Абдуллаев Чингиз. Взращение грехов

   Дверь открылась, и вошедший сержант доложил, что привели заключенного. Дронго кивнул ему, разрешая ввести Тевзадзе. Сержант позвал заключенного. В комнату вошел мужчина среднего роста. Он был явно измучен, на лице были еще не зажившие ссадины. Пиджак и брюки на нем болтались, словно были взяты с чужого плеча. Он все время придерживал брюки, которые могли просто упасть. Дронго обратил внимание, что пуговицы на брюках были перешиты, чтобы они просто не упали без ремня. Темная рубашка была расстегнута. Он устало взглянул на Дронго, не высказывая удивления.
   – Вы свободны, – разрешил сержанту Дронго.
   Тот кивнул и вышел за дверь. Тевзадзе стоял у стола, глядя на незнакомца.
   – Садитесь, – предложил Дронго.
   Заключенный молча опустился на стул. Он даже не спросил – почему нет прежнего адвоката, кто сидит перед ним и почему его вызвали. Было видно, что ему все равно. Он достиг такой стадии усталости и опустошенности, что его уже ничто не могло удивить.
   – Извините, что я не курю, – неожиданно сказал Дронго.
   Тевзадзе изумленно взглянул на незнакомца, горько усмехнулся.
   – Вы первый человек, который извиняется передо мной за последние три месяца, – признался он.
   – Значит, попаду в историю, – пошутил Дронго.
   – Кто вы такой? – спросил Тевзадзе. – Новый адвокат? А куда делся мой прежний? Такой хороший парень. Наверно, решил больше не заниматься моим делом. Ну и правильно. Зачем ему эти ненужные заботы. – По-русски он говорил хорошо, но с характерным грузинским акцентом.
   – Нельзя так плохо думать о людях, Вано Ревазович, – укоризненно произнес Дронго, – адвокат Вячеслав Владимирович Славин решил, что ему понадобится помощник, чтобы разобраться во всех нюансах вашего запутанного дела. И привез меня с собой.
   – Тогда вы помощник адвоката? – понял Тевзадзе.
   – Да, – кивнул Дронго.
   Заключенный неожиданно горько усмехнулся.
   – Решили меня обмануть? – спросил он. – Неужели вы думаете, что я поверю? Я ведь работал на текстильных фабриках, отвечал за поставки сукна. Думаете, что я поверю? Это вы помощник адвоката? С вашим костюмом, который стоит гораздо больше тысячи долларов? Не смешите меня. Вы полковник или генерал и решили лично приехать сюда, чтобы поговорить со мной. Только не рассказывайте мне сказки про вашу должность. С таким разворотом плеч и с таким взглядом вы все еще помощник этого молодого человека?
   В этот момент вошел Славин. Он взглянул на обоих.
   – Будем знакомиться с материалами только после того, как их подпишет городской прокурор, – пояснил он, – и, наверно, в прокуратуре. И я вижу, что вы уже познакомились. Это господин Тевзадзе, а это мой помощник. Его обычно называют господин Дронго.
   Славин прошел и уселся на стул рядом со своим «помощником». Тевзадзе покачал головой.
   – Я думал, что вы проще. И чище. А вы устраиваете спектакль. Какой он помощник? Он может быть вашим руководителем. И, конечно, не адвокатом. С таким ростом и плечами. И в таком костюме.
   – Ему не нравится мой костюм. Считает его слишком дорогим, – пояснил Дронго, – но тем не менее вы не правы, Вано Ревазович, я действительно приехал в Новгород в качестве помощника вашего адвоката.
   – Ладно, не будем спорить, – согласился Тевзадзе, – все равно уже ничего нельзя изменить. Вы, наверно, будете выяснять, как произошло убийство, почему я в него выстрелил. Я уже об этом много раз говорил. И подпишу все документы, чтобы поскорее состоялся суд. Что вам еще нужно?
   Славин взглянул на камеру. Затем на своего подзащитного.
   – Они говорят, что выключают камеру, когда вы встречаетесь со своими клиентами, – пояснил Тевзадзе, увидев его взгляд, – но вы можете им не верить. Они все равно следят за нами и даже слышат нас. Хотя, наверно, это запрещено. Но это общая практика. Нигде не доверяют адвокатам, которые встречаются со своими клиентами. Ни в России, ни в Грузии, ни в Америке, ни в Голландии.
   – Но везде соблюдают законы, – возразил Славин.
   – Какая разница? – пожал плечами Тевзадзе. – Все уже и так ясно. Даже если камера не включена. Я согласен подписать все документы, об этом я уже говорил.
   – Но сначала вы уверяли всех, что не убивали Проталина, – напомнил Славин.
   – Боялся, – равнодушно ответил Тевзадзе, – а потом понял, что лгал. Осознал свою вину, так сказать. И признался в убийстве. Что вам еще нужно?
   – Но почему? Почему вы его убили? – спросил Славин.
   – Мы с ним поспорили, – ответил Тевзадзе, – а я человек горячий, вспыльчивый. Пистолет лежал на столе. Я схватил его, мы начали бороться. Первый выстрел попал в стену. Потом я выстрелил в него. Следователь говорил, что это не умышленное убийство, а убийство в состоянии аффекта. Обещал, что отразит это в своем обвинительном заключении.
   – Вам это не поможет, – возразил Славин, – вас могут даже по этой статье приговорить к двадцати или двадцати пяти годам. Вы не выйдете живым из тюрьмы. Ведь у вас будет уже третья судимость. Хотя он дает вам совсем другую статью. Убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Но предположим даже, что суд решит переквалифицировать обвинение по другой статье. Предположим, что вам поверят и дадут другую статью. Все равно это будет судимость за убийство в состоянии аффекта. Полковника милиции. Вам могут дать пожизненное заключение. Как вы этого не понимаете?
   – Меня это уже не касается, – твердо ответил Тевзадзе, – я совершил убийство и буду за это отвечать.
   – Вы выхватили оружие из рук Проталина? – уточнил Дронго. – Неужели вы считаете, что никто не проверит ваши показания? Проталин был мастером спорта по самбо. Занимался дзюдо. А вы каким видом спорта занимались? И вы смогли выхватить у него оружие и даже застрелить его?
   – Случайно, – ответил Тевзадзе, – иногда такое бывает. Везет слабым.
   – Когда вы успели с ним поругаться? – не унимался Дронго. – Ведь соседки говорят, что выстрелы раздались почти сразу, как только вы вошли в дом. И вы успели за это время с ним поругаться, подраться и даже дважды в него выстрелить?
   – Успел, – с каким-то внутренним ожесточением произнес Тевзадзе, – я все успел. Они слышали два выстрела, и я их слышал. А потом приехали сотрудники милиции, которые проверили весь дом. Но никого не нашли. Значит, я убийца, и все правильно.
   Дронго переглянулся со Славиным.
   – Предположим, что вы в него стреляли, – согласился Дронго, – но вам не кажется странным, что такой опытный человек мог убить полковника милиции из-за непонятной ссоры? Должны быть конкретные мотивы, более убедительные причины. Если даже вы поспорили. Из-за чего? Почему?
   – Этого я вам не скажу.
   – Вы были завербованы и работали как осведомитель? – спросил Дронго. – Ведь на вашем комбинате работают несколько бывших осужденных, уже отбывших свой срок. И наверняка в уголовном розыске интересовались их настроениями и взглядами.
   – Вот что вас интересует, – Тевзадзе тяжело вздохнул. – На суде никто даже не вспомнит, что я работал на уголовный розыск. О таких вещах не разрешено говорить. Вы же сами все прекрасно понимаете. Но в камере, куда меня перевели, все каким-то «неведомым» мне образом узнали, что я был осведомителем милиции. «Стукачом», если говорить на блатном жаргоне. Меня отделали так, что сломали два ребра, отбили почки. Я еще две недели мочился кровью. Правда, спасибо уголовникам. Они оказались понимающими ребятами. Избить до полусмерти избили, но не стали насиловать. «Опустить» по-блатному. Иначе я стал бы просто отверженным, и моя жизнь в колонии превратилась бы в ад. Но сказался мой тюремный опыт. Они выяснили, что в колониях я вел себя достаточно нормально.
   – Не ждите от меня поздравлений, – мрачно сказал Дронго, – значит, вы настаиваете, что застрелили полковника?
   – Да, – ответил Тевзадзе, – настаиваю.
   – И сделали это, даже зная, что ваша дочь подала заявление в загс? – спросил Дронго.
   У Тевзадзе дрогнуло лицо. Словно упала маска, которую он упрямо носил. Он отвернулся.
   – Не смейте, – глухо произнес он, – не смейте вспоминать о моей дочери. Она здесь ни при чем.
   – Вы же умный человек, Вано Ревазович, – продолжал давить Дронго, – скажите мне: вы бы сами поверили, что человек, у которого единственная дочь собирается выйти замуж, совершает убийство за несколько недель до ее свадьбы? Особенно учитывая ее положение, ведь она выйдет замуж без отца и матери, фактически круглой сиротой.
   – Хватит, – попросил Тевзадзе, – не нужно ничего говорить.
   – Нужно, – зло заявил Дронго, – я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать ваши дурацкие признания в убийстве. Даже если бы я был идиотом, то и тогда бы не поверил, что такой субтильный человек, как вы, смог одолеть полковника милиции и мастера спорта по самбо. Я уже не говорю про выдумку насчет пистолета, лежавшего на столе. Полковник милиции, прошедший Чечню и служивший столько лет в уголовном розыске, достает свое табельное оружие и кладет его на стол, ожидая своего осведомителя. Нужно совсем ничего не понимать в психологии людей, чтобы поверить в такого кретина-полковника. Не смейте меня перебивать, я еще не все сказал, – повысил он голос, увидев характерное движение заключенного, попытавшегося возразить.
   Даже Славин с изумлением смотрел на сидевшего рядом Дронго, не понимая, что с ним происходит.
   – Вас заставили дать такие показания, заставили признаться в убийстве полковника Проталина, – убежденно продолжал Дронго, – просто потому, что следователь и сотрудники милиции не захотели искать настоящего убийцу. Или не смогли его найти. А вы согласились после того, как вас припугнули, или «утрамбовали», говоря этим дурацким блатным жаргоном, который я терпеть не могу. И поэтому вы сидите передо мной со следами побоев на лице и равнодушно твердите, что вы его убили. Даже не пытаясь понять, каким монстром вы выглядите. Отцом, который до такой степени не думает о своей дочери, что готов испортить ее самый радостный день в жизни, превращая ее дальнейшую жизнь в большой кошмар.
   – Не нужно, – попросил Тевзадзе, схватившись руками за лицо, – не нужно ничего говорить. Я больше так не могу. Не могу. – Он заплакал. Как иногда могут плакать мужчины, которым бывает очень больно.
   Славин укоризненно покачал головой.
   – Как вы так можете? – тихо прошептал он. – Нельзя так разговаривать с заключенным. Он может сегодня повеситься, и вы будете виноваты в его самоубийстве.
   – Нет, – возразил Дронго, – он ничего не сделает. Он будет думать о своей дочери, и это придаст ему сил.
   – Что вы от меня хотите? – убрал руки Тевзадзе. – Что вам еще нужно? Кто вы такой? Зачем вы пришли? Я ведь признался в убийстве. Пришли, чтобы поиздеваться надо мной, добить меня окончательно. Вам мало моего признания, хотите, чтобы я удавился в камере?
   – Не хочу, – ответил Дронго, – это будет как раз проявлением ненужной слабости. И вы должны думать о своей дочери. Представляете, как ей будет тяжело, если она останется и без матери, и без отца?
   – Она и так осталась без матери, – тяжело ответил Тевзадзе, – а сейчас останется и без отца. Господин адвокат прав. Живым отсюда я все равно не выйду. Что вам еще нужно?
   – Хочу узнать правду. И не устраивайте истерик, – жестко заявил Дронго, – я не сентиментальная барышня, чтобы плакать вместе с вами. Либо вы мне верите и помогаете найти настоящего убийцу, либо вы идете в суд и получаете свой пожизненный срок как рецидивист, имеющий третью судимость. И даже если вы получите двадцать лет, то все равно отсюда не выйдете. И вы это прекрасно понимаете. Давайте сразу решать. Либо вы помогаете мне, а я помогаю вам. Либо я уезжаю отсюда прямо сейчас, и мы больше никогда не увидимся. Но только в тот момент, когда вы захотите принять решение, вспомните о вашей дочери. И подумайте, как тяжело ей будет всю оставшуюся жизнь считать отца убийцей. У вас могут быть внуки, и они тоже будут жить с этим клеймом отверженных… И никто не сможет рассказать им, что вы не были виноваты…
   Тевзадзе всхлипнул.
   – Меня все равно посадят… – сказал он уже другим тоном.
   – Нужно попытаться бороться, – упрямо возразил Дронго, – поверить мне и попытаться что-то предпринять.
   Тевзадзе молчал. Долго молчал. Затем наконец спросил:
   – Кто вы такой? Я уже понял, что вы не адвокат. И не следователь. Иначе бы вы так со мной не разговаривали. Кто вы такой?
   Дронго взглянул на камеру, установленную в углу. Тевзадзе уловил его взгляд, понимающе кивнул.
   – Я всего лишь помощник адвоката, который приехал сюда, чтобы помочь вам, – ответил Дронго, – в конце концов, это долг каждого адвоката и его помощников – установить истину. Адвокаты не могут быть беспристрастными участниками любого судебного разбирательства в отличие от всех остальных – судей, прокуроров, следователей, экспертов. Адвокат обязан сделать все, чтобы защитить своего подзащитного и помочь найти истину. Я спрашиваю еще раз: вы готовы помочь самому себе?

Глава 5

   Дронго и Славин напряженно ждали ответа. Было заметно, как волнуется Тевзадзе, как он размышляет. Затем он медленно кивнул.
   – Вы оговорили себя? – строго спросил Дронго.
   – Возможно, – тяжело вздохнул Тевзадзе, – поймите, что я ничего не хочу утверждать.
   – Тогда давайте по порядку. Расскажите, что там на самом деле произошло.
   Тевзадзе взглянул на камеру.
   – Изложите свою возможную версию случившегося, – поправился Дронго.
   – Да, конечно. Дело в том, что я работал с Проталиным уже несколько лет. Меня попросили о сотрудничестве, еще когда я устраивался на работу. Директор комбината знает меня по прежней работе, он работал раньше в Риге, а я занимался поставками туда продукции из Средней Азии. Он сразу согласился меня взять. Но через несколько месяцев меня вызвали в милицию и предложили сотрудничать. Проталин сразу объяснил, что иначе меня просто отсюда удалят и не дадут мне гражданства. Я ведь приехал сюда гражданином Грузии и подал заявление на получение российского гражданства. У меня все было законно: дочь родилась в Москве, и она была российской гражданкой. А я мог получить гражданство России как ее отец. Но Проталин сразу объяснил мне, что они просто меня выдворят и не разрешат мне здесь оставаться. Я долго колебался. Ведь я дважды сидел в колониях и знаю, как относятся к осведомителям. Но у меня просто не было другого выхода. Через пять месяцев я согласился.
   – Вы получали деньги?
   – Нет. Мне не платили. Я неплохо зарабатывал как заместитель директора. У меня остались прежние связи, знакомства. Я только рассказывал Проталину и его сотрудникам о настроениях наших работников, присматривал за ними. Один раз мы предотвратили возможный грабеж банка, когда я узнал, что сразу двое наших бывших осужденных готовят это преступление. Проталин был очень доволен.
   Тевзадзе немного помолчал и продолжил:
   – Все было нормально, до того дня. Мы обычно встречались один раз в две-три недели. Но в тот день у нас была обычная встреча. Меня строго предупреждали, что я не должен появляться там на своей машине. Поэтому я обычно ездил туда на автобусе. И в этот день опоздал минут на десять или пятнадцать. Быстро прошел во двор. Я очень торопился и прошел мимо двух женщин, чуть не сбив одну из них с ног. Извинился. Я знал, что эта женщина с тростью была соседкой по этажу.
   Я вошел в дом и увидел, что у меня развязался шнурок на ботинке. Не люблю, когда болтаются шнурки. Помните, как у космонавта Гагарина, когда он идет после своего триумфального полета докладывать Хрущеву. И у него болтаются шнурки. Честное слово, я всегда думал о состоянии Гагарина, который не успел завязать шнурки. И чувствовал себя дискомфортно вместо него. Хотя, наверно, в такой день он мог об этом не думать. Я вошел в подъезд, на первый этаж нужно было подняться один лестничный пролет. И наклонился, чтобы завязать свои шнурки. Как раз в этот момент раздался какой-то шум. Мне показалось, что это был не выстрел, скорее что-то упало. Я поднял голову и подумал, что напрасно Проталин так шумит. Его могут услышать соседи. В этот момент раздался второй выстрел. Тут я испугался. Ведь о нашей встрече никто не должен был знать. И Проталин ждал именно меня. Поэтому я побежал наверх. У меня был свой ключ от квартиры. Я открыл дверь, вбежал в квартиру и сразу увидел лежавшего на полу полковника. Он был в крови и уже мертвый. На полу лежал пистолет. Не знаю, что со мной случилось. Возможно, я просто испугался или потерял вообще представление о том, что происходит. Я сразу схватил пистолет. Честное слово, я хотел даже защитить полковника от возможных нападений. Но рядом никого не было. Ни в этой комнате, ни во второй. Я наклонился, чтобы помочь Проталину, но он был уже мертв. Тогда я бросил пистолет на пол, перевернул тело. Но помочь полковнику я уже не мог. Как раз в этот момент, когда я стоял над телом погибшего, в квартиру ворвались сотрудники милиции. Я ведь не закрыл дверь, когда входил.
   Они бросились ко мне с криками. Начали меня избивать. Я кричал, что не убивал полковника. Тогда они успокоились. Вызвали сотрудников уголовного розыска. Те тоже дали мне несколько пощечин. Потом начали методично проверять весь дом. Всех, кто в этот момент мог оказаться в доме. Проверили все три этажа, но никого не нашли. Пистолет сразу забрали на экспертизу, а меня взяли с собой. До вечера я просидел в дежурной части. А потом вошли еще трое сотрудников уголовного розыска и снова меня избили. На этот раз достаточно сильно. Они кричали, что на оружии нашли мои отпечатки.
   Я ничего не понимал, кричал, что не убивал полковника. Потом меня перевели в одиночную камеру. Потом долго проверяли. И снова избивали. А затем меня перевели в камеру к местным блатным, где меня избили так, что я попал в больницу. Вот, собственно, и вся история.
   – Вас заставили дать показания?
   – Не совсем заставили, – вздохнул Тевзадзе, – просто популярно объяснили, что именно я должен делать. Если я откажусь подписать признание, то меня будут «прессовать» до тех пор, пока я не соглашусь. Ведь все факты против меня, и никто мне не верит. Моя дочь учится в институте, и ей уже предложили перевестись куда-нибудь в другой город. Ее жениху тоже объяснили, как нужно себя вести. Иначе у него будут неприятности. В общем, я долго не смог держаться. У меня не осталось никаких сил. Я не хотел больше попадать в камеру к уголовникам. Второй раз они бы меня так просто не отпустили.
   – Я же вас столько раз просил рассказать мне обо всем. Почему вы молчали? – не выдержал Славин.
   – Не верил, – признался Тевзадзе, – молодой вы очень. Не верил я, что вы сумеете что-то сделать. Вот ему поверил. Он человек опытный, ваш «помощник», сразу видно, что все понимает. И как с людьми разговаривать. И как себя вести. А вам не верил. Я ведь знал, что вас прислали из Москвы, все местные адвокаты отказались меня защищать. Поэтому и не верил. Думал, что вы просто приехали «отбывать свой номер». И сразу уедете, как только закончится этот судебный процесс. А следователь мне сразу объяснил, что оформит уголовное дело как «убийство в состоянии аффекта», но потом передумал. Решил, что его не поймут. Мне заключенные говорили, что следователь ждет нового назначения. Очень хочет стать прокурором. Вот поэтому он и поменял немного дело. Написал, что это было убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Убийство офицера милиции при исполнении своего долга. Вы же знаете, что бывает за такие убийства. В бывшем Уголовном кодексе в Советском Союзе это была единственная статья, где давали либо расстрел, либо сразу пятнадцать лет. И во всем мире это самая страшная и расстрельная статья. Убийство офицера полиции во время исполнения им своего долга. В Америке сразу отправляют на электрический стул, в других странах гарантированно дают пожизненное. Правда, следователь указал, что мы спорили, и поэтому мне могут дать двадцать или двадцать пять лет. Но мне было уже все равно.
   Он наконец замолчал. Отпустил голову, глядя на свои руки.
   – Я подам еще одну жалобу прокурору, – не выдержал Славин.
   – Нет, – возразил Дронго, – мы ничего не будем подавать. Никаких жалоб. Сначала проверим все факты.
   – Проверяйте, – поднял голову Тевзадзе, – только у вас ничего не получится. Я человек верующий и понимаю, что меня бог решил наказать. Или дьявол, я точно не знаю. Сначала у меня жена умерла, а теперь такое дело. Наверно, грехи за мной числятся особые, хотя я всегда был нормальным «цеховиком». Никого, кроме Советской власти, не обманывал, не предавал. Все, кто со мной тогда работал, знали, что на Вано Тевзадзе можно положиться. Мое слово было как долговая расписка.
   И вот попал в такую беду. Только у вас ничего не получится. Там действительно никого не было. Я услышал два выстрела и сразу поднялся в квартиру. И дверь была рядом. Если бы кто-то вышел, я бы его увидел. Никто из квартиры не выходил. Я, когда забежал, обе комнаты проверил, туалет, ванную, кухню. И соседка эта с палкой своей стояла у окна, оттуда тоже никто не мог уйти. А другое окно вообще было заколочено. Не было там никого. Но я слышал два выстрела. И часто об этом думаю. Наверно, сам сатана решил меня испытать таким образом. Не мог убийца никуда уйти. Я даже предложил следователю проверить: может, там есть какой-нибудь подвал? Или проход под домом. Он только посмеялся надо мной. Нет там никакого подвала и никакого прохода. Он послал туда людей, и они все еще раз проверили. Нет и никогда не было.
   – Но так не бывает, – мягко возразил Дронго, – вы должны понимать, что так просто не бывает. Никакой мистики. Ни бог, ни дьявол никогда не посылали убийц на землю, чтобы те расправлялись с полковниками милиции, а затем неожиданно исчезали, подставляя бедного грузина. Так просто не бывает, Вано Ревазович. Может, есть еще какой-то фактор, о котором вы забыли? Возможно, когда вы вбежали в квартиру и проверяли комнаты, убийца сумел незаметно выбежать из квартиры. Вы же сами говорите, что не закрыли дверь.
   – Конечно, не закрыл. Я ведь хотел только посмотреть, что там происходит. Но в квартире никого, кроме Проталина, не было. А он был убит.
   – Подождите, – прервал его Дронго, – у меня много было подобных случаев. Предположим, что полковника убили за несколько минут до вашего появления.
   – Но я слышал выстрелы, – возразил Тевзадзе, – один потише, другой сильнее. Потом следователь сказал, что, когда пуля попадает в тело с близкого расстояния, выстрел может быть не такой сильный. Но я слышал выстрелы. И никто не выходил из квартиры. А когда я вбежал, пистолет лежал на полу рядом с погибшим Проталиным.
   – Предположим, что вы слышали два выстрела, – согласился Дронго. – А если убийца сделал это, чтобы вас подставить? А сам ушел за несколько минут до вашего появления.
   – Как он мог это сделать? – не понял Тевзадзе.
   – Предположим, он записал на магнитофон звук двух выстрелов. Убил полковника и ушел, оставив магнитофон включенным. Вы услышали выстрелы, ворвались в квартиру и ничего не нашли. Такой вариант возможен?
   – Нет, – ответил Тевзадзе, – там не было никакого магнитофона.
   – Его спрятали, и вы не смогли его найти.
   – Сотрудники милиции все проверили. Но там был еще и пистолет. Он дымился, когда я вбежал. Понимаете, убийца был там за несколько секунд до моего появления. Пистолет был еще теплый. Проталина убили буквально за несколько секунд до моего появления. Может, даже за секунду, пока я открывал дверь.
   – Может, там есть камин?
   – Нету там никого камина. И спрятаться нигде невозможно. Даже таких шкафов больших нет. В этой квартире никто не жил, только встречи там проходили. Там даже кровать такая старая была, металлическая. Сотрудники милиции иногда туда своих девочек водили, хотя это было запрещено.
   – Может, там была женщина, и вы ее не увидели?
   – Нет, – упрямо ответил Тевзадзе, – там никого не было.
   – Вы делаете мою задачу просто невыполнимой. Я по-прежнему не верю в неизвестного убийцу, который мог исчезнуть или скрыться. У вас есть какое-нибудь логическое объяснение случившегося?
   – Нет, – признался Тевзадзе, – я много над этим думал. Но ничего придумать не мог. Иногда я даже думаю, что, наверно, сам выстрелил в полковника Проталина, но просто забыл об этом, в таком неуравновешенном состоянии я был.
   – Только не рассказывайте об этом еще раз следователю, – посоветовал Дронго, – иначе мы вообще не сможем вам помочь.
   – Вы уже поняли, что помочь мне нельзя, – вздохнул Тевзадзе.
   – Давайте еще раз, – предложил Дронго, – если внимательно проанализировать ваш рассказ, то выходит, что вы стояли на лестнице в тот момент, когда раздались выстрелы. То есть уже вошли в дом. И если бы убийца попытался после выстрелов выбежать из дома, вы бы его наверняка увидели. Верно?
   – Да. Все так и было. Я наклонился, чтобы завязать шнурки. И никто из квартиры не выходил. Я в этом уверен.
   – А если выстрелы раздавались из другой квартиры? Такой вариант возможен?
   – Может быть, – немного подумав, ответил Тевзадзе, – но там ничего не нашли. И оттуда спустилась как раз та соседка, у которой была трость. А пистолет Проталина лежал на полу и еще дымился. Но самое главное, что две экспертизы доказали, что полковника убили именно из его пистолета. Я даже думал, что он сам себя убил, но был второй выстрел. И пуля попала в стену. Это тоже установили эксперты-баллисты.
   – Они могли написать все, что угодно, – предположил Дронго, – лишь бы найти повод, чтобы обвинить вас и подогнать под убийство именно вас.