Абрамов Александр
Белые начинают

   Александр Иванович АБРАМОВ
   БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ...
   Рассказ
   ________________________________________________________________
   ОГЛАВЛЕНИЕ:
   1. "ДАЧНОЕ" ДЕЛО
   2. РОДСТВЕННИКИ И ГОСТИ
   3. СТРАННАЯ ПАРТИЯ!
   4. ПОЛКОВНИК ХМАРА
   5. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
   6. НОВЫЙ ГОСТЬ
   7. ВЕРСИИ НАМЕЧАЮТСЯ
   8. ЗАГАДКА ЧЕРНЫХ
   9. ПО СВЕЖЕМУ СЛЕДУ
   10. БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ
   ________________________________________________________________
   1. "ДАЧНОЕ" ДЕЛО
   Подымаясь по лестнице, майор Жемчужный чуть не столкнулся с девушкой в сером легком костюме. Она стремительно пронеслась - другого глагола и не подберешь! - вниз, прикрывая носовым платком явно заплаканные глаза. "Сколько своего горя несут сюда люди", - подумал майор, но раздумья его тотчас же были прерваны: окликнула секретарша отдела. Жемчужного требовал к себе начальник отдела угрозыска полковник милиции Кершин. Он критически оглядел майора и усмехнулся:
   - Толстеешь...
   - Старею... - в тон ему ответил Жемчужный. - Возраст, товарищ полковник.
   - Есть шанс похудеть. "Дачное" дело знаешь?
   - Кутыринское? Немного знаю.
   - Придется познакомиться вплотную.
   Жемчужный удивился, "Дачным" делом здесь называли дело о недавнем убийстве профессора Заболотского, которое вел один из старейших и очень опытных работников уголовного розыска, подполковник Кутырин.
   - Ничего не понимаю, - сказал Жемчужный, - а Кутырин?
   - У него инфаркт, - вздохнул Кершин. - Вчера в больницу увезли.
   Жемчужный задумался. Жаль Кутырина. Поправится, уйдет на пенсию, а вместе с ним уйдет в прошлое еще одна живая страница истории милиции города. Без Кутырина даже трудно себе представить уголовный розыск.
   - А кто еще работал по этому делу? - после некоторого раздумья спросил Жемчужный.
   - От нас - капитан Парамонов и старший лейтенант Рыжов, - отвечал полковник. - А ведет следствие старший следователь прокуратуры Михайлов. Ты с ним работал?
   - Было дело...
   "Михайлов - опытнейший работник прокуратуры, да и Кутырин тоже, как говорится, краса и гордость угрозыска, - подумал Жемчужный. - Неужели они запутались?.."
   - Поговори с Михайловым, ознакомься с материалами и доложи свои соображения.
   ...И разговор с Михайловым, и тщательное ознакомление с делом только подтвердили опасения Жемчужного: в процессе расследования пока ничего не прояснилось.
   Обстоятельства убийства профессора Заболотского, одного из крупнейших знатоков славянской филологии, были действительно загадочны. Труп его нашли воскресным утром на даче, в большой комнате, служившей ученому и кабинетом и столовой.
   Дверь комнаты была заперта изнутри. Окно в сад открыто настежь. Самодельная финка, искусно выточенная из напильника, торчала между лопаток. По заключению медицинской экспертизы, смерть последовала вскоре после полуночи от кровоизлияния в области сердца.
   Убитый лежал ничком на ковре возле шахматного столика. Два легких соломенных кресла, подвинутые к столику, несколько черных и белых фигурок на доске, кучка таких же фигурок на краю стола - все говорило о том, что шахматная партия была не закончена или прервана.
   Посреди комнаты на обеденном столе громоздились неубранные тарелки, рюмки, бокалы, бутылки из-под вина - следы ужина, сервированного на несколько человек. Повсюду - окурки и пепел: в комнате курили сигареты, папиросы и даже трубку. Она лежала с краю на шахматном столике, должно быть, ее курил сам хозяин. На зеленом сукне письменного стола обнаружили крохотные пятна крови: вероятно, кто-то из гостей профессора порезался о лезвие безопасной бритвы, торчавшее из-под толстого стекла на столе. А под столом найдена светло-серая пиджачная пуговица.
