От неожиданности она потеряла дар речи. Он подошел и с улыбкой спросил:
– Как дела, Мара?
– Ой, как хорошо, что я тебя встретила! – Она чмокнула его в щеку. Он по-прежнему был элегантен, чисто выбрит, благоухал дорогим парфюмом.
– Здравствуй! – Он тоже поцеловал ее и оглядел с ног до головы. – Выглядишь потрясающе.
Сердце радостно забилось. Если мужчина встречает женщину, общение с которой раньше доставляло ему удовольствие, то он может подумать о повторной встрече только в том случае, если нет нового объекта, доставляющего еще большее удовольствие. Или совмещая встречу со старой и новой подругой. Если женщина встречает своего старого знакомого, то она предпочитает не сравнивать лучшего с худшим, а встречаться только с лучшим.
– У тебя спустило колесо, – сказал он. – Интересно, ты так и выехала из гаража?
– Машина была на стоянке, – призналась она. За эти годы он нисколько не изменился. Появились некая уверенность в себе и непривычный лоск. Судя по «Мерседесу», дела у Фанилина шли достаточно хорошо.
– Ты куда ехала? – спросил он, все еще разглядывая машину.
– В дамский салон. – Она взглянула на часы. – Уже опаздываю.
– Могу подвезти, – предложил Фанилин.
– А моя машина?
– Подъедет к салону. Ты адрес скажи. Мой водитель колесо сменит. Он в машине рядом со мной сидит. Просто мне иногда самому хочется порулить. «Мерседес» – прекрасная игрушка для взрослых.
– Да, конечно. – Она радовалась, что у него все хорошо. Радовалась неожиданной встрече. Жаль только, волосы у нее не уложены. Она ведь в салон ехала, делать прическу. Впрочем, Фанилин больше смотрел на машину, чем на нее. И это задело Мару. Он как будто и не радовался встрече.
– Саня, иди сюда! – позвал Фанилин сидевшего в салоне «мерса» молодого парня. – Поменяй колесо и подай машину к салону. – Парень кивнул. Мара сказала адрес и, пройдя к «Мерседесу», устроилась на переднем сиденье, поближе к Фанилину.
Фанилин, сказав еще несколько слов водителю, тоже залез в «Мерседес», сел за руль, и машина тронулась с места. Мара то и дело поглядывала на Егора. Он возмужал, лицо стало округлым. Но он все равно ей нравился. Фанилин чувствовал на себе ее взгляд, хотя смотрел на дорогу. Пока все шло так, как было задумано.
– Нашел приличную работу?
Егор кивнул:
– Я возглавляю одну известную фирму.
– Дела идут неплохо? – улыбнулась Мара. – Машина у тебя классная.
– Ничего особенного, сто пятьдесят штук заплатил, – соврал он, не моргнув, все еще не поворачивая головы.
– Я вижу, – счастливым голосом произнесла Мара, – ты совсем не изменился. Какой у тебя парфюм?
– Это новый запах. От «Тьерри Мюглера». Нравится?
– Мне всегда нравились твои парфюмы. Разве не помнишь?
– Конечно, помню, – он притормозил перед светофором и наконец посмотрел на нее. – Ты тоже отлично выглядишь, я тебе это сразу сказал, как только увидел.
– Постарела, – притворно вздохнула Мара.
– Ничего не постарела, – улыбнулся Фанилин, – совсем не изменилась. Ни капельки. Помнишь, как мы кувыркались в Риге? Нам потом сказали, что внизу свалилась люстра.
– Помню, – засмеялась она. – Было так весело!
– Ты когда освободишься? – спросил он. В это время на светофоре загорелся зеленый свет.
– Часа через три, – чуть дрогнувшим голосом ответила она, – а почему ты спрашиваешь?
– Может, сходим куда-нибудь, поужинаем.
– У меня вечером важное свидание, – как-то неуверенно сказала она.
Это не ускользнуло от Фанилина, опытного сердцееда.
– Жаль, – вздохнул он, – такая неожиданная встреча. Может, не пойдешь в свой салон?
– Не могу. Уже опаздываю, – почти жалобно произнесла она, надеясь, что он будет настаивать.
– Жаль, – повторил он, подъезжая к салону, – всего тебе хорошего, Мара.
Она была немного удивлена и даже расстроена, что он так легко согласился с ее доводами, отпуская ее. С другой стороны, наверно, так было лучше для всех. Если они появятся где-нибудь вместе, Чиряеву наверняка доложат даже в тюрьму.
– До свидания, – печально сказала она, уже пытаясь выйти из салона автомобиля.
Он нежно погладил ее пальцы, потом с улыбкой поцеловал руку. Сердце забилось сильнее. Уже опасаясь себя, она буквально выдернула руку и, хлопнув дверцей чуть сильнее, чем требовалось, крикнула на ходу:
– До свидания.
Машина не отъехала, когда она подошла к салону. Табличка на дверях «закрыто» ее удивила. Она подергала дверь. Появилась знакомая массажистка.
– Не работаем, – крикнула она Маре, – ревизия началась.
– Я записана, – сказала Мара.
– Понимаю, но у нас закрыто.
Мара оглянулась. «Мерседес» все еще стоял на месте. Может, это судьба? Она пошла к машине. Он смотрел, как она приближалась. Открыла дверцу, наклонилась к нему:
– Салон не работает, в моем распоряжении три часа. В какой ресторан поедем?
– Садись, – улыбнулся Фанилин, – это мы с тобой по дороге решим. Водителю скажу, чтобы пригнал машину прямо к ресторану. Договорились?
Ей нравился этот мужчина, и его запах, и его чарующая улыбка, и его роскошная машина. Мысль о Чиряеве заставила ее поморщиться. Ну что особенного, если она пообедает со своим знакомым?
– Согласна, – ответила она, – делай как знаешь.
Москва. 10 мая
Москва. 10 мая
Москва. 10 мая
– Как дела, Мара?
– Ой, как хорошо, что я тебя встретила! – Она чмокнула его в щеку. Он по-прежнему был элегантен, чисто выбрит, благоухал дорогим парфюмом.
– Здравствуй! – Он тоже поцеловал ее и оглядел с ног до головы. – Выглядишь потрясающе.
Сердце радостно забилось. Если мужчина встречает женщину, общение с которой раньше доставляло ему удовольствие, то он может подумать о повторной встрече только в том случае, если нет нового объекта, доставляющего еще большее удовольствие. Или совмещая встречу со старой и новой подругой. Если женщина встречает своего старого знакомого, то она предпочитает не сравнивать лучшего с худшим, а встречаться только с лучшим.
– У тебя спустило колесо, – сказал он. – Интересно, ты так и выехала из гаража?
– Машина была на стоянке, – призналась она. За эти годы он нисколько не изменился. Появились некая уверенность в себе и непривычный лоск. Судя по «Мерседесу», дела у Фанилина шли достаточно хорошо.
– Ты куда ехала? – спросил он, все еще разглядывая машину.
– В дамский салон. – Она взглянула на часы. – Уже опаздываю.
– Могу подвезти, – предложил Фанилин.
– А моя машина?
– Подъедет к салону. Ты адрес скажи. Мой водитель колесо сменит. Он в машине рядом со мной сидит. Просто мне иногда самому хочется порулить. «Мерседес» – прекрасная игрушка для взрослых.
– Да, конечно. – Она радовалась, что у него все хорошо. Радовалась неожиданной встрече. Жаль только, волосы у нее не уложены. Она ведь в салон ехала, делать прическу. Впрочем, Фанилин больше смотрел на машину, чем на нее. И это задело Мару. Он как будто и не радовался встрече.
– Саня, иди сюда! – позвал Фанилин сидевшего в салоне «мерса» молодого парня. – Поменяй колесо и подай машину к салону. – Парень кивнул. Мара сказала адрес и, пройдя к «Мерседесу», устроилась на переднем сиденье, поближе к Фанилину.
Фанилин, сказав еще несколько слов водителю, тоже залез в «Мерседес», сел за руль, и машина тронулась с места. Мара то и дело поглядывала на Егора. Он возмужал, лицо стало округлым. Но он все равно ей нравился. Фанилин чувствовал на себе ее взгляд, хотя смотрел на дорогу. Пока все шло так, как было задумано.
– Нашел приличную работу?
Егор кивнул:
– Я возглавляю одну известную фирму.
– Дела идут неплохо? – улыбнулась Мара. – Машина у тебя классная.
– Ничего особенного, сто пятьдесят штук заплатил, – соврал он, не моргнув, все еще не поворачивая головы.
– Я вижу, – счастливым голосом произнесла Мара, – ты совсем не изменился. Какой у тебя парфюм?
– Это новый запах. От «Тьерри Мюглера». Нравится?
– Мне всегда нравились твои парфюмы. Разве не помнишь?
– Конечно, помню, – он притормозил перед светофором и наконец посмотрел на нее. – Ты тоже отлично выглядишь, я тебе это сразу сказал, как только увидел.
– Постарела, – притворно вздохнула Мара.
– Ничего не постарела, – улыбнулся Фанилин, – совсем не изменилась. Ни капельки. Помнишь, как мы кувыркались в Риге? Нам потом сказали, что внизу свалилась люстра.
– Помню, – засмеялась она. – Было так весело!
– Ты когда освободишься? – спросил он. В это время на светофоре загорелся зеленый свет.
– Часа через три, – чуть дрогнувшим голосом ответила она, – а почему ты спрашиваешь?
– Может, сходим куда-нибудь, поужинаем.
– У меня вечером важное свидание, – как-то неуверенно сказала она.
Это не ускользнуло от Фанилина, опытного сердцееда.
– Жаль, – вздохнул он, – такая неожиданная встреча. Может, не пойдешь в свой салон?
– Не могу. Уже опаздываю, – почти жалобно произнесла она, надеясь, что он будет настаивать.
– Жаль, – повторил он, подъезжая к салону, – всего тебе хорошего, Мара.
Она была немного удивлена и даже расстроена, что он так легко согласился с ее доводами, отпуская ее. С другой стороны, наверно, так было лучше для всех. Если они появятся где-нибудь вместе, Чиряеву наверняка доложат даже в тюрьму.
– До свидания, – печально сказала она, уже пытаясь выйти из салона автомобиля.
Он нежно погладил ее пальцы, потом с улыбкой поцеловал руку. Сердце забилось сильнее. Уже опасаясь себя, она буквально выдернула руку и, хлопнув дверцей чуть сильнее, чем требовалось, крикнула на ходу:
– До свидания.
Машина не отъехала, когда она подошла к салону. Табличка на дверях «закрыто» ее удивила. Она подергала дверь. Появилась знакомая массажистка.
– Не работаем, – крикнула она Маре, – ревизия началась.
– Я записана, – сказала Мара.
– Понимаю, но у нас закрыто.
Мара оглянулась. «Мерседес» все еще стоял на месте. Может, это судьба? Она пошла к машине. Он смотрел, как она приближалась. Открыла дверцу, наклонилась к нему:
– Салон не работает, в моем распоряжении три часа. В какой ресторан поедем?
– Садись, – улыбнулся Фанилин, – это мы с тобой по дороге решим. Водителю скажу, чтобы пригнал машину прямо к ресторану. Договорились?
Ей нравился этот мужчина, и его запах, и его чарующая улыбка, и его роскошная машина. Мысль о Чиряеве заставила ее поморщиться. Ну что особенного, если она пообедает со своим знакомым?
– Согласна, – ответила она, – делай как знаешь.
Москва. 10 мая
Дронго отправился в Онкологический центр, где на следующий день должны были прооперировать Эдгара Вейдеманиса, отставного подполковника Первого главного управления КГБ СССР, отправленного на поиски Труфилова. Вейдеманис, по существу, оказался заложником тех, кто не желал возвращения Труфилова в Москву. За подполковником следовала целая группа профессиональных убийц, охотившихся за Труфиловым. Но благодаря Дронго одних убийц арестовали, другие погибли, Труфилова доставили в Москву, а Вейдеманис попал в больницу.
Ни для кого не было секретом, что Вейдеманис тяжело болен. Именно поэтому он и согласился сыграть роль идеальной мишени, когда отправлялся на поиски Труфилова, зная заранее, что его уберут, как только поиски увенчаются успехом. По заключению врачей, левое легкое фактически уже отказало, и только срочная операция могла дать призрачные шансы на жизнь. Операция была назначена на одиннадцатое мая. Десятого в пять часов вечера Дронго поехал на Каширское шоссе в дом страданий и боли, именуемый Онкологическим центром.
Само общение с больными и врачами повергало каждого, попавшего сюда, в шок. Вся атмосфера этого заведения была пропитана отчаянием и страхом. Согласно статистике, не все умирали от рака, некоторые выживали, и число умерших от сердечно-сосудистых заболеваний значительно превышало число погибающих от злокачественных опухолей. Но сама эта болезнь таила в себе нечто зловещее, непонятное, загадочное, пугала своей непредсказуемостью и обреченностью.
Вейдеманис лежал в отдельной палате. По настоянию Романенко у палаты постоянно дежурил сотрудник милиции. Больного уже готовили к операции, и после пяти часов вечера все посещения были отменены. Когда Дронго приехал, дежуривший сотрудник милиции сообщил, что у Вейдеманиса посетители. Пожилая женщина с девушкой. Это были мать и дочь больного. Они приехали сегодня из Витебска, где скрывались целый месяц. Приехали, чтобы увидеть родного человека, возможно, в последний раз.
Вейдеманис улыбнулся. Глаза матери были полны боли, и Дронго, не в силах смотреть на нее, отвернулся. Мать, стоящая у постели умирающего сына. Что может быть страшнее? У девушки взгляд был строгий, настороженный и немного испуганный. Совсем еще юная, она многое пережила. Девушку похитили месяц назад, пытаясь шантажировать ее отца, и только Дронго удалось найти выход из этой запутанной ситуации.
Несмотря на свои шестнадцать лет, она была уже вполне сформировавшейся девушкой. Высокая, с овальным лицом и прозрачной кожей, красивыми большими глазами и тем скорбным взрослым взглядом, какой бывает у ребенка, выросшего без матери. Илзе, так звали девушку, дружески кивнула Дронго. Она знала, что он спас и ее, и отца. Вейдеманис не хотел тратить последние деньги на лечение, но Дронго настоял на операции и оплатил ее.
– Спасибо, что пришел, – сказал Эдгар, с трудом протянув Дронго руку, которую тот осторожно пожал.
Дронго пододвинул к кровати стул и сел, улыбаясь, всем своим видом демонстрируя оптимизм, чтобы хоть немного приободрить мать и дочь.
– Завтра операция, – выдохнул Эдгар.
– Не надо об этом, – попросил Дронго, – лежи спокойно. Иначе твоя мама выгонит меня и будет права.
– Вас не выгоню, – сказала женщина. Она говорила по-русски с едва уловимым акцентом в отличие от Илзе, которая училась в русской школе.
– Надеюсь, – улыбнулся Дронго, – мы еще погуляем на свадьбе Илзе.
– Непременно, – тихо сказал Вейдеманис, – они знают, что ты для нас сделал.
– Ничего особенного, – возразил Дронго, – только приехал вместе с тобой в Москву и уговорил согласиться на операцию. Вот и все. Остальное сделал ты сам.
– Они знают, что ты сделал, – с трудом повторил он, – знают, что ты спас Илзе, что помог мне... – он закашлялся. Дронго покачал головой. «Он совсем слаб, а я его утомляю», – подумал Дронго. Пора уходить.
– Мама, вы можете оставить нас одних? На минутку, – неожиданно попросил Эдгар.
– Разумеется. – Бросив взгляд на сына, мать взяла за руку внучку, и они вышли из палаты. Вейдеманис взглянул на Дронго.
– Спасибо тебе, – произнес он, закрыв глаза, – ты подарил нашей семье надежду.
– Друг мой, – с заметным волнением ответил Дронго, – мы с тобой больше чем братья. У нас столько общего. Мы потеряли страну, в которую верили, которую полюбили. Потеряли друзей, которые нас предали. Потеряли любимых женщин. Мы с тобой одинаковые, Эдгар. Может, тебе повезло больше. Ты заболел, и твоя боль выплеснулась наружу. А моя сидит где-то глубоко внутри. Для своих стран мы почти предатели, для России всего лишь представители этих стран, непонятно зачем очутившиеся в Москве. Мы повсюду чужие, Эдгар, и нашей Атлантиды давно не существует. Мы последние из атлантов и должны помогать друг другу.
– Ты не умеешь утешать, – усмехнулся Вейдеманис, открыв глаза.
– Не умею, – кивнул Дронго, – знаю, ты неверующий. Но если Бог все-таки существует, надеюсь, завтра он спасет тебя. В награду за все твои мучения. За все страдания, Эдгар. Уверен, существует некая мировая гармония. И когда зло достигает предела, приходит добро. Иначе мир перевернулся бы.
– Спасибо тебе за Илзе, и вот о чем хочу тебя попросить... Если со мной что-нибудь случится, не оставляй их. Они совсем одни. В Риге живет моя сестра. Если они захотят туда перебраться, помоги им. У нас сейчас две квартиры в Москве, одну я недавно купил на последние деньги, там пока даже мебели нет. За две квартиры можно получить солидную сумму... Помоги им.
– Обещаю. – У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
– Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое... Может быть, поэтому...
– Тебе нельзя много разговаривать, – сказал Дронго.
– Можно, мне сейчас все можно, – махнул рукой Вейдеманис, – если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
– Я позабочусь о твоих близких, – пообещал Дронго, – можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
– И еще, – выдохнул Вейдеманис, – насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
– Уже не может, – сказал Дронго, – когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
– Тогда все в порядке, – Вейдеманис снова закрыл глаза. – Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.
– Мы все сделаем, – мрачно пообещал Дронго, не решившийся сказать правду.
– Илзе хорошая девочка, – пробормотал Вейдеманис, – ей будет трудно вернуться в Ригу. Помоги им. Я знаю, что прошу слишком много, но доверить ее могу только тебе. Только тебе.
Дронго поднялся, посмотрел Вейдеманису в глаза. Взял его за руку. Рука была невесомой.
– Все будет нормально, – твердо сказал он, – что бы ни случилось, можешь не беспокоиться.
– Я часто размышлял о жизни, – сказал Эдгар. – Зачем мы приходим в этот мир? Каково наше предназначение? Что заложил в каждого из нас Создатель, если он существует? Ни на один из этих вопросов я не находил ответа.
Дронго хотел прервать затянувшийся разговор, но Вейдеманис жестом остановил его.
– Теперь я знаю – жизнь и есть высший дар Создателя. Только мы не заслужили его и принимаем как должное вместо того, чтобы совершить что-то великое, достойное. Даже не думаем об этом. А думать нужно.
Он помолчал и продолжил:
– У меня никогда не было брата, отца я потерял, когда был совсем молодым. Мне иногда кажется, что ты мой младший брат. Или же старший, хотя ты моложе меня на десять лет.
Он перевел дух.
– Будь осторожен, Дронго. За Труфиловым охотились не зря... Дело это не совсем обычное. За ним стоят очень серьезные люди. Ты даже не подозреваешь, кто именно.
– Мы не сдадимся, – пообещал Дронго, – можешь не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь, ты скорее погибнешь, чем сдашься. Может быть, именно за это я тебя и люблю. Прощай. И ничего не говори моим.
– До свидания, – Дронго поцеловал Вейдеманиса и, не оглядываясь, вышел из палаты. У женщин, дожидавшихся в коридоре, были тревожные, напряженные лица. В глазах – отчаяние.
– Спасибо вам за все, – сказала мать Вейдеманиса, – сын говорил, что это вы спасли его. И нашу Илзе тоже. Я буду за вас молиться. За вас и за Эдгара, – голос у нее дрогнул.
Она протянула Дронго маленький крестик с цепочкой.
– Я знаю, вы не христианин, – ей трудно было говорить, – но Бог у всех один. Возможно, вы неверующий, как мой Эдгар. Но он просил меня передать вам этот крестик. Это реликвия нашей семьи, ему сто с лишним лет. Примите его.
Дронго посмотрел на ее дрожащую руку, перевел взгляд на печальное лицо девушки, взял крест и опустил в карман.
– Благослови вас Господь, – тихо произнесла старая женщина.
– Где вы будете ночевать? – спросил Дронго.
– У себя дома, – ответила мать Эдгара.
– Нет, – решительно заявил Дронго, – домой вам нельзя. Поедемте ко мне. У моего дома постоянно дежурят сотрудники ФСБ. Вы будете в безопасности. В семь часов, когда ему поставят капельницу, пришлю за вами машину.
– Спасибо, – взволнованно сказала старая женщина.
– Это вам спасибо. За вашего сына, – тихо и тоже взволнованно произнес в ответ Дронго. – Редко встретишь такого мужественного человека.
Ни для кого не было секретом, что Вейдеманис тяжело болен. Именно поэтому он и согласился сыграть роль идеальной мишени, когда отправлялся на поиски Труфилова, зная заранее, что его уберут, как только поиски увенчаются успехом. По заключению врачей, левое легкое фактически уже отказало, и только срочная операция могла дать призрачные шансы на жизнь. Операция была назначена на одиннадцатое мая. Десятого в пять часов вечера Дронго поехал на Каширское шоссе в дом страданий и боли, именуемый Онкологическим центром.
Само общение с больными и врачами повергало каждого, попавшего сюда, в шок. Вся атмосфера этого заведения была пропитана отчаянием и страхом. Согласно статистике, не все умирали от рака, некоторые выживали, и число умерших от сердечно-сосудистых заболеваний значительно превышало число погибающих от злокачественных опухолей. Но сама эта болезнь таила в себе нечто зловещее, непонятное, загадочное, пугала своей непредсказуемостью и обреченностью.
Вейдеманис лежал в отдельной палате. По настоянию Романенко у палаты постоянно дежурил сотрудник милиции. Больного уже готовили к операции, и после пяти часов вечера все посещения были отменены. Когда Дронго приехал, дежуривший сотрудник милиции сообщил, что у Вейдеманиса посетители. Пожилая женщина с девушкой. Это были мать и дочь больного. Они приехали сегодня из Витебска, где скрывались целый месяц. Приехали, чтобы увидеть родного человека, возможно, в последний раз.
Вейдеманис улыбнулся. Глаза матери были полны боли, и Дронго, не в силах смотреть на нее, отвернулся. Мать, стоящая у постели умирающего сына. Что может быть страшнее? У девушки взгляд был строгий, настороженный и немного испуганный. Совсем еще юная, она многое пережила. Девушку похитили месяц назад, пытаясь шантажировать ее отца, и только Дронго удалось найти выход из этой запутанной ситуации.
Несмотря на свои шестнадцать лет, она была уже вполне сформировавшейся девушкой. Высокая, с овальным лицом и прозрачной кожей, красивыми большими глазами и тем скорбным взрослым взглядом, какой бывает у ребенка, выросшего без матери. Илзе, так звали девушку, дружески кивнула Дронго. Она знала, что он спас и ее, и отца. Вейдеманис не хотел тратить последние деньги на лечение, но Дронго настоял на операции и оплатил ее.
– Спасибо, что пришел, – сказал Эдгар, с трудом протянув Дронго руку, которую тот осторожно пожал.
Дронго пододвинул к кровати стул и сел, улыбаясь, всем своим видом демонстрируя оптимизм, чтобы хоть немного приободрить мать и дочь.
– Завтра операция, – выдохнул Эдгар.
– Не надо об этом, – попросил Дронго, – лежи спокойно. Иначе твоя мама выгонит меня и будет права.
– Вас не выгоню, – сказала женщина. Она говорила по-русски с едва уловимым акцентом в отличие от Илзе, которая училась в русской школе.
– Надеюсь, – улыбнулся Дронго, – мы еще погуляем на свадьбе Илзе.
– Непременно, – тихо сказал Вейдеманис, – они знают, что ты для нас сделал.
– Ничего особенного, – возразил Дронго, – только приехал вместе с тобой в Москву и уговорил согласиться на операцию. Вот и все. Остальное сделал ты сам.
– Они знают, что ты сделал, – с трудом повторил он, – знают, что ты спас Илзе, что помог мне... – он закашлялся. Дронго покачал головой. «Он совсем слаб, а я его утомляю», – подумал Дронго. Пора уходить.
– Мама, вы можете оставить нас одних? На минутку, – неожиданно попросил Эдгар.
– Разумеется. – Бросив взгляд на сына, мать взяла за руку внучку, и они вышли из палаты. Вейдеманис взглянул на Дронго.
– Спасибо тебе, – произнес он, закрыв глаза, – ты подарил нашей семье надежду.
– Друг мой, – с заметным волнением ответил Дронго, – мы с тобой больше чем братья. У нас столько общего. Мы потеряли страну, в которую верили, которую полюбили. Потеряли друзей, которые нас предали. Потеряли любимых женщин. Мы с тобой одинаковые, Эдгар. Может, тебе повезло больше. Ты заболел, и твоя боль выплеснулась наружу. А моя сидит где-то глубоко внутри. Для своих стран мы почти предатели, для России всего лишь представители этих стран, непонятно зачем очутившиеся в Москве. Мы повсюду чужие, Эдгар, и нашей Атлантиды давно не существует. Мы последние из атлантов и должны помогать друг другу.
– Ты не умеешь утешать, – усмехнулся Вейдеманис, открыв глаза.
– Не умею, – кивнул Дронго, – знаю, ты неверующий. Но если Бог все-таки существует, надеюсь, завтра он спасет тебя. В награду за все твои мучения. За все страдания, Эдгар. Уверен, существует некая мировая гармония. И когда зло достигает предела, приходит добро. Иначе мир перевернулся бы.
– Спасибо тебе за Илзе, и вот о чем хочу тебя попросить... Если со мной что-нибудь случится, не оставляй их. Они совсем одни. В Риге живет моя сестра. Если они захотят туда перебраться, помоги им. У нас сейчас две квартиры в Москве, одну я недавно купил на последние деньги, там пока даже мебели нет. За две квартиры можно получить солидную сумму... Помоги им.
– Обещаю. – У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
– Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое... Может быть, поэтому...
– Тебе нельзя много разговаривать, – сказал Дронго.
– Можно, мне сейчас все можно, – махнул рукой Вейдеманис, – если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
– Я позабочусь о твоих близких, – пообещал Дронго, – можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
– И еще, – выдохнул Вейдеманис, – насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
– Уже не может, – сказал Дронго, – когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
– Тогда все в порядке, – Вейдеманис снова закрыл глаза. – Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.
– Мы все сделаем, – мрачно пообещал Дронго, не решившийся сказать правду.
– Илзе хорошая девочка, – пробормотал Вейдеманис, – ей будет трудно вернуться в Ригу. Помоги им. Я знаю, что прошу слишком много, но доверить ее могу только тебе. Только тебе.
Дронго поднялся, посмотрел Вейдеманису в глаза. Взял его за руку. Рука была невесомой.
– Все будет нормально, – твердо сказал он, – что бы ни случилось, можешь не беспокоиться.
– Я часто размышлял о жизни, – сказал Эдгар. – Зачем мы приходим в этот мир? Каково наше предназначение? Что заложил в каждого из нас Создатель, если он существует? Ни на один из этих вопросов я не находил ответа.
Дронго хотел прервать затянувшийся разговор, но Вейдеманис жестом остановил его.
– Теперь я знаю – жизнь и есть высший дар Создателя. Только мы не заслужили его и принимаем как должное вместо того, чтобы совершить что-то великое, достойное. Даже не думаем об этом. А думать нужно.
Он помолчал и продолжил:
– У меня никогда не было брата, отца я потерял, когда был совсем молодым. Мне иногда кажется, что ты мой младший брат. Или же старший, хотя ты моложе меня на десять лет.
Он перевел дух.
– Будь осторожен, Дронго. За Труфиловым охотились не зря... Дело это не совсем обычное. За ним стоят очень серьезные люди. Ты даже не подозреваешь, кто именно.
– Мы не сдадимся, – пообещал Дронго, – можешь не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь, ты скорее погибнешь, чем сдашься. Может быть, именно за это я тебя и люблю. Прощай. И ничего не говори моим.
– До свидания, – Дронго поцеловал Вейдеманиса и, не оглядываясь, вышел из палаты. У женщин, дожидавшихся в коридоре, были тревожные, напряженные лица. В глазах – отчаяние.
– Спасибо вам за все, – сказала мать Вейдеманиса, – сын говорил, что это вы спасли его. И нашу Илзе тоже. Я буду за вас молиться. За вас и за Эдгара, – голос у нее дрогнул.
Она протянула Дронго маленький крестик с цепочкой.
– Я знаю, вы не христианин, – ей трудно было говорить, – но Бог у всех один. Возможно, вы неверующий, как мой Эдгар. Но он просил меня передать вам этот крестик. Это реликвия нашей семьи, ему сто с лишним лет. Примите его.
Дронго посмотрел на ее дрожащую руку, перевел взгляд на печальное лицо девушки, взял крест и опустил в карман.
– Благослови вас Господь, – тихо произнесла старая женщина.
– Где вы будете ночевать? – спросил Дронго.
– У себя дома, – ответила мать Эдгара.
– Нет, – решительно заявил Дронго, – домой вам нельзя. Поедемте ко мне. У моего дома постоянно дежурят сотрудники ФСБ. Вы будете в безопасности. В семь часов, когда ему поставят капельницу, пришлю за вами машину.
– Спасибо, – взволнованно сказала старая женщина.
– Это вам спасибо. За вашего сына, – тихо и тоже взволнованно произнес в ответ Дронго. – Редко встретишь такого мужественного человека.
Москва. 10 мая
Обед затянулся. Сначала они вспоминали разные смешные истории, потом перешли к другим эпизодам своей совместной жизни. Мара даже прослезилась. Егор вел игру тонко, рассчитывая каждое слово, каждый жест. Если бы существовали чемпионаты по альфонсизму и обольщению женщин, Фанилин был бы на них постоянным фаворитом.
Мара чувствовала себя счастливой. Французское вино сняло напряжение, создав иллюзию свободы, а мягкий убаюкивающий голос Фанилина развеял оставшиеся сомнения. Она больше не вспоминала о намеченном на вечер свидании. Предусмотрительный Фанилин снял отдельный кабинет, и никто их не тревожил, лишь иногда появлялись официанты, предлагая свои услуги.
Они выпили две бутылки вина, съели закуски и горячие блюда. Фанилин не переставая рассказывал ей о своих «успехах». Он не мог не заметить, как сильно она изменилась. Потяжелела фигура, вокруг глаз появились морщинки, наметился второй подбородок. Она все еще была красива, но беспощадное время сделало свое дело. И если для сорокалетнего мужчины жизнь только начиналась, для сорокалетней женщины она уже шла под уклон.
За чашкой кофе он как бы между прочим предложил ей посмотреть его новую квартиру. Она замерла, мучительно размышляя. Фанилин напрягся: полученные деньги надо было отрабатывать. Он почти не сомневался в успехе, но все равно нервничал. Через минуту, показавшуюся ему вечностью, она наконец согласилась.
Он расплатился с официантом, оставив на чай гораздо больше положенного. Это произвело на нее впечатление. Так же, как «Мерседес». Если дела у Фанилина пошли в гору, можно попытаться начать все сначала.
Возможно, остаток жизни Чиряев проведет в тюрьме. Так с какой стати ей ждать его? С этими мыслями она села в его роскошный автомобиль. Она посмотрит квартиру и определит, действительно ли он богат, машина еще ничего не значит. Они подъехали к одному из новых элитных домов, появившихся на Мичуринском проспекте в последние годы. Это уже говорило само за себя. Огромная четырехкомнатная квартира была обставлена дорогой мебелью из самых модных каталогов. Ей соответствовала и техника, телевизоры, магнитофоны, стиральная машина с автоматической сушкой, посудомойка, электроплита, компьютеры, принтер, факс. В общем, все, о чем могла мечтать такая женщина, как Мара.
Откуда ей было знать, что квартира принадлежит не Фанилину, а знакомому Павлика, известному в Москве деятелю арт-бизнеса, знаменитому не только своим талантом, но и многочисленными гомосексуальными связями. На самом деле квартира была пятикомнатной, к спальне примыкала еще одна спальня с потайной дверью, сделанной в виде дверцы шкафа. Оттуда и велось наблюдение за всем домом, в том числе и за первой спальней с огромной кроватью, а также производились съемки ночных оргий.
Хозяин любил устраивать сеансы группового секса. Девочки по вызову были совсем юные, очаровательные и безотказные. Они не знали, что их снимают, а если бы узнали, не возмутились бы, только потребовали дополнительную плату за «гласность». Друзьям хозяина нравилось рассматривать себя на пленках и после обильных возлияний комментировать особо пикантные детали.
Камеры и микрофоны были везде: за зеркалами, под люстрами, в глубине шкафов. Любой, попавший в квартиру, мог быть заснят во всех мыслимых и немыслимых позах, начиная от туалета и кончая кухней.
Мару квартира поразила выдержанностью стиля, от причудливо изогнутых светильников до изящных диванов, сочетающих размытые тона Матисса с любимыми цветами Пикассо. Картины авангардистов усиливали впечатление. Мара была удивлена. Она и не предполагала, что у Фанилина такой изысканный вкус.
Они закружились в вальсе под звуки Шопена и неожиданно оказались в спальне. Мара не особенно сопротивлялась, когда Фанилин быстро и ловко раздел ее.
Он нисколько не изменился. Изощренная фантазия, искрометный юмор, нежность и страсть – все осталось при нем. Но Мара почувствовала некоторую его отстраненность, он переигрывал, раньше она такого не замечала.
Быть может, сыграли свою роль неожиданность встречи, долгая разлука, и ему захотелось показать, что он еще сильнее, чем прежде? Он вдруг хватал ее за волосы, швырял из стороны в сторону. Стыдных поз и запретов для них в постели не существовало. Они договорились об этом, еще когда жили вместе. Но в этот вечер он превзошел самого себя, словно работал на публику, сбросил одеяло и заставлял ее принимать самые невероятные позы.
– Странно, – сказала она, – ты сегодня какой-то не такой.
– Это тебе только кажется, – с самым невинным видом произнес Фанилин.
– Раньше ты был мягче, деликатнее. Не понимаю, что с тобой произошло.
Фанилин отвернулся. Видимо, стало стыдно, если вообще ему было знакомо это чувство. Он несколько умерил свой пыл, но по-прежнему сбрасывал одеяло, когда она пыталась натянуть его на себя. Погасить свет он не захотел, несмотря на все ее просьбы. Знала бы Мара, что он отрабатывает полученные деньги. А отработал он их исправно. Сюжеты на любой вкус были сняты и скрытыми камерами, и фотоаппаратами, находившимися за двумя зеркалами, все их вздохи и поцелуи были синхронно записаны и в звуке, и в цвете.
В десятом часу любовный поединок закончился. Счастливая и усталая, она положила голову ему на плечо. Он задержал на ней взгляд, затем посмотрел на часы.
– Мне пора, – вдруг заволновался Егор, – я должен еще заехать к друзьям.
– Разве мы не останемся здесь?
– Нет, как-нибудь в другой раз, извини, Мара, сегодня не могу.
– Понимаю, у тебя важное дело. – Женщинам трудно бывает поверить, что любимый мужчина подлец и лгун. Тем более сразу после свидания. Мужчина обманывает с легкостью. Получив свое, он пытается побыстрее спровадить женщину под любым предлогом или же торопится уйти сам.
– Настолько важное, что ты не можешь остаться? – недоверчиво спросила Мара.
– Не могу, – уже несколько раздраженно ответил он, но, спохватившись, быстро добавил:
– Пойми, в жизни бывают подобные ситуации.
– Конечно, – согласилась она. Ей не хотелось с ним спорить сегодня. Пусть будет все, как он хочет.
Они быстро оделись, и когда вышли не лестничную площадку, он сжал ей руку и прошептал:
– Ты самая красивая, самая обворожительная женщина на свете.
Она улыбнулась. Ей было приятно. Она даже забыла о том, как бесцеремонно он ее выпроводил. Машина Мары уже стояла внизу. Фанилин настоял на том, чтобы за руль сел водитель, а не она. Молчаливый парень перешел из «Мерседеса» в «Ауди», они залезли в салон, и машина плавно тронулась с места.
Было уже поздно, когда они подъехали к дому Мары. Водитель оставил «Ауди» на стоянке, принес ключи. Затем они стали прощаться с Фанилиным. Он запечатлел на ее губах долгий поцелуй, она пожелала ему счастливого вечера, они обменялись телефонами, и Мара скрылась в подъезде.
Слава богу, Мара не видела, что произошло дальше. Фанилин сказал ей, что вместе с водителем вернется домой на такси. Но едва оба свернули за дом, как рядом остановился тот самый «Мерседес», в котором Фанилин привез сюда Мару. Сейчас в нем сидел Павел-Чертежник, а за рулем водитель, только уже другой.
Фанилин наклонился к машине.
– Все нормально? – усмехнулся он. – Кадры получились хорошие?
– Классные, – без тени улыбки кивнул Павел.
– Я старался, – с гордостью заявил Фанилин. Пропустив его слова мимо ушей, Павлик обратился к водителю, который вез Мару с Егором.
– Санек, расплатись с ним.
– Не нужно, – великодушно ответил Фанилин. – Вы мне и так хорошо заплатили.
– Нет, – быстро заметил Павел, – ты еще не все получил.
Что-то не понравилось Егору в тоне Чертежника. Он резко обернулся и увидел направленный на него пистолет с надетым глушителем. Он даже не успел вскрикнуть – убийца выстрелил. Раз, другой, третий. Фанилин сполз на землю рядом с машиной. Он так и не понял, что с бандитами договариваться нельзя.
– Поехали, – небрежно бросил Павлик, поднимая стекло.
Первый водитель подошел к убитому, пнул ногой, сделал контрольный выстрел в лицо. Тело даже не дернулось. Несчастный был мертв. Водитель бросил пистолет на землю и быстро залез на переднее сиденье.
– Деньги, – напомнил Павлик, – обыщите этого кретина. Может, у него остались наши баксы. И бросьте тело в канализацию.
Мара чувствовала себя счастливой. Французское вино сняло напряжение, создав иллюзию свободы, а мягкий убаюкивающий голос Фанилина развеял оставшиеся сомнения. Она больше не вспоминала о намеченном на вечер свидании. Предусмотрительный Фанилин снял отдельный кабинет, и никто их не тревожил, лишь иногда появлялись официанты, предлагая свои услуги.
Они выпили две бутылки вина, съели закуски и горячие блюда. Фанилин не переставая рассказывал ей о своих «успехах». Он не мог не заметить, как сильно она изменилась. Потяжелела фигура, вокруг глаз появились морщинки, наметился второй подбородок. Она все еще была красива, но беспощадное время сделало свое дело. И если для сорокалетнего мужчины жизнь только начиналась, для сорокалетней женщины она уже шла под уклон.
За чашкой кофе он как бы между прочим предложил ей посмотреть его новую квартиру. Она замерла, мучительно размышляя. Фанилин напрягся: полученные деньги надо было отрабатывать. Он почти не сомневался в успехе, но все равно нервничал. Через минуту, показавшуюся ему вечностью, она наконец согласилась.
Он расплатился с официантом, оставив на чай гораздо больше положенного. Это произвело на нее впечатление. Так же, как «Мерседес». Если дела у Фанилина пошли в гору, можно попытаться начать все сначала.
Возможно, остаток жизни Чиряев проведет в тюрьме. Так с какой стати ей ждать его? С этими мыслями она села в его роскошный автомобиль. Она посмотрит квартиру и определит, действительно ли он богат, машина еще ничего не значит. Они подъехали к одному из новых элитных домов, появившихся на Мичуринском проспекте в последние годы. Это уже говорило само за себя. Огромная четырехкомнатная квартира была обставлена дорогой мебелью из самых модных каталогов. Ей соответствовала и техника, телевизоры, магнитофоны, стиральная машина с автоматической сушкой, посудомойка, электроплита, компьютеры, принтер, факс. В общем, все, о чем могла мечтать такая женщина, как Мара.
Откуда ей было знать, что квартира принадлежит не Фанилину, а знакомому Павлика, известному в Москве деятелю арт-бизнеса, знаменитому не только своим талантом, но и многочисленными гомосексуальными связями. На самом деле квартира была пятикомнатной, к спальне примыкала еще одна спальня с потайной дверью, сделанной в виде дверцы шкафа. Оттуда и велось наблюдение за всем домом, в том числе и за первой спальней с огромной кроватью, а также производились съемки ночных оргий.
Хозяин любил устраивать сеансы группового секса. Девочки по вызову были совсем юные, очаровательные и безотказные. Они не знали, что их снимают, а если бы узнали, не возмутились бы, только потребовали дополнительную плату за «гласность». Друзьям хозяина нравилось рассматривать себя на пленках и после обильных возлияний комментировать особо пикантные детали.
Камеры и микрофоны были везде: за зеркалами, под люстрами, в глубине шкафов. Любой, попавший в квартиру, мог быть заснят во всех мыслимых и немыслимых позах, начиная от туалета и кончая кухней.
Мару квартира поразила выдержанностью стиля, от причудливо изогнутых светильников до изящных диванов, сочетающих размытые тона Матисса с любимыми цветами Пикассо. Картины авангардистов усиливали впечатление. Мара была удивлена. Она и не предполагала, что у Фанилина такой изысканный вкус.
Они закружились в вальсе под звуки Шопена и неожиданно оказались в спальне. Мара не особенно сопротивлялась, когда Фанилин быстро и ловко раздел ее.
Он нисколько не изменился. Изощренная фантазия, искрометный юмор, нежность и страсть – все осталось при нем. Но Мара почувствовала некоторую его отстраненность, он переигрывал, раньше она такого не замечала.
Быть может, сыграли свою роль неожиданность встречи, долгая разлука, и ему захотелось показать, что он еще сильнее, чем прежде? Он вдруг хватал ее за волосы, швырял из стороны в сторону. Стыдных поз и запретов для них в постели не существовало. Они договорились об этом, еще когда жили вместе. Но в этот вечер он превзошел самого себя, словно работал на публику, сбросил одеяло и заставлял ее принимать самые невероятные позы.
– Странно, – сказала она, – ты сегодня какой-то не такой.
– Это тебе только кажется, – с самым невинным видом произнес Фанилин.
– Раньше ты был мягче, деликатнее. Не понимаю, что с тобой произошло.
Фанилин отвернулся. Видимо, стало стыдно, если вообще ему было знакомо это чувство. Он несколько умерил свой пыл, но по-прежнему сбрасывал одеяло, когда она пыталась натянуть его на себя. Погасить свет он не захотел, несмотря на все ее просьбы. Знала бы Мара, что он отрабатывает полученные деньги. А отработал он их исправно. Сюжеты на любой вкус были сняты и скрытыми камерами, и фотоаппаратами, находившимися за двумя зеркалами, все их вздохи и поцелуи были синхронно записаны и в звуке, и в цвете.
В десятом часу любовный поединок закончился. Счастливая и усталая, она положила голову ему на плечо. Он задержал на ней взгляд, затем посмотрел на часы.
– Мне пора, – вдруг заволновался Егор, – я должен еще заехать к друзьям.
– Разве мы не останемся здесь?
– Нет, как-нибудь в другой раз, извини, Мара, сегодня не могу.
– Понимаю, у тебя важное дело. – Женщинам трудно бывает поверить, что любимый мужчина подлец и лгун. Тем более сразу после свидания. Мужчина обманывает с легкостью. Получив свое, он пытается побыстрее спровадить женщину под любым предлогом или же торопится уйти сам.
– Настолько важное, что ты не можешь остаться? – недоверчиво спросила Мара.
– Не могу, – уже несколько раздраженно ответил он, но, спохватившись, быстро добавил:
– Пойми, в жизни бывают подобные ситуации.
– Конечно, – согласилась она. Ей не хотелось с ним спорить сегодня. Пусть будет все, как он хочет.
Они быстро оделись, и когда вышли не лестничную площадку, он сжал ей руку и прошептал:
– Ты самая красивая, самая обворожительная женщина на свете.
Она улыбнулась. Ей было приятно. Она даже забыла о том, как бесцеремонно он ее выпроводил. Машина Мары уже стояла внизу. Фанилин настоял на том, чтобы за руль сел водитель, а не она. Молчаливый парень перешел из «Мерседеса» в «Ауди», они залезли в салон, и машина плавно тронулась с места.
Было уже поздно, когда они подъехали к дому Мары. Водитель оставил «Ауди» на стоянке, принес ключи. Затем они стали прощаться с Фанилиным. Он запечатлел на ее губах долгий поцелуй, она пожелала ему счастливого вечера, они обменялись телефонами, и Мара скрылась в подъезде.
Слава богу, Мара не видела, что произошло дальше. Фанилин сказал ей, что вместе с водителем вернется домой на такси. Но едва оба свернули за дом, как рядом остановился тот самый «Мерседес», в котором Фанилин привез сюда Мару. Сейчас в нем сидел Павел-Чертежник, а за рулем водитель, только уже другой.
Фанилин наклонился к машине.
– Все нормально? – усмехнулся он. – Кадры получились хорошие?
– Классные, – без тени улыбки кивнул Павел.
– Я старался, – с гордостью заявил Фанилин. Пропустив его слова мимо ушей, Павлик обратился к водителю, который вез Мару с Егором.
– Санек, расплатись с ним.
– Не нужно, – великодушно ответил Фанилин. – Вы мне и так хорошо заплатили.
– Нет, – быстро заметил Павел, – ты еще не все получил.
Что-то не понравилось Егору в тоне Чертежника. Он резко обернулся и увидел направленный на него пистолет с надетым глушителем. Он даже не успел вскрикнуть – убийца выстрелил. Раз, другой, третий. Фанилин сполз на землю рядом с машиной. Он так и не понял, что с бандитами договариваться нельзя.
– Поехали, – небрежно бросил Павлик, поднимая стекло.
Первый водитель подошел к убитому, пнул ногой, сделал контрольный выстрел в лицо. Тело даже не дернулось. Несчастный был мертв. Водитель бросил пистолет на землю и быстро залез на переднее сиденье.
– Деньги, – напомнил Павлик, – обыщите этого кретина. Может, у него остались наши баксы. И бросьте тело в канализацию.
Москва. 10 мая
В семь часов вечера Дронго послал машину за матерью и дочерью Эдгара Вейдеманиса. Он перенес постельные принадлежности в библиотеку, предоставив спальню в распоряжение гостей. В его большой четырехкомнатной квартире были еще гостиная и кабинет, но близких друзей он принимал в библиотеке. Девушка выглядела печальной и какой-то настороженной. Глаза покраснели от слез. Дронго не очень-то надеялся на сотрудников ФСБ, хотя наблюдение было круглосуточным. Больше доверял собственной металлической двери, решеткам на окнах и стальным жалюзи, изготовленным по специальному заказу в Германии.
Его квартира представляла своего рода мини-крепость со встроенными системами наблюдения и прослушивания, установленными даже в кабине лифта, который обслуживал дом. В кабинете находились подключенные к Интернету компьютеры, а также ноутбуки, факс, лазерный принтер, ксероксы. Все это помогало ему в работе, сложной и опасной. В то же время, в отличие от большинства людей, для которых Интернет стал своего рода развлечением, Дронго относился к нему равнодушно.
Его интересовали только определенные статьи или конкретная информация, которую можно было найти в Интернете. Он был немного старомоден и отдавал предпочтение книгам. В то же время его поражала сама система Интернет», связавшая людей в разных точках земного шара. Интернет оказался тем связующим звеном, которое было необходимо для единения человечества. И такому общению не могли помешать ни границы, ни суровые запреты диктаторов. Человечество превращалось в одну большую семью, порождая не только глобальные проблемы, но и глобальные связи.
Он отвел женщин в спальню, показал, где ванная. Мать Эдгара чувствовала себя неловко, ей не хотелось доставлять хлопоты хозяину, и она без конца извинялась.
– Поймите, – тихо сказал Дронго, – Эдгар отправил вас в Витебск, чтобы уберечь от возможных преследований. В Москве они тоже не исключены, и вы не должны без надобности выходить из квартиры. По крайней мере до тех пор, пока не будет сделана операция, в общем, два дня. Поэтому не надо извиняться. Я поступил так, как поступил бы на моем месте ваш сын.
Он ушел к себе в кабинет, а Илзе отправилась в ванную, не единственную в доме – была еще одна, которой теперь пользовался Дронго. В половине восьмого позвонил Всеволод Борисович.
– Мы беседуем, – доложил он, – но пока никого нет.
– Сообщили всем четверым? – осведомился Дронго.
– Всем четверым, – мрачно подтвердил Романенко, – Савину, Гарибяну, Сиренко и Лукину. Уверен, среди моих людей нет предателей. Возможно, утечка произошла из ФСБ.
– Посмотрим, – Дронго понимал, как важно Романенко убедиться в честности своих сотрудников.
– Ахметов, кажется, удивился, что я приехал так поздно и веду ничего не значащий разговор.
– Тяните время, – сказал Дронго. – Откуда вы говорите?
– Из коридора. Взял мобильный у одного из сотрудников. Вообще-то приносить сюда мобильные запрещено, но мне в порядке исключения разрешили. Со мной пять офицеров МВД. Надеюсь, они не нападут на Ахметова. Единственное, чего можно ждать, это появления адвоката подозреваемого.
– Что же, подождем, – сказал Дронго, – дайте мне номер вашего телефона. Буду звонить.
Романенко дал номер телефона и отключил связь. Дронго сел за компьютер, и на дисплее появилось сообщение о том, что с ним хотят связаться. Он сразу догадался, кто его послал, ответил, и вскоре появилась надпись:
– Добрый вечер. Рад снова с вами сотрудничать. Это Зиновий Михайлович.
– Добрый вечер, – ответил Дронго, – надеюсь, мы сработаемся, как и в тот раз. Мне нужна кое-какая информация. Постарайтесь не звонить по моим телефонам. Возможно, они прослушиваются. Общаться будем только по этому каналу.
– Договорились. Итак, что вас интересует? Вы забыли, что я «жаворонок», и по-прежнему работаете в позднее время.
– Не забыл, – ответил Дронго. – Постараюсь сегодня занять вас только до десяти тридцати. Завтра начнем основную работу. Прежде всего мне нужны данные о погибшем несколько недель назад бывшем полковнике ГРУ Олеге Кочиевском, а также о компании, в которой он работал начальником службы безопасности. Все возможные данные о «Роснефтегазе». Состав акционеров, стоимость акций, участие зарубежных компаний, кто сменил Кочиевского на его посту. Отдельно проверьте, нет ли среди акционеров человека с отчеством Иннокентьевич. Возможно, он был связан с Кочиевским.
Его квартира представляла своего рода мини-крепость со встроенными системами наблюдения и прослушивания, установленными даже в кабине лифта, который обслуживал дом. В кабинете находились подключенные к Интернету компьютеры, а также ноутбуки, факс, лазерный принтер, ксероксы. Все это помогало ему в работе, сложной и опасной. В то же время, в отличие от большинства людей, для которых Интернет стал своего рода развлечением, Дронго относился к нему равнодушно.
Его интересовали только определенные статьи или конкретная информация, которую можно было найти в Интернете. Он был немного старомоден и отдавал предпочтение книгам. В то же время его поражала сама система Интернет», связавшая людей в разных точках земного шара. Интернет оказался тем связующим звеном, которое было необходимо для единения человечества. И такому общению не могли помешать ни границы, ни суровые запреты диктаторов. Человечество превращалось в одну большую семью, порождая не только глобальные проблемы, но и глобальные связи.
Он отвел женщин в спальню, показал, где ванная. Мать Эдгара чувствовала себя неловко, ей не хотелось доставлять хлопоты хозяину, и она без конца извинялась.
– Поймите, – тихо сказал Дронго, – Эдгар отправил вас в Витебск, чтобы уберечь от возможных преследований. В Москве они тоже не исключены, и вы не должны без надобности выходить из квартиры. По крайней мере до тех пор, пока не будет сделана операция, в общем, два дня. Поэтому не надо извиняться. Я поступил так, как поступил бы на моем месте ваш сын.
Он ушел к себе в кабинет, а Илзе отправилась в ванную, не единственную в доме – была еще одна, которой теперь пользовался Дронго. В половине восьмого позвонил Всеволод Борисович.
– Мы беседуем, – доложил он, – но пока никого нет.
– Сообщили всем четверым? – осведомился Дронго.
– Всем четверым, – мрачно подтвердил Романенко, – Савину, Гарибяну, Сиренко и Лукину. Уверен, среди моих людей нет предателей. Возможно, утечка произошла из ФСБ.
– Посмотрим, – Дронго понимал, как важно Романенко убедиться в честности своих сотрудников.
– Ахметов, кажется, удивился, что я приехал так поздно и веду ничего не значащий разговор.
– Тяните время, – сказал Дронго. – Откуда вы говорите?
– Из коридора. Взял мобильный у одного из сотрудников. Вообще-то приносить сюда мобильные запрещено, но мне в порядке исключения разрешили. Со мной пять офицеров МВД. Надеюсь, они не нападут на Ахметова. Единственное, чего можно ждать, это появления адвоката подозреваемого.
– Что же, подождем, – сказал Дронго, – дайте мне номер вашего телефона. Буду звонить.
Романенко дал номер телефона и отключил связь. Дронго сел за компьютер, и на дисплее появилось сообщение о том, что с ним хотят связаться. Он сразу догадался, кто его послал, ответил, и вскоре появилась надпись:
– Добрый вечер. Рад снова с вами сотрудничать. Это Зиновий Михайлович.
– Добрый вечер, – ответил Дронго, – надеюсь, мы сработаемся, как и в тот раз. Мне нужна кое-какая информация. Постарайтесь не звонить по моим телефонам. Возможно, они прослушиваются. Общаться будем только по этому каналу.
– Договорились. Итак, что вас интересует? Вы забыли, что я «жаворонок», и по-прежнему работаете в позднее время.
– Не забыл, – ответил Дронго. – Постараюсь сегодня занять вас только до десяти тридцати. Завтра начнем основную работу. Прежде всего мне нужны данные о погибшем несколько недель назад бывшем полковнике ГРУ Олеге Кочиевском, а также о компании, в которой он работал начальником службы безопасности. Все возможные данные о «Роснефтегазе». Состав акционеров, стоимость акций, участие зарубежных компаний, кто сменил Кочиевского на его посту. Отдельно проверьте, нет ли среди акционеров человека с отчеством Иннокентьевич. Возможно, он был связан с Кочиевским.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента