Страница:
В восемь утра он уже был на ногах, а вскоре, позавтракав, снова отправился на лесоповал, справедливо полагая, что головы махайродов отпугнут всю прочую живность, но они, наоборот, привлекли к себе воронов, и только треск бензопилы не позволил им их склевать. Видно, махайроды чем-то досадили даже этим огромным чёрным птицам. На лесосеку Митяй ездил две недели подряд, после чего сделал небольшой перерыв, встретил Новый год, откупорив бутылку шампанского, потом вылакал бутыль водяры ёмкостью ноль семьдесят пять литра и, не раздеваясь, рухнул в постель, но наутро проснулся без головной боли и, хотя этого ему совершенно не хотелось, вооружился лопатами и отправился на холм готовить строительную площадку.
Снега выпало немного, всего сантиметров двадцать, особых морозов не было, температура не опускалась ниже минус семи, в общем, зима оказалась довольно мягкой, даже реки толком не замёрзли, а потому ничто не мешало ему землепашествовать, по-другому он никак не мог назвать рыхление земли плугоциклом и её последующее выгребание мотоциклозером. Во всяком случае, Митяю не приходилось отогревать грунт паяльными лампами, и он довольно быстро снял слой плодородной почвы и даже перевёз его на место будущего огорода и там высыпал, перемешав с вулканическим пеплом. Удобрение, однако. Так он подготовил строительную площадку размером пятьдесят на пятьдесят метров, перевезя на Ижике с тележкой добрых тысячу двести пятьдесят кубометров грунта, после чего принялся механизированным способом рыть яму размером тридцать пять на тридцать пять метров и глубиной в полтора. Хорошо, что известняк в этом месте более всего походил на крупный щебень, осень выдалась сухой, и потому он не смёрзся в ничем не разбиваемый монолит. Так что Митяй с раннего утра и до поздней ночи катался туда-сюда на мотоцикле и лишь изредка орудовал ломом, киркой и лопатой. Через полтора месяца котлован был готов. После этого он отобрал, обжёг и даже погасил чёртову прорву извести, сбив из досок, прямо рядом с котлованом, известковую яму, и, хотя работал не вручную, всё равно к концу этой работы до жути возненавидел кирку, лом и обе лопаты. Зато сделался раза в два сильнее прежнего и окончательно бросил курить, хотя куревом запасся так же основательно, как и всеми прочими припасами.
Польза от земляных работ такой бешеной интенсивности, когда ему часто приходилось соскакивать с мотоцикла и брать в руки кирку или лом, была налицо, а потому, как только Митяй принялся в начале марта завозить на стройплощадку галечник и песок, то сразу же обратил внимание на то, что вообще перестал уставать от работы, на этот раз от куда более тяжёлой. Между делом, перерываясь на день-другой, он выковал лемех и изготовил новый колёсный мотоплуг, присобачив к нему мотоцикл со снятым с него передним колесом, вспахал огород площадью в добрых пять гектаров и засеял его всеми теми семенами, которые у него имелись в наличии. Работу на огороде Митяй вообще считал за отдых, тем более что растения, грубо говоря, пёрли из земли как бешеные, особенно топинамбур и картошка. К его огромной радости, проросли практически все семена фруктовых деревьев и винограда, не говоря о лимонах – в тех он вообще не сомневался. Даром, что ли, его младший брат Вовка опылял их вместо пчёл вручную – маленькой беличьей кисточкой? Однако высаживать саженцы в грунт он не торопился, а лишь намеревался выставить их, когда станет теплее, на свежий воздух и солнышко, чтобы позднее, уже осенью, пересадить в горшки побольше.
В общем, всё у Митяя ладилось, да и количество строительных блоков – а он изготавливал не обычный кирпич, а пустотелый, крупноблочный, – тоже быстро росло, как рос фундамент дома, который он не выкладывал обычным способом, а заваливал – бутил опалубку крупным галечником и густым известковым раствором, что значительно ускоряло работу. При этом Митяй ещё и отбирал и откладывал в сторону гематит, и того набралось уже тонн десять, что очень радовало. Правда, крутиться ему приходилось как белке в колесе. Сначала молодая редиска, затем огурцы и помидоры, лук и чеснок, не говоря уже о различной зелени, постоянно держали его в тонусе, и потому строительство дома продвигалось быстро. Чтобы не уродоваться лишний раз, таская воду из реки, он всего за неделю сладил пусть и грубое, но зато надёжное водяное колесо-норию большого диаметра с двенадцатью дубовыми бадьями, построил деревянный акведук, и вода сама потекла прямо к краю строительной площадки, а потом от неё, самотёком, по деревянным лоткам в огород. Так что ему только и оставалось, что время от времени направлять её в нужное русло.
Да, лебёдка Шишиги, дизель-генераторы мощностью в шесть и десять киловатт, надёжные бензопилы с прочными цепями, электрическая циркулярка с электрофуганком, болгарка и мощная здоровенная электродрель его здорово выручали. Особенно помогало Митяю сверло диаметром в тридцать шесть миллиметров с проточенным под патрон дрели хвостовиком, позволявшее строить мощные деревянные конструкции, но самое главное – у него не было недостатка в соляре, и каждую ночь он по-прежнему сжигал излишки нефти, объезжая латифундию на вездеходе по периметру, а потому зверьё к нему по ночам не наведывалось. Ну а он по большей части сидел на рыбной диете. Ездить на охоту ему было некогда, и максимум, что он мог себе позволить, так это раз в три дня порыбачить час-полтора, чего обычно вполне хватало. Рыбы в Пшехе водилось прорва, и это была не одна только форель, но ещё и усач, голавль, судак. Рыба по три раза на день пока его полностью устраивала, ведь к ней прилагалась ещё и красная икра, из которой он даже жарил котлеты, смешивая её с рыбным фаршем. В общем, спать голодным ему не приходилось, а вскоре подошла и молодая картошечка, так что всё шло путём.
Когда Митяй ещё раз ездил на Асфальтовую гору за асфальтом, чтобы заасфальтировать двор крепости и полы в подвале, то снова повстречался с шерстистым носорогом, и тот, то ли увидев головы махайродов, то ли учуяв их запах, хрюкнул, развернулся и, крутя хвостом, бодрой рысью помчался по своим делам в лесостепь. Между тем в районе Асфальтовой горы Митяй как-то раз увидел огромного матёрого пещерного льва и сразу же понял, кто в этих краях прокурор. Эта зверюга со светлой желтовато-серой шерстью не уступала размером невысокой лошади, вот только была куда мощнее. Посмотрев на опасного красавца в бинокль, он пожелал ему долгих лет жизни и счастья, заодно мысленно посоветовав держаться подальше от Крейзи Шутера, который шуток не понимает и потому очень метко стреляет навскидку. После той поездки в начале лета Митяй уже больше ни на что не отвлекался и к концу августа вывел дом под крышу и даже возвёл на ней двухэтажную башню, после чего принялся ударными темпами настилать перекрытие верхнего этажа, пустив на это толстенные липовые доски, оструганные только с одной стороны.
Липой почему-то брезгует жук – вредитель деревянных построек, шашель, и это дерево с каждым годом делается всё прочнее и прочнее, так что лучшей древесины на балки, как ни пытайся, всё равно не найдёшь. Из липы же Митяй намеревался изготовить оконные рамы и коробки. Она не подвергалась короблению, а высыхая, не давала большой усадки, не говоря уже о том, что обрабатывать её было не в пример легче, чем сосну. Ну и к тому же липы в лесу росло много. Ещё липа дала ему много лыка, и потому уже очень скоро он мог замочить его и начать вить верёвки и канаты, которых ему так не хватало. Имеющиеся капроновые репшнуры Митяй берёг как зеницу ока. Вместе с тем у него знатно уродился лён, над которым он трясся куда больше, чем над помидорами, огурцами, болгарским перцем, баклажанами, кабачками, тыквами и арбузами. Сначала, собрав все льняные семена до единого, он выдергал его и разложил сушиться строго по рецепту, вычитанному в электронной энциклопедии.
Вообще-то ноутбук, и особенно диски с самой различной информацией, выручали его очень сильно, и Митяй, отличавшийся от многих других людей его возраста тем, что руки росли у него оттуда, откуда надо, а не из задницы, смело брался за любое начинание, но сначала всё-таки внимательно читал имеющуюся у него справочную литературу.
К концу сентября уже второго года своего пребывания в каменном веке Митяй, можно сказать, построил дом и даже остеклил все двадцать четыре окна на всех трёх этажах и два окна в башне, навесив на них мощные дубовые ставни. На верхних этажах окон было даже больше, так как две северные комнаты на первом этаже он решил отвести под склад и не стал их остеклять. Правда, жить можно было только на первом этаже, да и то всего лишь в одной комнате, размещавшейся в правом углу, а если точнее, то в трёх, так как он разделил эту загогулистую комнату деревянными перегородками на три смежные комнаты. Только в них имелись потолки. Всё остальное можно было достраивать и отделывать по мере необходимости хоть до морковкина заговенья. Главное, у него теперь имелись громадный, полностью перекрытый подвал, три комнаты с одной печной трубой, к которой он в любой момент мог пристроить печи, и время на то, чтобы спокойно заняться уборкой урожая, хотя некоторую его часть он уже собрал и даже насолил на зиму огурцов, помидоров, наварил приправ и всё это закатал пусть не в стеклянные банки, но зато разлил по большим белым горшкам, закупорил их крышками и для вящей герметизации залил парафином.
Парафина Митяй собрал из нефти минувшей зимой чёртову прорву, ведь он застывал первым и его было легко собирать. Хорошенько проварив парафин, он выпарил из него бензин, и тот сделался пищевым, то есть совершенно не вонял ни бензином, ни соляркой, а это главное. Хотя парафина он собрал не так уж и много, всего каких-то двести килограммов, он наделал керамических светильников, залил в них парафин и теперь везде, куда ни пойди, мог в любой момент зажечь сколько угодно этих долгоиграющих свечек, которые не воняли керосином. Так что он уже не рисковал налететь в темноте на какую-нибудь полку, расшибить себе голову, но что самое неприятное – разбить что-нибудь ценное и очень нужно. Да, свет – великое дело, особенно в каменном веке. Со светом человеку живётся куда легче, особенно зимой, когда на дворе темнеет рано, а светает поздно. Правда, из-за этого спал он не больше восьми часов, а всё остальное время работал как каторжный, чтобы не пришлось зимой хвататься то за голову, то за задницу, то ещё за что-нибудь. Это, конечно, враньё, что летом один день весь год кормит, но действительно, если летом не поработаешь, то зимой сложишь зубы на полку и удавишься с голодухи.
До сих пор всё складывалось у Митяя просто зашибись, как он сам неоднократно говорил Крафту. Одно его волновало – где бы раздобыть соли. Пока что её вполне хватало, ведь он употреблял соль только в пищу, да ещё заготовил солку на зиму, но ведь рано или поздно он найдёт себе подругу, и, возможно, не одну, а побольше, побольше, пойдут дети, и ему придётся заготавливать на зиму много припасов. В общем, при одном только взгляде на солонку у него начинала болеть голова. Смотаться за солью на море было парой пустяков, поехав туда с тремя тоннами солярки, он за один раз привезёт оттуда три тонны соли как минимум, да вот беда: на кого оставить хозяйство? Он знал, что в Ставропольском крае есть солёные озёра, одно в Красногвардейском районе, другое и того ближе, но как знать, куда добраться легче. Впрочем, если смотаться на Солёное озеро, то там ведь можно будет просто собирать соль на берегу лопатой, а реки ведь ему так и так придётся форсировать, а они из-за таяния ледника в горах в каменном веке были ох какие полноводные и представляли собой самую большую проблему.
В любом случае нужно было подумать о надёжном стороже, и Митяй, усмехнувшись, подумал: «Посадить, что ли, на цепь парочку махайродов во дворе?… Так их же кто-то должен будет кормить!» С такими мыслями, позавтракав, он снова отправился на галечник собирать камни для фундамента кирпичной ограды вокруг крепости. Точнее, его дом станет крепостью тогда, когда он построит вокруг него стену хотя бы семиметровой высоты, к которой пристроит все надворные постройки.
Сначала он хотел расширить двор раза в три, но потом плюнул на это и решил, что ему вполне хватит добавить к нему по пять метров с каждой стороны, а скотный двор лучше пристроить сбоку. Приняв такое решение, он быстро снял и перевёз на огороды плодородную почву и вулканический пепел, после чего пропахал канаву шириной в полтора метра и глубиной всего в полметра. После этого он принялся завозить с галечника камень и вскоре принялся бутить ленточный фундамент. За две с половиной недели он поднял его заподлицо с уровнем двора, а потом ещё на полметра в опалубке. Поначалу фундамент на известковом растворе не имел большой механической прочности, хотя и был способен держать вес трёхэтажного дома, а не то что стены, но со временем он превратится в известняк и тогда станет даже прочнее, чем бетон. Дав раствору схватиться, Митяй сделал асфальтом поверху и по бокам фундамента гидроизоляцию и принялся не спеша поднимать крепостные стены.
В работе ему очень помогало то, что раствор за него снова мешал многострадальный Ижик, который, кажется, к этому дню уже разучился ездить. Зато его дубовая растворомешалка на полтора куба позволила быстро возвести фундамент. После этого Митяй принялся строить стену вокруг дома и попутно квадратный скотный двор размером шестьдесят на шестьдесят метров, но ему предстояло стать им только будущей весной, причём скотным двором-яслями.
Убрав урожай, Митяй установил для себя строгий график работ: с утра и до обеда он формовал кирпичи и закладывал их на просушку; потом быстро вынимал из печи готовые и уже остывшие до вполне приемлемой температуры кирпичи; пока те полностью остывали, возводил стену вокруг дома и скотного двора; после этого сажал в печь следующую пару сотен кирпичей и врубал все форсунки. При этом вечером он ещё и успевал смотаться на свою нефтебазу, привезти нефти, поставить её отстаиваться, затем доливал в камеру нагрева хорошо отстоявшейся нефти, перед этим аккуратно сливая её в чистые, сухие, в смысле – без воды, посудины, а остатки сжигал, хотя ему это и не нравилось. Экология, понимаешь ли, страдала, но он с этим пока что ничего не мог поделать и потому лишь разводил руками и горестно вздыхал, говоря, что так будет не всегда.
Спать Митяй ложился не раньше одиннадцати, а в пять утра, ещё до того, как зазвонят будильники, большой, чуть ли не с колоколами громкого боя, и наручный, в часах модели «Командирские», уже вскакивал как ошпаренный, и так длилось до тех пор, пока он не поднял стену на три метра. Однако и после этого он не угомонился, хотя и взял себе «отпуск» на целую неделю, и всё это время рыбачил. Лосось снова пошёл на нерест, а минувшая зима показала, что его здоровенная землянка с потолками высотой в четыре метра представляет собой идеальный склад для хранения продуктов на льду, и поэтому он полностью обложил её стены кирпичом, оштукатурил, наделал стеллажей, ящиков и теперь через каждый час, а то и сорок минутотвозил в ледник полную тележку потрошёной, обезглавленной рыбы и ёмкости с красной икрой. На этот раз он решил засолить икры побольше. Митяй любил красную икру и трескал её с удовольствием, особенно с варёной картошечкой. Между тем он твёрдо решил, что пусть и не на следующее лето, но ещё через год он наизнанку вывернется, в игольное ушко пролезет, но обязательно смотается в Ставропольский край за солью. Хотя Митяй уже полностью переселился в каменный век, он всё равно ещё мыслил категориями века двадцать первого, в котором бесследно сгинул Дмитрий Мельников, ну а чтобы не думать об этом, загружал себя работой так, чтобы, едва дойдя до кровати, тут же уснуть.
Вообще-то работа стала для него самым лучшим средством психологической разгрузки, позволяющим не сойти с ума или не надраться однажды в лоскуты и потом взять и не застрелиться с тоски. Что ни говори, но он в этом чёртовом каменном веке был один-одинёшенек и прекрасно понимал, что даже какая-нибудь местная супермодель не решит его проблем, ведь она, скорее всего, окажется настолько отсталой в своём умственном развитии, что трахать её окажется то же самое, что и шимпанзе. Так не проще ли тогда просто взять и завести себе козу? Ту, которая с рогами. Что одно, что другое будет чистейшей воды зоофилией. Ведь всем этим троглодитам каменного века – хотя кроманьонцы, если верить учёным, биологически ничем не отличались от современного человека – до его уровня ещё развиваться и развиваться. Поэтому даже если он и наловит в этих краях людей и заселит в свой дом, ничего хорошего из этого всё равно не выйдет, он будет окружён недочеловеками. От таких мыслей, а они посещали Митяя часто, ему становилось не просто грустно, а по-настоящему тошно, и он был готов выть от тоски, обиды, негодования, а иногда и ужаса.
Единственное, что его спасало, так это работа – в ней он находил, как это ни странно, отдохновение от тяжких мыслей. Работа наполняла его жизнь смыслом и в то же время доставляла радость, ведь он занимался созидательным трудом, а не пустым ворочанием камней на каторге. Каждый день Митяй достигал какого-то пусть маленького, но успеха, и даже если у него что-то не получалось так, как нужно, то он не расстраивался, а старался извлечь урок из своей ошибки, чтобы в следующий раз не повторять её. Поэтому он всё старался делать на совесть, даже довольно простой и неказистый дом в три этажа. Он стоял на высоком фундаменте с вентиляционными оконцами полуподвала, забранными снаружи деревянными жалюзи и закрытыми изнутри прочными ставнями. Потолки в нём были высокими, в четыре метра. Перед входом стояло просторное и высокое крыльцо с навесом от дождя, крытое светлой черепицей. Сам же дом был облицован светлым, похожим на тёмную слоновую кость, матово блестящим на солнце кирпичом. Поверху Митяй сложил из кирпича зубчатый парапет, окна закрывались массивными дубовыми ставнями, которые он мечтал украсить какими-нибудь геральдическими накладками, а ведь ещё над домом возвышалась стройная башня. В общем, дом получился у него, как это ни странно, очень красивым, несмотря на всю простоту архитектурного решения, а может, ему это только казалось.
Хотя Митяй не завершил строительства дома – отделочные работы вести и вести, – он уже сейчас им очень гордился. Это было его первое монументальное творение, и он построил его мало того что один, так ещё и в рекордно короткие сроки – менее чем за год. Да, домину он себе отгрохал громадную, а потому чувствовал себя в своём собственном доме всё-таки несколько неуютно и потому часто задавался такими вопросами: «Митяй, оно тебе было надо? На фига такие масштабы? Кого ты этим хочешь удивить или поразить? Ведь здесь же нет никого, кто сможет оценить твои труды по достоинству!» И после минутного колебания отвечал сам себе такими словами: «Нет, старичок, только так и не иначе! Если уж что-то делать, то на совесть, чтобы не было противно от того, что тут недоделано, а тут и вовсе косячина получилась. Я же всё это для себя делаю, мне и оценивать качество сделанного. Самого же себя не обманешь. Это тебе не шабашку на скорую руку слепить, когда на их умишку и этого будет лишку. Тут нужно делать всё качественно и на совесть». От таких размышлений и разговором с самим собой, а гораздо чаще с Крафтом, всегда находившимся рядом, Митяю становилось легче на душе, и он уже не помышлял о том, чтобы пойти и где-нибудь удавиться с тоски. Так что созидание стало для него практически единственным смыслом жизни.
Пока доисторический Робинзон без Пятницы, но с лохматым другом строил дом, он не забывал то и дело оглядываться и довольно часто рассматривал окрестности в бинокль, поскольку полагал, что строительство и огни, горящие по ночам, должны привлечь внимание людей. Увы, пока что этого не происходило. Хотя, с другой стороны, людей ведь в каменном веке на Земле жило очень мало, и они были рассеяны по огромным пространствам планеты. Это была ещё одна причина, по которой он так и не сел до сих пор в Шишигу и не отправился на поиски людей. На это могли уйти годы, и ещё не факт, что удача улыбнётся ему.
Разыскать людей быстро Митяй смог бы только с воздуха, но на строительство автожира у него точно никогда не хватит духу. Его просто не из чего было строить, ведь помимо лёгкого мотора большой мощности требовались лёгкие авиационные материалы. В первую очередь дюралюминий, а его взять было и негде, хотя алюминия под ногами валялось очень много в виде самой обыкновенной глины, а это уже электрометаллургия. Увы, но его потолком была самая примитивная, китайского образца, домна для выплавки чугуна, а также простой мартен для того, чтобы выжигать из чугуна лишний углерод, но и для этого требовалась очень мощная воздуходувная машина, и запасным движком от Шишиги здесь точно не обойдёшься, да тот и не сможет работать несколько суток в таком адском режиме.
Поэтому Митяй пока что занимался рыбной ловлей, солил икру на зиму и мало-помалу обдумывал, как бы ему половчее извернуться и без лишних хлопот построить домну. Выходило так, что без хлопот было точно не обойтись, ведь помимо домны нужно иметь модельный цех, хотя это и пустяки, мощные огнеупоры на футеровку, огнеупорные формы для литья чугуна и стали, механический цех для обработки отливок, кузницу, печи для отжига чугуна и ещё много чего другого. Тем не менее он не отчаивался, когда начинал представлять, сколько проблем из-за этого появится.
Решать проблемы сделалось для него делом привычным и в известной степени обыденным. Он только тем и занимался, что решал их ежедневно с раннего утра и до полуночи. Для Митяя было куда удивительнее, если бы все проблемы исчезли разом, но для этого ему нужно было либо застрелиться, либо повеситься, а он не желал делать ни того, ни другого. Зато рыбная ловля его здорово успокаивала, и он с азартом выуживал из реки одну здоровенную рыбу за другой и время от времени клал спиннинг на траву для того, чтобы вспороть лососям и форели брюхо, вынуть икру или попросту выпотрошить, отрубить головы и свезти очередную партию рыбы в ледник.
Глава 4
Снега выпало немного, всего сантиметров двадцать, особых морозов не было, температура не опускалась ниже минус семи, в общем, зима оказалась довольно мягкой, даже реки толком не замёрзли, а потому ничто не мешало ему землепашествовать, по-другому он никак не мог назвать рыхление земли плугоциклом и её последующее выгребание мотоциклозером. Во всяком случае, Митяю не приходилось отогревать грунт паяльными лампами, и он довольно быстро снял слой плодородной почвы и даже перевёз его на место будущего огорода и там высыпал, перемешав с вулканическим пеплом. Удобрение, однако. Так он подготовил строительную площадку размером пятьдесят на пятьдесят метров, перевезя на Ижике с тележкой добрых тысячу двести пятьдесят кубометров грунта, после чего принялся механизированным способом рыть яму размером тридцать пять на тридцать пять метров и глубиной в полтора. Хорошо, что известняк в этом месте более всего походил на крупный щебень, осень выдалась сухой, и потому он не смёрзся в ничем не разбиваемый монолит. Так что Митяй с раннего утра и до поздней ночи катался туда-сюда на мотоцикле и лишь изредка орудовал ломом, киркой и лопатой. Через полтора месяца котлован был готов. После этого он отобрал, обжёг и даже погасил чёртову прорву извести, сбив из досок, прямо рядом с котлованом, известковую яму, и, хотя работал не вручную, всё равно к концу этой работы до жути возненавидел кирку, лом и обе лопаты. Зато сделался раза в два сильнее прежнего и окончательно бросил курить, хотя куревом запасся так же основательно, как и всеми прочими припасами.
Польза от земляных работ такой бешеной интенсивности, когда ему часто приходилось соскакивать с мотоцикла и брать в руки кирку или лом, была налицо, а потому, как только Митяй принялся в начале марта завозить на стройплощадку галечник и песок, то сразу же обратил внимание на то, что вообще перестал уставать от работы, на этот раз от куда более тяжёлой. Между делом, перерываясь на день-другой, он выковал лемех и изготовил новый колёсный мотоплуг, присобачив к нему мотоцикл со снятым с него передним колесом, вспахал огород площадью в добрых пять гектаров и засеял его всеми теми семенами, которые у него имелись в наличии. Работу на огороде Митяй вообще считал за отдых, тем более что растения, грубо говоря, пёрли из земли как бешеные, особенно топинамбур и картошка. К его огромной радости, проросли практически все семена фруктовых деревьев и винограда, не говоря о лимонах – в тех он вообще не сомневался. Даром, что ли, его младший брат Вовка опылял их вместо пчёл вручную – маленькой беличьей кисточкой? Однако высаживать саженцы в грунт он не торопился, а лишь намеревался выставить их, когда станет теплее, на свежий воздух и солнышко, чтобы позднее, уже осенью, пересадить в горшки побольше.
В общем, всё у Митяя ладилось, да и количество строительных блоков – а он изготавливал не обычный кирпич, а пустотелый, крупноблочный, – тоже быстро росло, как рос фундамент дома, который он не выкладывал обычным способом, а заваливал – бутил опалубку крупным галечником и густым известковым раствором, что значительно ускоряло работу. При этом Митяй ещё и отбирал и откладывал в сторону гематит, и того набралось уже тонн десять, что очень радовало. Правда, крутиться ему приходилось как белке в колесе. Сначала молодая редиска, затем огурцы и помидоры, лук и чеснок, не говоря уже о различной зелени, постоянно держали его в тонусе, и потому строительство дома продвигалось быстро. Чтобы не уродоваться лишний раз, таская воду из реки, он всего за неделю сладил пусть и грубое, но зато надёжное водяное колесо-норию большого диаметра с двенадцатью дубовыми бадьями, построил деревянный акведук, и вода сама потекла прямо к краю строительной площадки, а потом от неё, самотёком, по деревянным лоткам в огород. Так что ему только и оставалось, что время от времени направлять её в нужное русло.
Да, лебёдка Шишиги, дизель-генераторы мощностью в шесть и десять киловатт, надёжные бензопилы с прочными цепями, электрическая циркулярка с электрофуганком, болгарка и мощная здоровенная электродрель его здорово выручали. Особенно помогало Митяю сверло диаметром в тридцать шесть миллиметров с проточенным под патрон дрели хвостовиком, позволявшее строить мощные деревянные конструкции, но самое главное – у него не было недостатка в соляре, и каждую ночь он по-прежнему сжигал излишки нефти, объезжая латифундию на вездеходе по периметру, а потому зверьё к нему по ночам не наведывалось. Ну а он по большей части сидел на рыбной диете. Ездить на охоту ему было некогда, и максимум, что он мог себе позволить, так это раз в три дня порыбачить час-полтора, чего обычно вполне хватало. Рыбы в Пшехе водилось прорва, и это была не одна только форель, но ещё и усач, голавль, судак. Рыба по три раза на день пока его полностью устраивала, ведь к ней прилагалась ещё и красная икра, из которой он даже жарил котлеты, смешивая её с рыбным фаршем. В общем, спать голодным ему не приходилось, а вскоре подошла и молодая картошечка, так что всё шло путём.
Когда Митяй ещё раз ездил на Асфальтовую гору за асфальтом, чтобы заасфальтировать двор крепости и полы в подвале, то снова повстречался с шерстистым носорогом, и тот, то ли увидев головы махайродов, то ли учуяв их запах, хрюкнул, развернулся и, крутя хвостом, бодрой рысью помчался по своим делам в лесостепь. Между тем в районе Асфальтовой горы Митяй как-то раз увидел огромного матёрого пещерного льва и сразу же понял, кто в этих краях прокурор. Эта зверюга со светлой желтовато-серой шерстью не уступала размером невысокой лошади, вот только была куда мощнее. Посмотрев на опасного красавца в бинокль, он пожелал ему долгих лет жизни и счастья, заодно мысленно посоветовав держаться подальше от Крейзи Шутера, который шуток не понимает и потому очень метко стреляет навскидку. После той поездки в начале лета Митяй уже больше ни на что не отвлекался и к концу августа вывел дом под крышу и даже возвёл на ней двухэтажную башню, после чего принялся ударными темпами настилать перекрытие верхнего этажа, пустив на это толстенные липовые доски, оструганные только с одной стороны.
Липой почему-то брезгует жук – вредитель деревянных построек, шашель, и это дерево с каждым годом делается всё прочнее и прочнее, так что лучшей древесины на балки, как ни пытайся, всё равно не найдёшь. Из липы же Митяй намеревался изготовить оконные рамы и коробки. Она не подвергалась короблению, а высыхая, не давала большой усадки, не говоря уже о том, что обрабатывать её было не в пример легче, чем сосну. Ну и к тому же липы в лесу росло много. Ещё липа дала ему много лыка, и потому уже очень скоро он мог замочить его и начать вить верёвки и канаты, которых ему так не хватало. Имеющиеся капроновые репшнуры Митяй берёг как зеницу ока. Вместе с тем у него знатно уродился лён, над которым он трясся куда больше, чем над помидорами, огурцами, болгарским перцем, баклажанами, кабачками, тыквами и арбузами. Сначала, собрав все льняные семена до единого, он выдергал его и разложил сушиться строго по рецепту, вычитанному в электронной энциклопедии.
Вообще-то ноутбук, и особенно диски с самой различной информацией, выручали его очень сильно, и Митяй, отличавшийся от многих других людей его возраста тем, что руки росли у него оттуда, откуда надо, а не из задницы, смело брался за любое начинание, но сначала всё-таки внимательно читал имеющуюся у него справочную литературу.
К концу сентября уже второго года своего пребывания в каменном веке Митяй, можно сказать, построил дом и даже остеклил все двадцать четыре окна на всех трёх этажах и два окна в башне, навесив на них мощные дубовые ставни. На верхних этажах окон было даже больше, так как две северные комнаты на первом этаже он решил отвести под склад и не стал их остеклять. Правда, жить можно было только на первом этаже, да и то всего лишь в одной комнате, размещавшейся в правом углу, а если точнее, то в трёх, так как он разделил эту загогулистую комнату деревянными перегородками на три смежные комнаты. Только в них имелись потолки. Всё остальное можно было достраивать и отделывать по мере необходимости хоть до морковкина заговенья. Главное, у него теперь имелись громадный, полностью перекрытый подвал, три комнаты с одной печной трубой, к которой он в любой момент мог пристроить печи, и время на то, чтобы спокойно заняться уборкой урожая, хотя некоторую его часть он уже собрал и даже насолил на зиму огурцов, помидоров, наварил приправ и всё это закатал пусть не в стеклянные банки, но зато разлил по большим белым горшкам, закупорил их крышками и для вящей герметизации залил парафином.
