Мы взглянули, куда он показывал. Поручень был разбит, и в корпусе зияла круглая дыра трёх футов в поперечнике.
Пен, тяжело дыша, сказала:
– Пираты ведь часто плавали на кораблях без названий. Я, кажется, где-то читала об этом. Может быть, это пиратский корабль. Может, поэтому я чувствую… – Она помолчала. – Это злой корабль, – сказала она наконец. – Мне он не нравится.
– Пират! – взревел Большой Джим и сделал неуклюжее танцевальное па. – И, может, на нём все ещё пиратская добыча! А мы здесь болтаем! Я поднимусь. Как же подняться? – Он прошёл вдоль корпуса, потом вернулся и зашёл с правого борта.
Мактиг сказал:
– Песок поднимается уступами почти до палубы, там, где корабль засыпан. Подняться там трудно, но можно.
Он взглянул на крутую стену песка у левого борта, покачал головой, сказал: «Минутку» – и ушёл за корму. Бенсон направился за ним.
– Эй, обезьяна, без шуток! Я первым поднимусь на борт. Ясно?
В глазах Бенсона горело коварство, и я подумал, что вся его алчность проснулась при словах Пен о пиратах. Мактиг пожал широкими плечами:
– Ну, что ж, поднимем флаг Бенсона над неоткрытой палубой.
Бенсон прорычал:
– Корабль мой! Что бы там ни было, вы получите только то, что я сам отдам!
Они скрылись за бортом, голоса их стихли, но тон Бенсона был такой свирепый, какого я раньше никогда не слышал. Когда они вернулись, лицо Бенсона было мрачным и насторожённым, челюсти сжаты, глаза пылали. Мактиг равнодушно сказал:
– Если и есть шанс подняться сбоку, то именно сейчас. Я имею в виду, что дюна непрочная и в любой момент может обрушиться. Вот вам штормовое предупреждение, – и действуйте, как хотите.
Бенсон сердито взглянул на него и начал карабкаться. Но не сделал он и двух шагов, как песок заскользил у него под ногами. Вниз с шорохом устремилась волна песка и погребла его. Мы с трудом откопали Большого Джима, почти задохнувшегося. А Мактиг негромко сказал:
– В шлюпке есть верёвочная лестница. Бенсон злобно взвизгнул:
– Так тащите её! Чего же вы ждёте? Бережёте для себя?
Лицо Мактига потемнело, глаза стали мрачными.
– Я не мог знать, что корабль здесь… – начал он, но Большой Джим оборвал его. Раздражение и досада из-за собственного корабля, нетерпение, злость из-за неудачной попытки подняться на борт найденного совсем вывели его из себя.
– К дьяволу ваши объяснения! – взревел он. – Тащите лестницу!
Ни слова не сказав, Мактиг направился к шлюпке. Пока он отсутствовал, Бенсон бранился и кричал, а я ждал в неловком молчании. Большие глаза Пен были полны слёз, но Чедвик наблюдал с тенью циничной улыбки на лице, как будто наслаждался буйством шефа. Вернулся Мактиг с лестницей, швырнул её под ноги Бенсону и отошёл. Лицо его не смягчилось, на Пен он не смотрел.
Бенсон прикрикнул:
– Закрепите её! Ведь вы её для этого принесли?
Мактиг поднял лестницу и стал раз за разом забрасывать её на борт. Крючья на ней были небольшие и не зацеплялись. Попробовал забросить Чедвик, потом я, но безуспешно. Наконец Бенсон сам схватил её, но лестница всё равно не держалась.
Мактиг выругался, взял лестницу из рук Бенсона, повернулся к нам троим и холодно сказал:
– Я поднимусь и закреплю лестницу. Вы поняли меня, Чедвик? И вы, доктор Фенимор? Я поднимусь на борт исключительно как представитель мистера Бенсона… какие бы претензии ни возникли в связи с моим подъёмом, я от них отказываюсь. Корабль и все в нём находящееся принадлежит мистеру Бенсону… или он принадлежит кораблю – все так же странно закончил он.
Не добавив ни слова, он перебросил лестницу через плечо, подошёл к корме и начал подниматься, используя в качестве опор выступы и разбитый рулевой брус.
У борта он задержался, очевидно, осматривая палубу. На мгновение его шевелюра вспыхнула, будто какой-то яркий луч упал на неё и тут же исчез. Это зрелище почему-то меня очень встревожило.
Прошла минута, ещё несколько, но Мактиг не возвращался. Бенсон нервничал, его раздражение росло.
– Мактиг! – вскричал он. – Что вы там делаете? Спускайте же лестницу!
Показалась голова Мактига. Лицо его было бледным, глаза остекленели, как у человека, только что проснувшегося и ещё не пришедшего в себя. Он смотрел на нас, словно слышал, но не видел нас. Потом отвёл взгляд и посмотрел на берег.
Бенсон снова с яростью закричал:
– Лестницу, чёрт возьми! Лестницу!
Мактиг заметно вздрогнул, внезапно вдруг увидев нас. Развернул верёвку, закрепил крючья и сбросил лестницу. Она повисла в футе от песка. Бенсон подскочил к ней. Мактиг держал сверху, Чедвик – снизу, и Бенсон поднялся с поразительным проворством. За ним вскарабкалась Пен. Следом – Чедвик, потом я; подниматься было трудно – никто уже не держал лестницу внизу. Мактиг протянул руку и втащил меня на палубу. Он снова казался нормальным, глаза его утратили странное рассеянное выражение, хотя в них по-прежнему блестела насторожённость.
– Взгляните на это, – сказал он и прошёл к обломку мачты. К нему был прикован корабельный колокол. Годы покрыли металл зеленоватой патиной, но в остальном он не пострадал. Я почувствовал странное облегчение, словно какая-то ноша, о которой я и не подозревал, свалилась с моих плеч. Я воскликнул:
– Вот этот колокол мы и слышали, Майк! Должно быть его раскачал ветер.
Мактиг сухо ответил:
– Учёный ветер, должно быть! Точно отсчитал удары. Но взгляните внимательней.
Я посмотрел. Языка у колокола не было. Болты, которыми он крепился, были на месте, но сам язык – нет. Я постучал по краю. Мне ответил гневный звон.
Мактиг схватил меня за руку и резко сказал:
– Не делайте этого!
Ладонь его была холодной, влажной от пота.
И вдруг я понял, что Мактиг боится и изо всех сил старается скрыть это.
Бенсон взревел:
– Эй, Майк, идите сюда!
Он стоял у чёрного рулевого колеса. Очевидно, его дурное настроение развеялось, он смеялся вместе с Чедвиком и жестикулировал. Но Пен не смеялась. Она отодвинулась от колеса и стояла у подножья короткого трапа, ведущего с кормовой на главную палубу. Мне показалось, что она напряжённо и очень уж внимательно смотрит на подходящего Мактига.
Я заметил, что палуба под её ногами была на пять-шесть футов выше той, на которой были мы с Мактигом, и что рядом находится дверь, очевидно, ведущая в проход или каюту под кормовой палубой. В порог и косяки двери были вбиты десять тяжёлых металлических гвоздей на расстоянии в полфута друг от друга. Они торчали наружу наподобие cheveaux de trise[2]. Шипы торчали и поперёк двери с разных сторон. Ясно, что дверь открывалась наружу, как и должно быть на корабле; причины этого поймёт всякий моряк. Тот, кто забил шипы, намерен был прочно запечатать эту дверь.
Запереть то, что было внутри.
Я собирался заговорить об этом с Мактигом и не смог. Он с тем же странным вниманием смотрел на Пен и шёл медленно и неохотно, словно против воли.
Когда я начал подниматься по трапу, мне пришло в голову, что палуба поразительно чиста. Доски как будто только что промыты и надраены. У закрытой двери виднелись небольшие кучки песка, но и все.
Остальные толпились у рулевого колеса, и я слышал, как Бенсон возбуждённо говорил:
– Оно прекрасно, Майк! В отличном состоянии! Его легко перенести и укрепить на «Сьюзан Энн». Клянусь Богом, я вырвал бы даже старый руль, если бы он не был разбит!
Я подошёл к колесу и взглянул на него. Прекрасная вещь, из какой-то твёрдой, гладкой древесины поразительно чёрного цвета. Как будто вырезано из полированного гагата, а не из дерева. И состояние прекрасное, ни царапинки, ни вмятины. Но самое удивительное – окружность рулевого колеса. Шести дюймов шириной, этот деревянный обод полого изгибался, в него были вделаны спицы. А по кругу в ряд вырезаны изображения рук, тыльные стороны ладоней, пальцы согнуты, будто сжимают что-то. Я пересчитал их – восемнадцать. Вглядевшись внимательнее, я понял, что их – девять пар и что ни одна из них не похожа на другую. Ясно также, что выполнил эту работу замечательный художник и работал он с живой натуры – в каждой паре рук была отчётливая индивидуальность. Каждая пара сцеплялась у запястья, под и над ней проходили другие руки, так что все восемнадцать рук сливались в единый неразделимый узор. Одна пара была женская, пальцы длинные и тонкие, концы их заострённые, но сильные и со странным впечатлением жестокости. Ещё одна пара, нарушая общий рисунок, располагалась под другим углом… и хватка этих кистей была сильнее, крепче… Форма и симметрия этих рук говорили о воспитании… руки патриция…
Эти подробности громоздились друг на друга, только что незаметные, а в следующий момент – абсолютно ясные, как будто колесо само открывало их… и тут мне показалось, что полоска, на которой вырезаны руки, становится прозрачной, и что руки не вырезаны, а находятся в ней… и что каждая из них держит спицу чёрного колеса… и что руки эти живы…
6. ЧЁРНОЕ КОЛЕСО ПОВОРАЧИВАЕТСЯ
7. РАЗГОВОР В КАЮТЕ
8. ЗА ЗАПЕЧАТАННОЙ ДВЕРЬЮ
Пен, тяжело дыша, сказала:
– Пираты ведь часто плавали на кораблях без названий. Я, кажется, где-то читала об этом. Может быть, это пиратский корабль. Может, поэтому я чувствую… – Она помолчала. – Это злой корабль, – сказала она наконец. – Мне он не нравится.
– Пират! – взревел Большой Джим и сделал неуклюжее танцевальное па. – И, может, на нём все ещё пиратская добыча! А мы здесь болтаем! Я поднимусь. Как же подняться? – Он прошёл вдоль корпуса, потом вернулся и зашёл с правого борта.
Мактиг сказал:
– Песок поднимается уступами почти до палубы, там, где корабль засыпан. Подняться там трудно, но можно.
Он взглянул на крутую стену песка у левого борта, покачал головой, сказал: «Минутку» – и ушёл за корму. Бенсон направился за ним.
– Эй, обезьяна, без шуток! Я первым поднимусь на борт. Ясно?
В глазах Бенсона горело коварство, и я подумал, что вся его алчность проснулась при словах Пен о пиратах. Мактиг пожал широкими плечами:
– Ну, что ж, поднимем флаг Бенсона над неоткрытой палубой.
Бенсон прорычал:
– Корабль мой! Что бы там ни было, вы получите только то, что я сам отдам!
Они скрылись за бортом, голоса их стихли, но тон Бенсона был такой свирепый, какого я раньше никогда не слышал. Когда они вернулись, лицо Бенсона было мрачным и насторожённым, челюсти сжаты, глаза пылали. Мактиг равнодушно сказал:
– Если и есть шанс подняться сбоку, то именно сейчас. Я имею в виду, что дюна непрочная и в любой момент может обрушиться. Вот вам штормовое предупреждение, – и действуйте, как хотите.
Бенсон сердито взглянул на него и начал карабкаться. Но не сделал он и двух шагов, как песок заскользил у него под ногами. Вниз с шорохом устремилась волна песка и погребла его. Мы с трудом откопали Большого Джима, почти задохнувшегося. А Мактиг негромко сказал:
– В шлюпке есть верёвочная лестница. Бенсон злобно взвизгнул:
– Так тащите её! Чего же вы ждёте? Бережёте для себя?
Лицо Мактига потемнело, глаза стали мрачными.
– Я не мог знать, что корабль здесь… – начал он, но Большой Джим оборвал его. Раздражение и досада из-за собственного корабля, нетерпение, злость из-за неудачной попытки подняться на борт найденного совсем вывели его из себя.
– К дьяволу ваши объяснения! – взревел он. – Тащите лестницу!
Ни слова не сказав, Мактиг направился к шлюпке. Пока он отсутствовал, Бенсон бранился и кричал, а я ждал в неловком молчании. Большие глаза Пен были полны слёз, но Чедвик наблюдал с тенью циничной улыбки на лице, как будто наслаждался буйством шефа. Вернулся Мактиг с лестницей, швырнул её под ноги Бенсону и отошёл. Лицо его не смягчилось, на Пен он не смотрел.
Бенсон прикрикнул:
– Закрепите её! Ведь вы её для этого принесли?
Мактиг поднял лестницу и стал раз за разом забрасывать её на борт. Крючья на ней были небольшие и не зацеплялись. Попробовал забросить Чедвик, потом я, но безуспешно. Наконец Бенсон сам схватил её, но лестница всё равно не держалась.
Мактиг выругался, взял лестницу из рук Бенсона, повернулся к нам троим и холодно сказал:
– Я поднимусь и закреплю лестницу. Вы поняли меня, Чедвик? И вы, доктор Фенимор? Я поднимусь на борт исключительно как представитель мистера Бенсона… какие бы претензии ни возникли в связи с моим подъёмом, я от них отказываюсь. Корабль и все в нём находящееся принадлежит мистеру Бенсону… или он принадлежит кораблю – все так же странно закончил он.
Не добавив ни слова, он перебросил лестницу через плечо, подошёл к корме и начал подниматься, используя в качестве опор выступы и разбитый рулевой брус.
У борта он задержался, очевидно, осматривая палубу. На мгновение его шевелюра вспыхнула, будто какой-то яркий луч упал на неё и тут же исчез. Это зрелище почему-то меня очень встревожило.
Прошла минута, ещё несколько, но Мактиг не возвращался. Бенсон нервничал, его раздражение росло.
– Мактиг! – вскричал он. – Что вы там делаете? Спускайте же лестницу!
Показалась голова Мактига. Лицо его было бледным, глаза остекленели, как у человека, только что проснувшегося и ещё не пришедшего в себя. Он смотрел на нас, словно слышал, но не видел нас. Потом отвёл взгляд и посмотрел на берег.
Бенсон снова с яростью закричал:
– Лестницу, чёрт возьми! Лестницу!
Мактиг заметно вздрогнул, внезапно вдруг увидев нас. Развернул верёвку, закрепил крючья и сбросил лестницу. Она повисла в футе от песка. Бенсон подскочил к ней. Мактиг держал сверху, Чедвик – снизу, и Бенсон поднялся с поразительным проворством. За ним вскарабкалась Пен. Следом – Чедвик, потом я; подниматься было трудно – никто уже не держал лестницу внизу. Мактиг протянул руку и втащил меня на палубу. Он снова казался нормальным, глаза его утратили странное рассеянное выражение, хотя в них по-прежнему блестела насторожённость.
– Взгляните на это, – сказал он и прошёл к обломку мачты. К нему был прикован корабельный колокол. Годы покрыли металл зеленоватой патиной, но в остальном он не пострадал. Я почувствовал странное облегчение, словно какая-то ноша, о которой я и не подозревал, свалилась с моих плеч. Я воскликнул:
– Вот этот колокол мы и слышали, Майк! Должно быть его раскачал ветер.
Мактиг сухо ответил:
– Учёный ветер, должно быть! Точно отсчитал удары. Но взгляните внимательней.
Я посмотрел. Языка у колокола не было. Болты, которыми он крепился, были на месте, но сам язык – нет. Я постучал по краю. Мне ответил гневный звон.
Мактиг схватил меня за руку и резко сказал:
– Не делайте этого!
Ладонь его была холодной, влажной от пота.
И вдруг я понял, что Мактиг боится и изо всех сил старается скрыть это.
Бенсон взревел:
– Эй, Майк, идите сюда!
Он стоял у чёрного рулевого колеса. Очевидно, его дурное настроение развеялось, он смеялся вместе с Чедвиком и жестикулировал. Но Пен не смеялась. Она отодвинулась от колеса и стояла у подножья короткого трапа, ведущего с кормовой на главную палубу. Мне показалось, что она напряжённо и очень уж внимательно смотрит на подходящего Мактига.
Я заметил, что палуба под её ногами была на пять-шесть футов выше той, на которой были мы с Мактигом, и что рядом находится дверь, очевидно, ведущая в проход или каюту под кормовой палубой. В порог и косяки двери были вбиты десять тяжёлых металлических гвоздей на расстоянии в полфута друг от друга. Они торчали наружу наподобие cheveaux de trise[2]. Шипы торчали и поперёк двери с разных сторон. Ясно, что дверь открывалась наружу, как и должно быть на корабле; причины этого поймёт всякий моряк. Тот, кто забил шипы, намерен был прочно запечатать эту дверь.
Запереть то, что было внутри.
Я собирался заговорить об этом с Мактигом и не смог. Он с тем же странным вниманием смотрел на Пен и шёл медленно и неохотно, словно против воли.
Когда я начал подниматься по трапу, мне пришло в голову, что палуба поразительно чиста. Доски как будто только что промыты и надраены. У закрытой двери виднелись небольшие кучки песка, но и все.
Остальные толпились у рулевого колеса, и я слышал, как Бенсон возбуждённо говорил:
– Оно прекрасно, Майк! В отличном состоянии! Его легко перенести и укрепить на «Сьюзан Энн». Клянусь Богом, я вырвал бы даже старый руль, если бы он не был разбит!
Я подошёл к колесу и взглянул на него. Прекрасная вещь, из какой-то твёрдой, гладкой древесины поразительно чёрного цвета. Как будто вырезано из полированного гагата, а не из дерева. И состояние прекрасное, ни царапинки, ни вмятины. Но самое удивительное – окружность рулевого колеса. Шести дюймов шириной, этот деревянный обод полого изгибался, в него были вделаны спицы. А по кругу в ряд вырезаны изображения рук, тыльные стороны ладоней, пальцы согнуты, будто сжимают что-то. Я пересчитал их – восемнадцать. Вглядевшись внимательнее, я понял, что их – девять пар и что ни одна из них не похожа на другую. Ясно также, что выполнил эту работу замечательный художник и работал он с живой натуры – в каждой паре рук была отчётливая индивидуальность. Каждая пара сцеплялась у запястья, под и над ней проходили другие руки, так что все восемнадцать рук сливались в единый неразделимый узор. Одна пара была женская, пальцы длинные и тонкие, концы их заострённые, но сильные и со странным впечатлением жестокости. Ещё одна пара, нарушая общий рисунок, располагалась под другим углом… и хватка этих кистей была сильнее, крепче… Форма и симметрия этих рук говорили о воспитании… руки патриция…
Эти подробности громоздились друг на друга, только что незаметные, а в следующий момент – абсолютно ясные, как будто колесо само открывало их… и тут мне показалось, что полоска, на которой вырезаны руки, становится прозрачной, и что руки не вырезаны, а находятся в ней… и что каждая из них держит спицу чёрного колеса… и что руки эти живы…
6. ЧЁРНОЕ КОЛЕСО ПОВОРАЧИВАЕТСЯ
С неожиданным отвращением я отвёл взгляд, охваченный тревогой. Бенсон опустился перед колесом на колени, осматривая его крепления и что-то бормоча. Чедвик глядел на него с циничной радостью. А Пен смотрела на руки, восхищённо, как смотрел и я, и в её голубых глазах усиливалось выражение ужаса. Мактиг, стоя рядом, внимательно наблюдал за ней, серьёзно, мрачно и напряжённо, как будто ждал сигнала, чтобы прыгнуть и оттолкнуть её в сторону.
Неожиданно чёрное колесо шевельнулось. Оно повернулось, и спицы его нацелились на Мактига. Это было целенаправленное, сознательное движение, колесо словно повернули невидимые руки. Я услышал крик Пен…
И увидел, что против Мактига застыли те спицы, которые сжимают руки патриция, господствующие над остальными. Они как будто предлагали себя Мактигу.
Бенсон поднял голову, свирепо сказал:
– Кто повернул колесо? Почему ты закричала, Пен?
Пен не ответила. Руки её были прижаты к груди; глаза, потемневшие от страха, смотрели на Мактига.
Бенсон встал. Схватил колесо за рукояти и, напрягая силы, попытался повернуть. Колесо не шевельнулось. Он отпустил рукояти и сделал угрожающий шаг в сторону Мактига. Зубы его были оскалены тяжёлые веки полуприкрыли налившиеся кровью глаза.
– Какого дьявола вы сделали с колесом? – рявкнул он. Потом посмотрел на Пен: – Ты побледнела. Что он тебе сделал?
Пен подошла к нему, положила свои маленькие руки ему на плечи и сказала дрожащим голосом:
– Отец, здесь что-то… очень плохое. Я чувствую это! Ты сам не свой с тех пор, как увидел корабль! Оставь его, пусть песок снова его засыплет…
Он оттолкнул её, повернулся к Мактигу, лицо его налилось кровью.
– Вот оно что! Действуете через мою дочь, Мактиг? Что за игру вы ведёте? – Он сделал шаг, сжав кулаки. – Вначале приходите с кислой миной и предупреждаете, что нужно поскорее уходить. Потом пытаетесь украдкой проникнуть сюда вместе с Фенимором… и с верёвочной лестницей в шлюпке. Что вы ещё прихватили с собой, Мактиг? И вы умудрились подняться сюда первым. Что вы замышляете?
Ярость его росла, он снова схватился за колесо, попытался повернуть и снова не смог. И крикнул Мактигу:
– Вы его повернули, а я не могу! А теперь вы действуете через Пен, чтобы убрать меня! Чего вы хотите, Мактиг? И что вы делали прошлой ночью? Давайте говорите, вы, подлый…
Пен отчаянно крикнула:
– О, папа, нет! Майк, он не хотел этого сказать!
Мактиг, не обращая на неё внимания, презрительно бросил Бенсону:
– Вы спятили.
Бенсон задрожал, лицо его почернело:
– Я спятил? Таков ваш ответ? Хорошо, держите колесо! Если сможете, поверните его, и я вам поверю.
Мактиг поднял руки, словно собираясь взяться за ручки; взгляд его опустился на сплетённые кисти, и в глазах появилось странное, неуверенное выражение. Он отступил на шаг и мрачно сказал:
– Нет!
– Я прижал его! – Бенсон торжествующе взглянул на Чедвика и рассмеялся. – Прижал! Он блефовал!
Чедвик наслаждался этой сценой. В этом не было сомнения. Он не ответил Бенсону, но продолжал смотреть на них обоих с лёгкой насмешкой в чёрных глазах. Мактиг сильно побледнел, и хотя говорил спокойно, видно было, что это даётся ему с трудом:
– Послушайте, сэр. Я никогда не слыхал и понятия не имел об этом месте до вчерашнего дня. И о корабле я ничего не знал. Что касается прошлой ночи, то даю вам слово чести, сэр, я не покидал клипер. Ещё не видя корабля, я лишь сказал вам, что остров мне не нравится. С тех пор моё отвращение к нему усилилось, и… для этого появились основания. Но у меня по-прежнему нет доказательств… таких, которые удовлетворили бы вас. Так что запишите их на счёт моего суеверия. Я не обсуждал с Пен эти свои… суеверия, даже не упоминал о них. Это и есть объяснение, которое я намерен дать. А если вам оно не нравится, – с неожиданной холодной яростью добавил он, – можете отправляться в ад и остаться там!
Чедвик спокойно вмешался:
– Есть и другое объяснение, сэр. Дебора уверена, что Майк иногда обладает способностями предсказателя, что у него дар видеть то, чего не видят другие. Второе зрение, так сказать. Возможно, именно оно здесь действует.
Бенсон недоверчиво взглянул на него. Чедвик с тем же выражением затаённой злобы продолжал:
– Вы сами не раз доверяли интуиции Майка, когда у него, как и сейчас, не было никаких доказательств. Можно сказать, что винить вам следует только себя.
И он бросил на Мактига насмешливый взгляд. Мактиг слушал с равнодушным видом, но губы его были плотно сжаты. Бенсон выругался. Чедвик продолжал:
– Но если и это объяснение вас не удовлетворяет, возможно, есть и другое. Майк всегда говорит правду – какой она ему видится, разумеется. Вы знаете, как он чувствителен к обстановке. Допустим, вчера вечером он лёг спать, встревоженный своими мыслями. Допустим, во сне он отплыл на остров, – не знаю, правда, как он бы смог незаметно взять шлюпку, если только… но нет, это немыслимо. Майк этого не сделает. (Я имею в виду, что он мог подкупить вахтенного.) Нет, он во сне вплавь добрался до корабля и научился управлять колесом…
Левая рука Мактига метнулась вперёд и ухватилась за чёрный штурвал. Лицо его посуровело, и вдруг он произнёс со странным акцентом и какой-то смертельной холодностью:
– Довольно, Педро! Моё терпение лопнуло! Придержи свой змеиный язык и свои грязные мысли!
Левой рукой сжимая колесо, он коротко ударил Чедвика в лицо. Удар был так силён, что Чедвика отбросило, как куклу. Ударившись о фальшборт, тот с трудом приподнялся и ошеломлённо уставился на Мактига.
На палубе воцарилась тишина, и я почувствовал, как натягиваются невидимые нити, словно паутина после столкновения с большой мухой. Казалось, множество невидимых глаз смотрят на Мактига, толкают его, заставляют что-то делать, но что – я никак не мог понять.
Странная сцена длилась лишь мгновение, затем Мактиг отпусти колесо.
Он стоял, изумлённо глядя на Чедвика, как будто не узнавая его, и вдруг, осознав, что натворил, жалобно взглянул на Пен, подскочил к Чедвику, все ещё стоявшему на коленях, и помог ему подняться.
В следующий миг рядом с ними оказались Бенсон, Пен и я. Чедвик вырвался, сделал шаг назад. Лицо его исказила ярость. Бенсон встал между ними, как будто этот стремительный удар вернул ею к норме.
Он покачал массивной седой головой, как бы избавляясь от умственной паутины, и сказал:
– Зря вы так, Майк!
Мактиг медленно, с явным замешательством и отчаянием в голосе ответил:
– Я знаю, сэр. Но не знаю, что на меня нашло. Не отойдёте ли сэр? – Бенсон послушался, и Мактиг направился к Чедвику. – Чед, простите. Вы рассердили меня своими словами… но это не причина, чтобы бить вас, тем более без всякого предупреждения. Вот… – он склонил рыжую голову, – ударьте меня в ответ. Как хотите сильно.
Чедвик поднёс ладонь к покрасневшей щеке и медленно ответил:
– Нет. Я не отдаю долги таким манером.
– Ну, послушайте, – вмешался Бенсон, обращаясь к Чедвику, – Майк извинился. Чёрт возьми, мне кажется, я сам слишком прижал его, и если он сорвался, винить нужно меня. Дьявол! Я бы не стал его винить, если бы он вместо вас ударил меня! Пожмите руки друг другу, и забудем об этом.
Пен сказала: «Чед, пожалуйста!» – и протянула к нему руки.
Чедвик некоторое время задумчиво смотрел на Бенсона, отвернулся, а когда снова повернулся к нам, гневное и мстительное выражение исчезло с его лица, уступив место знакомой полунасмешливой улыбке. Он протянул Мактигу руку.
– Ну, ладно, Майк. Босс признает, что был неправ, так что давайте извинимся друг перед другом и забудем об этом.
Бенсон обрадовано кивнул.
– Отлично! – Он усмехнулся. – И чёрт меня побери, если я не поверил слову Майка.
Пен ахнула:
– Значит, ты не возьмёшь колесо?
Бенсон рассмеялся.
– Ну, дочка, так далеко я не зайду. Но оставить просто так эту закрытую каюту…
Он не закончил но я знал, что Бенсон вернётся. И если он рассчитывал, что Пен обрадуется нашему возвращению на «Сьюзан Энн», то просчитался: она даже не улыбнулась.
Неожиданно чёрное колесо шевельнулось. Оно повернулось, и спицы его нацелились на Мактига. Это было целенаправленное, сознательное движение, колесо словно повернули невидимые руки. Я услышал крик Пен…
И увидел, что против Мактига застыли те спицы, которые сжимают руки патриция, господствующие над остальными. Они как будто предлагали себя Мактигу.
Бенсон поднял голову, свирепо сказал:
– Кто повернул колесо? Почему ты закричала, Пен?
Пен не ответила. Руки её были прижаты к груди; глаза, потемневшие от страха, смотрели на Мактига.
Бенсон встал. Схватил колесо за рукояти и, напрягая силы, попытался повернуть. Колесо не шевельнулось. Он отпустил рукояти и сделал угрожающий шаг в сторону Мактига. Зубы его были оскалены тяжёлые веки полуприкрыли налившиеся кровью глаза.
– Какого дьявола вы сделали с колесом? – рявкнул он. Потом посмотрел на Пен: – Ты побледнела. Что он тебе сделал?
Пен подошла к нему, положила свои маленькие руки ему на плечи и сказала дрожащим голосом:
– Отец, здесь что-то… очень плохое. Я чувствую это! Ты сам не свой с тех пор, как увидел корабль! Оставь его, пусть песок снова его засыплет…
Он оттолкнул её, повернулся к Мактигу, лицо его налилось кровью.
– Вот оно что! Действуете через мою дочь, Мактиг? Что за игру вы ведёте? – Он сделал шаг, сжав кулаки. – Вначале приходите с кислой миной и предупреждаете, что нужно поскорее уходить. Потом пытаетесь украдкой проникнуть сюда вместе с Фенимором… и с верёвочной лестницей в шлюпке. Что вы ещё прихватили с собой, Мактиг? И вы умудрились подняться сюда первым. Что вы замышляете?
Ярость его росла, он снова схватился за колесо, попытался повернуть и снова не смог. И крикнул Мактигу:
– Вы его повернули, а я не могу! А теперь вы действуете через Пен, чтобы убрать меня! Чего вы хотите, Мактиг? И что вы делали прошлой ночью? Давайте говорите, вы, подлый…
Пен отчаянно крикнула:
– О, папа, нет! Майк, он не хотел этого сказать!
Мактиг, не обращая на неё внимания, презрительно бросил Бенсону:
– Вы спятили.
Бенсон задрожал, лицо его почернело:
– Я спятил? Таков ваш ответ? Хорошо, держите колесо! Если сможете, поверните его, и я вам поверю.
Мактиг поднял руки, словно собираясь взяться за ручки; взгляд его опустился на сплетённые кисти, и в глазах появилось странное, неуверенное выражение. Он отступил на шаг и мрачно сказал:
– Нет!
– Я прижал его! – Бенсон торжествующе взглянул на Чедвика и рассмеялся. – Прижал! Он блефовал!
Чедвик наслаждался этой сценой. В этом не было сомнения. Он не ответил Бенсону, но продолжал смотреть на них обоих с лёгкой насмешкой в чёрных глазах. Мактиг сильно побледнел, и хотя говорил спокойно, видно было, что это даётся ему с трудом:
– Послушайте, сэр. Я никогда не слыхал и понятия не имел об этом месте до вчерашнего дня. И о корабле я ничего не знал. Что касается прошлой ночи, то даю вам слово чести, сэр, я не покидал клипер. Ещё не видя корабля, я лишь сказал вам, что остров мне не нравится. С тех пор моё отвращение к нему усилилось, и… для этого появились основания. Но у меня по-прежнему нет доказательств… таких, которые удовлетворили бы вас. Так что запишите их на счёт моего суеверия. Я не обсуждал с Пен эти свои… суеверия, даже не упоминал о них. Это и есть объяснение, которое я намерен дать. А если вам оно не нравится, – с неожиданной холодной яростью добавил он, – можете отправляться в ад и остаться там!
Чедвик спокойно вмешался:
– Есть и другое объяснение, сэр. Дебора уверена, что Майк иногда обладает способностями предсказателя, что у него дар видеть то, чего не видят другие. Второе зрение, так сказать. Возможно, именно оно здесь действует.
Бенсон недоверчиво взглянул на него. Чедвик с тем же выражением затаённой злобы продолжал:
– Вы сами не раз доверяли интуиции Майка, когда у него, как и сейчас, не было никаких доказательств. Можно сказать, что винить вам следует только себя.
И он бросил на Мактига насмешливый взгляд. Мактиг слушал с равнодушным видом, но губы его были плотно сжаты. Бенсон выругался. Чедвик продолжал:
– Но если и это объяснение вас не удовлетворяет, возможно, есть и другое. Майк всегда говорит правду – какой она ему видится, разумеется. Вы знаете, как он чувствителен к обстановке. Допустим, вчера вечером он лёг спать, встревоженный своими мыслями. Допустим, во сне он отплыл на остров, – не знаю, правда, как он бы смог незаметно взять шлюпку, если только… но нет, это немыслимо. Майк этого не сделает. (Я имею в виду, что он мог подкупить вахтенного.) Нет, он во сне вплавь добрался до корабля и научился управлять колесом…
Левая рука Мактига метнулась вперёд и ухватилась за чёрный штурвал. Лицо его посуровело, и вдруг он произнёс со странным акцентом и какой-то смертельной холодностью:
– Довольно, Педро! Моё терпение лопнуло! Придержи свой змеиный язык и свои грязные мысли!
Левой рукой сжимая колесо, он коротко ударил Чедвика в лицо. Удар был так силён, что Чедвика отбросило, как куклу. Ударившись о фальшборт, тот с трудом приподнялся и ошеломлённо уставился на Мактига.
На палубе воцарилась тишина, и я почувствовал, как натягиваются невидимые нити, словно паутина после столкновения с большой мухой. Казалось, множество невидимых глаз смотрят на Мактига, толкают его, заставляют что-то делать, но что – я никак не мог понять.
Странная сцена длилась лишь мгновение, затем Мактиг отпусти колесо.
Он стоял, изумлённо глядя на Чедвика, как будто не узнавая его, и вдруг, осознав, что натворил, жалобно взглянул на Пен, подскочил к Чедвику, все ещё стоявшему на коленях, и помог ему подняться.
В следующий миг рядом с ними оказались Бенсон, Пен и я. Чедвик вырвался, сделал шаг назад. Лицо его исказила ярость. Бенсон встал между ними, как будто этот стремительный удар вернул ею к норме.
Он покачал массивной седой головой, как бы избавляясь от умственной паутины, и сказал:
– Зря вы так, Майк!
Мактиг медленно, с явным замешательством и отчаянием в голосе ответил:
– Я знаю, сэр. Но не знаю, что на меня нашло. Не отойдёте ли сэр? – Бенсон послушался, и Мактиг направился к Чедвику. – Чед, простите. Вы рассердили меня своими словами… но это не причина, чтобы бить вас, тем более без всякого предупреждения. Вот… – он склонил рыжую голову, – ударьте меня в ответ. Как хотите сильно.
Чедвик поднёс ладонь к покрасневшей щеке и медленно ответил:
– Нет. Я не отдаю долги таким манером.
– Ну, послушайте, – вмешался Бенсон, обращаясь к Чедвику, – Майк извинился. Чёрт возьми, мне кажется, я сам слишком прижал его, и если он сорвался, винить нужно меня. Дьявол! Я бы не стал его винить, если бы он вместо вас ударил меня! Пожмите руки друг другу, и забудем об этом.
Пен сказала: «Чед, пожалуйста!» – и протянула к нему руки.
Чедвик некоторое время задумчиво смотрел на Бенсона, отвернулся, а когда снова повернулся к нам, гневное и мстительное выражение исчезло с его лица, уступив место знакомой полунасмешливой улыбке. Он протянул Мактигу руку.
– Ну, ладно, Майк. Босс признает, что был неправ, так что давайте извинимся друг перед другом и забудем об этом.
Бенсон обрадовано кивнул.
– Отлично! – Он усмехнулся. – И чёрт меня побери, если я не поверил слову Майка.
Пен ахнула:
– Значит, ты не возьмёшь колесо?
Бенсон рассмеялся.
– Ну, дочка, так далеко я не зайду. Но оставить просто так эту закрытую каюту…
Он не закончил но я знал, что Бенсон вернётся. И если он рассчитывал, что Пен обрадуется нашему возвращению на «Сьюзан Энн», то просчитался: она даже не улыбнулась.
7. РАЗГОВОР В КАЮТЕ
Обед прошёл в странной атмосфере иллюзорности. Меня раздражало ощущение что безымянная чёрная посудина более реальна, нежели «Сьюзан Энн»; она – материя, а наш корабль – тень. Ни одно ощущение, даже самое иррациональное, не возникает беспричинно. В конце концов я приписал его суеверным предсказаниям Мактига, а также неприятному чувству, испытанному у чёрного колеса. Все это, несомненно, было усилено напряжением последних дней и ночей. Однако, хоть я теперь и объяснил его происхождение, кошмарное ощущение продолжало давить на меня.
Из нас пятерых, побывавших на борту корабля, только Пен и Чедвик как будто остались прежними. Но мне казалось, что Пен лишь делает вид; может быть, и Чедвик тоже. Бенсон был мрачен и погружён в свои мысли, время от времени его холодный взгляд задумчиво останавливался на Мактиге. Весёлый щебет леди Фитц не волновал его совершенно.
Леди Фитц и Бурилов были возбуждены своей экскурсией; Бурилов говорил много и театрально, и будь Мактиг в обычном своём состоянии, он наверняка бы вышел из себя; но теперь он ел с отсутствующим видом и отвечал, только когда обращались непосредственно к нему. А часто не отвечал вообще. Флора Сватлов тоже была возбуждена. Они запланировали исследовательскую экспедицию на завтра.
– На острове отличная охота, – вставил Бурилов. – Пен, Чедвик и Мактиг тоже пойдут, конечно.
Но оживление Флоры испарилось, когда Бенсон резко прервал её, сказав, что Пен может поступать, как хочет, но Мактиг и Чедвик ему нужны. Капитан Джонсон может выделить им двух матросов для физической работы и на случай неожиданностей. Джонсон быстро взглянул на него, потом кивнул. Флора надулась и сказала, что в таком случае лучше вообще отложить выезд. Бурилов тоже надулся и заявил, что он всё равно пойдёт, даже если придётся идти одному. Преподобный Сватлов смотрел на Бенсона, ожидая указаний. Бенсон же властно сказал, что всё будет идти, как запланировано: пока идёт починка клипера, гостям лучше не находиться на нём. И лучше будет, если Пен отправится со всеми. В заключение Бенсон сказал:
– Предлагаю вам отплыть сразу после завтрака, как можно скорее. Капитан Джонсон, будьте добры сделать все необходимые приготовления.
Он резко встал, взглянул на Мактига.
– Мактиг, после обеда зайдите ко мне в каюту.
И вышел. Пен, сердитая и недоумевающая, встала, собираясь идти за ним, но уловила взгляд Мактига и снова села.
Вскоре обед кончился, чему я был очень рад и вместе с остальными поднялся на палубу. Ночь была безлунная, звезды почти скрыли тонкие облака. К моему удивлению, неожиданно ярко вспыхнули все палубные огни. Широкий круг света упал на лагуну. Казалось «Сьюзан Энн» плывёт в центре гигантского шара бледного изумруд. За его пределами ничего не было видно, кроме туманных чёрных стен сомкнувшихся вокруг. Мактиг и Пен прошли к каюте Бенсона, остальные столпились у планшира, глядя на рыб, которые, привлечённые светом, плавали, как в огромном аквариуме.
Прошло с четверть часа, но Пен не появлялась. Я подумал, не пошла ли она вместе с Мактигом к отцу. Немного погодя Светловы леди Фитц и Бурилов разошлись по своим каютам, сославшись на сонливость. Чедвик задержался рядом со мной, у борта. Казалось, он беспокоился. Я подумал, что он хочет что-то мне сказать, потом понял, что всё его внимание сосредоточено на каюте Бенсона, и он тоже считает, что Пен там. Он ждал её. Я сказал, что собираюсь в лабораторию, и спросил, не хочет ли он пойти со мной. Он не ответил. Сомневаюсь, что он меня слышал. Когда я уходил, он стоял на прежнем месте, глядя в сторону каюты Бенсона.
Перед тем, как идти в лабораторию, я заглянул к себе в каюту.
Пен была там.
– Я думала, вы никогда не придёте, – еле слышно сказала она, – Закройте дверь и говорите шёпотом.
– Где Чед? – спросила она, когда я выполнил её просьбу. Я рассказал, где оставил его, добавив, что он, похоже, ждёт её. Она выслушала сказанное с лёгкой злорадной улыбкой.
Я ждал. Разумеется, она спряталась здесь не ради того, чтобы узнать, где находится Чедвик. Что же ей нужно? Но вопрос, который она задала, я меньше всего ожидал услышать:
– Мой отец – безумен?
Я смотрел на неё, не зная, что сказать.
– Будьте откровенны и резки, сколь сочтёте нужным, но только говорите правду. Я не изнеженный цветок.
– Вы знаете своего отца гораздо лучше меня, мисс Бенсон… – беспомощно начал я, но она гневно прервала:
– Пожалуйста, ответьте: считаете ли вы моего отца безумным?
И так как я по-прежнему колебался, она серьёзно сказала:
– Кертсон должен был рассказать вам об отце. И он должен доверять вам, иначе не послал бы сюда. Отец тоже кое-что говорил вам, я знаю. Я знаю о его одержимости этим проклятым предком. Я много раз видела как он становится марионеткой, и капитан Джонсон тоже это видел. Я хочу знать, не слишком ли часто это происходит.
Вот здравый смысл и острая наблюдательность, не стеснённая никакими суевериями! Я решил (хоть это и непрофессионально) рассказать о своих гипотезах, возникших после разговора с её отцом, которые последующие происшествия только подкрепили.
– Почему вы этого боитесь? – спросил я.
– Из-за его поведения на старом корабле, конечно, – ответила она.
Я сказал:
– Нет, я не думаю, что ваш отец безнадёжно безумен. Даже если воображение заведёт его дальше, чем сегодня днём, всё равно это не сумасшествие. Вы спросили, каков мой диагноз. Ну, что ж, извольте…
Я пересказал ей слова Кертсона, передал вкратце суть своего разговора с её отцом в ту ночь, когда появился на борту, и наконец сообщил свою версию происшедшего. Она слушала, не прерывая, потом долго сидела в задумчивости.
– Знаете, – сказала она наконец, – это всё произошло отчасти из-за того, что Большой Джим так и не вырос… как Питер Пэн. Мальчишки хотят быть индейскими вождями, изобретателями, пиратами, пожарными и ещё кем угодно. Мальчишки считают себя индейскими вождями или ковбоями, и говорят и поступают соответственно. Но годы спустя они об этом забывают.
Отец много работал, у него никогда не было возможности поиграть. Потом что-то повлекло его к старому капитану. Для него это было нечто вроде игры, отдыха, бегства от действительности. Он мог вообразить, как поступил бы в том или ином случае старый капитан, представить себя не в своём офисе, а за штурвалом старой «Сьюзан Энн» и, может быть, не Большим Джимом Бенсоном – на самом деле ведь он никакой не большой, – а старым капитаном. И это чувство росло, ширилось, оно стало для него как выпивка, как наркотик. Ему требовалась все большая доза, и он принимал его… Да, теперь я понимаю.
Я с неподдельным восхищением смотрел на Пен, ибо она очень чётко и здраво описала этот клинический случай.
– «Сьюзан Энн» распахнула настежь эту дверь в детство… как будто мальчишка, мечтавший стать индейским вождём, заполучил вдруг индейскую одежду, и коня, и лук со стрелами, и вигвам… и племя в придачу. Да, я понимаю… но всё же это была игра… и отец знал, что это игра. И тут случился ураган, и этот старый корабль, и это… это колесо… – Она вздрогнула. – Что-то неладное на этом корабле, доктор Фенимор. Во всяком случае, неладное для отца. Дело не в сокровище, которое может там находиться. Денег у него достаточно, ещё больше ему просто не нужно. Это не алчность. Но разве находка такого корабля с его возможными сокровищами не разожгла бы алчность старого капитана, не заставила бы его сделать все, чтобы получить их? Не разбудила бы в нём жестокость? А он был жесток… И теперь это не мой отец, а скорее – старый капитан. Вернее, часть его мозга, в которой жив старый капитан, так окрепла, что подчинила себе всё остальное. Стёрла личность Джима Бенсона. По крайней мере на время… Но что за это время может натворить фантом, который поселился в моём отце?..
Я смотрел на неё, все больше восхищаясь. Конечно, профессионал-психиатр так бы не рассказал, но ситуацию она описала необычайно метко, прояснив для меня то, что сам я осознавал лишь смутно. Именно этого опасался Кертсон: некий катализатор, что сплавит воедино Бенсона и эту вторую личность, которая станет необыкновенно сильной и, может, вовсе вытеснит своего создателя.
Она смотрела на меня, её голубые глаза потемнели от страха, который она так хорошо скрывала.
Я сказал:
– Вы прекрасно все обобщили, мисс Бенсон. Опасность, которой вы опасаетесь, реальна. Но не думаю, чтобы этот период был настолько длительным, чтобы нанести большой вред. Собственная личность вашего отца очень яркая, его воспоминания отпечатались очень глубоко, а собственная воля слишком сильна, чтобы сдаться надолго, а тем более – навсегда.
Но сам я вовсе не был в этом уверен, и она это почувствовала.
– Такие случаи происходили, доктор Фенимор, и с людьми покрепче моего отца. К тому же, эта новая, созданная им личность – не чужак, она часть его самого! А чтобы сломать жизнь, хватит нескольких минут.
Она сжала руки, и я видел, как побелели её пальцы. Как бы про себя она сказала:
– Если бы я только могла быть уверена в Майке! Но колесо! О, это проклятое колесо!..
Я нарочно резко сказал:
– Вздор! Вы сейчас говорите, как истеричная девчонка! Она ответила:
– Неужели? Тогда объясните, что с ним? Почему он ударил Чеда? Почему говорил такие странные вещи? Почему он повернул колесо, а все остальные не смогли?
Я ещё грубее ответил:
– Теперь вы несёте уже совершенную чушь. Вы перенервничали, так же, как Майк и все остальные.
– Хотела бы я вам верить. – Она покачала головой и встала. – Пожалуйста, приоткройте дверь и посмотрите, нет ли кого в коридоре.
Там никого не было. Она задержалась на пороге, протянула руку. – Вы единственный, кому можно доверять. И я тоже слышала этот колокол и дудку.
И выскользнула. Я, встревоженный, вернулся в свою каюту, ругая себя. У меня небогатое воображение, к тому же я не подозрителен, но складывалось впечатление, что меня опутывает паутина суеверий. Мне это определённо не нравилось. Я отправился в лабораторию и постарался выбросить это все из головы, хотя бы на время, и заняться практической работой.
Работая, я не обращал внимания на время, и удивился, услышав два удара корабельного колокола. Никогда не мог я привыкнуть к морскому счёту. Переведя его на обычный, я определил, что уже час ночи. Выглянув в иллюминатор, я увидел, что корабль по-прежнему ярко освещён, и задался вопросом, почему. Вероятно, это как-то было связано с завтрашними делами, – подумал я и вернулся к своим пробиркам.
Я услышал, как тихо открывается дверь, и увидел Мактига. Он так же тихо притворил дверь. На нём был просторный белый свитер.
– Большой Джим возвращается на остров… идёмте.
Я оделся и тихо направился вслед за Мактигом на шлюпочную палубу, где ждали Большой Джим и Чедвик. Мы сели в шлюпку, и Мактиг начал неслышно грести.
Большой Джим прямиком направился к колесу, словно подталкиваемый невидимыми руками, посмотрел на него, коснулся. Повернулся к нам и резко спросил:
– О чём вы думаете?
Чедвик ответил:
– Во-первых, я думаю, что экипаж состоит из прожжённых парней. Если мы приведём с собой кого-нибудь за колесом, он сделает те же выводы, что и мы. И захочет тщательно обыскать корабль, унеся с собой всё, что сможет. И не думаю, чтобы мы могли их остановить. Итак…
– Итак? – переспросил Бенсон, и я заметил, что глаза его снова налились кровью и в них появилось выражение хитрости и коварства.
– Итак, – продолжал Чедвик, – я думаю, нам нужно посмотреть первыми, не пуская экипаж в трюм, взять все ценное, и лишь в последний момент, когда «Сьюзан Энн» будет готова к отплытию, забрать колесо… если вы по-прежнему этого хотите… Майк может сделать это сам. Тогда сможете как угодно объяснять, где вы нашли эту штуку.
Из нас пятерых, побывавших на борту корабля, только Пен и Чедвик как будто остались прежними. Но мне казалось, что Пен лишь делает вид; может быть, и Чедвик тоже. Бенсон был мрачен и погружён в свои мысли, время от времени его холодный взгляд задумчиво останавливался на Мактиге. Весёлый щебет леди Фитц не волновал его совершенно.
Леди Фитц и Бурилов были возбуждены своей экскурсией; Бурилов говорил много и театрально, и будь Мактиг в обычном своём состоянии, он наверняка бы вышел из себя; но теперь он ел с отсутствующим видом и отвечал, только когда обращались непосредственно к нему. А часто не отвечал вообще. Флора Сватлов тоже была возбуждена. Они запланировали исследовательскую экспедицию на завтра.
– На острове отличная охота, – вставил Бурилов. – Пен, Чедвик и Мактиг тоже пойдут, конечно.
Но оживление Флоры испарилось, когда Бенсон резко прервал её, сказав, что Пен может поступать, как хочет, но Мактиг и Чедвик ему нужны. Капитан Джонсон может выделить им двух матросов для физической работы и на случай неожиданностей. Джонсон быстро взглянул на него, потом кивнул. Флора надулась и сказала, что в таком случае лучше вообще отложить выезд. Бурилов тоже надулся и заявил, что он всё равно пойдёт, даже если придётся идти одному. Преподобный Сватлов смотрел на Бенсона, ожидая указаний. Бенсон же властно сказал, что всё будет идти, как запланировано: пока идёт починка клипера, гостям лучше не находиться на нём. И лучше будет, если Пен отправится со всеми. В заключение Бенсон сказал:
– Предлагаю вам отплыть сразу после завтрака, как можно скорее. Капитан Джонсон, будьте добры сделать все необходимые приготовления.
Он резко встал, взглянул на Мактига.
– Мактиг, после обеда зайдите ко мне в каюту.
И вышел. Пен, сердитая и недоумевающая, встала, собираясь идти за ним, но уловила взгляд Мактига и снова села.
Вскоре обед кончился, чему я был очень рад и вместе с остальными поднялся на палубу. Ночь была безлунная, звезды почти скрыли тонкие облака. К моему удивлению, неожиданно ярко вспыхнули все палубные огни. Широкий круг света упал на лагуну. Казалось «Сьюзан Энн» плывёт в центре гигантского шара бледного изумруд. За его пределами ничего не было видно, кроме туманных чёрных стен сомкнувшихся вокруг. Мактиг и Пен прошли к каюте Бенсона, остальные столпились у планшира, глядя на рыб, которые, привлечённые светом, плавали, как в огромном аквариуме.
Прошло с четверть часа, но Пен не появлялась. Я подумал, не пошла ли она вместе с Мактигом к отцу. Немного погодя Светловы леди Фитц и Бурилов разошлись по своим каютам, сославшись на сонливость. Чедвик задержался рядом со мной, у борта. Казалось, он беспокоился. Я подумал, что он хочет что-то мне сказать, потом понял, что всё его внимание сосредоточено на каюте Бенсона, и он тоже считает, что Пен там. Он ждал её. Я сказал, что собираюсь в лабораторию, и спросил, не хочет ли он пойти со мной. Он не ответил. Сомневаюсь, что он меня слышал. Когда я уходил, он стоял на прежнем месте, глядя в сторону каюты Бенсона.
Перед тем, как идти в лабораторию, я заглянул к себе в каюту.
Пен была там.
– Я думала, вы никогда не придёте, – еле слышно сказала она, – Закройте дверь и говорите шёпотом.
– Где Чед? – спросила она, когда я выполнил её просьбу. Я рассказал, где оставил его, добавив, что он, похоже, ждёт её. Она выслушала сказанное с лёгкой злорадной улыбкой.
Я ждал. Разумеется, она спряталась здесь не ради того, чтобы узнать, где находится Чедвик. Что же ей нужно? Но вопрос, который она задала, я меньше всего ожидал услышать:
– Мой отец – безумен?
Я смотрел на неё, не зная, что сказать.
– Будьте откровенны и резки, сколь сочтёте нужным, но только говорите правду. Я не изнеженный цветок.
– Вы знаете своего отца гораздо лучше меня, мисс Бенсон… – беспомощно начал я, но она гневно прервала:
– Пожалуйста, ответьте: считаете ли вы моего отца безумным?
И так как я по-прежнему колебался, она серьёзно сказала:
– Кертсон должен был рассказать вам об отце. И он должен доверять вам, иначе не послал бы сюда. Отец тоже кое-что говорил вам, я знаю. Я знаю о его одержимости этим проклятым предком. Я много раз видела как он становится марионеткой, и капитан Джонсон тоже это видел. Я хочу знать, не слишком ли часто это происходит.
Вот здравый смысл и острая наблюдательность, не стеснённая никакими суевериями! Я решил (хоть это и непрофессионально) рассказать о своих гипотезах, возникших после разговора с её отцом, которые последующие происшествия только подкрепили.
– Почему вы этого боитесь? – спросил я.
– Из-за его поведения на старом корабле, конечно, – ответила она.
Я сказал:
– Нет, я не думаю, что ваш отец безнадёжно безумен. Даже если воображение заведёт его дальше, чем сегодня днём, всё равно это не сумасшествие. Вы спросили, каков мой диагноз. Ну, что ж, извольте…
Я пересказал ей слова Кертсона, передал вкратце суть своего разговора с её отцом в ту ночь, когда появился на борту, и наконец сообщил свою версию происшедшего. Она слушала, не прерывая, потом долго сидела в задумчивости.
– Знаете, – сказала она наконец, – это всё произошло отчасти из-за того, что Большой Джим так и не вырос… как Питер Пэн. Мальчишки хотят быть индейскими вождями, изобретателями, пиратами, пожарными и ещё кем угодно. Мальчишки считают себя индейскими вождями или ковбоями, и говорят и поступают соответственно. Но годы спустя они об этом забывают.
Отец много работал, у него никогда не было возможности поиграть. Потом что-то повлекло его к старому капитану. Для него это было нечто вроде игры, отдыха, бегства от действительности. Он мог вообразить, как поступил бы в том или ином случае старый капитан, представить себя не в своём офисе, а за штурвалом старой «Сьюзан Энн» и, может быть, не Большим Джимом Бенсоном – на самом деле ведь он никакой не большой, – а старым капитаном. И это чувство росло, ширилось, оно стало для него как выпивка, как наркотик. Ему требовалась все большая доза, и он принимал его… Да, теперь я понимаю.
Я с неподдельным восхищением смотрел на Пен, ибо она очень чётко и здраво описала этот клинический случай.
– «Сьюзан Энн» распахнула настежь эту дверь в детство… как будто мальчишка, мечтавший стать индейским вождём, заполучил вдруг индейскую одежду, и коня, и лук со стрелами, и вигвам… и племя в придачу. Да, я понимаю… но всё же это была игра… и отец знал, что это игра. И тут случился ураган, и этот старый корабль, и это… это колесо… – Она вздрогнула. – Что-то неладное на этом корабле, доктор Фенимор. Во всяком случае, неладное для отца. Дело не в сокровище, которое может там находиться. Денег у него достаточно, ещё больше ему просто не нужно. Это не алчность. Но разве находка такого корабля с его возможными сокровищами не разожгла бы алчность старого капитана, не заставила бы его сделать все, чтобы получить их? Не разбудила бы в нём жестокость? А он был жесток… И теперь это не мой отец, а скорее – старый капитан. Вернее, часть его мозга, в которой жив старый капитан, так окрепла, что подчинила себе всё остальное. Стёрла личность Джима Бенсона. По крайней мере на время… Но что за это время может натворить фантом, который поселился в моём отце?..
Я смотрел на неё, все больше восхищаясь. Конечно, профессионал-психиатр так бы не рассказал, но ситуацию она описала необычайно метко, прояснив для меня то, что сам я осознавал лишь смутно. Именно этого опасался Кертсон: некий катализатор, что сплавит воедино Бенсона и эту вторую личность, которая станет необыкновенно сильной и, может, вовсе вытеснит своего создателя.
Она смотрела на меня, её голубые глаза потемнели от страха, который она так хорошо скрывала.
Я сказал:
– Вы прекрасно все обобщили, мисс Бенсон. Опасность, которой вы опасаетесь, реальна. Но не думаю, чтобы этот период был настолько длительным, чтобы нанести большой вред. Собственная личность вашего отца очень яркая, его воспоминания отпечатались очень глубоко, а собственная воля слишком сильна, чтобы сдаться надолго, а тем более – навсегда.
Но сам я вовсе не был в этом уверен, и она это почувствовала.
– Такие случаи происходили, доктор Фенимор, и с людьми покрепче моего отца. К тому же, эта новая, созданная им личность – не чужак, она часть его самого! А чтобы сломать жизнь, хватит нескольких минут.
Она сжала руки, и я видел, как побелели её пальцы. Как бы про себя она сказала:
– Если бы я только могла быть уверена в Майке! Но колесо! О, это проклятое колесо!..
Я нарочно резко сказал:
– Вздор! Вы сейчас говорите, как истеричная девчонка! Она ответила:
– Неужели? Тогда объясните, что с ним? Почему он ударил Чеда? Почему говорил такие странные вещи? Почему он повернул колесо, а все остальные не смогли?
Я ещё грубее ответил:
– Теперь вы несёте уже совершенную чушь. Вы перенервничали, так же, как Майк и все остальные.
– Хотела бы я вам верить. – Она покачала головой и встала. – Пожалуйста, приоткройте дверь и посмотрите, нет ли кого в коридоре.
Там никого не было. Она задержалась на пороге, протянула руку. – Вы единственный, кому можно доверять. И я тоже слышала этот колокол и дудку.
И выскользнула. Я, встревоженный, вернулся в свою каюту, ругая себя. У меня небогатое воображение, к тому же я не подозрителен, но складывалось впечатление, что меня опутывает паутина суеверий. Мне это определённо не нравилось. Я отправился в лабораторию и постарался выбросить это все из головы, хотя бы на время, и заняться практической работой.
Работая, я не обращал внимания на время, и удивился, услышав два удара корабельного колокола. Никогда не мог я привыкнуть к морскому счёту. Переведя его на обычный, я определил, что уже час ночи. Выглянув в иллюминатор, я увидел, что корабль по-прежнему ярко освещён, и задался вопросом, почему. Вероятно, это как-то было связано с завтрашними делами, – подумал я и вернулся к своим пробиркам.
Я услышал, как тихо открывается дверь, и увидел Мактига. Он так же тихо притворил дверь. На нём был просторный белый свитер.
– Большой Джим возвращается на остров… идёмте.
Я оделся и тихо направился вслед за Мактигом на шлюпочную палубу, где ждали Большой Джим и Чедвик. Мы сели в шлюпку, и Мактиг начал неслышно грести.
Большой Джим прямиком направился к колесу, словно подталкиваемый невидимыми руками, посмотрел на него, коснулся. Повернулся к нам и резко спросил:
– О чём вы думаете?
Чедвик ответил:
– Во-первых, я думаю, что экипаж состоит из прожжённых парней. Если мы приведём с собой кого-нибудь за колесом, он сделает те же выводы, что и мы. И захочет тщательно обыскать корабль, унеся с собой всё, что сможет. И не думаю, чтобы мы могли их остановить. Итак…
– Итак? – переспросил Бенсон, и я заметил, что глаза его снова налились кровью и в них появилось выражение хитрости и коварства.
– Итак, – продолжал Чедвик, – я думаю, нам нужно посмотреть первыми, не пуская экипаж в трюм, взять все ценное, и лишь в последний момент, когда «Сьюзан Энн» будет готова к отплытию, забрать колесо… если вы по-прежнему этого хотите… Майк может сделать это сам. Тогда сможете как угодно объяснять, где вы нашли эту штуку.
8. ЗА ЗАПЕЧАТАННОЙ ДВЕРЬЮ
– Значит, вы так считаете? – спросил Бенсон, елейно улыбаясь. Улыбка буквально растекалась по его лицу, как тяжёлое масло растекается по поверхности чистой воды, утишая волны. Лицо Бенсона потемнело и сгладилось. Очевидно было, что он согласен с Чедвиком но трудно было понять, смеётся ли он потому, что согласен… или смеётся над ним.
– А вы, Майк? Каково ваше мнение?
Мактиг с горечью ответил:
– Благодарю за доверие, сэр, вы очень добры, но раз уж вы подставили подбородок, то, думаю, стерпите удар. Я скажу: созовите парней с «Сьюзан Энн». Пусть смотрят всё, что хотят, пускай унесут хоть весь корпус на щепки, на спички. И очень неплохо было бы потом эти спички сжечь.
– А вы, Майк? Каково ваше мнение?
Мактиг с горечью ответил:
– Благодарю за доверие, сэр, вы очень добры, но раз уж вы подставили подбородок, то, думаю, стерпите удар. Я скажу: созовите парней с «Сьюзан Энн». Пусть смотрят всё, что хотят, пускай унесут хоть весь корпус на щепки, на спички. И очень неплохо было бы потом эти спички сжечь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента