Абдуллаев Чингиз. Фактор страха

   – Не понимаю, что вы имеете в виду? Как это с другой стороны? У нас был важный свидетель. Единственный. Его убили. Он стал жертвой либо предательства, либо ошибки одного из наших людей. Что я должен в этом случае делать? У меня нет информации, способной так заинтересовать возможного предателя, чтобы он подставился. Даже не представляю, что можно придумать.
   – Сейчас объясню. Вы зациклились на убийстве Труфилова, единственного свидетеля. Это естественно. Но попробуйте пойти в своих размышлениях дальше. Допустим, что Труфилова не убили.
   – Но его убили. И все это знают.
   – Я сказал «допустим». Итак, он остался жив и вылетел в Берлин для дачи показаний в суде. Правильно?
   – Он мертв. И это всем известно.
   – Совершенно верно. Но зачем Труфилов летел в Берлин? Чтобы своими показаниями подтвердить виновность Евгения Чиряева, уголовного авторитета по кличке Истребитель. Вы обратились к немецкому правосудию с просьбой о выдаче Чиряева.
   – И они нам его не выдадут, – вздохнул Романенко.
   – Пойдем дальше, – продолжал Дронго. – Подумайте, зачем вам нужен Чиряев? Только для того, чтобы посадить его в российскую тюрьму? Нет, конечно. Чиряев вам нужен как свидетель по делу Рашита Ахметова, чтобы в конце концов распутать весь этот клубок. От Труфилова цепочка потянулась бы к Чиряеву и арестованному Ахметову. Верно?
   – Верно, – кивнул Всеволод Борисович, – мы расследуем это дело уже целый год. Через Ахметова можно выйти на остальных. Но он молчит и без свидетельских показаний Чиряева не заговорит. Тем более у Ахметова такой адвокат, как Давид Самуилович.
   – Теперь мы подходим к моему предложению, – сказал Дронго. – Взгляните на цепочку с другой стороны. Забудьте о Труфилове и Чиряеве. И даже о берлинском суде. Предположим, что Ахметов согласился давать показания.
   – Что? – Романенко даже привстал с дивана. – Как это согласился?
   – Вот видите. Само предположение о таком исходе повергло вас в шок. Теперь представьте, как всполошатся те, кто организовал убийство Труфилова. Такая информация способна поразить любого. А мы еще можем добавить, что он согласился давать показания даже без адвоката. Учитывая, что Давид Самуилович запретил ему говорить, вообразите, как заинтересует подобная информация противоположную сторону. Нам останется только вычислить время появления адвоката в вашем кабинете. И соответственно, выявить предателя.
   – Потрясающе, – прошептал Всеволод Борисович, – мне такое и в голову не могло прийти. Конечно, сам Ахметов может дать показания. И конечно, они важнее всех показаний на свете. И погибшего Труфилова, и сидящего в немецкой тюрьме Чиряева. Подобная информация заставит хозяев Ахметова забыть об осторожности. Неужели вы придумали это прямо сейчас?
   – Вчера я еще не знал об убийстве Труфилова, – пошутил Дронго. – Теперь надо передать эту информацию всем пятерым и предупредить каждого, что информация сугубо секретная. Желательно, чтобы Гарибян и Савин не общались сегодня, тогда они не смогут обменяться информацией. Вы сможете сообщить новость так, чтобы они ничего не заподозрили?
   – Думаю, да. Только с Роговым будут проблемы. Он не поймет, зачем я передаю ему эту информацию. А четверым могу сказать прямо сейчас.
   – Тогда оставим Рогова на завтра. Уже третий час дня. А им еще нужно переварить информацию. Вам надо поехать в тюрьму и пробыть там от семи до десяти вечера.
   – По вечерам допросы запрещены, – вставил Романенко, – все четверо это хорошо знают.
   – Вы скажете им, что Ахметов сам попросил о встрече. Вызовете его для беседы и постараетесь задержать часа на три.
   – Говорю же вам, вечером допросы запрещены. А без адвоката он вообще со мной говорить не станет.
   – Кто вам велит его допрашивать. Излагайте ему роман «Войну и мир». Или пересказывайте мексиканские сериалы.
   – Я их не смотрю, – улыбнулся Романенко.
   – Говорите о чем угодно. О поэзии, о литературе, о нефтедобыче. Но три часа вы должны там пробыть. С семи до десяти вечера. Одному из ваших сотрудников скажете, что допрос назначен на семь, другому – на восемь, третьему на девять, четвертому на десять. Если это ничего не прояснит, утром проверим Рогова.
   – Попытаюсь, – кивнул Романенко, взглянув на часы. – Значит, по времени, в которое появится адвокат Бергман, я смогу вычислить предателя.
   – Точно, – сказал Дронго. – Вы правильно поняли. Убийцу в тюрьму не пошлют. Так только в итальянских сериалах бывает. Наш киллер в российскую тюрьму не сунется. Тем более с оружием. Побоится. Убрать Ахметова до того, как он начнет давать показания, они не успеют. Значит, пошлют Бергмана. Если один из вашей четверки окажется предателем – Савин, Гарибян, Сиренко, Лукин, вам останется только зафиксировать, в котором часу появился Давид Самуилович. Вот, собственно, и весь мой план.
   Наступило молчание. Всеволод Борисович погрузился в раздумья. Дронго терпеливо ждал. Прошло несколько минут, прежде чем Романенко поднялся с тяжелым вздохом.
   – Ладно, – сказал он мрачно, – попробуем.
   И он пошел к входной двери. Уже надевая плащ, вдруг сказал Дронго:
   – Знаете, что страшнее всего?
   – Знаю, – печально ответил Дронго, – вы опасаетесь, что мой план сработает и Бергман появится в тюрьме. Вы этого хотите, но боитесь. Тяжело разочаровываться в людях. Вы слишком порядочный, Всеволод Борисович.
   – Вы правы, – вздохнул Романенко, – я действительно боюсь появления Бергмана. Это подорвет мою веру в людей, в которых я ни разу не усомнился. Обидно! До свидания, Дронго. Сегодня вечером буду вам звонить. Каждые полчаса.

Москва. 10 мая

   Павлик говорил тихим и хриплым голосом. Фанилин слушал его, не веря собственным ушам. Впервые в жизни ему предлагали встретиться с женщиной, заплатив за это столь впечатляющую сумму.
   – Вы хотите, чтобы я встретился с Марой? – переспросил он, не переставая удивляться.
   – Хочу, – кивнул Павлик, – и непременно сегодня.
   – И вы согласны заплатить за это пять тысяч долларов?
   – Не веришь, – усмехнулся Павлик, доставая из кармана деньги, – вот твои баксы, – он бросил купюры на колени Фанилину. Тот растерянно взял их, все правильно. Пятьдесят купюр по сто долларов. И непонятно за что.
   – Это опасно, – прошептал Фанилин, – меня предупреждали, чтобы я близко не подходил к ней.
   – С такими деньгами уедешь куда-нибудь отдыхать, а потом все забудется. И учти, тебе надо встретиться с ней только раз, и непременно сегодня, на квартире, которую мы укажем.
   Фанилин задумался. Деньги давили на сознание. Они были очень кстати. В конце концов, Егор встречался с Марой задолго до появления Истребителя. С другой стороны, если Чиряев узнает... Он облизнул губы, снова взглянул на деньги. Если узнает, на этот раз ему могут разбить лицо. Могут даже убить. Хотя, по большому счету, он ничего особенного не сделал. Встретился с женщиной, которую не видел несколько лет. Ну и что? Размышляя, он судорожно сжимал в руке драгоценную пачку.
   – Чиряева нет в городе, – вдруг сказал Павлик, словно угадав его мысли. – Он сидит в берлинской тюрьме. И еще долго будет сидеть. Сгорел наш Истребитель. Слишком высоко залетел.
   Фанилин слышал об аресте Истребителя, знал, что он в берлинской тюрьме. Пять тысяч долларов. Пять тысяч...
   – Это очень опасно, – пробормотал он, – тем более на вашей квартире. Нужно немного добавить...
   Павлик посмотрел на него с презрением. Достал из кармана еще тысячу долларов.
   – Вот тебе. А попросишь еще, добавлю по шее.
   – Нет, – сказал Фанилин, хватая деньги, – нет, нет. Я согласен. Я согласен. Где ваша квартира?
   – Адрес я тебе дам. Можешь не беспокоиться, квартира хорошая, четырехкомнатная, кровать большая, широкая. – Ты приведешь туда женщину, переспишь с ней, желательно в различных позах. Вот и все.
   – У вас там небось камеры, – догадался Фанилин.
   – Не твое собачье дело, – ласково ответил Павлик, – а будешь задавать много вопросов, я деньги у тебя отниму и из машины выброшу. Найду другого кобеля. На такую бабу много охотников.
   – Не нужно, – торопливо сказал Фанилин, – я согласен, я на все согласен.
   – Сегодня в четыре часа она поедет в парикмахерскую, – сообщил Павлик, – по дороге у нее спустит колесо. Ты ее вроде бы случайно встретишь, поможешь.
   – У нее есть водитель. Человек Чиряева, – торопливо проговорил Фанилин.
   – Водителя сегодня не будет, – ответил Павлик, – в парикмахерскую она обычно ездит на своей машине. Кажется, белый «Ауди».
   – Разве? – удивился Егор. – Раньше был «Ситроен».
   – Растет благосостояние трудящихся, – процитировал Павлик расхожую фразу из недавнего прошлого, – она поедет одна, и ты должен с ней встретиться. Можешь пригласить ее в ресторан. Счет я тебе оплачу. Но учти, потом вы должны поехать на квартиру. Уговаривай ее всеми способами. Хоть жениться пообещай. Но обязательно затащи в постель. Ты меня понял?
   – Подождите, – Фанилин задумался. Как у большинства альфонсов, у него неплохо была развита фантазия. Не так-то просто завоевать женщину, которой собираешься сесть на шею. Для этого нужен особый подход. И Фанилин сказал:
   – Мне понадобится молодой мужчина.
   – Зачем он тебе? – нахмурился Павлик. – Группового секса не нужно. Это исключено. Только ты и она.
   – Разумеется, – усмехнулся Фанилин. По части женщин он был мастак. – В ресторан нас должны отвезти и оттуда привезти на квартиру. Пусть она видит, что у меня есть личный водитель. Именно он и поменяет ей колесо. Мне важно выиграть время, пока он будет возиться с машиной. Вы меня понимаете?
   – Ни хрена не понимаю. Зачем тебе это нужно?
   – Устрою показательный номер, – пояснил Фанилин. – Такие вещи ее всегда возбуждали. Продемонстрирую интеллект. У ее бывшего мужа его и в помине не было. Спортсмен есть спортсмен. Голова ему не нужна. А бабы интеллект любят и еще чтобы мужик удачливым был.
   – Вот почему она ушла от тебя к Истребителю, – насмешливо произнес Павлик. – У него чего было больше: удачи или интеллекта?
   – Ни того, ни другого, – с гордостью заявил Егор, – деньги у него были, неправедным путем нажитые, но женщины часто принимают за настоящий успех наличие денег. А у меня они откуда? Я не ворую.
   – Ясно, ясно, – согласился Павлик, – сейчас уже два часа. В четыре ты должен быть на месте. Поменяешь колесо и пригласишь в ресторан.
   – Сделаю, – согласился Фанилин, – а если она захочет заехать в парикмахерскую?
   – Сегодня ее салон закрыт. Что-нибудь еще?
   – Мне нужно переодеться. И последнее: вы можете дать мне на сегодняшний вечер этот «Мерседес»?
   – Зачем?
   – Хочу произвести впечатление.
   – Что это ты все выдумываешь?
   – Не выдумываю. Раз у нее машина не в порядке, я могу повезти ее на своей, а водитель пусть возится с колесом. Так удобнее начать разговор.
   – Ну ты и сволочь, – с восхищением процедил Павлик, – делай что хочешь.
   – И тачка у вас классная. Тысяч семьдесят стоит?
   – Сто, – рявкнул Павлик, – хрен с тобой, бери машину. Но смотри, Фанилин, если подведешь, если обманешь, – он схватил Егора за грудки, – я тебе знаешь что отрежу? – Он выразительно посмотрел вниз. Фанилин невольно поежился. – Твой главный инструмент, – добавил Павлик, – поэтому без дураков.
   – Я все сделаю, – дрогнувшим голосом пообещал Фанилин. Он не стал говорить Павлику, что узнал в нем Чертежника, с которым несколько раз виделся на тусовках. Фанилин рассудил правильно. Очевидно, между двумя бандитскими группировками назревают разборки. Им надо позлить Чиряева, скомпрометировав его женщину. Истребитель ничего не сможет сделать. Он сейчас в немецкой тюрьме, и если Павлик говорит правду, просидит там еще не один год. За это время он забудет всю эту историю. А деньги аргумент весомый, и Егор решил рискнуть.
   – Я все сделаю, – повторил он уже более уверенно. – Не сомневайтесь.

Берлин. 10 мая

   В камере было чисто, как в хорошей немецкой гостинице. Но Чиряев воспринимал это поначалу как издевательство над заключенными. Особенно поражали постельные принадлежности, о таких узники бывших советских колоний могли только мечтать. В немецкой тюрьме все было по-другому. Предупредительные вежливые надзиратели, заключенные, больше похожие на великовозрастных студентов показательного курса, питание, как на курорте, в общем, условия жизни здесь соответствовали лучшим стандартам западных образцов. И все-таки это была тюрьма. Когда его вели на свидание с адвокатом, он психовал, видя камеры слежения и автоматически открывающиеся двери. Из тюрьмы, буквально нашпигованной компьютерной техникой, не очень-то убежишь.
   В комнате, куда его привели, адвокат Аркадий Федорович Тумасов читал переведенные на русский язык материалы дела. Адвокат был высокого роста, худощавый, темноволосый. В свои сорок три года Тумасов успел завоевать себе репутацию дотошного жесткого защитника, участвовавшего в нескольких громких делах, по которым проходили уголовные авторитеты. Ко всем прочим достоинствам он неплохо владел немецким, поскольку работал в свое время в инюрколлегии.
   Как только конвоир удалился, Чиряев сел напротив адвоката и поинтересовался:
   – Как дела?
   – Звонили из Москвы, – тихо сообщил Тумасов, – все в порядке.
   Чиряев удовлетворенно кивнул. Он не сомневался, что все пройдет нормально. В конце концов, они знали, кому и за что платят. Московские ребята его никогда не подводили. Труфилов не долетел до Берлина.
   – Показаний не будет, – твердо сказал Чиряев, – ты говорил, что в этом случае решение суда может измениться.
   – Да, – ответил Тумасов, – я уже переговорил со здешними адвокатами. Суд может отказать в иске Москве и выпустить тебя под залог. Ты уже отсидел десять месяцев за неуплату налогов в Австрии и в Германии. А теперь все налоги по твоей недвижимости уплачены.
   – Залог большой?
   – Большой, – признался Тумасов, – они считают, что у тебя слишком много денег. Залог будет определен с учетом твоей недвижимости.
   – Сколько по максимуму? – быстро спросил Чиряев.
   – До полумиллиона долларов, – ответил адвокат.
   – Ничего страшного, – отмахнулся Чиряев, – заплатим. Я прикажу перевести деньги из американского Сити-банка.
   – Могут возникнуть проблемы, – понизив голос, возразил адвокат.
   – Какие еще проблемы? – нахмурился Чиряев.
   Тумасов написал на листе бумаги «долг» и передал лист Чиряеву. Тот взял бумагу, прочитал и, вскинув голову, гневно воскликнул:
   – При чем тут мой...
   – Тихо, – перебил его Тумасов, – не нужно нервничать. Это дело не имеет отношения к немецкому правосудию. Кое-кто в Москве недоволен, что тебя давно нет в городе.
   – Кто именно?
   Тумасов написал на бумаге имя «Георгий». Чиряев прочел и сразу понял, о ком идет речь.
   – Сволочь, – он разорвал листок, – ничего не получит. Ни копейки...
   Адвокат кивнул на стены. Их разговор могли прослушивать. Но Чиряев гневно отмахнулся.
   – Решил показать, кто в городе хозяин. Обрадовались, что я в тюрьме. Доить меня собрались. Как корову.
   – Тише, – не выдержал Тумасов, – не так громко. Мы все решим.
   – Нечего тут решать, – вскочил со стула Чиряев, – у меня с ними другой разговор будет. Ты только вытащи меня отсюда. Он думает, я забыл девяносто второй год. Как они моих...
   – Не говори ничего, – быстро вставил адвокат, – я все помню. Успокойся, сядь. Мы в тюрьме, в немецкой тюрьме. Понимаешь?
   – Плевал я на твою тюрьму, – заорал Чиряев, – и вообще на всех наплевал. Он мне угрожать вздумал. Хочет силу свою показать. Сволочь, мразь. – Далее последовал отборнейший мат. Выпустив пар, Чиряев поостыл и опустился на стул.
   Тумасов облегченно вздохнул. Иметь дело с таким взрывным клиентом было непросто. Адвокат нервничал, но это окупалось с лихвой. Плата за услуги была достаточно высока. Но выиграть этот процесс было делом его профессиональной чести. Он и так затянулся.
   – Послезавтра нужно отбиться от иска российской прокуратуры выдать тебя Москве, – напомнил адвокат, – и если все пройдет нормально, я поставлю вопрос о твоем освобождении под залог.
   – Что значит «если все пройдет нормально»? Ты ведь говорил, что главное – это свидетельские показания на суде. Если их у прокуратуры не будет, немецкий суд отклонит их требование. Ты говорил или не говорил?
   – Говорил. Но по ходу дела могут появиться еще какие-нибудь факты или показания. Мы пока ничего не знаем.
   – Их главным свидетелем был Труфилов, – снова занервничал Чиряев.
   Тумасов сокрушенно покачал головой. С Истребителем вечно проблемы.
   – Он и сейчас главный свидетель, – сказал адвокат, оглядываясь на дверь, – и если выступит на суде, нам нужно найти контраргументы.
   Чиряев усмехнулся. Оба хорошо знали, что Труфилов не выступит. Но их могли прослушивать, а судьи ничего не должны были знать о смерти главного свидетеля, сам этот факт мог вызвать у них подозрения.
   – Пусть выступает, – согласился Чиряев, – что еще у них может быть против меня?
   – Показания самого Ахметова, если, конечно, он согласится их дать. Думаю, это исключено. Не станет же он давать показания против самого себя.
   – Очень хорошо. Что еще?
   – Появились некоторые проблемы в Европе, – сообщил Тумасов, – наши друзья в Москве просили передать, что полковник еще до того, как его убрали, месяц назад... организовал экспедицию, правда, с нулевым результатом. Полковник уверял, что ему помешали. И не только известный тебе эксперт.
   – Знаю, – скривился Чиряев, – это он нашел Труфилова. Говорят, у него странное имя. Собачья кличка.
   – Птичья, – поправил его адвокат.
   – Какая разница, – отмахнулся Истребитель. – Это он подложил нам свинью. Помешал нашим ребятам. Из-за него погиб полковник. Позвони в Москву, скажи Толику, что эксперт мне очень не нравится. Так и скажи – не нравится. И вообще, почему они медлят. Ждут, когда он подложит нам вторую свинью?
   Тумасов снова кивнул на стены. Чиряев схватил лист бумаги, написал «убить» и передал листок адвокату. Тот лишь развел руками. Передавать подобные поручения через адвоката было верхом идиотизма. Впрочем, Чиряев никогда не отличался рассудительностью. Тумасов густо зачеркнул ручкой написанное слово и сунул листок в карман.
   – Проблема не в этом, – сказал он, – наши люди считают, что за Труфиловым охотилась еще одна группа. Они сейчас арестованы в Париже и ждут решения французского суда за убийство троих людей полковника. Ты слышал о Самаре Хашимове?
   – Человек хромого Абаскули, – снова вскочил на ноги Чиряев, – конечно, слышал. Они искали Труфилова?
   – По всей Европе, – подтвердил адвокат, – но нарвались на Дронго, который их переиграл. И сейчас они во французской тюрьме.
   – Зачем им понадобился Труфилов? Чтобы помочь прокурорам? – удивился Чиряев.
   – Чтобы шантажировать тебя. Оказать на тебя давление. Вот для чего Труфилова искали по всей Европе.
   На этот раз Чиряев не вскочил, только сжал кулаки, задумался. Похоже, адвокат прав. Георгий и хромой Абаскули объединились, чтобы показать ему, кто в городе хозяин. Неужели и остальные их поддержали? Напрасно он уступил в девяносто втором. Напрасно разрешил тогда своим людям после нескольких месяцев войны пойти на мировую с этими наркодельцами. Они убрали четверых его боевиков, а он им все простил. И вот теперь они решили показать ему, кто в городе хозяин. Он тряхнул головой. Нужно выйти отсюда. И тогда они узнают, на что способен Истребитель. Конечно, они будут давить на него, попытаются вернуть свои деньги, считая, что он должен платить за казино. Кажется, три миллиона долларов. Но заплатить значит признать свое полное поражение, пойти на уступки этим черножопым. Кавказцам и азиатам. Нет, такого он не потерпит.
   – Слушай, Аркадий, объясни мне подробно, что именно я должен говорить на суде. Сделай все, чтобы я вышел отсюда. Если полмиллиона мало, дадим миллион. А там поглядим, кто из нас круче. Поглядим.
   – Слава богу, – обрадовался адвокат, – давно бы так. Сейчас я тебе все объясню.
   – Подожди, – жестом остановил его Чиряев, – ты уверен, что в Москве все в порядке?
   – Звонил Толик Шпицын, так и сказал: все в порядке.
   – Отлично, – удовлетворенно заметил Истребитель, – теперь давай, объясняй. – Он взглянул на адвоката и улыбнулся.

Москва. 10 мая

   Если для многих мужчин вождение автомобиля – почти удовольствие, то для большинства женщин это ответственная и сложная работа. Однако возможность поехать куда хочется и возможность побыть одной заставляет женщину садиться за руль. Мара не была исключением. Она не без оснований подозревала, что водитель, приставленный к ней Чиряевым, сообщал Истребителю о каждом ее шаге. А она, по существу, находилась на полном содержании этого уголовного авторитета.
   После развода с хоккеистом она некоторое время жила с Егором Фанилиным и только сейчас поняла, что это были счастливейшие дни в ее жизни. Фанилин оказался добрым, покладистым, с очень мягким характером. К тому же неистощимым на выдумки, особенно в постели. Он ни за что не лег бы с женщиной, не почистив зубы или не приняв душ.
   Но Фанилин страдал одним существенным недостатком. Был катастрофически беден. Во всяком случае, для той жизни, которую вела Мара Киршентале. И когда появился Чиряев, она за него ухватилась. Он не умел красиво говорить о своих чувствах, зато дарил подарки, от которых кружилась голова и захватывало дух. На Новый год у нее появилась шуба из шиншиллы, мечта любой женщины из цивилизованного мира. Автомобиль «Ауди», колье с бриллиантами, суперсовременная стереосистема известной датской фирмы.
   Она понимала, что за это придется платить. И когда он остался у нее ночевать, почувствовала разницу между альфонсом-фарцовщиком и своим новым другом. От Чиряева буквально разило табаком. И еще пахло чем-то кислым. Может, потом. Мылся он редко, неохотно, и Мара, как ни старалась, ничего не могла сделать. В постели он был груб, удовлетворив свою похоть, поворачивался к Маре спиной. И тут же забывал о ней. Женщина чувствовала себя оскорбленной.
   Иногда в порыве возбуждения он прямо в машине расстегивал ширинку, нисколько не смущаясь присутствием водителя, и требовал близости. В первое время Мару это возмущало, а потом она привыкла, понимая, что переделать его невозможно. К счастью, он не был особенно сексуальным и по нескольку дней не трогал Мару. Сказывалось лагерное прошлое, когда длительное воздержание сменялось приступами безумной активности.
   Он по-прежнему проявлял неслыханную щедрость, но ему даже в голову не приходило, что женщина тоже хочет получать удовольствие. Мара стала нервной, несколько раз даже пыталась мастурбировать, презирая себя за это.
   Вдобавок ко всему он был ревнив, не разрешал ей ни с кем встречаться. И приставил к ней для слежки водителя. В прошлом году он уехал в Германию, и там его посадили. Мара была убеждена, что их отношения кончились. Но водитель на своем «БМВ» по-прежнему приезжал к ней каждое утро, видимо где-то получая зарплату. Ей по-прежнему ежемесячно привозили домой по десять тысяч долларов на мелкие расходы. Создавалось впечатление, что Чиряев в командировке и скоро вернется.
   Хозяйка дамского салона, с которой Мара дружила, посоветовала ей завести подругу, с которой можно не только весело проводить время, но и предаваться разного рода сексуальным удовольствиям. Лесбийская любовь получила широкое распространение в Москве и Петербурге, особенно среди жен и любовниц известных бизнесменов.
   Девять из десяти новых бизнесменов добывали деньги нечестными путями – обманывали партнеров, присваивали государственные деньги, расхищали государственное имущество, обворовывали клиентов, убивали конкурентов и соперников. У любого из оказавшихся на вершине успеха руки были по локоть в крови. Разумеется, все они нуждались в усиленной охране, так же, как их близкие. Завести в сложившейся ситуации друга или любовника было небезопасно. Любой бизнесмен не остановился бы ни перед чем, чтобы отомстить за поруганную честь. А рисковать жизнью и своим положением женщинам не хотелось. Вот почему многие из них заводили себе подругу и занимались лесбийской любовью, что вполне устраивало их мужей и любовников. Как правило, они ревновали только к мужчинам. Почти все, преуспевшие в бизнесе, придерживались традиционной сексуальной ориентации, за исключением ведущих дизайнеров, визажистов, людей творческого труда. Бывало, что и бизнесмены становились бисексуалами, чаще от переизбытка секса, чем от его недостатка.
   Но Мара, еще не забывшая Фанилина, ничего подобного даже представить себе не могла. Однако одиночество тяготило. После ареста Чиряева у нее было несколько встреч. Мужчины попадались семейные и солидные, на длительную связь с такой «дорогой» женщиной, как Мара, не шли: не было ни желания, ни возможностей, особенно после августовского финансового кризиса.
   Утром она позвонила в косметический салон и попросила записать ее на четыре часа. Взяла машину со стоянки в половине четвертого, вырулила на проспект и загрустила: грядущим вечером ей ничего, кроме скуки, не светило, впрочем, как и в прошлые вечера. Ее пригласили на вернисаж, где обычно собираются феминистки. Идти не хотелось, но не сидеть же дома одной.
   Свернув направо, заметила, что ей сигналит водитель «Волги». Проезжая мимо, он показал на колесо. Она проехала еще немного, прижалась к тротуару и вылезла. Сразу увидела спущенное колесо. Нужно менять. Но она не умеет. Мара беспомощно огляделась. Придется останавливать такси, заплатить водителю, чтобы помог. Мара шагнула в сторону движущегося потока машин, и тут рядом затормозил «шестисотый» «Мерседес». Она даже не повернула головы. Водитель такого автомобиля вряд ли станет ей помогать. Но машина подъехала ближе, затормозила, дверца открылась, и показалось знакомое лицо... Егор Фанилин.