   В замочной скважине распахнутого сейфа торчала связка ключей, а на полке внутри лежали аккуратные стопки исписанных тетрадей. Профессор работал над книгой по истории древнеславянских языков и хранил черновики в сейфе. Из денег в сейфе нашли только одну двадцатипятирублевку, прикрытую упавшей тетрадью. А между тем накануне профессор получил в издательстве гонорар за монографию - около трех тысяч в банковских пачках. За ужином Заболотский и рассказал о гонораре, и о сумме упомянул. Сейф у него, по словам свидетелей, был в это время раскрыт. Кто-то из гостей сделал профессору замечание: мол, так крупные суммы не хранят. Профессор, как говорят, отмахнулся - кому, дескать, грабить? - сейфа не закрыл, а между тем все деньги исчезли. Значит, было кому...
   Под окном с трудом удалось обнаружить чьи-то следы, размытые дождем.
   Кто же был в гостях?
   Жемчужный взял листок бумаги, на котором рукой Кутырина были написаны несколько имен и фамилий.
   Валя.
   Маслов.
   Вера Тимофеевна - жена Маслова.
   Полковник Хмара.
   Сизов.
   Фамилии Сизова, Хмары и Маслова подчеркнуты красным карандашом - это соседи по дачному поселку. Валя приходилась профессору дальней родственницей, последнее время жила у него в мезонине. У отставного полковника Хмары и у доктора Маслова были собственные дачи, а лаборант Сизов снимал в поселке комнату с верандой.
   Гости разошлись около одиннадцати. Профессор спросил, не хочет ли кто-нибудь сыграть с ним партию в шахматы. Желающих не нашлось. Маслова увела домой жена. Хмара беспокоился о дочери, уехавшей "на ночь глядя" в город к подруге. А Сизов вообще казался чем-то раздраженным. Профессор даже спросил его, не случилось ли что... "Голова почему-то разболелась, ответил Сизов. - Пройдусь немного. Буду возвращаться - может, зайду..."
   Обещал зайти и Хмара, "если Ленка уже дома". Валя, проводив Масловых, пошла к себе в мезонин и легла спать. К профессору она больше не заходила, хотя в его комнате горел свет и слышались чьи-то голоса.
   А утром Заболотского нашли мертвым.
   2. РОДСТВЕННИКИ И ГОСТИ
   Ясным на первый взгляд казалось только одно: мотив преступления. Исчезнувшие деньги - это достаточно убедительно. Но убедительно ли? Убийство из-за трех тысяч?.. Михайлов сказал:
   - Слишком невелика сумма, чтобы из-за нее убивать. Кутырин, кстати, тоже сомневался... Подумай, майор, подумай...
   Жемчужный еще раз перечитал дело. Вот показания дочери Заболотского, Марии Львовны, сотрудницы одного из научно-исследовательских институтов. Она, хотя и жила отдельно от отца, иногда приезжала к нему на дачу. Отношения между ними уже давно были натянутыми. А за последнее время они еще более ухудшились.
   Несколько раз прослушивал майор магнитофонную запись допроса.
   "- Значит, отец жил один?
   - Один. Я не могла ужиться с его второй женой. А когда они разошлись, я все равно не хотела простить отцу: ведь после смерти матери он обещал мне никогда не жениться...
   - А давно он разошелся со второй женой?
   - Еще во время войны, в эвакуации. Мы жили тогда в Ашхабаде.
   - Где же она сейчас?
   - Там же, вместе со своим сыном от первого брака. Работает артисткой городского театра. Сыну, наверное, уже более сорока.
   - А как сложились ее отношения с вашим отцом после развода?
   - Никак. Разошлись - и все. Недолго прожили. По-моему, даже не переписывались. Только Виктор один раз и навестил его за последние лет десять...
   - Подружились?
   - Наоборот: расстались как чужие.
   - А что вы можете сказать о Вале?
   - Валя - это дочка троюродной сестры моего отца, студентка. Учится в юридическом институте. Ну, а с кем встречается и где бывает - право, не знаю..."
   Жемчужный снова и снова включал магнитофон. "С чего начинать? - думал он. - С кого? С гостей или родственников? Прежде всего необходимо установить всех, кто мог знать о хранящихся в сейфе деньгах. О них могли знать не только присутствующие на вечере".
   И все-таки начинать пришлось с участников ужина.
   Жемчужный взял чистый лист бумаги и крупно написал: "Черенцова Валя, двадцать два года..." Интересно, как она вела себя на допросах? Была искренней или играла? Трудно иногда судить об этом по протоколам: нет подтекста, нет ощущения живого человеческого слова, смысл которого порой зависит от того, как оно произнесено.
   Он с интересом прослушал еще одну запись: Парамонов беседовал с Валентиной.
   "- Как реагировали гости, когда профессор рассказал о деньгах? спрашивал Парамонов.
   - Не помню. Смеялись, кажется... Кто-то даже зааплодировал почему-то... А вот еще: Вера в шутку попросила профессора немедленно закрыть сейф, а то она готова соблазниться такой суммой...
   - Кто упрекнул профессора в неумении хранить деньги? Не помните?..
   - Точно не помню. Кажется, Хмара.
   - А Сизов?
   - Он тоже пошутил. Только очень мрачно. Он вообще был в этот вечер в плохом настроении.
   - Что же он сказал все-таки?
   - Сказал, что в нем сидит Раскольников. Что-то в этом роде. Не помню".
   Жемчужному понравился характер допроса. Но почему Парамонов сосредоточил внимание на Сизове? Неужели из-за этой глупой шутки? А может быть, потому, что Сизов обещал вернуться и сыграть в шахматы? Но ведь и Хмара обещал заглянуть к профессору. И кто-то действительно был у профессора, когда Валя, проводив Масловых, вернулась домой.
   "Лестница в мезонин ведет из передней, куда выходит и дверь из комнаты профессора, - читал Жемчужный показания Вали Черенцовой. - Я задержалась на секунду, вытирая ноги: на улице было грязно, дождь. Из-за двери дядиной комнаты тянулась узенькая полоска света и слышались голоса. Я слышала, как дядя спросил кого-то: "А почему ты в перчатках?" Другой голос ему что-то ответил, но что именно, я не разобрала. Потом услышала уже сверху, как внизу щелкнул дверной замок: кто-то запер дверь изнутри. Я долго прислушивалась, но внизу было тихо. Потом вдруг что-то упало. Подумала, что дядя передвигал стол. Но звона посуды не слыхала. Постояла минутку у окна и легла спать... Вот только когда закрывала окно - из-за комаров, - увидела в саду мелькнувший огонек сигареты".
   Огонек сигареты в саду заметил и Сизов, возвращаясь домой с прогулки. По его словам, было около двенадцати ночи. У профессора в комнате горела лампа, окно было открыто. Сизов постоял у калитки, раздумывая, зайти или не зайти. Но время было позднее, и он направился к своему дому.
   Итак, Сизов не заходил к профессору после ужина. Масловы тоже не возвращались. Не приходил вторично и Хмара. Показания полковника подтвердил жилец, снимавший у него беседку с верандой: Хмара, по его словам, встретился с приехавшей дочерью и остался дома.
   Еще один листок привлек внимание Жемчужного. На четвертушке бумаги мелким почерком Кутырина было написано несколько неразборчивых строк. По всему было видно, что подполковник наспех записал мелькнувшие у него мысли.
   "Кто мог быть у профессора ночью? Подумать, необязательно учитывая участников ужина.
   Один или двое?
   "Почему ты в перчатках?" Может быть, "вы"? Обмолвка.
   Кому он так мог сказать? Проверить: с кем он общался на "ты".
   Кто играл в шахматы?
   Чей огонек был в саду?"
   Жемчужный внимательно пересмотрел всю папку, которую нашел в сейфе у Кутырина. Он знал о привычке подполковника записывать на клочках бумаги мысли и наблюдения. Однако таких листков в папке было немного и они не содержали ничего существенного. Лишь вот эти наспех записанные мысли представляли интерес для розыска. Видимо, собранные показания свидетелей еще не давали сформироваться какой-то определенной версии.
   "У меня ее тоже пока нет", - подумал Жемчужный.
   3. СТРАННАЯ ПАРТИЯ!
   В дверь постучали. Чисто выбритый, подтянутый, словно на параде, в кабинет вошел капитан милиции Парамонов.
   - Разобрались, Леонид Николаевич? - кивнул он на папку.
   - Тут, милок, разбираться и разбираться! А я не Эркюль Пуаро.
   - Что-нибудь заинтересовало?
   - Кое-что. У Кутырина я обнаружил несколько отрывочных записей. Читал?
   - Читал. Только никого, кроме гостей за ужином, привлечь к этому делу не могу.
   - Кто, кроме них, мог знать об авторском гонораре профессора?
   - Среди дачников никто, по-моему. Профессор не любил хвастаться. Он и гостям-то о деньгах случайно сказал.
   - Но о получении трех тысяч знали в издательстве. В редакции, в бухгалтерии - наверняка. И у кого угодно может быть муж, брат, друг. Надо там поработать. Бросим на это дело старшего лейтенанта Рыжова. Ну, а мы гостями займемся. - Жемчужный взглянул на список ужинавших. - Кстати, вы не знаете, почему в кутыринском списке подчеркнуты фамилии Сизова и Хмары?
   - Это шахматные партнеры профессора. Хмара игрок попроще, а у Сизова первый разряд.
   - А другие?
   - Умеет и доктор. Только кто ж рискнет сражаться с кандидатом в мастера?
   - Положение фигур записано? - вдруг заинтересовался Жемчужный.
   - Вот! - Парамонов веером рассыпал по столу принесенную им пачку фотографий, на одной из которых был заснят шахматный столик с расставленными на нем фигурками. Партия явно заканчивалась. С каждой стороны короля поддерживали ладья, легкая фигура и пешка. Но единственную пешку черных защищал, кроме того, и черный ферзь, сама же она достигла последней линии и была уже не пешкой, а вторым ферзем. Катастрофа белых была очевидной.
   - Разобрались, Леонид Николаевич? - спросил Парамонов.
   Жемчужный кивнул, продолжая всматриваться в расположение фигур: он никак не мог понять, почему белые, потеряв ферзя без компенсации, все еще продолжали сопротивляться?
   - Странная партия, - сказал Жемчужный.
   - Почему странная? - робко возразил ему Парамонов. - Черные выигрывают, вот и все.
   - А какими играл профессор?
   - Белыми. Мы нашли отпечатки его пальцев на всех фигурах. А здесь вот видите... - Парамонов подвинул Жемчужному другой снимок, на котором виднелись десять симметрично расположенных оттисков пальцев. - Оставлены Сизовым на ладье, коне и ферзе, а также на нескольких пешках.
   Жемчужный, казалось, не слушал его, задумчиво хмурился и молчал.
   - Нелепо, все нелепо, - проговорил он глубокомысленно. - Профессор не мог играть белыми.
   Взгляды их встретились. Парамонов явно не понимал, к чему клонит Жемчужный. Майор протянул ему снимок доски:
   - Взгляните на белых... Будете доигрывать партию в таком положении? Нет. И я не буду. Профессор - тем более, если даже он зевнул на старости лет. Но до такого положения даже зевающий не доходит, особенно если у него равной силы противник.
   - Он сдался: белые все же не сделали хода.
   - До такого положения умный игрок не доводит. Сдаются раньше.
   Жемчужный все еще с сомнением глядел на доску. Что-то в этой партии смущало его. Но Парамонов упрямился.
   - Вы внимательно посмотрите, Леонид Николаевич, - настаивал он, - и станет ясно, почему он все еще продолжал игру. Но не в этом суть. Для нас важно сейчас, с кем он играл. Взгляните на отпечатки пальцев Сизова. Они на черных.
   - Оттиски могут сохраняться долгое время. Мы же не знаем, когда он играл. И сизовские оттиски очень отчетливы: жирные пальцы. А профессорские еле заметны: чистые, сухие руки... Может быть, играл кто-то третий, в перчатках? Ведь Сизов решительно отрицает, что играл с профессором...
   - Так он и признается, что играл, - покачал головой Парамонов. - Вы на это рассчитываете, Леонид Николаевич?
   - Я хочу, чтобы никто не делал скоропалительных выводов.
   Парамонов не стал больше возражать, а лишь подвинул к майору еще несколько снимков. На стакане в серебряном подстаканнике, стоявшем на шахматном столике, виднелись четкие папиллярные линии.
   - Пальцы Хмары. Мы попросили всех гостей помочь следствию - никто не отказался! - и взяли у всех отпечатки пальцев... Хмара, кстати, и не отрицает, что пил из этого стакана. Только за общим столом, а не за шахматным.
   - Стакан могли переставить.
   - Кто?
   - Убийца. Он же мог и сыграть партию. Я же говорил о перчатках... Вот только расположение фигур странное. Профессор не мог довести партию до такой позиции: он был первоклассным игроком...
   - Вы зря отводите Хмару, Леонид Николаевич, - заметил Парамонов. Пепельница стоит тут же, на шахматном столике. В ней - два окурка "Беломора", а Хмара только его и курит. В пепельнице за общим столом полпачки окурков, но вот как они к шахматистам-то перекочевали?..
   - Еще одна инсценировка. Причем явная. Курящий человек за шахматной партией двумя папиросами не ограничится. Кстати, еще окурок - сигаретный, со следами помады - это уже третья инсценировочка. Кто-то, по-моему, очень спешил подмалевать эту партию. Стакан и пепельницу переставили сюда уже после убийства.
   Парамонов словно поймал какую-то новую мысль.
   - А почему мы забываем Масловых? - вдруг спросил он.
   - Есть доказательства?
   - Хотя бы косвенные. Масловы уже два года мечтают о "Жигулях". Очередь, как я выяснил, подошла, а денег-то не хватает. Говорят, просили у профессора - не дал. Скуповат был старичок. Сослался на возможность приобрести редкие и очень ценные книги.
   Но Жемчужный не слушал:
   - Предположим, что кто-то третий вернулся. Но где он достал финку, так искусно выточенную из напильника? Такую только на заказ сделаешь.
   В кабинет заглянул Кершин.
   - Завтра-послезавтра можно будет навестить Кутырина. Его уже перевели из реанимации, - сказал он Жемчужному. - Побывай у него обязательно. - Он взглянул на возбужденного Парамонова и насмешливо подчеркнул: - Вон у капитана, похоже, и решение уже готово...
   - Пока только предположения, товарищ полковник, - замялся тот.
   - Мы включаем в круг расследования также и аппарат издательства, сказал Жемчужный. - Следователь прокуратуры в курсе. Я командирую туда Рыжова.
   - Согласен, - подтвердил Кершин. - Когда выезжаете на место?
   - Завтра утром.
   - Приглядитесь поближе к Черенцовой. Одна ли она возвращалась на дачу? Интересна также и третья линия: кто из посторонних приезжал за последнее время в поселок? Мне кажется, что Кутырин как раз этого не учитывал.
   4. ПОЛКОВНИК ХМАРА
   На другой день Парамонов и Жемчужный выехали на дачу Заболотского. Лесная тропинка от станции привела их в дачный поселок на берегу небольшого пруда, густо поросшего у берегов ярко-зеленой ряской.
   От пруда они свернули на дачную улицу и пошли вдоль невысокого забора, за которым тянулась живая изгородь акаций, прикрывающих от любопытных взоров грядки с клубникой и заросли малинника и крыжовника. В это воскресное летнее утро зеленая дачная улочка была совершенно безлюдна, только на скамейке перед голубым свежевыкрашенным забором сидел тучный человек в выцветшей майке. Его бритая голова сверкала на солнце как полированная. Сидевший, узнав Парамонова, вежливо поздоровался и с недоумением посмотрел на Жемчужного.
   - На таком солнцепеке да без шапки, - сказал Парамонов. - Голову не жалеете.
   - Привык. Но для сердчишка, пожалуй, вредновато.
   - А наш Кутырин как раз инфаркт схватил. Вот что делают жара да перегрузка. А это - майор Жемчужный, - представил майора Парамонов. Будет вести расследование вместо Кутырина. Познакомьтесь. Это - товарищ Хмара.
   У Хмары даже лицо вытянулось от огорчения.
   "Чего он боится? - подумал майор и, не дожидаясь приглашения, присел на широкую скамью. - А типаж-то знакомый: дачный кулачок, клубничкой подторговывающий..."
   - Чем это вы играете? - спросил он отставного полковника.
   Тот перебирал какие-то камешки.
   - Вот горстку пуговиц собрал, - сказал он, показывая их Жемчужному.
   То были светло-серые, испачканные грязью пуговицы от какого-то пиджака.
   - Где вы их нашли? - заинтересовался Жемчужный.
   - В этой канавке у дорожки. Раньше здесь лужа была, дожди шли. А сегодня солнышко все высушило. Я их и подобрал, даже удивился: кто это такие хорошие пуговицы в лужу выбрасывает? И ведь все чисто с одного пиджака срезаны.
   - Покажите, - сказал Парамонов, забрав одну пуговицу. - Эти две - с переда, эти - с рукавов.
   - Все ясно, - уточнил Жемчужный. - Составьте протокол изъятия, капитан, и возьмите пуговицы.
   Хмара совсем нахмурился, оправдывая фамилию:
   - Я ни при чем здесь. Я действительно в этой канавке их нашел.
   - Мы вас ни в чем и не обвиняем. Вы помогли следствию. И никаких вопросов у меня к вам нет... Я - на дачу Заболотского, капитан. Закончите здесь и - туда.
   Отойдя в сторону, Парамонов шепнул майору:
   - Точно такая же была обнаружена под столом. Видимо, он здесь их и срезал. Лужа, ночь, трава... Вот он и подумал: кто их тут искать станет?
   - Интересно: кто - он? А, капитан?.. - усмехнулся Жемчужный. Главный вопрос...
   5. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
   На ступеньках лесенки, спускавшейся с веранды, сидели двое - мужчина и девушка. Услышав скрип калитки, девушка привстала и, узнав Парамонова, побежала навстречу.
   Парамонов представил ей Жемчужного.
   - А где же Юрий Константинович? - удивилась она, обернувшись. - Он только что здесь сидел.
   - Кто это Юрий Константинович? - спросил майор.
   - Уже допрос? - откликнулась Валя.
   - Пока вопрос.
   - Сизов. Наш общий друг. И вообще - очень хороший человек. Да-да, подчеркнула она, обращаясь к Парамонову.
   И по тону ее реплики, и по снисходительной усмешке Парамонова Жемчужный понял, что это какое-то продолжение их спора.
   - Разрешите осмотреть сад, - попросил он.
   - Пожалуйста.
   Он двинулся в ельник у забора, пересек лужайку, обратив внимание на примятую местами высокую и густую траву.
   - Валентина Васильевна! - позвал он. - А кто это здесь ходил?
   - За деревьями? Это я грибы собирала.
   - Когда?
   - Сегодня утром.
   - А вот эта примятость - вроде тропинки?
   - Не знаю, - задумалась Валя. - Сюда обычно никто не ходит. Может, кто-нибудь из гостей...
   Жемчужный вышел за калитку, медленно пошел вдоль забора, свернул за угол и сразу же остановился: в частом штакетнике две планки были оторваны, держались каждая на одном гвозде. Отодвинь и - пролезай. Жемчужный присел на корточки. На поперечине - прясле, как их называют, - остались кусочки рыжей глины. Он потрогал их пальцами: еще мягкие на ощупь, видно, кто-то недавно перелезал, задел подошвами...
   - Валя, скажите, - Жемчужный выпрямился, - кто-нибудь пользуется этим лазом?
   - Да нет, пожалуй, - Валя пожала плечами. - Насколько я знаю, никто. Разве мальчишки? Да им в саду и поживиться-то нечем...
   - Проверяете свою версию о сером в перчатках? - не без усмешки спросил Парамонов.
   - Все может быть, - отрезал Жемчужный. - Одно несомненно: недавно кто-то здесь пропутешествовал, вон - глина еще не засохла.
   - Чужой?
   - Валя утверждает, что свои ходят через калитку.
   - Это не улика.
   - Глина на заборе? Нет, конечно. Но на мысль наводит.
   - На какую?
   - Как раз о чужом...
   - Я все хотел спросить вас, Валечка, - догнал отходившую от калитки Валю Жемчужный. - Скажите, зачем вы приходили к нам в управление?
   - Мне показалось, что вы Сизова подозреваете. Но он действительно не играл с профессором в тот вечер в шахматы. Ему нельзя не верить. Он очень правдивый и честный человек. А Коля его почему-то особенно упорно допрашивал.
   Она запнулась и умолкла. "Решительность Парамонова придется чуть охладить", - подумал майор и сказал вслух:
   - Мы никого пока не подозреваем, Валечка, но допрашиваем всех, кто имеет прямое или косвенное отношение к профессору. Ряд вопросов к Сизову у меня, правда, еще есть...
   - Между прочим, он сам хочет с вами поговорить... Может быть, выпьем чаю?
   - С удовольствием. Вот и зовите его сюда. Вместе и поговорим.
   Майор совсем не хотел чаю, но именно такой разговор ему был нужен непринужденный, неофициальный.
   Сизов оказался некрасивым, угловатым человеком лет тридцати пяти, с умными, насмешливыми глазами.
   - Допрос за чашкой чаю? - спросил он, оглядывая накрытый стол и вазочки с вареньем, только что принесенные Валей.
   - Юрий Константинович... - вмешалась Валя. - Не надо...
   - Знаете, что самое трудное в следствии? - подчеркнуто спросил Жемчужный. - Создать атмосферу доверия, преодолеть внутреннее сопротивление собеседника. Вот вы внутренне сопротивляетесь. А почему? Не верите, ждете всяческих подвохов, сбивающих вопросов. А у меня единственное желание - послушать вас! Может, вы скажете какую-либо мелочь, которая откроет перед нами завесу...
   - Какие уж тут мелочи, - перебил его Сизов: внутреннее напряжение его еще не угасло. - Давным-давно все переговорили.
   - А телефонный разговор? - вдруг вспомнила Валя.
   Сизов задумался:
   - Ну, уж это действительно мелочь. Я даже забыл о нем.
   - О каком разговоре вы забыли? - спросил Жемчужный.
   - В субботу я пришел к профессору первым, вы это знаете. Когда проходил мимо его открытого окна, он с кем-то говорил по телефону. Я запомнил только одну фразу: "Не может быть! Какими судьбами?" Я постоял у двери, чтобы не мешать разговору, потом вошел в комнату. И еще запомнилось заключительное: "Надеюсь, старика не забудешь?".
   - И профессор не говорил, кто ему звонил?
   - Он хотел сказать, - вмешалась Валя. - Когда я принесла вино, дядя сказал мне: "Ты знаешь, кто сейчас мне звонил?" Но в это время показались на пороге Масловы. Они сразу стали что-то ему рассказывать. Я так и не узнала, кто разговаривал с дядей по телефону. - Валя задумалась и потом не совсем уверенно сказала: - Но, судя по тону, каким спросил меня дядя, я должна была знать об этом человеке.
   - Может, это Мария Львовна?
   - Нет, речь, по-видимому, шла о ком-то другом. Иначе, зачем бы он стал объявлять мне об этом так многозначительно?
   - Возможно, вы правы, - заметил Жемчужный, допивая остывший чай.
   6. НОВЫЙ ГОСТЬ
   В этот момент скрипнула калитка.
   От калитки к веранде смело шел человек лет сорока, в цветастой рубашке, лысоватый, с сединой на висках, без усов, но с широкой голландской бородкой, аккуратно подстриженной вдоль подбородка. В руках у него был большой мягкий чемодан, оклеенный с боков иностранными этикетками. Поставив чемодан у лестницы, он спросил: