Страница:
Митяй усмехнулся и одёрнул ворчуна:
– Но-но, без критики, братишка. Зато с таким хабаром ты теперь будешь жить у меня как у Христа за пазухой. Понял? – После чего всё же добавил: – И всё-таки это мне непонятно. Или как раз этим всё и объясняется? Вдруг меня какие-то умники из высших сфер взяли и подловили на такой моей запасливости? Мол, если ты у нас такой предусмотрительный, парень, то вот тебе наше задание: чеши в каменный век и покажи там дикарям, что такое прогресс и современная цивилизация. Нет, вряд ли, я же Крейзи Шутер и не мне поручать такие миссии.
Думая о том, кто и зачем мог отправить его то ли в прошлое, то ли в параллельную Вселенную, – в этом он уже сомневался, – Митяй отошёл подальше от бочек с горючим, выкурил сигарету и продолжил разгрузку «Шишиги». Крафт всё это время нарезал вокруг их стойбища сторожевые круги, но далеко не убегал. Попыхтеть Митяю пришлось основательно, но зато свою вторую ночь в каменном веке он провёл в райских условиях, практически вернув будке её обычный жилой вид дачи на колёсах. В принципе если обложить будку на зиму еловыми лапами, то перезимовать можно и в ней, но ему такое решение претило своей тупизной и просто невероятной, чудовищной ленью потомственного лодыря первой гильдии, а он себя к числу таких типов не относил. Зато у него начал складываться генеральный план строительства.
На следующее утро после очередной короткой рыбалки и завтрака Митяй достал из палатки, превращенной в хранилище строительного хабара (продукты и одежду, на которые могли посягнуть хищники, он оставил в будке), две отличные лопаты, штыковую и шуфельную, кирку, лом, а также большую бензопилу и сучкорез. Места на вершине холма для строительства дома было хоть целый микрорайон пятиэтажек возводи, но он как решил для начала выкопать себе самую простую полуземлянку, но чтоб побольше, побольше, для жилья и под капитальный склад, так и не стал менять планов. Однако Митяй всё же пришел к выводу, что ему первым делом нужно поставить неподалёку от места строительства элементарный сарай, устроить в нём мастерскую и завести себе календарь. Только после этого следовало строить большую блиндированную землянку, причём поодаль от плоской вершины холма, с краю, на северном склоне, чтобы потом использовать её в качестве продовольственного склада или ещё для каких-нибудь нужд.
Заправив мощную, профессиональную, промысловую, как он любил говорить, бензопилу – таких у него было две, длиной в девяносто сантиметров, – плюс сучкорез, Митяй сел за руль и подъехал поближе к лесу с таким расчётом, чтобы можно было вытаскивать брёвна лебёдкой. Не таскать же их на себе вручную. Хорошо, когда имеется техника, а к ней изрядное количество горючего. После этого он стащил вниз стальной трос и только потом вернулся за бензопилой. Местное зверьё им пока что не интересовалось, но он на всякий случай велел Крафту находиться рядом и не расставался с «ремингтоном».
Ружьё Митяй снял с плеча только тогда, когда завёл бензопилу, хотя и понимал, что «Техасская резня бензопилой» в эпоху солютре да ещё против махайродов точно не прокатит, но надеялся, что тем не понравится, во-первых, дикий визг и рычание бензопилы, а во-вторых, вонь выхлопных газов. Сосны он начал валить с самого края, не очень-то выбирая, а точнее, стал пилить ту, которая росла к машине ближе всех. Сосенка вымахала нехилая, метров под тридцать высотой, а у комля имела в толщину больше полуметра, но самое главное, таких сосен здесь росло под сотню штук, они стояли тесным строем, тянулись вверх и потому были почти без сучьев. В общем, мачтовый лес, да и только.
С первой сосной Митяй возился полчаса, пока дерево не рухнуло на землю вершиной к машине. Немного передохнув, он направился к верхушке и быстро не только её обкарнал, но и заскладировал в сторонке излишки, чтобы не мешались под ногами, порезав все ветки на небольшие куски, которые мог поднять без особой натуги. После обрезки комля на пологом склоне холма остался лежать ровный «карандаш», длиной почти в двадцать пять метров. В нём было под три тонны веса. Чтобы не насиловать Шишигу, к которой стал относиться как к живому существу и даже сделал это шоферское прозвище своего легендарного автомобиля, и не его одного, именем собственным, Митяй перепилил бревно на три части, зацепил то, что потяжелее, тросом, завёл двигатель и без особого напряга вытащил лебёдкой к тому месту, где решил построить просторный и прочный сарай. До вечера он сумел свалить, очистить от сучьев, вытащить наверх и распилить на брёвна длиной в восемь метров ещё четыре сосны, отчего ухайдакался в хлам. Сил у Митяя хватило только на то, чтобы нагреть два ведра воды, искупаться и поужинать, после чего он сразу же завалился спать.
На четвёртый день своего пребывания в каменном веке он свалил ещё пять сосен, затем, на пятый, уже семь. Только на шестой день он выпилил бензопилой из комля самой большой сосны толстенную доску длиной в пять метров и шириной в семьдесят сантиметров. Остругав её электрорубанком, Митяй в полдень, незадолго до обеда, вырезал дату своего появления здесь – понедельник, двадцать пятое июня, вот только вместо года он вырезал стамеской четыре ноля и потом прибавил, через запятую, ещё шесть прожитых им в далёком прошлом дней. Разобравшись с календарём, он принялся пилить самые толстые брёвна на доски, пусть грубые, толщиной в пять-шесть сантиметров, зато прочные, и всего за пять дней построил без единого гвоздя, используя для соединения досок деревянные штифты, отверстия для которых он сверлил здоровенной электродрелью с толстым сверлом, может быть и неказистый, но зато просторный и прочный односкатный сарай под склад, навес под мастерскую и большой верстак, после чего наконец собрал мотоцикл, приделал к нему волокушу и перетаскал в сарай весь драгоценный хабар. Наконец Митяй мог спать в будке совершенно спокойно. Сосны он напилил с большим запасом, и теперь ему требовалось дерево попрочнее. Поэтому, как только с сараем всё было ясно, хорошенько выспавшись, он после сугубо рыбного завтрака сел в машину и отправился в большой лес, до которого от холма было километра четыре. Ближе к его новому месту жительства росли высоченные сосны, но за ними начинался смешанный лес.
Митяй поехал вдоль Тухи, от неё до леса было с полкилометра, и вскоре высмотрел рядом с опушкой высокий стройный дуб. Менее чем через час дуб лежал на земле, и Ботаник распилил его сначала на брёвна длиной в четыре метра, затем на широкие доски толщиной в пятнадцать сантиметров и в три захода перевёз твёрдую древесину в столярку.
Прекрасно зная, что копать землянку будет адовой работой, он решил упростить себе задачу. На следующий день, доев последние, почти засохшие мамкины пироги, добавив к ним форель, он закатил Ижика, хотя и меньшего по размерам, чем Шишига, но зато старшего по возрасту, под навес и принялся мастерить себе средства малой механизации, а именно – прочный дубовый плуг, чтобы рыхлить землю с помощью мотоцикла. С малыми оборотами Ижика и отличным крутящим моментом, да ещё переставив звёздочки и понизив обороты, это будет несложно, главное, конечно, не переусердствовать. Пахал же на нём в молодости его батя участок земли, самовольно прирезанный к даче, и ничего, мотоцикл остался жив. Митяй лишь пожалел, что не взял с собой ещё и универсальный мотоблок с кучей навесного инструмента, но он ему в горах и на фиг не был нужен, зато здесь точно пригодился бы. Всенепременно пригодился бы, но, увы, это чудо китайской техники осталось в двадцать первом веке и теперь радостно хихикало.
Помимо дубового плуга-рыхлытеля, лемех которого он оббил трёхмиллиметровым железом от мангала, Митяй изготовил ещё и метровой ширины лопату, чтобы превратить Ижика ещё и в мини-бульдозер, для чего сколотил прочный ящик. Нагруженный камнями, он значительно усиливал сцепление заднего колеса с почвой. Ещё он изготовил из сосновых досок вместительную тележку, чтобы вывозить плодородную почву туда, где удобнее всего будет впоследствии разбить огород и вспахать и засадить поле.
Через три дня, закончив столярничать, Митяй, вбив колышки, завёл мотоцикл и проложил первую борозду глубиной всего в двадцать пять сантиметров. Уже через полтора часа он взрыхлил весь участок и навесил на Ижика лопату. До обеда он сделал два прохода. К вечеру, углубившись более чем на метр, он дошел до коренных пород, и те его не очень-то обрадовали, хотя и не испугали до смерти. Вот тут-то Митяй впервые взялся за лопату. Под слоем дёрна и земли толщиной всего сантиметров в шестьдесят, к которому он отнёсся очень бережно, находился полуметровый слой слежавшегося вулканического пепла. С ним он разобрался играючи и даже обрадовался – удобрение, зато ниже лежал растрескавшийся известняк, пересыпанный пеплом же и ещё глиной. Однако пусть всего и по десять сантиметров, но плугоцикл брал и известняк, хотя в некоторых местах Митяю пришлось здорово помахать киркой и постучать ломом. Руки у него и раньше были крепкими и мозолистыми, рукавиц он, помня наставление деда «в штанах не траханье, в рукавицах не работа», не признавал, а потому, хотя и помучил руки на славу, своего всё же добился – выкопал под землянку яму глубиной с одной стороны в два метра, с другой – в полтора, шириной в восемь и длиной в семнадцать метров, если считать в чистоте, без съезда в неё и выезда. Гандобить себе на зиму каморку он счёл делом постыдным.
Когда Митяй покончил с этой работой, то, нисколько не надеясь на милость небес, хотя за всё это время дождя не выпало ни капли, в хорошем темпе выкопал вручную два прохода в будущую землянку и принялся самым энергичным образом подтаскивать Шишигой брёвна к столярке. В ней он распускал самые толстые из них на брусья сечением в двадцать пять сантиметров и попутно возводил остов высокой землянки. Как и при строительстве сарая, он не пускал в ход гвозди, обходясь одними только дубовыми штифтами. Их он пилил квадратными, с несколько большим сечением, чем диаметр просверленного мощной строительной дрелью отверстия.
Изготовив каркас, Митяй первым делом накрыл его односкатной крышей, настелив её в две толстенные доски, чтобы не было щелей, да ещё и положил между ними два сантиметра глиняного раствора, благо глины вокруг хватало. Затем он принялся обвешивать каркас землянки с внешней стороны выровненным под стыки толстым горбылём на штифтах, подпирая его камнями, и одновременно обшивать досками изнутри, заполняя пустое пространство смесью сухой глины и крупных, влажных, приятно пахнущих смолой опилок. Горбыль он старался делать потолще, и когда поднял обшивку на уровень земли, то стал поднимать стены уже из одного только мощнейшего бруса полуметрового сечения.
Чтобы не родить от натуги ежа иголками вперёд, Митяй соорудил мощный дубовый козелок высотой в четыре метра, на салазках и с лестницей, так что он поднимал брусья не вручную, а лебёдкой, просверливая в них дырки. Их он тоже ставил на штифты, и только с самыми верхними ему пришлось помучиться. Вкалывал при этом Митяй по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, но не останавливался, прекрасно понимая, что землянку ему нужно соорудить как можно быстрее, а то мало ли что может случиться. Вроде бы неказистые и незамысловатые, но средства малой механизации, особенно подъёмный козелок, его здорово выручили, и к концу июля он вчерне завершил строительство землянки. Навесив толстенные дубовые двери, он оснастил их изнутри мощными засовами. На землянку не пошло почти ничего из того, что он привёз с собой в это чёртово, жутко далёкое прошлое. Ничего, кроме четырёх прочных амбарных навесов, что пошли на двери, да двух десятков гвоздей. Зато землянка у него вышла знатная, трёхкомнатная, с прихожей, с деревянными полами, правда, из сырого леса, так что босиком по ним не очень-то походишь. Ну, лес рано или поздно высохнет, после чего полы можно будет и фугануть.
Тем не менее Митяй остался доволен даже временной дощатой крышей, но ещё до начала зимы надеялся сделать ей капитальный апгрейт, сгоняв на Асфальтовую гору. Она же так называлась не от балды. Там имелись выходы асфальта на поверхность, а это в каменном веке был самый лучший гидроизоляционный материал. Правда, до того момента Митяю нужно было окончательно разобраться со стенами землянки, и он уже знал, как это можно сделать.
Отдохнув от трудов праведных пару дней, он снова взялся за строительные работы, но уже ниже по склону, на просторной ровной площадке, где решил соорудить печь для обжига извести и кирпича. Песок и глину он уже нашёл, причём неподалёку, на берегу Тухи. Глина, правда, оказалась не фонтан, почти бурожгущаяся, но для грядущих целей и такая вполне годилась. Митяй месил глину, смешивая её с песком и древесной золой от сожжённых веток прямо на своих глинищах, и там же формовал кирпичи, радуясь, что нет дождя, но к ночи перевозил их на тележке к тому месту, где собирался устроить печь для обжига, и складывал под большим навесом.
С кирпичами Митяй не промахнулся, они, по крайней мере, не растрескались и вскоре превратились в отличный кирпич-сырец. Из него-то он и сложил печь для обжига кирпича ёмкостью на четыре кубометра. Большего ему пока что и не требовалось. Он обложил печь неиспользованным горбылём и целых три дня днём и ночью сжигал в ней все дрова, а их у него накопилось немало. В конечном итоге печь с полуцилиндрическим сводом, сложенная на глиняном растворе, отлично прокалилась и при этом не покосилась, но самое главное, не развалилась, а стало быть, ему можно было начать новый этап работ по благоустройству жизни в каменном веке.
Да, теперь Митяй мог смело приступать к обжигу кирпича, а затем и извести, но первым делом он соорудил самый примитивный гончарный круг и наделал больших, узкогорлых, цилиндрических горшков-бидонов на полтора ведра каждый. Первые три десятка горшков он обжег самым варварским способом, установив их на полуметровый слой дров и переложив чурками. К его неописуемой радости, накрылись медным тазом только четыре горшка, и, пока сохли новые, он целую неделю собирал с поверхности воды нефть и сливал её в закопчённые и страшные, как чума, горшки. Следующие горшки он уже обжигал по-новому, используя для этого нефть, которая, отстоявшись, прекрасно горела в выточенной им на токарном станке жидкотопливной форсунке.
Нефть, собранная с поверхности воды в полукилометре от её места выхода с помощью самой обычной доски и деревянного герметичного ящика, оказалась довольно светлой, и Митяй быстро понял почему. Все тяжелые фракции просто опускались на дно реки. Нырять в реку, чтобы проверить это, у него не было никакого желания, но в первый же день он выяснил – рыбы в Тухе нет и на водопой к ней никто не подходит. Правда, задолго до впадения в Пшеху воды этой речки очищались естественным образом настолько, что нефтяная плёнка становилась едва заметной, но ему что-то не хотелось ловить рыбу ниже по течению. Сколько всего нефти выливалось в Туху, он не подсчитывал, но к середине августа набрал её двести пятьдесят горшков, или полные пять тонн, но в чистом виде, после того как нефть – а точнее, нечто вроде густой соляры – отстоялась, получилось меньше трёх тонн. Вытекало её, скорее всего, гораздо больше. Зато это позволило ему обжечь почти четыре тысячи штук кирпичей и примерно три с половиной тонны негашеной извести. Найдя подходящее местечко неподалёку от Пшехи, Митяй выкопал яму, обложил её горбылём, засыпал в неё известь и залил водой. Шипела она знатно.
Перекрыв яму горбылём, он на следующий день запер все двери и уехал на Асфальтовую гору, хотя и не надеялся до неё добраться, ведь ему нужно было как-то переехать через Туху, а потом ещё через куда более полноводный Пшиш. Митяй всё же добрался до места всего за полдня и без каких-либо особых проблем. Туха, оказывается, в своём верхнем течении текла в трёх километрах от ледника, к которому он подъехал вплотную, а потому её, как и Голышку, питали добрых три десятка ручьёв. Поэтому за ледником она была мелководной, а Пшиш и в каменном веке не представлял собой ничего грозного, хотя и был намного полноводнее, но в районе будущего Хадыженска новоявленный Робинзон нашёл удобный брод и легко его переехал. Всё правильно, ведь он поехал туда на Шишиге, а не на каком-то там «ренджровере», которому даже в день рождения английской королевы не снилась такая проходимость.
Приехав на место и побродив три дня по территории этого ещё не существующего даже в проекте посёлка, причём всё это время шёл дождь, он нашел-таки выходы асфальта на поверхность и занялся раскопками. Асфальта там оказалось немного, но это для промышленных разработок, а так, по расчётам Митяя, ему этого добра точно хватит на семь жизней. Наколупав добрых пять тонн асфальта и найдя жилу шикарного плотного песчаника, он вернулся к родной землянке и на следующий день, благо дождь как раз закончился, принялся обжигать четыре больших лотка для разогревания асфальта.
Когда деревянная крыша просохла под палящими лучами солнца, он оббил её, пользуясь чопиками вместо гвоздей, рейкой сечением два на три сантиметра и принялся укладывать сверху горячий асфальт и укатывать его тяжелым дубовым катком почти метрового диаметра. Вот теперь он был полностью уверен, что, когда дожди зарядят основательно, в его землянку не просочится ни капли.
Покончив с крышей, он покрыл асфальтом подсыпку вокруг землянки и настелил его при входе, под навесами, чтобы не таскать грязь в дом.
Митяй, хотя и строил всего лишь землянку, делал всё основательно и на совесть, но до полного окончания работ было далеко. Как только он изготовил гидроизоляцию на крыше, причём такую, что её не всякий медведь вскроет, то оббил брёвна снаружи рейками и оштукатурил жилище известковым раствором, после чего облицевал кирпичом откосы при входе. Однако и на этом его работа не закончилась. Митяй принялся класть в землянке две печи, одну дровяную, другую работающую на солярке, а как только покончил с этим, то сложил из кирпича ледник и оштукатурил его известковым раствором. После этого, в ожидании того дня, когда раствор высохнет, он занялся сбором семян для Гоши, хотя и взял с собой для попугайчика изрядное количество корма. Увы, но всё это время бедный попугайчик сидел на одних только сухарях, да ещё арахисе, который Митяй для него мелко подробил.
Территория, свободная от леса, имела размер гектаров тысячи под три с половиной, и Ботаник рассматривал её как свою будущую латифундию. Близился сентябрь, и практически все злаки созрели. Митяй несколько раз копал ямы и убедился, что в низовьях холма плодородный слой раза в два толще, чем на его вершине, так что он мог смело пахать землю. Правда, вскопать под огород всё поле он не смог бы физически при всём своём желании, даже используя в качестве тягловой силы мотоцикл. Но с этим делом он и не торопился, хотя кое-какие посадки и собирался сделать под зиму. Например, высадить для приманки кабанов топинамбур, который вёз в горы, чтобы посадить на кордоне, а также чеснок. Остальное земледелие Митяй оставлял на весну.
