– Назад! Внутрь! – завопил я, и мы вломились обратно в дверь.
   Но ни дверь, ни даже стена здания не могли остановить зверя Хаоса. Кулаки, закованные в сталь и керамит, с легкостью разрывали металл на куски, сгибали адамантитовые ребра арматуры и пробивали пластиковые панели, словно бумагу.
   Биквин завизжала.
   Омерзительное Дитя Императора прорвало стенку пристройки, и, когда его могучее горло исторгло очередной рык, под белыми губами обнажились перламутровые зубы. В руке чудовище сжимало огромный болтер.
   – Ни шагу ближе! – прокричал я.
   В одной руке я сжимал снаряженную гранату так, чтобы он мог ее видеть.
   Он рассмеялся глубоким презрительным смехом.
   – Это не шутка, – добавил я и пнул ящик, стоявший у моих ног.
   Ящик заполняли обернутые в пластик таблички из шахты.
   – Предохранитель поставлен на одну секунду. Сделай шаг, и все это погибнет.
   Он заколебался. В проломе показались лорд Гло и несколько стражников.
   – Пожалуйста, сделай так, как он говорит! – пролаял Гло.
   Мандрагор с рычанием опустил болтер.
   – Отойди, Гло! Отойди сейчас же и захвати всех с собой!
   – Инквизитор, у тебя нет шансов сбежать, – сказал Гло.
   – Отойди!
   Гло махнул своим людям и вышел. Мандрагор отступал медленно, теперь из его горла исходило шипение.
   – Хватай ящик! – сказал я Фишигу.
   Он повесил стаббер на плечо и сделал как велено.
   Мы бок о бок, осторожно вышли на дневной свет, скрадываемый дымом.
   Я держал гранату над ящиком, который он нес. За нашими спинами пряталась Биквин.
   Во дворе Гло приказал своим людям расступиться. Вокруг стояло более сорока бойцов: стражники, солдаты военно-космических войск, надзиратели. Среди них я увидел Даззо, Малахита и беглого капитана Эструма. Мандрагор не стал отходить так далеко, как остальные. Он держался справа от нас. Над его древним силовым доспехом по ветру развевался мерцающий плащ. Из горла монстра по-прежнему исходило шипение.
   – Мидас, – передал я по воксу, – садись и открывай люк.
   – Понял, – ответил он. – Только позволь заметить, что на подлете три перехватчика. Прибытие в три.
   Боевой катер пролетел над двором, отбрасывая широкую тень и поднимая турбинами облака сажи. Затем сел, качнувшись на своих мощных гидравлических опорах, грузовой трап со скрежетом распахнулся и опустился.
   Мы медленно двигались по кругу, пока трап катера не оказался за нашими спинами. Все это время враги пристально следили за нами и глазами, и стволами.
   – Ничья, инквизитор, – произнес Гло.
   – Прикажи своим людям опустить оружие. В том числе тем, кого я не могу видеть. И даже не пытайся убить меня. Мидас, наведи пушки, те, что на крыльях, на меня и исполнителя. Если с нами что-нибудь случится, открывай огонь.
   – Принято.
   Мощные орудия, расположенные на крыльях, развернулись в нашу сторону.
   – Только посмей выстрелить по нам, и ящик испарится.
   – Опустить оружие! – прокричал Гло, и солдаты подчинились.
   – А теперь отзови перехватчики. Прикажи им вернуться на базу.
   – Я...
   – Сейчас же!
   Гло оглянулся на Эструма, и тот что-то принялся говорить в вокс.
   – Перехватчики изменили курс, – сказал мне Мидас. – Они возвращаются.
   – Замечательно, – сказал я Гло.
   – И что теперь? – спросил он.
   И в самом деле, что? На какое-то мгновение мы оказались в выигрыше: они не смели стрелять, а Биквин блокировала Даззо и любых других псайкеров, которые могли оказаться в их распоряжении.
   – Может быть, ответ на парочку вопросов? – предложил я.
   – Эйзенхорн! – прошипел Фишиг.
   – Ответ? – рассмеялся Гло.
   Рассмеялись и его люди, даже Мандрагор гавкнул пару раз. Но, как я заметил, это не развеселило Даззо и Малахита.
   – Этот материал археоксенического происхождения, из древних земель сарути... – произнес я, вынимая свободной рукой одну из древних асимметричных табличек. – Для вас эти предметы ценны потому, что они имеют какую-то ценность для сарути. На что вы собираетесь их обменять?
   – Я не собираюсь тебе ничего рассказывать, – произнес Гло. – И даже гипотезы твои подтверждать не стану.
   – Попробовать стоило, – пожал я плечами.
   – Но мой вопрос остается в силе, – сказал Гло. – Что дальше?
   – Мы улетаем, – сказал я. – Целыми и невредимыми.
   – Так улетай, – сказал он, сопровождая свои слова патрицианским жестом. – Опусти ящик и улетай.
   – Только ящик удерживает тебя от того, чтобы уничтожить нас. Мы возьмем его с собой в качестве страховки.
   – Нет! – закричал Даззо, выскакивая вперед. – Неприемлемо! Так мы потеряем его навсегда! – Он посмотрел на Гло. – Этот человек – наш кровный враг. Нам никогда не вернуть артефакты. Даже если мы согласимся предоставить ему свободный проход, он ни за что не выполнит свою часть сделки и не вернет нам ящик.
   – Конечно нет, – сказал я. – Да и вы не станете заключать со мной честной сделки. Между Инквизицией и преступниками не может быть честного договора. Вот почему ящик полетит со мной. Другой гарантии у нас нет.
   – Никто здесь и не собирался предлагать тебе гарантии, – громко произнес Мандрагор. – Только смерть. Или, если тебе не повезет, сначала боль, а потом смерть.
   – Не советую брать его на переговоры, – сказал я Гло, мотнув головой в сторону Мандрагора. – Мы улетаем вместе с ящиком, потому что иначе вы уничтожите нас.
   – Нет. – Гло шагнул вперед, вытаскивая лазерный пистолет из-под плаща. – Ты допустил ошибку в своих гладких рассуждениях, инквизитор. Если нам суждено навсегда утратить эти предметы, то я предпочту, чтобы это случилось здесь. Так мы получим хотя бы ваши трупы в качестве компенсации. Если ты попытаешься улететь вместе с ящиком, мы расстреляем вас и покончим с этой дурацкой ситуацией. Опусти его, и я дам вам десять секунд, чтобы исчезнуть.
   Я с уверенностью мог сказать, что он не блефует. До этого момента они просто защищали свое имущество. И они не были дураками. Все члены этой клики прекрасно понимали, что я никогда не верну эти вещи. Десять секунд. Если мы опустим таблички, по нам немедленно откроют огонь, но, может быть, не слишком активно, потому что побоятся задеть ящик. И пушки катера все еще оставались аргументом в нашу пользу.
   – Отступаем к трапу, – прошептал я Биквин и Фишигу. – Бросишь ящик вниз, когда я прикажу.
   – Уверен?
   – Делай как я говорю. Мидас?
   – Двигатели готовы, орудия готовы.
   – Давай!
   Ящик рухнул в пыль. Двигатели катера взревели на полную мощь. Враги не стали ждать десяти секунд. Но мы были на трапе, который быстро поднимался, а катер уже взлетал. По корпусу замолотили снаряды и осколки. Рявкнули орудия катера.
   Катер сильно качнулся, и нас с Биквин швырнуло внутрь на накренившуюся палубу. Фишиг чуть не сорвался с поднимающегося трапа и повис на нем, цепляясь за рифленую поверхность. Его задницу вот-вот должно было отрезать поднимающимся трапом или отстрелить шальным лазером. Я схватил исполнителя за шкирку и втянул внутрь прежде, чем это случилось.
   Мы уходили. Судя по наклону палубы и вибрации корпуса судна, Мидас разгонял корабль на пределе возможностей и держался низко, чтобы ландшафт укрыл нас от огня с земли. Вспыхнули аварийные огни, указывавшие на множественные повреждения.
   – Пристегнись! – заорал я на Эмоса, пытающегося помочь нам. – Фишиг, пристегивай Биквин! И сам тоже!
   Исполнитель потащил испуганную девушку к сиденью. Я полез по лестнице в кабину.
   Мидас вытягивал штурвал, поднимая нас выше. Под нами проносились пятнистые пейзажи Дамаска. Я опустился в кресло возле пилота:
   – Как близко?
   – Истребители развернулись и идут прямым курсом на перехват. Их высота играет им на руку.
   – Насколько они близко?!
   – Шесть минут до перехвата. Проклятие!
   – Что?
   Он указал на основной тактический экран. Следом за маленькими точками по трехмерной карте магнитосферы планеты двигались более крупные тени.
   – Перемещается весь флот. Это крупные боевые корабли. А вот это еще два звена истребителей. Они не хотят, чтобы мы убрались отсюда? – спросил он.
   – С тем, что нам стало известно?
   – Они не собираются выпустить нас живыми из этой системы?
   – Мидас, кажется, я уже ответил на этот вопрос!
   Он усмехнулся, обнажив белые зубы, резко контрастирующие с его темной кожей в полутьме каюты.
   – Ну тогда можно повеселиться, – решил он.
   Его руки метались над пультом управления, сверкая серебром главианских биосхем и устанавливая курс.
   – Идеи? – спросил я.
   – Может быть, даже несколько. Дай мне немного помусолить данные.
   – Что?
   – Поверь мне, Грегор, если у нас есть хоть малейшая надежда выбраться живыми из системы Дамаска, то ее дают нам только мои мастерство и хитрость. Заткнись и дай мне высчитать их скорости и векторы перехвата.
   – У нас повреждения, – упорствовал я.
   Меня снова охватило противное чувство неспособности влиять на ситуацию.
   – Незначительные, совсем незначительные, – рассеянно произнес он. – Сервиторы уже все исправили.
   Он сменил курс. Насколько я мог видеть, он развернулся прямо на одно из звеньев преследующей нас флотилии, серьезно сокращая время до перехвата и выхода на огневой рубеж.
   – Что ты делаешь?
   – Играю с процентами. И играю осторожно.
   Яркий глобус Дамаска уплывал из-под нас, мы выходили на высокую орбиту на полной тяге.
   – Видишь? – спросил Мидас.
   На тактическом экране появился еще один огонек, разворачивающийся в нашу сторону.
   – Стандартное рассредоточение Имперского военного флота. Они всегда выставляют одно судно в качестве заграждения над непросматриваемой стороной планеты. Если бы мы продолжили лететь по прямой, то оказались бы непосредственно в его зоне поражения.
   В космосе за иллюминаторами кабины появились вспышки. Корабль заграждения, средних размеров фрегат, все равно открыл огонь, устремляясь в погоню.
   – Он выпустил истребители, – нараспев произнес Бетанкор. – Расстояние в два. У преследователей – в четыре.
   Сухие факты.
   Я посмотрел на показатели энергии. Стрелки индикаторов перевалили за красную черту.
   – Мидас...
   – Сядь на место. Вот оно.
   – Что?
   Передние иллюминаторы неожиданно стала закрывать тушка небольшого спутника Дамаска. Хотя сейчас он совсем не казался маленьким. Похоже, Мидас собирался размазать нас о его поверхность.
   Я выругался.
   – Расслабься ты, черт возьми! – одернул он меня и добавил: – Расстояние в один.
   Мы устремились к уродливой, щербатой зеленоватой глыбе, стремительно выраставшей перед нами. За нами последовали шесть истребителей с пилотами, прошедшими элитную летную подготовку для Военно-космического флота Скаруса.

Глава шестнадцатая

   ПОЕДИНОК В БЕЗДНЕ
   ПОСЛЕДНЕЕ СТОЯНИЕ БЕШКОРА
   СЛЕДЫ
 
   Эта луна называлась Обол и была самым маленьким и самым близким из спутников Дамаска. Щербатый ком неправильной формы, шестьсот километров в поперечнике в самом широком месте. Лишенная атмосферы, изрытая впадинами и ущельями, луна зеленовато поблескивала в лучах солнца.
   Я усмирил свой разум и замедлил пульс, применив старые навыки, которые преподал мне Хапшант.
   Данные по Оболу выводились на экран: никель, цинк, селен... наименьший из четырнадцати... Я совершенно не нуждался в этой информации, но использовал ее в качестве психологического барьера, чтобы замусорить сознание мелкими деталями и отвлечь его от опасности.
   Я поднял глаза от бегущих строк. На нас разинул пасть кратер с зубчатыми краями. Он был достаточно велик, чтобы поглотить весь Дорсай вместе с его лагуной.
   – Держитесь, – сказал нам Мидас.
   Всего лишь в километре от поверхности спутника он совершил свой маневр. Мы уже оказались захвачены гравитацией Обола и неслись к нему на всех парах. О посадке или хотя бы обычном развороте не могло быть и речи.
   Но Мидас водил суда с юности и тренировался в главианской летной академии. С помощью биосхем, внедренных в организм, он куда лучше меня и лучше самых опытных пилотов Империи мог почувствовать все нюансы полета, мощности и маневра. К тому же, испытывая наш катер, он чуть не угробил его и теперь точно знал, на что способно это судно, а на что – нет.
   Не могу сказать, что это знание добавило мне спокойствия.
   Он отключил двигатели, врубил все посадочные турбины и опустил нос катера так, что тот сорвался в штопор. В глазах все закружилось, когда меня вжало в ремни безопасности.
   Вращение казалось неконтролируемым. Но на самом деле было идеальным и четко выверенным. Реактивные турбины отбросили нас от поверхности, и мы закружились, словно лист, используя вращение, чтобы избавиться от ускорения, направленного вниз. Мы проскользнули в девяноста метрах от пыльной поверхности кратера, на полную мощь задействовав раскалившиеся добела турбины, и ушли по дуге за спутник, когда Мидас снова врубил основные двигатели.
   Земля шарахнулась от нас, когда мы совершили дикий скачок через губу кратера.
   На тактическом экране было видно, что истребители отстали от нас на шесть минут. Никому из них не хотелось повторять этот маневр. Они облетали спутник по более безопасным траекториям.
   Мидас обогнул луну, идя на низкой высоте по скрытым от солнца лощинам среди утесов и крутобоких холмов, на которые никогда не ступала нога человека. Мы полетели между двух огромных пиков.
   – Они разделяются, – сказал Мидас, выворачивая влево.
   Так и есть. Четыре истребителя упорно висели у нас на хвосте, двигаясь на низкой высоте. Еще двое отделились и решили облететь Обол с другой стороны.
   – Контакт?
   – Встретимся с ними нос к носу через восемь минут, – произнес Мидас.
   Он улыбнулся и резко заложил на правый борт, уходя в едва видимую на экране топографа лощину с крутыми склонами.
   Потом он настолько снизил скорость, что все стало казаться мучительно медленным, и обогнул крутой холм, сверкавший зеленым и желтым в жестком свете солнца.
   – Что ты делаешь?
   – Подожди... подожди...
   Тактический экран показал, что четыре преследователя пронеслись мимо лощины.
   – Мы слишком близко к поверхности, и они не сразу поймут, что мы уже не впереди.
   – И что дальше?
   Он включил двигатели на полную мощь, взлетая над горной грядой, и пристроился в хвост нашим недавним преследователям.
   – Мышь станет котом! – объявил Бетанкор.
   Через несколько секунд яркий экран оружейной панели покрыли красные перекрестия.
   Среди огромных глыб и скал впереди я различал огни дюз.
   – Причешем-ка одного, – сказал Мидас, выпуская залп.
   Мерцание турбин впереди стало ярче, а потом обернулось растущим шаром горящего газа, проплывшим мимо нас среди зубчатых пиков.
   Я вжался в кресло, когда катер резко нырнул еще в одну лощину. В километре перед нами появились огоньки дюз, и солнце отразилось от металла.
   – А вот и второй, – произнес Мидас.
   Датчики автоподачи боеприпасов засверкали красным, указывая расход. Вспышка распустилась, как цветок, а затем развернулась и расплескалась о стенку скальной гряды.
   Что-то ослепляюще яркое возникло справа от нас. Катер тряхнуло и затрясло, загудела тревога.
   – Какой умный мальчик. Почти попал, – проворчал Мидас, вытягивая штурвал, чтобы уйти от столкновения с приближающимся утесом.
   Один из истребителей разгадал наш маневр и облетел нас с тыла.
   – Где же еще один? Где? – бормотал Бетанкор.
   На нашей стороне была боевая мощь. Боевая мощь и Мидас. Истребители принадлежали к классу «Молния», это были маленькие, быстрые и верткие корабли, в четыре раза меньше нашего судна. По всем своим параметрам и предназначению наш катер представлял собой только транспорт, но его двигатели, улучшенный комплект оружия и способность к вертикальному взлету превращали его в грозное боевое судно, когда дело доходило до сражения на небольшом расстоянии от поверхности, особенно такой неровной, как поверхность Обола.
   Наш катер еще раз вздрогнул и сорвался в головокружительное пике.
   Мидас выругался и стал выводить судно из штопора. В поле зрения размытой серебряной полосой скользнул имперский истребитель.
   Мидас стабилизировал ход и устремился за ним. Перехватчик крутанулся и ушел в глубокое ущелье, в холодной тени которого приходилось лететь, ориентируясь только на показания приборов.
   Датчики показали, что наши орудия близки к перегреву. Мидас лупил по истребителю.
   Безрезультатно.
   Перехватчик начал выполнять петлю, чтобы развернуться к нам. Мидас выстрелил снова.
   Еще один промах.
   Истребитель летел прямо на нас. Я увидел сверкающие, словно драгоценные камни, следы трассирующих снарядов, вгрызающихся в обшивку нашего корабля.
   Лицом к лицу. В глубоком ущелье с отвесными стенами.
   Не было места для маневра. Не было места для ошибки.
   – Прощай, – сказал Мидас, вдавливая гашетку.
   Глубокое ущелье осветил взрыв. Мы пролетели прямо сквозь стену пламени.
   – Ну как, достаточно? – спросил меня Мидас.
   Я не ответил. Я был слишком занят тем, чтобы покрепче цепляться за подлокотники кресла.
   – Лично мне хватит, – сказал он. – Пора начинать второй акт. Где-то поблизости ошивается еще один перехватчик. Те, что обходили нас с обратной стороны планеты, будут здесь через девяносто секунд. Пришло время для театра. Уклид?
   Главный сервитор выдал ответную трель. Мы вошли в крутое пике. На дисплее вывелось, что за нами остается топливный след.
   – Повреждения? – спросил я.
   – Прописано в сценарии, – ответил Бетанкор.
   Нам навстречу мчалось дно темного каньона.
   – Сбрасывай, Уклид, – скомандовал Мидас.
   Раздались грохот и скрежет. Катер затрясло. Позади него что-то вспыхнуло.
   – Что это было?
   – Две тонны запчастей, мусора и расходных материалов. Ну и вдобавок все гранаты из твоего оружейного склада.
   Он резко развернул судно и направил его в темноту широкой глубокой пещеры на дне каньона. Мне казалось, что потолок и стены проносятся слишком близко.
   Углубившись в пещеру на шесть сотен метров, Мидас развернул катер влево и отключил турбины. Прожекторы разогнали мрак, и стали видны неровные края еще одного углубления.
   Пролетев еще сотню метров, мы опустились на посадочные распорки. Мидас выключил двигатели и освещение, выключил все, кроме жизненно важных систем.
   – Всем ни звука, – велел он.
   Ожидание, продлившееся шестьдесят шесть часов, не было ни уютным, ни приятным. Мы влезли в теплую одежду и сидели во мраке, пока флотилия еретиков обыскивала Обол и его окрестности. За первые десять часов наши пассивные локаторы несколько раз регистрировали приближение кораблей, прочесывающих место нашего «крушения». Обман явно удался.
   Но мы ждали. Нельзя было с уверенностью сказать, насколько они окажутся настойчивы и терпеливы. Мидас предположил, что враги могут разыграть ту же карту – затаиться и ждать, пока мы решим, что опасность миновала.
   Через сорок часов Ловинк заявил, что подслушал астропатический обмен сообщениями, где речь шла об отбытии флота. Вскоре последовало возмущение в ткани Имматериума. Но мы продолжали ждать. Ждать единственного события, которое я счел бы убедительным.
   Это случилось, только когда миновал шестьдесят шестой час. Пришел астропатический сигнал на глоссии:
   – Ныне отпущаеши...
   Мы восстали из тьмы Обола, омытые светом звезд. Все на судне и, честно признаюсь, даже я неожиданно начали разговаривать слишком громко и слишком много, бродить по катеру, наслаждаясь ярким светом и включенной наконец обогревательной системой. Безмолвное ожидание на холоде походило на епитимию.
   Навстречу нашему катеру медленно и величественно выплыл «Иссин». Как только флот еретиков покинул систему, Максилла вышел из своего укрытия за звездой и подал сигнал.
   Как только мы состыковались, я отправился прямо на мостик, где меня, как брата, приветствовал Максилла.
   – Все наши живы? – спросил он.
   – Целы и невредимы. Хотя нам пришлось туго.
   – Прости, что пришлось покинуть вас, но ты сам видел размеры этой военной группировки.
   Я кивнул:
   – Надеюсь, ты можешь сказать мне, куда они отправились?
   – Конечно, – ответил он.
   Его астронавигаторы не теряли времени даром. Их главный появился из помещения, пристроенного к куполообразному мостику, и загудел над черно-красным мрамором пола, направляясь к нам. Как и весь остальной экипаж, он практически полностью состоял из механических частей. Его органическая, человеческая часть – куда, по моему предположению, входил разве что мозг и какие-нибудь основные органы – заключалась внутри отполированной серебристой машины, изваянной в виде грифона. Драконья шея выгнулась назад, и крючконосая морда обратилась к нам. В воздухе сервитор поддерживался пластинами антиграва, встроенными в орлиные крылья.
   Он остановился перед нами, раскрыл клюв и спроектировал голографическую карту зведного неба. Карта была сложной и непостижимой для необученного глаза, но некоторые детали мне удалось разобрать.
   – Навигаторы проанализировали возмущение варпа, когда уходил флот, и сделали кое-какие алгоритмические вычисления. Еретики уходят из Геликанского субсектора и Имперского пространства к запретным территориям расы, известной как сарути.
   – Об этом я и сам догадался. Но это слишком обширная территория. Там больше дюжины систем. Нам нужны точные данные.
   – Вот, – сказал Максилла, отмечая пальцем точку на мерцающей трехмерной карте. – Значится как КСХ-1288. При оптимальных условиях туда можно дойти за тридцать недель.
   – Насколько велика погрешность вычислений?
   – Не более чем шесть сотых. Возмущения в варпе, оставленные флотом, оказались весьма значительными. Естественно, они могут прервать свой путь и сменить курс, но мы будем следить за изменениями следа. Конечно, – добавил он, – они предполагают, что их могут преследовать. Даже если они сочли тебя погибшим, все равно они знают, что тебе необходим был межзвездный корабль, чтобы попасть сюда. Корабль, который им не удалось обнаружить.
   Эта мысль посещала и меня. Гло и его сообщники должны были ожидать преследования. Теперь они могли рассчитывать только на собственную осторожность, немалую боевую мощь и полученную фору.
   Я уже заставил Ловинка заняться подготовкой срочного коммюнике, которое следовало отослать командованию Гудрун и Инквизиции.
   – Что тебе известно о сарути и их территориях?
   – Ничего, – сказал Максилла. – Никогда не летал туда.
   Этот ответ показался мне слишком лаконичным для столь разговорчивого человека.
   – Итак, – продолжил он, – кроме того, что мы знаем, куда они направляются, есть ли у нас еще какие-нибудь преимущества?
   – Есть.
   Я извлек из кармана плаща предмет, который покоился там с тех пор, как я вытащил его из дорожного чемодана Гло в Северном Квалме. Максилла посмотрел на предмет с явным недоумением.
   – Это, – произнес я, – Понтиус.
   Мы воспользовались одним из огромных пустых трюмов «Иссина». Сервиторы Максиллы подвели проводку и организовали освещение. Мои сервиторы – Модо и Нилквит – принесли ларец на когтистых лапах и опустили его на холодный стальной пол.
   Я наблюдал за процессом, спрятав ладони в рукава плаща, чтобы защитить их от стоящего в помещении холода. Эмос ссутулился над ларцом и с помощью Нилквита начал подключать кабели. Я взглянул на Биквин. Она стояла рядом с Фишигом, укутавшись в тяжелую красную накидку и серый платок. На ее лице застыло отвращение. Сначала ей все казалось игрой и продолжало казаться даже во время событий в Доме Гло. Но на Дамаске все переменилось. Чудовищный Мандрагор. Увидев его, Елизавета поняла, что игры кончились. Она увидела то, чего многие – практически все – граждане Империи никогда не видят. Большинство проводит жизнь на безопасных мирах, далеких от ужаса войны. Для них вся та мерзость, что бороздит самые темные уголки Вселенной, – миф, слух, страшная сказка.
   Но теперь Елизавета знала наверняка. И могла не пожелать оставаться с нами. Могла пожалеть о том, что так поспешно согласилась на мое предложение.
   Я не стал расспрашивать ее. Она сама должна сказать мне об этом. Нас теперь многое связывает.
   – Эйзенхорн? – Эмос протянул руки, и я вложил в них холодную, твердую сферу Понтиуса.
   С трогательной заботой и жреческой торжественностью архивист установил его в нишу.
   Я приказал всем выйти из трюма, даже сервиторам. Всем, кроме Биквин и Эмоса. Фишиг закрыл за собой двери.
   Эмос посмотрел на меня, и я кивнул. Он произвел последнее подключение и затем отпрянул от ларца настолько быстро, насколько позволяли его старые, напичканные аугметикой конечности.
   Поначалу ничего не происходило. Потом по краю ларца замигали крошечные сигнальные огоньки, замерцали оплетающие кристалл микросхемы.
   И вот тогда я почувствовал, как меняется давление воздуха. Биквин бросила на меня резкий взгляд, тоже заметив это.
   Металлические стены трюма начали потеть. Бусинки конденсата собирались на обшивке стен и скатывались вниз.
   Раздалось слабое потрескивание, похожее на то, которое издает бумага в огне. Звук нарастал и ширился. Изморозь покрыла ларец и пол вокруг него, расползлась по палубе и взобралась по стенам. Алмазно сверкающая морозная корка покрыла все помещение трюма менее чем за десять секунд. Наше дыхание превращалось в облака пара. Мы смахивали ледяное крошево с лиц и одежды.