Парафина Митяй собрал из нефти минувшей зимой чёртову прорву, ведь он застывал первым и его было легко собирать. Хорошенько проварив парафин, он выпарил из него бензин, и тот сделался пищевым, то есть совершенно не вонял ни бензином, ни соляркой, а это главное. Хотя парафина он собрал не так уж и много, всего каких-то двести килограммов, он наделал керамических светильников, залил в них парафин и теперь везде, куда ни пойди, мог в любой момент зажечь сколько угодно этих долгоиграющих свечек, которые не воняли керосином. Так что он уже не рисковал налететь в темноте на какую-нибудь полку, расшибить себе голову, но что самое неприятное – разбить что-нибудь ценное и очень нужно. Да, свет – великое дело, особенно в каменном веке. Со светом человеку живётся куда легче, особенно зимой, когда на дворе темнеет рано, а светает поздно. Правда, из-за этого спал он не больше восьми часов, а всё остальное время работал как каторжный, чтобы не пришлось зимой хвататься то за голову, то за задницу, то ещё за что-нибудь. Это, конечно, враньё, что летом один день весь год кормит, но действительно, если летом не поработаешь, то зимой сложишь зубы на полку и удавишься с голодухи.
До сих пор всё складывалось у Митяя просто зашибись, как он сам неоднократно говорил Крафту. Одно его волновало – где бы раздобыть соли. Пока что её вполне хватало, ведь он употреблял соль только в пищу, да ещё заготовил солку на зиму, но ведь рано или поздно он найдёт себе подругу, и, возможно, не одну, а побольше, побольше, пойдут дети, и ему придётся заготавливать на зиму много припасов. В общем, при одном только взгляде на солонку у него начинала болеть голова. Смотаться за солью на море было парой пустяков, поехав туда с тремя тоннами солярки, он за один раз привезёт оттуда три тонны соли как минимум, да вот беда: на кого оставить хозяйство? Он знал, что в Ставропольском крае есть солёные озёра, одно в Красногвардейском районе, другое и того ближе, но как знать, куда добраться легче. Впрочем, если смотаться на Солёное озеро, то там ведь можно будет просто собирать соль на берегу лопатой, а реки ведь ему так и так придётся форсировать, а они из-за таяния ледника в горах в каменном веке были ох какие полноводные и представляли собой самую большую проблему.
В любом случае нужно было подумать о надёжном стороже, и Митяй, усмехнувшись, подумал: «Посадить, что ли, на цепь парочку махайродов во дворе?… Так их же кто-то должен будет кормить!» С такими мыслями, позавтракав, он снова отправился на галечник собирать камни для фундамента кирпичной ограды вокруг крепости. Точнее, его дом станет крепостью тогда, когда он построит вокруг него стену хотя бы семиметровой высоты, к которой пристроит все надворные постройки.
Сначала он хотел расширить двор раза в три, но потом плюнул на это и решил, что ему вполне хватит добавить к нему по пять метров с каждой стороны, а скотный двор лучше пристроить сбоку. Приняв такое решение, он быстро снял и перевёз на огороды плодородную почву и вулканический пепел, после чего пропахал канаву шириной в полтора метра и глубиной всего в полметра. После этого он принялся завозить с галечника камень и вскоре принялся бутить ленточный фундамент. За две с половиной недели он поднял его заподлицо с уровнем двора, а потом ещё на полметра в опалубке. Поначалу фундамент на известковом растворе не имел большой механической прочности, хотя и был способен держать вес трёхэтажного дома, а не то что стены, но со временем он превратится в известняк и тогда станет даже прочнее, чем бетон. Дав раствору схватиться, Митяй сделал асфальтом поверху и по бокам фундамента гидроизоляцию и принялся не спеша поднимать крепостные стены.
В работе ему очень помогало то, что раствор за него снова мешал многострадальный Ижик, который, кажется, к этому дню уже разучился ездить. Зато его дубовая растворомешалка на полтора куба позволила быстро возвести фундамент. После этого Митяй принялся строить стену вокруг дома и попутно квадратный скотный двор размером шестьдесят на шестьдесят метров, но ему предстояло стать им только будущей весной, причём скотным двором-яслями.
Убрав урожай, Митяй установил для себя строгий график работ: с утра и до обеда он формовал кирпичи и закладывал их на просушку; потом быстро вынимал из печи готовые и уже остывшие до вполне приемлемой температуры кирпичи; пока те полностью остывали, возводил стену вокруг дома и скотного двора; после этого сажал в печь следующую пару сотен кирпичей и врубал все форсунки. При этом вечером он ещё и успевал смотаться на свою нефтебазу, привезти нефти, поставить её отстаиваться, затем доливал в камеру нагрева хорошо отстоявшейся нефти, перед этим аккуратно сливая её в чистые, сухие, в смысле – без воды, посудины, а остатки сжигал, хотя ему это и не нравилось. Экология, понимаешь ли, страдала, но он с этим пока что ничего не мог поделать и потому лишь разводил руками и горестно вздыхал, говоря, что так будет не всегда.
Спать Митяй ложился не раньше одиннадцати, а в пять утра, ещё до того, как зазвонят будильники, большой, чуть ли не с колоколами громкого боя, и наручный, в часах модели «Командирские», уже вскакивал как ошпаренный, и так длилось до тех пор, пока он не поднял стену на три метра. Однако и после этого он не угомонился, хотя и взял себе «отпуск» на целую неделю, и всё это время рыбачил. Лосось снова пошёл на нерест, а минувшая зима показала, что его здоровенная землянка с потолками высотой в четыре метра представляет собой идеальный склад для хранения продуктов на льду, и поэтому он полностью обложил её стены кирпичом, оштукатурил, наделал стеллажей, ящиков и теперь через каждый час, а то и сорок минутотвозил в ледник полную тележку потрошёной, обезглавленной рыбы и ёмкости с красной икрой. На этот раз он решил засолить икры побольше. Митяй любил красную икру и трескал её с удовольствием, особенно с варёной картошечкой. Между тем он твёрдо решил, что пусть и не на следующее лето, но ещё через год он наизнанку вывернется, в игольное ушко пролезет, но обязательно смотается в Ставропольский край за солью. Хотя Митяй уже полностью переселился в каменный век, он всё равно ещё мыслил категориями века двадцать первого, в котором бесследно сгинул Дмитрий Мельников, ну а чтобы не думать об этом, загружал себя работой так, чтобы, едва дойдя до кровати, тут же уснуть.
Вообще-то работа стала для него самым лучшим средством психологической разгрузки, позволяющим не сойти с ума или не надраться однажды в лоскуты и потом взять и не застрелиться с тоски. Что ни говори, но он в этом чёртовом каменном веке был один-одинёшенек и прекрасно понимал, что даже какая-нибудь местная супермодель не решит его проблем, ведь она, скорее всего, окажется настолько отсталой в своём умственном развитии, что трахать её окажется то же самое, что и шимпанзе. Так не проще ли тогда просто взять и завести себе козу? Ту, которая с рогами. Что одно, что другое будет чистейшей воды зоофилией. Ведь всем этим троглодитам каменного века – хотя кроманьонцы, если верить учёным, биологически ничем не отличались от современного человека – до его уровня ещё развиваться и развиваться. Поэтому даже если он и наловит в этих краях людей и заселит в свой дом, ничего хорошего из этого всё равно не выйдет, он будет окружён недочеловеками. От таких мыслей, а они посещали Митяя часто, ему становилось не просто грустно, а по-настоящему тошно, и он был готов выть от тоски, обиды, негодования, а иногда и ужаса.
Единственное, что его спасало, так это работа – в ней он находил, как это ни странно, отдохновение от тяжких мыслей. Работа наполняла его жизнь смыслом и в то же время доставляла радость, ведь он занимался созидательным трудом, а не пустым ворочанием камней на каторге. Каждый день Митяй достигал какого-то пусть маленького, но успеха, и даже если у него что-то не получалось так, как нужно, то он не расстраивался, а старался извлечь урок из своей ошибки, чтобы в следующий раз не повторять её. Поэтому он всё старался делать на совесть, даже довольно простой и неказистый дом в три этажа. Он стоял на высоком фундаменте с вентиляционными оконцами полуподвала, забранными снаружи деревянными жалюзи и закрытыми изнутри прочными ставнями. Потолки в нём были высокими, в четыре метра. Перед входом стояло просторное и высокое крыльцо с навесом от дождя, крытое светлой черепицей. Сам же дом был облицован светлым, похожим на тёмную слоновую кость, матово блестящим на солнце кирпичом. Поверху Митяй сложил из кирпича зубчатый парапет, окна закрывались массивными дубовыми ставнями, которые он мечтал украсить какими-нибудь геральдическими накладками, а ведь ещё над домом возвышалась стройная башня. В общем, дом получился у него, как это ни странно, очень красивым, несмотря на всю простоту архитектурного решения, а может, ему это только казалось.
Хотя Митяй не завершил строительства дома – отделочные работы вести и вести, – он уже сейчас им очень гордился. Это было его первое монументальное творение, и он построил его мало того что один, так ещё и в рекордно короткие сроки – менее чем за год. Да, домину он себе отгрохал громадную, а потому чувствовал себя в своём собственном доме всё-таки несколько неуютно и потому часто задавался такими вопросами: «Митяй, оно тебе было надо? На фига такие масштабы? Кого ты этим хочешь удивить или поразить? Ведь здесь же нет никого, кто сможет оценить твои труды по достоинству!» И после минутного колебания отвечал сам себе такими словами: «Нет, старичок, только так и не иначе! Если уж что-то делать, то на совесть, чтобы не было противно от того, что тут недоделано, а тут и вовсе косячина получилась. Я же всё это для себя делаю, мне и оценивать качество сделанного. Самого же себя не обманешь. Это тебе не шабашку на скорую руку слепить, когда на их умишку и этого будет лишку. Тут нужно делать всё качественно и на совесть». От таких размышлений и разговором с самим собой, а гораздо чаще с Крафтом, всегда находившимся рядом, Митяю становилось легче на душе, и он уже не помышлял о том, чтобы пойти и где-нибудь удавиться с тоски. Так что созидание стало для него практически единственным смыслом жизни.
Пока доисторический Робинзон без Пятницы, но с лохматым другом строил дом, он не забывал то и дело оглядываться и довольно часто рассматривал окрестности в бинокль, поскольку полагал, что строительство и огни, горящие по ночам, должны привлечь внимание людей. Увы, пока что этого не происходило. Хотя, с другой стороны, людей ведь в каменном веке на Земле жило очень мало, и они были рассеяны по огромным пространствам планеты. Это была ещё одна причина, по которой он так и не сел до сих пор в Шишигу и не отправился на поиски людей. На это могли уйти годы, и ещё не факт, что удача улыбнётся ему.
Разыскать людей быстро Митяй смог бы только с воздуха, но на строительство автожира у него точно никогда не хватит духу. Его просто не из чего было строить, ведь помимо лёгкого мотора большой мощности требовались лёгкие авиационные материалы. В первую очередь дюралюминий, а его взять было и негде, хотя алюминия под ногами валялось очень много в виде самой обыкновенной глины, а это уже электрометаллургия. Увы, но его потолком была самая примитивная, китайского образца, домна для выплавки чугуна, а также простой мартен для того, чтобы выжигать из чугуна лишний углерод, но и для этого требовалась очень мощная воздуходувная машина, и запасным движком от Шишиги здесь точно не обойдёшься, да тот и не сможет работать несколько суток в таком адском режиме.
Поэтому Митяй пока что занимался рыбной ловлей, солил икру на зиму и мало-помалу обдумывал, как бы ему половчее извернуться и без лишних хлопот построить домну. Выходило так, что без хлопот было точно не обойтись, ведь помимо домны нужно иметь модельный цех, хотя это и пустяки, мощные огнеупоры на футеровку, огнеупорные формы для литья чугуна и стали, механический цех для обработки отливок, кузницу, печи для отжига чугуна и ещё много чего другого. Тем не менее он не отчаивался, когда начинал представлять, сколько проблем из-за этого появится.
Решать проблемы сделалось для него делом привычным и в известной степени обыденным. Он только тем и занимался, что решал их ежедневно с раннего утра и до полуночи. Для Митяя было куда удивительнее, если бы все проблемы исчезли разом, но для этого ему нужно было либо застрелиться, либо повеситься, а он не желал делать ни того, ни другого. Зато рыбная ловля его здорово успокаивала, и он с азартом выуживал из реки одну здоровенную рыбу за другой и время от времени клал спиннинг на траву для того, чтобы вспороть лососям и форели брюхо, вынуть икру или попросту выпотрошить, отрубить головы и свезти очередную партию рыбы в ледник.
Глава 4
Митяй осваивает профессию металлурга
Проведя неделю у реки, Митяй здорово отдохнул, но самое главное, наконец полностью свыкся с мыслью, что берег реки и здоровенный, сверкающий на солнце кирпичный дом за его спиной, окружённый трёхметровой тёмно-коричневой стеной, – это уже навсегда и никакой другой жизни у него теперь не будет. Поняв это, он вдруг удивился, что не испытывает никакой грусти. Да, он царь Кавказа, да что там Кавказа, всего мира, хотя о его существовании никто из подданных даже не подозревает, и это неоспоримый факт, а потому горевать ему незачем. Нет, местные хлопцы, возможно, видели с горогни на Нефтяной реке и даже разглядели его дом, он ведь очень ярко выделяется на фоне зелени, но вряд ли они догадываются о том, кто он такой. К ним он уже относился как к своим детям и даже знал, что ему нужно будет делать через какое-то время – строить большой город и учить их всему тому, что знает сам. Не всех, конечно, а тех, кто согласится принять над собой его власть, и не сразу, а только после того, как вырастут его собственные дети, сыновья и дочери, а их он должен оставить после себя очень много и воспитать так, чтобы они никогда не враждовали между собой. Даже после его смерти.
Когда-то очень давно Митяй прочитал фантастический рассказ про путешественников во времени, и в нём один из хрононавтов случайно раздавил бабочку во времена динозавров, из-за чего вроде бы наступили чудовищные последствия. Этот рассказ глубоко запал ему в душу, хотя и не слишком запомнился, но сейчас он плевать хотел на то, что своими действиями погубит будущую цивилизацию. Раз уж Господа Бога так раскорячило, что тот позволил ему оказаться в каменном веке, то пусть пеняет на себя. Все свои знания Митяй передаст людям этой эпохи, какими бы они ни были, пусть даже полными уродами, и сделает всё, чтобы сберечь природу этого мира и не допустить вражды между людьми. Поэтому первое, что он станет делать, – это начнёт учить их животноводству и хлебопашеству. Картошки он выкопал до хренища, полподвала завалил. Клубней топинамбура тоже выросло до черта, но так он на том же месте, а Митяй посадил его грамотно, валками, снова даст офигительный урожай. Всю зелёнку он уже скосил, порубил и заложил на силос, так что зимой и весной обязательно скормит любую половину кабанам в обмен на поросят, а остальным станет кормить полосатых хрюшек, чтобы потом не охотится на них бездумно, а выращивать, как домашнюю скотину.
Точно так же он собирался приручить коров, причём сделать так, чтобы те не паслись на лугах, а жили в замкнутом пространстве, имели возможность гулять на свежем воздухе, но полностью зависели от человека. Вряд ли они будут давать много молока, но ведь корова – это не человек, её к быку можно подводить уже в возрасте двух лет, а потом всё будет зависеть только от селекционной работы со стадом.
Самыми необходимыми для него в настоящее время являлись мальчики и девочки в возрасте не старше четырёх-пяти лет, а также молодые девушки лет шестнадцати-семнадцати, которых он сможет влюбить в себя до беспамятства и заставить подружиться. Митяй даже решил, что больше четырнадцати жен заводить не стоит, не успеет полюбить хотя бы пару раз в месяц каждую, но лучше всё же остановиться на семи-восьми плюс иметь каждые два месяца новую наложницу, чтобы потом выдать её замуж, а для этого ему нужно срочно наладить выплавку железа. На железные топоры, ножи и наконечники для копий он сможет выменять у местного населения сколько угодно девушек, ну а то, что они окажутся не так умны, как хотелось бы, так и чёрт с этим. Дурь из них он в любом случае выбить сможет. Навыки есть, и немалые. У него во взводе такие ухари служили, что после них кто угодно паинькой покажется, даже конченая дура.
Когда-то очень давно Митяй прочитал фантастический рассказ про путешественников во времени, и в нём один из хрононавтов случайно раздавил бабочку во времена динозавров, из-за чего вроде бы наступили чудовищные последствия. Этот рассказ глубоко запал ему в душу, хотя и не слишком запомнился, но сейчас он плевать хотел на то, что своими действиями погубит будущую цивилизацию. Раз уж Господа Бога так раскорячило, что тот позволил ему оказаться в каменном веке, то пусть пеняет на себя. Все свои знания Митяй передаст людям этой эпохи, какими бы они ни были, пусть даже полными уродами, и сделает всё, чтобы сберечь природу этого мира и не допустить вражды между людьми. Поэтому первое, что он станет делать, – это начнёт учить их животноводству и хлебопашеству. Картошки он выкопал до хренища, полподвала завалил. Клубней топинамбура тоже выросло до черта, но так он на том же месте, а Митяй посадил его грамотно, валками, снова даст офигительный урожай. Всю зелёнку он уже скосил, порубил и заложил на силос, так что зимой и весной обязательно скормит любую половину кабанам в обмен на поросят, а остальным станет кормить полосатых хрюшек, чтобы потом не охотится на них бездумно, а выращивать, как домашнюю скотину.
Точно так же он собирался приручить коров, причём сделать так, чтобы те не паслись на лугах, а жили в замкнутом пространстве, имели возможность гулять на свежем воздухе, но полностью зависели от человека. Вряд ли они будут давать много молока, но ведь корова – это не человек, её к быку можно подводить уже в возрасте двух лет, а потом всё будет зависеть только от селекционной работы со стадом.
Самыми необходимыми для него в настоящее время являлись мальчики и девочки в возрасте не старше четырёх-пяти лет, а также молодые девушки лет шестнадцати-семнадцати, которых он сможет влюбить в себя до беспамятства и заставить подружиться. Митяй даже решил, что больше четырнадцати жен заводить не стоит, не успеет полюбить хотя бы пару раз в месяц каждую, но лучше всё же остановиться на семи-восьми плюс иметь каждые два месяца новую наложницу, чтобы потом выдать её замуж, а для этого ему нужно срочно наладить выплавку железа. На железные топоры, ножи и наконечники для копий он сможет выменять у местного населения сколько угодно девушек, ну а то, что они окажутся не так умны, как хотелось бы, так и чёрт с этим. Дурь из них он в любом случае выбить сможет. Навыки есть, и немалые. У него во взводе такие ухари служили, что после них кто угодно паинькой покажется, даже конченая дура.