Правда, ему сначала нужно было отгородиться от леса высоким забором, иначе всё его огородничество намахнётся в три дня. Кабаны уже заглядывали к нему чуть ли не в землянку. Из-за их визита и с этим делом Митяй решил не затягивать. Поэтому как только он собрал для Гоши четыре мешка самых разнообразных семян, то снова взялся за бензопилу и принялся с помощью второго подъёмного козелка, на этот раз уже высотой в восемь метров, и лебёдки Шишиги строить из сосновых брёвен, длиной по десять метров, укладывая их друг на друга горизонтально, сажая на дубовые штифты через пять метров и через каждые десять метров вкапывая столб, «Великую Китайскую стену» с тремя воротами для выезда с охраняемой территории. Мачтовый лес он пилил буквально в пятидесяти метрах от стены, а потому работа у него шла споро. Ему постоянно приходилось орудовать бензопилой, и он к ней уже приноровился так, что валил сосну максимум за пятнадцать минут. Такелажными работами он занимался с помощью Шишиги, топлива пока хватало, и потому стена росла быстро. Мелкое зверьё и люди могли её преодолеть, но это вряд ли смогут сделать носороги и мамонты, да и махайроды тоже. Особенно если он утыкает её острыми кольями, выставленными наружу. Со стороны Тухи к нему мог пробраться весной, летом и осенью только самый тупой махайрод, а зимой ему и так будет на всё наплевать.
Зимой Митяй намеревался не заниматься ничем, кроме охоты и праздного времяпрепровождения. Если, конечно, позволят обстоятельства и обитатели здешних мест, которые пока что ничем ему не досаждали. Скорее всего, потому, что от него было слишком много шума и вони. Вскоре количество вони должно было резко увеличиться, ведь после возведения стены он намеревался съездить за льдом, затем поохотиться, форель ему уже приелась, а потом заняться сбором нефти и её перегонкой в бензин, надеясь, что движки не станут от него чихать. Строительство стены высотой в шесть метров, усеянной поверху острыми кольями, которое Митяй вёл ударными темпами, он завершил в середине сентября и, не приходя в сознание, тут же принялся сооружать на берегу Тухи нефтесборную яму и деревянное боновое заграждение. Рыба уже пошла на нерест, и ему следовало поторопиться, так как это форель домоседка, а его интересовал лосось, и особенно его икра, которую он любил безмерно, да очень уж та была дорогая, ему не по карману, а тут маячила роскошная и, главное, безразмерная икорная халява.
Длинную и узкую нефтяную яму он копал с помощью мотоцикла в двадцати метрах от реки чуть ли не круглосуточно, благо почва в районе будущей улицы Девятого Января, где как раз находилась автозаправочная станция, оказалась рыхлая, по большей части глина с большим количеством песка. Набив руку на пропашном рытье котлована под землянку, Митяй управился с куда большей по объёму работой всего за неделю, что и понятно, ведь ему требовалось длинное и узкое нефтехранилище, которое он собирался перекрыть крышей, а вокруг него возвести невысокий парапет. Ещё три дня он занимался тем, что укладывал на дно и на стены асфальт, чтобы собранная нефть не впитывалась в почву, и поднял кирпичный парапет чуть ли не на метр над землёй. Нефтехранилище у него получилось знатное, на шестьсот двадцать кубов, но и намаялся он за то время, что строил его, крепко. Зато когда Митяй установил на берегу, под углом в тридцать градусов, стрелу из целой сосны и опустил в воду длинную дубовую доску-бон с привязанными камнями, чтобы та не всплывала, нефть потекла по керамической трубе, проложенной в узкой канавке, в яму нефтехранилища, и после нефтесборника на поверхности воды осталась одна только тонкая радужная плёнка, но и та вскоре исчезла.
Зато в длинную яму шириной в четыре метра, огороженную глиняным бруствером и стеной в один кирпич, «оштукатуренной» асфальтом изнутри, не такой уж и тонкой струйкой полилась нефть, смешанная с водой. За сутки нефти стекало в яму литров триста, и теперь Митяю пришлось снова срочно взяться за бензопилу, чтобы соорудить над нефтехранилищем навес от дождя и загородить его стенами от снега. Вскоре он управился и с этим и немедленно поехал за льдом, чтобы успеть заготовить как можно больше лосося на зиму. Для себя Митяй отгородил в землянке комнату размером три с половиной на пять метров. В ней же он разместил и слесарно-токарную мастерскую. Второе помещение, немного побольше, пять на пять метров, служило ему отапливаемым складом, а третье, такого же размера, обложенное кирпичом и оштукатуренное, с асфальтовым полом и двумя входами, изнутри и снаружи, он превратил в холодный склад, установил в нём полки, завёз в него колотого льда, рассыпав по полу более чем полуметровым слоем и засыпал опилками. Холодильник получился серьёзный, с температурой воздуха не выше минус шести градусов осенью. Зимой будет ещё холоднее.
После этого Митяй с чистой совестью отправился на реку со спиннингом и принялся выуживать из воды всё, что попадалось на крючок. За каких-то две недели он уложил в грубо сколоченные деревянные ящики и пересыпал колотым льдом добрых пять тонн рыбы, две трети из которой были лососями, причём ещё не начавшими нереститься. Заодно он заложил на лёд почти тонну икры в глиняных горшках и лишь небольшое количество, килограммов пятьдесят, засолил, чтобы побаловать себя. Теперь зима Митяя уже не страшила, и он наконец начал исследовать самую ближнюю территорию, разъезжая по своим владениям на Ижике, способном проехать где угодно, и при этом с довольно большой скоростью.
В первую очередь его интересовала высококачественная глина, и вскоре он нашел на берегу Голышки то, что искал, – почти белую глину, без малого чуть ли не чистый каолин, – и сразу же занялся её добычей, пока не зарядили сплошняком дожди. Вместо навеса над первой печью для обжига он построил из оставшегося леса большой непродуваемый сарай с двухскатной крышей. В нём ровно треть площади занимал здоровенный деревянный бассейн для замачивания глины. В дополнение к первой он сложил вторую печь для обжига, ещё большего размера, изготовил из толстых досок сушильную камеру, и у него осталось ещё довольно много места.
Нефть всё прибывала и прибывала в яму, и Митяю следовало подумать о том, чтобы соорудить не какой-то там чеченский самовар, а самую настоящую ректификационную колонну. Тщательно перебрав руками чуть ли не каждый комочек глины и замочив её, добавив промытого кварцевого песка, который нашёл в районе Асфальтовой горы, он накрутил на уже куда более профессионально изготовленном гончарном круге, приводимом в движение мотоциклом, три десятка больших горшков для хозяйственных и технических нужд, в первую очередь для сбора мочи, она ему тоже должна была вскоре пригодиться.
– Но-но, без критики, братишка. Зато с таким хабаром ты теперь будешь жить у меня как у Христа за пазухой. Понял? – После чего всё же добавил: – И всё-таки это мне непонятно. Или как раз этим всё и объясняется? Вдруг меня какие-то умники из высших сфер взяли и подловили на такой моей запасливости? Мол, если ты у нас такой предусмотрительный, парень, то вот тебе наше задание: чеши в каменный век и покажи там дикарям, что такое прогресс и современная цивилизация. Нет, вряд ли, я же Крейзи Шутер и не мне поручать такие миссии.
Думая о том, кто и зачем мог отправить его то ли в прошлое, то ли в параллельную Вселенную, – в этом он уже сомневался, – Митяй отошёл подальше от бочек с горючим, выкурил сигарету и продолжил разгрузку «Шишиги». Крафт всё это время нарезал вокруг их стойбища сторожевые круги, но далеко не убегал. Попыхтеть Митяю пришлось основательно, но зато свою вторую ночь в каменном веке он провёл в райских условиях, практически вернув будке её обычный жилой вид дачи на колёсах. В принципе если обложить будку на зиму еловыми лапами, то перезимовать можно и в ней, но ему такое решение претило своей тупизной и просто невероятной, чудовищной ленью потомственного лодыря первой гильдии, а он себя к числу таких типов не относил. Зато у него начал складываться генеральный план строительства.
На следующее утро после очередной короткой рыбалки и завтрака Митяй достал из палатки, превращенной в хранилище строительного хабара (продукты и одежду, на которые могли посягнуть хищники, он оставил в будке), две отличные лопаты, штыковую и шуфельную, кирку, лом, а также большую бензопилу и сучкорез. Места на вершине холма для строительства дома было хоть целый микрорайон пятиэтажек возводи, но он как решил для начала выкопать себе самую простую полуземлянку, но чтоб побольше, побольше, для жилья и под капитальный склад, так и не стал менять планов. Однако Митяй всё же пришел к выводу, что ему первым делом нужно поставить неподалёку от места строительства элементарный сарай, устроить в нём мастерскую и завести себе календарь. Только после этого следовало строить большую блиндированную землянку, причём поодаль от плоской вершины холма, с краю, на северном склоне, чтобы потом использовать её в качестве продовольственного склада или ещё для каких-нибудь нужд.
Заправив мощную, профессиональную, промысловую, как он любил говорить, бензопилу – таких у него было две, длиной в девяносто сантиметров, – плюс сучкорез, Митяй сел за руль и подъехал поближе к лесу с таким расчётом, чтобы можно было вытаскивать брёвна лебёдкой. Не таскать же их на себе вручную. Хорошо, когда имеется техника, а к ней изрядное количество горючего. После этого он стащил вниз стальной трос и только потом вернулся за бензопилой. Местное зверьё им пока что не интересовалось, но он на всякий случай велел Крафту находиться рядом и не расставался с «ремингтоном».
Ружьё Митяй снял с плеча только тогда, когда завёл бензопилу, хотя и понимал, что «Техасская резня бензопилой» в эпоху солютре да ещё против махайродов точно не прокатит, но надеялся, что тем не понравится, во-первых, дикий визг и рычание бензопилы, а во-вторых, вонь выхлопных газов. Сосны он начал валить с самого края, не очень-то выбирая, а точнее, стал пилить ту, которая росла к машине ближе всех. Сосенка вымахала нехилая, метров под тридцать высотой, а у комля имела в толщину больше полуметра, но самое главное, таких сосен здесь росло под сотню штук, они стояли тесным строем, тянулись вверх и потому были почти без сучьев. В общем, мачтовый лес, да и только.
С первой сосной Митяй возился полчаса, пока дерево не рухнуло на землю вершиной к машине. Немного передохнув, он направился к верхушке и быстро не только её обкарнал, но и заскладировал в сторонке излишки, чтобы не мешались под ногами, порезав все ветки на небольшие куски, которые мог поднять без особой натуги. После обрезки комля на пологом склоне холма остался лежать ровный «карандаш», длиной почти в двадцать пять метров. В нём было под три тонны веса. Чтобы не насиловать Шишигу, к которой стал относиться как к живому существу и даже сделал это шоферское прозвище своего легендарного автомобиля, и не его одного, именем собственным, Митяй перепилил бревно на три части, зацепил то, что потяжелее, тросом, завёл двигатель и без особого напряга вытащил лебёдкой к тому месту, где решил построить просторный и прочный сарай. До вечера он сумел свалить, очистить от сучьев, вытащить наверх и распилить на брёвна длиной в восемь метров ещё четыре сосны, отчего ухайдакался в хлам. Сил у Митяя хватило только на то, чтобы нагреть два ведра воды, искупаться и поужинать, после чего он сразу же завалился спать.
На четвёртый день своего пребывания в каменном веке он свалил ещё пять сосен, затем, на пятый, уже семь. Только на шестой день он выпилил бензопилой из комля самой большой сосны толстенную доску длиной в пять метров и шириной в семьдесят сантиметров. Остругав её электрорубанком, Митяй в полдень, незадолго до обеда, вырезал дату своего появления здесь – понедельник, двадцать пятое июня, вот только вместо года он вырезал стамеской четыре ноля и потом прибавил, через запятую, ещё шесть прожитых им в далёком прошлом дней. Разобравшись с календарём, он принялся пилить самые толстые брёвна на доски, пусть грубые, толщиной в пять-шесть сантиметров, зато прочные, и всего за пять дней построил без единого гвоздя, используя для соединения досок деревянные штифты, отверстия для которых он сверлил здоровенной электродрелью с толстым сверлом, может быть и неказистый, но зато просторный и прочный односкатный сарай под склад, навес под мастерскую и большой верстак, после чего наконец собрал мотоцикл, приделал к нему волокушу и перетаскал в сарай весь драгоценный хабар. Наконец Митяй мог спать в будке совершенно спокойно. Сосны он напилил с большим запасом, и теперь ему требовалось дерево попрочнее. Поэтому, как только с сараем всё было ясно, хорошенько выспавшись, он после сугубо рыбного завтрака сел в машину и отправился в большой лес, до которого от холма было километра четыре. Ближе к его новому месту жительства росли высоченные сосны, но за ними начинался смешанный лес.
Митяй поехал вдоль Тухи, от неё до леса было с полкилометра, и вскоре высмотрел рядом с опушкой высокий стройный дуб. Менее чем через час дуб лежал на земле, и Ботаник распилил его сначала на брёвна длиной в четыре метра, затем на широкие доски толщиной в пятнадцать сантиметров и в три захода перевёз твёрдую древесину в столярку.
Прекрасно зная, что копать землянку будет адовой работой, он решил упростить себе задачу. На следующий день, доев последние, почти засохшие мамкины пироги, добавив к ним форель, он закатил Ижика, хотя и меньшего по размерам, чем Шишига, но зато старшего по возрасту, под навес и принялся мастерить себе средства малой механизации, а именно – прочный дубовый плуг, чтобы рыхлить землю с помощью мотоцикла. С малыми оборотами Ижика и отличным крутящим моментом, да ещё переставив звёздочки и понизив обороты, это будет несложно, главное, конечно, не переусердствовать. Пахал же на нём в молодости его батя участок земли, самовольно прирезанный к даче, и ничего, мотоцикл остался жив. Митяй лишь пожалел, что не взял с собой ещё и универсальный мотоблок с кучей навесного инструмента, но он ему в горах и на фиг не был нужен, зато здесь точно пригодился бы. Всенепременно пригодился бы, но, увы, это чудо китайской техники осталось в двадцать первом веке и теперь радостно хихикало.
Помимо дубового плуга-рыхлытеля, лемех которого он оббил трёхмиллиметровым железом от мангала, Митяй изготовил ещё и метровой ширины лопату, чтобы превратить Ижика ещё и в мини-бульдозер, для чего сколотил прочный ящик. Нагруженный камнями, он значительно усиливал сцепление заднего колеса с почвой. Ещё он изготовил из сосновых досок вместительную тележку, чтобы вывозить плодородную почву туда, где удобнее всего будет впоследствии разбить огород и вспахать и засадить поле.
Через три дня, закончив столярничать, Митяй, вбив колышки, завёл мотоцикл и проложил первую борозду глубиной всего в двадцать пять сантиметров. Уже через полтора часа он взрыхлил весь участок и навесил на Ижика лопату. До обеда он сделал два прохода. К вечеру, углубившись более чем на метр, он дошел до коренных пород, и те его не очень-то обрадовали, хотя и не испугали до смерти. Вот тут-то Митяй впервые взялся за лопату. Под слоем дёрна и земли толщиной всего сантиметров в шестьдесят, к которому он отнёсся очень бережно, находился полуметровый слой слежавшегося вулканического пепла. С ним он разобрался играючи и даже обрадовался – удобрение, зато ниже лежал растрескавшийся известняк, пересыпанный пеплом же и ещё глиной. Однако пусть всего и по десять сантиметров, но плугоцикл брал и известняк, хотя в некоторых местах Митяю пришлось здорово помахать киркой и постучать ломом. Руки у него и раньше были крепкими и мозолистыми, рукавиц он, помня наставление деда «в штанах не траханье, в рукавицах не работа», не признавал, а потому, хотя и помучил руки на славу, своего всё же добился – выкопал под землянку яму глубиной с одной стороны в два метра, с другой – в полтора, шириной в восемь и длиной в семнадцать метров, если считать в чистоте, без съезда в неё и выезда. Гандобить себе на зиму каморку он счёл делом постыдным.
Когда Митяй покончил с этой работой, то, нисколько не надеясь на милость небес, хотя за всё это время дождя не выпало ни капли, в хорошем темпе выкопал вручную два прохода в будущую землянку и принялся самым энергичным образом подтаскивать Шишигой брёвна к столярке. В ней он распускал самые толстые из них на брусья сечением в двадцать пять сантиметров и попутно возводил остов высокой землянки. Как и при строительстве сарая, он не пускал в ход гвозди, обходясь одними только дубовыми штифтами. Их он пилил квадратными, с несколько большим сечением, чем диаметр просверленного мощной строительной дрелью отверстия.
Изготовив каркас, Митяй первым делом накрыл его односкатной крышей, настелив её в две толстенные доски, чтобы не было щелей, да ещё и положил между ними два сантиметра глиняного раствора, благо глины вокруг хватало. Затем он принялся обвешивать каркас землянки с внешней стороны выровненным под стыки толстым горбылём на штифтах, подпирая его камнями, и одновременно обшивать досками изнутри, заполняя пустое пространство смесью сухой глины и крупных, влажных, приятно пахнущих смолой опилок. Горбыль он старался делать потолще, и когда поднял обшивку на уровень земли, то стал поднимать стены уже из одного только мощнейшего бруса полуметрового сечения.
Чтобы не родить от натуги ежа иголками вперёд, Митяй соорудил мощный дубовый козелок высотой в четыре метра, на салазках и с лестницей, так что он поднимал брусья не вручную, а лебёдкой, просверливая в них дырки. Их он тоже ставил на штифты, и только с самыми верхними ему пришлось помучиться. Вкалывал при этом Митяй по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, но не останавливался, прекрасно понимая, что землянку ему нужно соорудить как можно быстрее, а то мало ли что может случиться. Вроде бы неказистые и незамысловатые, но средства малой механизации, особенно подъёмный козелок, его здорово выручили, и к концу июля он вчерне завершил строительство землянки. Навесив толстенные дубовые двери, он оснастил их изнутри мощными засовами. На землянку не пошло почти ничего из того, что он привёз с собой в это чёртово, жутко далёкое прошлое. Ничего, кроме четырёх прочных амбарных навесов, что пошли на двери, да двух десятков гвоздей. Зато землянка у него вышла знатная, трёхкомнатная, с прихожей, с деревянными полами, правда, из сырого леса, так что босиком по ним не очень-то походишь. Ну, лес рано или поздно высохнет, после чего полы можно будет и фугануть.
Тем не менее Митяй остался доволен даже временной дощатой крышей, но ещё до начала зимы надеялся сделать ей капитальный апгрейт, сгоняв на Асфальтовую гору. Она же так называлась не от балды. Там имелись выходы асфальта на поверхность, а это в каменном веке был самый лучший гидроизоляционный материал. Правда, до того момента Митяю нужно было окончательно разобраться со стенами землянки, и он уже знал, как это можно сделать.
Отдохнув от трудов праведных пару дней, он снова взялся за строительные работы, но уже ниже по склону, на просторной ровной площадке, где решил соорудить печь для обжига извести и кирпича. Песок и глину он уже нашёл, причём неподалёку, на берегу Тухи. Глина, правда, оказалась не фонтан, почти бурожгущаяся, но для грядущих целей и такая вполне годилась. Митяй месил глину, смешивая её с песком и древесной золой от сожжённых веток прямо на своих глинищах, и там же формовал кирпичи, радуясь, что нет дождя, но к ночи перевозил их на тележке к тому месту, где собирался устроить печь для обжига, и складывал под большим навесом.
С кирпичами Митяй не промахнулся, они, по крайней мере, не растрескались и вскоре превратились в отличный кирпич-сырец. Из него-то он и сложил печь для обжига кирпича ёмкостью на четыре кубометра. Большего ему пока что и не требовалось. Он обложил печь неиспользованным горбылём и целых три дня днём и ночью сжигал в ней все дрова, а их у него накопилось немало. В конечном итоге печь с полуцилиндрическим сводом, сложенная на глиняном растворе, отлично прокалилась и при этом не покосилась, но самое главное, не развалилась, а стало быть, ему можно было начать новый этап работ по благоустройству жизни в каменном веке.
Да, теперь Митяй мог смело приступать к обжигу кирпича, а затем и извести, но первым делом он соорудил самый примитивный гончарный круг и наделал больших, узкогорлых, цилиндрических горшков-бидонов на полтора ведра каждый. Первые три десятка горшков он обжег самым варварским способом, установив их на полуметровый слой дров и переложив чурками. К его неописуемой радости, накрылись медным тазом только четыре горшка, и, пока сохли новые, он целую неделю собирал с поверхности воды нефть и сливал её в закопчённые и страшные, как чума, горшки. Следующие горшки он уже обжигал по-новому, используя для этого нефть, которая, отстоявшись, прекрасно горела в выточенной им на токарном станке жидкотопливной форсунке.
Нефть, собранная с поверхности воды в полукилометре от её места выхода с помощью самой обычной доски и деревянного герметичного ящика, оказалась довольно светлой, и Митяй быстро понял почему. Все тяжелые фракции просто опускались на дно реки. Нырять в реку, чтобы проверить это, у него не было никакого желания, но в первый же день он выяснил – рыбы в Тухе нет и на водопой к ней никто не подходит. Правда, задолго до впадения в Пшеху воды этой речки очищались естественным образом настолько, что нефтяная плёнка становилась едва заметной, но ему что-то не хотелось ловить рыбу ниже по течению. Сколько всего нефти выливалось в Туху, он не подсчитывал, но к середине августа набрал её двести пятьдесят горшков, или полные пять тонн, но в чистом виде, после того как нефть – а точнее, нечто вроде густой соляры – отстоялась, получилось меньше трёх тонн. Вытекало её, скорее всего, гораздо больше. Зато это позволило ему обжечь почти четыре тысячи штук кирпичей и примерно три с половиной тонны негашеной извести. Найдя подходящее местечко неподалёку от Пшехи, Митяй выкопал яму, обложил её горбылём, засыпал в неё известь и залил водой. Шипела она знатно.
Перекрыв яму горбылём, он на следующий день запер все двери и уехал на Асфальтовую гору, хотя и не надеялся до неё добраться, ведь ему нужно было как-то переехать через Туху, а потом ещё через куда более полноводный Пшиш. Митяй всё же добрался до места всего за полдня и без каких-либо особых проблем. Туха, оказывается, в своём верхнем течении текла в трёх километрах от ледника, к которому он подъехал вплотную, а потому её, как и Голышку, питали добрых три десятка ручьёв. Поэтому за ледником она была мелководной, а Пшиш и в каменном веке не представлял собой ничего грозного, хотя и был намного полноводнее, но в районе будущего Хадыженска новоявленный Робинзон нашёл удобный брод и легко его переехал. Всё правильно, ведь он поехал туда на Шишиге, а не на каком-то там «ренджровере», которому даже в день рождения английской королевы не снилась такая проходимость.
Приехав на место и побродив три дня по территории этого ещё не существующего даже в проекте посёлка, причём всё это время шёл дождь, он нашел-таки выходы асфальта на поверхность и занялся раскопками. Асфальта там оказалось немного, но это для промышленных разработок, а так, по расчётам Митяя, ему этого добра точно хватит на семь жизней. Наколупав добрых пять тонн асфальта и найдя жилу шикарного плотного песчаника, он вернулся к родной землянке и на следующий день, благо дождь как раз закончился, принялся обжигать четыре больших лотка для разогревания асфальта.
Когда деревянная крыша просохла под палящими лучами солнца, он оббил её, пользуясь чопиками вместо гвоздей, рейкой сечением два на три сантиметра и принялся укладывать сверху горячий асфальт и укатывать его тяжелым дубовым катком почти метрового диаметра. Вот теперь он был полностью уверен, что, когда дожди зарядят основательно, в его землянку не просочится ни капли.
Покончив с крышей, он покрыл асфальтом подсыпку вокруг землянки и настелил его при входе, под навесами, чтобы не таскать грязь в дом.
Митяй, хотя и строил всего лишь землянку, делал всё основательно и на совесть, но до полного окончания работ было далеко. Как только он изготовил гидроизоляцию на крыше, причём такую, что её не всякий медведь вскроет, то оббил брёвна снаружи рейками и оштукатурил жилище известковым раствором, после чего облицевал кирпичом откосы при входе. Однако и на этом его работа не закончилась. Митяй принялся класть в землянке две печи, одну дровяную, другую работающую на солярке, а как только покончил с этим, то сложил из кирпича ледник и оштукатурил его известковым раствором. После этого, в ожидании того дня, когда раствор высохнет, он занялся сбором семян для Гоши, хотя и взял с собой для попугайчика изрядное количество корма. Увы, но всё это время бедный попугайчик сидел на одних только сухарях, да ещё арахисе, который Митяй для него мелко подробил.
Территория, свободная от леса, имела размер гектаров тысячи под три с половиной, и Ботаник рассматривал её как свою будущую латифундию. Близился сентябрь, и практически все злаки созрели. Митяй несколько раз копал ямы и убедился, что в низовьях холма плодородный слой раза в два толще, чем на его вершине, так что он мог смело пахать землю. Правда, вскопать под огород всё поле он не смог бы физически при всём своём желании, даже используя в качестве тягловой силы мотоцикл. Но с этим делом он и не торопился, хотя кое-какие посадки и собирался сделать под зиму. Например, высадить для приманки кабанов топинамбур, который вёз в горы, чтобы посадить на кордоне, а также чеснок. Остальное земледелие Митяй оставлял на весну.
Правда, ему сначала нужно было отгородиться от леса высоким забором, иначе всё его огородничество намахнётся в три дня. Кабаны уже заглядывали к нему чуть ли не в землянку. Из-за их визита и с этим делом Митяй решил не затягивать. Поэтому как только он собрал для Гоши четыре мешка самых разнообразных семян, то снова взялся за бензопилу и принялся с помощью второго подъёмного козелка, на этот раз уже высотой в восемь метров, и лебёдки Шишиги строить из сосновых брёвен, длиной по десять метров, укладывая их друг на друга горизонтально, сажая на дубовые штифты через пять метров и через каждые десять метров вкапывая столб, «Великую Китайскую стену» с тремя воротами для выезда с охраняемой территории. Мачтовый лес он пилил буквально в пятидесяти метрах от стены, а потому работа у него шла споро. Ему постоянно приходилось орудовать бензопилой, и он к ней уже приноровился так, что валил сосну максимум за пятнадцать минут. Такелажными работами он занимался с помощью Шишиги, топлива пока хватало, и потому стена росла быстро. Мелкое зверьё и люди могли её преодолеть, но это вряд ли смогут сделать носороги и мамонты, да и махайроды тоже. Особенно если он утыкает её острыми кольями, выставленными наружу. Со стороны Тухи к нему мог пробраться весной, летом и осенью только самый тупой махайрод, а зимой ему и так будет на всё наплевать.
Зимой Митяй намеревался не заниматься ничем, кроме охоты и праздного времяпрепровождения. Если, конечно, позволят обстоятельства и обитатели здешних мест, которые пока что ничем ему не досаждали. Скорее всего, потому, что от него было слишком много шума и вони. Вскоре количество вони должно было резко увеличиться, ведь после возведения стены он намеревался съездить за льдом, затем поохотиться, форель ему уже приелась, а потом заняться сбором нефти и её перегонкой в бензин, надеясь, что движки не станут от него чихать. Строительство стены высотой в шесть метров, усеянной поверху острыми кольями, которое Митяй вёл ударными темпами, он завершил в середине сентября и, не приходя в сознание, тут же принялся сооружать на берегу Тухи нефтесборную яму и деревянное боновое заграждение. Рыба уже пошла на нерест, и ему следовало поторопиться, так как это форель домоседка, а его интересовал лосось, и особенно его икра, которую он любил безмерно, да очень уж та была дорогая, ему не по карману, а тут маячила роскошная и, главное, безразмерная икорная халява.
Длинную и узкую нефтяную яму он копал с помощью мотоцикла в двадцати метрах от реки чуть ли не круглосуточно, благо почва в районе будущей улицы Девятого Января, где как раз находилась автозаправочная станция, оказалась рыхлая, по большей части глина с большим количеством песка. Набив руку на пропашном рытье котлована под землянку, Митяй управился с куда большей по объёму работой всего за неделю, что и понятно, ведь ему требовалось длинное и узкое нефтехранилище, которое он собирался перекрыть крышей, а вокруг него возвести невысокий парапет. Ещё три дня он занимался тем, что укладывал на дно и на стены асфальт, чтобы собранная нефть не впитывалась в почву, и поднял кирпичный парапет чуть ли не на метр над землёй. Нефтехранилище у него получилось знатное, на шестьсот двадцать кубов, но и намаялся он за то время, что строил его, крепко. Зато когда Митяй установил на берегу, под углом в тридцать градусов, стрелу из целой сосны и опустил в воду длинную дубовую доску-бон с привязанными камнями, чтобы та не всплывала, нефть потекла по керамической трубе, проложенной в узкой канавке, в яму нефтехранилища, и после нефтесборника на поверхности воды осталась одна только тонкая радужная плёнка, но и та вскоре исчезла.
Зато в длинную яму шириной в четыре метра, огороженную глиняным бруствером и стеной в один кирпич, «оштукатуренной» асфальтом изнутри, не такой уж и тонкой струйкой полилась нефть, смешанная с водой. За сутки нефти стекало в яму литров триста, и теперь Митяю пришлось снова срочно взяться за бензопилу, чтобы соорудить над нефтехранилищем навес от дождя и загородить его стенами от снега. Вскоре он управился и с этим и немедленно поехал за льдом, чтобы успеть заготовить как можно больше лосося на зиму. Для себя Митяй отгородил в землянке комнату размером три с половиной на пять метров. В ней же он разместил и слесарно-токарную мастерскую. Второе помещение, немного побольше, пять на пять метров, служило ему отапливаемым складом, а третье, такого же размера, обложенное кирпичом и оштукатуренное, с асфальтовым полом и двумя входами, изнутри и снаружи, он превратил в холодный склад, установил в нём полки, завёз в него колотого льда, рассыпав по полу более чем полуметровым слоем и засыпал опилками. Холодильник получился серьёзный, с температурой воздуха не выше минус шести градусов осенью. Зимой будет ещё холоднее.
После этого Митяй с чистой совестью отправился на реку со спиннингом и принялся выуживать из воды всё, что попадалось на крючок. За каких-то две недели он уложил в грубо сколоченные деревянные ящики и пересыпал колотым льдом добрых пять тонн рыбы, две трети из которой были лососями, причём ещё не начавшими нереститься. Заодно он заложил на лёд почти тонну икры в глиняных горшках и лишь небольшое количество, килограммов пятьдесят, засолил, чтобы побаловать себя. Теперь зима Митяя уже не страшила, и он наконец начал исследовать самую ближнюю территорию, разъезжая по своим владениям на Ижике, способном проехать где угодно, и при этом с довольно большой скоростью.
В первую очередь его интересовала высококачественная глина, и вскоре он нашел на берегу Голышки то, что искал, – почти белую глину, без малого чуть ли не чистый каолин, – и сразу же занялся её добычей, пока не зарядили сплошняком дожди. Вместо навеса над первой печью для обжига он построил из оставшегося леса большой непродуваемый сарай с двухскатной крышей. В нём ровно треть площади занимал здоровенный деревянный бассейн для замачивания глины. В дополнение к первой он сложил вторую печь для обжига, ещё большего размера, изготовил из толстых досок сушильную камеру, и у него осталось ещё довольно много места.
Нефть всё прибывала и прибывала в яму, и Митяю следовало подумать о том, чтобы соорудить не какой-то там чеченский самовар, а самую настоящую ректификационную колонну. Тщательно перебрав руками чуть ли не каждый комочек глины и замочив её, добавив промытого кварцевого песка, который нашёл в районе Асфальтовой горы, он накрутил на уже куда более профессионально изготовленном гончарном круге, приводимом в движение мотоциклом, три десятка больших горшков для хозяйственных и технических нужд, в первую очередь для сбора мочи, она ему тоже должна была вскоре пригодиться.