Абрамов Александр Иванович. Приключения на Лесной улице

   Я протянул руку к телефону, и в этот момент он зазвонил сам.
   - Снимите трубку! - заорал из кухни Ганя. - У меня кофе на плиту убежал.
   - Вот безрукий! - в который раз посетовал я и снял трубку.
   - Володя? - поинтересовались на том конце провода. Голос был мягкий и вкрадчивый, и я не узнал его, не вспомнил, спросил раздраженно:
   - Кто говорит?
   - Какая разница, Володенька? - удивился голос. - Ну, знакомый, незнакомый - разве это меняет дело. Я, собственно, вот зачем вас беспокою: не надо ходить в милицию. И звонить тоже не надо.
   Терпеть не могу телефонных розыгрышей. Я так обозлился, что даже не понял: "голос" отлично знает, о чем мы говорили с Людой.
   - Слушайте, - заорал я, - кто вы такой, чтобы давать советы?
   - Тихо! - оборвал меня голос в телефоне. - Не на базаре: орать-то зачем? Я же не настаиваю, я только советую, а вы вольны не принять совет. Хотя и зря: что вам скажут в милиции? Ничего не скажут. А я скажу: был среди свидетелей первого исчезновения маленький старичок в панамке, некто Кокшенов Михаил Михайлович. Так он, говорят, крикнул что-то, когда машина пропала. И, между прочим, не "Москвич" разваленный пропал, а новенькие "Жигули". Вот так-то, Володя, - отечески добавил голос, и в трубке щелкнуло. Я ошалело смотрел на нее.
   - Вы положите трубку, - сказала Люда. - Отбой. Слышите, гудки...
   Я осторожно положил трубку на рычаг, сел оглушенный: ну и дела...
   - Может, все-таки расскажете, кто звонил? - спросила Люда, и Ганя, появившийся в комнате с подносом в руках, тоже спросил:
   - Кто это был?
   - Не знаю, - только и сказал я.
   А что, я и в самом деле не знал моего собеседника. А он меня знал. И что самое странное, он отлично знал все, о чем мы здесь говорили: и о милиции и о свидетелях. Я невольно подумал, что фантастика не закончилась с исчезновением машины. Она продолжалась и с телефонным звонком - как раз в тот момент, когда я решил позвонить в милицию. Она продолжалась и в разговоре, и даже в ехидном сообщении о старичке в панамке: пользуйтесь, мол, дорогие товарищи, ищите, если сумеете. Тут меня осенила совсем уже вздорная мысль.
   Я встал и посмотрел в окно: за столиком, намертво врытым в сухую землю, резвились доминошники. "Рыба!" - кричали они и с силой хлопали о выщербленную крышку стола пластмассовыми костяшками. А может быть, они кричали не "рыба", а, например, "дубль-три" - не знаю, не специалист. Да и неважно это. А важно то, что среди них резвился и орал тот самый "тип в майке", который час назад побил мировой рекорд в беге на короткие дистанции.
   - Так я и думал! - застонал я и упал в кресло.
   - Что вы думали? - встревожился Ганя.
   - Ты в окно посмотри - поймешь.
   Он поставил на письменный стол поднос с кофейником и чашками, высунулся в окно. Люда тоже не поленилась последовать моему совету. Небольшим удовлетворением моей психике послужило явное изумление, исказившее ее невозмутимое кукольное личико: она узнала свидетеля.
   А Ганька не удивился. Он не присутствовал при нашем с ней разговоре и не связывал "типа" с преступлением. Я не оговорился: именно с преступлением, иначе как же назвать эту историю?
   - Ну и что? - спросил Ганя. - Может, он здесь живет.
   Это была здравая мысль, и ее следовало проверить.
   Лифтерша тетя Варя обладала неоценимым достоинством: она знала наизусть анкетные данные всех жильцов нашего кооперативного и соседнего ведомственного дома. И, как справочная "09", всегда готова была поделиться своими знаниями с хорошим человеком. Я, с точки зрения тети Вари, хороший человек: семейный и с положением. Естественно, Ганьку она даже за человека не считала. Вот почему на свидание с лифтершей отправился я, хороший человек.
   - Как здоровье? - спросил я вежливо.
   Тетя Варя оторвалась от вязания (по-моему, она всю жизнь вязала и вяжет один бесконечный носок. Или варежку, но тоже одну и ту же: та же пряжа, те же спицы, та же сосредоточенно-вдумчивая поза) и спросила недипломатично:
   - Узнать чего хочешь?
   Я не стал отрицать очевидного и сказал, что интересуюсь четверкой доминошников: дескать, давно мечтаю изучить эту увлекательную игру, ищу подходы к сборной двора.
   - Какая же это сборная? - возмутилась тетя Варя. - Тут только Мишка-слесарь и Неустроев из тринадцатой квартиры с нашего двора. Тот лысый Мишкин приятель из Черемушек. А мужик в майке и вовсе не наш. Первый раз вижу. Ты уж до субботы потерпи: вот тогда и вправду сборная играть будет. И не одна...
   Я обещал лифтерше потерпеть до субботы и вернулся в квартиру.
   - Ну как? - сразу спросил нетерпеливый Ганя. Своим поспешным любопытством он здорово помогал Люде сохранять нелюбопытную сдержанность.
   - Никак, - ответил я и процитировал лифтершу: - "Мужик в майке и вовсе не наш".
   Люда, видимо, уже познакомила Ганю с нашими предположениями, потому что он стукнул кулаком по столу - кофейные чашки подпрыгнули! - сказал расстроено:
   - Следит за нами, подлец!
   Вероятно, так оно и было: сначала он крутился около нас там, на месте происшествия, потом явился во двор. Даже загадочный телефонный звонок я готов был приписать "типу в майке". И в самом деле, кто же еще знал о том, что мы интересуемся исчезновением машины? Да никто не знал. А "тип" подслушал наш разговор у квасной бочки. Более того, ухитрился подслушать его продолжение в Ганиной комнате. Как он это сделал - еще одна загадка, думаю, непосредственно связанная с первой. Но если первую разгадывает милиция с каким-то научным институтом, то вторая - целиком наша. И никто не сможет помешать нам ее расследовать...
   - Слушайте! - Ганю осенило. - Давайте все-таки позвоним в милицию. Дозвонимся - хорошо, сообщим о "типе" и о его угрозах. А если опять встречный звонок помешает, значит, "тип" и вправду телепат.
   - А я его покараулю, - сказала Люда.
   Действительно, если вкрадчивый телефонный голос принадлежал нашему преследователю, то, стало быть, в тот момент он в домино играть не мог. Как я ни уважаю его предполагаемые сверхчеловеческие способности, в раздвоение личности не поверю, не убеждайте. Я снова подошел к телефону и снял трубку. В ней застыла тишина - ни гудков, ни привычного потрескивания. Я пощелкал рычагом - никакого эффекта.
   - Похоже, у тебя телефон не работает, - сказал я Гане.
   Ганя тоже послушал тишину и высказал предположение:
   - Это он его поломал.
   - Не говори глупости, - возмутился я. - Как, по-твоему, он мог это сделать?
   - А так: позвонил и отключил.
   - Значит, он всемогущ?
   Тут рациональная Люда неожиданно встала на защиту Гани:
   - Вы отрицаете такое предположение? Лично я - нет. Он, конечно, не всемогущ, но может значительно больше, чем обычный человек.
   - Новый супермен, - сыронизировал я, но ирония вышла какой-то слабой и неубедительной.
   - Нет, не супермен. Но почему бы вам не предположить, что он так или иначе связан с пропажей машины? Что это не вульгарная кража, а хорошо поставленный опыт.
   - Был бы опыт, милицию вызывать не пришлось бы...
   - А если это не наш опыт?
   - Чей же тогда? Ученый-маньяк из некой капстраны, жаждущий мирового господства, так, что ли?
   - Глупо, - сказала Люда, - пошло и глупо. Пишите об этом в своих рассказах, может, кто и поверит.
   - А кто поверит в ваши бредни об экспериментаторах из чужого мира? - Я обозлился и не заметил, как высказал собственную догадку: Люда еще не успела ничего объяснить. Конечно, она тут же воспользовалась моим промахом:
   - Вот видите, вы сами верите в эти "бредни". Верите, верите: это же ваша идея.
   Ганька гнусно хихикнул и сунул кулак в рот: сдерживался воспитанный мальчик. Я хотел его осадить, но понял, что уже остыл, перегорел. Да и догадка моя не лишена оснований, если вспомнить о недавних приключениях в пространственном мешке, связывающем два мира, две Земли. Но раз так, значит, пропажа машин - запланированная часть опыта. Или незапланированная, так сказать, побочный эффект. Непредусмотренный расчетами. Но и в том и в другом случаях они должны вернуться назад, иначе пропадает тайна эксперимента. А в сохранении тайны они - участники опыта - явно заинтересованы. Подумайте сами: мы двое - Ганя и я - случайно открыли существование пространственного мешка, волею чего-то непонятного соединившегося с моей квартирой. Будем считать - это только рабочая гипотеза, - что наше невольное "открытие" совсем не входило в планы тех, кто управляет "мешком". Однако два свидетеля еще не опасны: кто им поверит, да и видели они, в общем, не слишком много, чтобы их выводы переросли зыбкий уровень домыслов и догадок. Точно так же рассуждали мы с Ганей, когда решили не рассказывать никому о нашем приключении. Ганька слова не сдержал, поделился с Людой. Но сие не беда: она девочка умная и попусту не болтает.
   Но кто бы мог подумать, что свидетелем "побочного эффекта" с машиной окажется тот же Ганя? И что он немедленно посвятит меня в суть происшедшего. Это совпадение может вызвать у нас соответствующие ассоциации, натолкнуть на разумные выводы. Причем только нас двоих натолкнуть: ни милиция, ни товарищи из института не гуляли по улочке с двумя рядами дощатых домов, а стало быть, никак не связывают пропажу машин с существованием некоего соседнего мира. А мы связываем - это несомненно. Значит, мы стали опасны. Значит, за нами нужно последить. И последнее "значит" - "тип в майке" оттуда...
   - Ну-ка проверь телефон, - сказал я Гане.
   Телефон молчал по-прежнему, и нам оставалось только одно. Во всяком случае, мне так казалось, что одно.
   Я подошел во дворе к доминошникам и спросил тихонько "типа в майке":
   - Можно вас на минуточку?
   Он обернулся испуганно, но, увидев меня, а позади - Люду с Ганей, заулыбался:
   - А-а, свидетели... Ну, чего?
   Он подошел к нам, смешно косолапя и переваливаясь - грузчик или матрос, где ему сотку за восемь секунд одолеть! - спросил (вот тоже: "подошел и спросил"):
   - Может, обсудить происшествие желаете? Так без полбанки трудненько будет...
   - Обойдетесь, - строго сказала Люда, а вечно спешащий Ганька перебил ее, бухнул:
   - Вы зачем нам телефон испортили?
   Даже я оторопел от Ганькиного заявления, а "тип" - так тот прямо глаза на лоб вытаращил:
   - Какой телефон? Ты что, малый, в уме?
   - Он шутит, - исправила положение Люда, - он у нас шутник, балагур. Вы не обращайте внимания.
   - Почему не обращать, - заорал обиженный Ганя, - еще как обращать! - Он рванулся к "типу", схватил его за майку: - Ты почему машину увел, гад?
   Я невольно оглянулся: не слышит ли кто? Но двор в эту жаркую обеденную пору был пуст, а трое оставшихся доминошников, собрав черные костяшки игры, уже шли по своим квартирам.
   "Тип в майке" легко отодрал от себя Ганины руки, сказал высокомерно:
   - Опомнитесь, юноша! Мне странно слушать ваши намеки... - И черт бы меня подрал, если он говорил не тем знакомым баритоном, который полчаса назад звучал в телефонной трубке.
