Глупые женщины всегда портят уху, насыщая ее лавровым листом, перцем, рисом, картошкой. Они, сердешные, не понимают, что в ухе не должно быть ничего лишнего: родниковая вода, соль по вкусу, рыба… и сто граммов русской водки. Чем больше рыбы – тем лучше.
   Начальник Центра подготовки космических туристов присел у крайней лунки.
   Овчинный полушубок, собачьи унты, шапка-ушанка из длинношерстной норки создавали вполне приемлемые условия для рыбалки, несмотря на пошаливающий ветерок и отсутствие солнца.
   Первый окунь не заставил себя ждать.
   А через пять минут на льду билось уже три экземпляра приличного размера.
   Начальник Центра подготовки космических туристов мог себе позволить посвятить сегодняшний рабочий день выезду на природу.
   Накануне удалось наконец согласовать с американскими коллегами грандиознейшее космическое рекламное шоу из трех частей. Проведение на Международной космической станции свадебного торжества, первой брачной ночи и медовой декады.
   Запланировали, что невесту доставит на орбиту российский корабль, а жениха – американский шаттл.
   Впервые в истории человечества семейная пара должна была образоваться в невесомости, и репортаж об этом намечалось транслировать на все страны мира.
   Самый востребованный режиссер, прославившийся своими убойными рекламными клипами, увеличивающими объем продаж не менее чем на четверть, успел предоставить на рассмотрение рабочий вариант сценария.
   Начальника Центра подготовки космических туристов особенно впечатлила сцена первой брачной ночи.
   Камера долго и со вкусом дает изображение пустого коридора, соединяющего жилой отсек с лабораторией.
   Напряжение ожидания возрастает, возрастает и возрастает.
   И вдруг из жилого отсека, подчиняясь законам невесомости, выплывает смокинг жениха.
   Затем – брюки.
   И наконец – бабочка.
   Потом наступает черед счастливой невесты.
   Замедленно и величаво парит фата.
   Подвенечное кружевное платье кружится в космическом вальсе.
   А полупрозрачные трусики выделывают забавные пируэты.
   Недаром среди производителей свадебных аксессуаров развернулась нешуточная борьба за право спонсировать этот любовный эксперимент.
   Начальник Центра подготовки космических туристов выдернул очередного окуня.
   Наконец-то на пятом десятке жизни фортуна, кажется, повернулась к нему лицом.
   Раньше он считался самым большим неудачником из всех российских космонавтов. Семь раз он входил в состав дублирующих экипажей, но так ни разу и не слетал в космос. Но судьба его решительно переменилась, когда ему, в качестве компенсации за вечное дублерство, предложили возглавить службу по добыванию дополнительных средств. Ему сразу понравилась идея возить в космос богатеньких туристов. Самое главное заключалось в умении правильно составить контракт. И он предложил беспроигрышную схему: в случае отказа кандидата в космические туристы от полета, причем на любой стадии подготовки, указанная в контракте сумма не подлежала возврату.
   Через Центр подготовки уже прошло четыре раскошелившихся фанатика.
   Трое космических туристов благополучно слетали и благополучно вернулись. Их огромные портреты украсили конференц-зал.
   Улыбчивый рыжий дяденька, типичный янки, сколотил приличное состояние на инвестиционных аферах.
   Бизнесмен афроамериканского разлива отправился в полет, благодаря спонсорам, выходцам из Гарлема.
   А бывшего спортсмена, чемпиона по гольфу, на орбиту спровадила заботливая супруга, отчаянно надеясь, что ее красавчик за полтора года подготовительного периода в далекой России основательно забудет своего бой-френда.
   С первым туристом не было вообще никаких проблем.
   С улыбкой прошел все испытания.
   С улыбкой стартовал.
   С улыбкой вернулся, продемонстрировав хваленую американскую невозмутимость и жизнерадостность.
   Второй заставил немного поволноваться, но не за себя, а за всех членов экспедиции.
   Где-то на триста семьдесят девятом витке этот афроамериканский обжора умудрился слопать, пока остальные спали, почти весь бортовой продуктовый запас.
   Хорошо еще, что грузовой корабль подоспел вовремя.
   Впрочем, одержимому полетной булимией афроамериканскому супермену резко сократили дальнейшее меню.
   А то бы орбитальный гурман не влез в скафандр при возвращении на Землю.
   Третий космический турист, чемпион по гольфу, не проявлял ни показного энтузиазма, ни сексуальных наклонностей, а лишь передавал при каждом сеансе связи воздушные поцелуи – то ли мнительной супруге, то ли еще кому.
   Четвертый же портрет пока отсутствовал.
   Дочь автомобильного короля еще заканчивала подготовку к скорому полету на Международную космическую станцию.
   И это принесло на российский счет более ста миллионов полноценных американских долларов.
   А теперь еще удалось согласовать и свадебный орбитальный проект, сулящий небывалую прибыль.
   Начальник Центра подготовки космических туристов перебрался к соседней лунке, так как на прежней больше не клевало.
   Он мог себе позволить сегодня этот релаксационный сеанс.
   Ничто так благотворно не действовало на его психику, как подледная рыбалка. Это была единственная возможность полноценно отдохнуть и восстановиться. Подальше и от супруги, вошедшей в климактерический штопор. И от секретарши, слишком ретиво норовившей компенсировать начальству сексуальную недостаточность. Супруга периодически закатывает истерики. Секретарша пытается отдаться в самые неподходящие моменты. Да, она знает неимоверное количество офисных поз – на столе, под столом, в кресле и даже во время телефонного общения с министром. Но эротические изыски так же быстро ему надоели, как и плаксивое нытье супруги, переходящей в разряд верной, но безнадежно постаревшей жены.
   Еще один окунь, самый крупный из сегодняшнего улова, шлепнулся на лед и беспомощно забился.
   Но тут рыболовную идиллию нарушил помощник по связям с общественностью.
   Скользя и падая, он добежал до лунки.
   – Чрезвычайное происшествие! Чрезвычайное происшествие!
   – Не ори так, всю рыбу распугаешь!
   – Катастрофа с миллиардершей, катастрофа!
   – Пожалей мои барабанные перепонки! – Начальник Центра подготовки космических туристов отшвырнул удочки. – Информацию проверил?
   – Борт номер 368 исчез с экранов в 12. 50 местного времени. Связь прервалась на слове «падаем»… Спустя минуту заработал аварийный маяк. Судя по траектории падения и скорости, произошла весьма серьезная катастрофа, с весьма печальными итогами.
   – Кроме аварийного сигнала, какая-нибудь информация с места катастрофы поступала?
   – Нет.
   – Плохо. – Начальник Центра подготовки космических туристов, на ходу распинывая пойманную рыбу, двинулся к машине. – Очень плохо.
   Помощник, отвечающий за связи с общественностью, семенил рядом.
   – Для имиджа нашего подразделения это вертолетное происшествие может оказаться роковым.
   – Говоришь, эксперты подтверждают, что вряд ли кто уцелел?
   – Да.
   – Значит, нас могут спасти от позора только какие-нибудь хитрые обстоятельства.
   – Если бы мы смогли вину за катастрофу переложить с нашего Центра, скажем, или на стихию, или на местные власти…
   – Ладно… Что зря молоть языками. Пока нам досконально не будет ясна картина происшедшего, мы не сможем выстроить правильную линию защиты нашего авторитета.
   Начальник Центра подготовки космических туристов зло посмотрел на помощника, сообщившего эту гадкую, мерзкую и роковую новость.
   Начальник Центра подготовки космических туристов вдруг осознал, что дело не в утрате профессионального имиджа, а в том, что, скорей всего, его попросят из этого удобного кресла, к которому он так привык.
   Ему, вечному дублеру и ловцу выгодных заказов, простили бы вертолет: сколько машин бито-перебито – и не сосчитать.
   Ему простили бы и экипаж с инструктором – найти достойную замену не проблема. Вон сколько классных специалистов рвется в Центр.
   Но вот дочь автомобильного короля верхи не простят и, естественно, постараются всю вину свалить на него.
   Самое легкое, о чем он мог мечтать теперь, это тихий-претихий уход на пенсию.
   Но прежде чем писать рапорт об отставке, начальник Центра подготовки космических туристов принял решение срочно побывать на месте катастрофы и своими собственными глазами увидеть обугленный корпус, искореженный винт и мертвые тела, разбросанные взрывом. Ему приходилось еще курсантом участвовать в оцеплении авиакатастрофы, и не одной.
   – Надо постараться как можно быстрее прибыть на место катастрофы.
   – Сыграем на опережение!
   – Значит, так: я погнал на аэродром. А ты собери как можно больше материалов по нашей миллиардерше и догоняй.
   – В принципе, можно сильно не торопиться.
   – Это почему еще?
   – Только что получено сообщение о неблагоприятных погодных условиях в районе крушения вертолета.
   – Точнее!
   – Видимость ноль. Шквалистый ветер до семи баллов. Обильные осадки.
   – Так, выясни, можно ли добраться до злосчастного места земным путем?
   – Уже выяснил.
   – Молодец.
   – Стараюсь.
   – Продолжай в том же духе.
   – К месту катастрофы можно долететь только вертолетом. Как-никак, заповедник расположен в труднодоступном районе. Зимой там вообще хребты непроходимы. Полное отсутствие дорог, повышенная лавиноопасность и прочие таежные мелочи: буреломы, завалы, чащоба…
   – Только этого нам не хватало.
   – Зато пресса тоже не сможет добраться до источника сенсации.
   – Наверняка местные поторопились сообщить о катастрофе.
   – Да, провинции только дай повод. Сразу же заголосили о несчастной миллиардерше. Тренировочный полет, тренировочный полет… А мы, мол, предупреждали о возможных последствиях, но нас не послушали.
   – Это и понятно. Никому не хочется быть крайним.
   – Синоптики дали прогноз, что там нелетная погода установится на трое суток, не меньше.
   – В любом случае – вылетаем как можно ближе к месту событий.
   – Хорошо, если бы выяснилось, что в вертолет угодила шаровая молния.
   – Размечтался.
   – Или неопознанный летающий объект.
   – А в принципе… Знаешь, твои фантастические гипотезы, пожалуй, могут сработать как буфер и ослабить нежелательный эффект.
   – Да я такого могу насочинять…
   – Жаль, ушицу не успели приготовить… – Начальник Центра подготовки космических туристов опрокинул в горящий костер воду из котелка. – Жаль…

5
Игра в калейдоскоп

   Аккуратно, со всеми предосторожностями, егерь положил так и не очнувшуюся незваную гостью на свою кровать, застеленную медвежьей шкурой.
   Лайка, сопровождавшая хозяина, лизнула обмякшую руку незнакомки.
   Незнакомка по-прежнему не реагировала на собачьи проявления лучших чувств.
   – Фу, Алиса!
   Егерь повесил овчинный полушубок на стальной крючок, а рысью шапку швырнул на полку.
   Упрямая собаченция вновь попыталась лизнуть неподвижную гостью.
   – Алиса, место!
   Лайка подчинилась, но ей явно хотелось лежать не у порога, на войлочной подстилке, а как можно ближе к своей находке.
   Егерь сменил унты, пошитые из матерого волка, на разношенные фирменные кроссовки.
   Гостья по-прежнему не шевелилась.
   Егерь выдвинул из-под стола кривобокий самодельный табурет, который смастерил прошлым летом.
   Тогда дождь зарядил на целый месяц, и егерю ничего не оставалось, как заняться изготовлением кухонной мебели. Благо просушенные доски, оставшиеся еще с момента строительства, лежали под навесом, да и пила, рубанок и молоток соскучились по столярной работе.
   Гостья продолжала безмолвствовать.
   Егерь включил настольную лампу и поправил металлический облезлый абажур, чтобы свет не бил в лицо пострадавшей.
   Гостья наконец шевельнулась.
   Егерь поставил табурет между столом и кроватью, ни на метр ближе, чтобы незнакомка, придя в себя, не испугалась его присутствия.
   Гостья простонала – коротко и глухо.
   Егерь, стараясь не шуметь, присел на табурет.
   Гостья снова затихла.
   Лайка неслышно подкралась к табурету и легла возле ноги хозяина.
   Егерь, не обращая внимания на собаку, напряженно вглядывался в нежданную гостью, в подарок с небес, в таинственную незнакомку.
   Запекшаяся кровь на разбитой губе.
   Щеки в ссадинах.
   Припухшее лицо.
   Спутанные длинные волосы, поблескивающие от влаги.
   Безвольно лежащая маленькая рука.
   Совершенно беспомощная поза, вызывающая лишь недоумение: как можно уцелеть при таком невероятном падении, как?
   И эти непонятные государственные флажки – звездно-полосатый в области сердца и российский триколор с правой стороны…
   Егерь напряженно вглядывался в нежданную гостью, в подарок с небес, в таинственную незнакомку.
   И никак не мог определиться с оценкой данного факта.
   Хорошо ли, что это событие нарушило привычный, устоявшийся ход жизни здесь, на Горячем ручье?
   Или наоборот – плохо?
   Нет, для лежащей без сознания красотки это, безусловно, великолепно. Надо же – упасть так удачно, и не где-нибудь в безлюдной тайге, а именно здесь, где он и Алиса. Алиса, точнее, а потом уж он… Просто сказочное везение.
   А вот для Соболиного заповедника, для лайки Алисы, для него, свыкшегося с одиночеством и отсутствием каких-либо контактов с противоположным во всех отношениях полом?
   Егерь, еще будучи студентом, понял, что все зло в этом не подчиняющемся законам здравого смысла мире исходит от женского сословия.
   Выходит, провидению еще раз приспичило испытать мужской характер на прочность и устойчивость?
   А может, права старинная народная мудрость – все, что ни делается, к лучшему?
   Мысли егеря беспорядочно сменяли одна другую, как цветные стеклышки в калейдоскопе, и никак не желали сложиться в четкий и определенный узор.
   Все, что ни делается…
   Собака, чтобы не мешать хозяину думать, замерла, положив умную морду на ловкие натруженные лапы.
   К лучшему?..
   Но уцелевшая жертва катастрофы нарушила как собачий покой, так и душевные терзания мужчины.
   – Сорри, – прошептала незнакомка, не открывая глаз. – Сорри.
   Егерь подался корпусом вперед, чтобы лучше слышать.
   Значит, звездно-полосатый флажок на ее комбинезоне не соврал.
   – Сорри, где мои принцессы? – спросила американка по-русски, с едва заметным акцентом. – Где?
   – Кто-кто?
   – Куклы, мои кук…
   Американка оборвала фразу на полуслове и вновь погрузилась в небытие.
   Егерь прошелся по избе.
   – Еще нам не хватало каких-то принцесс, каких-то кукол… – Он вернулся на табурет. – Впрочем, будет хоть с кем поговорить. Хорошо, что она по-русски знает…
   А за окном в полные суверенные права вступала жесткая метель, которой ассистировала колючая и стылая пурга…

6
Хищные глаза

   Принцесса очнулась – и по боли, от которой саднили щеки, лоб и нос, поняла, что вопреки трагическим обстоятельствам ей все же удалось уцелеть.
   Не открывая глаз, она проанализировала внутреннее состояние своих органов.
   Сердце билось чуть чаще, чем обычно.
   Дыхание оставалось ровным и абсолютно незатрудненным.
   В желудке шевелилась тошнота.
   А в области гениталий почему-то чувствовалось легкое покалывание.
   Вот чуть не случилась величайшая глупость на свете, почему-то подумала она. Расстаться с жизнью, так и не попробовав, что такое секс, этот пресловутый секс… пусть и без любви.
   Правда, говорят, что с любовью это гораздо лучше…
   Закончив вслушиваться в себя, Принцесса, по-прежнему не поднимая век, начала сканировать окружающую обстановку.
   Судя по теплоте и слабой подвижности воздуха, тело ее находилось в помещении.
   Но где именно и как она в это самое помещение попала? Это явно не больница – не чувствуется запаха лекарств…
   Последнее, что ясно и четко помнила чудом спасшаяся Принцесса, – это как инструктор выталкивает ее наружу, обмякшую, не сопротивляющуюся, скованную паническим ужасом надвигающейся катастрофы.
   От остального в памяти остались лишь обрывки, как от безумно смонтированной киноленты, как от недоделанного триллера, как от финала техногенного ужастика, как от кошмарного сна, завершающегося падением, которое никак не кончается…
   Принцесса инстинктивно сгруппировалась, как ее учили.
   Принцесса старалась беречь конечности во время непроизвольных кульбитов по пружинящим хвойным веткам.
   А дальше – удар, хруст, погружение в темноту сугроба и отключившееся сознание.
   Сейчас же Принцесса лежала на горизонтальной поверхности, явно застеленной какой-то шкурой, чрезвычайно лохматой и пахнущей чем-то диким и опасным.
   Принцесса напряженно вслушивалась в окружающую действительность.
   Сквозь завывание ветра, сквозь мерный гул какого-то механизма, сквозь наружный шум разгулявшейся стихии она различила чье-то дыхание.
   Принцесса осторожно приподняла веки.
   В полумраке комнаты с низким потолком и бревенчатыми стенами она разглядела две пары зрачков, уставившихся прямо на нее.
   По силуэтам догадалась: одна пара – та, что выше, – принадлежит человеку, а та, что ниже, – волку.
   Похоже, опасность не миновала. Просто одна опасность пришла на смену другой. Что же с ней будет?..
   Принцессе вдруг вспомнилась страшная и захватывающая сказка, которую ей, совсем маленькой, любила рассказывать ее русская бабушка, – сказка про царевича, серого волка и принцессу.
   Нет, там была не принцесса, а, кажется, лягушка, но не простая, а лягушка-царевна…
   Или царевна-лягушка – это совсем из другой сказки…
   – Я живая? – на всякий случай осведомилась Принцесса.
   – Еще как живая, – ответил низкий, немного хрипловатый голос. – Еще как. Это надо умудриться – уцелеть в такой катавасии. Вовремя вы покинули обреченную машину.
   – Это инструктор! Силой вытолкнул меня. Инструктор! Я бы сама, наверное, не сообразила.
   – Да, ступор – это хуже паники.
   – А что с ним?
   – С кем?
   – С инструктором?
   – Наверное, не успел.
   – Вы уверены?
   – Увы, но кроме вас мы никого уцелевшего не нашли.
   – Значит, я спаслась одна?
   – Похоже на то.
   – Мне, наверное, повезло?
   – Как минимум, трижды. Вы не остались в сгоревшем вертолете, вы упали на столетний кедр и вы приземлились в гигантский сугроб. Сказка, иначе и не скажешь.
   – Сказка?
   – Ну да.
   – А это, сорри, рядом с вами не волк?
   – Это собака, – рассмеялся незнакомец. – Сибирская лайка. Но предки ее точно были полярными волками.
   В подтверждение своей хищной родословной Алиса зарычала.
   – Фу! – Хозяин погладил верную собаку за ушами. – Свои!
   – Грозный песик.
   – Да у вас на Аляске почти таких же собак разводят.
   – Мне не посчастливилось побывать на Аляске.
   – Мне тоже не довелось. Впрочем, как и в Калифорнии, и во Флориде.
   – Флорида – это райское место, но только не в сезон ураганов.
   – А у нас тут ни тайфунов, ни торнадо, ни прочих смерчей. Лишь метели да пурга.
   – Можно, я отдохну? – жалобно попросила Принцесса, уставшая от этого странного светского разговора.
   – Разумеется.
   Американка отвернулась к стене.
   Хозяин задумчиво гладил собаку промеж ушей крепкими пальцами.
   Лайка от удовольствия жмурилась и тихонько повизгивала.
   Американка, застонав, повернулась в прежнее положение.
   – Как закрою глаза, так сразу вижу падающий вертолет.
   – Ничего, пройдет.
   – Надеюсь.
   – Я однажды попал в небольшую аварию на шоссе. – Хозяин оставил собаку в покое. – Так мне грузовик, врезающийся нам в бок, снился год, не меньше.
   Егерь замолчал, вспоминая тот момент, когда между неуправляемым грузовиком и отчаянно тормозящим внедорожником оставалось меньше метра.
   Вопрос гостьи вернул хозяина в реальность.
   – Это вы нашли меня?
   – Нет, скажите спасибо Алисе, – он снова приласкал собаку, – это она вас нашла и откопала.
   – Сенкью, Алиса.
   Лайка в ответ махнула роскошным хвостом, изогнутым, словно калач.
   Такие пышные калачи с маком стряпала до самой своей нелепой смерти ее русская бабушка.
   Остаться в Америке после завершения гастролей Большого театра, устроиться на Бродвее в самом кассовом мюзикле, пусть и в кордебалете, умудриться выйти замуж за овдовевшего старика-миллиардера, родить ему единственного сына, дождаться появления внучки, рассказать малютке самые жуткие сказки своей бывшей родины… И закончить дни под колесами такси, за рулем которого находился обкуренный мексиканец, угнавший машину от пиццерии…
   – Можно один вопрос? – Незнакомец прервал детские воспоминания спасенной Принцессы.
   – Сколько угодно.
   – Вы американка?
   Этот вопрос заставил Принцессу усомниться в реальности происходящего.
   Ведь и телевидение, и радио, и газеты, а тем более Интернет целых полтора года обязательно включали в свои сообщения новости о Принцессе, собирающейся туристкой на орбиту.
   – Ничего более странного спросить не могли? – Выжившая жертва катастрофы любовно погладила звездно-полосатый флажок, нашитый точно напротив ее сердца. – Можно подумать, вы не смотрите телевизор.
   – У меня нет этого идиотского ящика.
   – Почему?
   – Я сознательно и полностью отрезал себя от мира, где царствуют исключительно потребительские отношения. Да и природа куда интересней любой передачи, не так ли?
   – Наверное.
   – А если учесть, что на фоне великолепных закатов и восходов никогда не бывает рекламных вставок, а стаи пролетающих гусей вполне заменяют любой шпионский сериал, то сплошная благодать. Ни стрельбы, ни драк, ни пыток.
   – О да!
   – Конечно, вы можете вполне резонно возразить, что в естественной среде тоже с избытком жесточайшей борьбы за выживание. Волк рвет зайца, лиса хватает мышь, орел клюет змею… Но это же совершенно другое. Если насилие в естественных условиях воспринимается как способ выжить, то на экране насилие выглядит отвратительно. А показывать изощренные пытки и кровавые убийства ради поднятия рейтинга передачи – это мерзко и гадко.
   – Наверное, вы правы.
   – Никогда не понимал, отчего репортерская братия так обожает похороны. Лучше бы показывали свадьбы, свадьбы и свадьбы. Ведь нет ничего прекрасней на свете, чем невеста в подвенечном платье, в полупрозрачной фате!
   – Может, сменим тему? – Американка поморщилась, то ли от каких-то неприятных воспоминаний, то ли от саднящих царапин. – Мне, к сожалению, не довелось бросать букет за спину.
   – Зачем букет… и за спину?
   – Обычай. Кто из подружек невесты букет ловит, тому скоро замуж.
   – А вам, значит, мисс, букета ни разу не досталось?
   – Ну я же попросила сменить тему.
   – Дико извиняюсь.
   – Почему дико, а не цивилизованно?
   И оба вдруг одновременно засмеялись.
   Гостья – сдержанно, щадя травмированные губы и щеки.
   Хозяин же хохотнул на всю мощь.
   Собака, встревоженная непонятными звуками, вскочила и, метнувшись к двери, вернулась на место у стола с рацией.
   Опасения Алисы оказались напрасными.
   А за единственным окном, смотрящим на незамерзающий ручей, усиливалась и усиливалась ветреная метель и резвилась колючая пурга.
   Но внутри протопленной избы держалась точно такая же температура, как в тренировочном отсеке, имитирующем орбитальный борт.
   Принцесса улыбнулась и закрыла глаза.
   Рев стихии за надежными бревенчатыми стенами напоминал гул ракетных сопел на старте, гул, но тысячекратно меньший и совсем не управляемый.
   Две пары внимательных глаз следили за погружением спасенной американки в дремоту.

7
Обмен позывными

   Гостья очнулась минут через двадцать.
   Лайка подошла к лежащей мисс и ободряюще лизнула расслабленную ладонь.
   Егерь первым нарушил затянувшееся молчание.
   – Извините меня за болтовню, но я так долго не беседовал ни с кем… – Студент грустно и виновато улыбнулся. – Кроме собаки.
   – Правда? – прошептала разбитыми губами американская гражданка. – Сорри, больно… чуть-чуть.
   – Через пару дней пройдет. Кстати, для поправки рекомендую выпить.
   – Рашен водки?
   – Нет, водку предложу позже, когда оправитесь. У меня есть такая прелесть, настоянная на кедровых орешках. А в данный момент угощайтесь клюквенным морсом.
   Егерь протянул американке большую алюминиевую кружку, наполненную до краев чем-то темно-кровавым.
   – Морсом?
   – Ну это как бы сок, только вареный. Я клюкву по осени собрал, два мешка. На моховом болоте. Нынче для клюквы год урожайный. Значит, и рябчиков будет много, и глухарей, и прочей живности пернатой.
   – Значит, сок… – Американка приняла кружку. – Из развесистой клюквы.
   – Развесистую клюкву только в вашем Голливуде сыщешь. У нас же клюква обыкновенная. Да пробуйте, не стесняйтесь.
   Американка сделала первый осторожный глоток.
   Губы резануло какой-то приятной кисло-горько-сладкой теплотой.
   Еще глоток… и еще.
   Тошнота пошла на убыль.
   – Давайте-ка до дна.
   Американка подчинилась.
   В горле, пищеводе и желудке образовалась устойчивая благодать.
   – Класс!
   Американка вернула пустую кружку хозяину.
   – Кстати, доказано медиками: клюквенный морс выводит из организма шлаки, радикалы, холестерин и даже радиоактивные элементы!
   Лайка, задорно гавкнув, подтвердила суперполезность ягоды клюквы.
   – Не шуми, Алиса.
   – Сенкью!
   Американка достала из потайного кармана расстегнутого комбинезона чистый платочек и осторожно промокнула губы.
   На чистейшем батисте отпечатался кроваво-клюквенный след припухших губ.
   – Полегчало?
   – Ощущение, будто меня изнутри чем-то нагревают до температуры кипения воды. Да, на чем мы остановились?
   – Я декларировал свою ненависть к телевидению. По-моему, одна передача о маньяке порождает не меньше двух потенциальных маньяков. Они же смакуют любое извращение, они же упиваются подробностями! Лучше бы каждый день в прайм-тайм демонстрировали свежие новости из камеры осужденных на пожизненное заключение.
   – Это вряд ли поможет. Наш общештатовский ночной канал ведет прямые репортажи о казни самых закоренелых преступников. А толку?
   – С рекламой новой модели электрического стула?
   – Почему вы, русские, знаете только электрический стул? У нас, как известно, самая развитая демократия в мире. Так что приговоренный на казнь сам выбирает – между ядом, газом и током.
   – Скудный ассортимент.
   – Может, поговорим о чем-нибудь более веселом?
   – Давайте я расскажу вам о привычках дикого соболя.
   – Лучше развейте мои опасения.
   – Насчет чего?
   – Как я подозреваю, радиоприемника здесь тоже не имеется.
   – Совершенно верно. По той же причине. То есть из-за врожденной аллергии на всякую чушь.
   – О газетах я уже не спрашиваю… – Американка мужественно улыбнулась. – Ни о старых, ни, тем более, о новых.
   – Газеты ненавижу больше всего – сплошная некрофилия. Это же абсурд, когда сенсациями становятся только мертвые. Надо писать о счастье, о любви, наконец, а не о катастрофах, несчастных случаях и преступлениях.
   – Да, о любви нынче писать совсем невыгодно.
   – И я про то же… – Хозяин почесал верную собаку за ухом. – Мы с Алисой за позитивный взгляд на мир.
   – Кстати, о мире. А Интернет вы тоже игнорируете?
   – Само собой. В эту сеть только влезь – и, считай, пропало. Вот я в летний период неоднократно наблюдал, как очередная глупая мошка попадает в расставленную паутину. Бац – и влипла. Подергалась-подергалась, а надежды вырваться – уже никакой. И замерев, ждет, дурочка, когда в нее вопьются жадные мандибулы.
   – Слово какое страшное – мандибулы.
   – Есть и пострашнее. Вот, например, если взять ротовой аппарат энцефалитного клеща…
   – А можно о чем-нибудь хорошем?
   – Молчу, молчу.
   – А телефоном вы тоже брезгуете?
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента