этом есть и моя вина...
Что я могу сделать теперь? Пока Молох не насытится, остановить войну просто невозможно. Допустим, напишу несколько статей, однако кто из виновников чеченской бойни обратит на это внимание? Впрочем, стоп! Виновники бойни! Вот где решение, вот кого следует наказать!
Глава 6. 22 января
Пленный солдат
Утро четвертого дня. Приезжают вчерашние чеченские спецназовцы, привозит с собой пленного российского солдата. Здороваюсь со всеми за руку. Чеченцы вооружены до зубов. Все в ладно подогнанных белых маскировочных костюмах. Солдат -- в бушлате и черной вязанной шапочке. Я в свитере и домашних тапочках с сигаретой в зубах. Контраст -- нелепейший. Приношу извинения и увожу пленного в свою комнату для беседы с глазу на глаз.
Младший сержант Подмарев Алексей из города Зверево Ростовской области. Представляюсь подполковником КГБ, показываю свои документы, задаю вопросы, как он попал в плен? Бедный солдатик начинает путанно объяснять обстоятельства пленения: пятеро бойцов -- расчет автоматического 82 мм миномета "Василек" 18-го января в районе консервного завода решили поживиться чем-нибудь в брошенных домах. Не обнаружив ничего стоящего в первом доме вышли на улицу. Проходящий в это время мимо них пожилой чеченец предупредил, что в соседний дом только что зашли десять боевиков, и посоветовал побыстрее уходить отсюда. Действительно, они увидели выходящих из дома бородачей в масккостюмах, и кинулись бежать. Сзади раздался треск автоматной очереди. Алексей упал на землю посреди улицы и огляделся. Его товарищи попрятались за деревья. Один из чеченцев держал Алексея на мушке. Потребовали сложить оружие. Солдаты побежали. Чеченцы бросились за ними. Через несколько минут они вернулись с автоматом и документами убитого сержанта Ситникова. Остальным удалось удрать.
-- Если бы ребята прикрыли, мне бы тоже удалось спастись, -- сокрушался Алексей. Обращаются с ним чеченцы нормально.
Мы возвращаемся на кухню. Я угощаю его кофе и сигаретами. Он пишет письмо родным. В это время заходят телевизионщики. Даю двадцатиминутное интервью чеченскому TВ. И хотя я назвал эту бойню преступлением перед человечеством, интервью чеченцам не понравилось, им бы хотелось, чтобы я выступил с более резкой критикой российских властей. Между прочим, когда я показал эту кассету знакомым высокопоставленным военным в Москве, им интервью тоже не понравилось как... прочеченское.
На прощание дарю Алексею плитку шоколада и блок жевательной резинки. Предупреждаю, что за ним должок: после войны обязан поставить пузырь. Алексей улыбается. Дай бог, когда-нибудь встретиться с ним в мирное время у него дома (через полтора года я узнал, что он погиб под артобстрелом).
Съемки
С телеоператором выезжаем в город. Вчера еще людный, а сегодня словно вымерший микрорайон следит за нами пустыми глазницами окон. Очень неуютно, буквально физически ощущаю на своей спине холодный взгляд снайпера. Снимаем обглоданные трупы.
В одном месте останавливаю машину и начинаю щелкать камерой, чтобы сделать панорамное фото. Откуда-то сбоку, метров с трехсот раздается автоматная очередь. Мои спутники ежатся:
-- Кончай съемки, нас могут неправильно понять.
Свиста пуль не слышно. Значит стреляли не по нам. Скорее всего это чеченцы предупреждают, что фотографировать нельзя. Спасибо, больше не буду.
Едем обратно. Из огромной лужи посреди дороги стараясь не взболтать, женщина черпает ковшом воду. Ей мешает проезжающий грузовик. Она терпеливо ждет пока осядет муть. Невдалеке алыми языками пламени грохочет перебитый газопровод. Навстречу попадается вооруженный отряд. Командиром у них парень лет 25-30. Остальные постарше: мозолистые руки, простые рабоче-крестьянские лица. Одеты просто, но добротно. В хозяйственных сумках и заплечных мешках -- харч. Где-то подсознанием отмечаю, что у меня на душе было бы гораздо спокойнее встретить откровенных бандитов, чем вооруженных автоматами и охотничьими двухстволками работяг, спокойно идущих на передовую, как на работу. Четверо из них оказываются выходцами из Киргизии. Один из них желает станцевать в честь земляка лезгинку. Другой аккомпанирует. За неимением барабана начинает выбивать такт одиночными из автомата. На выстрелы из соседних дворов мгновенно подтягиваются другие ополченцы. Фотографируемся на память.
Мимо проезжает автобус с вооруженными людьми, самосвал с женщинами, сидящими поверх домашнего скарба. Проходят несколько человек с канистрами на детских саночках.
Отъезд
24-го января вечером уезжаем из Грозного. Улицы многолюдны. В основном это вооруженные люди. На углу двое знакомых автоматчиков в маскировочных костюмах: один из них молодой, в костюме "белого ниньдзя", другой постарше, в роскошной папахе из серебристого каракуля. По-моему, эти ребята из племени "парадных" боевиков. Вчера я их уже фотографировал за городом. Видимо, там они красовались в ожидании машины с миссией ОБСЕ. Вчера, остановив нас, они суровым тоном потребовали документы. Когда я навел на них объектив фотокамеры, сразу приосанились, сделали мужественные лица. Сопровождавший меня спецназовец пошептался с ними, затем выщелкал молодому патроны из магазина своего АКМ...
Встречается отряд, среди бойцов -- девушка в медицинском халате с большим красным крестом на шапочке и с санитарной сумкой на боку. Многие уже узнают меня, приветливо машут руками. Многим из них суждено погибнуть уже в ближайшие дни, потому что вчера чеченская разведка на южной окраине Грозного зафиксировала концентрацию российской бронетехники. Это означает, что следует ожидать нового штурма. Пора мне делать отсюда ноги.