   А "тип" словно понял что-то, подмигнул мне хитро - мол, вспомнил, Володя, ну и молодец! - хлопнул в ладоши и... пропал. А потом появился вновь - уже у ворот на улицу, помахал нам и скрылся в воротах. И догонять его было бы так же бессмысленно, как бессмысленно оказалось Ганькино упрямое любопытство.
   Но Ганя, видно, считал иначе. Он рванулся вперед, протопал по высохшему газону, пугнул из-под куста дворовую бесхозную кошку и вдруг притормозил у ворот, оглянулся растерянно, потом махнул рукой и... тоже пропал.
   Этого я перенести не мог, крикнул оторопевшей Люде:
   - Стойте здесь!
   Побежал к воротам в предвкушении чуда и не ошибся: чудо начиналось сразу от полутемной, прохладной даже в тридцатиградусную жару арки ворот. За ней как это было всегда! - не шумела Лесная улица, за ней стояла сонная и тугая тишина, да и сама арка напоминала скорее вход в подземный гараж: асфальт, полого уходящий вниз, непрозрачная темнота, чуть подсвеченная тусклым вольфрамом электрической лампочки, подвешенной к своду.
   Я осторожно вошел в этот "гараж", в темноту. Собственно, особой темноты не было: тоннель - а больше всего это сооружение походило на тоннель - освещался слабым желтоватым светом, как и у входа. Только у входа висела лампочка, а здесь свет шел ниоткуда, что в моем представлении вполне соответствовало атрибутам чуда. Идти было легко, и я довольно быстро пробежал метров двести до первого поворота. Отсюда под прямым углом уходил в желтую темноту такой же тоннель. Возвращаться было глупо, да и Ганька явно ушел дальше, и я свернул в новый коридор-тоннель. Он тоже тянулся не более двухсот метров и в конце так же под прямым углом заворачивал в сторону. Потом я жалел, что не осмотрел как следует стены и пол тоннеля, из чего они сделаны. Но тогда мне было не до осмотров: я торопился догнать Ганю. То есть это я так себя убеждал, а на самом деле мной владело то боязливое любопытство, которое иногда приводит к поразительным открытиям.
   Поразительное открытие я сделал в конце третьего двухсотметрового отрезка. Коридор внезапно сузился и посветлел. Белый квадрат обрезал его по периметру. Я вошел в квадрат и... натолкнулся на Ганю. Ганя стоял посреди незнакомой комнаты и смотрел в окно. Из окна виднелись последние этажи нашей кооперативной башни, и я понял, что, если подойти к окну, увидишь пустой двор, засохшие клумбы на желто-зеленом газоне, поодаль - коробочки гаражей. Короче, мы попали в одну из квартир соседнего дома, отделявшего наш двор от гомона Лесной улицы. Вот так: вошли в арку под этим домом, долго и нудно спускались куда-то вниз, а очутились в том же доме, но несколькими этажами выше.
   "Как мы здесь очутились?" - я только хотел спросить, но не успел: Ганька приложил палец к губам, зашипел:
   - Тс-с!
   Где-то, видимо на кухне, пела женщина. То есть пением это назвать было трудно: женщина что-то готовила и вполголоса сама себе напевала.
   - А сейчас замесим тесто... - натужно голосила она. Бухнуло что-то тяжелое. - Ох, тяжелая кастрюля, просто руки оборвались! - Потекла вода из крана, звонко разбиваясь об эмаль раковины. - Сейчас мы руки вымоем и полотенцем вытрем! - Женщина перешла на плясовой ритм, и Ганька махнул мне: мол, идем, больше стоять нельзя.
   На цыпочках мы вышли в переднюю. Женщина на кухне перестала петь. Мы замерли. В желудке у меня противно заныло, похолодело, лопнуло и оборвалось: я впервые чувствовал себя вором. Чувство оказалось малоприятным. Женщина помолчала секунду и снова запела:
   - Видно, померещилось что-то от жары... - Подумала чуть-чуть, закончила в рифму: - Отдохнуть мне надо бы, видно, до поры. - Засмеялась, довольная.
   Нас совсем не устраивал ее предполагаемый отдых. Я толкнул Ганю в бок. Он дернулся, потянул за язычок замка. Мы снова замерли в страхе, но дверь не скрипнула, открылась бесшумно, и мы выскользнули на площадку, бросились бежать по лестнице, уже не осторожничая, громыхали подошвами по ступенькам. Внизу остановились, перевели дыхание. Я спросил:
   - Какой был этаж?
   - Десятый. - Ганя облизнул пересохшие губы. - Ну и дела...
   Глубокомысленное замечание его как бы подвело черту под нашими приключениями: ворота вновь стали воротами и за ними все так же шумела улица, громыхал трамвай номер пять и орали про футбол любители крепких напитков. Люда послушно стояла там, где я ее оставил, ждала.
   Доминошники снова заняли позицию за столиком под березой, но это были другие доминошники, и нашего "типа" среди них не оказалось.
   - Чудо окончилось, - сказал я, - пошли подводить итоги.
   Мы расселись по креслам в Ганиной комнате, выпили в молчании остывший кофе, закурили вкусные сигареты "Пэл мэл", которые Ганя взял из кабинета отца-композитора, и я рассказал Люде о темном трехсекционном тоннеле за аркой ворот.
   - Что ты, физик, думаешь о нашем путешествии? - Я намеренно начал с путешествия, оставив истории с машинами на потом.
   - Мы опять выскочили из нашего мира.
   - Согласен. Куда выскочили?
   Он пожал плечами:
   - В очередной "мешок".
   - Предположим. Но тебе не кажется, что "мешок" на этот раз искусственного происхождения?
   - Кажется. Только зачем он нужен?
   - Разумный вопрос. Давай-ка ответим на него, а потом подумаем о том, как тоннель связан с пропавшими машинами.
   - Думаете, связан?
   - Конечно.
   Тут Люда подала голос:
   - Меня не оставляет ощущение, что "тип в майке" пошутил с вами. Устроил вам прогулку по четвертому измерению.
   - Основания? - Я был строг с оппонентами.
   - Очевидная бессмысленность путешествия!
   - Тогда цель шутки?
   - У шутки может не быть цели, на то она и шутка. Но, если хотите: чтобы вы, наконец, прекратили лезть в чужие дела.
   Люда была невежлива, но справедлива. Мы, конечно, мешали кому-то и нам сунули "конфетку": полакомьтесь, ребятки. Но "конфетка" эта казалась мне вынутой из той же коробки, что и случай с машинами. Логика такова: вы хотите узнать, как это делается? Пожалуйста, погуляйте по тоннелю. Вот так и машины пропадали, понятно?
   - Не очень понятно... Как же все-таки пропадали?
   Я поделился сомнениями с ребятами. Люда в ответ только плечами пожала:
   - Вас принцип интересует? Да разве в нем дело? Главное - цель опыта. А она-то мне неясна.
   - А принцип ясен? - Тут даже Ганя не выдержал.
   - Ясен. - Люда оставалась невозмутимой. - Например, треугольник Пенроузов.
   Сумасшедший Ганя вскочил с кресла, обнял Люду, чмокнул в щеку, заорал радостно:
   - Ну, Людка! Ну, молодец! Это же гениально просто, а я, дурак, не допер...
   Я тоже "не допер" и тоже почувствовал себя дураком.
   - Ладно, гении, сдаюсь. Объясните непосвященному вашу абракадабру.
   Видно, потому, что догадка пришла не к нему, а к Люде, Ганя не стал выламываться, по своему обыкновению, и объяснил:
   - Это одна из так называемых "невозможных фигур". Представьте себе модель нашего тоннеля: два перпендикулярных бруска в одной плоскости. Третий брусок перпендикулярен второму и образует с ним другую плоскость, тоже перпендикулярную первой. Если посмотреть на эту фигуру в определенном ракурсе, то наш глаз соединит в одной точке два свободных бруска. Получится треугольник, вернее, проекция на плоскость треугольника, составленного из прямоугольных брусков. - Тут Ганя вооружился карандашом и нарисовал "невозможную фигуру". Вот эту, я сохранил рисунок:
   Потом перевернул листок бумаги и начертил мне еще одну картинку. Вот эту:
   - А вот так она выглядит на самом деле. - Ганя полюбовался на рисунки. Здорово, а?
   - Здорово, - согласился я. - Очень впечатляет. Но какое отношение все это имеет к нам?
   Ганя хотел было ответить, но вмешалась Люда.
   - Я считала, что вы соображаете быстрее, - презрительно сказала она, и я молча проглотил явное оскорбление: мне хотелось узнать, что они придумали. Ваш тоннель - трехмерная модель четырехмерной фигуры, с помощью которой машины перемещались в пространстве.
   Я, конечно, был глуповат, а она умна, образованна, пытлива, изобретательна и еще миллион определений из толкового словаря. Я был глуповат и нахален. Я честно признался:
   - Ничего не понял. Как мы попали на десятый этаж?
   Ганя тяжело вздохнул и сказал Люде:
   - Дай я ему объясню. Может, поймет... Мы прошли по трем коридорам, эквивалентным трем брускам треугольника Пенроузов, и очутились в точке их мнимого касания. Точка эта - квартира с поющей теткой - находится как раз на одной вертикали с воротами.
   - А почему мы не почувствовали подъема?
   Ганя решил быть таким же терпеливым, как Макаренко, Корчак и Сухомлинский, вместе взятые.
   - Потому что в четвертом измерении, где мнимое касание становится действительным, все стороны треугольника лежат в одной горизонтальной плоскости.
   Принцип треугольника и нашего путешествия я, кажется, понял. Оставалось неясным еще одно:
   - А при чем здесь машины?
   - При том, что они путешествовали по такому же "тоннелю-треугольнику".
   - Куда путешествовали?
   - Откуда я знаю? - огрызнулся Ганя, а девушка Люда сказала мягко:
   - Вот это я и назвала целью опыта. Как видите, мы не знаем ее.
   У меня, непонятливого, кажется, созревала догадка.
   - Скажите мне, - начал я, - чем этот ваш треугольник прогрессивнее лифта? По-моему, на лифте удобнее...
   - А вот прогрессивнее! - уперся Ганя. - Четвертая координата может быть сколько угодно малой, остальные три от этого не изменятся. Значит, по одному и тому же - по размеру, конечно! - "треугольнику" мы попадаем из ворот на десятый этаж и, скажем, из Москвы в Гонолулу. В Гонолулу, - повторил он, будто прислушиваясь к звонкому названию, и вдруг хлопнул в ладоши, совсем как "тип в майке": - Дураки мы, Людка! Вот же она, цель опыта! - Он восторженно заходил по комнате, натыкаясь на кресла. - Мгновенное перемещение в пространстве! Земля - Марс за минуту! Проводите уикенд только на Гавайях! Каково, а?
   Перспектива и впрямь была радужной. Даже Люда милостиво заметила:
   - А ты ничего, соображаешь...
   - Еще бы! - Но вдруг радость его поубавилась, он сказал озабоченно: - Да, а машины... Куда машины девались?
   - Никуда не девались, - предположил я. - Стоят себе в гаражах, а владельцы их дух переводят. Опыт-то кончился...
   И тут у входной двери забулькал звонок.
   Я первый раз видел Ганю таким растерянным. Он смотрел на нас с испугом, с недоумением, с ужасом, если хотите, а сзади - в дверях - улыбался нам лейтенант милиции, в светло-серой летней форменке, в руках черный чемоданчик-атташе. А час назад он ходил по двору в синей майке и небрежно совершал нуль-транспортировку от доминошного столика до ворот на Лесную.
   Честно говоря, я подумал так и тут же отбросил вздорную мысль: не может быть такого, не верю! Это обыкновенный оперативник из МУРа, а тот "тип" давно убрался в свой мир по треугольнику Пенроузов. А то, что похожи они, так разве ж нет на белом свете похожих людей? Еще как есть. Даже двойники попадаются.
   А лейтенант отодвинул Ганю, прошел в комнату, поставил на стол чемодан.
   - Здравствуйте, товарищи, - сказал он, и голос его совсем не походил на загадочный телефонный баритон. - Я Королев, из МУРа. - Он отстегнул пуговицу на кармашке и протянул мне удостоверение. В удостоверении было сказано, что Королев Сергей Николаевич является следователем Московского уголовного розыска. - Я по поводу машин. К вам, - он кивнул Гане и Люде. - Тут вот какая штука: нашлись машины.
   - Где нашлись? - подался вперед я.
   - В том-то и странность, что в своих гаражах они были.
   - А водители?
   - А водители ничего не знают. Твердят в один голос: жара, померещилось что-то, на секунду сознание потеряли, не помнят, как до дому доехали. Говорят, будто черная дырка появилась перед радиатором, а вокруг - кольцо белое, ну, бублик такой. Вот тут-то и сознание долой! - Он засмеялся негромко. - А к вам я забежал, чтобы передать: мол, не волнуйтесь, никуда вас не вызовут. Дело, как говорится, закончено. Ну, извините за беспокойство, я пошел.
   Он взял чемоданчик, помахал мне - почему-то только мне! - хлопнул в ладоши и... пропал.
   Ганя рванулся к двери, распахнул ее, выбежал во двор, потом вернулся, сказал расстроено:
   - Никого.
   - А ты догнать его хотел? - усмехнулся я. - Напрасный труд. Когда мы им снова понадобимся - не дай бог, скоро! - они сами нас найдут.
   Я не ошибся. Но это уже совсем другая история.
   3. Аномалия
   Однажды в жизнь каждого человека приходит нечто странное, непонятное, почти мистическое. А может, и без "почти" - просто мистическое. Ну попробуйте, пошарьте в памяти, напрягитесь, вспомните - и тогда всплывет наружу тот самый заветный случай, который не объяснит ни физика, ни философия, ни логика ваша замечательная, и придется вам всерьез подумать о некой "высшей силе". О ее происках. А ведь нет ее, нет - доказано научно, в нее сейчас даже бабки не верят и лишь по ветхой привычке ставят желтые свечки у желтых иконных риз.
   Давайте назовем это странное "аномалией" - красивым заграничным словом. Давайте назовем его так и признаем, что аномалия эта самая существует повсеместно. Как говорится, киньте в того камень, кто безгрешен. То есть не страдал от аномалии. Нет таких на нашем реальном белом свете - и точка. Другое дело, что проявляется она по-разному: у кого побольше, у кого - чуть-чуть. А у кого-то от красивого заграничного слова дрожат коленки. Не в переносном смысле - буквально.
   Вот я, например, виляю коленками целый день. То есть, если быть точным, полдня, ибо поначалу я свою аномалию не замечал, потом не принимал всерьез, усмехался с опаской и себя успокаивал: мол, бывает же ерунда, ничего страшного, прими снотворное и спи до утра. А потом все началось, как пишут в классических романах, с новой силой, и вот тут-то я испугался.
   Но в чем же дело? Что заставило меня "праздновать труса", как пишут в тех же романах?
   А началось все с того, что утром я отправился к себе в редакцию. Вышел из подъезда, завел "Жигуленок", порулил задом сквозь строй "проклятых" автособственников и ненароком вспомнил о портфеле с рукописью статьи, забытом в квартире. Ну, тормознул, глушить двигатель не стал, пошел за портфелем.
   - Теперь пути не будет, - недружелюбно сказала жена.
   Она не любила, когда я возвращался с полдороги: над ней довлела темнота ее далеких суеверных пращуров.
   - Не говори глупостей, - не менее недружелюбно сказал я.
   Мои пращуры, по моему убеждению, были высококультурными передовыми людьми.
   Я кинул портфель на заднее сиденье и врубил первую передачу. Сначала я выехал со двора через арку, поехал по Лесной вдоль трамвайных путей, честно постоял у светофора, перемахнул через Новослободскую и вырулил на Палиху. Тут меня подстерегла мелкая неприятность в виде запрещающего знака, более известного под названием "кирпич": на Палихе вскрыли асфальт и прокладывали трубы.