Он умолк.
   – Иномирянин, – произнес Фишиг и объяснил, когда я приподнял бровь: – Акцент.
   Мне бы ни за что не удалось самому заметить такую особенность. Именно по этой причине я и стараюсь пользоваться помощью местных жителей всякий раз, когда представляется возможность. Даже таких отмороженных, как этот исполнитель. Работа вынуждает путешествовать от мира к миру, от культуры к культуре. Незначительные различия в произношении или несоответствия в сленге остаются для меня незаметными. А Фишиг заметил сразу.
   Человек на стуле являлся скорее лидером, чем громилой, вероятно, был одним из избранных помощников Эйклона.
   – Как тебя зовут? – спросил я.
   – Я отказываюсь отвечать.
   – Тогда я пока отказываюсь перевязывать эту рану.
   Он покачал головой. Рана была опасной и явно причиняла серьезную боль, но он сопротивлялся. Я еще более уверился, что это один из главарей. Он больше не трясся и не скулил. Ровно и сосредоточенно дышал – похоже, применял какую-то ментальную методику улучшения самочувствия, которой его, без всяких сомнений, научил Эйклон.
   – Ментальные трюки тебе не помогут, – сказал я. – В этом вопросе я разбираюсь значительно лучше тебя.
   – Пошел бы ты...
   Я бросил на Фишига взгляд, не допускающий пререканий:
   – Держи себя в руках.
   Он отстранился.
   – Скажи мне свое имя, – произнес я, применяя Волю.
   Человек скорчился на стуле.
   – Саймон Кротс, – прохрипел он.
   – Годвин Фишиг! – невольно рявкнул исполнитель. А потом покраснел и отвалил, занявшись обыском.
   – Очень хорошо, Саймон Кротс, а откуда ты родом? – Больше Волю применять не имело смысла.
   Исходя из моего опыта, обычно хватает и одного удара, чтобы ослабить ментальную защиту.
   – Трациан Примарис.
   – Какую работу ты там выполнял?
   – Служил торговым послом Объединенной Торговой Гильдии Синезиас.
   Это название оказалось знакомым. Гильдия Синезиас была одной из крупнейших коммерческих компаний в секторе. У них имелись связи с имперской знатью и недвижимость более чем на ста планетах. Им же, как еще утром информировал меня Бетанкор, принадлежал торговый баркас, стоявший в доках Купола Солнца.
   – И какие дела привели тебя на Спесь?
   – Работа... прибыл как торговый посол.
   – В Бездействие?
   – Торговля ведется всегда. Есть кое-какие долгосрочные контракты с власть имущими этого мира, требующие личных встреч.
   – А если связаться с гильдией, там это подтвердят?
   – Конечно.
   Я обошел его вокруг и встал за спиной:
   – Что привело тебя в это место? В эти частные апартаменты?
   – Я был приглашен в гости.
   – К кому?
   – К Намберу Вилку, местному торговцу. Он пригласил меня на банкет по случаю середины Бездействия.
   – Жилье зарегистрировано на Намбера Вилка, – вставил Фишиг. – Торговец, как он и говорит. Не привлекался. Я с ним незнаком.
   – Что насчет Эйклона? – спросил я Кротса, наклоняясь, чтобы заглянуть в его глаза. В них появилась рябь страха.
   – А кто это?
   – Твой настоящий наниматель. Мурдин Эйклон. Не заставляй меня спрашивать снова.
   – Не знаю я никакого Эйклона!
   Кажется, он говорил вполне искренне. Но он просто мог не знать Эйклона под его настоящим именем. Я подтянул себе стул и сел напротив:
   – В твоей истории не сходится целая куча разных вещей. Тебя застали в компании рецидивистов, связанных с планетарным заговором. На них висит множество всевозможных преступлений... Ты как желаешь продолжить разговор – более близко и всесторонне или проясним некоторые детали прямо сейчас?
   – Я... не знаю, что вам рассказать...
   – Все, что знаешь. Может быть, начнешь с Понтиуса?
   По лицу Саймона стало ясно, что он счел игру окончательно проигранной. Его губы зашевелились, пытаясь что-то произнести. Затем вдруг он выпучил глаза и задрожал. Раздался влажный хлопок, и его голова безжизненно свесилась на грудь.
   – Свет Императора... – потрясенно пробормотал Фишиг.
   – Проклятие! – прорычал я, наклоняясь, чтобы приподнять безвольно повисшую голову Кротса. Он был мертв. Эйклон предусмотрел защиту от слабаков, срабатывавшую при определенных обстоятельствах. И Понтиус явно входил в список наиболее секретных элементов заговора. – Инсульт. Запрограммированный.
   – Итак, мы опять ничего не узнали.
   – Ты уши давно чистил? Мы узнали очень важную вещь: Понтиус – их самая драгоценная тайна.
   – Может, расскажешь подробнее?
   Я собрался это сделать – не подробно, конечно, так, в общих чертах, – но в этот момент ставень, закрывающий вид на снежные просторы Спеси, вылетел наружу... То есть совсем наружу, за компанию с изрядным куском поверхности Купола. Причиной тому послужил мощный взрыв. Нас с Фишигом сбило с ног ударной волной. Куски стекла и обшивки полетели в ледяную мглу.
   Миллисекундой позже на нас посыпались осколки хрусталя, несомые ураганными ветрами Бездействия... Буран из миллиардов бритвенно-острых осколков...

Глава пятая

   СКРЫТЫЕ СЛЕДЫ СЕМЬИ
   ГЛО С ГУДРУН
   НЕПРИЯТНЫЕ СПУТНИКИ
 
   Хоть и оглушенный взрывом, я сохранил достаточно сообразительности, чтобы вцепиться в Фишига и выкатиться вместе с ним за дверь, прежде чем ее перекрыла упавшая с потолка аварийная перегородка. Полуослепшие и задыхающиеся, мы лежали на веранде, а резкий свет и тепло Купола Солнца отогревали наши промерзшие тела.
   Вдоль Окон Оттепели завыли сирены и гудки. Машины арбитров были уже в пути.
   Мы поднялись. Одежда и везение защитили нас от серьезных ран в хрустальном шторме, хотя мне здорово рассекло щеку (потом пришлось зашивать), а Фишигу в бедро, между сочленениями пластин доспеха, воткнулся длинный осколок стекла. Но можно сказать, мы отделались царапинами.
   – Бомба сработала не вовремя? – спросил он, хотя и понимал, что это не так.
   – Детонация включилась по тому же сигналу, что убил Кротса.
   Фишиг опустил взгляд и подтянул стяжку на рукавице, давая себе время подумать. От шока его лицо стало пепельно-серым. Похоже, он только сейчас начал понимать, какими ресурсами и возможностями обладали люди, с которыми нам предстояло бороться. Отвратительное преступление в Молитвеннике Два-Двенадцать продемонстрировало размах их намерений, но этого Годвин не видел собственными глазами. А теперь он полюбовался на фанатичных служителей тьмы, людей, готовых без содрогания принять смерть. И увидел, как жестоко они заметают следы. Кроме того, ментальные капканы свидетельствовали о значительных ресурсах и пугающей искушенности преступников в наиболее закрытых и охраняемых технологиях Империи.
   Пока местные медики обрабатывали наши раны, в дом вошли отряды арбитров и занялись осмотром здания. Через некоторое время они вытащили продрогшую Биквин. Она была закутана в одеяла, а лицо ее посинело от холода. По моему приказу и за моей подписью ее поместили под арест. Девушка слишком замерзла, чтобы возмущаться.
   Мы с Фишигом переоделись в теплую одежду и снова вошли в дом. На то, чтобы залатать прореху, ремонтной бригаде нужно было еще два-три часа. Мы покинули ярко освещенную веранду, миновали три временных изоляционных занавеса и вошли в темные синеватые сумерки апартаментов. Противоположная стена исчезла, и перед нами раскинулась пустынная, безжизненная ночь Спеси, глянцевый серый пейзаж, состоящий из непроницаемых теней и отблесков света, исходящих от Купола Солнца. Когда я опять оказался в пронизывающем холоде Бездействия, кровь, текущая в моих венах, показалась обжигающе горячей.
   Посреди гостиной, в которой мы допрашивали Кротса, образовалась воронка, покрытая сажей и усеянная стеклом. Морозная корка покрывала мебель и перекошенные лица мертвецов. Капли крови, пролившейся под секущими ударами стеклянного шторма, казались рубинами в окружавшей темноте.
   Мы шарили вокруг смутными белыми лучами фонарей. Я сомневался, что после случившегося удастся хоть что-нибудь найти. Все ценные документы должны были сгореть или самоуничтожиться по тому же самому сигналу, который убил Кротса и взорвал ставень. К тому же существовала вероятность того, что всю важную информацию эти люди держали в головах благодаря энграммам памяти или ментальной кодировке – особым техникам, которые были на вооружении только в высших эшелонах дипломатических кругов, Администратуме и элитных торговых делегациях.
   Что возвращало меня обратно к нанимателю Кротса – Гильдии Синезиас.
 
* * *
   – Это имя довольно распространено в данном субсекторе, – сказал мне Эмос, занимавшийся сбором информации о Понтиусе, когда мы вернулись обратно в уютную полутьму боевого катера. – Я получил сведения о более чем полумиллионе граждан с таким именем. Еще для двух сотен тысяч это второе имя. Ну и еще сорок или пятьдесят тысяч носят немного измененные формы того же имени.
   Он помахал передо мной цифровым планшетом. Я отстранил его и взял зеркальце, чтобы рассмотреть рядок металлических стяжек на своей щеке.
   – Что насчет организаций?
   – Более девяти тысяч, – вздохнул он и начал зачитывать их со своего планшета: – Академия юношества Понтиуса Свеллина, Бюро переводов Понтиуса Праксителза, Инвестиционный фонд Понтиуса Гиванта Ропуса, Госпиталь микрохирургии имени Шпигеля Понти...
   – Достаточно. – Я уселся за клавиатуру, вводя группы имен.
   По экрану побежали и запрыгали мерцающие руны. Потом в центр выплыли извлечения из текста. Я бегло проглядел их, держа палец на кнопке прокрутки.
   – Понтиус Гло, – сказал я.
   Эмос моргнул и посмотрел на меня. На его узком лице появилась полуулыбка ученического восхищения.
   – В моих списках не значится.
   – По причине смерти?
   – По причине смерти.
   Эмос склонился над моим плечом, глядя в экран:
   – В этом есть какой-то смысл...
   Так оно и было. Несколько нелогичным путем зерно истины было извлечено на свет. Подобный нюх приходит к инквизитору с опытом.
   В жилах семьи Гло текла древняя кровь благородной династии, остававшейся главным игроком в этом субсекторе почти всю последнюю тысячу лет. Основные владения и имущество семьи размещались на планете Гудрун, в мире, уже попадавшем в зону нашего внимания. Дом Гло также являлся главным акционером и инвестором в Объединенной Торговой Гильдии Синезиас, судя по только что полученным мною данным.
   – Понтиус Гло... – пробормотал я.
   Понтиус Гло умер более двухсот лет назад. Седьмой сын Оберона Гло, одного из величайших патриархов этого рода, принял судьбу всех младших братьев. Поскольку он наследовал за старшими, ему досталось не много. Его самый старший брат, еще один Оберон, стал главой Дома; второму по старшинству подарили управление активами; третий получил звание капитана милиции Дома; четвертый и пятый заключили политические браки и вошли в состав Администратума на высоком уровне... С этого все и началось.
   Как я помнил из биографии Понтиуса Гло, входящей в список обязательного чтения для стажеров Инквизиции, он стал пустым человеком, бессмысленно растрачивающим свою жизнь, несмотря на прекрасное образование, обаяние и отвагу. Он проиграл в азартные игры большую часть доставшегося состояния, а потом вернул его за счет доходов от торговли рабами и подпольных гладиаторских боев. В его досье прописалась звериная жестокость.
   А когда к сорока годам злоупотребление роскошью окончательно подорвало его здоровье, он встал на более темную дорожку. Принято считать, что поводом послужил несчастный случай: может быть, в его руки попал некий артефакт или документ; возможно, подействовали странные верования кого-то из его рабов-гладиаторов. Инстинкты подсказывали мне, что он всегда имел дурные наклонности и требовался лишь случай, чтобы позволить им расцвести. Судя по документам, Понтиус коллекционировал редкие и зачастую запрещенные книги. И кто скажет, когда его страсть к распутству и эзотерической порнографии обернулась ересью и богохульством?
   Понтиус Гло стал поборником Хаоса, приверженцем самых омерзительных и непристойных сил, преследовавших эту галактику. Он сплотил вокруг себя секту и в течение пятнадцати лет творил невыразимое и все более кощунственное зло.
   В конечном счете его убили на Ламсаротте вместе с остальными сектантами во время инквизиционной зачистки, которой руководил великий Авессалом Ангевин. Дом Гло участвовал в этой ликвидации, в отчаянном стремлении дистанцироваться от преступлений Понтиуса. И скорее всего только поэтому вместе с ним не осудили всю семью.
   Чудовище, печально известное чудовище. И мертвое уже более двух столетий.
   Но связь его имени с сегодняшними событиями казалась столь ощутимой, что игнорировать ее было нельзя.
   Я поднялся в рубку управления и сел рядом с Бетанкором:
   – Нам потребуется межзвездный переход к Гудрун.
   – Сделаю. Но может потребоваться день или два.
   – Постарайся сделать все как можно быстрее.
   Я отправил сообщение Верховному Хранителю Карпелу, посвятив его в некоторые, хотя и не все, результаты расследования, а также уведомив его о том, что вскоре мне придется покинуть планету, чтобы продолжить поиски на Гудрун. Затем я с головой погрузился в чтение конфиденциальных записей инквизитора Ангевина, пока два арбитра, следуя моему распоряжению, не доставили на катер Елизавету Биквин.
   Она хмуро взирала на обстановку кают-компании и наручники у себя на запястьях. Одета она была в довольно вульгарное платье и легкую накидку. Безусловно, она была красива, и красоту ее не портили ни дешевая одежда, ни мрачная гримаса на лице. Хорошие кости, здоровые зубы, яркие глаза и длинные темные волосы. Но в первые же секунды нашей встречи в доме Вилка я заметил в ней одну странность. При всей физической привлекательности в Биквин было что-то отталкивающее. Любопытное ощущение, и я уже начал догадываться, в чем причина.
   Девушка оглянулась, когда я вошел в кают-компанию. На ее лице смешались страх и негодование.
   – Я помогла тебе! – выкрикнула она.
   – Это верно. Хотя я не просил и не нуждался в твоей помощи.
   Она надулась, и у меня сразу же усилилось желание вышвырнуть ее с катера пинками.
   – Арбитрес заявили, что намерены предъявить мне обвинение в убийстве и преступном сговоре.
   – Им отчаянно хочется свалить на кого-нибудь все преступления. А ты, к несчастью, оказалась причастна, хотя и не думаю, что преднамеренно.
   – Чертовски верно! – фыркнула она. – Моя жизнь снова пошла прахом! Только удалось хоть немного привести дела в порядок...
   – Твоя жизнь так тяжела?
   Ее губы скривились в усмешке, а в глазах отчетливо читалось сомнение в моих умственных способностях.
   – Я девочка для удовольствий, последняя из последних, можно сказать вещь. Реши сам, тяжела ли моя жизнь.
   Я шагнул вперед и расстегнул наручники, надетые арбитрами. Биквин растерла запястья и удивленно посмотрела на меня.
   – Садись, – сказал я, используя Волю.
   Она снова посмотрела на меня, словно задумавшись, что это за забавные интонации в моем голосе, а потом спокойно присела на мягкий кожаный диван у стены кают-компании.
   – Думаю, что смогу снять все обвинения, – сказал я. – У меня есть такие полномочия. И только благодаря моему авторитету тебе до сих пор ничего не предъявили.
   – И за что мне такая милость?
   – Вроде бы ты считала, что я задолжал тебе?
   – Не имеет значения, что я считаю. – Она угрюмо окинула меня взглядом.
   Я понял, что заинтригован. Передо мной сидела девушка, чья привлекательная внешность и несломленный дух делали ее, бесспорно, желанной. И все-таки... Мне хотелось наорать на нее и прогнать с глаз долой. Меня охватывала беспочвенная, инстинктивная ненависть.
   – Даже если будут сняты все обвинения, я больше не смогу оставаться здесь. Меня затравят. Решат, что от меня одни неприятности. Это конец моей работы. Снова надо переезжать. – Девушка уставилась в пол и пробормотала проклятие. – А мне только-только удалось поправить дела!
   – Снова переезжать? Ты не со Спеси?
   – Этой вонючей дыры?!
   – Тогда откуда?
   – Прилетела с Трациан Примарис четыре года назад.
   – Ты родилась на Трациане?
   – На Бонавентуре, – покачала головой Биквин.
   Этот мир располагался практически на полсектора дальше.
   – Как ты добралась с Бонавентуры до Трациана?
   – Занималась то тем, то другим. То там, то сям. Много путешествовала. Никогда не оставалась слишком долго на одном месте.
   – Потому, что жизнь становилась трудной?
   Еще одна усмешка.
   – Верно. Здесь я проторчала дольше, чем где-либо еще. Но теперь все покатилось к чертям.
   – Встать! – неожиданно рявкнул я, используя Волю. Она умолкла и непонимающе пожала плечами. – Встань, пожалуйста. (Биквин поднялась на ноги. ) Хочу спросить, кто привел тебя в Окна Оттепели, двенадцать-ноль-одиннадцать.
   – Я догадывалась, что ты это сделаешь.
   – Если поможешь, я, возможно, предложу тебе сделку.
   – Какую еще сделку?
   – Могу доставить тебя на Гудрун. Дам тебе шанс начать все заново. А еще могу предложить работу, если тебе это интересно.
   Девушка лукаво усмехнулась. С ее лица наконец ушло настороженное выражение. От этого она стала еще более красивой, но не стала нравиться больше.
   – Работу? Ты хочешь нанять меня? Инквизитор собирается нанять меня?
   – Верно. Думаю, ты сможешь оказывать мне кое-какие услуги.
   В два плавных шага Елизавета приблизилась и положила ладошки мне на грудь.
   – Понятно, – сказала она. – Даже у больших, сильных инквизиторов есть маленькие слабости, да? Прекрасно.
   – Ты поняла неправильно, – ответил я, отстраняя ее так вежливо, как только мог. Физический контакт усилил чувство неестественного отвращения. – Услуги, о которых я говорю, будут для тебя новы. Это не та работа, к которой ты привыкла. Все еще интересуешься?
   Биквин склонила голову набок и окинула меня оценивающим взглядом:
   – А ты странный... Скажи, а другие инквизиторы похожи на тебя?
   – Нет.
   Я приказал Модо, нашему сервитору, присмотреть за ней и оставил девушку в кают-компании.
   В тени дверного проема стоял Бетанкор и оценивающе оглядывал Биквин.
   – А она милашка, – пробормотал он, словно я и сам не заметил.
   – Ты так быстро забыл Виббен?
   Он обернулся ко мне точно ужаленный:
   – Это низко, Эйзенхорн. Я просто прокомментировал.
   – Она перестанет тебе нравиться, когда познакомишься с ней поближе. Она неприкасаемая.
   – Серьезно?
   – Серьезно. Аура ментальной пустоты. Естественного происхождения, и я еще не выяснил ее пределы. Мне трудно даже оставаться с ней в одной комнате.
   – И такая красотка, – вздохнул Бетанкор, снова глядя на Биквин.
   – Нам это пригодится. Я собираюсь нанять ее, если подойдет по некоторым параметрам.
   Он кивнул. Неприкасаемые встречаются редко, и их почти невозможно создать искусственно. Они обладают отрицательным присутствием в варпе, что делает их невосприимчивыми к ментальным воздействиям, а это, в свою очередь, превращает их в потенциальное антипсионическое оружие. Побочным эффектом ментальной пустоты является неприятное поле отторжения вокруг таких людей, вызывающее страх и отвращение у тех, с кем они встречаются.
   Неудивительно, что ее жизнь оказалась тяжелой и одинокой.
   – Новости? – спросил я Бетанкора.
   – Удалось связаться с торговым судном «Иссин». Его владелец некий Тобиус Максилла. Занимается торговлей предметами роскоши в небольших количествах. Он будет здесь через два дня с партией марочного вина с Гесперуса, а потом отправится к Гудрун. За плату он предоставит нашему катеру место в трюме.
   – Хорошая работа. Так когда мы окажемся на Гудрун?
   – Через две недели.
   Весь следующий час, или около того, я провел, допрашивая Биквин, но, как я и подозревал, она практически ничего не знала. Мы разместили ее в небольшой комнатушке рядом с обиталищем Бетанкора. Комната по размерам была едва ли больше коробки, и Нилквиту пришлось вначале выкинуть оттуда горы всевозможного снаряжения, но девушка не возражала. Когда я спросил, надо ли ей забрать какие-нибудь личные вещи из Купола Солнца, она только покачала головой.
   Мы с Эмосом рылись в залежах информации, когда заявился Фишиг. На нем была коричневая шерстяная униформа, а через плечо перекинуты две большие сумки, которые он бросил на пол, оказавшись на борту. Сумки громко лязгнули.
   – Чем обязан, исполнитель? – спросил я.
   Он показал мне планшет с официальной печатью Карпела.
   – Верховный Хранитель разрешает вам покинуть планету для продолжения расследования. И в связи с этим... (Я взглянул на планшет и вздохнул. ) Я отправляюсь с вами, – закончил он.

Глава шестая

   ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ
   СТЫКОВКА С «ИССИНИМ»
 
   Я направил официальную жалобу в офис Верховного Хранителя, но сделал это только для проформы. Карпел мог закатить истерику, попробуй мы улететь без его агента. Хотя, конечно же, я мог так поступить. Я вообще могу поступать как вздумается. Но в этом случае Карпел мог отказать мне в поддержке, а я не в силах предугадать, какая помощь может потребоваться в дальнейшем от старейшин и администрации Спеси. Кроме того, Карпел знал, что я отправляюсь на Гудрун, и все равно послал бы туда представителя Адептус Арбитрес (читай – Фишига) с судейскими полномочиями. Так что я предпочел держать исполнителя на виду.
   За день до назначенного вылета я приказал Ловинку приготовиться к аутосеансу. Откровенно говоря, я сомневался, что удастся что-нибудь выяснить, но хотел проверить все, что только можно. Как обычно, мы воспользовались моей каютой, заперли дверь, строго проинструктировав Бетанкора на случай, если кому-то вздумается нас побеспокоить.
   Я сел в кресло с высокой спинкой и около четверти часа посвятил погружению своего сознания в состояние транса. Это старая техника и одна из первых, которым меня научили наставники Инквизиции, обнаружив мои способности. Ловинк выложил ключевые улики на застеленный скатертью стол: личные вещи Эйклона, кое-что изъятое из дома № 12011 и предметы из Молитвенника Два-Двенадцать. Также рядом с нами стоял ларец, найденный в зале криогенератора.
   Как только Ловинк наконец решил, что я достаточно подготовился, он открыл свой разум варпу, фильтруя его неистовое воздействие через свое сознание, прошедшее сильнейшие тренировки. Меня затрясло – момент перехода всегда вызывал шок. В комнате резко понизилась температура, и стеклянная чаша, стоявшая на соседнем столике, неожиданно треснула. Ловинк забормотал, его глаза закатились, он мелко дрожал и подергивался.
   Я закрыл глаза, но по-прежнему видел комнату. Увиденное было астропатической визуализацией, выстроенной Ловинком. Все вокруг засияло бледным синим светом, исходящим из предметов, неожиданно ставших прозрачными. Стены комнаты немного подрагивали, вытягиваясь и выгибаясь, и никак не могли прийти в соизмерение друг с другом.
   Я поочередно брал предметы со стола. Созданная Ловинком проекция усиливала их психометрические свойства, давая мне возможность рассмотреть, какие следы и резонансы отложились на них в варпе.
   На большей части предметов остались тусклые, невзрачные отпечатки, без следов резонанса. От некоторых поднимались тонкие усики аур, оставшихся от соприкосновения с руками и сознаниями людей. Голосовое устройство Эйклона гудело отдаленными, неразборчивыми, призрачными отголосками, от которых не было никакой пользы.
   Пистолет Эйклона при прикосновении ужалил мою руку, словно скорпион, – и я, и Ловинк судорожно вздохнули. Я почувствовал четкое послевкусие смерти. И решил больше не прикасаться к этому оружию.
   Цифровой планшет преступника, который Эмосу по-прежнему не удавалось вскрыть, сочился липкой, студенистой аурой. Толщина псислоя указывала на то, что планшет и содержащиеся в нем данные были вовлечены в комплексные мыслительные процессы. Впрочем, это нам ничего не давало, и я начал расстраиваться. Но Ловинк усилил мои способности к наблюдению, и наконец я уловил подобное шепоту слово, возможно имя...
   Дайзумнор.
   Ларец мы осматривали в последнюю очередь. Резонанс был силен, и предмет оплетали мерцающие полосы следов соприкосновения с варпом. Контакт с этой уликой должен был быть кратким ввиду изнуряющей силы ореола.
   Начав обследование, мы обнаружили три уровня психометрической активности. Первый казался острым и твердым, с металлическим привкусом. Ловинк утверждал, что это был отпечаток сознаний тех, кто смастерил ларец. Присутствие бесспорно выдающегося, но злобного разума.
   Под этим уровнем проявлялся меньший, но более плотный и холодный, похожий на темную, погибшую звезду, тяжелый, пульсирующий след которой, казалось, заперт в самом сердце механизма ларца.
   Вокруг них, кружа, словно птицы, трепетали обрывки ментальной агонии погибших в Молитвеннике Два-Двенадцать. Их жалобные стоны пронзали наши сознания и вытягивали из нас эмоциональные силы. Мертвые души Молитвенника оставили псионические «отпечатки пальцев» на устройстве, поспособствовавшем их гибели.
   Мы собирались отступить и закончить сеанс, когда на поверхность устремился четвертый, холодный, глубокий и плотный след. Вначале это просто заинтересовало меня, но затем ошеломило то, как страстно он набирает силу и скорость. Мой разум наполнило ощущение невыносимого голода.